2 — «портрет» богини. Рисунок. (Реставрация Н. Маринатос)
уверенно отличить «Владычицу зверей» от «Древесной» или
«Змеиной богини». Ситуации такого рода ставят нас перед не
обходимостью выбора, так как приходится решать, кого изо
бражает то или иное произведение искусства: одну из трех уже
известных нам богинь, но показанную в несколько необычном
ракурсе, или же какое-то совсем иное божество, не принадле
жащее к числу Великих богинь. Приведем лишь несколько при
меров таких загадок. Замечательная фреска, открытая при рас
копках одного из домов в поселении Акротири на острове
Фера (так называемая ксеста 3), изображает богиню в пышном
одеянии, расшитом цветами крокуса, восседающую на сту
пенчатом сооружении типа алтаря (Ил. 91). Перед богиней
простирается луг, усыпанный цветами крокуса. Несколько де
вушек собирают цветы и укладывают их в корзины. Непосред
ственно перед богиней застыла в галантной позе большая
обезьяна, протягивающая ей несколько нитей шафрана, оче
видно, только что извлеченных из собранных цветов. За спиной
богини изображен крылатый грифон, всеми четырьмя лапами
----------------------- Page 352-----------------------
опирающийся на ступени алтаря. При более внимательном рас
смотрении фрески обнаруживается, что голову богини обвива
ет пятнистая лента, спускающаяся ей на плечи и своим внеш
ним видом довольно близко напоминающая змею (над лбом
богини виднеется ее раздвоенный язык), а ее шею и грудь ук
рашают два, видимо, золотых ожерелья: одно, состоящее из ма
леньких уточек, другое из стрекоз."9 Композиционно эта фрес
ка несколько напоминает наиболее сложные сцены на печатях
с участием «Древесной богини», например сцены на «кольце
Миноса» и на кольце с микенского акрополя. Однако присут
ствие грифонов и обезьян для сцен этого рода не характерно.
Грифоны, как мы уже знаем, были обычными спутниками ми
нойской «Владычицы зверей»,1-0 и Сп. Маринатос именно так
и квалифицировал божество на открытой им фреске.121 Но змея
в волосах богини все же говорит в пользу ее сближения с уже
известной нам «Змеиной богиней», которая может, в свою оче
редь, ассоциироваться с цветами и с весенним пробуждением
природы, как на чаше из Феста или на кольце из Исопаты. В
любом из этих трех вариантов интерпретации фрески ясно, что
она изображает божество универсального плана, повелеваю
щее всеми стихиями, равно как и их обитателями.
«Установление личности» божества в минойско-микенском
искусстве может быть затруднено либо полным отсутствием ха
рактерных атрибутов, либо наличием таких атрибутов, точное
значение которых остается нам неизвестным. Некоторые из
этих атрибутов, вроде уже не раз упоминавшихся лабрисов или
«рогов посвящения», а также священные животные и чудовища
типа грифонов или так называемых гениев, видимо, не были
раз и навсегда закреплены за каким-то одним определенным
божеством и могли свободно циркулировать в пределах всего
пантеона как своего рода «переходящие призы». Поэтому их
появление в окружении того или иного божества само по себе
не так уж много способно нам сообщить о его природе и функ
циях. Так, во многом загадочными фигурами остаются две бо
гини на колеснице, запряженной двумя белыми грифонами,
изображенные на торцовой стенке саркофага из Айя Триады,
119 Ср. довольно сильно различающиеся между собой воспроизведения этой
фрески у: Marinalos Sp. Excavations at Thera. VII. Athens, 1976. P. 27; Marinatos N.
Art and Religion in Thera. Athens, 1985. P. 67. Fig. 44; P. 70. Fig. 49; Doumas Chr.
The Wall-Paintings of Thera. Athens, 1992. P. 130 f.
120 Обезьяны на печатях иногда изображаются в обществе богини, хотя, ка
кое божество имеется в виду, во всех этих случаях остается неясным (см.:
Marinatos N. An offering of saffron to the Minoan goddess of nature: the role o f the
monkey and the importance of saffron // Gifts to the Gods. Proceedings of the Uppsala
Symposium, 1985 / Ed. by T. Linders and G. Nordquist. Uppsala, 1987).
121 Marinatos Sp. Op. cit. P. 33.
----------------------- Page 353-----------------------
так же, как и две другие (или, может быть, те же самые) богини,
выезжающие на паре горных козлов на противоположной стен
ке того же саркофага (см. ниже, гл. 4, ил. 115). Их причаст
ность к «жизни» загробного мира кажется достаточно очевид
ной. Но сверх этого здесь трудно что-либо сказать. Не менее
загадочна и богиня, восседающая на складном стуле и прини
мающая сосуды с возлияниями от выстроившейся перед ней
процессии «гениев», которую мы видим на знаменитом золо
том кольце из Тиринфа122 (Ил. 92). И чинно шествующие «ге
нии», и солнечный диск у них над головами, и некоторые дру
гие детали этой сцены слишком мало дают для понимания
характера этого божества. Почти не поддаются точной иден
тификации и примитивные глиняные идолы из позднеминой-
ских святилищ, например из «святилища двойного топора» в
Кноссе, из еще более поздних святилищ в Карфи и Гази (вос
точный Крит. Ил. 93). Персональное своеобразие этих почти
стандартных очень грубо вылепленных фигур с воздетыми к
небу руками сведено к незначительным различиям в украше
ниях их головных уборов. Голова одной из этих богинь (из Га
зи) увенчана коробочками мака, другой (из Карфи) увенчана
«рогами посвящения», третьей (оттуда же) — птицами.123 П о
следователи эвансовской концепции «минойского монотеизма»
видят во всем этом многообразии форм и типов женских бо
жеств лишь бесконечное чередование ипостасей или ликов од-
122 Nilsson М. Р. GGR. Taf. 16, 4.
123 Schachermeyr Fr. Op. cit. Taf. 31, a-
----------------------- Page 354-----------------------
ной и той же Великой богини. В действительности все обстоит,
как нам кажется, значительно сложнее.
Несколько особняком среди других женских божеств ми
нойского пантеона стоят две богини, на которых нам уже и
раньше приходилось обращать внимание. Это — богиня со щи
том и богиня на корабле. Изображения как той, так и другой
чрезвычайно редко встречаются в искусстве как Крита, так и
материковой Греции. Тем не менее Нильссон счел возможным
квалифицировать их обеих как вполне самостоятельных бо
жеств со своими особыми функциями и, рассуждая несколько
прямолинейно, объявил одну из них богиней войны — отда
ленной предшественницей греческой Афины, другую — боги
ней моря и мореплавания.1:4 Анализируя в начале этой главы
известную сцену эпифании «Древесной богини» на золотом
кольце из Микен, мы высказали предположение, что участвую
щая в этой сцене фигурка со щитом могла возникнуть в ре
зультате персонификации этого важнейшего атрибута или сим
вола Великой богини. После этого богиня со щитом, вероятно,
почиталась уже как особое антропоморфное божество, хотя и
сохранявшее свою связь с «Древесной богиней» как одна из
«планет» на ее орбите.125 Впрочем, подобно другим минойским
«фетишам», щит мог переходить от одной Великой богини к
другой. В рисунках на печатях он часто сопутствует изображе
ниям раненых или умирающих животных, а также сценам охо
ты и тавромахии.126 Все эти мотивы принадлежат скорее «до
мену» «Владычицы зверей», нежели «Древесной богини». Сама
«Владычица» по крайней мере в одном случае предстает перед
нами вооруженной именно таким щитом. Мы имеем в виду
примитивное изображение человеческой фигуры со щитом в
виде восьмерки на позднем ларнаке из Милато (центральный
Крит. Ил. 94). Странные волнистые линии, выходящие из шеи
фигуры (по две с каждой стороны), были интерпретированы
Эвансом сначала как лучи, а позже как развевающиеся в полете
пряди волос.127 На самом же деле это могла быть всего лишь
очередная, хотя и не особенно удачная модификация «змеиной
l2« Nilsson М. P. MMR. Р. 298, 341; idem. GGR. S. 301, 308, 346 f.
125 Ср. сцену эпифании этой «минойско-микенской Афины» на расписном
пинаке из Микен (Nilsson М. P. GGR. S. 301. Taf. 24, 1). Судя по местам находок
ее изображений, основным ареалом ее почитания была материковая Греция. О
ее функциях так же, как и о ее отношении к «Владычице Атане», упоминаемой
в одной из кносских табличек, сейчас трудно сказать что-либо определенное,
хотя Нильссон склонен был видеть в ней не просто богиню-воительницу, но еще
и домашнее божество микенских царей (Ibid. S. 308, 346 f. Ср.: Chadwick J. Op.
cit. P. 88; Burkert W. Op. cit. P. 44).
126 Marinatos N. MSR. P. 52 IT.
127 Evans A. Mycenaean Tree and Pillar Cult. P. 174 f.; Fig. 50; idem. PoM.
Vol. IV, 1. P. 46.
----------------------- Page 355-----------------------
93. Терракотовые идолы богинь из: 1 — Гази; 2 и 3 — Карфи. Восточный Кри
----------------------- Page 356-----------------------
94. Богиня со щитом. Ларнак из Милато
рамы». Таким образом, минойская «Владычица зверей» могла
быть преемственно связана не только с Артемидой, но и с дру
гой девой олимпийского пантеона — Афиной.
