Майсур : антиколониальная борьба и реформы
Небольшое государство Майсур, занимавшее труднодоступные плато между Западными и Восточными Гхатами, управлялось индусской династией Водеяров. Однако к середине XVIII в. власть Водеяров значительно ослабла, майсурская армия потерпела ряд поражений от французов и маратхов, которые захватили несколько плодородных округов. Казна Майсура была пуста, так что в армии, которой не платили жалование, начались недовольство и массовое дезертирство.
В этих условиях один из майсурских полководцев, Хайдар Али, смог захватить власть, в результате чего Махараджа оказался почетным пленником, не имевшим никакого влияния вне стен своего дворца. Начав службу простым наиком (унтер-офицером), Хайдар Али проявил храбрость, снискавшую ему всеобщее уважение в армии, настойчивость, дипломатический талант и умение с помощью интриг устранить противника. Благодаря всем этим качествам и bi условиях острого политического кризиса этот выходец из простонародья, до конца жизни не постигший грамоту, смог захватить власть в Майсуре и успешно править им с 1760 по 1782 г. Реорганизовав армию и резко повысив ее боеспособность, Хайдар Али начал целую серию завоеваний, позволивших ему присоединить к Майсуру ряд стратегически важных и плодородных областей, среди которых — Кург, Каннара и ряд районов Ма-лабара с их портами (Мангалур, Хонавар, Каликут и др.). Это обеспечило Хайдару Али значительные поступления в казну, но и одновременно создало целый ряд проблем, поскольку покоренные им области таили в себе опасность сепаратистских выступлений, и во время последующих войн правителю Майсура постоянно приходилось отражать попытки удара в спину.
Усиление Майсура и завоевания Хайдара Али не могли не вызвать противодействия маратхов и низама Хайдарабада. В первом столкновении с маратхами в 1764 г. Хайдар Али потерпел поражение, однако впоследствии, когда его армия окрепла и набралась боевого опыта, он смог наносить чувствительные удары и маратхам, и низаму. В борьбе против Хайдара Али маратхи и низам пытались объединиться, но Хайдару Али почти всегда удавалось расколоть враждебную коалицию то с помощью подкупа, то путем политических интриг. Однако постепенно Хайдар Али почувствовал, что главным его врагом являются не маратхи и низам, а англичане. С увеличением майсурского государства и укреплением его влияния на Декане столкновение с англичанами было неминуемым.
К тому времени, когда в 1767 г. Хайдар Али впервые столкнулся с англичанами, он успел значительно расширить территорию Майсура, а англичане были уже хозяевами Бенгалии, диктовали свою волю Ауду, держали в плену могольского императора. Во время первой англо-майсурской войны против Майсура на стороне англичан сражались маратхи, которых Хайдар Али по традиции считал самыми опасными своими
врагами. Первая англо-майсурская война (1767—1769) окончилась победой Хайдара Али, который со своей армией подошел к воротам Мадраса. Англичане подписали с Хайда-ром Али договор о мире и взаимопомощи, но как только в 1770 г. на Майсур напали маратхи, англичане предали Хайдара Али. В течение 1770—1780*гг. Хайдар Али вел войны то с маратхами, то с низамом, то с соседними княжествами. Когда в 1772 г. умер пешва Мадхао Рао I, Хайдар Али поддержал претензии на престол его двоюродного брата Рагхунатха Рао. Обращение последнего за помощью в Бомбей вызвало в 1776 г. англо-маратхскую войну, в которой англичане потерпели поражение и заключили с новым пешвой (а вернее, с Наной Пхаднисом) договор, согласно которому Компания отказалась от поддержки Рагхунатха Рао, а пешва отдал англичанам ряд районов. Но руководство Компании не признало договор, и в 1779 г. война с маратхами возобновилась. Тем временем Хайдар Али нанес ряд поражений соединенным силам маратхов и низама, отобрав у пешвы богатую область в междуречье Кришны и Тунгабхадры, ставшую житницей Майсура.
Продолжение войны с маратхами вновь не принесло англичанам успеха, и они заключили с Синдхией договор, известный как «конвенция в Варгаоне». Свои обязательства по этому договору Синдхия выполнил, позволив разбитой английской армии уйти в Бомбей, но Совет Бомбейского президентства, как только армия вернулась, вероломно возобновил: войну. В ответ на это маратхи заключили союз против англичан с Хайдаром Али и низамом. Так в 1780 г. началась вторая англо-майсурская война, в которой маратхи и низам оказались весьма ненадежными союзниками. Англичане вначале терпели поражения, и Хайдару Али удалось овладеть всем Карнатиком. Но англичане вскоре раскололи союз, возвратив низаму часть его земель, а вслед за низамом к 1782 г. вышли из борьбы маратхи, которым присланные из Бенга-лии части нанесли ряд поражений, что заставило маратхов заключить сепаратный мир. Оставленный союзниками, Хайдар Али стал терпеть неудачу за неудачей, к тому же ему приходилось одновременно подавлять восстания в своем тылу. Хайдар Али заключил союз с французами, которые одержали победу над английским флотом. Базой французской эскадры стал отбитый Хайдаром Али у англичан Куддалур.
В декабре 1782 г. Хайдар Али умер от рака, передав престол своему тридцатидвухлетнему сыну Типу Султану. Храбрость, неукротимо гордый нрав и ненависть к английским захватчикам снискали Типу Султану в народе прозвище Лев Майсура; при этом, в отличие от отца, он получил хорошее образование и был страстным библиофилом. В результате удачных маневров Типу удалось окружить в Беднуре бомбейскую армию генерала Мэттьюза, которая из-за плохого снабжения и низкой дисциплины потеряла боеспособность. Типу принял почетную капитуляцию Мэттьюза и согласился выпустить поверженного противника из крепости, но когда тот, в нарушение условий перемирия, оставил город разрушенным и разграбил всю казну, Типу подверг разоруженную армию всеобщему обыску и отправил ее закованную в цепи в Майсур. Это «варварство майсурского тирана», как писали английские газеты, придало войне еще большую ожесточенность.
После Беднура Типу продолжал развивать успех, но ему мешала полная бездеятельность французских союзников. К тому же, в 1783 г. между Англией и Францией был подписан мир, и французы покинули Типу. Одновременно над Майсуром нависла угроза нападения со стороны маратхов и низа-ма. В этих условиях Типу был вынужден в 1784 г. подписать с англичанами Мангалурский мир, по которому его войска покинули Карнатик, а англичане — Малабар. В 1786—1787 гг. Типу нанес сокрушительное поражение объединенным силам маратхов и низама, что продемонстрировало возросшую боеспособность майсурской армии. Однако при заключении мирного договора с маратхами Типу, несмотря на свои победы, удовлетворил ряд их территориальных претензий, рассчитывая, что это поможет Нане Пхаднису осознать необходимость совместных действий против англичан.
