25 Ср.: Doumas Chr. G. The Minoan Thalassocracy and the Cyclades. P. 9.
26 Idem. Planning and Architecture in Bronze Age Thera. P. 97; idem. The Minoan
Thalassocracy and the Cyclades. P. 9.
27 Конечно, во многом это впечатление зависит от исключительной по ар
хеологическим меркам степени сохранности самого поселения и составлявших
его построек. Не исключено, что и другие кикладские поселения, например Фи
лакопи или Айя Ирини, окажись они в тех же щадящих условиях, что и Акро
тири, выглядели бы нисколько не менее эффектно (W agstaff J. М. The
Reconstruction of Settlement Patterns on Thera in relation to the Cyclades // Thera
and the Aegean World. Vol. I. P. 455).
----------------------- Page 187-----------------------
из «западного дома». Не вдаваясь в детальный анализ этого
уникального памятника Эгейского искусства, уже породившего
множество сильно различающихся между собой интерпрета
ц и й ,к о с н е м с я лишь некоторых его особенностей, имеющих
прямое отношение к нашей основной теме. В южной, лучше
всего сохранившейся части фриза (И х 38, см. вклейку между
стр. 192— 193) обращают на себя внимание очень тщательно, с
массой мелких подробностей выписанные изображения двух
поселений, между которыми совершает свой путь, очевидно,
возвращающаяся из далекого похода эскадра в составе семи
кораблей. Архитектура обоих поселений более или менее одно
типна и в целом вполне отвечает уже давно сложившимся в нау
ке представлениям об основных особенностях архитектуры
Эгейского мира, может быть, с поправкой на ее кикладский ва
риант. На фреске наглядно представлены такие характерные ее
признаки, как плоские крыши домов, на которых располага
ются зрители, наблюдающие за отплытием флота на одной сто
роне композиции и за его прибытием в порт назначения — на
другой, квадровая кладка фасадов, по-видимому скрепленная в
отдельных местах поперечными деревянными балками, большие
окна, закрытые решетчатыми ставнями, просторные открытые
веранды или балконы. Высокие башнеобразные дома компакт
но сгруппированы на небольшом пространстве, в чем, несо
мненно, следует видеть намек на столь характерную для
эгейских поселений, начиная уже с эпохи ранней бронзы, кон
гломератную застройку. В обоих поселениях, которые мы мо
жем условно обозначить как «порт отбытия» и «порт прибы
тия», все дома более или менее стандартны и имеют вполне
респектабельный внешний вид настоящих городских домов.
Среди них нет, однако, ни одного здания, сколько-нибудь по
хожего на дворец, в чем угадывается характерный признак
именно кикладских поселений.^ Основное различие между дву
мя изображенными на фреске поселениями состоит в том, что
28 Из сравнительно недавних работ, специально посвященных этой фреске,
см.: Marinatos N. Art and Religion in Thera. P. 38 ff. (со ссылками на более
раннюю литературу); Morgan-Brown L. The Ship Procession in the Miniature
Fresco II Thera and the Aegean World. Vol. I; Morris S. P. A Tale of Two Cities:
The Miniature Frescoes from Thera and the Origins of Greek Poetry H AJA. 1984
93, 4: Акимова Jl. И. Ферейские фрески. Опыт реконструкции мифорнтуальной
системы: Автореф. дисс. ... д-ра искусств. М., 1992.
29 «Рога посвящения», различимые в нескольких местах, например на бал
коне одного из домов рядом с фигурой женщины, очевидно жрицы, также на
«городской» стене справа от ворот, могут интерпретироваться просто как свя
щенные символы, которые могли украшать здания разного типа и не обязательно
должны связываться именно с дворцовыми постройками. При раскопках Акро
тири обломки таких рогов были найдены среди обычных жилых домов
(Marinatos Sp. Excavations at Thera. VII. P. 34).
----------------------- Page 188-----------------------
одно из них («порт отбытия») лишено каких бы то ни было
украшений, в то время как другое («порт прибытия») обнесено
массивной оборонительной стеной, почти сливающейся с ниж
ними стенами домов {Ил. 39, см. вклейку между стр. 192— 193).
Хорошо различимый проем в стене с виднеющимися в нем че
ловеческими фигурами может быть понят как распахнутые на
стежь для встречи «дорогих гостей» городские ворота, хотя
возможны и другие истолкования этой детали.30 Рядом с «пор
том прибытия» видна довольно глубокая бухта или гавань, в
которую, очевидно, должен войти подплывающий к берегу
флот. В «порту отбытия» такая гавань как будто отсутствует.
Да и вообще это поселение имеет более скромный и «провин
циальный» облик. Тем не менее, в понимании самого худож
ника, это, по-видимому, тоже «настоящий город», так как ря
дом с ним на другом берегу реки мы видим поселение уже
совсем иного типа, состоящее из нескольких небольших обо
собленных домиков. Создатель фриза едва ли не впервые в ис
тории мирового искусства сталкивает здесь лицом к лицу «го
род» и «деревню», тем самым ясно давая понять, что этот вид
дихотомии человеческого общества был ему хорошо известен.
Нетрудно догадаться, что изображенный художником с осо
бой любовью и старанием «порт прибытия» есть ничто иное,
как само Акротири — родной «город» ферейских моряков,31
возвращающихся из далекого и опасного похода к чужим
берегам.32 Исходя из этого в целом вполне правдоподобно
го предположения, Сп. М аринатос трактовал сам «западный
дом», в одном из помещений которого были обнаружены фраг
менты «морского фриза», как жилище предводителя экспеди
ции («адмирала»), пожелавшего увековечить это славное собы
тие на стенах одного из парадных покоев своего особняка.33
Очевидно, и экипажи подплывающих к «городу» судов, и ожи
дающая их на берегу толпа народа являются частями одного
и того же социума, запечатленными в момент их радостного
30 Ср.: Warren Р. М. The Miniature Fresco from the West House at Akrotiri //
JHS. 1979. Vol. 99. P. i !9.
31 Этого мнения придерживался уже сам первооткрыватель фриза Сп. Ма
ринатос и многие другие археологи вслед за ним.
32 Маринатос был убежден, что местом действия наиболее драматичных эпи
зодов фриза, изображенных в северной его части, было побережье Ливии. К этой
же мысли его подталкивал и загадочный пейзаж с рекой и образцами тропичес
кой флоры и фауны, представленный на восточной стене (Marinalos Sp.
Excavations at Thera. VI. P. 54 fT.). Это мнение, однако, было оспорено другими
учеными, и в том числе дочерью замечательного археолога Нанно Маринатос
(Marinalos N. Op. cit. P. 41; a также: Warren P. M. Op. cit. P. 121 fT.).