Что касается богини на корабле, изображения которой
лишь дважды появляются среди произведений минойского ис
кусства (на уже упоминавшихся «кольце Миноса» и на кольце
с острова Мохлос — ил. 65 и 66), то ее особая близость к «Дре
весной богине» выражена достаточно ясно. Так же, как и «Дре
весная богиня», она имеет свое святилище с деревом, которое
она возит с собой на корабле, как это показано на кольце с
Мохлоса. В пути ей сопутствуют летающие бетилы со стран
ными отростками, которые делают их похожими на какие-то
огромные плоды (ср. аналогичный «фрукт» на кольце из Аш-
----------------------- Page 357-----------------------
мольского музея — см. выше, ил. 69).128 На «кольце Миноса»
мы также видим корабль со святилищем, но без дерева (два
дерева резчик изобразил в верхней части той же композиции)
и множество огромных бетилов. Богиня на корабле может быть
понята как специализированная ипостась Великой (древесной)
богини, особенно тесно связанная с подводным и вообще
хтоническим миром, но, конечно, отнюдь не как божество мо
реплавателей. Вообще присутствие в составе весьма еще арха
ичного минойского пантеона божеств с такой узкой функ
циональной специализацией, как война или мореплавание,
представляется малоправдоподобным.
Суммируя все сделанные выше наблюдения, мы вновь воз
вращаемся к выводу, который уже был кратко сформулирован
в предшествующей главе. В том его виде, в котором он может
сейчас быть восстановлен на основе доступного нам иконогра
фического материала, минойский пантеон представлял собой
довольно рыхлую, текучую, слабо упорядоченную систему ми
фических образов. Составляющие его основное структурное яд
ро образы трех Великих богинь отличались крайней аморфнос
тью, расплывчатостью и, видимо, уже изначально не были
четко разграничены между собой. Именно это обстоятельство
и натолкнуло Эванса и многих других ученых вслед за ним на
мысль о том, что его центральной фигурой было всегда одно
Великое женское божество. Как было уже сказано, все три Ве
ликие богини выполняли, хотя и разными способами и исполь
зуя разных помощников, в сущности одну и ту же задачу обес
печения земного плодородия, непрерывного размножения всех
живых существ и регулярного чередования циклов жизни и
смерти. Семантическая наполненность их образов так же, как
и их мифические «биографии», были, по-видимому, достаточно
близки друг другу. Во многом сходными были и их сакральные
128 Сп. Маринатос в свое время определил эти предметы как листья так
называемого морского лука (scilla) — растения, использовавшегося в древности
для очищений и для различных медицинских надобностей (Marinatos Sp. La
marine créto-mycénienne // BCH. 1933. 57. P. 224). Эта догадка, на наш взгляд, не
особенно правдоподобна. На упомянутом кольце из Ашмольского музея женская
фигура, изображенная в состоянии не то медитации, не то скорби, опирается на
большой бетил, рядом с которым мы видим аналогичный овальный предмет с
отростками того же размера, что и бетил, который никак не может сойти за лист
какого бы то ни было растения. Образ божества, плывущего на корабле в со
провождении священного дерева, считавшегося одним из его воплощений, со
хранил свою актуальность и в классической Греции, о чем может свидетельст
вовать хотя бы известный килик работы Экзекия с изображением Диониса на
корабле, мачту которого обвивает виноградная лоза. Сходные мотивы были из
вестны в эпоху бронзы и в искусстве некоторых других стран Европы, например
Скандинавии (См.: Marinatos Sp. Op. cit. P. 225, N I; P. 226 s. — об
изображениях восточных божеств на кораблях).
12 Ю. В. Андреев 353
----------------------- Page 358-----------------------
символы, формы их воплощений, эпифаний и т. п. Различались
лишь связанные с их культами формы обрядности. В конечном
счете именно они и были теми корнями, из которых выросли
и на которых держались их персональные мифологемы.
Временем максимальной стабилизации минойского пантео
на, его более или менее прочной консолидации вокруг «боже
ственной троицы», вероятно, должен быть признан период
«новых дворцов», когда культы всех трех Великих богинь по
лучили статус общегосударственных и сообразно с этим нашли
себе приют и признание во дворцах, ставших главными сак
ральными центрами объединенного Крита.129 Первоначальные
места отправления этих культов на «лоне природы», за преде
лами городских аггломераций (горные святилища, так назы
ваемые священные ограды, пещеры и т. п.) хотя и не утратили
полностью своего значения, перешли теперь на положение «фи
лиалов» дворцовых святилищ и впредь могли существовать
только под постоянным контролем дворцовой администрации.
Однако даже и во времена наивысшего расцвета критской ци
вилизации основными чертами минойского пантеона остава
лись лабильность и очень слабо выраженная индивидуализи-
рованность его как главных, так и второстепенных фигур.
Великие богини, еще не отпочковавшись в полной мере от
породивших их множеств, сами начинали дробиться на само
стоятельные ипостаси, порождая все новые и новые божества.
Так возник, например, образ богини со щитом — минойско-
микенской Афины, отделившийся от «Древесной богини» и
«Владычицы зверей». Наряду с культами главных божеств, ло
кализованными по преимуществу в Кноссе и его ближайших
окрестностях, продолжали существовать отодвинутые на вто
рой план, но не утратившие полностью своего значения древ
ние локальные культы отдельных малых дворцов, вилл и посе
лений, а также отдельных гор, пещер, источников, бухт и т. д.
За пределами Крита — на островах центральной Эгеиды, в
прибрежных районах материковой Греции, затронутых миной
ской культурной экспансией, картина становилась, по-види
мому, еще более пестрой и многообразной. Привнесенные
извне образы минойских божеств наслаивались здесь на тради
ционные верования местного населения и, контаминируясь с
ними, порождали причудливые гибридные формы обрядности
и мифологии. После распада критской державы контуры ми-
129 Не случайно многие из наиболее значимых памятников этих трех
культов — такие, например, как фаянсовые статуэтки «богинь со змеями»,
слепок с печати с фигурой «Горной матери», «кольцо Миноса», фрески Тронного
зала и др., были найдены при раскопках Кносского дворца и в его ближайших
окрестностях.
----------------------- Page 359-----------------------
нойского пантеона, как и всей вообще минойской культуры,
сделались еще более размытыми и неясными. Процессы фраг
ментации и эрозии его центральных фигур, их перемешивания
и ассимиляции с божествами других народов Эгейского мира
пошли еще более быстрыми темпами. Лишь немногие из них,
как, например, «Владычица зверей», сохраняли свой первона
чальный облик вплоть до самого конца бронзового века. Толь
ко отдельные фрагменты того сложного комплекса обрядов и
верований, которым некогда была минойская религия, были
усвоены религиозным сознанием греков и после многих пере
осмыслений и переработок вошли в состав новой олимпийской
религии и мифологии.130
130 Ср.: Wilsson М. P. MMR. Р. 415 fT.; GGR. S. 307 fT.; Willetts R. F. Cretan
Cults and Festivals. L., 1962. Pt. II and III.
----------------------- Page 360-----------------------
МИНОЙСКИЕ «ГЕНИИ»
С определенными оговорками в состав минойского пантео
на м о г у т быть включены и всевозможные фантастические чу
довища: грифоны, сфинксы, минотавры, люди-львы, люди-
олени и тому подобные существа. Некоторые из них, как,
например, грифоны и, видимо, также сфинксы, как было уже
сказано, входили в ближайшее окружение Великих богинь, в
особенности одной из них — «Владычицы зверей» и, видимо,
считались ее слугами. Статус других существ этого рода оста
ется не вполне ясным. Особое место среди всех этих порож
дений народной фантазии принадлежит так называемым ге
ниям — чудовищам со звериными мордами и лапами и с
каким-то подобием покрытой шипами крокодильей шкуры на
спине. Принято считать, что прообразом этих монстров была
египетская богиня Таурт, соединявшая в своем облике черты
гиппопотама и крокодила.1
Несмотря на свой устрашающий облик, «гении» производят
впечатление довольно мирных, хлопотливых и в целом скорее
благодетельных, чем вредоносных существ. В типичных сценах
с их участием на печатях или стеклянных пластинах они чаще
всего бывают заняты в различных сакральных церемониях, что
может указывать на их особую близость к главным божествам
минойского пантеона. В одних случаях они совершают возлия
ния (Ил. 95) над алтарем с «рогами посвящения» и воткнутыми
в них ветвями,2 в других ведут на заклание быков и других
жертвенных животных или тащат их туши3 (Ил. 96), в третьих
шествуют в торжественной процессии с сосудами для возлия-
1 Evans A. Mycenaean Tree and Pillar Cult. P. 169; idem. PoM. Vol. IV. Pt. H.
P. 431 ГГ.; Schachermeyr Fr. Die minoische Kultur des alten Kreta. S. 155;
Gill M. A. V. The Minoan "Genius» //' AA. 1964. 79. P. 2 fT.; Weingarten J. The
Transformation of Egyptian Taweret into the Minoan Genius (SIMA. Vol. 88). Par
tille, 1991; ср.: Nilsson Si. P. MMR. P. 326 f. Другим мифологическим персонажем,
также заимствованным мннойцами из египетского искусства, может считаться
обезьяна. Подобно «гениям», обезьяны могли в определенных ситуациях
выступать в роли посредников между богами и людьми и благодаря этому сами
воспринимались как божества низшего ранга (Marinatos N. An offering of saffron
to the Minoan goddess of nature: the role of the monkey and the importance of
saffron II Gift to the Gods. Proceedings of the Uppsala Symposium, 1985 / Ed. by
T. Linders and G. Nordquist. Uppsala, 1987.
2 Evans A. PoM, Vol. IV. Pt. II. P. 452 f. Fig. 377—386; Nilsson M. P. MMR.
P. 125 f.; Gill M. A. V. Op. cit. P. 8 ff.
3 Nilsson M. P. GGR. Taf. 20, 1—2; Marinatos N. MSR. P. 44 f Fig. 30. 32;
Evans A. PoM. Vol. IV. Pt. II. P. 431. Fig. 354, 358a—b, 361, 368a—b.
----------------------- Page 361-----------------------
95. «Гении», совершающие возлияние мил алтарем Оникс, лектс·,·..!
