Ответы на вопросы читателей

Дата: 2025-05-25; Просмотры: 18

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Б.Г.: Техническое предупреждение возможным слушателям: вы имеет дело с компьютерно генерированным изображением Александра Кана и Бориса Гребенщикова. Вы сами понимаете, что оригиналы находятся в других местах, занимаются своими делами, а вы наблюдаете испытания новой очень интересной нано-интернетной программы, где компьютерно генерированные изображения разговаривают, как будто бы они были настоящими людьми

Би-би-си: В Лондон тебя привел концерт, состоявшийся 21 мая в лондонском "Ройял Альберт холле". Об этом концерте мы уже рассказывали и в радиопрограммах, и на нашем сайте, но тем не менее, не всем еще поклонникам группы "Аквариум" об этом известно. Что это был за концерт, как он случился и что означал для тебя?

Б.Г.: "Ройял Альберт холл" - для непосвященных - это, вероятно, главный концертный зал по крайней мере Европы, если не всего мира, который функционирует непрерывно уже 137 лет. И за это время там происходила масса интересных событий, включая концерты Cream, Хендрикса, Led Zeppelin, Rolling Stones и Beatles одновременно на одной сцене и очень многих других достойных людей. И мы счастливы, что мы первыми из русских артистов, работающих в этой области, появились на сцене "Альберт холла" и представили собой русскую музыку.

Би-би-си: Как появление "Аквариума" в Альберт холле в Лондоне оказалось именно под эгидой фонда Шри Чинмоя?

Б.Г.: Дело в том, что концерт был личным подарком Шри Чинмоя мне и "Аквариуму". Не знаю, как гуру догадался, что мне будет приятно там сыграть, потому что я ему про это не говорил. Но он подумал и неожиданно при нашей встрече в Болгарии в начале года он сказал, что хочет, чтобы я сыграл в "Альберт холле". Я подумал: "Конечно, гуру может все", но для меня это было приятной неожиданностью... Через полтора месяцев он мне позвонил и сказал: "Выбирай число". Это была для меня большая честь.

Би-би-си: Какие ощущения от сцены, от зала, от той атмосферы, которая была?

Б.Г.: Я очень доволен тем, что произошло и даже тем, как мы сыграли. Зал удивительно приятный, такое ощущение, как будто мы там всю жизнь играли. И мне приятно, что мы там играли ну точно то, что всегда в Костроме или, допустим, в Харькове, то есть не пришлось ничего подлаживать специально под эту площадку. За одним маленьким исключением: мы сделали перерыв - по просьбе "Алберт Холла", они просят в середине концерт делать перерыв - и была возможность сыграть даже немного больше того, что мы обычно играем. В итоге мы были на сцене три часа.

Би-би-си: На концерте было объявлено "Борис Пурушоттама Гребенщиков". Это то самое духовное имя, которое ты получил от гуру? Как ты теперь будешь относиться к этому имени? Будет ли новое имя лишь эпизодом, связанным с этим концертом, или нет?

Б.Г.: Здесь все проще, потому что это не первое мое духовное имя, мне не раз давали имена тибетцы, и другие люди тоже. Если гуру видит меня так и хочет называть так, то, естественно, "Пурушоттама" легче произносить, чем "Борис Гребенщиков". И для меня это большая честь, потому что мне приятно, что горячо любимый мной человек отличает меня от всех остальных настолько, что дал мне особое имя, и даже не пришлось стоять в очереди. Многие его ученики ждут получения имени очень долго, а на меня это как-то неожиданно свалилось. Мне просто приятно, что у нас с ним такая связь вот так выразилась. Я не думаю, что в автобусе или в метро или гаишники будут называть меня Пурушоттама, но это и не обязательно.

Би-би-си: А на афишах и на пластинках?

Б.Г.: Я думаю, что вообще фамилия "Гребенщиков" должна исчезнуть, потому что если это музыка, то это "Аквариум". То, что на лондонских афишах было выделено "Гребенщиков", это просьба местных организаторов в условиях Лондона. Потому что когда я в "Аквариуме" - я в "Аквариуме" я ровно на том же положении, что и все шестеро.

Би-би-си: С этим связан как раз один из наших вопросов, присланный Юрием Гордоном, пользователем Rambler.ru. "Аквариум" последних лет - это все-таки группа, или Борис Гребенщиков и несколько людей, которые нужны ему для самовыражения, спрашивает он. Он поясняет, что на вопрос его натолкнуло количество участников группы и частая смена состава.

Б.Г.: Это вопрос сложный и долгий, но по сути своей очень простой. Конечно, об этом нужно спрашивать не меня, а ребят, которые играют в группе. Пусть они скажут, как они это все видят. Для меня это шесть человек, которые занимаются одним и тем же делом, и каждый в своей области имеет право вето. Нынешний состав для меня, наверное, даже в большей степени группа, чем любимая стариками группа 70-80-х годов, где, на самом деле, в концертах участвовал тот, кому было не лень прийти. Так что теперь наш состав значительно более постоянный.

Би-би-си: Но старый состав был всем хорошо известен, а новых музыкантов мало кто знает. Может, стоит рассказать немного о нынешней группе?

Б.Г.: С удовольствием расскажу о группе, но чтобы уж поставить еще одну точку над еще одним "i", я скажу, что, когда тот старый состав действовал, он был совершенно никому не известен. Потому что до 1987 года о нас ни одна собака не писала.

С 1987-89, пока мы еще играли реально, состав уже начал меняться. Сева всегда приходил и уходил, большую часть этого времени его просто не было; Ляпин и Курехин появлялись и исчезали, как они хотели; Дюша приходил потому, что у него была масса своих дел, тоже появлялся и исчезал; реально был Тит и я, два человека, которые были всегда. Остальные приходили и уходили.

О каком таком золотом составе идет речь, сложно понять, потому что этого состава реально никогда не существовало. Но если людям нужна легенда, я счастлив им представить легенду - да, все было именно так, как вы думаете. Правда, я не совсем знаю, что вы думаете...

Би-би-си: Ну, хорошо, тогда о сегодняшнем составе.

Б.Г.: Сегодня в составе помимо меня пять человек. Я пою и играю на гитаре, пишу песни и принимаю участие в их аранжировке.

Боря Рубекин играет на клавишах, но большей частью он находится в компьютере и является нашим компьютерным центром, организатором и распорядителем. Он все записывает, он все играет, все редактирует, сводит, и без него никого из нас никто бы не услышал.

Игорь Тимофеев - гитара, саксофон, флейта, дудук, кларнет, мандолина...

Би-би-си: У него ведь джазовое прошлое, правильно?

Б.Г.: Когда я его взял в группу, мне просто понравилось, как он играет, и замечательный человек. Каково же было мое удивление, когда я через года полтора игры вместе с ним залез в интернет и прочитал, что он, оказывается, один из выдающихся молодых саксофонистов России, что у него огромная джазовая карьера, которую он бросил ради нас. Я ему говорю: "Игорь, может, на саксофоне поиграть?" Он: "Нет, мне на гитаре больше нравится". "Yes, ok".

Би-би-си: На самом деле жаль, мне кажется, больше саксофона бы украсило звучание группы.

Б.Г.: Поверь, я стараюсь, пытаюсь всунуть саксофон в каждую возможную паузу, и не всегда это получается, не всегда Игорь этого хочет.

Андрей Суротдинов - классически выученный барочный скрипач, который наступил на горло собственному барочному смычку и играет с нами совсем другое, не переставая при этом играть старинную музыку тоже. У него огромный опыт в классической музыке, он продолжает это делать. По счастью, он единственный человек в группе, с которым можно выпить и обсудить барочные исполнения Иоганна Себастьяна Баха часа два с полным удовлетворением.

Андрей Светлов, уроженец Парижа, Латвии и всего остального мира, посол, как бы это сказать, грува. И, как посол грува, не всегда бывает понят, не всегда бывает принят, но последние полтора года, что мы с ним играем, всегда вносит в песни большое оживление. И тот факт, что суфии сообщества Gnawa признают его за своего и в качестве приза и доказательства дали ему какой-то безумный музыкальный инструмент, который он иногда использует, говорит о том, что человек он очень не случайный.

Ну и the last, but not the least, Шар - перкуссионист, который теперь стал ритмическим сердцем коллектива.

Би-би-си: У него тоже джазовое прошлое, я помню, что он играл в группе "Zet".

Б.Г.: Да, у них всех большое темное прошлое, от которого они отреклись, то есть карьеру всем этим людям "Аквариум" испортил.

Би-би-си: Многие из присланных нам вопросов касаются глубокой истории. "Правда ли, что название группы происходит от неофициального названия старой пивной, когда-то существовавшей на Будапештской улице Ленинграда?"

Б.Г.: Такова версия моего друга Толи Гуницкого, с которым мы вместе и основали "Аквариум" летом 1972 года. Но я с ней абсолютно и полностью не согласен. Потому что пивом я не интересовался никогда - ни тогда, ни сейчас. И я твердо знаю, что название "Аквариум" было придумано в самой середине теперешнего Троицкого моста через Неву, приблизительно между серединой и выходом с моста к Петропавловской крепости, в результате того, что мы в течение трех суток перебирали все возможные слова.

Би-би-си: Вы были вдвоем с Гуницким?

Б.Г.: Да, мы ходили по городу, ездили по городу, передвигались всеми методами и перебрасывались трое суток, без сна и отдыха, сочетаниями слов, одно из которых должно было стать названием группы. Мы были умные люди, значительно умнее своих лет, и мы поняли, что для удачной группы в первую очередь нужно название. Музыка, умение играть и все остальное - приложится. Если будет правильное название, то фэн-шуй сразу ляжет как надо.

Двое с половиной суток мы этим занимались, и примерно в 17 часов на этом мосту, то ли он, то ли я, вот этого я уже сказать не могу, сказал: "Аквариум". Мы остановились, посмотрели друг на друга и сказали "О! Может быть".

Би-би-си: Вот еще вопрос к этой же поре, от Игоря, читателя нашего сайта. "Когда вы написали первую песню? Что побудило к этому? Кем вы ощущаете себя прежде всего - художником, который многое может выразить, или лишь проводником высших сил?"

Б.Г.: Первую песню я написал на английском языке, в девятом классе средней школы. Написал даже сразу несколько, по-моему, потому что я играл в школьной группе на танцах, в абсолютно другом районе города, и мне нужно было что-то изображать. Я попробовал написать песню, получилось хуже, чем у "Битлз" и "Стоунс", немножко, но мы ее тоже играли.

А потом было озарение: я шел по улице и понял, что то, что я хочу передать, на чужом языке, известном, в общем, по наслышке, не выразить. Что настоящее можно передать только на своем языке. Тогда мне пришлось поставить крест на карьере song-writerа с английскими текстами, которая, безусловно, принесла бы мне много денег, и пришлось писать песни по-русски.

Меня все долго уверяли, что это делать невозможно, что русский язык просто не приспособлен для рок-песен, как это тогда называлось. Меня отговаривали все в течение двух-трех лет. А я говорю: "Ну не может же быть, должно же быть что-то такое"... Мне говорили: "Нет, у нас этого нет, и быть не может, потому что русский язык не приспособлен ".