Типу Султан отлично понимал, что заключенный с ним Мангалурский договор для англичан всего лишь только передышка, поэтому он неоднократно обращался к низаму и Нане Пхаднису с предложением союза. Однако низам не мог согласиться на союз с Майсуром и из-за своей зависимости от англичан, и, в не меньшей степени, из-за «низкого» происхождения самого Типу. «Вы не можете не знать, — писал низам в 1787 г. Коссиньи, губернатору французского владения Пондишери, — что я — представитель Великого государя (Моголь-ского падишаха), а этот негодяй — всего лишь мой вассал.
Могу ли я унизить себя союзом с моим же вассалом? » Что же до маратхов, то, как отмечал английский генерал-губернатор лорд Корнуоллис, «вряд ли они способны поддержать своего заклятого врага, которого имеют столько причин бояться и ненавидеть». Все письма Типу маратхи и низам любезно пересылали англичанам.
Типу Султан был не только отважным полководцем и дальновидным политиком. В своем государстве он осуществил целый ряд реформ. Продолжая начатую еще его отцом политику, он реорганизовал войско, превратив его из феодального ополчения в регулярную, обученную на европейский лад французскими инструкторами армию. Эта армия имела четкую структуру (от бригады до взвода) и боевой устав, в преамбуле которого прямо говорилось о необходимости перенимать европейский опыт для борьбы с колонизаторами. Богатая май-сурская казна платила хорошее жалование офицерам и солдатам, пенсии раненым и семьям погибших, содержала медицинскую службу и школы для солдат. Для офицеров были введены четкие критерии продвижения по службе и суды чести.
Реформы в Майсуре не ограничились реорганизацией армии. Типу Султан ликвидировал владельческие права местных феодалов, прекратил раздачу служебных земельных пожалований. Теперь за службу жалование платили только деньгами, а налоги со всех земель Майсура поступали исключительно в казну. На организованных по приказу Типу Султана «опытных станциях» разводили новые сельскохозяйственные культуры, распространявшиеся затем по всей стране. Впервые в истории Индии в Майсуре произошло разделение военной, гражданской и судебной властей. Каждое министерство в центральном правительстве представляло собой коллегию, где вопросы решались большинством голосов. Типу Султан активно покровительствовал развитию промышленности и торговли, устанавливал льготные ставки налогов для ремесленников, расширявших свое дело. На казенных мануфактурах под руководством французских инженеров изготовлялись пушки и мушкеты высокого качества. Майсурская казна имела собственные торговые фактории в различных районах Индии, а также в Пегу (Бирма), Маскате и Джед-де. Понимая, в отличие от многих индийских правителей, значение флота, Типу Султан учредил казенные верфи, где
строились боевые фрегаты и яхты. Первым заданием для молодого майсурского флота стало сопровождение китайского торгового каравана, прибывшего в Майсур. Известно о намерении (увы, не осуществленном) Типу Султана учредить навигационные школы, где местных моряков обучали бы европейские офицеры. Ненависть к англичанам не мешала Типу Султану живо интересоваться достижениями европейской науки. Посольство, отправленное им ко двору Людовика XVI, обсуждало возможность обучения во французском университете одного из сыновей Типу и отправки в Майсур французского специалиста для налаживания книгопечатного дела.
Поводом для третьей англо-майсурской войны послужил конфликт Типу с верным вассалом англичан, раджей Траван-кура, который, отгородившись от Майсура многокилометровыми оборонительными линиями, укрывал мятежных феодалов, преследуемых Типу. Предыдущие войны с Майсуром нанесли Компании большой моральный и материальный ущерб, поэтому был принят парламентский акт, запрещавший начинать войны с индийскими государями, кроме случаев необходимой обороны. И Корнуоллису, и английскому правительству было ясно, что Типу превратился в главное препятствие английскому господству в Индии, поэтому англичане поспешили вмешаться в конфликт Майсура и Траванку-ра. Залогом своей победы Корнуоллис считал союз с маратхами и низамом, и 4 июля 1790 г. заключил с ними Тройственный договор, целью которого было «наказать его (Типу), насколько будет возможно, и лишить его средств для нарушения мира и покоя в дальнейшем».
Союзники напали на Майсур с трех сторон. На первых порах Типу удавалось наносить им чувствительные удары, а вездесущая майсурская кавалерия разорвала все коммуникации между союзными армиями. На помощь с огромными силами поспешил из Бенгалии лорд Корнуоллис, которому не без помощи оппозиционно настроенных майсурских вельмож удалось подступить к стенам столицы Типу Шрирангапаттинама. Героическое сопротивление гарнизона и трудности со снабжением заставили Корнуоллиса отступить, но, соединившись с войсками маратхов и низама, он вновь осадил столицу. Типу был вынужден в марте 1792 г. подписать с англичанами мирный договор, по которому он лишался половины своих земель, должен был выплатить союзникам 33 млн рупий
контрибуции, на время уплаты которой двое малолетних сыновей Типу стали заложниками англичан.
Разбитый и униженный, Лев Майсура не был сломлен. Он реорганизовал армию, укрепил экономику Майсура и вскоре обрел прежние силы. Типу помогла и вспыхнувшая между низамом и маратхами война, завершившаяся сокрушительным поражением низами при Кхарде в 1795 г. Эта война причинила много беспокойства англичанам, которые стремились сохранить антимайсурскую коалицию любой ценой. «Легко понять, — писал в 1796 г. один из очевидцев-французов, — что, как бы огромна ни была в настоящим момент власть-англичан в Индостане, она всегда находится в весьма опасном положении и много слабее объединенных сил марат-хов, Низама Али и Типу Султана». Типу прекрасно понимал это и неустанно пытался добиться союза с низамом и маратхами. Он обращался к правителям Ирана, Афганистана, Непала, всем индийским князьям, султану Турции с предложением объединиться и «очистить Индию от этих негодяев». С победой во Франции революции у Типу вновь воскресла надежда на союз с новым правительством. Типу импонировал деятельный характер политики, осуществлявшейся Директорией, особую симпатию вызывал у него Наполеон.
