14 См., например: Hood S. Op. cit. Fig. 229.
15 Evans A. Op. cit. Vol. III. P. 502. Fig. 347; Schachermeyr Fr. Op. cit. S. 201 f.
Abb. 114. Ср.; Abb. 74.
16 Schachermeyr Fr. Op. cit. Taf. 48d. См. выше, гл. 1, ил. 61.
17 Hood S. Op. cit. P. 228 ff. См., например: Zervos Chr. L’art de la Crète
néolithique et minoenne. Pl. 642, 645.
18 Ю. В. Андреев 545
----------------------- Page 550-----------------------
Довольно часто динамическая экспрессия, заключенная в
произведениях минойских художников, достигает того крайне
го предела, за которым начинается истерический надрыв. Эта
психическая разбалансированность особенно ощутима во
внешне статичных фигурах божеств и адорантов в скульптуре
и глиптике. В самих их позах со странно выгнутой спиной и
выпяченной грудью с неестественно закинутой головой, вытя
нутой вперед или согнутой в локте рукой, тесно прижатыми
друг к другу ногами чувствуется огромное сверхчеловеческое
напряжение, которое в следующий момент может разрешиться
эпилептическим припадком. Наиболее яркими образцами тако
го рода иератических поз могут считаться кносские «богини со
змеями» (см. выше, гл. 2, ил. 80, I, 2), бронзовая статуэтка адо-
ранта из Тилисса18 (Ил. 149), фигуры «юного царя» и его при
ближенного на кубке из Айа Триады (см. выше, гл. 3,2 ч. II,
ил. 45), богиня на вершине горы и противостоящий ей адорант
на слепке печати из Кносса19 (см. выше, гл. 3,2 ч.Н, ил. 48).
Релаксация, сбрасывание напряжения обычно наступает лишь
в состоянии свободного полета, которое с таким мастерством
и любовью передано в различных версиях сцен тавромахии или
же просто в изображениях стремительно мчащихся животных,
например львов на клинке знаменитого инкрустированного
кинжала из шахтовой могилы в Микенах20 (Ил. 150).
Конечно, в минойском искусстве можно встретить и более
или менее статичные фигуры людей и животных, свободные от
чрезмерной напряженности и благодаря этому производящие
впечатление гармонической ясности и спокойствия. Таковы,
например, так называемая парижанка (Ил. 151) и «голубые да
мы» на фресках из Кносса, юные рыбаки, женщины-жрицы и
антилопы21 (Ил. 152) в росписях из домов Акротири и некото
рые другие. Но фигуры такого рода, как правило, представля
ют собой элементы сложных декоративных композиций, основ
ное назначение которых состояло в том, чтобы служить
своеобразным художественным обрамлением и фоном для мас
совых обрядовых действ, происходивших во дворцах и в «пат
рицианских» домах минойских поселений. Произведения мел
кой пластики (статуэтки божеств и адорантов) и изображения
на печатях в большинстве своем, как было уже сказано, имели
иное целевое назначение, являясь средством прямого, можно
даже сказать, интимного общения с божеством. Видимо, имен-
*!8 Evans А. РоМ. Vol. III. Р. 449. Fig. 313; Sakellarakis J. A. Herakleion Mu
seum. Illustrated guide. Athens, 1993. P. 68.
*19 Evans A. Op. cit. Vol. II. Pt. II. P. 808. Fig. 528; Hood S. Op. cit. P. 229.
*20 Matz Fr. Crete... P. 166 ff.; Evans A. Op. cit. Vol. III. P. 118 f. Fig. 71.
*21 Sakellarakis J. A. Op. cit. P. 125 fF.; Evans A. Op. cit. Vol. IV. Pt. II.
Pl. XXXI. P. 385; Marinatos N. Art and Religion in Thera. P. 108.
----------------------- Page 551-----------------------
149. Адорант из Тилисса. Ок. 1500 г. до н. э. Гераклион.
Археологический музей
----------------------- Page 552-----------------------
150. Охота на львов. Клинок инкрустированного кинжала из 4-й шахтовой могилы в Микенах. XVI в. до н. э. Афины.
Национальный музей
----------------------- Page 553-----------------------
151. «Парижанка». Фреска из Кносса. Ок. 1500— 1450 гг. до н. э.
Гераклион. Археологический музей
----------------------- Page 554-----------------------
152. Антилопы. Фреска помещения BI в Акротири.
Слева боксирующие мальчики. Ок. 1550 г. до н. э. Афины.
Национальный музей
но по этой причине «ночная сторона» минойской души рас
крыта в них с наибольшей полнотой и без каких-либо «недо
молвок».
Один из главных парадоксов минойского искусства состоит
в сравнительно редко встречающемся сочетании жизнеподобия
и иллюзорности, удивительно глубокого проникновения в са
мую суть образов зримого мира и их утонченной стилизации.
В свое время Фр. Матц попытался выразить эту его особен
ность посредством краткой формулы «декоративный натура
лизм».22 Действительно, внимательный анализ наиболее ха
рактерных образцов минойского искусства периода расцвета
убеждает нас в том, что его естественным состоянием было со
стояние неустойчивого равновесия, как бы постоянного балан
сирования где-то на самой грани чистой изобразительности и
чистого декоративизма. Это означает, что оба эти начала мог
22 Mat: Fr. Crete... P. 146; ср.: idem. Göttererscheinung und Kultbild... S. 46 ff.
----------------------- Page 555-----------------------
ли совмещаться в одних и тех же произведениях, создавая
причудливые комбинации из элементов реальности и деко
ративной фантазии, что происходили постоянные, иногда
трудноуловимые для глаза переходы из одного качества в дру
гое. Именно ощущение какой-то неустойчивости, эфемерности,
постоянного колебания на грани художественной правды и вы
мысла, по всей видимости, и придает творениям минойских
мастеров оттенок некой ирреальности, фантасмагоричности,
благодаря которой мы порой воспринимаем даже самые прав
дивые, на первый взгляд, из созданных ими сюжетных сцен или
пейзажных композиций как своего рода миражи или сны наяву.
Основным импульсом, вносящим дыхание и трепет жизни в
застывшие декоративные композиции, наполняющим их осо
бой эмоциональной взволнованностью и, что особенно важно,
придающим им внутреннюю логику и смысл, в критском ис
кусстве всегда было движение. Попробуем показать это на при
мере такого специфического его жанра, как настенные росписи.
Одна из наиболее характерных особенностей этих живописных
композиций заключается в том, что элементы, чисто декора
тивные или даже орнаментальные, почти непостижимым для
нашего восприятия, воспитанного на почти пятивековой тра
диции реалистического искусства, образом соединяются и
взаимодействуют в них с элементами изобразительного или
изобразительно-повествовательного характера. Так, на извест
ном фрагменте фрески из Айа Триады, изображающем дикую
кошку (Ил. 153), подкрадывающуюся к ничего не подозреваю
щей птице, фигуры кошки и птицы разделены чрезвычайно
тщательно (листик за листиком) выписанным кустарником, ко
торый, вероятно, именно вследствие этой чрезмерной тщатель
ности производит совершенно ненатуральное впечатление,
воспринимаясь как деталь скорее условно стилизованного ор
наментального фона, чем реального пейзажа. Тем не менее эта
несообразность в значительной мере скрадывается благодаря
общей драматической напряженности изображенной сцены.