Мне пришлось доказывать, что это не так. От доказательств я и начал писать песни. Первую такую песню я написал за месяц до основании "Аквариума", она называлась "Все должно пройти", и, по соображениям приличия, эта песня похоронена навеки и никогда вспомнена не будет, потому что она была не самая интересная из тех, что я написал в жизни. Хотя все равно аккорды там были смешные.

А потом, как только "Аквариум" появился, песни начали потихонечку идти... Они были довольно странные. Первые приличные песни я начал писать примерно в 1976-77 годах, и появились они в альбоме "Все братья - сестры", который мы с Майком записали. Это на самом деле была первая пачка приличных песен, и, как ни странно, по сей день многие из них остаются в программе.

Что касается второго вопроса: я, безусловно, не художник и не пытаюсь ничего выражать, и оставленный сам по себе выражать ничего бы и не стал, мне и так хорошо. Но писание песен - увлекательная вещь. Иногда я слышу какое-то безумно красивое сочетание звуков, слов, чего-то еще... , и мне становится интересно, как в детективе, узнать, что будет дальше, куда это может привести. И поддаваясь этому соблазну, я пишу песню, это может занять от получаса до десяти лет. Но это того стоит. Когда это случается, я очень счастлив.

Наверное, я проводник чего-то, красоты скорее всего. Я не проводник, я фан красоты, я люблю красивое. И когда есть красивое, что все остальные не слышат, а я слышу, я пытаюсь это осуществить и донести до людей, вот и все.

Би-би-си: Вопрос от читательницы Rambler Лилии. Довольно ехидный вопрос. "Уважаемый Борис Гребенщиков, как вы думаете, до какого примерно возраста вы будете или сможете петь на сцене? Когда наступит время вовремя уйти, чтобы не стать второй Аллой Борисовной в колготках и детском мини?"

Б.Г.: Вот дело в том, что именно перспектива надеть колготки и детское мини и держит меня на сцене. Иначе я бы давно ушел. Время уйти для меня было в 1986 году - самое лучшее время для ухода. Потом, конечно, в году в 90-91-м было бы идеально, если бы я ушел, если бы я умер, было бы еще лучше. Но, к сожалению для многих людей, все-таки я не умер и не ушел, поэтому появился "Аквариум" версия 2, 3.

И я буду вылезать на сцену иногда, с вашего позволения, когда мне будет этого хотеться. Потому что я могу петь и не на сцене, а сидя дома или в студии. Но поскольку мне глубочайшим образом наплевать на то, что думают обо мне люди, которые сидят в зале... может, они думают: "Старая развалина, пора бы тебе умереть уже лет 20 как и заткнуться и никогда больше не петь"... Я с ними согласен! Но так получилось, что я еще живой, и мне нравится петь. Поэтому пока мне нравится, я буду петь, и, собственно, никто никого не заставляет приходить на концерт.

Но я надеюсь дожить до того момента, когда я действительно выйду на сцену в колготках и детском мини, и тогда вы содрогнетесь.

Би-би-си: Поскольку у нас тут образовалась аналогия с одной звездой российского шоу-бизнеса, то озвучу еще один вопрос от читателя русской службы Би-би-си Сергея из России: "Егор Летов в одной из своих песен поет: "Если бы я смог выбрать себя, я был бы Гребенщиков. Что это: комплимент, шутка, оскорбление?".

Б.Г.: Конечно, комплимент. Наверное, можно повернуть и по-другому, но это красиво. Я тоже рекомендую, да. Я бы сам бы сказал бы то же самое. Я ни с кем, честно говоря, не хотел бы поменяться местами.

Би-би-си: Есть еще несколько вопросов, связанных со свободой творчества, причем не в те прежние времена, когда чувствовался гнет идеологической цензуры, а в сегодняшней России. Наш читатель Алексей Момрозов спрашивает: "Вправе ли вы самостоятельно распоряжаться своими песнями, или же вы связаны контрактом с записывающей студией?"

Б.Г.: Мы не связаны контрактом ни с кем, для каждого нового альбома мы договариваемся с какой-то из фирм звукозаписи, которая его выпускает, и контракт, как правило, довольно недолговременный. Мы стараемся все права удерживать, чтобы никто не мог нами рулить.

Би-би-си: То есть это осознанная тактика?

Б.Г.: Конечно. Любой альбом или набор альбомов продается на какое-то время, и потом мы забираем права назад.

Би-би-си: Переиздавать вы можете как угодно?

Б.Г.: Да. Из имеющихся у нас возможностей эта, наверное, самая оптимальная. Если бы были хорошие честные фирмы большие, которые бы занимались нами в комплексе, то я бы с удовольствием с ними имел дело. Но поскольку у нас в России "фирма" - понятие не очень надежное, они сегодня есть, а завтра могут во что-то другое превратиться, или перестать существовать, или что-то еще... Поэтому мы предпочитаем политику коротких альянсов.

Би-би-си: Вот еще вопрос от читателя BBCRussian.com Андрея Гильванова из Ванкувера: "Был ли случай, когда вы писали что-то на заказ?"

Б.Г.: Я написал на заказ шесть или восемь песен для Свердловского ТЮЗа в 1982 году . По счастью, песни достаточно глубоко похоронены. Не то что бы они были чудовищные - они были значительно хуже, чем чудовищные, но меня попросили, и я написал. В общем, я не очень ими доволен, надеюсь, что они не выплывут на свет божий, там нечему выплывать.

Потом я написал пару песен для телевидения примерно году в 1984. Тоже что-то ужасное. Они тоже не выплыли, но честное слово, там и нет смысла... Вот те два случая, которые я помню. Боюсь, что больше не было таких искушений, потому что никто в здравом уме мне песню не закажет - у меня не получится. У меня получается, только когда я сам по себе. В неволе не размножаемся.

Би-би-си: Я знаю, что ты всегда тщательно следишь за музыкальными новинками. Эльза из России, наша читательница, спрашивает, есть ли у тебя любимая новинка 2007 года?

Б.Г.: Боюсь, что в 2007 принципиально нового что-то не слышал. Есть группа Battles смешная, о которой все в Англии говорят. Я послушал, но пока не уверен, что это так уж хорошо, но по крайней мере это интересно. Томпсон, Маккартни, Робин Вильямсон - все выпускают, но ничего нового принципиально там нет.

Я рассчитываю, что в lo-fi области где-то что-то бродит очень смешное... Да, вышел "Future clouds and radar", группа бывшего солиста Cotton Mather Роберта Харрисона. Очень люблю эту группу. Он выпустил двойной альбом, очень неплохой, без того напора, который был в Cotton Mather, но все равно очень интересный.

Но я ищу, на самом деле, бредятину, мне надоела прямая музыка.

Би-би-си: Твои энциклопедические музыкальные знания как нельзя лучше накладываются вот на эту новую роль радио ведущего. Читательница сайта русской службы Би-би-си, зашифровавшись под ником Светосила спрашивает: "Что вам дает работа на радио, и как вы оцениваете работу других коллег Макаревича и Дилана?"

Б.Г.: Я не слышал ни того, ни другого, к сожалению. Не успел пока. Archie Fisher тоже, кстати, радиоведущий, даже в большей степени, чем певец, хотя я его очень люблю.

Но моя работа - это потрясающая возможность отвечать за базар. Потому что так легко сказать: "Ну, Иоганн Себастьян Бах...", а когда мне приходится делать передачу, 46 минут, 10-11 минут трепа, но мне нужно знать, что я говорю. Я зарываюсь, и у меня получается такой мини-университет - сегодня это, завтра это, послезавтра это, и я открываю мир для себя, я начинаю понимать, что я что-то теперь знаю... . Так что за ваш счет, дорогие мои слушатели любимые, я устраиваю себе образование.

Би-би-си: Ну, это как определение журналистики: удовлетворение собственного любопытства за чужой счет.

Б.Г.: Совершенно верно, это именно оно и есть. Еще вспомнил из новых веселых вещей - был такой ди-джей Гонзалеса, его альбом "Gonzales Uber Alles" у меня дети слушали. Он теперь переключился на фортепиано, и просто записал фортепианную пластинку, которая очень интересная. Она никакая, ничем не привлекательная, но в ней шарм офигительный.

Би-би-си: Наша читательница из Киева Наташа спрашивает: "В каком году ждать нового альбома?"

Б.Г.: Я должен сразу сказать, в эпоху всемирного потепления и глобализации ждать чего-либо не стоит, природа непредсказуема, и невозможно предугадать, что будет дальше.

В данный момент мы не заняты никаким альбомом. Более того, если я найду какую-то форму не альбомную, которая будет идти поперек шерсти и не будет влезать ни в какие форматы, я это сделаю первым делом.

Но, сказав это, я должен сказать, что со вчерашнего вечера я увлекся одной новой идеей, о которой рассказать я никак не могу, и которая мало имеет отношения к тому, что мы делали доселе. И сегодня на набережной Темзы я уже начал ее писать. Я сидел и играл на укелеле и писал, очень симпатично пока получается. Но это будет что-то, чего никто от нас не ожидает по счастью. И вернувшись домой, я первым делом начну это пробовать. Так что что-то у нас есть, а в какой форме мы это выпустим - следите за сайтом.

Би-би-си: Борис, есть у нас вопросы, которые относятся к тебе скорее как не к музыканту, а к думающему человеку, размышляющему о судьбах России, мира. Наш читатель Вадим из России спрашивает: "Как вы относитесь к современной России? Я понимаю, что вы человек без границ, человек мира, я очень уважаю ваше мнение. Все-таки это гигантское расслоение общества в духовном, нравственном, денежном эквивалентах. Сильно похоже на те времена, когда весь СССР работал на Москву. Я простой врач и, как говорится, "за морем не был". Сильно ли отличается Запад от России? Живу-то я в тьмутаракани, вряд ли уж выберусь за границу со своей зарплатой в 3000 рублей. Очень грустно, Борис, и противно это беззаконие. Вам же пожелаю здоровья и бодрости духа, и не исчезайте так надолго. Вы нужны стране и именно сейчас как никогда".

Б.Г.: Понимаю вопрос и глубоко переживаю вместе. У нас все начнет улучшаться, когда повысят зарплату врачам, учителям, когда власти на местах начнут об этом думать. Расслоение общества в России, насколько я помню, было всегда. Просто были периоды, когда это так маскировалось, так было не принято говорить, что казалось, что все нормально. Но, судя по тому потоку денег, который освободился в 90-е годы, вы можете себе представить, как много денег было у коммунистической партии и у всех остальных. Тогда люди жили значительно лучше, потому что тот ручеек, который попадал к людям, все-таки более-менее поровну распределялся. За последние 15 лет все старые механизмы были разрушены. Вот теперь мне кажется, я могу ошибаться, что пытаются что-то отстроить заново, и для части людей жизнь становится не столь искрометной, как в 90-е годы. В 90-е годы у власти были настоящие бандиты с пистолетами. Сейчас уже не так, и мне кажется, это залог того, что может стать лучше. Но никакие прогнозы в России, насколько я знаю, не действуют. Поэтому остается даже ничего не ждать, а делать свое дело и верить в то, что будет лучше. Я на это надеюсь.