33 Голова бородатого (?) мужчины, виднеющаяся в «рубке» самого большого
корабля эскадры, возможно, как раз и должна была изображать этого «адмира
ла» (Marinaios N. Op. cit. P. 55, Fig. 36).
----------------------- Page 189-----------------------
воссоединения после долгой разлуки. По распределению ролей
между многочисленными действующими лицами этой кульми
национной сцены фриза можно составить, конечно, весьма
приблизительное и неточное, но все же достаточно ясное пред
ставление о структуре ферейского общества. Так, при взгляде
на изображение плывущей эскадры сразу же обращает на себя
внимание резкий контраст между двумя основными группами
персонажей: полуголыми, одетыми лишь в характерные миной
ские передники или юбочки гребцами и облаченными в длин
ные просторные одеяния (иногда белые, иногда цветные) «пас
сажирами».34 В то время как первые изо всех сил налегают на
весла под бдительным надзором кормчего, последние, восседая
в свободных позах под палубными тентами, как будто ведут
между собой непринужденную беседу или просто любуются
морскими просторами. Единственная деталь, которая вносит
некоторый диссонанс в эту удивительно мирную по настро
ению картину,— это боевые шлемы, сделанные, по всей види
мости, из кабаньих клыков и подвешенные под тентами над
головами «пассажиров», которым они скорее всего и принад
лежат. Эта на первый взгляд не столь уж существенная деталь
придает всей сцене совсем иную окраску. Ее смысл полностью
раскрывается в одном из эпизодов северной (к сожалению, пло
хо сохранившейся) части фриза (Ил. 40). Здесь мы видим тех
же «пассажиров», но уже в полном вооружении: с длинными
копьями в руках, с большими прямоугольными щитами из бы
чьих шкур и в шлемах, подобных только что упомянутым.
Можно предположить, что их высадка на сушу была предпри
нята с целью захвата изображенного несколько левее «города»
(от него сохранился только небольшой фрагмент), из которого
они теперь угоняют большое стадо крупного и мелкого рога
того скота, вероятно доставшееся им в качестве военной добы
чи.35 Таким образом, становится совершенно очевидным, что
«пассажиры» плывущих кораблей — отнюдь не мирные путе
шественники, но грозные воители, возвращающиеся к родным
берегам после удачного набега. Как главные участники всего
предприятия, выполнившие самую трудную и опасную часть
общего дела, они теперь с полным правом наслаждаются от-
3-1 К сожалению, одеяние «адмирала» и капитанов, восседающих в «рубках»
или специальных каютах на корме кораблей, скрыто от нас стенками этих
надстроек. По всей видимости, их общественный статус был не ниже статуса
«пассажиров» и, следовательно, они также имели право носить длинные
парадные одеяния.
35 Сюжетная связь этого эпизода с другой частью того же фрагмента, изо
бражающей сцену морской битвы или кораблекрушения, более или менее ясна,
хотя его общий смысл и место, занимаемое им в повествовательной канве всего
фриза, все еще остаются предметом дискуссии (ср.: Mariiuitos N. Op. cit. P. 40).
----------------------- Page 190-----------------------
дыхом и покоем. Художник явно стремился здесь противопо
ставить друг другу не просто две группы персонажей, выпол
няющих разные функции в общем развитии сюжета картины,
но два класса или два слоя с различающимся социальным ста
тусом. С одной стороны, мы видим людей, более привычных
к работе копьем и мечом, нежели к гребле, с другой — про
фессиональных гребцов и кормчих, в совершенстве знающих
----------------------- Page 191-----------------------
свое дело, но, видимо, не так уж хорошо владеющих оружием.
Мы вряд ли ошибемся, если допустим, что каждый из изобра
женных на фреске экипажей представляет собой как бы умень
шенную и, соответственно, сильно упрощенную модель обще
ства древней Феры с характерным для него делением на знать,
военную или купеческую, или, что кажется еще более вероят
ным, совмещающую в одном лице обе эти функции, и просто
народье. хотя и допущенное к участию в частью пиратских,
частью торговых экспедициях знати, но лишь на «вторых ро
лях»: гребцов, матросов, кормчих.36
В многолюдной толпе акротириотов, встречающих на бере
гу подплывающий флот, уже довольно трудно отличить по
одежде, позам или каким-нибудь другим признакам представи
телей знати от людей из простонародья. Преобладающее боль
шинство в этой толпе составляют, по всей видимости, еще
молодые люди, одетые, как и гребцы на кораблях, либо в ко
роткие передники, либо всего лишь в набедренные повязки.
Мы видим их фигуры и на «причальной стенке» в гавани (вы
строившись в ряд, они красноречивыми жестами выражают
свое нетерпение), и в городских воротах, и на крышах и от
крытых верандах домов, и на склонах скалистого мыса, замы
кающего вход в гавань (здесь они взбегают вверх по склону по
направлению к сторожевой башне или, может быть, святилищу
на вершине холма, чтобы первыми увидеть подплывающие ко
рабли). Помимо юношей или молодых мужчин, снующих по
городским улицам, толпящихся на крышах и на верандах до
мов, мы различаем в толпе встречающих также несколько жен
36 Это противопоставление иногда истолковывается превратно. Согласно
довольно популярной сейчас гипотезе (впервые ее выдвинул Спиридон
Маринатос), фриз изображает совместную военную экспедицию кикладцеа,
скорее всего акротириотов и их союзников — ахейских греков или же просто
микенских наемников, завербованных где-то в материковой Греции (Marina
los Sp. Kreta, Thera und das mykenische Hellas. München, 1973. S. 59; idem. Exca
vations at Thera. VII. P. 47, 54; Immeravahr S. .·). Mycenaeans at Thera: Some re
flections of the paintings from the West House // Greece and the Eastern Mediterra
nean in Ancient History and Prehistory. Studies pres, to Fr Schachcrmeyr. В ; N. Y..
1977. P. 176 IT.; Warren P. M. Op. cit. P. 128 f.; Laffineur R. Mycenaeans at Thera:
Further Evidance? II MT). На наш взгляд, события, изображенные на фреске,
могут быть объяснены и без такого рода домыслов, к тому же фактически очень
слабо обоснованных (ср.: Schachermeyr Fr. Die ägäische Frühzeit. Bd. 2. S. 76;
Haider P. Grundsätzliches und Sachliches zur historischen Auswertung des bron
zezeitlichen Miniaturfriezes auf Thera U Klio. 1979. 61. 2. S. 287). Вообще было бы
странно, если бы владелец «западного дома», где были найдены фрагменты
фриза (судя по всему, это был достаточно видный представитель местной знати),
действительно пожелал украсить свое жилище изображением подвигов и побед
иноземных, пусть даже дружественных народу’ Феры воителей, своим же
соотечественникам отвел двусмысленную роль не то сопровождающих лиц, не
то слуг чужеземцев.