Вафио. Афины. Национальный мч'зей
ний в лапах к трону, на котором восседает сама Великая б о
гиня.4 На некоторых печатях «гении» фланкируют фигуру б о
жества (обычно мужского) подобно львам или грифонам в сие
нах эпифании «Владычицы зверей».5 Однако известны и
случаи, когда они сами становятся центральными фигу pass;: б
такого рода антитетических композициях. Так, на гемме in
Гидры (Пл. 97) мы видим «гения» между двумя мужским;-, фи
гурами; на гемме из Микен того же монстра между двумя льва
ми.6 Сцены этого последнего рода могут означать, что «гекин/·
почитались на Крите не только как слуги божества. В них са
мих видели божеств sui generis.7 Тем не менее, как правило,
«гении» на минойских и микенских печатях все же соблюдают
должный пиетет по отношению к главным богам и довольст
вуются чисто служебными ролями.
Но кто именно из этих богов считался повелителем или
предводителем этих странных созданий? Кому лредназкача-
■* Известная сцена на золотом кольце из Тиринфа (.Vi/.vv.w М H. GGP.
Т а Г . 1 6 , -4).
5 Ibid. Taf. 19. 5— 6.
6 Ibid. Taf. 19, 7: 20. 7.
7 Ср.: Idem. MMR. P. 327 f.; G GR. S. 297.
----------------------- Page 362-----------------------
96. «Гении», несущие животных и зверей:
1 — олененка, цилиндрическая печать из Каливии (Фест)
ПМ III А. Гераклион. Археологический музей; 2 — быка
халцедоновый лентоид. Париж. Лувр;
----------------------- Page 363-----------------------
3 — львов, печать из Кносса. Берлин. Государственные музеи.
Античное собрание; 4 — фрагмент фрески из Микен. XIII в. до н. э.
Афины. Национальный музей
----------------------- Page 364-----------------------
У7. «Гений» на геммах между: I — мужскими фигурами. Гидра
Лондон. Британский музей; 2 — львами. Микены
----------------------- Page 365-----------------------
лись совершаемые ими жертвы и возлияния? Эти вопросы, оче
видно не существующие для приверженцев теории «минойского
монотеизма», все же требуют какого-то ответа. Даже в тех ред
ких случаях, когда божество, которому прислуживают «гении»,
присутствует на сцене собственной персоной, установить его
личность всегда бывает довольно трудно. Так обстоит дело, в
частности, с уже упоминавшейся сценой шествия «гениев» к
складному стулу, на котором восседает Великая богиня, на зо
лотом кольце из Тиринфа и с геммой из Кидонии (см. выше,
ил. 90) с фигурой юного бога в обществе «гения» и крылатого
козла. Однако в некоторых сценах на печатях «гении» появля
ются в компании хорошо нам знакомой «Владычицы зверей».
Примером может служить фрагментированный слепок печати
из Пилоса (Ил. 98), на котором мы видим саму «Владычицу»,
обеими руками поддерживающую у себя на голове «змеиную
раму», и «гения», подводящего к ней предназначенного в жер
тву козла или антилопу (симметричная фигура «гения» с коз
лом с другой стороны не сохранилась).1' Примерно та же ико
нографическая схема была положена и в основу довольно
сложной, можно даже сказать, слишком перегруженной дета
лями композиции на цилиндрической печати кипро-минойской
работы из Энкоми.9 В ее центре мы видим фигуру богини в
короткой юбке в окружении львов, грифонов, порхающих птиц
и «гениев» (также и здесь сохранилась только одна фигура это
го рода).
На другом кипро-минойском цилиндре из Ашмольского му
зея в Оксфорде (Ил. 99, местом его происхождения считается
Крит)10 «гений» со своим обычным кувшинчиком соединен с
божеством уже совсем иного рода, которое не может быть ни
кем иным, кроме как Минотавром или божественным быком.
Хотя в этой сцене участвуют и другие персонажи, и в том числе
Великая богиня в остроконечной митре и короткой юбке с со
судом в воздетых к небу руках, за которой следуют адорант
или еще один бог и два козла, шествующих в вертикальном
положении, «гений», похоже, не обращает на них внимания,
занятый только своим рогатым визави. Конечно, какая-то
связь между этими двумя фигурами и другими участниками т о
го же священнодействия должна была существовать. О слож
ных отношениях, связывавших минойского бога-быка с вели
ким женским божеством речь еще пойдет ниже. Во всяком
случае нас не должны смущать эти переходы «гениев» от одно-
8 Gill М. A. V. Op. cit. Beil. 7, 1.
9 Ibid. Beil. 6, 2.
10 Evans A PoM. Vol. IV. Pt. II. P. 459. Fig. 383; Кета V. E. G. Cretan Seals.
Oxford, I960. P. 139. N 358; Gill M. A. V. Op. cit. Beil. 2, 6.
----------------------- Page 366-----------------------
9Н. «Гений» и «Владычица зверей». Печать из Пилоса.
Афины. Национальный музей
го божества к другому. В принципе, они могли быть таким же
общим достоянием всего сонма критских богов, как, например,
двойной топор или «рога посвящения».11
Судя по изображениям на печатях и некоторых других про
изведениях искусства, основным предметом забот вечно хлопо
чущих «гениев» был уход за молодыми побегами каких-то рас
тений, скорее всего деревьев.12 Само собой разумеется, что это
были не простые, а священные деревья и, по всей видимости,
не реальные, а мифические. Особый интерес в этой связи пред
ставляет оригинальная рельефная композиция, украшающая
ручки бронзовой гидрии или урны из Куриона (Ил. 100,
11 Ср.: Gill М. A. V. Op. cit. Р. 9. В этой связи уместно будет напомнить, что
древнейшие изображения «гения», еще достаточно близкие к его египетскому
прототипу Таурт, были найдены при раскопках «старого дворца» в Фесте в
наиболее ранних его слоях (ibid. Р. 2) и, таким образом, относятся ко временам,
намного более ранним, чем древнейшие изображения «Владычицы зверей» и ее
консорта.
В своей статье, специально посвященной этому вопросу, М. Джиль вы
сказала, может быть, не совсем безосновательное предположение о причастности
«гениев» к культу ежегодно умирающего и воскресающего юного бога расти
тельности, воплощением которого считалось брошенное в землю зерно и возни
кающие затем из него молодые побеги (Gill М. A. V. Op. cit. Р. 9). Правда, на
некоторых печатях, приведенных в той же статье, растение, являющееся предме
том забот «гениев», при ближайшем рассмотрении оказывается пальмой, т. е.
священным деревом «Владычицы зверей» (Ibid. Beil. 2, 1, 5; 4, 2). Лишь в срав
нительно редких случаях пальма появляется на печатях в сочетании с фигурой
юного бога (так, например, на печати с острова Наксос — Marinatos N. MSR.
P. 23. Fig. 12).
----------------------- Page 367-----------------------
99. Кипро-минойский гематитовый цилиндр. ПМ I В — III А('?):
XV—XIV вв. до н. э. Оксфорд. Ашмольскнй музей
Кипр).13 Четыре пары «гениев», обращенных мордами друг к
другу, с чашами или кубками в поднятых лапах расположились
здесь по вертикали, одна над другой вдоль некоего вытянутого
в длину предмета с короткими отростками и пупырчатой по
верхностью.
По мнению Эванса, предмет этот есть ничто иное, как свя
щенный крокодил, Т<оторый нередко сопутствует богине Таурт
на ее изображениях в египетском искусстве. Но такое объясне
ние вряд ли можно признать достаточно убедительным.14 К ро
ме того, остается неясным, как связана с этой композицией по
мещенная в ее нижней части (на основании ручки) сценка из
жизни морского дна с каракатицами (осьминогами?), морскими
звездами и другими элементами, как бы заимствованными из
репертуара художников, расписывавших вазы морского стиля.
Все, однако, становится на свои места, если предположить, что
странный предмет, разделяющий фигуры «гениев», представля
ет собой дерево и скорее всего опять-таки пальму Великой бо
гини, которая здесь осмыслена как «мировое древо», уходящее
своими корнями в глубины «нижнего мира», отождествлявше
гося в сознании минойцев с морской пучиной, тогда как его
13 Evans A. PoM. Vol. И. Pt. II. Р. 653. Fig. 418—419; IV. Pt. П. Р. 456. Fig.
381; Gill М. A. V. Op. eit. Beil. 3.
м Ср.: Gill И. A. V. Op. cit. Р. 9.
----------------------- Page 368-----------------------
100. «Гении» на ручке бронзовой гидрии из Куриона (Кипр). Никозия
Музей Кипра
----------------------- Page 369-----------------------
вершина упирается прямо в небо. В восходящем, по-видимому,
к той же иконографической схеме рисунке на печати-бусине
(амигдалоиде) из Ашмольского музея (Пл. 101) ствол дерева,
тянущегося кверху между фигурами двух «гениев», увенчан со
лнечным диском, хотя море здесь отсутствует.15 Если предло
женное здесь истолкование фигурной композиции на ручках
гидрии из Куриона соответствует действительности, то c t h t v c
минойских «гениев» должен резко повыситься в наших глазах.
Из второстепенных мифологических персонажей, выполняю
щих чисто служебные жреческие функции в различных ритуа
лах, они превращаются в стражей великой мировой оси. отве
чающих за гармонию и порядок во вселенной.