Би-би-си: В этой связи сходны два вопроса - от наших читателей Владимира и от Елены. Елена спрашивает: "Есть ли у вас образ России, в которой вы хотели бы жить?" А Владимир более конкретно, на тему последних лет: "Можете ли вы сформулировать национальную идею?"

Б.Г.: По поводу национальной идеи отвечу сразу. Давайте сформулируем идею женственности и посмотрим, останутся ли потом женщины или нет. Если сформулировать национальную идею России, то страну можно просто вычеркивать из списка живых, потому что формулируемое уже не живо. Ребята, Россия существует довольно давно. И как-то успешно существовала без формулировки, никого не спрашивала. Зачем формулировать, кому это в голову пришло? Или нужен алгоритм, чтобы отличать чистокровных от нечистокровных? Ну, простите, это фашизм. Зачем, я не знаю.

А образ России, в которой я бы хотел жить, - это сегодняшняя Россия, где просто справедливость доведена до нормальной планки. Где люди, которые трудятся, получают за свой труд. От каждого по способностям, каждому по труду :)

Би-би-си: Вот ты упоминал женственность, а я вспомнил, как мы когда-то обсуждали тему матриархата. Ты проповедовал одно время идею того, что у власти должны быть только женщины.

Б.Г.: Я не проповедовал, я как пророк говорил: "Ребята, это наступает, и вы от этого никуда не денетесь!"

Би-би-си: Наша читательница Инна спрашивает следующее: "Времена, когда на российском троне находились женщины, в частности, Екатерина II и Елизавета, были благотворны для страны. Как вы считаете, необходима ли России женщина-президент?"

Б.Г.: Вы знаете, необходимы - не то слово. Когда Россия созреет, думаю, что хуже не будет, будет только лучше.

Би-би-си: А вот еще вопрос, который задает Андрей, через сайт Rambler: "Согласились ли бы вы стать министром культуры Российской федерации? Или же с культурой России невозможно ничего сделать, и она сама развивается эволюционным путем, впитывая и отвергая деградированный опыт?"

Б.Г.: Понимаю, и это вопрос более практический, чем это может показаться, но я считаю, что это не мое занятие. Я был бы плохим министром культуры, поэтому заранее отказываюсь и уже отказался от всего этого, думаю, что мне место в уединении и в созерцании. У меня был момент в жизни, когда я объявил всем своим друзьям, что я складываю с себя все официальные полномочия, которые есть или могут быть, и остаюсь просто человеком. Вот я остался просто человеком и ничем другим уже не буду.

Би-би-си: Среди наших вопросов, связанных с Россией, есть один о религии. Юра Гордон прислал вопрос на сайт нашего партрена Rambler: "Борис, вы человек православный, вроде бы и никогда от этого не отказывались. С чем тогда связаны ваши многолетние и многотрудные поиски на Востоке? Вам не хватает чего-то, что нет в православии, или что-то еще?"

Б.Г.: Спасибо за вопрос. Мне всегда представлялось, что для полноты картины недостаточно знать один язык. Лучше знать несколько языков. Для полноты картины недостаточно знать свою деревню, хорошо бы съездить и в город, и в другую деревню - посмотреть, как там люди живут. Потому что иначе мы падаем жертвами местечковости. Для полноты картины недостаточно знаний об одной религии, потому что тогда впадаешь в ересь и считаешь, что все остальные не правы, а ты прав. Чем и грешат многие православные священники.

Я говорю и простым людям, и священству, и всем остальным людям на земле: не судите, блин, и не судимы будете. Прежде чем критиковать кого-то, или говорить, что они второго сорта, что они хуже - сначала узнайте то, чем они занимаются. К сожалению, не все хотят узнавать. Всем достаточно сказать, что наша религия лучшая, и нам не нужно знать ничего другого. Это печальный взгляд, который может привести к очень искривленной картине мира и совершенно не к тому, о чем говорил Христос.

Перед Богом все равны во всех смыслах. И мусульманин, который называет Бога - Аллах, и православный, который называет Бога так, как он его называет, и католик, и индуист, и все-все-все люди на земле имеют дело с одним Богом. С моей точки зрения, предосудительно и опасно считать, что я прав и я пуп Земли, а остальные все еретики, неправы и не знают, о чем они говорят. Это взгляд невежественного человека, поэтому давайте считать, что религии должны быть разными, также как и разные культуры. Но говорить, что одна лучше другой, опасно и близко к фашизму.

Би-би-си: Близкий вопрос от нашего читателя Алексея из Японии: "Какое влияние оказала на ваше творчество восточная философия, особое восприятие красоты, свойственное людям Востока. И в чем, по-вашему, эта особость?"

Б.Г.: С прискорбием скажу: влияния ну никакого. Я бы так хотел управлять своим творчеством, но абсолютно не управляю. Я хочу писать всю жизнь одно, а пишу совершенно другое. Может быть, восточная философия оказывает влияние на то, как я живу, и тогда это как-то переливается в творчество. Но это абсолютно на не осознанном уровне.

Мне нравится восточная философия тем, что она более или менее деятельная - когда ты знаешь, что делать с собой. В то время как у нас философия - она довольно философская, мы можем сесть на кухне и поговорить, как устроен мир. Но как при этом сделать, чтобы мы сами стали лучше, мы не знаем. Восточная философия мне нравится своими рецептами того, как стать лучше.. Я бы и хотел, чтобы это перетекло в творчество, но не получается.

Би-би-си: Вот мы с тобой сидим в Лондоне, ты живешь в Петербурге, много времени проводишь в переездах. Алексей Степанов прислал вопрос на Rambler: "Существует ли у вас любимый или самый комфортный город мира?"

Б.Г.: Честно говоря, сложно отвечать на это. Лондон, наверное, одно из самых радующих мое сердце мест на земле. Но когда я в Петербурге - городе, в котором я прожил 50 с чем-то лет, я не могу сказать, что он меня не радует, потому что я его знаю наизусть. Естественно, я его люблю. Но когда я приезжаю в Париж, где мне не должно нравится, мне там тоже нравится. И в отдельных частях Нью-Йорка мне нравится, и в Индии, и в Японии. Что со мной делать, не знаю.

Би-би-си: Борис Щеголев прислал интересный вопрос на Rambler: "Памятник какому человеку вы поставили бы в Питере?"

Б.Г.: Знаете, я бы все памятники убрал, а лучше бы из плохих кварталов сделал что-то красивое и архитектурное. Перелил бы на металл и использовал в индустриальных целях. Памятники должны быть из полупрозрачной пластмассы, они должны светиться изнутри и желательно еще двигаться. Я все жду, когда эта идея будет осуществлена. Железный памятник - это же так скучно. А вот если общественный деятель светится изнутри, вращается вокруг оси, из глаз лучи какие-то идут... Это же радость была какая. Вот какие памятники должны быть - радостные, яркие, цветные, светящиеся по ночам.

Би-би-си: Наше время наше подходит к концу.

Б.Г.: Время наше бесконечно.

Би-би-си: Тем не менее, последний вопрос, может быть, простой, а может, и сложный. Наш читатель Михаил Перцов спрашивает: "Сложно ли быть БГ?"

Б.Г.: Честно говоря, я никогда не пробовал, потому что я мало ассоциирую себя с понятием "Борис Гребенщиков". Это сочетание звуков, которым меня идентифицируют люди. "БГ" для меня звучит как название какой-то машины, поэтому я тоже с собой это не ассоциирую. Я думаю, что БГ, наверное, быть очень сложно, на него большое давление. Я к себе никак не отношусь и никак себя не называю. Поэтому мне жить очень легко, и чем дальше, тем радостнее.

Мне лень быть против чего-либо

Вы приехали из Европы в Европу, из России в Европу, или из Евразии в Европу?

Я приехал из России в Европу. Потому что Россия, по моему ощущению, никогда частью Европы не являлась, хотя Азией она тоже не является. Все же говорят, что Россия - это что-то находящееся между Европой и Азией. Как географически, так и по ощущению людей, по психологическому настрою, по их отношению к миру. Именно этим Россия и интересна, что она может быть прекрасной и очень даже не прекрасной. В то время как здесь, в Европе, потенциал от абсолютного нуля до какой-то большой высоты; здесь все, с моей точки зрения, спокойнее. В России разгул имеет более безобразные формы.

Может быть, потому, что Россия просто моложе?

Да нет, земля-то вся одна и та же, земля вся появилась в одно и то же время.

Я имею в виду исторически.

Исторически, мы называем Россией что-то начиная с X века. Но ведь люди, которые ее населяли, были там и раньше, просто они так не назывались.

И вели себя так же?

И вели себя абсолютно так же.

То есть разгул был неимоверный, но и высоты достигались потрясающие.

По поводу потрясающих высот: я очень люблю Россию, потому что в другой культуре я не вырастал, поэтому продолжаю считать Россию культурой уникальной, редкой и хорошей. Но когда я сравниваю даже наших замечательных композиторов - Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова с европейскими - мне европейская музыка немножко ближе по тому, как она сделана.

Тут известный парадокс получается, или музыка, как и математика, требует все-таки западной отделки, западного "рацио"?

Мне кажется, что кто бы какую вещь ни делал, существует общий критерий того, хорошо она сделана или нет - будь то вещь китайская, американская, европейская или русская. Поэтому когда у наших композиторов, при огромном мелодическом воображении я слышу определенные просчеты в композиции, мне обидно. Не то что особенно обидно. Потому что, честно говоря, я считаю Римского-Корсакова даже меньше "своим", чем, скажем, Брукнера или Баху. Для меня Бах - свой. Я думаю, что такое отношение у большинства людей. Мы все люди, а специальное "русское" часто бывает отдельным экзотическим моментом в нашей психике. Ну да, мы - русские, мы должны любить Римского-Корсакова, а любим почему-то Баха.

То есть "священные камни Европы" оплакиваем скорее мы, нежели их владельцы?

Я не вижу необходимости их оплакивать. По-моему, скажем, Бах, он как был, так он и есть. Или Моцарт, хоть и не очень его люблю - гений. Он как был, так и есть. Он в той же степени "наш", в какой он немецкий, датский или австралийский.

Давайте поговорим о том городе, где вы прожили всю жизнь, я имею в виду Петербург, Питер, Ленинград, как вам удобнее. Как вы его называете?

С моей точки зрения - я прошу прощения у всех заинтересованных людей - слово "Питер" относится к очень печальному периоду жизни этого города, когда всех, кто умел думать, умел как-то себя выражать и чувствовать, их выбили и перебили. Тогда он стал "Питером". Питер - это город гопоты. И когда теперь его называют Питером, мне немножко печально, потому что люди только с этим его ассоциируют. А гопота... Помните, аббревиатуру "ГОП" - Государственное Общежитие Пролетариата? Кстати, оно было именно у нас, на Лиговке. Поэтому мне всегда казалось, что Петербург достоин большего, более уважительного к себе отношения. Но когда человек говорит "Питер", я понимаю, что у человека такое отношение.