Фигуры двух основных ее участников — кошки и птицы при
всей предельной обобщенности их силуэтов все же весьма вы
разительны и жизнеподобны, т. е. близки к своим реальным
прототипам, хотя о птице мы не можем даже с уверенностью
сказать, какую породу имел в виду живописец. Этот художест
венный эффект достигнут с помощью всего лишь одного до
статочно простого приема, а именно точно схваченного дви
жения, которое здесь, как и обычно в минойском искусстве,
явно над всем доминирует и всему задает нужный тон. В этом
динамическом «контексте» даже куст, несмотря на всю свою
слишком очевидную для нашего искушенного взгляда нарисо-
ванность, начинает как бы раскачиваться и изгибаться под ду-
----------------------- Page 556-----------------------
153. Дикая кошка, подкрадывающаяся к птице. Фреска из Айя Триады.
Ок. 1450 г. до н. э. Гераклион. Археологический музей
новением ветра, а главное, активно включается в изображенное
на фреске происшествие, скрывая кошку от беспечно порхаю
щей птицы, а не просто разделяя их фигуры как плоский ней
тральный задник. ►
Пожалуй, еще более выразительным примером такого рода
«оживления» застывшей орнаментальной схемы может служить
живописный фриз, открытый в одном из домов поселения Ак-
ротири на острове Фера и изображающий, по определению
Сп. М аринатоса, «весну в горах» (Ил. 154). В высшей степени
условно трактованные элементы ландшафта — причудливые
контуры скал, почти совершенно плоские и раскрашенные в
неестественные, резко контрастные тона, как бы воткнутые в
эти скалы, написанные словно по трафарету цветы лилий скла
дываются на фризе в довольно-таки фантастическую, несо
----------------------- Page 557-----------------------
мненно, очень далекую от реальной жизни природы картину.
Тем не менее фреска оживает буквально на наших глазах и да
же наполняется какой-то особой лирической взволнованнос
тью благодаря одной-единственной, на первый взгляд не столь
уж значительной детали. То там, то здесь мы видим стреми
тельно мелькающих в «воздухе» над скалами, то слетающихся,
то разлетающихся ласточек. Без них, без созданного ими «си
лового поля» и скалы, и лилии наверняка остались бы мертвы
и неподвижны. Вместе с ними они и сами начинают как бы
дышать и двигаться в каком-то странном, но тем не менее ясно
различимом ритме, и все вместе действительно сливается во
впечатляющую картину весеннего пробуждения природы.
И напротив, там, где изображенные на фреске фигуры жи
вотных или птиц остаются абсолютно неподвижными, они как
бы ассимилируются орнаментальной фактурой пейзажного фо
на и во многом теряют самостоятельное смысловое и эстети
ческое значение. Нечто подобное мы наблюдаем, например
рассматривая в целом весьма профессионально выполненную
фреску с куропатками (Ил. 155) из кносского «Караван-сарая»
или даже в еще большей степени знаменитые росписи тронного
зала Кносского дворца с их симметрично застывшими по обе
стороны от трона фигурами грифонов и анемичными, как-то
неестественно вытянутыми кверху цветами лилий.
Итак, можно утверждать, не рискуя впасть в преувеличение,
что жизнеподобие произведений минойского искусства или сте
пень их близости к натуре в очень большой мере зависела от
силы вложенного в них динамического напряжения. Именно
перепадами его уровня были прежде всего обусловлены столь
характерные для этого искусства постоянные колебания на
стыке двух вечно противоборствующих художественных сти
хий: изобразительности и декоративизма. Большой динамичес
кий «заряд» мог придать даже и весьма еще схематичной и д а
лекой от каких-либо реальных прототипов орнаментике ваз
стиля Камарес определенное сходство с живой флорой, напол
нив ее, хотя и рудиментарной, но все же изобразительностью.
И наоборот, резкий спад динамической экспрессии, ощутимый
в вазовых росписях и фресках конца периода «новых дворцов»
(так называемый дворцовый стиль. Ил. 156) не мог не привести
к орнаментальному застыванию, упрощению и схематизации
форм изображаемых растений, животных и людей. Во всех этих
воплощениях и развоплощениях, переходах от графической
схемы к живому, подвижному образу и обратно нашла свое на
глядное выражение одна из важнейших особенностей миной
ского менталитета — постоянно загоняемое вглубь и вновь
возвращающееся ощущение пограничности своего положения
в этом мире, неустойчивого равновесия на грани бытия и не-
----------------------- Page 558-----------------------
----------------------- Page 559-----------------------
----------------------- Page 560-----------------------
155. Фреска с куропатками из «Караван-сарая» в Кноссе. Ок. 1500 г. до н. э. Гераклион. Археологический музей
----------------------- Page 561-----------------------
бытия, которое нередко, как мы могли это наблюдать на при
мере тавромахии, переходило в своеобразную игру со смертью.
Развивая далее эту же мысль, нельзя не обратить внимание
также и на еще один важный момент: в минойском искусстве
движение принимало самое активное участие в структурирова
нии системы пространственных координат, в определенной ме
ре компенсируя крайнее несовершенство используемых худож
никами технических приемов. Проще всего это можно показать
на примерах столь популярных в искусстве Крита сцен из жиз
ни подводного мира. При взгляде на вазы морского стиля или
на фреску из так называемого будуара царицы (Ил. 157) в
Кносском дворце почти неизменно возникает ощущение, будто
мы видим изображенных на них осьминогов, наутилусов, мор
ских звезд, рыб, дельфинов и других обитателей моря как бы
сквозь толщу воды, хотя достичь такого эффекта чисто живо
писными средствами художники, создавшие все эти шедевры
минойского искусства, едва ли были способны. Иллюзия про
странственной глубины и как бы просвечивающей на солнце
водной среды возникает здесь главным образом благодаря под
черкнутому вращательному движению фигур моллюсков и
рыб, в одних случаях устремляющихся прямо на зрителя, про
биваясь к нему сквозь водяную преграду, как огромные осьми
ноги на уже упоминавшихся амфорах из Гурнии и Палекастро,
в других — медленно плывущих по диагонали вокруг тулова
сосуда, как наутилусы на «марсельской вазе», или же вокруг
какого-то невидимого центра на фреске.