Англичане чувствовали смертельную опасность как в укреплении французского влияния на Декане, так и в распространении якобинских идей, проводниками которых в Индии были французские офицеры и солдаты, открывшие в Шри-рангапаттинаме якобинский клуб под покровительством самого «гражданина Султана», как теперь обращались к Типу служившие в его армии французы. Когда же в 1797 г. Типу Султан прямо обратился к Наполеону с предложением военного союза и отправил посольство на французский остров Илль де Франс (Маврикий), в Лондоне забили настоящую тревогу: «наш закоренелый враг Типу, укрывший в своей столице якобинский клуб французских республиканцев, открыто вступил в сговор с Францией с целью нашего уничтожения!». Как предлагал Типу, войска Наполеона, находившиеся в Египте, должны были высадиться в одном из майсурских портов и вместе с армией Типу Султана выступить против англичан. Однако французский флот был разбит адмиралом Нельсоном при Абукире, Наполеон потерпел поражение в Египте и был вынужден отказаться от планов вторжения в Индию, а губернатор
Маврикия прислал Типу лишь несколько десятков солдат. Несмотря на все это, англичане решили использовать контакты Типу с французами как предлог для агрессии. В 1799 г. началась четвертая и последняя англо-майсурская война, которую Компания вела силами бомбейской и мадрасской армий, а также войск маратхов и низата. Целью войны он считал не отторжение от Майсура части земель и его ослабление, а уничтожение Типу. Англичане опирались на активную помощь многих министров и военачальников Майсура. Представители феодальной знати были недовольны политикой Типу Султана, лишившего их власти над крестьянами и жестко преследовавшего коррупцию; к тому же, они втайне презирали Типу как плебея. Стоило английскому командованию пообещать многим майсурским министрам и военачальникам возвращение прежних земель и щедрую награду, как вполне боеспособные крепости сдавались без выстрела. Особенно усердствовал министр Мир Садык, которого Типу некогда посадил в тюрьму за злоупотребления, но потом, совершив непоправимую ошибку, простил. Стремясь отомстить Типу Султану, Мир Садык полностью расстроил оборону Шриран-гапаттинама, осажденного англичанами и их союзниками. Народ Майсура поддерживал Типу, а его войска, по признанию самих английских военных, проявляли исключительное мужество. Силы, однако, были слишком неравны, и столица Майсура пала. Типу Султан бился вместе со своими солдатами на стенах; тяжело раненный, он отказался сдаться и был убит английским солдатом-мародером. Свою смерть в этом бою нашел и предатель Мир Садык, убитый кем-то из осажденных. Так пало Майсурское государство, оказавшее наиболее сильное и упорное сопротивление английским колонизаторам.
Образование сикхского государства
Казалось, что в конце XVII — начале XVIII в. Моголам удалось справиться с мощным освободительным движением, развернувшимся под знаменем сикхизма. Гибель наиболее талантливых и преданных делу вождей, таких, как гуру Гобинд Сингх и Банда, массовое истребление объявленных вне закона сикхов могольскими армиями нанесли тяжелый удар движению, но не свели его на нет. Слабеющая держава Моголов
не смогла довести борьбу против сикхов до конца. Поддерживаемое широкими массами крестьян, городских жителей, частью мелких и средних феодалов, движение выстояло и окрепло. Сикхское войско (дал халса) не только продолжало борьбу против войск могольских наместников, но и противостояло афганским вторжениям. В условиях, когда Могольская администрация практически перестала существовать, сикхское войско оказалось единственной силой, способной оказать сопротивление афганцам особенно после того, как была наголову разбита при Панипате Маратхская армия.
Сикхское войско в то время сохраняло почти все черты, свойственные ополчению. Руководил им совет верховных командиров. Наиболее часто применяемой тактикой была партизанская война. Сикхи осуществляли дерзкие набеги на соседние с Пенджабом территории Сирхинда, Харианы, даже раджпутские владения. Сикхское войско делилось на 12 крупных формирований (мисалов), командиры которых лишь номинально признавали верховную власть командующего одним из мисалов — Ахлувалиа. С изгнанием из Панджаба афганских войск почти вся территория была разделена между мисалами, которые присвоили себе право взимать с местного населенияракхи (букв, «защита») — особую подать, рассматриваемую в качестве платы за защиту от афганцев. Постепенно мисалы превратились в княжества, возглавляемые сардарами — бывшими командирами. Княжества эти приобрели полную независимость от Амритсара, где находился формальный центр движения. «Правительство их (сикхов) — аристократическое, но весьма несовершенное, — свидетельствовал в 1785 г. англичанин Дж. Браун, — люди разделены между отдельными вождями, которые пользуются неограниченной властью». Стремясь расширить свои владения, сардары воевали друг с другом: так, в 1774—1782 гг. мисалы вели кровопролитную войну за право контроля над княжеством Джамму, где сикхи вмешались в раздор между князем и его сыном. В результате этой войны наибольшая удача выпала Маха Сингху, возглавлявшему мисал Сукерчакиа: он не только овладел богатой добычей, но и занял ведущие позиции среди остальных сикхских княжеств.
В 90-е годы XVIII в. над Панджабом вновь нависла угроза афганского вторжения. Заман Шах, внук Ахмад Шаха Дуррани, четыре раза пересекал границы Панджаба. В намерении
покончить с господством сикхов он опирался на помощь части мусульманских феодалов и индусских князей, например, правителя Кангры. Однако всякий раз Заман Шах был вынужден возвращаться в Афганистан, так как опасался удара в спину со стороны своих родственников и других афганских эмиров, претендовавших на его престол. В борьбе с захватчиками выдвинулся молодой правитель мисала Сукерчакиа, сын Маха Сингха Ранджит Сингх. В январе 1797 г. он нанес афганским войскам сокрушительное поражение на берегу р. Джелам. Однако вскоре Заман Шах вновь вторгся в Панд-жаб, захватил Лахор и другие важные крепости, но был остановлен на подступах к Амритсару войсками Ранджит Сингха. Вскоре после этого известия о мятеже в Кабуле и недовольство армии принудили Заман Шаха покинуть Панджаб. Этим немедленно воспользовался Ранджит Сингх, заключивший к тому времени союз с тремя другими мисалами — Канайя, Наккаи и Ахлувалиа. При поддержке богатых горожан Ранджит Сингх изгнал из Лахора правивших там сардаров и занял город. Захват Лахора восстановил против Ранджит Сингха правителей ряда других мисалов, но враждебная коалиция вскоре была разбита. «В настоящее время, — доносил английский резидент в Дели Коллинс, — этот вождь (Ранджит Сингх) почитается во всем Хиндустане защитником сикхов; все убеждены, что если бы не мужество и великолепные действия Ранджит Сингха, весь Панджаб давно превратился бы в пустыню, ибо эти северные дикари (афганцы) хвастают, что даже трава не растет там, где прошли их кони». В 1799 г. Ранджит Сингх принял титул махараджи Панджаба и повел решительную борьбу за объединение всех территорий, ранее подвластных мисалам.
Общественная мысль и наука Индии XVI—XVIII вв.
В этот период активно продолжали свою деятельность общины последователей бхакти и суфизма. Среди проповедников бхакти на севере Индии наиболее крупными фигурами были Даду Даял (1544—1603), происходивший из семьи чесальщиков хлопка, и торговец Малукдас (умер в 1684 г.). Даду, будучи по рождению мусульманином, как говорится в его жизнеописании, «игнорировал веру мусульман и обычаи индусов, не имел ничего общего с шестью системами (индийской философии), отрицал поклонение богу в храмах, паломничества к святым местам и посты», подвергался преследованиям как со стороны мулл, так и со стороны брахманов. Даду странствовал по Раджпутане и Гуджарату, проповедуя равенство людей перед богом. Малукдас выступал в своих стихах то суфием, то бхактом: для него Рама, Хари, Аллах были только именами единого бога. Он обличал суеверие и пороки священнослужителей, проповедовал «истинный путь» к богу, заключавшийся в милосердии, помощи ближнему.