Вы живете до сих пор в этом городе, вы в нем, насколько я знаю, родились и прожили всю жизнь. У вас никогда не было желания переехать, например, в Москву, как очень многие сделали?

Москва мне очень нравится, как место, куда я могу приезжать, встречать друзей, общаться с ними и уезжать. Жить там я бы не смог, потому что для меня там слишком сильна энергия денег и власти, которая, как очень сильное магнитное поле, изгибает психику живущих там людей. Что я на примере многих знакомых, которые там прожили всю жизнь, очень хорошо вижу. Люди начинают думать о силе, славе, деньгах, о чем-то еще - что мне кажется довольно пустой тратой времени.

То есть вы избегаете этого города либо потому, что вы не хотите постоянно общаться с такими людьми, либо вы не уверены в себе?

Во-первых, я абсолютно не уверен в себе и никогда не был в себе уверен. Я как-то никогда в жизни ни на секунду не рассматривал возможность жить в Москве. Мне вполне приятно, что этот город существует, что я могу туда приехать, сходить в ресторан, потратить на это денег столько, сколько будет стоить среднее путешествие вокруг земного шара, или посмотреть, как мои друзья будут платить, и думать, что я на это мог бы сплавать, по крайней мере, вокруг Европы. А потом - спокойно уехать назад, заехать в Петербург ровно на два дня, зайти в студию, записать радиопередачу или что-нибудь еще, и уехать на месяц опять гастролировать. В этом состоит моя жизнь.

Вы видели Петербург, будем называть его так, в разные периоды его жизни - в 70-е, 80-е...

Я, собственно, видел и в 50-е и в 60-е...

Я имею в виду то, что вы видели, когда вы писали песни, когда был "Аквариум". 70-е, 80-е, 90-е и 2000-е годы. Петербург очень сильно менялся, хотя бы внешне. В каком виде он вам больше нравился и нравится?

Тут можно сразу определить три периода. Первый был до перестройки. Это был период, когда "троллейбусы катились по статным площадям", когда милиционеры даже не очень обращали внимание на то, чем я занимаюсь.

Там были другие органы, которые этим занимались.

Да они довольно спокойно, добродушно к нам относились, и это было забавно. Потом был ельцинский период, когда пять лет город выглядел так, как если бы там только что произошла гражданская война или она вот-вот произойдет, потому что все было перекопано в ожидании баррикад. Было довольно страшно. А потом он стал опять возвращаться к состоянию картонного фасада, каким он был с самого начала, когда о нем писал маркиз де Кюстин. Такая Европа в нашем представлении: давайте соберем на одной маленькой площади все известные фасады и посмотрим, что будет. При этом проходные дворы трогать не будем.

Получилось неплохо.

Фасады хорошие. Дворы я бы переделал. И население бы поменял в очень значительной степени.

Я спрашивал, скорее, о людях, нежели о строениях. Хотя, конечно, в Петербурге архитектура - вопрос очень важный и всегда актуальный, даже политический, если вспомнить все споры вокруг газпромовской башни. Мы об этом говорить не будем, давайте поговорим о людях. Вот люди, среда ваша, как она поменялась с 70-х годов, и осталась ли она вообще?

Я попробую быть безнравственным и сказать, что все-таки что-то происходит только в среде людей, которым от 15 до 25-35 лет. В этой среде всегда что-то шевелится. К сожалению, я привык ждать, что после шевеления происходит какой-то результат. Вот в Петербурге, к сожалению, все время есть шевеление, и никогда нет результата.

Может быть, нет инфраструктуры, превращающей "шевеление" в "результат"?

Может быть, и это само по себе необъяснимо и парадоксально. Скажем, в Москве (которая, конечно, значительно богаче, но все равно сравнима) - огромное количество клубов, где музыканты могут играть: и молодые, и немолодые, и старые. В Петербурге таких клубов нет, они появляются, а потом гасятся, через полтора-два года, сами по себе исчезают. В Петербурге нам играть негде. Те люди, которые пытаются сделать клуб, постепенно машут на это рукой и уходят. Я никак не могу это объяснить. Но почему-то это происходит? Наверное, это и есть отсутствие инфраструктуры. Поэтому в Петербурге интересно жить, когда ты находишься в контакте со средой, в которой происходит шевеление, а как только начинаешь ждать результатов, приходится разочаровываться.

И в Москву?

Ну, в Москве не могу сказать, что там много результатов. Но, по крайней мере, там есть инфраструктура. В Петербурге до сих пор нет ни одной фирмы звукозаписи, кроме одной, которая сразу при контакте с артистами говорит: "Во-первых, мы не будем вам платить, а во-вторых, мы никогда не будем продавать ваши пластинки, которые мы издадим, потому что мы это делать не умеем".

Но записывать они могут?

Записывать они тоже не могут.

Это специальный такой, петербургский...

Очень петербургский. И так - во всем, абсолютно во всем. У нас такие фирмы грамзаписи, у нас такие издательства. В этом - вечный шарм Петербурга. Ведь если вспомнить Гоголя и Пушкина, в принципе, это то же самое.

Но тогда власть располагалась в Петербурге, и это было системообразующим фактором.

Я думаю, что Петербург - это такая черная воронка, которая засасывает в себя всю живую энергию, поэтому большие творцы часто там концентрируется, потому что их притягивает это место. Знаете, как возле проклятых мест часто строили церкви, чтобы как-то сбалансировать это, так вот в Петербурге количество творцов балансирует эту черную дыру.

Беседа о пространстве, России и беспечных русских бродягах

"Беспечный русский бродяга" - это что? "Лихой человек в ледяной пустыне", как говорил Победоносцев или это, скажем, лесковский персонаж?

Конечно, лесковский. Лесков, вы очень правильно сказали, наверное, ближе всего к этому образу. И хотя песня была написана как шуточка, но выяснилось, что в шуточке как раз лучше всего все отражается. Когда пишешь, не нагружая себя возможными смыслами, а просто от удовольствия, то выясняется, что в шуточке сказано больше, чем в самом длинном романе.

Любопытно, ведь песня "Беспечный русский бродяга" как-то по-китайски звучит.

Интересно. Потому что мелодия ирландская. Тогда можно было сидеть с записной книжкой и записывать, что происходит вокруг меня. Если она получилась китайская, то, значит - вот что происходило!

Другая песня с этого альбома, "Голова Альфредо Гарсия". Это по жанру, знаете ли, полотно. Есть военные панорамы - Бородинская панорама, Севастопольская панорама - а в данном случае это полотно социально-политическое, если угодно, общественно-культурное. И где-то раз в десятилетие вы пишете такую "панорамную" песню. В 90-е это была "Древнерусская тоска", в 80-е или она, может, в конце 70-х написана - "У меня был друг, его звали Фома", тоже с разворотом того, как вам представляется жизнь вокруг вас; в том числе и с политическим разворотом, безусловно. За 10 лет накапливается потребность отчитаться перед собой и перед слушателями по поводу того, как вы понимаете, что происходит вокруг? Вот именно так, количественно, скорее, нежели персонально, психологически?

Очень может быть, я никогда об этом не думал, но это похоже на правду. Потому что все три упомянутые вами песни были написаны практически за полтора-два часа. То есть так много было внутри какого-то материала, что когда находишь удачный размер - так что слова начинают вставать, то они выливаются и встают. Потому что "Древнерусскую тоску" я написал на пальцах, даже без гитары. Просто было такое внутреннее ощущение этого ритма, одна строчка вылилась, а потом как плотина сломалась, они хлынули, за полтора часа была готова песня. Я детям ее пел, проверял, это полный идиотизм или, наоборот, что-то хорошее.

Что они сказали: папа, это именно так и происходит?

Дети сказали, что, типа, отличный рэп.

Альбом "Беспечный русский бродяга" получился большой, он длиннее предыдущих альбомов...

В полтора раза...

И он очень разнообразный. Не было ли у вас опасения, что "распадется", что он не будет держаться в памяти и в восприятии, как нечто целое?

Мне про это все мозги прожужжали. Все люди, которые вокруг меня, все люди, которых я люблю, которым я доверяю - все мне говорили, что я совершаю преступление и сам рою себе яму, из которой не выберусь. И все мне говорили, что это огромная ошибка. И мне пришлось, сжав зубы, полтора года это терпеть. Потому что я знал, что рано или поздно я пробьюсь. И я, в общем, доволен результатом.

То есть вы считаете, что он держится?

Да он точно держится, я по себе знаю.

Разговор об истории религии и музыки

Мы говорили о местах, о пространстве, теперь поговорим о времени. "Мне пора на покой, я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране...". Лет 30 тому назад написанная песня. Не устали ли вы?

Вы знаете, партия приказала стоять на своем, пока не назначат нового, но как-то про наше направление забыли...

То есть, другого ответственного нет?

Нет.

Но вопрос, если говорить серьезно, важный для каждого человека, играющего рок-н-ролл, - это возраст. Потому что рок-н-ролл появился как музыка молодых, сейчас уже это совсем не так, может быть, рок-н-ролл становится как джаз, "музыкой для всех" и в то же время ни для кого. Давайте разберем это подробно.

Джаз как, собственно, музыка барокко, как классическая музыка, романтизм, все остальное, имеет определенный период жизни. И пока этот период длится, происходит что-то интересное. Рок-н-ролл, как его понимает весь мир, существовал с середины 50-х, может быть, под самое начало 70-х, но, в принципе, под самый конец 60-х. Русский рок существовал с конца 70-х по начало 90-х. Я бы не сказал, что мы играем рок-н-ролл, или что мы его играем последние 15-20 лет.

А что вы играете?

Бог знает. Мы работаем с песнями, пытаемся песенную структуру как-то расширить, усовершенствовать... Или, если быть совсем банальным, мне очень хочется, чтобы в России были песни, к которым существовал бы подход на уровне общемировом, чтобы не делать себе скидок. И все, что мы делаем, это как раз мои попытки сделать так, чтобы это, наконец, произошло, чтобы можно было издать пластинку с русскими песнями и сказать, что это, без скидок, более или менее на мировом уровне. И чтобы люди, не знающие русского языка, тоже могли это слушать, а люди знающие русский язык, получали бы еще дополнительный бонус в качестве понимания - даже не то, что слов текста песни, а внутреннего ощущения.

Речь идет об эстетической конвертируемости...

Прекрасное выражение, я давно не слышал лучшего. Я с ним согласен. К сожалению, в России как валюта не конвертируема, так и искусство, в основном, не конвертируемо, к моему просто логическому недовольству. Мне это не нравится. Мне хочется, чтобы у нас было что-то, что было бы конвертируемо.

И вы пытаетесь исправить ситуацию?

То, что вы процитировали в самом начале этого тома - фраза, которая описывала мои намерения еще тогда, когда я совсем не умел этого делать, но очень этого хотел.

Довольны вы промежуточным результатом?