В лучших образцах минойской настенной живописи пейзаж
ный фон как бы подстраивается к главным «действующим ли
цам», т. е. к фигурам животных и людей, и сообразно с этим
сам становится удивительно пластичным и подвижным. При
мерами такой тонкой согласованности места действия с самим
действием могут служить фриз с птицами и обезьянами из «До
ма фресок» (Ил. 158) в Кноссе, фреска с голубыми обезьянами
из помещения Вб в Акротири и, наконец, самая масштабная и
самая «реалистическая» из всех ландшафтных композиций это
го рода — уже не раз упоминавшийся миниатюрный фриз из
того же Акротири (см. выше, гл. 2 ч. II, ил. 38). При взгляде
на эту удивительно нарядную фреску ясно ощущается четкий
декоративный ритм, основанный на умело подобранных цве
товых и линейных ассонансах, иногда локализованных на срав
нительно небольшом участке фриза, иногда пронизывающих
его на довольно большом протяжении. Так, криволинейные
очертания кораблей в центральной части росписей южной сте
ны как бы в зеркальном отражении повторяют плавные конту
ры верхней кромки гор и линию русла реки, окаймляющей
один из двух изображенных на фризе городов. И наоборот, фи-
----------------------- Page 562-----------------------
----------------------- Page 563-----------------------
----------------------- Page 564-----------------------
157. Фреска с дельфинами из будуара царицы. Кносс. Ок. 1600 г. до н. э.
Гераклион. Археологический музей
гуры дельфинов над кораблями воспринимаются как их умень
шенные перевернутые повторения, образующие вместе с ними
не слишком акцентированные, но все же достаточно ощутимые
вращающиеся овалы в общем потоке движения, связывающем
левый и правый берег. Примерно такой же эффект создают раз
нонаправленные движения фигур внутри отдельных фрагмен
тов. Так, шеренга воинов и стадо с пастухами, идущее сначала
справа налево, а затем в противоположном направлении, об
разуют сложную 5-образную фигуру (фрагмент росписей север
ной стены). Олени и лев, бегущие по верхней кромке, и плы
вущий внизу корабль как бы замыкают в кольцо поток
движения, обтекающий вместе с рекой и морем «порт отбытия»
(в левой части росписи южной стены). «Порт прибытия» тоже
вписывается в эллипсоидную фигуру, образованную контурами
гор, кораблями и двумя группами идущих или стоящих людей,
которых мы видим над городом и у его «подножия».
Лучше всего сохранившиеся росписи южной стены (с двумя
городами и плывущим флотом) производят впечатление насто
ящей панорамной живописи с передним и более удаленными
планами. Здесь, несомненно, уже присутствует оптическая ил
люзия глубины, трехмерности пространства. Эта иллюзия воз
никает вопреки очевидному игнорированию художником зако
----------------------- Page 565-----------------------
нов линейной перспективы и множеству больших и малых по
грешностей в трактовке пространственных взаимоотношений
отдельных предметов. Как и во многих других произведениях
минойского искусства, отдельные элементы живописной ком
позиции фриза воспринимаются так, как если бы мы смотрели
на них с нескольких, по крайней мере с двух разных точек зре
ния. Так, фигуры людей и животных изображены по преиму
ществу в профиль (человеческие фигуры нередко с поворотом
корпуса на три четверти), дома и силуэты гор фронтально; река
увидена как бы сверху на карте или на плане местности. О т
ношения моря, суши и неба, если оно вообще присутствует на
фреске, остаются в общем загадочными. Похоже, что море об
текает участки суши со всех сторон. Во всяком случае корабли
и фигуры дельфинов в верхней части фриза плывут как раз на
уровне горных вершин, и вследствие этого остается неясным,
что служит фоном для деревьев и фигур оленей и льва, видне
ющихся на кромке гор над «портом отбытия» — море или небо
(цветовое отличие одной стихии от другой на репродукциях
почти неуловимо). Благодаря отсутствию линии горизонта и
какой-либо разделительной черты между морем и небом все
изображенные на фреске предметы, и в том числе острова или
полуострова с находящимися на них городами, скалами, река
ми и прочими деталями ландшафта, оказываются как бы под
вешенными на невидимых нитях или плывущими в пустоте. В
результате вся композиция приобретает определенное сходство
с современной голограммой. Этот эффект, порожденный види
мым нежеланием минойских художников принимать во внима
ние линию горизонта, так же как и линию почвы под ногами
у изображенных персонажей, постоянно повторяется в создан
ных ими произведениях настенной живописи, так же как и во
многих сценах на печатях,23 что еще более усиливает произво
димое ими впечатление сюрреалистической иллюзии или уви
денной во сне фантасмагории.
При всех присущих ей логических погрешностях, двусмыс
ленностях и недомолвках в интерпретации пространства, рос
пись южной части миниатюрного фриза наполнена необыкно
венной жизненной экспрессией и правдоподобием, которые
позволяют поставить ее в один ряд с самыми прославленными
шедеврами не только эгейского, но и всего вообще древнего
искусства. И это жизнеподобие, можно даже сказать, одушев
ленность фреске придает пронизывающий всю ее поверхность,
насыщающий каждый квадратный сантиметр уцелевшего кра
сочного слоя волнообразный поток движения, в котором уча-
23 Groenewegen-Frankfort H. A. Arrest and Moveement. N. Y., 1972. P. 214; см.
также: Hood S. The Arts... P. 219 f.
----------------------- Page 566-----------------------
158. Фриз с птицами и обезьянами из «Дома фресок».
Кносс. Ок. 1500 г. до н. э. Гераклион. Археологический музей.
(Реконструкция М. А. С. Кэймерона)
ствуют и крупные цветовые массы — горы, острова, города,
корабли и находящиеся внутри этих больших пятен мельчай
шие живописные монады — фигуры людей и животных. Все
вместе они создают общее, объединяющее их «силовое поле»,
которое ощущает каждый, кто видел это удивительное тво
рение минойского художественного гения хотя бы в репродук
циях. Столь характерное для минойского менталитета ощуще
ние неразрывной слитности человеческой жизни с жизненными
циклами природы выражено здесь как нельзя более наглядно.
Анализ наиболее характерных особенностей стилистики ми
нойского искусства открывает в психической конституции ми-
нойцев черты определенного невротизма или разбалансирован-
ности нервной системы, несколько напоминающие хорошо
известные по многочисленным этногеографическим описаниям
черты психического склада современных колдунов и щама-
нов.24 Такими чертами могут считаться почти маниакальная
24 О том, что психика шаманского типа с характерной для нее склонностью
к истерическим припадкам, неуравновешенностью сигнальных систем и тому
подобными чертами была присуща многим отсталым народам и нередко тормо
----------------------- Page 567-----------------------
жажда движения или, что то же самое, страх перед неподвиж
ностью и неожиданное на первый взгляд соединение, нередко
обнаруживающееся в одних и тех же произведениях искусства,
необыкновенно острой наблюдательности, пристального вни
мания ко всему характерно индивидуальному в физическом об
лике растений, животных, людей со странной иллюзорностью,
ирреальностью общей картины мира, проявляющейся, в част
ности, в принципах организации пространства на фресках, пе
чатях, в вазовой живописи и т. д. Не удивительно, что у одних
исследователей это искусство оставляет впечатление чего-то
очень близкого к натурализму или (видимо, более уместное
сравнение) к импрессионизму нового времени, тогда как другие
более склонны воспринимать его как некую фантасмагорию,
царство причудливых грез и видений, которое в чем-то сродни
современному сюрреализму. Шаманистические, говоря услов
но, элементы в психике минойцев и их культуре могли возник
нуть в процессе адаптации этноса к достаточно контрастной,
можно даже сказать, антиномичной природной среде их род
зила их культурное развитие, писал в свое время видный советский психопатолог
С. Н. Давиденков. По его мнению, причинами, благоприятствовавшими возник
новению такого рода массовых неврозов, могли быть, например, изоляция,
суровые условия существования, небольшая численность, подчинение более
сильным соседям и т. д. (Давиденков С. И. Эволюционно-генетические проблемы
в невропатологии. Л., 1947. С. 147).