Бога познает тот, в ком нет алчности...
Кто напоит жаждущего, того признает Пророк.
Кто накормит голодного, мгновенно обретет Бога.
Среди последователей кришнаитского бхакти славилась община, основанная Валлабхой, брахманом из Телинганы (1478—1530) близ Матхуры, в Гокуле, там, где, согласно индусской мифологии, прошли детство и юность Кришны. Здесь, на этой священной земле, Валлабха основал храмовый комплекс и явился не только проповедником бхакти, но и философом. Путь бхакти, предложенный Валлабхой своим последователям, назывался пушти (букв, «поддержка») и был изначально рассчитан на «несчастных и беспомощных».
Ученик Валлабхи, один из величайших поэтов того времени Сурдас, говорил: «Господь ничьей касты не ведает. Ему безразлично, нищий ты или раджа». В храм, основанный Вал-лабхой, был открыт доступ, всем, без различия каст, полов, состояний. Сам обряд почитания Кришны в этом храме был крайне прост и включал в себя лишь исполнение гимнов (кир-тан) на обыкновенном, понятном народу языке, а также подношение статуе бога цветов. Среди членов общины были люди самых разных каст и имущественных состояний, женщины пользовались такими же правами, как и мужчины; не было строгого требования аскетизма, ухода от мира, и многие последователи Валлабхи продолжали семейную жизнь и обычные занятия, хотя были и такие, кто целиком посвятил себя Богу.
Прежнюю популярность сохраняли и суфийские ордена. Одни следовали заветам прославленных шейхов времен Делийского султаната, жили в бедности, отказывались от царских милостей, сосредоточивая внимание лишь на служении богу и помощи бедным. Другие предпочитали роскошную жизнь под покровительством двора, участие в политических интригах.
Наконец, именно XVI—XVIII вв. стали периодом становления в Индии новой религии — сикхизма. От ортодоксального индуизма и даже многочисленных общин бхакти сикхизм отличался проповедью строгого единобожия и крайне негативным отношением к аскетизму, «уходу от мира». Социальные и духовные идеалы сикхов выражает триединая формула: «молиться, трудиться, делиться». «Молиться» означало постоянно помнить о боге — едином, лишенном зримого облика Абсолюте, мысленно повторять его имя, читать и петь гимны, написанные гуру. Сикхизм отрицает храмовый культ и изображения бога, в молитвенных домах — гу-рудварах — сикхи собираются для совместного исполнения гимнов из своей священной книги «Ади Грантх» («Изначальная книга»). Ее текст сложился к 1661 г.: он представляет собой антологию, включающую, помимо произведений гуру Нанака и его наследников Амардаса, Рамдаса и Арджуна, стихотворения и гимны Кабира, Даду и других поэтов бхакти. «Трудиться» для сикхов и по сей день означает единственно достойный человека образ жизни, причем сикхизм не признавал кастовых различий, «чистого» и «нечистого» труда,
а вот просить милостыню, жить на чужой счет для сикха и в наше время — тягчайший грех. «Делиться» каждый член сикхской общины должен с бедными, больными, сиротами и вдовами, отдавая на помощь им либо часть дохода (обычно десятину), либо бесплатно работая на общественное благо.
Важнейшей проблемой, находившейся в центре внимания мыслителей XVI—XVIII вв., оставались взаимоотношения индусов и мусульман. Процесс индо-мусульманского взаимодействия в позднее Средневековье стал одним из главных факторов развития общественной мысли и культуры. Этот процесс в XVI—XVIII вв. развивался как бы с двух сторон: снизу и сверху. Снизу, т. е. в среде простонародья, идеи индо-мусульманского единства проповедовали идеологи суфизма и бхакти. Так, в Кашмире был весьма популярен суфийский орден, носивший чисто индусское название риши (мудрец). Его глава, шейх Нур уд-дин (XVI в.), говорил:
Между детьми одних родителей
Зачем вы. возвели преграду?
Мусульмане и индусы — одно.
Когда господь будет милостив к своим рабам?
«Неверный — тот, кто лжив речами и нечист сердцем», — говорил Даду, а его сын и духовный наследник Гарибдас в небольшой поэме перечислил все имена и эпитеты бога, принятые у индусов и мусульман, как равно истинные и сделал следующий вывод:
Много у господа разных имен.
У индусов и мусульман один творец.
Эти идеи, распространявшиеся снизу, не могли не оказывать влияние на тех, кто находился на верху социальной лестницы, в частности, на окружение падишаха Акбара: в жизнеописаниях многих бхактов XVI — начала XVII в. включены сведения об их встречах и беседах с Акбаром. Трудно сказать, насколько эти сведения точны, но важно, что традиция отразила воздействие идей суфизма и бхакти, особенно в отношении индо-мусульманского взаимодействия, на Акбара и его религиозную политику.
В разработке религиозной реформы Акбара важнейшую роль играли его сподвижники, получившие среди современников общее наименование «просвещенные философы». К этому
кругу принадлежали главный министр и друг падишаха, блистательный ученый и писатель Абу-л Фазл Аллами, его отец Шейх Мубарак и брат Файзи, другие мыслители, поэты, государственные деятели. Они самым решительным образом выступили против религиозной розни и фанатизма. «Лишь та вера истинна, которую одобряет разум», — эти слова Акбара стали главным принципом «просвещенных философов», которые строили свои выводы на трех основных постулатах. Во-первых, они подвергали научному исследованию догматы индуизма, ислама, других религий и обнаруживали, что различные вероучения имеют много общего, прежде всего с точки зрения этики, морали и т. д. Во-вторых, рационалистический подход к различным религиям выявлял, что ни одна из них не свободна от неразумных обычаев и устаревших догм. Так в своеобразной энциклопедии религий, написанной в середине XVII в., доводы одного из «просвещенных философов» выглядят так: «Вероучитель дает людям указания, которые для низов непонятны, а для образованных — противоречат разуму, поэтому он распространяет религию с помощью меча. Во всех священных книгах есть много противоречий». Отсюда следовал третий постулат, звучавший в устах Абу-л Фазла следующим образом: «Из-за апатии власть имущих каждая секта фанатически предана своей вере, каждый считает свою религию единственно правильной, и преследование тех, кто чтит бога на собственный лад, пролитие их крови и унижение их достоинства стали символами благочестия. Но если чуждая доктрина хороша, то за что же проливать кровь ее последователей? А если, наоборот, дурна, то люди, ставшие жертвой обмана, заслуживают сострадания, а не вражды и истребления». Такие и подобные речи часто звучали в «Доме молитв», построенном в 1575 г. и превращенном в своеобразный дискуссионный клуб, где в присутствии самого Акбара ученые, священнослужители, поэты различных стран и вероучений обсуждали проблемы бытия и религии. При этом Акбар и его единомышленники посягали и на незыблемую в любом средневековом обществе власть традиций. «Не нуждается в доказательствах то, что следовать законам разума похвально, а рабски подражать другим — дурно, — говорил сам Акбар. — Если бы подражание было достоинством, то все пророки следовали бы своим предшественникам (т. е. ни один не смог бы основать новую религию)... Многие глупцы,
поклонники традиций, принимают обычаи древних за указания разума и тем самым обрекают себя на вечный позор». В 1582 г. от имени Акбара Абу-л Фаз л написал и отправил с миссионерами-иезуитами «Письмо мудрецам Запада» — один из интереснейших документов в истории культуры Индии. Исходя из необходимости противостоять «слепому подражанию традиции» и «вере, лишенной духа исследования — лучшего из сокровищ разума», автор письма призывал к «общению мудрецов различных религий» и просил прислать в Индию священные книги христианства с переводом и комментариями, что должно служить «строительству зданий согласия и державы просвещения».