Промежуточным, конечно, результатом - да. Могу честно сказать, что мы сделали что-то, на что мне приятно оглядываться, и что мне приятно иметь в качестве собственного багажа. Вот, что у меня есть. Много такого, много сякого, но, в целом, мне это нравится, я доволен результатами.

Как раз о багаже, о том, как этот багаж выглядит хронологически. Вот Гребенщиков, "Аквариум" 70-х, ведь 70-е годы - это тоже история "Аквариума", это важно, хотя полноценных альбомов не было, вот "Аквариум" 80-х, 90-х и 2000-х. Какой из них вам больше нравится?

Каждый был очень уместен в свое время и, более того, каждый из них был необходим в свое время, и другого бы не могло быть. В 70-е мы играли музыку просто для удовольствия играния музыки, я начинал учиться искусству писать песни.

В 80-е я уже умел писать песни, более или менее, и мы учились, как эти песни играть вместе, как делать так, чтобы они еще звучали, чтобы за них было не стыдно.

В 90-е, по неизвестной мне причине, но абсолютно реальной, почему-то я семь лет писал только музыку в русском размере, в основном, три четверти. Вся группа на меня хмурилась, била копытом, говорила: "Ты когда-нибудь что-нибудь напишешь другое, кроме вальсов?". Я говорил: "Был бы рад, но не получается". И это тянулось почти до конца 90-х годов. Потом я из этого вырвался, срочно написал пару альбомов, более или менее стандартного кантри-рокового формата, квадратно-балладной формы, обще американско-европейской.

А в теперешних, нулевых годах, мы до сих пор экспериментируем и с формой, то есть опыт писания песен уже есть, чего с этим можно добиться мы уже знаем, а теперь интересно узнать, что можно сделать еще, кроме того, что мы знаем.

Вот это "мы", вы все время говорите "мы". Все-таки, это абсолютно разные люди, и абсолютно разные составы, даже идеологически разные. Дружеский "Аквариум" 70-х и, отчасти, 80-х, и уже немножко по-другому сформированные составы 90-х и двухтысячных, не говоря уже о том, что у вас есть опыт и работы с западными музыкантами: альбом "Лилит", записанный с The Band, и так далее. Вот это "мы", оно важно для вас?

Не то, что важно, оно необходимо. Как бы я не хотел сделать что-то сам по себе, когда я делаю сам по себе, получается, что мне не интересно делать все самому. Более того, я считаю это чем-то сродни рукоблудию, когда делаешь что-то один. Мне интересно работать, когда я чувствую плечо друга, товарища, коллеги и его отзыв на то, что я делаю. Поэтому, когда я в "Аквариуме" - а это состояние, в котором я нахожусь большую часть своего времени, 90 процентов - мне интересно сотрудничать с людьми. Поэтому я - только часть, и если большая часть группы скажет, что лучше бы этого сегодня не играть или лучше это сделать по-другому, я скажу: "О'кей".

Вы не деспот?

Я деспот, но я деспот образованный, в том смысле, что я знаю - если навязывать людям свою точку зрения, в которой я сам не уверен, то люди не смогут сделать того, что я хочу. А когда они делают что-то сами по себе, их проще направить - и они получат удовольствие, и я. А навязывать свою волю - глупость и необразованное хамство.

Вы рассуждаете как абсолютный монарх, но просвещенный, как просвещенный монарх XVIII века, как Екатерина II.

Так это естественно. Любой человек, который хочет чего-то добиться, рассуждает так же.

В вашей дискографии - десятки альбомов. Я решил проверить память, начал считать перед нашей встречей, решил специально не залезать на сайт, насчитал двадцать четыре и сбился со счета.

А дело в том, что я сам не знаю, потому что непонятно, что считать альбомам, а что считать сборниками.

"Ихтиология" - альбом?

"Ихтиология", к сожалению, альбом, потому что я очень хотел записать в студии эти песни, но не было студии, поэтому они записаны на концерте и очень плохо.

Итак, десятки альбомов.

Около двадцати пяти, плюс-минус.

Назовите пять ваших любимых. Если вы, конечно, не хотите обидеть другие альбомы.

Нет, бо́льшая часть из них была правильной в момент выпуска. Через год от альбома остается приблизительно половинка, но в удачном случае эта половинка останется уже навсегда. Скажем, "Песня рыбака" - альбом со своими плюсами и минусами, но больше половины из этого альбома я до сих пор слушаю с наслаждением и радуюсь: как хорошо, что мы это все записали.

Но это последний альбом, а что касается периода более раннего, 80-х годов?

80-е годы для меня в большей степени история, потому что у нас, к сожалению, не было ни малейшей возможности записать что-либо настолько качественно, насколько эти песни того требовали, поэтому они записаны очень мило, но это не так интересно мне сейчас слушать. И, слава богу, если это не так с другими людьми. Но даже любимые всеми "Радио Африка", "День Серебра" или "Дети Декабря", они в большей степени сейчас история, а не живая музыка. Они для меня состоялись. Начиная с "Русского альбома", до сих пор остается что-то, что для меня абсолютно живо и сейчас. Хотя я, вероятно, слишком долго живу.

Это то, как вы ощущаете альбомы. А как вы ощущаете себя 70-х, 80-х, 90-х и сейчас? Чувствуете ли вы, что это тот же самый человек, что и вы сейчас, либо это другой? Либо вы, как говорят буддисты, вообще не считаете, что есть "Я", а есть комбинация скандх, и тогда бессмыслен этот разговор?

Я, честно говоря, не видел ни одного буддиста, который бы считал себя комбинацией скандх.

Они так говорят.

Да, они так говорят, но они, по-моему, уши нам трут. И поэтому я твердо знаю, что я практически не менялся лет с 12-14, и все, что я чувствовал тогда, я чувствую и сейчас, просто какие-то органы чувств уже устали чувствовать, но они продолжают это чувствовать. Но я, безусловно, больше знаю и больше хочу.

Это интересно. Потому что с возрастом обычно желаний становится все меньше и меньше. Они сильнее, но их меньше. Их разнообразие меньше.

Желаний выпить или поесть, конечно, стало меньше.

А то, что называется алчба?

Но вот по отношению к музыке все такая же алчба. Когда я слушаю, как устроены какие-нибудь произведения Баха, у меня чешутся руки взять и начать это разбирать, подумать, почему же мы такие примитивные, потому что примитивизм нашей музыки меня пугал всегда. Потому что примитивнее, тупее и проще сделать, чем "Аквариум", уже просто невозможно.

Все-таки можно... Открываются заманчивые перспективы...

Но даже когда я слушаю музыку не самых моих любимых композиторов, какую-нибудь этническую или что-то еще, я все время думаю, как много того, что мы еще не пробовали. Поэтому желаний у меня становится еще больше.

Давайте, очень ненадолго, но перейдем к духовным сферам. Мы в разговоре упомянули буддизм, у вас, особенно в 90-е годы, в песнях была масса всевозможных отсылок - и буддистских, и православных, и других. Это для вас эстетический прием?

Я просто пишу о том, что находится вокруг меня - самым простым образом. Если я все время вижу церкви, то, так или иначе, церковная тематика и церковный словарь не могут не попасть в песни. Потому что я все время, каждый день это вижу.

Вы их видите, потому что вы их хотите видеть. Люди довольно часто ходят в городах, где много церквей, и не видят их.

Безусловно. Я в Непале, скажем, встречался с людьми, которые искренне не могли понять, зачем я еду в такую страну, где даже нет супермаркетов. О том, что в странах может быть что-то, кроме супермаркетов, они не были осведомлены. Поэтому и буддийские аллюзии, и христианские, и любые другие естественным образом попадают в песни. При этом я, естественно, понимаю внутри, что от меня этого ждут, и приходится как-то этому противодействовать. Поэтому в большей части, насколько я помню буддийские отсылки, они всегда в немножко юмористической форме, потому что люди от меня этого так долго ждали, что вот, получите. "Читатель ждет уж рифмы "розы", на вот, возьми ее скорей". Так же у меня все остальное.

При этом вы серьезно относитесь к буддизму, вы переводите книжки, издаете.

У меня нет другого пути. Я серьезно отношусь ко всему, что для меня является самым важным плодом существования человечества. Религиозное мышление, безусловно, является самым важным. Это то, что учит нас, как стать самими собой и, более того, получать еще удовольствие в процессе. Никакая другая наука нас этому не учит. Религия - это наука человеческого счастья, строго говоря. Хотя, конечно, трактуют ее часто не так, но, на самом деле, речь идет именно об этом.

Но когда вы соотносите себя с буддизмом, когда вы переводите буддийские тексты, когда вы их издаете, вы относитесь к ним как внешний наблюдатель или изнутри? Где ваша позиция?

Я не стал бы переводить, если бы я не знал этого изнутри.

Знали просто как Знание, или потому, что вы это хорошо знаете, вы много читали, много ездили?

Как Знание. Есть огромное количество переводчиков, которые без меня это могут перевести. Но когда я увидел кучи томов по буддизму, где явно пишет или переводит человек, который знает термины, но не очень хорошо представляет содержание этих терминов или, по крайней мере, не доносит этого до читателя. То же самое, как с "Упанишадами". Мне пришлось перевести "Катха Упанишаду", когда я прочитал пять переводов на русский язык, из которых было ясно, что человек не знает, что он переводит. Если ты переводишь трактат о том, как работать с магнитофоном, нужно знать магнитофон, по крайней мере, и донести до человека, что нужно нажать такую-то кнопку... А когда эти термины человеку неизвестны, он просто переводит, не зная, что это значит, ему сложно работать...

Довольно сложно требовать от советского востоковеда знания работы магнитофона под названием "индуизм" или "буддизм".

Я думаю, что, может быть, и сложно, но необходимо. Потому что от любого специалиста нужно требовать, чтобы он объяснил то, чем он занимается, чтобы он мог объяснить десятилетнему ребенку, и ребенок бы это понял. Если он не может объяснить, значит, он очень плохой специалист.

Аппендикс к последнему тому нашего разговора, так сказать, приложение. Тема - любопытная, я имею в виду, так называемые, высокие технологии, интернет. Вы часто говорите, что вы не против, чтобы ваши альбомы и песни скачивали, вы против копирайта на музыкальные произведения.

Все еще проще. Я, вообще, не против ничего. Мне лень быть против чего-либо. Есть люди, которые покупают альбомы - отлично. Есть люди, которые скачивают альбомы - отлично. Мне важно, чтобы люди, которые хотят услышать нашу музыку, имели возможность ее слушать. В какой форме это будет делаться, мне глубоко безразлично. Запись музыки в России - дело убыточное. Когда мы что-то записываем, мы записываем это в ущерб себе, поэтому никакого вознаграждения за это я и не жду, и Бог с ним.

И последний вопрос, неизбежный в любом такого рода разговоре: над чем вы сейчас работаете?