Уже в прообразе «гениев» — египетской Таурт черты блюс
тительницы космического порядка и вместе с тем хранитель
ницы и опекунши воплощающего этот порядок божества были
выражены достаточно ясно. Именно она считалась защитницей
новорожденного солнечного бога Ра и отражала угрожающие
ему силы тьмы в тот момент, когда он появлялся на свет из
вод довременного потока Нун.16 Характерно, что в сценах на
печатях «гении» чаще сопутствуют мужскому божеству, чем
женскому,17 причем в некоторых из них они активно помогают
юному богу в его героических деяниях. Так, на печати из Ка-
коватоса (Ил. 102) «гений» стоит за спиной некоего «миной
ского Геракла» (по определению Эванса), вероятно божества,
поражающего мечом вставшего на дыбы льва.1“ На другой пе
чати из Кносса «гений» несет на каком-то подобии коромысла
туши двух убитых львов — видимо, охотничью добычу боже
ства.'4 Если львы в эпизодах такого рода явно трактуются как
порождения хаоса, воплощения сил, враждебных божеству, то
«гении» совершенно определенно выступают в роли его защит
ников и помощников, очевидно наследовав эту важную функ
цию у своей предшественницы Таурт.
На самом Крите и других островах южной и центральной
Эгеиды минойские «гении» могли быть преемственно связаны
с демоническими множествами типа куретов, дактилей, тельхи-
нов и тому подобных персонажей позднейших греческих ми
фов.20 Среди них куреты почитались как спутники и защитники
15 Evans А. РоМ. Vo!. IV. Pt. II. P. 453. Fig. 377.
,6 Weingarten J. Op. cit. P. 14.
17 Согласно подсчетам Вайнгартен (Ibid. P. 14. N 62), в минойско-микенской
глиптике «гении» дважды появляются в обществе богини, шесть раз вместе
с мужскими фигурами и трижды с персонажами неопределенного пола.
18 Evans А. РоМ. Vol. IV. Pt. II. P. 462 f. Fig. 387.
19 Ibid. P. 442. Fig. 367.
-° Догадки такого рода высказывались еще в начале века Фуртвенглером и
Каро (Furtwängler A. Die Antiken Gemmen. Lpz , 1900. Bd. Ш. S. 400; Karo C.
----------------------- Page 370-----------------------
101. Дерево между «гениями». Печать. Центральный Крит.
Оксфорд. Ашмольский музей
102. Агатовый цилиндр из Каковатоса.
Афины. Национальный музей
----------------------- Page 371-----------------------
юного Зевса и его матери Реи.21 Родственные куретам тельхины
напоминают «гениев» своей зверообразностью. А их способ
ность уничтожать все живое и делать землю бесплодной, поли
вая ее водой из Стикса, может быть понята как результат рас
щепления типичной пары мифических оппозиций — «живой и
мертвой воды». На долю «гениев» с их кувшинчиками, очевид
но, досталась другая половина этой же пары. Сейчас, однако,
можно лишь гадать, в какой степени, несомненно, присущая
этим монстрам, как и любым порождениям мифологического
сознания, амбивалентность, т. е. взаимная уравновешенность
добра и зла,22 была сглажена и скрыта общим флером благо
душия и жизнерадостности, покрывающим творения миной
ских мастеров.
AUkretische Kultstätten II ArRelW. 1904. 7. S. 153). О других попытках сближения
«гениев» с различными мифологическими персонажами см.: Gill Л/. .4 V. Op. cit.
Р. 14. N 49.
21 О куретах на Крите см.: Harrison J. Е. Themis. Ch. I—III; Jeanmaire H.
Couroi et couretes. Lille, 1939; Willetts R. F. Cretan Cults... P. 98 ff., 208 fT.
22 Weingarten J. Op. cit. P. 14. N 62.
----------------------- Page 372-----------------------
МИНОЙСКИЙ КУЛЬТ БЫКА
В КОНТЕКСТЕ КРИТСКОГО ЦИКЛА МИФОВ
Уже на самых ранних этапах археологического изучения
минойской цивилизации стало ясно, что во II тыс. до н. э. бык
был окружен на Крите особым благоговейным почитанием как
поистине священное животное или, что еще более вероятно,
как настоящее божество. Об этом свидетельствовали его
многочисленные изображения, выполненные из самых разно
образных материалов: глины, камня, фаянса, бронзы, золота,
серебра, слоновой кости и т. д. Фигура могучего красавца
быка, то грозно ревущего и роющего копытом землю, то стре
мительно несущегося в позе летящего галопа, то мирно пасу
щегося на лугу в обществе коров и телят, неоднократно вос
производилась и критскими торевтами, и резчиками печатей,
и скульпторами, и живописцами, расписывавшими фресками
стены дворцов. Среди этих произведений немало подлинных
шедевров классического минойского искусства, таких, напри
мер, как золотые кубки из Вафио, великолепный серпентино-
вый ритон в виде головы быка из Малого дворца в Кноссе,
так называемая фреска тореадора из Большого кносского двор
ца и многие другие. Многие из них были найдены в горных,
пещерных и иных святилищах, куда они попали скорее всего в
качестве вотивов. Другие сами использовались как культовая
утварь, как, например, ритоны в виде бычьей головы или целой
фигуры быка. Третьи, как, скажем, кубки из Вафио, происходят
из захоронений и, следовательно, могут быть связаны с заупо
койным культом. Изображения быков часто занимают видное
место в сценах определенно культового характера. Примерами
могут служить фигура истекающего кровью быка на алтаре в
известной сцене погребальной церемонии на стенках саркофага
из Айя Триады или же быки, участвующие в многочисленных
сценах минойской тавромахии, о которых нам еще предстоит
----------------------- Page 373-----------------------
говорить специально. Таким образом, бык, как правило, появ
ляется в минойском искусстве в сугубо сакральном контексте,
который «вычитывается» либо из самого произведения, в ко
тором он так или иначе фигурирует, либо из обстоятельств и
места его находки.
Бычьи черепа — букрании очень часто изображаются на пе
чатях, фресках, в вазовой живописи в сочетании с различными
сакральными символами, такими как лабрис, священный узел,
«змеиная рама», щит, из чего можно заключить, что они и сами
имели определенное символическое значение и так же. как и
все эти «фетиши», почитались как своего рода «аккумуляторы»
и передатчики мистической энергии (маны). Неизменным эле
ментом реквизита минойских святилищ независимо от их ха
рактера и местонахождения были так называемые рога посвя
щения. Их присутствие во многих сценах культового характера
на фресках, печатях, рельефах и т. д. свидетельствует об огром
ной сакральной значимости этого символического знака, хотя
его семантическая наполненность едва ли может быть сведена
к простой схематической замене бычьей головы, какие-то ас
социации с образом священного быка он, несомненно, должен
был вызывать.
С этой исключительной насыщенностью минойского искус
ства изображениями быка и бычьей символикой вполне созвуч
на и та особая роль, которая была отведена этому животному
в различных его видах и формах почти во всех наиболее важ
ных и интересных эпизодах позднейшего критского цикла
мифов. Бычья тема в разных ее вариациях, имеющих разную
эмоциональную и смысловую окрашенность, своеобразным
лейтмотивом проходит через весь этот цикл. Зевс в образе быка
похищает финикийскую царевну Европу и доставляет ее на
Крит, где она становится его возлюбленной. Пасифая, супруга
царя М иноса, одного из трех сыновей, рожденных от этого
союза, вступает в противоестественную связь с быком, пода
ренным Миносу Посейдоном. Произведенный на свет Паси-
фаей М инотавр — чудовище с бычьей головой на человечес
ком теле пожирает свои жертвы в кромешной мгле Лабиринта,
специально для него построенного Дедалом, до тех пор, пока
сам не погибает от руки афинского героя Тесея.1 В стоящем
несколько особняком мифе о Дионисе-Загрее чудесный бык, в
которого перевоплотился юный бог, сын Зевса и Персефоны,
1 Обзор всей этой мифологической традиции с указанием важнейших
источников см. в работах: Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом
развитии. М., 1957. С. 104 сл.; Schachermeyr Fr. Die minoische Kultur des alten
Kreta. Kap. 24; Rose H. J. Griechische Mythologie. München, 1974. S. 173 ff., а
также статьи об отдельных персонажах в словарях Рошера, Паули-Виссова,
в двухтомнике «Мифы народов мира» (М., 1980— 1981).
----------------------- Page 374-----------------------
погибает растерзанный свирепыми титанами с тем, чтобы за
тем вновь восстать из мертвых по воле Зевса (Nonn. Dion. VI,
165— 205). Согласно некоторым версиям мифа, бычий облик
(возможно, только голову, как Минотавр) имел и бронзовый
гигант Талое, страж Крита, погибший от козней волшебницы
Медеи (Apoilod. I, 9, 26).
Ни один из этих сюжетов не нашел прямого отображения
в искусстве минойского Крита. Тем не менее давно уже при
знано. что все эти мифы так или иначе восходят к религиозным
верованиям и связанным с ними преданиям древнейшего насе
ления острова. Сопоставляя «свидетельства» мифологической
традиции с обширным, хотя далеко не всегда «удобочитаемым»
иконографическим материалом, такие авторитетные ученые,
как А. Эванс, А. Кук, А. Перссон, Ш. Пикар, Р. Уиллетте,
Фр. Шахермайр и др., в разное время высказывали мысль о
том, что в минойскую эпоху, а может быть, и в более поздние
времена на Крите существовал самый настоящий культ боже
ственного быка, который занимал одно из главных мест в мест
ном пантеоне наряду с Великой богиней и ее консортом.2 Впро
чем, по одной из версий этой концепции он сам и был этим
консортом и ежегодно вступал с богиней в «священный брак».
Оба божества при этом мыслились как персонификации солнца
и луны.3 Косвенным подтверждением догадок такого рода мо
гут служить аналогичные культы, засвидетельствованные в ря
де стран Древнего Востока и Европы, например культ Аписа
в Египте, культ Сина в Шумере, культ Ваала у западных семи
тов Финикии и Палестины и др.4
Однако другие видные исследователи, и прежде всего
М. Нильссон и Фр. Матц,5 пытались оспаривать эту гипотезу,
выдвигая против нее следующие, как казалось поначалу, до
статочно веские аргументы: 1) В минойском искусстве отсутст
вуют изображения постулируемого Эвансом и другими автора
2 Cook А. В. Zeus. Cambridge, 1914. Vol. 1. P. 497 ff.; Malten L. Der Stier in
Kult und mythischen Bild // Jdi. 1928. 43. S. 136; Evans A. PoM. Vol. HI. P. 207 fT.;
Persson A. The Religion of Greece in prehistoric times. P. 97; Picard Ch. Les religions
préhelleniques (Crète et Mycènes). P. 143 s.; Willetts R. F. Cretan Cults and Festivals.