----------------------- Page 192-----------------------
ских фигур, горделиво застывших на крышах подобно камен
ным изваяниям (о них будет специально сказано в следующей
главе) и нескольких мужчин, одетых в отличие от полуобна
женной молодежи в довольно длинные рубахи или накидки ти
па туник. Эта группа неспешно шествует навстречу кораблям
где-то над городом или за городом, и сама неспешность их по
ходки, резко контрастирующая с порывистыми движениями
юношей, взбегающих на холм, наводит на мысль о том, что
художник здесь имел в виду каких-то уже немолодых людей.
По мнению Н. Маринатос, некоторые из них могли быть ря
довыми горожанами (common townpeople) или провинциалами,
другие поселянами (люди в одеждах из шкур).37 Отсутствие в
толпе людей явно аристократического облика, которых можно
было бы узнать по их одежде или каким-то другим атрибутам,
может быть объяснено двояко: либо длинные одеяния, которые
мы видим на «пассажирах» подплывающих кораблей, исполь
зовались ими только во время особо торжественных церемоний
как своего рода триумфальные или вообще сакральные обла
чения и снимались по окончании торжества (в обычной обста
новке костюм критского или ферейского аристократа, видимо,
не так уж сильно отличался от костюма простолюдина, а если
и отличался, то лишь какими-то мелкими деталями, украш е
ниями и тому подобными признаками, которые художник, ра
ботавший в технике миниатюрной живописи, просто не мог
воспроизвести), либо создатель или создатели фриза исходили
из той, казавшейся им вполне естественной, посылки, что в изо
браженном ими плавании принимала участие вся знать Феры,
или по крайней мере вся ее боеспособная часть, которая, как
и подобает «лучшим людям», не могла оставаться в стороне от
такого важного предприятия; в городе же остались одни только
женщины, дети, подростки и старцы, а также часть простона
родья, занятая в мастерских, на полевых и всяких иных рабо
тах. Последнее из этих двух предположений кажется в целом
более правдоподобным, хотя оно и не исключает первого. Судя
по всему, живописцы, украсившие своими фресками стены «за
падного дома», мыслили еще вполне эпическими категориями,
и в силу этого возрастные градации социума в их сознании еще
не были четко отделены от социальных градаций. П оэтому в
37 Marinatos N. Op. cit. P. 41 ff. Может показаться, что все население левого
городка, или «порта отбытия», состоит из людей именно такого сорта, одетых
либо в туники, либо в плащи из шкур типа кавказских бурок (два человека,
беседующих между собой через реку), и это еще более усиливает возникающее
при взгляде на него впечатление некой провинциальности или второразрядности.
Интересно, что здесь нет даже женщин, а вся молодежь этого поселения, по-ви-
димому, уместилась в одной лодке или небольшом корабле, сопровождающем
от своего берега корабли ферейской эскадры.
----------------------- Page 193-----------------------
изображенной ими толпе акротириотов юные отпрыски бла
городных семейств могли стоять или двигаться бок о бок с
простыми ремесленниками и земледельцами. Тех и других, по-
видимому, объединяло то, что они считались невоеннообязан
ными и потому неполноправными членами общины.311
Вообще при внимательном изучении росписей миниатюрно
го фриза и сравнении их со всем имеющимся сейчас в наличии
археологическим материалом легко может возникнуть впечат
ление, что в подобных Акротири крупных кикладских поселе
ниях знать и родовые общинники жили в тесном соседстве и,
вероятно, в постоянном общении друг с другом. Во всяком слу
чае так называемые особняки типа «ксест» в южной части по
селения или «западного дома» явно не были резко отграничены
от больших жилых блоков, сгруппированных вдоль «улицы
Тельхинов».39 Помещения мастерских, мельниц и кладовых бы
ли открыты в домах как того, так и другого типа. Следова
тельно, мир труда здесь еще не был четко обособлен от мира
аристократического far niente. В свою очередь это может ука
зывать на относительную архаичность и примитивность самого
ферейского общества. Можно предполагать, что социальная
стратификация развивалась здесь в основном в рамках еще не
распавшейся большой семьи, внутри которой постепенно вы
двигались на первый план и складывались в своеобразный пат
рициат наиболее преуспевающие благодаря активному учас
тию в занятиях пиратством и морской торговлей малые семьи.
Очевидно, богатства, приобретенного такими способами, хва
тало на то, чтобы поддерживать свой аристократический пре
стиж среди массы рядовых общинников. Его, однако, было не
достаточно для того, чтобы полностью обособиться от этой
массы, образовав внутри поселения особый привилегирован
ный анклав, как мы наблюдаем это в дворцовых центрах Крита
и материковой Греции, хотя тенденция к такого рода обособ
лению здесь, несомненно, уже существовала, о чем свидетель
38 Среди других изображенных художником в этой части фриза персонажей
обращает на себя внимание фигура рыбака, несущего на плече корзину или сеть
с рыбой Можно ли, однако, видеть в нем типичного представителя трудовой
части населения Акротири? Ведь большие фигуры двух юных рыбаков со
связками рыбы в руках украшают простенки того же 5-го помещения «западного
дома», где были найдены и остатки миниатюрного фриза, а это уже само по себе
как бы возвышает их над обычной житейской рутиной (ср.: Marinatos N. Op. cit.
P. 35 fi). Также трудно сказать что-либо определенное и о статусе юношей,
выстроившихся на причальной стенке. Маринатос готова видеть в них
участников торжественной процессии, к тому же еще готовящихся к обряду
инициации (Ibid. Р. 43, 59), хотя сама по себе эта сцена, на наш взгляд, дает
слишком мало оснований для такой интерпретации.
39 На фреске дома этих двух типов вообще невозможно отличить друг от
друга.
----------------------- Page 194-----------------------
ствует выделение среди общей массы жилой застройки А кро
тири так называемых ксест и особняков иного типа.
Основные особенности позднекикладской культуры в том
ее варианте, в котором она известна нам теперь по материалам
раскопок на Фере, Мелосе и Кеосе, позволяют охарактеризо
вать ее как своеобразный боковой побег на древе минойской
цивилизации или как ее маргинальную версию.40 К ак бы ни
решался вопрос о характере и структуре критской морской дер
жавы и о самом минойском присутствии на Кикладах и других
островах центральной Эгеиды, зависимость их культуры от бо
лее мощной и в целом более развитой культуры Крита сейчас
едва ли может вызвать у кого-либо сколько-нибудь серьезные
сомнения. Образуя вместе с Критом достаточно ясно очерчен
ную культурную общность (до середины XV в. их контакты с
Критом были намного более тесными, чем контакты с матери
ковой Грецией), Киклады тем не менее занимали внутри этой
общности несколько обособленное положение. Об этом свиде
тельствует прежде всего отсутствие в этом районе настоящих
дворцовых комплексов, которые могли бы выдержать сравне
ние с дворцами Кносса, Феста, Микен и Пилоса. Очевидно,
кикладское общество миновало в своем развитии фазу дворцо
вого государства — чрезвычайно важный исторический факт,
который находит свое вполне удовлетворительное объяснение
в специфике природных условий островной зоны.