Самое прекрасное, что я могу с чистой совестью ответить: ни над чем. Потому что после записи "Бродяги" получилось так, что мы решили взять и поиграть концерты и, в конце концов, попробовать, возможно ли, в современных условиях, не исполнять записанную музыку, а играть музыку, взять эти песни и попытаться сделать так, чтобы всем шестерым людям на сцене было интересно их играть. То есть, могут ли эти песни жить сами по себе, без точного копирования, нота за нотой, того, что мы записали. Год мы этим занимаемся, поэтому на год я взял себе паузу от творчества: год я не пишу песни, год мы играем и смотрим, что получится, к чему это приведет.

То есть, на верстаке у вас нового альбома нет?

Нет. По счастью. Свободный человек.

Интервью журналу "Йога"

Наталья Янчук: Рубрика называется "Мой путь в йогу", давай прямо с этого и начнем. Как ты пришел в йогу, каким образом? Может быть, были какие-то специальные обстоятельства? И почему именно в йогу?

Борис Гребенщиков: Специальных обстоятельств не было. Но моя связь с Индией стала для меня ясна еще в 1968 году, после многократного прослушивания альбома Beatles "Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band". Я понял, что индийская музыка - это то, что по неизвестным для меня причинам притягивает меня очень и очень сильно. С этого начался очень долгий процесс узнавания того, что у нас называется восточной культурой. Сначала интерес появился музыкальный, потом религиозно-мифологически-исторический. И потом началось реальное знакомство. Я просто жалею о том, что не начал заниматься йогой 20 лет назад. Это сильно сэкономило бы мне время. Потому что реально я начал заниматься йогой в конце февраля 2002 года.

НЯ: Как это случилось?

БГ: Я был в Ашраме у Сатья Сай Бабы в Путапарти. А там есть замечательный учитель йоги Доктор Рао, про которого мне несколько раз говорили, но мне как-то все было не до того. А тут я, наконец, все-таки до него дошел. Он прямо на крыше своей клиники проводит занятия каждый вечер. Человеку где-то около 80 лет, и он в форме значительно лучшей, чем я.

НЯ: Но он, наверное, и заниматься начал раньше, чем ты?

БГ: Он начал заниматься в 60 лет.

НЯ: Тем не менее, 20 лет занятий йогой - это немало.

БГ: Да. И он в такой форме, которая мне и не снилась.

НЯ: Приснится еще :-)

БГ: Жизнь покажет. Просто я, вероятно, к этому времени был готов. Так или иначе, по причинам, которые я вряд ли смогу сформулировать, я начал заниматься. И с тех пор занимаюсь практически каждое утро, за вычетом, может быть 10-12 дней, когда я где-нибудь в поезде, и просто нет возможности заниматься.

НЯ: Считается, что только индивидуальной практикой можно чего-то достичь. Так ли это? Есть ли у тебя индивидуальная практика?

БГ: А какая практика бывает еще, кроме индивидуальной? Есть набор асан, которые я делаю в той мере, в которой у меня есть время. У меня нет и никогда не было ни своего учителя, ни своего инструктора. В основном все, что я делаю, я почерпнул на занятиях у Доктора Рао (два или три занятия) и потом - по книгам Айенгара.

НЯ: А почему из многочисленных учеников Кришнамачарьи ты предпочел именно Айенгара?

БГ: Я просто взял ту книгу, которую мне дал кто-то из знакомых. Короче говоря, мне попал в руки БКС Айенгар "The Illustrated Light On Yoga", и я просто делал то, что в моих силах. Пробовал разные вещи, которые были доступны моему телу. Их не так много. Для человека, который ничего не умеет, для начала возможно выполнить асан 10-15. И потом, когда я, спустя год, попал в школу йоги в Ришикеше, то с большим изумлением понял, что я могу все, что делают они, и более того, от индусов, которые там занимаются, я ничем не отличаюсь. У них там было чуть динамичнее, чем я сам себя приучил, но все, что они делали, я уже мог выполнить. Даже когда я на голову встал, учитель около меня походил-походил, и сказал: "А в чем вопросы-то? Все нормально делаешь".

НЯ: Просто для начала не рекомендуется практиковать без инструктора.

БГ: Знаю. Именно поэтому, например, стойку на голове я старался не выполнять, и решил просто проверить, правильно ли я делаю. И, как ни странно, индус-учитель посмотрел и сказал, что не видит проблемы.

НЯ: Так и выработалась личная практика?

БГ: Да, это то, на что у меня хватает времени каждое утро. В идеале два часа. То есть если я в пять утра встаю, то до семи я занимаюсь. Но вот если я встаю в десять утра, у меня уже нет пары часов. Максимум - полчаса.

НЯ: Вся твоя практика состоит из нескольких асан?

БГ: Порядка пятнадцати.

НЯ: И это только асаны? Я имею в виду, что йога - достаточно всеобъемлющее понятие...

БГ: Я только начинаю. Пока работы с телом для меня достаточно. Пранаяму без учителя, как я слышал, тоже практиковать нельзя.

НЯ: Каковы результаты практики? Что с тобой за это время произошло?

БГ: Я 35 лет курил. И вот уже четыре месяца, как перестал. Без единого болезненного ощущения. Не было ни секунды мучений, я просто решил, что хватит. И у меня с тех пор не возникало ни малейшего желания. Самое смешное, что я даже не набрал ни одного лишнего килограмма в весе. Соответственно, в связи с этим я могу дольше пройти :-) могу подняться по лестнице, потому что раньше у меня были с этим сложности. А сейчас, после того, как я еще позанимался два раза у Бал Мукунд Сингха, возникают новые горизонты.

НЯ: А ты еще посвящение какое-то, помнится, получал?

БГ: Посвящение я получал по Крийя йоге у Шибенду Лахири, правнука Лахири Махасаи. Это отдельная история. Он посмеивался и говорил, что некоторые бросают курить, после того как начинают заниматься Крийя йогой :-) Я не думал, что это относится ко мне, но очень ему благодарен. Я получил посвящение у Шибенду Лахири в феврале, а в июле уже перестал курить.

НЯ: В России звезды, в основном, исповедуют христианство...

БГ: Если мне покажут человека, который прочитал хотя бы все четыре Евангелия, тогда мы сможем так сказать. У меня такое ощущение, что это христианство на уровне того, что если церковь, они просто знают, что там крест наверху.

НЯ: А почему конкретно ты выбрал буддизм?

БГ: Я не выбирал ни буддизма, ни индуизма, ни шаманизма - не выбирал вообще ничего. Я естественным образом следую своим интересам.

НЯ: Что это за интересы?

БГ: Я не могу их описать. Мне интересны какие-то вещи. У меня есть свои вкусы. Теперь, когда мне, практически, 50 лет, выясняется неожиданно, что мои вкусы довольно плотно совпадают с общечеловеческими ценностями, с которыми - я могу теперь это сказать - я чуть-чуть знаком.

Но уровень невежества среди нашего народа вообще и деятелей культуры, в частности, ужасающий. Это катастрофа. И пока это не изменится, говорить о чем-либо здесь представляется мне смешным. Отдельный человек в России может добиться всего, чего угодно, самых высоких вершин. Но, в общем и целом, наша культура представляет из себя, грубо говоря, помойку. На 99 %. И пока наши деятели культуры не займутся самообразованием... Я уже не говорю про йогу, не говорю про религию, но если они хотя бы одну книгу прочитают в жизни... Пока этого не случится, мы так и будем в помойке, в которой находимся в данный момент. И идеалом жизни у нас будут быки и соответствующие им девушки.

А пока у нас положение именно такое, говорить о христианстве, буддизме, или о чем-то еще, нелепо. Это то же самое, что сравнивать качество жизни на Альфа Центавра и Тау Кита. Мы не знаем ни того, ни этого. Мы не знаем ничего ни об индуизме, ни о буддизме, ни о синтоизме, ни о дзен-буддизме. О христианстве тоже мы не знаем ничего. Я не буду говорить, кто, но некоторые из наших деятелей культуры на мои скромные попытки спросить: "А вот в Евангелии, вроде, сказано не совсем то, что ты говоришь..." люди просто от меня отворачивались с негодованием - "он еще и Евангелие цитирует". Потому что они сами не читали, но считают, что все знание от Дьявола. В том числе и знание Евангелия тоже от Дьявола. При этом смешно - у меня не было никакого особенного образования, я заканчивал совершенно обычную школу, у моих родителей не было никакого интереса ни к философии, ни к религии, ни к музыке. Все, что у меня есть, я нашел сам. Меня никто ни к чему и никогда не склонял. Все, что сделал я - пример того, что может сделать каждый человек. Выясняется, что, если захотеть, все можно осуществить.

НЯ: Получается, нельзя сказать, что ты исповедуешь буддизм. Но как бы это назвать?

БГ: Я исповедую жизнь. По возможности незашоренную.

НЯ: Да, но в которой есть, так или иначе, элементы каких-то культур...

БГ: Элементы культур - да, в отличие от отсутствия культур :-) Я все-таки исповедую ну хоть какую-то культуру :-)

НЯ: То есть вопросы типа "выполнил ли ты нендро" бесполезно тебе задавать?

БГ: Нет, я слишком ленивый для того, чтобы выполнять нендро. Я бы хотел, но у меня как-то не получалось. Я был слишком занят пчеловодством, балетом и керамикой :-)

НЯ: А 6 Йог наропы? :-)

БГ: Тоже не очень-то получились :-)

НЯ: Хорошо, а кто тогда для тебя Ринпоче?

БГ: Я очень хорошо отношусь к тибетскому буддизму вообще, к Институту Лам в частности, и ко всем людям, у которых я хоть чему-то учился. Таких несколько. И я отношусь к ним с крайней любовью и с крайним почтением. Чокьи Нима Ринпоче, Ургьен Тулку Ринпоче, Беру Кхъенце Ринпоче, Тенга Ринпоче.

НЯ: Почему ты выбрал традицию Римэ?

БГ: Я не выбирал. От ступы Боднатх я пошел прямо. Уперся в монастырь. Мне понравился учитель. Потом учитель мне сказал: "Знаешь, Боря, мы с тобой в чем-то похожи". Так оно и было. Я абсолютно ничего не выбирал. Когда я познакомился с Чокьи Нима Ринпоче, я не знал, что существует традиция Римэ.

НЯ: Тебя все время заносит в правильное русло, как я понимаю :-)

БГ: Я думаю, что если правильно себя вести, тебя всегда занесет в правильное русло :-) Как воду - по самому простому пути.

НЯ: Когда ты первый раз попал в Индию?

БГ: В 1994 году, когда Ирина, моя жена, сказала: "все ламы да ламы, а давай съездим к Сай Бабе".

НЯ: А откуда она про него узнала?

БГ: От нашего общего знакомого Айзека Тайгретта, который был близким соратником Бабы. Я давно его знал, еще по Америке. И он много чего рассказывал про Бабу, это были какие-то фантастические рассказы.

НЯ: А Ирина - буддистка?

БГ: Также как и я - идет туда, куда ей интересно. И она меня уговорила: "давай в Индию съездим". И мы поехали к Бабе. И очень смешно, и интересно, и поначалу забавно, я даже побунтовал немножко:

НЯ: Как ты бунтовал?