L., 1962. P. 110 ff.; Schachermeyr Fr. Op. cit. S. 138, 156; Guthrie W. K. C. The Re
ligion and Mythology of the Greeks // CAH. Vol. II. Pt. 2. Cambridge, 1975. P. 874 f.
3 Frazer J. The Golden Bough. Vol. III. L., 1912. P. 71; Спок A. B. Op. cit.
Vol. I. P. 521 fT.; Willetts R. F Op. cit. P. 110 ff.
4 Malten L. Op. cit.; Conrad J. R. Le Culte du Taureau de la Préhistoire aux
Corridas espagnoles. P., 1961; Gimbutas M. The Gods and Goddesses of Old Europe.
P. 222 fT.; Иванов В. В. Бык // МНМ. М., 1980. Т. 1. С. 203; Голан А. Миф и сим
вол. М., 1993. С. 52 сл.
' Nilsson М. Р. MMR. Р. 189, 197, 322; idem. GGR. S. 297; Matz Fr. Minoischer
Stiergott // Kretika Chronika. 1961— 1962. 15— 16. S. 215—223; см. также:
Burkert W. Greek Religion. P. 40.
----------------------- Page 375-----------------------
ми бога-быка и сцены его почитания. 2) В разнообразных про
изведениях критских и микенских художников, запечатлевших
быка, он фигурирует либо как жертвенное животное, либо как
охотничья добыча человека или хищных зверей, либо, наконец,
как главное действующее лицо так называемой тавромахии или
«игр с быками». 3) Вопреки широко распространенному мне
нию об их сакральной природе эти игры представляли собой
всего лишь особую форму атлетических состязаний или спор
тивных празднеств и не заключали в себе никакого религиоз
ного «подтекста». 4) Изображения быка или бычьей головы в
сочетании с различными священными символами свидетельст
вуют лишь о его сакральной значимости в качестве жертвен
ного животного, не более того.
Эти возражения в их основной части легко парируются, ес
ли предположить, что именно тавромахия как раз и была на
Крите в минойскую эпоху главной и наиболее распространен
ной формой почитания божественного быка, воплощениями
которого считались обычные быки, участвовавшие в играх на
арене. Дошедшие до нас изображения игр с быками на фресках,
рельефах, печатях, в бронзовой и глиняной скульптуре, как нам
кажется, дают вполне достаточно оснований для такого рода
предположений. Но прежде, чем говорить о них, упомянем хо
тя бы коротко те произведения минойского искусства, на ко
торых бычье божество представлено его, так сказать, собствен
ной персоной в образе мифического сверхъестественного
существа. Общее число их невелико, и наиболее видное место
среди них принадлежит, бесспорно, любопытной цилиндриче
ской печати из Ашмольского музея в Оксфорде6 (см. прил. к
гл. 2, ил. 99) с изображением группы мифологических персо
нажей, среди которых выделяется фигура монстра с бычьей го
ловой на человеческом туловище. Перед ним в почтительной
позе застыл один из так называемых минойских гениев со сво
им обычным сосудом для возлияний. Эта важная деталь, а так
же участие в этой же сцене персон явно божественного ранга,
например женщины в остроконечной митре и короткой юбке,
вероятно Великой богини, сопровождаемой другим божеством
мужского пола и двумя козлами, дают основание полагать, что
быкоголовая фигура изображает именно божественного быка,
а вся сцена в целом может быть понята как собрание малого
6 Evans А. РоМ. Vol. IV. Pt. II. L., 1935. P. 459. Fig. 383. Странно, что Эванс,
впервые опубликовавший эту печать, не использовал ее в качестве аргумента,
подтверждающего его догадку о культе быка на Крите, а ссылался на найденный
им в Кноссе обломок оттиска печати с фигурой некоего хвостатого существа,
восседающего на складном стуле, но совсем не похожего на быка (Ibid. Vol. II.
Pt. II. P. 763. Fig. 491; ср.: Nilsson М. P. GGR. S. 297).
----------------------- Page 376-----------------------
пантеона, на котором присутствуют только наиболее важные
его члены.
До нас дошла также целая серия изображений так называ
емых М инотавров на позднеминойских печатях и снятых с них
слепках частью критского, частью материкового происхожде
ния. Как правило, фигура мифического чудовища на этих
рисунках вписана в круг в самой причудливой, нарочито не
естественной акробатической позе. Чаще всего М инотавр
изгибается всем корпусом, пытаясь дотянуться мордой или
затылком до своих собственных ног. А. Эванс, впервые опуб
ликовавший некоторые наиболее интересные печати с фигура
ми Минотавров, был убежден в том, что все они так или иначе
связаны с культом быка и являются прототипами чудовищного
человеко-быка в позднейших греческих мифах и искусстве.7
Изображениям этого рода обычно сопутствуют различные сак
ральные символы. Чаще всего встречаются (иногда вместе,
иногда порознь) знаки щита в виде восьмерки и так называе
мого пронзенного треугольника (Ил. 103). Иногда к ним до
бавляются схематические изображения звезд или солнца. Но те
же самые знаки иногда в сочетании с так называемыми свя
щенными одеждами или узлами на позднеминойских печатях
нередко сопровождают изображения жертвенных или убитых
на охоте животных, а также сцены терзания и тавромахии.8 Х а
рактерные позы Минотавров также довольно близко напоми
нают позы раненых или умирающих животных на тех же печа
тях, собранных в книге Н. Маринатос. О том, что в эти
рисунки мог быть вложен именно такой смысл, свидетельствует
уникальная гемма из Ашмольского музея, на которой челове-
ка-быка М инотавра преследует человек-лев.1' Традиционный
мотив терзания выступает здесь в несколько неожиданном (во
всяком случае для критского искусства) преломлении.
Между тем, как мы уже знаем, функции охоты и кровавых
жертвоприношений в минойской религии были связаны пре
имущественно с «доменом» одной из трех Великих богинь, из-
7 Evans A. PoM. Vol. I. Fig. 260 d—e; Vol. MI. P. 316 f. Fig. 212; Vol. IV.
P. 505. Fig. 449. Ср.: Nilsson M. P. GGR. S. 297. Среди минойских Минотавров
наряду с монстрами с бычьими головами на человеческом теле встречаются
также и существа того же типа, но с головами оленей, кабанов, козлов и даже
львов. Это обстоятельство, свидетельствующее, как и многие другие, о глубокой
архаичности минойской религии, на наш взгляд, отнюдь не противоречит
гипотезе о существовании культа быка на Крите. Наряду с божественным быком
минойцы, как и многие другие древние народы, например египтяне, могли
почитать и различных других териоморфных божеств или демонов и духов
природы (ср.: Marinatos N. Minoan Sacrificial Ritual (далее — MSR). P. 69 f).
8 Marinatos N. MSR. Fig. 52—55, 58—73.
9 Маринатос (Ibid. P. 70) упоминает (со слов И. Пини) еще об одной анало
гичной печати, на которой человек-лев нападает на быка.
----------------------- Page 377-----------------------
103. Минотавр: 1 — с сакральными символами. Лентоид из пещеры Психро.
ПМ I—II. Оксфорд. Ашмольский музей; 2 — человек-лев преследует
человека-быка. Гемма. Там же.
----------------------- Page 378-----------------------
вестной под эпиклезой «Владычицы зверей». Как универсаль
ное божество дикой природы, владычествующее над жизнью и
смертью, она воплощала в своем лице великий закон борьбы
за существование, регулируя соотношение численности хищни
ков и травоядных внутри отдельных биоценозов, следя за тем,
чтобы их гибель и приплод не нарушали установленного от
века природного равновесия. Однако в восприятии минойцев
«Владычица» была отнюдь не символом «равнодушной приро
ды», одинаково безразличной ко всем своим порождениям. В
вековечной борьбе земных тварей за право на жизнь она явно
держала сторону хищников, считалась их грозной предводи
тельницей, вполне разделявшей с ними их агрессивность и кро
вожадные инстинкты.
Рано или поздно на противоположном «полюсе» религиоз
ного сознания минойцев должен был возникнуть образ другого
божества, считавшегося покровителем и в какой-то степени, ве
роятно, защитником травоядных животных и в этом смысле
противостоявшего «Владычице» со свитой хищных зверей в ка
честве ее диалектической антитезы. Я сно, что скорее, чем кто-
либо другой, на эту роль мог претендовать дикий бык как са
мый крупный и могучий представитель критской фауны.
Подобно другим центральным фигурам минойского пантеона
божественный бык, по-видимому, имел свой фиас, состоявший
из довольно пестрой толпы стихийных духов или демонов,
воплощенных так же, как и он сам, в образах полулюдей-
полуживотных. Различные типы монстров, соединяющих чело
веческие торсы с головами травоядных животных, которых мы
видим на позднеминойских печатях, показывают, что этот син
клит териоморфных духов сохранял свою сакральную значи
мость вплоть до самого конца минойской эпохи, хотя бычье
божество, вероятно, уже в достаточно раннее время заняло в
нем главенствующее место в качестве предводителя-корифея.