Возникновение и развертывание в пространстве таких слож
ных социально-экономических структур, какими были дворцо
вые хозяйства эпохи бронзы, требовало в качестве своей глав
ной предпосылки наличия больших массивов пригодной для
обработки земли. Неудивительно, что в пределах Эгейского
мира и дворцовые хозяйства, и соответствующие им на уровне
политической интеграции общества дворцовые государства
сформировались лишь там, где существовали обширные аллю
виальные или приморские равнины, как это было на Крите и
в отдельных районах Пелопоннеса и Средней Греции. Н а ост
ровах центральной Эгеиды такие благоприятные для развития
дворцовых хозяйств «экологические ниши» практически отсут
ствовали, что наложило свой отпечаток на типичные для этой
зоны формы хозяйственной деятельности и социальной орга
низации. Именно благодаря своей бедности природными ре-
4,1 Кроме вполне ощутимого минойского влияния в кикладском искусстве и
архитектуре, на тесную связь этих двух культур может указывать также
распространение на Кикладах минойских мер веса (в виде свинцовых дисков) и
минойской письменности, правда представленной пока лишь единичными
находками табличек линейного письма А в Филакопи и Айя Ирини (Bar
ber R. L. N. Late Cycladic period: A Review // BSA. 1981. 76. P. 2 ff.; Branigan K.
Minoan Colonialism // BSA. 1981. 76. P. 27 ff.).
----------------------- Page 195-----------------------
3§ j — 4 ' Миниатюрный живописный фриз «западного дома». Афины. Национальный музей
----------------------- Page 196-----------------------
39.1— 2. «Порт отбытия» и «порт прибытия»
----------------------- Page 197-----------------------
сурсами обитатели Кикладского архипелага на какое-то время
оказались в известном смысле даже в более выигрышном по
ложении, чем их богатые соседи на Крите и в материковой Гре
ции. Извлекая немалые выгоды из своей вовлеченности в ши
роко разветвленную систему торговых контактов, связывавших
дворцы минойского Крита с различными районами Эгейского
мира, а также со странами Восточного и Западного Средизем
номорья,·" обитатели архипелага в то же время были избавле
ны от слишком жесткого контроля и притеснений со стороны
дворцовой бюрократии. Политическая зависимость островов
от «великих держав» Крита и несколько позже ахейской Гре
ции, если даже признать ее историческую реальность, по-
видимому, не выходила за рамки «вассальных» (даннических)
отношений и едва ли могла привести к их абсолютному погло
щению дворцовыми государствами.
Предоставленные самим себе островитяне могли дать волю
своей природной предприимчивости, находившей свое выраже
ние, как и в эпоху ранней бронзы, в организации больших тор
говых или пиратских экспедиций в чужие края вроде той, ко
торую изобразили на своем миниатюрном фризе художники,
расписывавшие стены «западного дома» в Акротири. Развива
ясь в условиях относительной экономической и политической
свободы, кикладское общество сохранило верность демократи
ческим традициям эпохи родового строя. Здесь так и не сло
жилась жестко конституированная иерархия сословий и долж
ностей, столь характерная для дворцово-храмовых государств
эпохи бронзы во всех их многообразных вариантах. В остров
ных общинах аристократическая элита формировалась не как
прослойка служилой знати, тесно связанная с дворцовой адми
нистрацией или даже прямо ей тождественная, но скорее как
свободная корпорация (своего рода «республика») «патрици
анских» фамилий, связанных между собой только общностью
хозяйственных интересов и узами древней общинной солидар
ности.42 Эта специфическая социальная структура нашла свое
отражение в планировке крупнейших кикладских поселений с
их компактно сгруппированными жилыми блоками и особня
ками, святилищами, в отдельных случаях уже отдаленно напо
минающими позднейшие греческие храмы, и ясно выраженным
стремлением к обеспечению коммунальной безопасности и бла
41 Warren P. The Stone Vessels from the Bronze Age Settlement at Akrotiri;
Thera II Arch Eph. 1979. P. 107—108; Buchhol: H.-G. Thera und das östliche Mntel-
meer II Ägüische Bronzezeit. Darmstadt, 1987.
42 Ср.: Schachermeyr Fr. Akrotiri — First Maritime Republic? // Thera and the
Aegean World I. L„ 1978; Doumas Chr. G. The Minoan Thalassocracy and the
Cyclades. P. 11.
7 Ю. В. Андреев
----------------------- Page 198-----------------------
гоустройства. Из всех известных сейчас форм и типов Эгейско
го протогорода, пожалуй, именно кикладские поселения II тыс.
в наибольшей степени отвечают представлениям о древнейшем
прообразе греческого полиса. Однако должен был пройти еще
весьма длительный исторический срок, заполненный социаль
ными потрясениями и глубокими формационными сдвигами,
прежде чем этот тип поселения по-настоящему укоренился на
греческой почве и стал здесь безусловно доминирующей фор
мой человеческого общежития.
Несколько расширив рамки этого сопоставления, мы, по жа
луй, могли бы расценивать и все минойско-кикладское, а затем
(вероятно, уже в XV в.) пришедшее ему на смену микенско-
кикладское культурное койне как отдаленный исторический
прообраз греческого мира в том его состоянии, в котором он
находился до начала эпохи эллинизма. Иначе говоря, мы могли
бы определить его как систему динамического равновесия и
взаимодействия нескольких десятков, может быть, даже сотен
более или менее автономных социальных организмов (прото
городских общин, либо совершенно независимых, либо так или
иначе связанных с дворцовыми государствами) или же как
своего рода единство в многообразии, основанное на достаточ
но широкой и быстрой циркуляции различных материальных
ресурсов и культурной информации и более или менее равно
мерном их распределении между всеми членами сообщ ества.45
Некоторые из этих членов, например государства Крита, а в
дальнейшем Пелопоннеса и Средней Греции и территориально,
и по численности населения, по-видимому, сильно превосходи
ли разрозненные островные общины Кикладского архипелага
и других районов Эгеиды. Внутри сообщества они могли вы
ступать в роли формальных или неформальных лидеров в за
висимости от того, как был конституирован на данном этапе
его развития весь этот конгломерат морских племен и народов.