БГ: Я не люблю, когда меня ограничивают дисциплиной. Я должен к этой дисциплине сам прийти. Поначалу не ходил на даршаны, одевался не так, ходил не туда, все было не так. Меня там звали "Рэмбо" :-) А потом ничего, привык. Когда я сам эту дисциплину для себя выработал, тогда я понял, что в ней есть смысл.

НЯ: Какие места в Индии ты посещал, кроме Сай Бабы?

БГ: В Индии есть семь священных городов, это называется Саптапури. В пяти из них я был уже.

НЯ: Только по священным местам?

БГ: Вообще езжу много где. Просто мы - не совсем обычные туристы, потому что меня интересуют места, где, по проверенным данным, энергия места может положительно влиять на мою психику и на психику любого человека. В магазинах мне делать нечего, мне там скучно. И бухать на пляже мне тоже скучно. И даже наркотики на пляже принимать мне тоже скучно. А попасть в священный город мне не скучно, потому что там приходит что-то, что мне интересно.

НЯ: А в последний раз, вот сейчас, где ты был?

БГ: Только что мы были в Дварке. Дварка - это столица королевства Кришны, куда он ушел из Бриндавана и Матхуры вместе со своим народом. И пробыл там от 36 до нескольких сотен лет. В зависимости от того, кто как считает.

НЯ: Это там ты встретил Бал Мукунд Сингха?

БГ: Бал Мукунд Сингха я встретил в Дели. У нас с ним были общие знакомые, я ему позвонил, спросил: "нельзя ли встретиться? Хотелось бы поучиться". Он ответил: "ОК, подъезжайте".

НЯ: А что это у тебя за встреча была с послом Индии, уже по возвращении в Россию?

БГ: Это был посол России в Индии, Александр Кадакин, мой старый приятель. Я его знал, когда он был еще послом в Непале. Мы знакомы около 10 лет. Я был очень рад, когда он звонил, поздравлял меня вчера.

НЯ: С орденом?

БГ: С орденом. Он - человек государственного мышления, и мне его поздравление было очень приятно.

НЯ: Как ты отнесся к тому, что тебе вручили Орден?

БГ: Я целиком за. Это за Аквариум.

НЯ: Об этом говорили во всех новостях. Мы все так радовались за тебя!

БГ: Вот видишь, как здорово! :-) Сколько радости я доставил огромному количеству людей :-)

НЯ: Я думаю, многие в этот день друг другу звонили, и говорили: "Здорово! Ну наконец-то!"

БГ: Когда Окуджаве пытались дать орден, он сказал: "Знаете, ребята, я никогда не служил, поэтому я орден не приму". Поскольку здесь речь идет о том, что Аквариум делал больше тридцати лет - а я очень хорошо знаю, ЧТО он делал, я с чистым и веселым сердцем его принимаю.

НЯ: В связи с твоими постоянными духовными поисками как происходит твоя координация с окружающим миром? Как к этому относятся близкие тебе люди? Бывают ли конфликты?

БГ: Те люди, с которыми я общаюсь, например, моя семья, принимают это нормально, поскольку они меня знают таким, какой я есть. А те люди, которые меня знают хуже, вольны относиться к этому как угодно. Я приблизительно в два или три года решил, что в этом мире далеко не все в порядке, и люди вокруг занимаются такой чудовищной чушью и настолько глупо расходуют свой потенциал, что принять их всерьез я так и не смог. С тех пор, как я это осознал, прошло приблизительно 48 лет. Я не ошибся. Как они чушью занимались, так чушью и занимаются. И всю свою сознательную жизнь я делал так, чтобы максимально их задеть.

НЯ: А твои дети?

БГ: У детей своя карма. Они выбрали родиться моими детьми в моей семье по каким-то своим причинам, поэтому влиять на них и навязывать им какие-либо точки зрения я абсолютно не собираюсь. Они могут вести себя хорошо или плохо, умно или глупо - это их дело. Я могу им помочь, если они меня об этом попросят. Карма у них все равно своя. В этом смысле они не мои.

НЯ: Не принадлежат тебе.

БГ: Да. Они не принадлежат мне. Я могу им помочь, могу их любить, и все, что я знаю, я им скажу. Но навязывать им свою точку зрения я не буду.

НЯ: Давай поговорим о спонсорстве. В России и христианские-то святыни не часто спонсируют, но, тем не менее, случается. Почему, как ты думаешь, в России не спонсируют строительство буддийских храмов?

БГ: Спонсируют. Более того, вчера поутру я согласился помочь при организации строительства первого буддийского храма в Москве. Естественно, он будет строиться на какие-то деньги...

НЯ: Помочь финансово?

БГ: Помочь именно не финансово. О финансах речь не шла, там есть деньги. Есть спонсоры.

НЯ: Русские?

БГ: Русские. Достойные люди, которые собираются это сделать.

НЯ: Но это единичный случай, как мне кажется...

БГ: Конечно. У нас строятся церкви, которые от государства получают мало дотаций. Я знаю много настоятелей храмов, которые ходят по заводам, по директорам, и выбивают из них деньги.

НЯ: Это - христианство?

БГ: Христианство. А буддизм в европейской части России - религия неестественная и немассовая. Скажем, в Москве буддийский храм строить - это хорошо, потому что в Москве много буддистов, или людей, которые хотели бы считать себя буддистами. А строить буддийский храм где-нибудь в Саратове довольно бессмысленно. А если построить его в Вышнем Волочке, его просто сожгут :-) И еще побьют.

НЯ: А чем ты объяснишь, что в России христианство держится до сих пор, как массовая религия? А буддизм не занимает таких позиций?

БГ: Он никогда не займет, потому что он несвойственен. Христианству - тысячи лет, это традиция. Если бы Владимир Красное Солнышко выбрал буддизм, все были бы буддистами. И тоже бы никто не отличал Будду от бесов. Знаешь, большая часть православных христиан считает, что они молятся Николе. А на Севере не во всех церквях есть икона Христа. И когда людей спрашивают, они говорят: "Вот Божьей Матери да Николе молимся, вот у нас главные". Про то, что есть Христос, они могут и не знать. О какой религии мы говорим? Если опросить тысячу москвичей, я думаю, не все будут знать, где Никола, где Христос, и чем они отличаются друг от друга.

НЯ: Получается - это такое массовое явление - непринадлежность ни к какой религии на самом деле? Или смесь христианства и язычества?

БГ: Это именно народная религиозность. Как говорил, по-моему, Булгаков (в смысле не писатель, а отец Сергий Булгаков), или, может, не он, а кто-то еще из философов: бытовое христианство хуже язычества. Это христианство бытовое.

НЯ: Другими словами, ты считаешь, что у нас истинных и христиан-то, вобщем-то, нет?

БГ: Да у нас в еще XIX веке 90 % населения городов в языческие праздники жгли идолов на площади.

НЯ: Все-таки если конкретно о тебе говорить, ты вроде утверждал, что тебе буддийские каноны ближе, чем христианские?

БГ: Моя точка зрения никогда не будет массовой, не будет общей. У меня достаточно специальная точка зрения, вероятно из-за каких-то моих переживаний в других жизнях :-) Я не знаю. У меня нет доказательства, что у меня были другие жизни. Но, судя по тому, как я настроен, скорее всего откуда-то это взялось. И почему-то я здесь родился. Бытовая религия, она у всех, что у тибетцев, что у русских, что у кого угодно, она везде одинаковая. Чтобы пришел батюшка, и сделал что-нибудь такое, чтобы хлеб родился, и дети не болели. А что он там будет делать, это никого не волнует. И кому они молятся - Будде, Христу, Николаю или кому-нибудь еще, они могут сами не знать.

НЯ: То есть, нельзя сказать, что тебе ближе заповеди какой-то одной культуры, религии?

БГ: Знаешь, на самом деле то, что мне ближе, оно словами просто уже не выражается. Как говорил один суфий: "Господи, спаси меня от твоих благословений, потому что твои благословения стоят между тобой и мной". Я позавчера провел полдня в мусульманско-суфийской святыне, и меня там принимали как своего :-)

НЯ: Кстати, вчера по ТВ показали фильм "Мусульманин", отечественный, с Мироновым в главной роли, так вот там многое из того показано, о чем мы сейчас говорим. Продолжу немного тему спонсорства. Говорят, ты некогда содействовал приезду в Россию одной шаманки (Лхамо)...

БГ: Я просто возил ее на машине. То есть меня попросили побыть шофером. А поскольку я ее знал по Непалу...

НЯ: Ты ее сюда позвал?

БГ: Нет, ее позвали наши петербургские буддисты. А поскольку мы с ней были знакомы еще по Непалу, я был очень рад тому, что она приехала.

НЯ: А сам приезд оплачивали буддисты?

БГ: Думаю, что это было коммерческое мероприятие.

НЯ: А ты сам лечился у нее?

БГ: Конечно. Она и дома у меня была, мы дружили. Меня интересовали некоторые вещи, связанные с духами, и она очень живописно ответила мне на ряд моих вопросов. Вообще, очень интересно поговорить с женщиной, в которую вселяется богиня. У нее своя точка зрения.

НЯ: А с ней вы как познакомились?

БГ: Я был у нее в Непале.

НЯ: Тебе кто-то ее порекомендовал?

БГ: Да. Ганчен Ринпоче хорошо о ней отзывался, а у меня с шаманами вообще хорошие отношения :-)

НЯ: Давай о музыке поговорим немного. У тебя вышел один альбом с мантрами. Планируешь ли еще подобные работы?

БГ: С тех пор, как я выпустил "Прибежище", я пробую какие-то вещи, но пока нет ничего убедительного. Делать Мантры-2 довольно бессмысленно. Хотя есть еще очень красивые штуки. И я их собирал и продолжаю собирать и слушать. Те мантры я записал, потому что почувствовал, что их нужно было сделать. Пока я такого второго импульса не чувствую.

НЯ: А как ты относишься к подобным проектам на Западе? Кришна Дас, например?

БГ: Кришна Дас - блестящий человек! И мне очень приятно, что сами индусы к нему относятся очень хорошо.

НЯ: А как вообще ты относишься к адаптации индийской музыки к западному сознанию?

БГ: У Кришны Даса это получается. А больше я не знаю никого из европейцев, у кого бы это получалось. Был великий кришнаит Шрила Гурудева, который с итальянцем аранжировщиком записал два блестящих альбома (Songs Of The Soul и еще один) но они, к сожалению, канули в вечность. Их нет ни в Интернете, ни на CD, они выпускались только на кассетах. И фирма эта лопнула, и сам он, по-моему, умер. Я ищу эту музыку и очень хочу ее найти.

НЯ: А на данный момент все, что есть индийского в твоей музыке, воплотилось в "Песнях рыбака"?

БГ: Да нет... Была бы возможность, я записал бы столько всего еще: Я только начинаю подходить к ощущению музыки. Достаточно сказать, что у меня в компьютере, в laptop, с которым я езжу, на трое суток индийской классической музыки. Кстати, интересующиеся могут зайти к нам на сайт, там все время появляются новые запасы индийской музыки.

НЯ: А "Песни рыбака", получается, первая ступень, некий эксперимент?