Символические знаки, обычно сопутствующие изображени
ям Минотавров разных типов в минойской глиптике, могут
означать, что в возглавляемой «Владычицей зверей» дикой охоте
этим фантастическим существам была отведена роль добычи и
жертв, кровью которых насыщалась сама богиня и сопровож
дающие ее хищные твари. Так, щит в виде восьмерки, мы уже
знаем, почитался на Крите как один из главных атрибутов и,
возможно, ипостасей Великих богинь, причем не только «Вла
дычицы зверей». Вместе с тем он использовался на охоте (не
только на войне) как средство защ иты от диких животных.1"
Как намек на божественную охоту может быть понят и знак
10 Marinatos N. MSR. P. 52 ff. Впрочем, возможны и совсем иные
истолкования этого символа (см. гл. ! данной части, примеч. 10, 31 и 32).
----------------------- Page 379-----------------------
104. Антитетическая композиция. Лентоид из Микен. Ок. 1450—1350 гг.
до н. э. Афины. Национальный музей
«пронзенного треугольника», возможно представляющий со
бой схематическое изображение наконечника стрелы или ко
пья,1’ хотя не исключены и другие его истолкования, также от
носящие его к кругу интересов «Владычицы зверей».12
В сценах на печатях и в скульптуре в качестве условно
символической замены «Владычицы зверей» нередко использо
вались колонна (см. предыдущую главу, ил. 78) или дерево (ча
ще всего пальма) с фланкирующими ее в симметричных позах
львами, грифонами или реже козлами. Одним из примеров та
кой антитетической композиции может служить рисунок на
лентоиде из «нижнего города» в Микенах (ныне — в Афинском
Национальном музее. Ил. 104), изображающий двух грифонов,
привязанных к колонне с плоской капителью.13 Однако к этой
стандартной иконографической схеме здесь в нижней части пе
чати добавлена еще одна чрезвычайно важная деталь, отсутст
вующая в других композициях этого рода, — вытянутая гори
зонтально и как бы поверженная к подножию колонны фигура
М инотавра со скорее бычьей, чем козлиной головой. Пожалуй,
трудно было бы еще яснее и более наглядно продемонстриро
вать торжество Великой богини над ее противником.
11 Н. Маринатос (Marinatos N. MSR. P. 62 f.) сближает его с кинжалом, хотя,
как сама же она показывает, он мог варьироваться и с лабрисом, возможно
являясь его аналогом в охотничьем контексте.
12 На некоторых печатях он преобразуется в своего рода растительный мо
тив, напоминающий пальму (Ibid. Fig. 55, 77).
13 Sakellariuu A. Die minoischen und mykenischen Siegel des Nationalmuseums
in Athen. B„ 1964. S. 193. N 171.
----------------------- Page 380-----------------------
----------------------- Page 381-----------------------
Довольно жалкая и, на первый взгляд, чисто страдательная
роль бычьего божества в картине мира, составляющей основу
религиозных верований минойцев, не должна скрывать от нас
его огромной сакральной значимости. Наряду с тремя Велики
ми богинями это была, вне всякого сомнения, одна из наиболее
важных, первостепенных фигур минойского пантеона, как это
показано на уже упоминавшейся цилиндрической печати из
Ашмольского музея, и в определенном смысле один из главных
столпов минойской модели мироздания. Уже на самых ранних
из дошедших изображений этого мифического персонажа М и
нотавр предстает перед нами как божество определенно
универсально-космического плана. Так. на стеатитовом ролике
от веретена или, может быть, амулете из Айос Онуфриоса
(//л. 105) близ Феста (датируется раннемнноиской эпохой)*
грубо вычерченная фигура быкоголового чудовища замыкает
в полукольцо центральное отверстие ролика, которое в данном
случае может изображать солнце (М инотавр как бы держит его
в руках15). На более позднем (уже ПМ периода) лентоиде из
Кносса16 выгнутая дугой (как бы в позе «мостика») фигура Ми
нотавра снова охватывает полукругом знак звезды или солнца
(Ял. 106). Очень похожие на нее фигуры акробатов в сценах
тавромахии, вращающиеся вокруг некоего невидимого центра,
возможно, имеют своим архетипом именно этот образ крутя
щегося и кувыркающегося солнечного или звездного быка. На
гемме из пещеры Психро, одной из лучших по исполнению и,
видимо, достаточно ранней (едва ли позже ПМ II периода),
центром, вокруг которого плавно вращается образующее поч
ти полностью замкнутый круг тело М инотавра, возможно, со
знательно сделан щит в виде восьмерки,18 который мог исполь
зоваться и как солярный знак, обозначающий двойное (дневное
и ночное) солнце или же две фазы солнечного года (до летнего
или зимнего солнцестояния и после него).19
Связь бычьего божества с небесными светилами прослежи
вается и в некоторых других произведениях критского и ми
кенского искусства. Наиболее известный пример — серебря
ный ритон в виде головы быка с золотой розеткой на лбу из
>4 Evans А. РоМ. Vol. I. Р. 68. Fig. 38а.
15 Herberger Ch. F. The Riddle of the Sphinx. Calendric Symbolism in Myih and
icon. N. Y. etc., 1988. P. 31. Космическое звучание сцены сше более усиливае!
полумесяц, виднеющийся в левом верхнем углу рисунка.
"|6 Evans А. РоМ. Vol. I. Р. 359. Fig. 260d.
>7 Evans A. Ibid. Vol. III. P. 317. Fig. 212.
18 Ср. более позднюю и гораздо хуже выполненную печать из Парижского
кабинета медалей с фигурой человека.козла (?) в аналогичной позе и также со
знаком шита в центре круга (Marinatos N. MSR. P. 69. Fig. 75).
14 Голин A. Указ. соч. C. 132 сл.
----------------------- Page 382-----------------------
шахтовой могилы в Микенах20 (Ил. 107). Ассоциации этого ро
да не утратили своего значения еще и в гораздо боле поздние
времена в религии дорийского Крита, о чем свидетельствуют
кносскне монеты V в. до н. э. с изображением свастикообраз
ного лабиринта со звездой в самом его центре и с фигурой М и
нотавра на обратной стороне,21 а также некоторые рисунки на
вазах, изображающие М инотавра на фоне звездного неба или
же с туловищем, усыпанным звездами,22 что невольно вызывает
в памяти его известное по мифам второе имя Астерий.
Характерная как бы скрученная полукольцом поза М ино
тавра на минойских печатях может иметь двоякое объяснение.
С одной стороны, ее можно расценивать как чисто натуралис
тическую фиксацию предсмертных конвульсий тяжелораненно-
го зверя. Достаточно близкими аналогиями в этом случае мо
гут служить, как было уже замечено, изображения умирающих
животных (чаще всего быков или телят) на печатях примерно
того же времени. Однако в сочетании с солнечными или звезд
ными знаками, как на лентоиде из Кносса или на ролике из
Айос Онуфриос, эта поза приобретает совсем иной смысл. В
композициях такого рода фигура М инотавра превращается в
важнейший структурный элемент модели мироздания — свое
образную живую ограду, окружающую горящий в его центре
небесный огонь, который может быть отождествлен и с со
лнцем, и с луной, и с одной из наиболее ярких звезд. Сам бо
жественный бык в этом случае может быть осмыслен и как ми
фический «синоним» небесного свода, и вместе с тем как некий
страж или хозяин небесного огня, и, наконец, как сам этот
огонь в одном из трех его вариантов.23
Одна из этих двух интерпретаций позы М инотавра на крит
ских печатях отнюдь не отменяет другую. Синкретическая «ло
гика» мифологического мышления вполне могла установить их
внутреннюю смысловую связь, обнаружив ее там, где современ
ный исследователь, ничего не знающий о минойских космого
нических мифах, даже не догадывается о ее существовании.
Можно было бы, например, предположить, что тело убитого
М инотавра было использовано как строительный материал для
возведения ограды вокруг обители небесного огня, или же, на-
20 Papastamos D. Nationalmuseum. Athens, 1978. S. 43. Fig. 23.
21 Schachermeyr Fr. Op. cit. Taf. 68c. S. 310.
22 Ibid. Abb. 262; LIMK. VI, I. Woodford S. Minotauros. P. 574— 581; VI, 2
P. 316 ff. Ил. 4, 8, 24.
23 В различных мифологиях периферийная зона, окружающая центр миро
здания на разных его уровнях, может быть маркирована либо свернувшимся в
кольцо огромным змеем, либо лежащим в такой же позе хищным зверем, либо
человекообразным чудовищем (великаном) (см.: Раевский Д. С. Модель мира
скифской культуры. М., 1985. С. 118 сл.).
----------------------- Page 383-----------------------
107. Серебряный ритон из шахтовой могилы в Микенах.
Афины. Национальный музей
----------------------- Page 384-----------------------
против, что гибель чудовища была необходимым условием
освобождения захваченного им светила. Но наиболее убеди
тельным объяснением мифа о гибели М инотавра следует, как
нам кажется, признать остроумную гипотезу американского ис
следователя Ч. Хербергера. в понимании которого победа льва
над быком, запечатленная на позднеминойских печатях и кос
венно отразившаяся также в ритуале тавромахии, знаменовала
смену солнечных циклов во время летнего солнцестояния, ког
да солнечный бык (т. е. носящее это имя созвездие) уступал
свое место ка небосводе солнечному льву, чтобы спустя опре
деленное время вновь появиться на том же месте. Согласно
это!! концепции. Минотавр «является солнечным быком-царем.
который ежегодно умирает и воскресает в цикле вечного воз
вращения·^’ Подтверждением догадки Хербергера, которому
сам он почему-то не уделил должного внимания, может счи
таться знак шита, являющийся вместе с тем и знаком двойного
солнца, указывающим на смену годовых фаз солнечного цикла,
который в минойской глиптике обычно сопутствует изображе
ниям Минотавра так же, как и изображениям жертвенных или
».битых на охоте животных.