Тем не менее слишком жесткие геополитические структуры с
твердо фиксированными административно-податными округа
ми наподобие материковых держав Передней Азии здесь едва
ли могли сложиться, если учесть чрезвычайно высокий уровень
мобильности основной массы населения региона, присущую
ему специфическую диффузность, склонность к постоянным
перемещениям, которая могла еще более усиливаться под воз
действием факторов внешней угрозы и нередко приводила к
43 Важную сводку информации о такого рода системах, существовавших в
разное время в различных районах Земного шара, в том числе в Греции и на
Крите, см. в сб.: Peer Polity Interaction and Socio-political Change / Ed. by C. Ren
frew and J. F. Cherry. Cambridge, 1986.
----------------------- Page 199-----------------------
своего рода демографическим флуктуациям, переселениям це
лых общин и даже племен в новые более безопасные места.44
Жесткая локальная фиксация этих морских общин путем
включения их в состав более или менее устойчивых систем ад
министративно-фискального контроля стала возможной лишь
после появления мощных, хорошо организованных военно-
морских флотов, хотя даже и при их наличии искомый эффект
стабилизации подвижной массы приморского населения в це
лях его систематической эксплуатации сплошь и рядом оказы
вался очень недолговечным, о чем свидетельствует судьба двух
афинских морских союзов, Сицилийской державы Дионисия
Старшего и некоторых других подобных образований. В эпоху
бронзы, когда настоящих военных флотов, по-видимому, еще
не существовало ни в Эгеиде, ни во всем Восточном Средизем
номорье, создание сколько-нибудь обширной морской держа
вы в этом регионе было вообще неразрешимой задачей. Цари
Крита и позже микенских государств материковой Греции мог
ли требовать от островитян или жителей прибрежных поселе
ний уплаты дани или каких-нибудь иных изъявлений покорнос
ти. Однако эта система эксплуатации носила слишком
эфемерный и эпизодический характер и вряд ли могла привести
к установлению настоящей талассократии даже при наличии
н а островах минойских или позже микенских колоний.
44 Ср.: Purcell N. Mobility and the Polis II The Greek City from Homer to Ale
xander / Ed. by O. Murray and S. Price. Oxford. 1990.
----------------------- Page 200-----------------------
О НЕКОТОРЫХ АРХАИЧЕСКИХ ЧЕРТАХ
В ОБЛИКЕ МИНОЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
1. «Мннойский матриархат»
(социальные роли мужчины и женщины
в общественной жизни минойского Крита)
Исследователи критской цивилизации эпохи бронзы уже
давно обратили внимание на характерное для нее смещение
«центра тяжести» социальной системы в сторону обычно бес
правных и униженных женщин. Уже А. Эванс, изучая откры
тые им произведения критского искусства, пришел к выводу,
что женщины занимали в минойском обществе особое, можно,
видимо, сказать, привилегированное положение.' На эту мысль
его натолкнули прежде всего поражающие своей живой экс
прессией изображения так называемых придворных дам на
миниатюрных фресках из Кносского дворца, для которых труд
но подыскать сколько-нибудь близкие аналогии как в искусст
ве стран Древнего Востока, так и среди художественных ше
девров классической Греции. Многое в этих фресках кажется
необычным, не укладывается в привычные представления о
социальной значимости двух противоположных полов. Н е
обычны уже сами по себе большие скопления представитель
ниц «прекрасного пола», изображенных не в замкнутом про
странстве дворцового гарема, как на некоторых египетских
росписях, а под открытым небом среди возбужденной толпы
оживленно переговаривающихся и жестикулирующих участ
ников какого-то празднества (Ил. 41). Необычны и удивитель
ные свобода и раскованность поведения этих «дам», прекрасно
переданные запечатлевшими эти сцены живописцами. Н а од-
1 Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. III. L., 1930. P. 49 fT.
----------------------- Page 201-----------------------
41 1 М и н и а т ю р н а я ф р е с к а с гр уп п ой женщ ин, восседаю щ их по обе сто р о н ы тр ех н еф н о го святи ли щ а.
Кносс. Гераклион. Археологический музей
----------------------- Page 202-----------------------
41. 2. Беседующие женщины. Деталь фрески
----------------------- Page 203-----------------------
ной из фресок2 сразу же обращают на себя внимание две груп
пы женщин, по всей видимости жриц, восседающих в каком-то
подобии почетной ложи по обе стороны от небольшого святи
лища. Другие, видимо, более молодые женщины стоят в про
ходах на лестничных ступенях. Интересно, что среди этих вы
писанных с особой тщательностью «почетных гостей» нет ни
одного мужчины. Длинные ряды мужских голов, раскрашен
ные, согласно принятому в минойском искусстве канону, в
кирпично-красный цвет, виднеются перед ложей жриц и позади
нее, очевидно заполняя места, отведенные для публики попро
ще. Также и на другой фреске, изображающей ритуальный та
нец жриц в священной роще,3 мы видим большую толпу зри
телей, наблюдающих за этой красочной церемонией: и здесь
женщины расположились в центре, заняв самые лучшие, почет
ные места, в то время как мужчины, почтительно соблюдая
дистанцию, толпятся у них за спиной и по сторонам { И г 42).
В науке давно уже признано,4 что сцены подобного рода изо
бражают не просто увеселения для народа наподобие современ
ных театральных или спортивных представлений, но важные ре
лигиозные обряды, вероятно входившие в программу календар
ных празднеств в честь главных божеств минойского пантеона.
Следовательно, то, что мы видим на фресках, нельзя расценивать
как отражение всего лишь определенного поведенческого стерео
типа или придворного этикета, следуя которому минойцы муж
чины должны были оказывать знаки внимания своим «дамам»
как представительницам «слабого» и одновременно «прекрасно
го пола». Гораздо более вероятно, что женщина пользовалась в
минойском обществе особым почетом и уважением как существо,
по самой своей природе тесно связанное с сакральной сферой бы
тия, можно даже сказать, целиком принадлежащее этой сфере и
в силу этого способное выполнять функции посредника между
миром людей и миром богов. Не случайно, что в многочисленных
сценах ритуального характера, запечатленных в критской фрес
ковой живописи и в глиптике, женщины, будь то жрицы или бо
гини (провести сколько-нибудь четкую грань между теми и дру
гими удается далеко не всегда), как правило, ведут себя намного
более активно, чем сопутствующие им мужчины. На долю по
следних обычно достаются лишь второстепенные, служебные
функции. Характерно также, что в тех случаях, когда мужчины
вместе с женщинами участвуют в одной и той же культовой це-
2 Evans A. The Palace of Minos at Knossos (далее — PoM). Vol. III. Pl. XVI.
3 Ibid. Pl. XVIII.
4 Из последних работ на эту тему см. ряд докладов в сб.: The Function of
the Minoan Palace / Ed. by R. Hagg and N. Marinatos. Stockholm, 1987 (далее —
FMP) (в особенности доклады H. Маринатос, Хр. Булотиса, Э. Дэвис и М. Кэй-
мерона). См. также: Marinatos jV. Art and Religion of Thera. Athens, 1985. P. 31 ff.