----------------------- Page 568-----------------------
ного острова, в характере которой парадоксальным и непости
жимым для первобытного сознания образом соединились два,
казалось бы, прямо противоположных, взаимоисключающих
лика: лик благостной и щедрой богини-матери всего живого,
дарительницы жизни и совсем иной, внушающий ужас лик
грозной владычицы земли, моря и неба, богини, жестокой,
коварной и изменчивой, повелевающей страшными разруши
тельными силами, скрытыми в земных недрах (как известно,
исключительно высокий уровень сейсмической активности, ха
рактерный для Крита и ближайшего к нему района южной
Эгеиды, был важнейшим природным фактором, наложившим
свою ясно различимую печать на все развитие этой островной
цивилизации). Капризный, непостоянный нрав природы Крита
держал населявший его народ в состоянии постоянного нерв
ного напряжения, психически травмировал его, порождая в его
сознании определенную раздвоенность, ощущение своего рода
неустойчивого балансирования на грани добра и зла, жизни
и смерти.
Вхождение минойцев в семью народов Восточного Среди
земноморья с их древними и развитыми культурами и сопут
ствовавшее ему интенсивное развитие эгейского мореплавания
и торговли, казалось бы, должны были как-то сгладить и ком
пенсировать их психическую ущербность, вселив в них уверен
ность в своих силах и естественный оптимизм преуспевающих
купцов и мореходов. В известных пределах такая компенсация,
по-видимому, действительно имела место. Но нельзя не счи
таться также и с тем, что сам переход со стадии варварства на
стадию цивилизации, совершившийся в сравнительно ускорен
ных темпах по общим меркам истории Древнего мира, потре
бовал от минойского общества крайнего напряжения всех его
духовных сил, добавив к прежним, унаследованным от предков
психическим нагрузкам много новых, действовавших не менее,
а, может быть, даже и более болезненно на его и без того уже
деформированное сознание. Стремительный выход из привы
чного, тысячелетиями длившегося состояния изоляции от
внешнего мира с неизбежно сопутствующим ему этноцентриз
мом, резкое расширение географического и культурно-истори
ческого кругозора, решительное обновление всей системы
социально-экономических отношений, смена культурно-хозяй-
ственных типов — все это не могло не повлечь за собой
радикальную и весьма болезненную ломку устоявшихся стерео
типов мироощущения, еще более усилив его врожденную дис
гармоничность. Бремя цивилизации тяжелым грузом легло на
еще неокрепшие плечи народа, попытавшегося слишком бы
стро порвать со своим первобытным прошлым. Сформи
ровавшийся в этой напряженной, насыщенной сложными дра
----------------------- Page 569-----------------------
матическими коллизиями атмосфере «этнический характер»
минойцев причудливо соединил в себе такие, казалось бы,
трудно совместимые свойства, как стихийный гедонизм и лю
бовь к природе и слепой, безотчетный страх перед ней, миро
любие и скрытая агрессивность, благодушие и жестокость.
Преодоление этой внутренней раздвоенности потребовало от
минойского общества и в особенности от его культуросозидаю
щей элиты огромного расхода нервной энергии, постоянного
эмоционального напряжения или, если использовать термин,
введенный в научный обиход J1. Н. Гумилевым, «пассионарно
го перегрева». Естественно, что это состояние, которому мы,
по всей видимости, обязаны всеми наиболее высокими дости
жениями минойской цивилизации, не могло продолжаться до
бесконечности и рано или поздно должно было привести к над
лому и гибели всей системы.
----------------------- Page 570-----------------------
Часть четвертая
ЭГЕЙСКИЙ МИР ВО II т ы с . до н. э.
ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ ИСТОРИЧЕСКОГО
РАЗВИТИЯ
Г л а в а 1
М И Н О Й С К А Я Ц И В И Л И ЗА Ц И Я
С Р Е Д И Д Р У Г И Х Ц И В И Л И ЗА Ц И Й Д Р Е В Н Е Г О М И Р А .
И С Т О К И И У П А Д О К
История Европейского континента начинается с эпохи ниж
него палеолита. Это известно теперь каждому школьнику. Но
когда и где начинается история Европы как особой культурной
общности или, по определению Н. Я . Данилевского, «куль
турно-исторического типа», этого пока не знает никто.1 Долгое
время первой европейской цивилизацией (европейской не толь
ко по занимаемому ею географическому ареалу, но и по ее
внутренней духовной наполненности) принято было считать
греческую или в другой расширенной версии той же концепции
античную греко-римскую цивилизацию. Однако после великих
археологических открытий в Микенах, Тиринфе, Пилосе, на
Крите и Кикладах перед наукой встал вопрос о типологической
принадлежности древнейших цивилизаций Эгейского мира:
критской (минойской) и микенской, связанных многочисленны
ми нитями исторической преемственности с классической гре
ческой цивилизацией. Можно ли считать эти цивилизации уже
европейскими в культурологическом значении этого слова? А
если нет, то почему? Особые сомнения в этом смысле всегда
вызывала старшая из двух эгейских цивилизаций, минойская,
1 Хотя само понятие европейской культурной общности или «христианского
мира», в те времена включавшее в себя только страны Западной Европы, впервые
оформилось после распада Римской империи в эпоху раннего средневековья (см.:
История Европы. T. I. Древняя Европа. М., 1988. С. 43), особый европейский
путь развития, несомненно, определился задолго до этого, уже в начале античной
эпохи. Отрицать это значило бы попросту игнорировать неоспоримый факт
исторической преемственности, связывающей европейскую культуру Средних
веков и Нового времени с культурой Античного мира.
----------------------- Page 571-----------------------
ввиду явно неиндоевропейского и, может быть, вообще не
европейского происхождения создавшего ее загадочного на
рода.
Ожесточенные споры вокруг этого далеко не простого во
проса начались уже в первые десятилетия XX в., когда перед
изумленным научным миром один за другим предстали во всем
своем экзотическом великолепии, не предусмотренном ни Го
мером и никакими другими античными источниками, дворцы
минойского Крита. Об охватившей многих растерянности, по
жалуй, лучше всего свидетельствует двойственная позиция, за
нятая самим первооткрывателем этой удивительной цивилиза
ции А. Эвансом. Уже на четвертый день после начала раскопок
в Кноссе (27 марта 1900 г.) он с явным удовлетворением кон
статировал в своем дневнике: «Исключительное явление — ни
чего греческого, ничего римского... Нет даже геометрическо
го»,2 и в дальнейшем при интерпретации своих находок не раз
обращался к древневосточным, в особенности к египетским па
раллелям, видимо охотно допуская принципиальную однотип
ность открытой им культуры с культурами древней Передней
Азии. Тем не менее образ Европы в различных его воплоще
ниях — то как сравнительно удаленное во времени феодальное
средневековье, то как столь близкая самому автору викториан
ская Англия — постоянно сопутствует нам на страницах клас
сического труда Эванса — четырехтомного «Дворца Миноса».