Разумеется, духовные искания Акбара, его религиозная политика не могли не восприниматься враждебно фанатиками обеих религий, особенно высшим мусульманским духовенством. Его представители активно участвовали в антиакбаров-ских восстаниях, они публично обвиняли падишаха в предательстве ислама, в отступничестве от «истинной веры». Духовный глава оппозиции, известный богослов Шейх Ахмад Сирхинди, заявлял: «Неверие (т.е. неислам) и истинная вера противоположны друг другу... Кто уважает кафиров (неверных), унижает мусульман». Шейх Ахмад требовал восстановить джизию, отменить запрет на убой коров, вернуть мусульманам привилегированное положение. Противники религиозных реформ Акбара, при прямом участии наследного принца Салима, организовали в 1603 г. убийство Абу-л Фаз-ла Аллами.
Полемика между сторонниками и противниками индо-му-сульманского культурного сближения продолжалась и после смерти Акбара. При этом если во времена Акбара «просвещенные философы» и их единомышленники опирались на мощную поддержку самого падишаха, и это оказывало сдерживающее воздействие на фанатиков, то после Акбара, особенно при Ауран-гзебе, сторонники «мира для всех» оказались в роли преследуемой оппозиции, «крамольников», «еретиков».
Одним из наиболее ярких и талантливых продолжателей идей Акбара был принц Дара Шукох (1615—1659), старший брат Аурангзеба и его соперник в борьбе за делийский трон. Великолепно образованный, знаток арабского, фарси, санскрита и хинди, Дара поддерживал дружеские отношения со многими радикальными суфиями и бхактами, общался
с иезуитами-миссионерами, изучая религиозно-философскую мысль различных народов. Под заглавием «Секрет секретов» Дара перевел на персидский язык Упанишады1. Ему же принадлежит и сочинение «Слияние океанов» — сравнительное исследование основных религиозно-философских категорий индуизма и ислама. Вывод, к которому пришел Дара, таков: «Индуизм и ислам одинаково стремятся к познанию Всевышнего, (обе эти религии) суть локоны, украшающие бесподобный лик господа». Воззрения Дары Шукоха были неприемлемы как для мусульманских ортодоксов, так и для Аурангзе-ба, которому старший брат был ненавистен вдвойне: и как «еретик», и как соперник. В 1659 г. Дара потерпел поражение в борьбе за трон и был казнен Аурангзебом. Казнь вызвала в Дели массовые протесты и даже восстание горожан, в основном ремесленников и торговцев.
Развитие общественной мысли в средневековой Индии никогда не было бесконфликтным, но, пожалуй, XVI—XVIII вв. явились периодом наиболее острых противоречий, дискуссий, споров и настоящих столкновений между сторонниками различных течений. С одной стороны — ревнители священных законов, кастового неравенства, с другой — те, кто осмелился усомниться в законах кастовой чистоты. С одной стороны — религиозные фанатики, те, кто делил людей на «истинно верующих» и «неверных», с другой — сторонники «мира для всех». С одной стороны — те, кто был готов отстаивать священные традиции и заветы предков, с другой — те, кто пытался критически отнестись к священной традиции, подвергнуть опыт предшествующих поколений рационалистическому анализу. Как это было и бывает везде, прогрессивные воззрения далеко не всегда одерживали верх; в большинстве случаев их носители разделяли судьбу Абу-л Фазла, Дары Шукоха, Гуру Гобинда. Но все же можно отметить, что к концу периода в общественной мысли Индии утвердилась традиция, комплекс идей, способствовавших выработке более прогрессивного, свободного от фанатизма и ограниченности взгляда на мир и человека.
Для развития науки в XVI—XVII вв. были характерны процессы, уже отмеченные ранее. Данные, которыми в настоящее
время располагают индологи, свидетельствуют о том, что в исследуемый период наука в целом сохраняла средневековый характер и не переживала тех революционных перемен, которые происходили в западноевропейской науке конца средневековья и начала нового времени. Это не означает, вместе с тем, что XVI—XVII вв. были, как полагают некоторые исследователи, «темным периодом для науки», что людей не интересовал окружающий мир, а невежество и суеверия господствовали безраздельно.
Среди научных достижений этого периода следует отметить развитие математических знаний. Выдающийся математик Нилаканта в своем труде «Собрание нитей» (1501— 1502) открыл разложение тангенса дуги в бесконечный степенной ряд. Это открытие было обосновано и развито в «Речении о доказательствах» (1608) — сочинении неизвестного автора, отличавшемся от других математических трактатов того времени тем, что оно написано на одном из южноиндийских языков — Малаялам, а не на санскрите, как требовал обычай. Таким образом, индийские математики опередили аналогичные работы Грегори и Лейбница. Число «пи» — отношение длины окружности к диаметру — Нилаканта определил с десятью верными цифрами, опередив европейские достижения той эпохи. Множество научных трактатов по арифметике, алгебре, геометрии (планиметрии и стереометрии) на фарси и санскрите было создано в XVI—XVII вв. и ждет своих исследователей.
Астрономия, которой традиционно придавалось большое значение, продолжала свое нераздельное сосуществование с астрологией, популярной во всех слоях населения. Без советов астролога не обходилось ни одно дело как в царской семье, так и в доме бедняка. Вместе с тем, в установлениях Акбара, касающихся программ обучения в медресе, астрономия впервые четко отделена от астрологии, и подчеркивается, что изучение последней должно осуществляться по желанию студента, а первой — обязательно.
В XVI—XVIII вв. ученые продолжали комментировать и развивать достижения индийских и арабских астрономов предшествующего периода. Настольной книгой любого астронома были таблицы Улугбека. Геоцентрическая идея, по-видимому, господствовала; вместе с тем, астрономические вычисления, звездные карты и глобусы, составленные
учеными XVI—XVII вв., отличались большой точностью, равно как и предсказания солнечных и лунных затмений.