----------------------- Page 204-----------------------
----------------------- Page 205-----------------------
ремонии, как, например, на так называемой фреске походного
стула из Кносса (Ил. 43) или в сценах заупокойного ритуала на
саркофаге из Айа Триады, они оказываются облаченными в
одежду скорее женского, чем мужского покроя (нечто вроде
длинных халатов).5
Таким образом, соотношение сил в сакральной сфере жизни
минойского общества складывалось явно не в пользу «сильного
пола». Женщины занимали здесь все наиболее важные, команд
ные позиции. Само собой разумеется, что только из их числа мог
ли избираться жрицы так называемой великой богини и других
женских божеств. А поскольку именно великая богиня в ее много
образных воплощениях была центральной, несомненно, главен
ствующей фигурой минойского пантеона,6 постольку и ее служи
тельницы должны были пользоваться совершенно исключитель
ным влиянием и могуществом, вероятно распространявшимся
далеко за пределы сферы собственно культовой деятельности. В
плане чисто психологическом эта ситуация, очевидно, может
быть объяснена следующим образом. Испытывая благоговей
ный ужас перед землей, которой они поклонялись в образе вели
кого женского божества — дарительницы жизни и в то же время
ее губительницы, минойцы какую-то часть этого смешанного со
страхом пиетета переносили на женщин — своих матерей, сестер
и жен. Самой природой женщины были поставлены в положение
своего рода «полномочных представительниц» великой богини
и всего возглавляемого ею сонма женских божеств. В них видели
как бы смертных дублерш божества, частицы той благодетель
ной и одновременно смертельно опасной, враждебной человеку
силы, присутствие которой минойцы постоянноощущали в своей
повседневной жизни. Рядом с этими загадочными существами,
приобщенными к грозным и непостижимым силам самой приро
ды, миноец мужчина должен был особенно остро и болезненно
осознавать свою слабость и эфемерность, и этот, по-видимому,
врожденный или, может быть, приобретенный в процессе воспи
тания комплекс неполноценности уже сам по себе ставил его в
определенную зависимость от женщины, превращая как бы в
большого ребенка, всю жизнь остающегося на попечении и под
присмотром заботливых, но строгих мамушек и нянюшек.7
5 Schachermeyr Fr. Die minoische Kultur des alten Kreta. Stuttgart, 1964. S. 127;
S'ilsson M. P. Geschichte der griechischen Religion. Bd. 1. München, 1976. S. 303
(далее — GGR).
й См. о ней в следующей главе.
7 Представления об определенной неполноценности мужского пола и его за
висимости от доминирующего в жизни природы и общества женского начала
нашли свое воплощение в образе умирающего и воскресающего юного бога
консорта великой богини.
----------------------- Page 206-----------------------
«Фреска походного стула». Кносс. Гераклион. Археологический музей
----------------------- Page 207-----------------------
Разумеется, как и в любом другом древнем обществе, мужчи
ны на Крите всегда оставались наиболее активной и предприим
чивой частью социума. От их целенаправленной деятельности во
многом зависел прогресс минойской цивилизации в первые века
II тыс. до н. э. Именно они предпринимали далекие морские экс
педиции к берегам Сирии и Египта, проектировали и строили
дворцовые комплексы, непрерывно экспериментировали, разра
батывая новые, более совершенные технологии в металлургии и
других отраслях ремесленного производства. Ими же, вне всяко
го сомнения, были созданы все наиболее известные шедевры ми
нойского искусства. Тем не менее именно женшины, оставаясь
все время на месте — у своих очагов, держали в своих руках наи
более важную, с точки зрения самих минойцев, часть системы их
жизнеобеспечения — контакты с потусторонним миром и с насе
ляющими его бесчисленными божествами и духами. Именно они
были, таким образом, тем неподвижным центром, вокруг кото
рого вращался и к которому неизменно тяготел весь микрокосм
минойского общества.
Э та специфическая форма человеческого общежития как
нельзя лучше представлена в кульминационной сцене южной час
ти уже упоминавшегося «морского фриза» из Акротири. Мы ви
дим здесь небольшой приморский город, все жители которого в
радостном возбуждении ожидают прибытия кораблей, по всей
видимости возвращающихся к родным берегам из какого-то да
лекого и опасного плавания. В этой своеобразной пантомиме
сразу же обращает на себя внимание, видимо, сознательно под
черкнутое художником противопоставление мужской и женской
половин населения городка (впрочем, слово «половина» здесь
может быть употреблено лишь условно, так как женщины явно
уступают мужчинам в числе, их всего семь на этом фрагменте).
В то время как мужчины изображены по преимуществу в движе
нии, женщины застыли в монументальной неподвижностн, воз
вышаясь на крышах домов подобно изваяниям. Они заметно
крупнее мужчин (ю н о ш а , которого художник поместил за спиной
одной из этих «матрон», кажется рядом с ней ребенком). Их сход
ство со статуями еще более усиливается благодаря белому цвету
их кожи и одеяний. Эти «дамы» явно не похожи на гаремных за
творниц, которых мужья или отцы выпустили из их привычного
заточения во внутренних покоях домов по случаю большого об
щ енародного торжества. Скорее напротив, в них есть что-то от
горделивых домовладычиц, величественно взирающих на окру
жающую их праздничную суету с кровли своих жилищ, что-то от
своего рода «маток» этого пестрого «человеческого улья».8 На
^ Их неподвижность совсем не обязательно нужно понимать как пассивность.
Так воспринимает эту сцену, например, Н. Марннатос, уверенная, что протаго-
----------------------- Page 208-----------------------
эту мысль нас наталкивает и подчеркнутая статуарность их
поз, и массивность их фигур, и даже сама их малочисленность.9
В этом маленьком спектакле, возмржно близком к священнодей
ствию,10 им явно отведена какая-то особая роль, подымающая их
над всеми прочими его участниками подобно «дамам» в по
четной ложе на уже упоминавшейся фреске из Кносского
дворца.