Итак, мы вправе предполагать, что, подобно многим дру
гим умирающим и воскресающим божествам Древнего мира,
минойскпй божественный бык почитался прежде всего как ис
купительная жертва, служившая гарантией бесперебойной ра
боты «космического механизма» и обеспечивавшая правильное
чередование времен года, постоянное обновление живой при
рода; и смену поколений внутри социума. Своеобразие миной
ской версии мифа об умирающем и воскресающем боге заклю
чалось в том. что божеством, которому была непосредственно
адресована эта жертва, здесь считалась одна из трех Великих
богинь, а именно «Владычица зверей». Как было уже сказано,
божественный бык был диалектически связан с «Владычицей»
в качестве ее жертвы или, что то же самое, охотничьей добычи
как собирательный мифологический образ мира травоядных
животных. Но, поскольку в исходной мифологеме этой богини
жажда крови и устремленность к умерщвлению и пожиранию
травоядных были неотделимы от веры в их конечное оживле
ние и новое рождение, постольку и бык должен был в конце
концов стать ее детищем и одновременно сексуальным партне
ром (супругом или возлюбленным), ибо только бык мог поро
24 Herberger Ch. F. Op. cit. P. 21 fT. Еще раньше во многом сходная мысль
была высказана другим американским ученым У. Хартнером в отношении сцен
терзания в искусстве Древнего Востока (Härtner (К The Earliest History' of the
Constellations in the Near East and the Motif of the Lion-Bull Combat // Journal of
the Near Eastern Studies. 1965. 24. 1).
----------------------- Page 385-----------------------
дить быка. При этом его образ, вероятно, слился с образом
антропоморфного консорта «Владычицы», почитавшегося ми-
нойцами в качестве Великого охотника и божественного фал
лоса (именно таким его изображает уже упоминавшаяся золо
тая подвеска из «Эгинского клада»).25 Можно предполагать,
что одновременно с этим в религиозное сознание минойцев
внедрилась, возможно, заимствованная из каких-то внешних
(восточных?) источников идея «священного брака» Великой бо
гини с богом-быком, оттеснив на задний план или совсем вы
теснив более древнюю и более примитивную версию мифа о
богине-деве, оплодотворяющей самое себя без участия мужско
го партнера.26 Сейчас вряд ли можно определить с достаточной
степенью точности, когда именно произошло объединение этих
двух центральных фигур минойского пантеона в рамках еди
ного мифологического цикла и связанных с ним ритуалов, ко
нечно, если оправдано наше предположение, что первоначаль
но они могли существовать независимо друг от друга. К
сожалению, мы все еще слишком мало знаем о времени и об
стоятельствах становления культов этих двух божеств на К ри
те. Как бы то ни было, именно их слияние заложило основы
-5 Ср. более поздние кипрские бронзовые фигурки юного бога б рогаю ч
шлеме (единственное, что указывает на его бычью природу). инона с копьем и
щи том в руках {Buchholz H.-G. und Кагана trahis Г. Altäaäis und Allkvpros. Tubin
gen. 1971. S. 478. Fig. Î740—4!).
56 В позднейших мифах критского цикла в роли супруги или возлюбленная
божественного быка обычно выступают богини или теперь уже героини, имею
щие мало общего с минойской «Владычицей зверей». Европа. Пасифая. Ариадна
как будто никак не связаны с миром дикой природы, с крупными хищниками и
не отличаются особой кровожадностью. В их образах скорее угадываются черты
древних божеств растительности и луны ( H-Wetts R. F. Cretan Cults, and Festivals
P. 152 ff., 193 ff.). Из трех Великих минойских богинь к ним типологически более
близки, пожалуй. «Древесная» и «Змеиная» богини, нежели «Владычица зверей».
Возможно, это объясняется тем. что среди множества версий мифа о «священном
браке» бога-быка с Великой богиней испытание временем выдержали именно те.
которые считались «наиболее гуманными» и «свободными от внутренних про
тиворечий», поскольку в них мотив умерщвления бычьего божества его супругой
был либо сильно завуалирован, либо совсем устранен. Лишь в наиболее раннем
варианте мифа о Загрее, использованном Еврипидом в его «Критянах», и. види
мо. наиболее близком к минойскому первоисточнику, женское божество, непо
средственно связанное с Критским (Идейским) Зевсом (Заном) и его сыном от
Европы Дионисом-Загреем, еще именуется «Горной матерью» и. видимо, сохра
няет в своем облике я повадках некоторые черты минойской «Владычицы зве
рей» (Eur. Cret. fr. 79 /Austin/). Превращение паредра Великой богини в бога-
громовержца е индоевропейским именем Зевс (Дин), по всей видимости, произо
шло на каком-то достаточно позднем этапе развития минойской религии
(вероятно, уже после завоевания Крита ахейцами). Новое божество, однако, со
хранило некоторые наиболее характерные черты своего предшественника, запе
чатлевшиеся в представлениях о его смертности (знаменитая «могила Зевса» на
Иде) и о его перевоплощениях в быка (ilï/letls R. F. Op. cit. P. 199 ff.; Enins A.
Mycenaean Tree and Pillar Cult. P. 121 f.).
----------------------- Page 386-----------------------
великой сакральной мистерии, возможно занимавшей ключе
вое положение в системе религиозных верований минойцев.
Лишь слабые отголоски этой мистерии мы находим в поздней
ших греческих мифах о похищении Европы, рождении и гибели
М инотавра и Диониса-Загрея. В обрядовой практике минойцев
ее главным воплощением стали загадочные ритуалы тавром а
хии, которые теперь нам хотелось бы рассмотреть более вни
мательно.
Вопреки авторитетному мнению М. Нильссона, разделяе
мому также и некоторыми другими учеными,27 тавромахия в ее
минойском варианте отнюдь не сводилась к захватывающему,
драматически напряженному зрелищу, служившему, подобно
современным спортивным состязаниям или классической ис
панской корриде, всего лишь развлечением для праздной тол
пы любителей и болельщиков. Конечно, определенные элемен
ты как зрелищности, так и состязательности были заключены
в играх с быками уже изначально, и во многом они несомненно
уже предвосхищали позднейшую греческую агонистику. П о
добно Олимпийским играм и другим знаменитым агонам анти
чной эпохи тавромахия, надо полагать, не могла обойтись без
своих чемпионов, героев, любимцев публики, демонстрировав
ших чудеса силы и ловкости в немыслимых сальто мортале,
совершаемых на рогах и спине бешено мчащегося бы ка.28 Тем
не менее такая демонстрация безграничных возможностей хо
рошо натренированного человеческого тела и выявление побе
дителей, по-видимому, не были здесь самоцелью. В отличие от
греческого агона вольтижировка критских акробатов, вероят
но, еще не успела перешагнуть ту грань, за которой начинается
«искусство для искусства» или «спорт ради спорта». Вполне
возможно, что и сами участники этих удивительных состязаний
и наблюдавшие за их прыжками многочисленные зрители ис
кали и находили в них не только высочайшее наслаждение, но
и некий скрытый от нас практический смысл. Н о в понятиях
той эпохи тавромахия (Ил. 108) могла выполнять некую ути
литарную функцию только как религиозный обряд, являющий
ся интегральной частью сложной системы контактов с потус-
27 Nilsson М. P. MMR. Р. 322; idem. GGR. S. 297. См. также: Reichel A. Stier
spiele in der kretisch-mykenischen Kultur // AM. 1909. 34. S. 94 f.; Пендлбери Дж.
Археология Крита. М., 1950. C. 29i.
28 Мы сознательно не касаемся здесь достаточно сложного и запутанного
вопроса о технике прыжков через быка, применявшейся критскими акробатами.
Разноречивые мнения о ней см. в работах: Reichel A. Op. cit. S. 25 ff.; Evans A.
PoM. Vol. III. P. 218 flf.; Ward A. Cretan bull sports // Antiquity. 1968. 42. 166;
Younger J. G. Bronze age representations of Aegean bull-leaping II AJA. 1976; 80. 2.
Laser S. Sport und Spiel// Archaeologia Homerica. Kap. T. Göttingen, 1987. S. 75 flf.
----------------------- Page 387-----------------------
ЮН. Золотое кольцо из Арханеса со сценой тавромахии. Гераклион.
Археологический музей
торонним миром, в которой участники игры брали на себя жиз
ненно важную для всего общества функцию посредников.
Сама популярность темы тавромахии в критском искусстве,
ее многократное воспроизведение в различных его видах и
жанрах и, соответственно, в разных стилистических манерах и
в разных материалах, свидетельствует о том, что религиозные
действа этого рода занимали в культовой практике минойцев
одно из центральных, видимо, можно даже сказать, узловых
мест и, вероятно, входили в программу наиболее важных ка
лендарных празднеств годичного цикла. Согласно достаточно
правдоподобной гипотезе Дж. Грэхема и О. Пелона,29 игры с
быками, как правило, устраивались на центральном дворе так
называемого дворца, т. е. происходили в самом «сердце» это
го огромного ритуального комплекса, что уже само по себе
говорит об их совершенно исключительной религиозной зна
чимости. Н о в чем конкретно заключался скрытый от нас внут
ренний смысл этого загадочного представления, если все-таки
признать, что это действительно был религиозный обряд? К а
кому божеству было оно посвящено? Однозначный и сколько-
29 Graham J. W. The Palaces of Crete. Princeton, 1972. P. 73 ff.; Pelan O. Le
palais de Mallia et les jeux de Taureaux // Rayonement Grec. Hommages à
Ch. Delvoye. Bruxelles, 1982.
----------------------- Page 388-----------------------
нибудь удовлетворительный ответ на все эти вопросы пока не
найден.