БГ: Да. С этими песнями так нужно было сделать. Я не знаю, буду ли я это делать в дальнейшем, но я продолжаю свои изыскания в этой области. Не исключено, что на новом альбоме будет что-то подобное. Перекармливать людей индийской музыкой я тоже не хочу. Если они хотят ее слушать, они могут делать это и без нашей помощи. Но я сам эту музыку очень люблю и для меня это одна из самых красивых музык на земле.

Я больше ничего не обязан никому

АК: Мы с тобой практически ровесники, люди одного поколения, в общем-то первого в нашей стране рок-поколения. Помнится, в ранней юности, на заре увлечения рок-н-роллом, страсть была всепоглощающей но в то же время, глядя на наших родителей, трудно, невозможно было представить себе, что мы в их возрасте будем так же носиться с дисками и гитарами. Мог ли ты себе представить, что в 50 лет ты будешь по-прежнему играть рок и как вообще ты представлял себе свое 50-летие?

БГ: Когда я был еще совсем ребенок - лет восемь-десять - я смотрел на своих родителей и их друзей с восхищением - они были красивыми, сильными, умными. Но уже через несколько лет, когда мозги у меня стали на место, и я мог анализировать происходящее, я сообразил, что разговоры их идут об одном и том же, что они не становятся счастливее, и что, более того, их одолевают сомнения - как говорила моя мама, самый главный вопрос: "Как жить дальше?"

И я, очевидно, понял, что я хочу в жизни совсем другого, что я родился для другого. Я понял: то, что мои родители называют жизнью, для меня жизнью не является. Я понял, что они где-то что-то упустили. И я абсолютно твердо знал, я нисколько в этом не сомневался - есть что-то другое.

Я понимал, что жить так, как они просто бессмысленно - у меня вызывала глубочайшее омерзение сама идея, что можно жить так, как они - при этом я очень хорошо к ним относился. Просто они были списаны жизнью со счетов, мимо денег, что называется. И когда я услышал рок-н-ролл в целом, и "Битлз" в частности, я понял, что мне подоспела помощь - вот другие существа, которые точно определяют то, что я чувствую.

АК: И ты сразу почувствовал, что это определит твою жизнь не на год-два, а всерьез и надолго?

БГ: У меня не было ни малейшей мысли о том, что что бы то ни было может быть всерьез и надолго. То есть, будущего не было никакого. Меня интересовало то, что происходит сейчас и в самое ближайшее, не очень определенное время. Но в этом есть одно смешное "но", одно смешное наблюдение. О том, что "Битлз" значат что-то иконографическое, что-то огромное, я понял еще задолго до того, как услышал их.

Когда в школе на переменках продавали их фотографии по десять копеек, приходилось вместо завтрака эти самые десять копеек на фотографии и использовать. Откуда я знал, что нужно покупать их фотографии? Но было ясно, что это именно то, что надо, что это настоящее. Слава опережала их, в них была какая-то энергия, которая шла еще до музыки. И это было жутко интригующе.

АК: Достаточно хорошо тебя зная, я понимаю, что сам ты особого значения возрасту не придаешь и постоянно работаешь так же, как работал всегда. Но неизбежно возникшая вокруг юбилея праздничная суета - концерты, телепередачи, встреча с министром, правительственная награда, наконец, - не могут, конечно, оставить тебя равнодушным. Что из этого тебе приятно, а что ты воспринимаешь как неизбежную обязанность?

БГ: Все, что происходит последние три месяца, является деятельностью, не связанной с тем, что я считаю интересным. Это происходит только для того, чтобы заработать денег и дать себе таким образом определенную новую степень свободы. И поэтому я с большим удовольствием играю в эту игру. Мы уже получили достаточно денег, чтобы быть свободными какое-то дальнейшее время.

Сейчас у нас замечательная жизнь. Мы исполнили свои социальные обязательства на сто процентов - мы сыграли здесь, мы сыграли там, я дал 120 интервью, снялся в 50 телевизионных передачах, на радио, где-то еще. Я отдал свои долги. Всем людям, которым интересно про меня услышать, я все рассказал.

Но при этом, как творец и человек, я знаю, что у меня есть возможность под покровом дымовой завесы этого юбилея (когда никто не спрашивает, что я делаю - все думают, что я честно даю интервью) ... Мы же в это время в стороне занимаемся делом, пишем новый альбом, про который никто не спрашивает.

И это дает мне необыкновенную степень "отвяза" - наконец-то я могу позволить себе сделать гораздо больше того, что я мог сделать раньше. Пока я полностью конформирую с тем, что люди от меня ждут, мы за их спиной делаем нечто, что может оказаться вполне неожиданным.

АК: В каждом возрасте есть свои прелести и свои изъяны. О чем, что было доступно в молодости и что утрачено сейчас, ты жалеешь, и что из обретенного в зрелости тебя особенно радует?

БГ: Я не жалею ни о чем, что было в молодости, все возможности которые были тогда остались и сейчас, только сильнее. Много слабости и ерунды ушло. У меня нет желания пить столько портвейна, сколько я пил тогда. У меня нет желания курить плохую ленинградскую траву, да и хорошую ямайскую - тоже нет.

Поэтому мне кажется, что теперь я могу гораздо больше. Но только практика покажет, кажется ли это мне только или же это на самом деле так. Но тот факт, что теперь я могу поехать записываться в Нью-Йорк, или в Лондон, или в Индию, или еще туда, куда я захочу, не мог привидеться тогда и в самом бредовом сне. И что это случилось, стало возможным, и что при этом никто никогда нам в жизни не помогал, кроме Господа Бога, говорит о том, что любое чудо возможно.

АК: В молодости и нам, и нашим кумирам казалось, что рок-н-ролл возвещает новую эру в истории человечества. Сейчас наши сверстники - тем, кому 50 или около того, то есть наше рок-н-ролльное поколение - правят миром. Чувствуешь ли ты в нынешних власть предержащих - политиках или бизнесменах - будь-то здесь в России или на Западе - биение рок-н-ролльного нерва?

БГ: Ни малейшего. Это просто две разные вещи. Весь рок-н-ролл, как правильно замечали все великие мыслители, которые его делали. Пит Таунсенд, да и многие другие, кто пытался его анализировать, приходили к пониманию того, что то, что мы видим происходящим в мире, - это далеко не все, что происходит, что есть гораздо более важные вещи.

И эти важные вещи они находили в каких-то религиях, и в конце концов выходили за пределы религии, и уходили куда-то дальше. Это то, что Олдос Хаксли называл perennial philosophy (вечная философия - АК), и о чем Ролан писал, как о новом витке религии, то есть о том, что приходит за религией, об объединении человечества за пределами кликушеств отдельных религий.

И те, кто хотят, к этому приходят. Те, кто не хотят, остаются там, где они сидели, они просто зарабатывают деньги, или энергию, или вообще ничего не зарабатывают. И поэтому рок-н-ролл - так же как 17-летие: у всех было 17 лет, но не все делают из этого свои выводы.

АК: 50 лет - возраст отцов, возраст, когда волей-неволей начинает появляться раздражение поколением детей: и то они делают не так, и это. Для нас это неизбежное полустариковское уже ворчание приходит, видимо, особенно неожиданно - вся наша идеология и наше мировосприятие строились на бунте, на молодежной контркультуре. Что в поколении детей тебя раздражает и не раздражает ли тебя свое собственное раздражение?

БГ: Я знаю по предыдущему опыту, что у меня есть определенное время запаздывания. Когда [в музыке] появляется новый феномен, новый звук, первые год-два я не могу понять, о чем идет речь, и долго смешиваю его с землей, говорю молодым: "Что-то вы слушаете - не то".

Потом меня накрывает, я начинаю активно "врубаться" и понимаю, что теоретически я должен по идее опоздать. Но тут я вижу, что никто вокруг этого и не заметил, особенно в России. Я оказываюсь в одиночестве - те, кто открыл это год полтора назад, уже забыли об этом, а остальные как слушали Высоцкого и Машу Распутину - по большей части Машу Распутину, к сожалению - так и слушают.

Но зато это оставляет на мне неизгладимый отпечаток. Зная эту закономерность, и, глядя сейчас на то, чем увлекаются мои дети, и что мне не нравится, я понимаю, что через два года, не исключено, я буду прыгать вокруг этого в восторге. Поэтому теперь я просто пытаюсь все это внимательно слушать, не высказывать критических соображений - то есть я не могу удержаться, все равно, конечно, критикую детей. Но я знаю, что у них есть свое право, у меня есть свое право и, скорее всего, через два года я буду слушать то, что они слушают сейчас.

АК: А характерный для этого возраста консерватизм у тебя появляется?

БГ: Естественно. Я начинаю слушать Гленна Миллера - раньше я его никогда не слушал. То есть, я одновременно двигаюсь и вперед, и назад и, главное, вглубь. В 50 лет я стал внимательно слушать Гленна Миллера, Сати, Дебюсси и Равеля, и упаси господь, Гайдна.

И в то же время и слушаю Колтрейна или Джона Сермона и многих других в современном джазе. И в то же время я внимательно слушаю то, что считается самым авангардным отрывом, - drum'n'bass, или каких-то людей типа Venetian Snares. И от всего меня "тащит" с чудовищной силой. А вот middle of the road меня совершенно перестал интересовать.

АК: Ну и что же происходит сейчас в студии? Что кроется там, как ты сказал "за дымовой завесой" всей этой юбилейной суеты?

БГ: А вот этого я никогда не скажу, потому что я не знаю, что у нас получится. Теоретически я предполагаю, что можно разрушить песенную форму настолько, что она станет чем-то, что меня удовлетворит.

При мысли о песенной форме меня воротит с души, и мне становится плохо. Была замечательная фаза в человеческой культуре, которая была связана с песнями, но, с моей точки зрения, она прошла целиком, и сейчас пришло время чего-то другого. Еще никто не сделал того, что, как я понимаю, можно сделать. И я сейчас буду пытаться это сделать в той мере, в какой у меня это получится.

Ритуал 50-летия каким-то магическим образом избавил меня от определенных зависимостей. Я понял, что я больше ничего не обязан никому - ни государству, ни поклонникам, ни друзьям, ни врагам, вообще никому. Я получаю огромное количество писем с упреками, а то и проклятьями в свой адрес: "Вы приняли орден от государства, то есть от фашистов, вы выступили в Кремле, мы больше не хотим вас слушать, вы продали все святое, вы больше не человек и так далее и так далее". А я читаю и радуюсь. Сами того не зная, они меня освобождают.

Я не был с коммунистами, и с этими я тоже не буду. И чем больше такого я слышу, тем более свободным себя чувствую. И у меня такое ощущение, что 30 лет "Аквариума", они, как "Аврора", остались в прошлом. А теперь мы, как астральная душа "Авроры", от этого ускользаем и идем дальше. И что из этого получится - уже не важно. Мы уже свалили от этого всего. Но это все красивые слова, и, как говорил Христос, "только по плодам узнайте их". И если у нас получится что-то, то то, что я говорил, - не пустой треп.