По существу вся минойская культура и в особенности ре
лигия и искусство несут на себе печать своеобразного феми
низма, т. е. типично женских вкусов и склонностей. В свое вре
мя Фр. Ш ахермайр" уже обратил внимание на определенную
женственность минойского художественного вкуса, проявляю
щуюся в таких характерных особенностях этого искусства, как
ясно выраженное пристрастие архитекторов, скульпторов, ху
дожников к миниатюрным формам, часто идущее в ущерб мо
нументальности, обилие всевозможных мелких деталей в их
произведениях (Voriiebe für das Einzelne und Kleine), явное npe-
нистамн в изображенном на фреске религиозном действе могли быть только
мужчины (Marinatos N. Art and Religion in Thera. P. 53. Fig. 32; P. 59). На это
можно, однако, возразить, что даже и оставаясь в полной неподвижности,
женщины как существа, по своей природе особо близкие к божеству или
божествам, могли заряжать исходящей от них «магической энергией» всех
остальных участников этого празднества. В этой связи обращает на себя
внимание характерный «благословляющий» жест крайней слева женской фигуры,
в которой тот же автор, может быть, не без основания видит жрицу.
9 Можно предположить, что в особо торжественных ситуациях, подобных
той, которую художник представил в этой сцене «морского фриза», появление
женщин на крышах своих домов было предусмотрено программой праздничного
ритуала как своеобразная демонстрация священных изображений или живых во
площений божества (ср.: Hägg R. Die göttliche Epiphanie im minoischen Ritual //
AM. 1986. 101. S. 46, 58 f.). Ни одной женской фигуры не видно на противопо
ложной части той же фрески, изображающей отплытие флота, за которым на
пряженно следят жители другого, по всей видимости, чужеземного города. Три
женщины, очевидно несущие воду из колодца, принимают участие в сцене осады
города (?) на плохо сохранившемся фрагменте росписей северной стены.
10 Нам кажется малоправдоподобной гипотеза Н. Маринатос, полагающей,
что сюжетом этой части фриза мог быть некий морской праздник, лишь косвенно
связанный с драматическими событиями, представленными на противоположной
северной стене того же помещения: осадой города, морским сражением или ко
раблекрушением и т. п. (Marinatos N. The West House of Akrotiros a Cult Centre //
AM. 1983. 98. P. 1— 19; eadem. Art and Religion in Thera. P. 41, 53 fT. Ср. еще
более фантастичную гипотезу в диссертации JI. И. Акимовой «Ферейские фрес
ки. Опыт реконструкции мифоритуальной системы». М., 1992). Ближе к истине
был, по всей видимости, сам первооткрыватель Акротири Сп. Маринатос, убеж
денный, что все сохранившиеся фрагменты фриза связаны между собой как части
одного повествования, сюжетной основой которого в его понимании могло быть
плавание ферейского флота к берегам Ливии и его благополучное возвращение
на родину. Эго возвращение, добавим уже от себя, осмысленное художником как
всенародное торжество, вполне могло быть обставлено различными религиозны
ми церемониями, подобающими торжественности момента.
1 Schachermeyr Fr. Op. cit. S. 127 f.
----------------------- Page 209-----------------------
небрежение законами симметрии и тектоники как в пластике,
так и в архитектуре, отсутствие чрезмерно строгих канонов и
вообще слишком жесткой дисциплины художественного твор
чества. Этот перечень можно было бы еще продолжить, напом
нив о том предпочтении, которое минойские мастера обычно
выказывают к плавным, льющимся линиям, избегая слишком
резко очерченных, угловатых контуров фигур и предметов, об
их любви к ярким, иногда даже несколько пестрым тонам в
настенной и вазовой живописи, о чисто женской чувствитель
ности, столь ясно выраженной в сценах из жизни природы,
особенно в изображениях самок различных животных с де
тенышами, об особом настроении праздничности, буквально
пронизывающем все наиболее известные произведения класси
ческого критского искусства и царящем даже в сценах заупо
койного культа на саркофаге из Айя Триады. Конечно, каждый
из этих характерных штрихов в отдельности может найти свое
особое объяснение и в каких-то иных глубинных свойствах ми
нойского духа и минойской культуры. Тем не менее, взятые в
своей совокупности, они почти неизбежно приводят нас к мыс
ли о том, что присущая этой культуре система ценностей была
ориентирована в весьма значительной мере именно на женскую
психику.
Принимая активное участие в формировании общественно
го мнения, морали и обычаев, женщины, по всей видимости,
вполне могли заставить считаться со своими вкусами мастеров,
работавш их в различных жанрах изобразительного и приклад
ного искусства. Действуя как своеобразный камертон творче
ской активности мужчин, эта «женская цензура» могла уси
ливать или, наоборот, ослаблять, иногда даже полностью
пресекать свойственные им по природе склонности к опреде
ленного рода сюжетам или мотивам. Вероятно, именно так
можно было бы объяснить (на это опять-таки указывал в своей
книге Фр. Ш ахермайр'2) удивительное равнодушие минойских
художников по крайней мере к трем темам, пользовавшимся
неизменной популярностью в искусстве подавляющего боль
шинства стран и народов Древнего мира, а именно к войне,
охоте, являющейся ее обычным коррелятом в мирное·время, и,
наконец, к эротике.
Создается впечатление, что какая-то странная, в целом совер
шенно не характерная для менталитета людей бронзового века
нравственная щепетильность заставляла минойских мастеров,
видимо, вполне сознательно избегать в своем творчестве черес
чур грубых и непристойных сцен, изображений полностью обна
12 Schachermeyr Fr. Op. cit. S. 128.
----------------------- Page 210-----------------------
женного человеческого тела,13 как мужского, так и женского,
фаллических символов14 и других проявлений откровенного эро
тизма. Можно подумать, что при всем своем гедонизме минойцы
то ли совершенно не знали радостей плотской любви, то ли тщ а
тельно их скрывали от посторонних глаз. Ведь даже столь рас
пространенный в искусстве стран Восточного Средиземноморья
и Передней Азии, начиная уже с эпохи неолита, сюжет «священ
ного брака» великой богини и ее консорта в критском искусстве
практически неизвестен. Ш ахермайр склонен был видеть в этой
«фигуре умолчания» проявление будто бы вообще свойственной
женщинам стыдливости, нередко, впрочем, граничащей с ханже
ством (Bigotterie). |5Однако такого рода «викторианская мораль»
едва ли могла возникнуть и укорениться среди обитателей Крита
в III— II тыс. до н. э. Более правдоподобным, вероятно, следует
признать другое объяснение этого феномена: табуация эротичес
ких изображений и символов в минойском искусстве может быть
понята как результат своеобразной дискриминации мужского
пола, целенаправленного умаления его социальной и да же био
логической значимости. Из искусства, по-видимому, совершенно
осознанно было устранено все то, что могло хотя бы в косвенной
форме посредством каких-то намеков напоминать об основной
биологической функции мужчины как производителя, отца, суп
руга и т. п. Его роль сексуального партнера женщины и одного
из двух главных контрагентов в процессе детопроизводства бы
ла, таким образом, то ли сведена к ничтожному минимуму, то ли
вообще поставлена под сомнение. В этой связи заслуживает вни
мания весьма красноречивая символика минойского костюма,
как мужского, так и женского. В то время как мужчины тщ атель
но скрывали наиболее важные признаки своего пола либо в спе
циальных футлярах (гульфиках), либо под плотно обтягиваю
щим верхнюю часть бедер передником, женщины, как молодые,
так и пожилые, демонстративно выставляли на всеобщее обозре
ние совершенно обнаженную грудь, вероятно подчеркивая тем
13 К числу исключений, лишь подтверждающих это общее правило, могут
быть отнесены, например, фигуры тонущих «варваров» в сцене морского
сражения на одном из фрагментов миниатюрного фриза из Акротири (согласно
общему канону, принятому в искусстве всего Древнего мира, тела поверженных
врагов должны были изображаться обнаженными в знак постигшего их
унижения), также юные рыбаки и боксирующие мальчики, представленные на
других фресках из того же поселения (как в том, так и в другом случае
изображены дети или подростки, еще не достигшие совершеннолетия, на
которых, по всей видимости, не распространялся действовавший в минойском
искусстве запрет на изображение человеческой наготы).