Нередко высказывается мысль, что тавромахия в ее миной
ском варианте представляла собой своеобразную форму жер
твоприношения и умилостивления божества ценой кровавой
жертвы. Догадка эта кажется в общем достаточно правдопо
добной. Но в этом случае перед нами неизбежно встает вопрос:
«Кому в этом странном ритуале отводилась роль жертвы —
быку или человеку?» Среди ученых, так или иначе касавшихся
этого вопроса, существуют сторонники как той, так и другой
версии ответа.51’ Рассуждая априорно, вероятно, нельзя исклю
чить и третий компромиссный вариант решения проблемы, ес
ли предположить, что выбор жертвы предоставлялся самому
божеству и победа человека над разъяренным животным или,
напротив, его гибель на рогах или под копытами быка должны
были в равной степени восприниматься как проявление «боже
ственного промысла». Наконец, можно допустить — и эта ги
потеза представляется нам оптимальным выходом из создав
шегося затруднительного положения,— что логика обрядового
действа требовала смерти обоих «действующих лиц», причем
смерть человека должна была предшествовать смерти божест
венного быка как ее предварительное условие или своего рода
выкуп.
Как бы то ни было, совершенно очевидно, что игры с бы
ками. насколько мы можем теперь о них судить по дошедшим
до нас многочисленным изображениям на фресках, печатях и
рельефах, были делом смертельно опасным и, в принципе, едва
ли могли обойтись без серьезных человеческих жертв. И это
тем более вероятно, что в такого рода представлениях, по всей
видимости, участвовали целые «команды» акробатов, включав
шие как мужчин, так и женщин, которые по очереди или одно
временно выходили на арену. Во время игр, которые могли
продолжаться целый день или даже несколько дней подряд, по
крайней мере, некоторые из них неизбежно расплачивались
жизнью или хотя бы тяжелыми увечьями за свою безрассудную
смелость. Правда, в произведениях минойских мастеров, запе
чатлевших сиены тавромахии со множеством интересных по
дробностей, мы, как правило, не видим ее трагического фина
ла. В искусстве Крита смерть вообще долгое время оставалась
как бы запретной темой, и художники, изображавшие игры с
30 Первой из них отдают предпочтение: Conrad J. R. Op. cit. P. 140 s.; Pelon О.
Op. cit. P. 55 ss.: Burken W. Op. cit. P. 40; Marinatos N. MSR. P. 42. Ko второй
больше склоняются: Malten L. Op. cit. S. 136; Persson A. Op. cit. P. 97; Wunder
lich H. G. The Secret of Crete. N. Y., 1974. P. 277. Ср.: Schachermeyr Fr. Op. cit.
S. 138, 158.
----------------------- Page 389-----------------------
быками, старательно обходили в своих работах наиболее жес
токие и кровавые эпизоды этих зрелищ, видимо, по той при
чине, что концентрация внимания зрителя на таких моментах
считалась то ли неприличной, то ли даже опасной как слишком
близкое прикосновение к тайне священнодействия. Вероятно,
именно поэтому в наше время сами игры нередко воспринима
ются как своего рода спортивные фестивали и просто как один
из способов приятного времяпрепровождения, особенно лю би
мых критской молодежью.
Завеса, скрывающая их подлинный трагический смысл, при
открывается лишь в немногих сценах такого рода. Так, на стеа
титовом ритоне из Айя Триады (Ил. 109) с рельефами, изобра
жающими кулачный бой и тавромахию, мы видим огромного бы
ка, всадившего рог в спину акробата и поднимающего над
головой его беспомощное тело.31 Стремительно несущийся бык,
запечатленный в классической позе «летящего галопа», изобра
жен на одном из двух золотых кубков из Вафио (Ил. ПО). На его
рогах вниз головой повис человек, которого он пытается сбро
сить, вертя головой из стороны в сторону, в то время как другой
человек навзничь падает ему под ноги.32 Правда, общий темати
ческий контекст этой сцены — украшающие этот же кубок и дру
гой парный с ним сосуд изображения быка, запутавшегося в сети,
человека, стреноживающего, видимо, только что пойманного
быка, мирно пасущихся быка и корову и т. п. — позволяет сде
лать заключение, что мастер, создавший эти шедевры минойской
торевтики, имел в виду не тавромахию в собственном смысле это
го слова, а скорее ловлю диких быков. Обрамляющие все эти сце
ны детали ландшафта также ясно показывают, что местом дей
ствия здесь является «лоно природы», а не специально приспо
собленная для состязаний арена. Однако есть все основания
полагать, что трагические происшествия, подобные тому, кото
рое с такой поразительной динамической экспрессией удалось
запечатлеть создателю кубков из Вафио, были не менее, а может
быть, даже и более характерны для минойской «корриды», чем
для охоты на быков.33 Ведь подспорьем охотникам служили ве
ревки и сети. В случае необходимости они могли использовать
также и оружие. Акробат, выступавший на арене, был лишен всех
этих средств нападения и защиты и мог полагаться лишь на силу
своих мышц, ловкость и быстроту.
31 Marinatos Sp. and Hirmer M. Kreta, Thera und das mykenische Hellas.
München, 1973. Taf. 107.
33 Andronicos M. Musée National. Athènes, 1977. Fig. 21.
33 Сама эта охота, в свою очередь, как кажется, имела определенные риту
альные черты и могла быть преемственно связана с тавромахией. Ср. известное
описание ловли диких быков царями атлантов в платоновском «Критии» (119е).
Ср. также: Ale.xiou St. Minoan Civilization. Heraclion, S. a. P. 109 f.
13 Ю . В. Андреев 385
----------------------- Page 390-----------------------
----------------------- Page 391-----------------------
Поскольку смертельный исход игр с быками был если не
абсолютно неизбежен, то во всяком случае весьма вероятен, мы
вправе квалифицировать этот удивительный обычай как осо
бую сравнительно редко встречающуюся форму человеческого
жертвоприношения. Однако сама жертва, которую приносили
своему безжалостному божеству участвовавшие в играх юноши
и девушки, могла быть только добровольной. Ведь выступле
ния на арене требовали от каждого их участника подлинного
спортивного профессионализма, выражавшегося в безупречном
владении своим телом. Обретение же такого совершенства бы
ло немыслимо без упорных и очень длительных (вероятно, они
продолжались годами) тренировок. Но выдержать такой тяже
лый искус способен лишь человек, сознательно сделавший свой
выбор и морально готовый к смерти, отнюдь не обреченный
на заклание пленник или же приговоренный к жестокой казни
преступник.34 Конечно, инстинкт самосохранения заставлял
34 Авторы, которые в своей интерпретации сцен тавромахии так или нначе
ориентируются на миф о Тесее и Минотавре, склонны видеть в участниках игр
людей подневольных — пленников или рабов (см., например: Persson A. Op. cit.
Р. 97 f.). Это мнение решительно оспаривал уже А. Эванс, убежденный, что в
----------------------- Page 392-----------------------
110. Золотой кубок из Вафио. 1500 г. до н. э. Афины. Национальный музей
----------------------- Page 393-----------------------
юных вольтижеров использовать все доступные им средства в
борьбе за жизнь, что придавало их состязаниям максимальную
остроту и драматическую напряженность. И все же смерть на
арене, несомненно, считалась в минойском обществе одной из
самых почетных. В ней видели самопожертвование во имя выс
ших интересов общества, образец высокого благочестия и, на
конец, жертву, особенно угодную богам. Иначе говоря, в пред
ставлении самих минойцев такая смерть была чем-то вроде
«сакрального самоубийства», практиковавшегося у некоторых
древних народов главным образом с целью умилостивления
подземных богов или душ умерших и обеспечения гарантий
земного плодородия.35 При этом сам «самоубийца», жертвуя
собой во имя соплеменников, очевидно, обретал надежду на
вечную жизнь в потустороннем мире. В таком религиозном
«контексте» смертельно опасный прыжок через быка наполнял
ся особым смыслом как преодоление смерти или своего рода
магический полет «избранника богов» через фазу небытия. Как
известно, мысль о возможности преодоления смерти и обре
тения новой жизни ценой временного умирания занимает
чрезвычайно важное место в комплексе религиозных представ
лений, связанных с так называемыми инициациями или посвя
тительными обрядами, которые, в свою очередь, имеют самое
непосредственное отношение к культам плодородия. В тех или
иных формах и пропорциях тавромахия могла соединять в себе
оба эти круга первобытной обрядности.36
Однако добровольной смертью одного или нескольких ак
робатов программа представления на арене, по-видимому, не
исчерпывалась до конца, так как положенная в ее основу ре
лигиозная мистерия заключала в себе еще один тщательно
скрытый от всех непосвященных смысловой пласт. К сожале
нию, последний «акт» этого действа окутан для нас такой же
представлениях такого рода мог участвовать только «цвет минойской расы» —
молодые люди из знатных родов и даже жрицы Великой богини (Evans А. РоМ.
Vol. III. Р. 227, 232). На наш взгляд, вопрос о социальном статусе этих людей
не имеет принципиального значения. Ясно лишь одно: как лица, посвященные
божеству, своего рода иеродулы, участники игр, несомненно, пользовались в
обшестве очень высоким престижем независимо от их реального происхождения.
35 Примером поздней профанации такого обычая, в которой его истинный
смысл был совершенно искажен и утрачен, могут служить гладиаторские игры
в Риме, первоначально входившие в программу древнего, вероятно еще этрус
ского, заупокойного культа. Также и тавромахия, по крайней мере в ее позднем,
микенском варианте могла быть связана с погребальными тризнами. На это ука
зывает сцена игр с быками, изображенная на ларнаке из Танагры ( Vermeule E. Т.
Aspects of Death in Early Greek Art and Poetry. Berkeley; Los Angeles. 1979. P. 68.
Ср.: Deanna IV. Le symbolisme de l’acrobatie antique. Bruxelles, 1953. P. 102 s ).
36 Persson A. Op. cit. P. 97; Picard C. Op. cit. P. 82, 144; Conrad J. R. Op. cit.
P. 138 ss.; Hcrheryer Ch. F. Op. cit. P. 27 f.
----------------------- Page 394-----------------------
111. Поздние формы тавромахии. XIV—XIII вв. до н. э.