Эти исторические аллюзии, заключающиеся уже в самой тер
минологии, используемой замечательным археологом, в его
манере выражать свои мысли, придают созданной им модели
критской цивилизации бронзового века отпечаток достаточно
ясно выраженного модернизма, а стало быть, и европеизма.3
Основным «полем боя» в спорах между теми, кто так или
иначе пытался сблизить культуру Крита с культурой античной
Греции и тем самым приобщить ее к сонму подлинно европей
ских культур, и теми, кто решительно отказывался признать
правомерность такого сближения, на долгие годы суждено бы
ло стать постоянно увеличивавшемуся в объеме своду памят
ников минойского искусства, поскольку именно он заключал в
2 Evans J. Time and Chance. The Story of Arthur Evans and his Forebears. L.
etc., 1943. P. 330. См. также: Pendlebery J. D. S. The Archaeology of Crete. An in
troduction. L., 1939. P. 285. Ср.: Bintliff J. Structuralism and Myth in Minoan Stud
ies // Antiquity, 1984. 58. 222. P. 35 fT.; Dickinson O. The Aegean Bronze Age. Cam
bridge, 1995. P. 3.
* Разумеется, многие из используемых Эвансом и его последователями тер
минов, такие как «дворец» (palace), «король» (king), «город» (town) и др., могли
носить вполне амбивалентный характер, ассоциируясь в одно и то же время с
институтами как стран Древнего Востока, так и средневековой Европы (ср.:
Dickinson О. Op. cit. Р. 2 f.).
----------------------- Page 572-----------------------
Сэр Артур Эванс (1851— 1941) во время раскопок Кносса
----------------------- Page 573-----------------------
себе весь запас наиболее ценной информации об исторической
специфике этой культуры. Как остроумно заметила в свое вре
мя Г. Грёневеген-Фрэнкфорт, «феномен критского искусства
поочередно ставил в тупик, очаровывал и раздражал, потому
что казалось абсурдом, что оно должно быть историческим
предшественником и при этом абсолютной антитезой всего то
го, что особенно глубоко ценилось в классическом искусстве.
Отсюда определенная неловкость, заметная в научных подхо
дах (к этой проблеме), попытки либо чрезмерно расхваливать
критский „натурализм“ и связывать его с чем-то подобным в
греческом искусстве, либо также чрезмерно подчеркивать его
не знающее никакой дисциплины своеволие и тем самым дока
зывать его сугубо чуждый (всему греческому) характер».4 Дей
ствительно, многие весьма авторитетные искусствоведы и
археологи, и в том числе Фуртвенглер, Л. Курциус, Глоц, Де-
онна, Гордон Чайлд, Ш арбоно, Форсдайк, М атц, Ш вайцер и
др., готовы были видеть в минойском искусстве первое про
буждение или по крайней мере предвосхищение свободного эл
линского духа и в этом смысле оценивали его как искусство
уже европейское, отнюдь не древневосточное, противопостав
ляя необыкновенную динамичность, легкость и изящество тво
рений критских мастеров монументальной неподвижности и
тяжеловесности египетской и месопотамской скульптуры и ар
хитектуры.5 Однако представители другого научного «лагеря»,
например Бушор, Роденвальдт, Каро, Блеген и др., решительно
оспаривали эту оценку, указывая, что ее приверженцы не учи
тываю т весьма глубоких различий, существовавших между ми-
нойским искусством Крита и микенским искусством материко
вой Греции, различий, обусловленных, как это было признано
многими уже в 20— 30-х гг. XX в., этнической или даже расо
вой принадлежностью этих двух культур, одна из которых
(микенская) была объявлена бесспорно греческой и, следова
тельно, индоевропейской, другая же (минойская) — столь же
неоспоримо догреческой или прагреческой.
Неоднократно предпринимавшиеся попытки найти некий
приемлемый для всех компромисс между двумя этими крайнос
тями так и не увенчались успехом. Так, Фр. Ш ахермайр попро
бовал облечь свою мысль о преемственной связи минойского
и классического греческого искусства в довольно убедитель
ный, на первый взгляд художественный образ. «Мы должны
видеть,— писал он,— в индоевропейском начале как бы отца,
в эгейском же (т. е. в минойском. — Ю. А .) мать эллинства (das
4 Groenewegen-Frankfort H. A. Arrest and Movement. N. Y., 1972. P. 188.
5 C .: Ibid. P. 1 88. N 1; Schachermeyr Fr. Die minoische Kultur des alten Kreta.
Stuttgart 1964. S. 214 f. со ссылками на более раннюю литературу.
----------------------- Page 574-----------------------
Griechentums)».6 Отсюда логически вытекало, что само миной-
ское искусство не может считаться «ни вполне греческим, ни
вполне негреческим». Однако К. Шефолд, почти дословно по
вторив сентенцию Ш ахермайра о индоевропейском отце и ми-
нойской матери греческой культуры, все же настойчиво под
черкивал, что мать эта была чисто азиатского происхождения
(die asiatische M utter der klassischen W elt).7 Уже цитированная
выше Грёневеген-Фрэнкфорт видела «единственное утешение
для встревоженного (причудливостью минойского искусст
ва. — j o . А .) грекофила» в том, что «эта странная островная
культура, такая неудобно близкая и так загадочно связанная с
материком, была не „восточной“».8 Однако еще спустя много
лет после того, как были написаны эти слова, С. Худ продол
жал категорически настаивать на том, что «как минойское, так
и микенское искусство были по своей сути именно восточными
искусствами в том смысле, в котором искусство классической
Греции никогда таковым не было».9
Стороннему наблюдателю весь этот затянувшийся спор мо
жет показаться чисто схоластической распрей вокруг надуман
ной, в действительности никогда не существовавшей пробле
мы. Такое впечатление тем более оправданно, что участники
дискуссии чаще всего не утруждают себя поисками аргументов
в поддержку своей точки зрения, довольствуясь простыми дек
ларациями, единственной основой которых могут оказаться их
чисто субъективные вкусы и пристрастия. Вероятно, вполне за
кономерен в этой ситуации был бы вопрос: «А правомерно ли
вообще введение столь привычной для нас антитезы „Азия —
Европа“ или „Восток — Запад“ в исторический „контекст“ та
кой отдаленной эпохи, как бронзовый век или II тыс. до н. э.»?