В рассматриваемый период наблюдения над явлениями живой и неживой природы, а также производственный опыт давали обширный материал для физических и химических исследований. В XVI—XVII вв. было написано множество трактатов по различным областям практической химии: таков, например, трактат «Собрание ремесел» (1624 г.), содержащий наставления по изготовлению красителей, искусственных драгоценных камней, симпатических чернил. В объяснении физических и химических явлений господствовали разработанные еще в раннее Средневековье атомистические теории. Алхимия была популярна, но не господствовала безусловно и не являлась единственной сферой физико-химических и натурфилософских исследований. Обобщая производственный опыт, и прежде всего те навыки, что были связаны с производством текстильных красителей, огнестрельного оружия, стекла и т. д., химические трактаты XVI—XVII вв. подробно описывают такие процессы и реакции, как анализ и синтез, возгонка, испарение, дистилляция спиртов, «убиение металлов» (т. е. получение на их основе окисей, хлоридов, солей, кислот и т. п.).
Среди естественных наук особенно высокое положение занимала медицина, делившаяся традиционно на две школы — аюрведа (индусская) и юнани (мусульманская). В XVI—XVII вв. было создано множество трактатов о природе и способах лечения различных болезней, о диетике, акушерстве, гигиене; несколько иллюстрированных сочинений посвящено анатомии. Индийские медики умели лечить многие опасные болезни, с которыми не справлялись их европейские коллеги, правильно объясняли многие процессы жизнедеятельности организма, например, пищеварение, высказали ряд догадок относительно кровообращения. Довольно высокой степени развития достигла хирургия, особенно пластическая, значительно опережавшая европейскую. Фармакологические трактаты и популярные лечебники насчитывали многие сотни лекарств минерального, растительного, животного происхождения.
XVI—XVIII вв. были важным периодом в развитии механики и инженерного дела. Архитектурные сооружения этого периода являются ярким, но не единственным свидетельством
высокого уровня инженерной мысли. Крупнейшим инженером того времени был придворный Акбара Фатхулла Ширази. Его энциклопедические познания высоко ценились современниками. Под руководством Фатхуллы была создана мощная система водоподъемных сооружений в Агре и Фатехпуре-Сик-ри. Среди его изобретений известны 17-ствольное орудие, стрелявшее с одного запала (чертеж не сохранился), пушка, которую при необходимости можно было разобрать на пять частей, а потом собрать (например, при подъеме в горы), а также установка для оружейных мастерских, позволявшая одновременно полировать по 8 мушкетных стволов; эта установка является одним из немногих известных примеров применения зубчатой передачи и трансмиссии в средневековой Индии. Дворцовые мастерские (кархана) Акбара стали и лабораторией ученого, и местом, где он обучал физике, механике, инженерному делу. Известен, но до сих пор не опубликован, рукописный труд Фатхуллы «Ключ к познанию», где речь идет о различных водоподъемных устройствах, насосах и механических часах.
Отмечая, что развитие науки в XVI—XVII вв. сохраняло средневековый характер, мы должны отметить одну важную черту. Литература этого периода содержит немало свидетельств того, что в мировосприятии определенной части образованной элиты происходили важные изменения. В среде «просвещенных философов» двора Акбара и их последователей — вольнодумцев XVII в. — значительное распространение получил рационализм, что не могло не сказаться на отношении к наукам особенно к точным и естественным. Не случайно, что, согласно установлению Акбара, большинство предметов, которые надлежало включить в программу обучения в медресе, составляют светские дисциплины, точные и естественные науки, при этом Абу-л Фазл, приводя это установление, многозначительно заключил: «Никто не должен пренебрегать требованиями сегодняшнего дня».
«Просвещенные философы» отвергали авторитет священной традиции, причем не делали исключения ни для одной религии. Излагая фантастические представления древних индусов об окружающей природе, Абу-л Фазл критиковал их не потому, что они противоречили исламу, а потому, что опровергались доводами разума и достижениями науки; точно такой же критике мыслитель подвергал и мусульманские
мифологические представления. «Просвещенные философы» скептически относились к вере в сверхъестественные силы и чудеса, хотя и не изжили эту веру окончательно, считали, что «дух.исследования — лучшее из сокровищ разума», призывали соотечественников учиться, осваивать достижения других народов. При этом важно, что они подвергали критике многие традиционные воззрения и подходы, препятствовавшие развитию научных знаний: «С незапамятных времен любознательность ограничивалась, а дух исследования воспринимался как предтеча неверия. Все, что воспринято от отца, начальника, родича, друга или соседа считается полученным с божьего соизволения, а нарушителя обвиняют в аморальности и ереси», — писал Абу-л Фаз л и с горечью сетовал: «Хотя у нас есть просвещенные люди, многие из них предпочитают молчать из страха перед фанатиками, жаждущими крови...». Свободомыслие, скептическое отношение к вековым традициям и религиозным догмам, интерес к естественным наукам, гневные инвективы в адрес религиозных фанатиков и распространяемые ими суеверий — все это играло важную роль в наследии «просвещенных философов» и не могло не оказывать влияния на общественную мысль того времени.
Литература и искусство
Если в предшествующую эпоху индусы и мусульмане начали узнавать и изучать друг друга, то во времена Моголов они стали уже понимать друг друга и, что еще важнее осознавать принадлежность к единой стране, к общей культуре, что в наибольшей степени отразила литература. При дворе Акбара была учреждена специальная палата переводов, где на понятный всем образованным мусульманам персидский язык лучшие ученые и поэты того времени переводили священные книги и литературные памятники индуизма («Ма-хабхарату», «Рамаяну», «Атхарваведу»), а также трактаты по астрономии, математике и медицине. Многие из этих переводов отличались не просто высоким научным качеством, но и большими литературными достоинствами. Если хронисты времен Делийского султаната излагали историю Индии лишь начиная с прихода ислама, а все, что было до этого, описывали как «темный период неверия», то историки могольской эпохи, и прежде всего Абу-л Фазл в своих сочинениях «Книга Акбара» и «Зерцало Акбара» повествовал об истории Индии с самых древних времен, соединяя домусульманский период с последующими временами в единый исторический поток. Он с глубоким уважением рассказывал о культуре и научных достижениях индусов, критикуя и в их наследии, и у мусульман то, что не соответствовало разуму и позднейшим научным данным.
Вообще с эпохой Акбара был связан небывалый культурный взлет. Император окружил себя высокообразованными и талантливыми людьми. Уже упоминавшийся брат Абу-л Фаз л а Файзи, возглавлявший работу по переводу «Махабха-раты», был автором и великолепной поэмы «Наль и Даман» на один из вставных сюжетов этого эпоса, а также множества лирических стихотворений. Выдающимся персоязычный
поэтом послеакбаровского времени был Бедиль (1644—1721). Философ-рационалист, высказавший много блестящих догадок о развитии человека и общества, он был автором и поэмы «Модан и Комде» о любви танцовщицы и странствующего музыканта, которым пришлось претерпеть много испытаний из-за тирании царя. В лирических стихотворениях поэт воспевал «просветляющую разум науку» и свободу творчества:
Бедиль, не будем подражать мы нраву барабана И воспевать ему под стать эмира иль султана. Мы соберем друзей опять вдали дворцов богатых, И станем песни распевать, в которых нет обмана.