14 О единичных находках такого рода символов, в целом не характерных
для минойской религии, см.: Dietrich В. С. Tradition in Greek Religion. В.; N. Y.,
1986. P. 69; ср.: Nilsson М. P. Op. cit. S. 303.
15 Schachermeyr Fr. Op. cit. S. 128.
----------------------- Page 211-----------------------
самым свое превосходство над представителями противополож
ного пола, по своей природе не способными ни к рождению, ни
к вскармливанию детей.
Весьма характерно также и то, что изображенные на фресках
и в других произведениях минойского искусства мужчины, как
правило, имеют довольно-таки женственный вид, что иногда да
ет основание сравнивать их с придворными щеголями эпохи
французского рококо.16 В большинстве своем они тщательно вы
бриты. Их волосы уложены длинными прихотливо вьющимися
локонами. У них такие жетонкие (осиные) талии, как и у женщин.
Они почти столь же кокетливы и так же любят украшения. Там,
где представители обоих полов оказываются в близком соседстве
друг с другом, как на уже упоминавшихся миниатюрных фресках
из Кносса, их можно различить только по достаточно условной
расцветке их лиц. Отсюда можно сделать вывод, что в минойском
обществе или по крайней мере в его верхних аристократических
слоях мужчины считались существами как бы третьего пола.”
Вполне возможно, что, как было уже замечено, в них видели свое
го рода больших детей или вечных юношей, которые в силу своей
природной неполноценности должны были находиться под по
стоянной опекой своих матерей и жен.
Женственный или скорее андрогинный облик критских
мужчин прекрасно гармонирует с их удивительным миролюби
ем, воспринимающимся как некая аномалия на общем фоне су
ровых реалий бронзового века. Если принимать всерьез свиде
тельства дошедших до нас памятников изобразительного
искусства, нам неизбежно придется признать, что демонстра
ция религиозного благочестия, т. е. участие во всевозможных
обрядах и церемониях, занимала в их жизни несравненно более
важное место, чем такие подлинно мужские занятия, как война
и охота. Н а самом Крите сюжеты такого рода, если не прини
мать во внимание некоторые достаточно проблематичные ре
конструкции А. Эванса, остаются практически неизвестными
вплоть до очень позднего времени.18 Может сложиться впечат
16 Sckachermeyr Fr. Op. cit. S. 128.
17 Интересно, что простые поселяне, изображенные на знаменитой «вазе жне
цов» из Айя Триады, имеют гораздо более мужественный облик, чем придворные
«кавалеры», которых мы видим на фресках Кносского дворца. Об изменении
половых ролей мужчин и женщин на противоположные в примитивных общест
вах см.: Шнирельман В. А. Парадоксы половых ролей. В обсуждении статьи
К У Гейли «Диалектика пола в процессе формирования государства» // СЭ.
1990. № 6. С. 59 сл.
18 Evans А. РоМ. Vol. 1. L., 1921. P. 301 ff.; Vol. III. P. 81 fif. Примером обра
щения к охотничьей теме, хотя и с мистическим подтекстом, в критском искус
стве последворцового периода может служить любопытная сцена на ларнаке из
Армени (см. о ней в нашей статье «Минойский Дедал» II ВДИ. 1989. № 3.
С. 34 сл.).
----------------------- Page 212-----------------------
ление, что эпоха «минойской талассократии», какой бы смысл
мы не вкладывали в это словосочетание, прошла почти неза
меченной, не оставив никаких следов в творчестве критских
художников. П равда, открытие не раз уже упоминавшегося
«морского фриза» из Акротири позволило внести в эту пара
доксальную картину определенные коррективы. Отдельные
эпизоды этой своеобразной хроники или, может быть, эпичес
кой поэмы в картинках показывают, что сама по себе военная
тематика отнюдь не ставила перед минойскими или минойско-
кикладскими мастерами каких-то технически непреодолимых
задач. При случае они блестяще справлялись с сюжетами тако
го рода,19 нисколько не уступая в этом египетским, шумерским
или в более позднее время ассирийским и греческим мастерам
батального жанра. Однако им явно недоставало крово жадной
свирепости, столь свойственной их собратьям по ремеслу из
других стран древней ойкумены, в чем, по всей вероятности,
опять-таки нашла свое выражение женственность их натуры,
то ли привитая воспитанием, то ли обусловленная генетически.
Видимо, по этой причине даже в самых драматически напря
женных сценах «морского фриза» так хорошо ощущается во
обще характерный для минойского искусства мажорный,
праздничный настрой, а трагическая и вместе с тем героичес
кая суть изображенных событий почти ускользает от нас, при
глушенная этим настроем. Не случайно фигуры гибнущих в
волнах людей в сцене морской битвы в северной части фриза
необыкновенной легкостью и изяществом своих контуров бо
лее всего напоминают акробатов в изображениях минойской
тавромахии, а торжественное возвращение героев-победителей
в великолепной панораме южной части фриза вполне может
сойти за увеселительную прогулку или праздник на воде.20
Конечно, нельзя забывать о том, что остров Ф ера, откуда
происходит этот уникальный памятник эгейского искусства,
был расположен как бы на границе, разделяющей два сильно
различающихся между собой культурных ареала: ареал уже
вступившей в свою акматическую фазу минойской цивилиза
19 Об их возможностях в этой сфере художественного творчества можно
было судить еще до открытия «морского фриза» по некоторым вешам,
несомненно, минойской работы, найденным Шлиманом в микенских шахтовых
могилах круга А. Наиболее известны среди них инкрустированный клинок
бронзового кинжала, украшенный сценой охоты на львов, и несколько золотых
колец с военными и охотничьими сценами.