Ведь реально в это время существовала только одна составляю
6 Schaehermeyr Fr. Op. cit. S. 221. Здесь явно обыгрывается неизменно
повторяющееся в литературе противопоставление изнеженной женственности
«матриархальной» минойской культуры суровой мужественности «патриар
хальной» микенской культуре. Развивая далее эту мысль, Шахермайр в конце
концов пришел к выводу, что культура Крита была в сущности «ранним
воплощением средиземноморско-романской Европы» с ее культом «прекрасной
дамы» (Ibid. S. 271 f.).
7 Schefold K. Unbekanntes Asien in Altkreta // Wort und Bild. Basel, 1975. S. 17,
23. В этой связи Шефольд делает важную оговорку, особо подчеркивая, что под
«Азией» в данном случае подразумеваются не такие страны древнейших «речных
культур», как Египет и южное Двуречье, а скорее периферийные области этого
обширного географического ареала — такие как Сирия, северная Месопотамия
и Анатолия, с одной стороны, и долина Инда с Мохенджо-Даро и Хараппой —
с другой.
8 Groenewegen-Frankfort H. A. Op. cit. Р. 188.
9 Hood S. The Arts in Prehistoric Greece. Harmondsworth, 1978. P. 236. Ср.:
Starr Ch. G. Origins of Greek Civilization 1100—650 В. C. N. Y., 1961. P. 36 f.;
Warren P. M. Minoan Palaces // Scientific American. 1985. July. P. 74.
----------------------- Page 575-----------------------
щая этой антитезы — Передняя Азия с Египтом, уже давно
вступившая на путь, ведущий к цивилизации, и успевшая офор
миться в определенную культурную общность со своими доста
точно ясно выраженными особенностями. Вторая часть анти
тезы — Европа в культурологическом смысле этого слова как
будто еще не успела «обрести свое лицо», не успела по-
настоящему отделиться от огромного массива Евразии, пребы
вавшего, как и задолго до этого — на протяжении тысячеле
тиями длившейся эпохи неолита·—энеолита, в состоянии почти
первородного хаоса в виде аморфного конгломерата разнород
ных, очень слабо связанных между собой археологических
культур и скрывающихся за ними этнических групп.
Правда, некоторые исследователи, и среди них такой авто
ритетный археолог, как М. Гимбутас, давно пришли к выводу,
что уже в V— IV тыс. до н. э. на обширных пространствах
Юго-Восточной и Центральной Европы, охватывающих терри
торию современных Югославии, Болгарии, Венгрии, Румынии,
Молдавии и Западной Украины, сложились культурные ком
плексы, обладавшие такими важными признаками ранних ци
вилизаций, как развитое земледелие и скотоводство, специали
зированная металлургия и гончарное ремесло, концентрация
населения в крупных жилых агломерациях, иногда занимаю
щих площадь в десятки гектаров, яркое и самобытное искусст
во, достаточно сложная система религиозных верований и даже
примитивная письменность, образцом которой могут служить
знаменитые таблички из Тартарии. В число этих «несостояв-
шихся цивилизаций» (определение E. Н. Черных) обычно
включаются культуры Винча, Бутмир, Гу мельница, Ленгъел,
Кукутени—Триполье и др.10 Согласно предположениям Гимбу
тас, культурное наследие эпохи европейского энеолита обра
зовало достаточно мощный субстрат религиозных культов,
мифических образов, эстетических идей и т. п., который в зна
чительной своей части был усвоен народами, расселившимися
на этой же территории и в смежных регионах в течение эпохи
бронзы и в уже более поздние времена. В сохранении и пере
даче этого наследия участвовал целый ряд промежуточных
«инстанций», важнейшей из которых был минойский Крит. Его
10 Gimbutas М. The Gods and Goddesses of Old Europe. L., 1974; Τοϋοροβα X.
Энеолит Болгарии. София, 1979; Chapman J. The Vinia Culture of South-East
Europe. Pt. I—II. Oxford, 1981; Mepnepm H. Я. Ранние скотоводы Восточной
Европы и судьбы древнейших цивилизаций // Studia Praehistorica. 1980. 3.
C. 69 сл.; Черных Е. И. На пороге несостоявшейся цивилизации // Природа.
1976. № 2; Николаева Н. А., Сафронов В. А. Культура Винчи — древнейшая
цивилизация Старого света // Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы
реконструкции языка и культуры. М., 1986; Топоров В. Н. Древнебалканская
неолитическая цивилизация (ДБН): общий взгляд // Там же.
----------------------- Page 576-----------------------
культура, «матриархальная» по своей природе и в этом смысле
являющая собой прямую антитезу сугубо «патриархальной»
культуре первых индоевропейцев, на которых Гимбутас возла
гает основную ответственность за гибель энеолитических куль
тур Балкано-Карпатского региона, была особенно им близка.
На это указывает общность ряда культовых символов (двойной
топор, букраний), орнаментальных мотивов и иконографичес
ких схем (различные виды спирали, женские фигурки с подня
тыми вверх или сложенными под грудью руками) и некоторых
других элементов в религии и искусстве этих двух культурных
ареалов.1'
Эта эффектная и в целом весьма заманчивая гипотеза может
быть принята лишь с двумя важными оговорками. Во-первых,
минойская цивилизация, конечно, не может считаться простым
реликтом энеолитического культурного комплекса, случайно
уцелевшим на южной оконечности Европейского континента,
как, кажется, склонна ее расценивать Гимбутас. Во многих сво
их аспектах, как мы постараемся показать в дальнейшем, это
было принципиально новое явление в истории древней Евро
пы, обращенное не только в ее прошлое, но также и в будущее,
т. е. в античную эпоху. Во-вторых — и это особенно важно —
нельзя забывать о том, что протоцивилизации Балкано-К ар
патского региона были европейскими только по своему геогра
фическому положению. По своей исторической сути они при
надлежат не столько Европе, сколько еще нерасчлененной
Евразии. При всем своем своеобразии в чисто культурологи
ческом плане они не так уж сильно отличаются от неолитичес
ких и энеолитических культур Передней Азии, уже приблизив
шихся или еще только приближавшихся к порогу цивилизации,
таких, например, как более ранние анатолийские культуры Ча-
тал Хюйюка и Хаджилара или хронологически более близкие
к ним месопотамские культуры Халафа и Убейда.12
По всей видимости, не так уж много истинно европейско
го заключала в себе и культура или скорее все же культуры
первых индоевропейцев, как бы ни решался сейчас вопрос об
их так называемой прародине, путях расселения, уровне со
циального развития и т. п. На это указывает и чрезвычайное
многообразие культурных анклавов, созданных различными
ветвями этой языковой семьи в течение II— I тыс. до н. э.,
и ярко выраженная пластичность их духовного мира, способ
11 Gimbutas М. Op. cit. Р. 238 et passim. Ср.: Schackermeyr Fr. Op. cit. S. 18 f.,
58 ГГ.; Press L. Thraco-Aegean Contacts in the Bronze Age // Dritter Internationaler
thrakologischer Kongress. Wien, 1980. Bd. 2; Иванов В. В. Древнебалканская
культура и письменность // Балканские исследования. М., 1984. Вып. 9.