{Перевод Л. Пеньковского)
Литература на персидском языке дала Индии немало блестящих образцов поэзии и прозы, но читать ее могли лишь представители знати и образованных кругов. Среди простонародья особой популярностью пользовались произведения на местных языках, и прежде всего — созданные крупнейшими поэтами — проповедниками бхакти. XVI в. дал литературе хинди два великих имени — Тулсидас и Сурдас. Тулсидас создал грандиозную поэму «Море подвигов Рамы» на сюжет «Рамаяны»; ее до сих пор исполняют в храмах как священный текст. Сурдас, как гласит легенда, был слеп, но, это не помешало ему создать «Океан Сура» — удивительно яркое произведение о жизни Кришны. События священной истории, связанные с детством и юностью Кришны, развертываются на красочном фоне обычной индийской деревни с ее трудовыми буднями и праздниками. Это подлинный океан народной поэзии — любовные песни, частушки, плачи, заговоры; все насыщено искренним чувством и мягким юмором.
Столь же яркую картину народной жизни рисует живший в XVI в. бенгальский поэт Мукундорам в поэме «Песнь о благодарении Чанди», где рассказывается, в частности, о том, как бедный охотник Калокету с помощью богини Чанди нашел клад, построил город и стал в нем справедливым правителем. В этом произведении с удивительной достоверностью описана жизнь горожан, крестьян и лесных охотников, а боги в изображении Мукундорама ничем не отличаются от простых смертных.
До сих пор любимы в Индии лирические песни на стихи раджпутской поэтессы Миры Баи (1498—1547). Вдова князя,
она отказалась сжечь себя на погребальном костре мужа, как того требовал обычай, бежала из дворца и начала странствовать, сочиняя удивительно трепетные песни о любви и разлуке. Мира Баи стала известнейшей проповедницей бхакти и, если верить легенде, пала жертвой мести своей родни, не простившей ей побега.
Литература бхакти дала в то время блестящую плеяду поэтов в разных частях Индии. Таковы, например, писавшие на маратхи Экнатх (1548—1599) и Тукарам (1608—1649) — их произведения и поныне играют важнейшую роль в формировании культуры и самосознания маратхов. Богатейшую литературу создали сикхи: все их гуру были поэтами, особенно многогранным талантом отличался Гобинд, автор и религиозной лирики, и философских сочинений, и прозы, и интереснейшей историко-биографической поэмы «Пестрая драма». До сих пор в гурудварах — молитвенных домах сикхов — звучат произведения Гобинда и других гуру; их поют на прекрасные народные мелодии. Было создано немало ярких произведений и на светские сюжеты — любовные поэмы, басни, истории о приключениях умных и ловких людей. И сегодня индийцы любят пересказывать анекдоты о Бирбале — хитроумном министре Акбара, острослове и защитнике бедных, осмеливавшемся подшучивать и над самим императором.
Литература XVIII в. отразила чувства тревоги и горечи, столь характерные для сложного, переломного времени. В этот период господствующее положение занимает поэзия на урду1. Крупнейшими литераторами этой волны стали Мир Таки Мир (1725—1810), Мир Хасан (1727—1787) и Мухаммад Рафи Сауда (1713—1781). Мир Таки Мир был тонким и проникновенным лириком, снискавшим себе почетное прозвище Шаха Газелей. Мир Хасана прославила поэма «Волшебство красноречия» о приключениях двух влюбленных пар. Сауда был блестящим сатириком, от него крепко доставалось сильным мира сего, «деятельность которых дала единственный результат:
кто раньше жил в хорошем доме, живет нынче в хижине». В поэме «Несчастный город» Назир Акбарабади (1740—1830) с исключительным драматизмом описал разорение некогда богатой могольской столицы, обнищание ее жителей, гибель искусств и ремесел, а в стихотворении «Книга о человеке» создал образ человека, во всей сложности и противоречивости:
В этом мире падишах — человек,
И ничтожный нищий равно — человек.
В мечети молитву читает человек,
И туфли у него крадет человек,
Жизнь за человека отдает человек,
И мечом человека убивает человек...
(Перевод Е.Ю.Ваниной)
Искусство
Архитектура и искусство эпохи Моголов отразили новые веяния в культуре и общественной мысли эпохи. Многие крупные строительные проекты времен Акбара явились воплощением в камне его религиозной политики. Ярким примером является новая столица империи — Фатехпур Сикри1. Духовным центром города является мавзолей особо чтимого Акба-ром суфия Салима Чишти, созданный из беломраморного кру-Через величественные триумфальные ворота Буланд Дарваза можно выйти в главную часть города, где располагались дворцы императора и его приближенных — «каменная симфония», в которой органично слились элементы мусульманского зодчества и индусской храмовой и дворцовой архитектуры различных местных традиций — северной, западной, южной. Колоннады, широкие террасы, парки, где когда-то били каскады мощных фонтанов (сложная система добычи воды из глубоких скважин была разработана талантливым придворным инженером Фатхуллой Ширази), игра яркого тропического солнца на ярко-голубых глазурованных плитах куполов — все это и поныне завораживает зрителя. Мощью и энергией пронизана другая знаменитая постройка времен Акбара — Красный форт в Агре.
Своего зенита могольское зодчество достигает при Шах Джахане. Он вернул столицу в Дели, где на берегу реки Джамны возвел величественный Красный форт с его мощными бастионами, за которыми расположены беломраморные дворцы и павильоны, стены которых то украшены кружевом резьбы, то богато инкрустированы драгоценными камнями. Великолепные сады и цветники, каскады фонтанов, чаши которых были выложены самоцветами, витые решетки... Правду говорит надпись в тронном зале: «Если есть на земле рай, то он здесь, он здесь».
Подлинным шедевром мирового значения стал мавзолей Тадж Махал, который Шах Джахан построил в память о своей любимой жене. Ослепительная белизна мрамора создает даже в жаркий день физическое ощущение прохлады и подчеркивается двумя рядами кипарисов. Тонкие, устремленные ввысь минареты и поднятое на высокую платформу главное здание с куполом, словно парящим в небе, отражаются в глади водоема. Стены мавзолея были украшены тончайшим орнаментом из драгоценных камней1. При ярком солнце, в пасмурную погоду и при полной луне — каждый раз Тадж Махал выглядит иным, всегда по-новому прекрасным и волнующим. Известно, что напротив Тадж Махала Шах Джахан планировал сделать его точную копию из черного мрамора — для себя, но этот замысел не был осуществлен.
Этот период был богат на архитектурные достижения не только в центре Могольской империи. Известны дворцы и крепости в раджпутских городах, особенно в основанном в начале XVIII в. Джайпуре. Там особенно интересен Дворец Ветров, фасад которого расчленен на выпуклые балкончики-эркеры. Они обеспечивают сквозную вентиляцию помещений, так что при сильном ветре дворец слегка гудит. Яркостью, оригинальностью стилей отмечены дворцы и крепости южноиндийских государств, особенно знаменитая крепость Голконда с ее тремя ярусами стен и уникальной акустикой: если хлопнуть в ладони у подножия, то звук отчетливо слышен за много сотен метров в верхней цитадели.