12 Ср.: Мерперт Н. Я. Указ. соч. С. 69 сл.
----------------------- Page 577-----------------------
ствовавшая их успешной адаптации в иноязычной и инокуль-
турной среде, о чем могут свидетельствовать исторические
судьбы хеттов, индоариев, скифов, персов, а во многом так
же греков и италиков. Свои особые европейские качества
культуры этих двух последних народов приобрели уже после
оседания на их новой родине, т. е. в достаточно позднее
время.
Как бы то ни было, совершенно очевидно, что такое уни
кальное историческое явление, каким была классическая гре
ческая цивилизация, не могло возникнуть с первой же попытки.
Появлению столь совершенных форм культуры и социальной
организации должен был предшествовать более или менее дли
тельный период поисков, шедших, как это обычно бывает, пу
тем проб и ошибок. Основными вехами на этом пути и одно
временно более или менее удачными попытками, постепенно,
шаг за шагом, приближавшими рождение «греческого чуда»,
могут считаться последовательно сменявшие друг друга на
протяжении двух тысячелетий эпохи бронзы культуры и циви
лизации Эгейского мира: кикладская, троянская, ранне- и сред
неэлладская, минойская и, наконец, микенская. Видимо, в этой
череде культур и берет свое начало процесс размежевания Ев
разии и Европы.
Местом, где эта последняя смогла впервые, хотя далеко не
полностью и не окончательно самоопределиться и обрести
свою культурно-историческую индивидуальность, должен быть
признан все-таки Крит. Миф о похищении Европы наполняется
в этом «контексте» глубоким историческим смыслом, которым
первоначально он, по-видимому, не обладал. То, что именно
Крит был «избран» историей в качестве отправной точки про
цесса «европеизации Европы», конечно, далеко не случайно.
Очевидно, его уединенное положение на южной окраине эгей-
ского бассейна на оптимальном удалении от наиболее опасных
в те времена очагов агрессии при достаточно большой терри
тории и богатстве природными ресурсами одно только и могло
обеспечить необходимую «чистоту» осуществлявшегося здесь
исторического «эксперимента». В то же время это место было
самой природой идеально приспособлено для развертывания
широкой сети торговых и всяких иных контактов. Рано или
поздно здесь должен был возникнуть один из самых оживлен
ных «перекрестков» морских путей древнего Средиземноморья.
И здесь же было особенно ощутимо притяжение мощного «си
лового поля», образованного первичными цивилизациями П е
редней Азии. По всей видимости, именно оно и вырвало К рит
на рубеже III—II тыс. до н. э. из «материнского лона» евра
зийского энеолита, на какое-то время освободив его, хотя да
----------------------- Page 578-----------------------
леко не в полной мере, от косной тяжести его первобытного
прош лого.’3
Уже в период «старых дворцов» (между 1900 и 1700 гг. до
н. э.) минойская культура Крита вошла на правах «младшего
партнера» в сложившуюся еще в эпоху ранней бронзы систему
взаимосвязанных цивилизаций Восточного Средиземноморья.
Крит стал северо-западным замыкающим звеном этой системы,
протянувшейся по огромной дуге от Египта до Кипра. О его
интенсивных контактах со странами Востока свидетельствуют
не столько находки образцов египетского или сирийского им
порта, сделанные на его территории, или же, наоборот, наход
ки минойской керамики на территории той же Сирии и Египта
(сами по себе эти находки не столь уж и многочисленны),
сколько многообразные факты, свидетельствующие о восточ
ных влияниях на критскую архитектуру, искусство, религиоз
ную обрядность, аксессуары святилищ и т. д .14 Для нас сейчас,
однако, особенно важны черты определенного типологическо
го сходства, оправдывающие сближение минойской цивилиза
ции с дворцово-храмовыми цивилизациями Передней Азии, в
особенности в таких периферийных их вариантах, как цивили
зации Сирии (Эбла, Библ, Алалах, Угарит), верхней М есопо
тамии (Мари, Аррапха) и отчасти, возможно, центральной
Анатолии (царство хеттов, ассирийские колонии). Это сходство
может быть объяснено и как результат более или менее одно
направленного развития уже изначально однотипных социаль
ных структур, и как следствие интенсивного обмена информа
цией между всеми этими областями древней ойкумены.
Основным видовым признаком и в то же время главным
структурообразующим элементом всех цивилизаций этого типа
по праву считается так называемый дворец или первоначально
13 Признание огромной значимости вклада древневосточных цивилизаций в
процесс становления цивилизации Крита отнюдь не означает отрицания или
умаления самобытности этой последней. В свое время на это указывал один из
самых активных пропагандистов диффузионистской теории культурного прогресса
B. Гордон Чайлд. В своей книге «У истоков европейской цивилизации» (М., 1952.
C. 45) он писал: «Минойская цивилизация не была принесена в готовом виде из
Азии или из Африки, а представляла собой вполне самобытную культуру
местного происхождения, в которой слились технические приемы и идеи Шумера
и Египта, образовав одно новое и по своему характеру уже европейское целое»
(ср.: Starr Ch. G. Op. cit. P. 36 f.; Renfrew С. The Emergence of Civilisation. L.,
1972. P. 58 ff.; Walberg G. Middle Minoan III — A Time of Transition. Jonsered,
1992 (SIMA, vol. 97). P. 141, автор настаивает на том, что восточные влияния
имели лишь ограниченное значение для развития минойской цивилизации).
!4 Schachermeyr Fr. Ägäis und Orient: Die überseeischen Kulturbeziehungen von
Kreta und Mykenai mit Ägypten, der Levante und Kleinasien. Wien, 1967; Helck W.
Die Beziehungen Ägyptens und Vorderasiens zur Ägäis bis ins 7. Jh. v. Chr.
Darmstadt, 1979; Watrous L. V. The Role of the Near East in the Rise of the Cretan
Palaces // The Function of the Minoan Palaces. Stockholm, 1987 (FMP).
----------------------- Page 579-----------------------
почти неотличимый от него «храм».15 В обоих своих вариантах
это был сложный полифункциональный организм, совмещав
ший в едином комплексе функции святилища, админи
стративного центра, общегосударственной житницы, торгово-
ремесленного предприятия и т. п. Каждый дворец был центром
широко разветвленной хозяйственной системы, обслуживаемой
целым штатом казначеев, надсмотрщиков, писцов и т. д. Все
эти должностные лица и служилые люди составляли в своей
совокупности управленческий аппарат дворцового государст
ва. Его работа базировалась на принципах строжайшего учета
и контроля над материальными ресурсами и рабочей силой, на
ходившейся в распоряжении дворца. Основным средством та
кого контроля во всех дворцовых государствах Восточного
Средиземноморья и Передней Азии было письмо, рисуночное
или чаще фонетическое (слоговое). С дворцом-храмом был тес
но связан институт священной царской власти, широко распро
странившийся в III—II тыс. по всему Ближнему Востоку в виде
бесчисленных, чаще всего довольно бледных копий архетипи-
ческих фигур египетских фараонов или шумерских лугалей. В
сфере идеологии обычным коррелятом этого института был со
вместный культ божественной пары — Великой богини, высту
павшей в разных ипостасях и под разными именами, и ее кон
сорта или паредра, земным воплощением или наместником
которого считался «священный царь».