XVIII в., столь трагический для Индии, дал ей архитектурные сооружения, которые по роскоши и яркому декору даже превосходили могольсвие. Правители независимых государств, возникших на обломках империи, словно пытались затмить прежних владык. Дворцы, павильоны, культовые сооружения, особенно в Лакхнау и Хайдарабаде, поражают несколько тяжеловесной пышностью, яркостью и роскошью декора, иногда на грани безвкусицы. Возможно, дело было не только в амбициях правителей: известно, что в тяжелые времена людям особенно нужна волшебная сказка, и они воплощали ее в камне и мраморе. Напротив, строгим и величественным стилем отличались постройки маратхов, особенно цитадель Шанивар Вада, резиденция правителей конфедерации. Сооружения времен Хайдара Али и Типу Султана в Майсуре просты, динамичны, великолепно вписаны в ландшафт и почти чужды роскоши, что прекрасно отражало энергичный и мужественный характер майсурских правителей — воинов и реформаторов.
XVI—XVIII вв. стали эпохой расцвета миниатюрной живописи. При могольском дворе основателями школы стали мастера, приглашенные из Ирана. У них учились индийские художники, индусы и мусульмане, создавшие самостоятельную, во многом отличную от иранской, школу миниатюры, опиравшуюся на индийские традиции.
На первых порах миниатюра лишь играла роль книжной иллюстрации, затем художники стали воплощать и не связанные с содержанием книг сюжеты. Такие миниатюры собирали в альбомы и переплетали. Сюжетами для художников служили придворные сцены, эпизоды сражений, исторические события, эпизоды из книг; нередко изображались бытовые сценки, животные, птицы, растения. Над каждой миниатюрой работали по несколько мастеров, каждый отвечал за определенные детали, наиболее умелым доверяли прорисовку лиц. В отличие от иранской миниатюры изображения людей были не условными, а весьма реалистическими; художники добивались портретного сходства, отражения особенностей возраста и характера человека. Большой интерес вызывали работы западных мастеров, привозимые европейскими купцами. Не изменяя своей творческой манере, могольские художники заимствовали у европейцев технику перспективы.
Наряду с могольской, развиваются и местные школы миниатюрной живописи. Например, раджпутская школа была ближе к народному лубку и стенной росписи, изображения в ней более условны и поэтичны. В XVIII в. под ее влиянием возникает ряд школ миниатюрной живописи в пригималай-ских княжествах Кангре, Бунди и Басоли (они известны под собирательным названием пахари — горные). Яркой декоративностью отличаются деканские школы миниатюры, распространенные в южноиндийских государствах Биджапуре, Гол-конде, Тханджавуре.
Могольская эпоха создала неповторимые стили и в декоративно-прикладном искусстве, особенно в ювелирном деле, которое опиралось на соединение индийских и мусульманских традиций, и в музыке. Последняя имела особое значение и во многом определила дальнейшее развитие музыкального и вокального искусства Индии. Бесконечное разнообразие народных песен, духовная музыка (особое внимание уделяли ей проповедники бхакти и суфизма, многие из них сами писали песни на свои стихи), скромные музыкальные вечера в домах горожан и великолепные концерты во дворцах вельмож и государей — таков был музыкальный фон эпохи. В этот период разделение на индусскую и мусульманскую музыку исчезает, возникает единый поток, разделявшийся на различные региональные стили {хиндустани -— северный и Каннада — южный) и художественные направления.
Подлинный взлет переживает и танцевальное искусство. Наряду с древним классическим стилем храмового танца бха-ратнатьям возникают местные, связанные с традициями поэзии бхакти — Манипури (Восточная Индия), кучипуди (Юг), одисси (Орисса), катхак (Северная Индия). Стиль Катхак возник из храмовых представлений на темы историй из жизни Кришны и приобрел популярность при дворе Моголов. Здесь он обогатился среднеазиатскими элементами и практически покинул храм, став чисто светским, концертным.
Любой правитель или знатный вельможа считал своим долгом покровительствовать поэтам, музыкантам, танцовщицам. В аристократических домах и при дворе устраивались поэтические состязания, музыкальные и танцевальные выступления, иногда ночи напролет. Многие поэты, музыканты,
танцовщицы под покровительством двора или вельмож становились богатыми и влиятельными (некоторые, впрочем, предпочитали оставаться бедными, но не зависеть от капризов знатных меценатов). Музицировать, петь или читать стихи в компании друзей было любимым развлечением горожан победнее, музыкой и танцами были пронизаны и деревенские праздники. Таким образом, по сути вся жизнь человека была музыкально оформлена и обрамлена.
Трагические события XVIII в. не привели к упадку искусств. Многие выдающиеся художники и музыканты продолжали творить, бережно сохраняли культурное наследие прошлых эпох и одновременно развивали его, осваивая новые формы и выразительные средства.
9 Территориальная экспансия английской Ост-Индской компании в первой половине XIX в.
После потери англичанами североамериканских колоний Индия стала для них главным объектом колониальной активности. Проводником британской колониальной политики здесь на протяжении первой половины XIX в. по-прежнему являлась Ост-Индская компания, содержавшая свой штат гражданских и военных служащих, до реформ 30-х гг. XIX в. целиком состоявший из европейцев. В этот период все территории, находившиеся в орбите влияния англичан, делились на две категории — зависимые княжества и непосредственные владения Компании. Последние были разделены колониальными властями на три президентства — Бенгальское, Мадрасское и Бомбейское, в каждом из которых имелось свое правительство, армия и штат чиновников. Назначение на все должности в колониально-административном аппарате осуществлялись под непосредственным контролем Совета Директоров Ост-Индской компании, заседавшем в Лондоне.
Столицей Британской Индии являлась Калькутта, там же располагалась и резиденция генерал-губернатора. Система управления индийскими территориями долгое время не имела четкой централизованной структуры, и губернаторы Бомбея и Мадраса обладали известной долей самостоятельности в принятии решений. Только в 1833 г. они были окончательно подчинены генерал-губернатору. Военно-бюрократический аппарат, созданный англичанами на индийских территориях, был призван решать две важнейшие задачи — служить целям обогащения своих создателей и обеспечивать проведение в жизнь политики, осуществлявшейся, возможно, и без четко осознаваемого плана, но по хорошо усвоенному и успешно
применявшемуся англичанами принципу «разделяй и властвуй». Использование ими методов подкупа, лести и шантажа местных индийских властителей, практики субсидиарных1 договоров, а также политики прямых военных захватов быстро превратили англичан в подлинных хозяев Индии.
Первая половина XIX столетия была весьма важным этапом становления на Индостане британского колониального господства. К этому времени Франция перестала играть видную роль в данном регионе, и англичане фактически оказались один на один с разобщенными индийскими государствами, многие из которых уже находилось в зависимом от них положении. На пути окончательного укрепления британского могущества в Индии стояли воинственные Маратхские княжества, объединенные в конфедерацию, и Панджаб.