Н а Крите основные элементы цивилизации дворцового типа
появляются, по всей видимости, в хронологических рамках пе
риода «старых дворцов», о чем могут свидетельствовать и сами
«старые дворцы» или, точнее, то немногое, что от них осталось,
и найденные в них образцы иероглифического и линейного пись
ма, и многочисленные оттиски с печатей, служившие то ли зна
ками собственности, то ли фискальными «марками» и «квитан
циями». С началом периода «новых» дворцов (1700— 1450 гг. до
н. э.), когда минойская цивилизация вступила в фазу своего блес
тящего, хотя и кратковременного расцвета, ее «фамильное» сход
ство с другими маргинальными цивилизациями Восточного Сре
диземноморья становится совершенно очевидным. Дворцы
Кносса, Феста, М аллии, Като Закро и А йаТриады с их широкими
лестницами, портиками, просторными мощеными дворами, па
радными апартаментами, обширными кладовыми, ремесленны
ми мастерскими, великолепными настенными росписями, архи
вами табличек линейного А письма, водопроводом и канализа
цией вполне способны выдержать сравнение с более или менее
синхронными им дворцами Анатолии (Бейджесутан, Богазкёй),
Сирии (Алалах), верхней Месопотамии (М ари, Нуза). Н о озна
15 Hiller St. Palast und Tempe! im Alten Orient und im minoischen Kreta // FMP.
----------------------- Page 580-----------------------
чает ли все это, что, начиная с первых веков II тыс., Крит ста
новится интегральной частью древневосточной культурной
общности и растворяется в ней точно так же, как почти одновре
менно с ним были ассимилированы этой общностью индо
европейцы-хетты? Такое допущение едва ли приемлемо как че
ресчур упрощенное объяснение самого феномена минойской ци
вилизации, его исторической специфики. В действительности все
было намного сложнее.
Некоторые специфические черты критской культуры должны
предостеречь нас от чересчур поспешного и совершенно безого
ворочного зачисления ее в разряд, так сказать, «нормальных»
или «среднестатистических» ближневосточных цивилизаций
бронзового века. Эти черты уже предвещают грядущее превра
щение самого Крита и всего Эгейского мира в древнейший оазис
подлинно европейской цивилизации — классическую Элладу и
поэтому могут быть названы «праэллинскими» или «протоевро-
пейскими». Укажем на наиболее важные из них. Подобно анти
чной греческой цивилизации цивилизация минойского Крита от
личалась чрезвычайным динамизмом и развивалась в необыкно
венно быстром темпе (конечно, в сравнении с общими темпами
истории Древнего мира до начала I тыс. до н. э.). Столь харак
терный для Шумера и других районов древней Передней Азии,
за исключением, может быть, только Египта, длительный, состо
ящий из многих переходных этапов «инкубационный период», в
течение которого происходило постепенное вызревание «номо-
вых государств» и соответствующих им форм социальной орга
низации, на Крите почти не прослеживается. Поэтому появление
в начале II тыс. первых дворцов и их культуры нередко воспри
нимается как некий мираж, внезапно и как бы из ничего возник
ший на этом пустынном острове.16
Мощный динамический импульс, полученный минойской
цивилизацией уже в самом начале ее жизненного цикла, про
должал действовать также и в последующее время. Всего за
два-три столетия, отделяющих появление «старых дворцов» от
начала периода «новых дворцов», произошли важные измене
ния в архитектуре дворцовых ансамблей,17 радикально обнови
16 См., например: Graham J. W. The Palaces of Crete. Princeton; New Jersay,
1972. P. 229; ср.: Cherry J. F. Polities and Palaces: some problems in Minoan state
formation // Peer Polity Interaction and Socio-political Change / Ed. by C. Renfrew
and J. F. Cherry. Cambridge etc., 1986. P. 44; Branigan K. Some observations on state
formation in Crete // Problems in Greek prehistory / Ed. by E. B. French, K. Wardle.
Bristol, 1988. P. 68 ff.; Дэбни М. К. Формирование государства на
доисторическом Крите // ВДИ. 1994. 3. С. 45.
17 АнОреев Ю. В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. Л.,
1989. С. 135 сл.; ср.: Moody J. The Minoan Palace as a Prestige Artifact // FMP.
----------------------- Page 581-----------------------
лась вся формально-стилистическая система критского ис
кусства (на смену абстрактно-орнаментальному искусству,
представленному вазовой живописью стиля Камарес, пришел
так называемый минойский натурализм), возникли и быстро
достигли расцвета некоторые совершенно новые виды искусст
ва и художественного ремесла, например фресковая живопись,
инкрустация по металлу, торевтика,18 иероглифическое письмо
уступило место слоговому (линейное А письмо).19 П о-види
мому, уже в начале периода «новых дворцов» весь Крит был
объединен под властью царей Кносса и представлял собой до
вольно большое централизованное государство. Примерно в
это же время (XVII в. до н. э.) началась широкая территори
альная экспансия минойской цивилизации на островах и побе
режьях Эгейского моря (период так называемой минойской та-
лассократии).
Еще одна важная особенность минойской цивилизации,
сближающая ее с классической греческой цивилизацией, заклю
чается в том, что, будучи открытой для внешних влияний и в
силу этого очень многим обязанная более древним и более раз
витым цивилизациям Ближнего Востока, она соединяла эту го
товность к контактам с внешним миром с ярко выраженной
самобытностью, т. е. со способностью к достаточно критичес
кому, избирательному усвоению чужого опыта. Поэтому было
бы неверно и несправедливо расценивать ее как всего лишь
второстепенный, «провинциальный филиал» египетской или
месопотамской цивилизации. Несомненно, прав был Фр. Ш а-
хермайр, квалифицируя цивилизацию Крита как подлинную
«высокую культуру» (Hochkultur) и отделяя ее от так называ
емых культур-сателлитов (Satellitenkulturen), к числу которых
он относил цивилизации хеттов, финикийцев, хананеев и
микенских греков.20 Действительно, систематическое сопостав
ление основных элементов минойской культуры с их ближне
восточными аналогами убеждает в том, что там, где заимст
вования из других культур имели место, они никогда не
сводились к слепому копированию чужеземных образцов. Все
взятое у других народов минойцы, как правило, творчески
переосмысливали и перерабатывали, добиваясь органического
врастания всех этих элементов чужих культур в свою собствен
ную культуру.21 Все это может означать, что внутренняя струк
18 HoodS. Op. cit. P. 48 ff., 155 ff., 181.
19 Древнейшие тексты линейного А письма были найдены при раскопках
«старого дворца» в Фесте. Это означает, что в течение какого-то времени обе
системы письменности могли сосуществовать, развиваясь параллельно
(Cherry J. F. Op. cit. P. 33 f.).