Глава 5 «Прошлое возвращается»
«Don’t know what’s going on,
Don’t know why we’re wrong.
Feels like a hundred years I
Still can’t believe you gone».
Three Days Grace – «Gone forever».
Когда пришел ответ от ребят, я не ожидал, что он настолько меня взбудоражит.
Нет, я, конечно, никогда не сомневался в их способности удивлять буквально парой-тройкой слов, но в этот раз они просто превзошли самих себя.
Год.
Год я не видел их.
Людей, занимающих самые важные ниши моей жизни.
Людей, столь неожиданно взволновавших мою кровь своим сообщением.
И, кажется, дело шло к тому, что мы вот-вот встретимся. Хотя я уже не надеялся и не задумывался о том, что это будет возможно. И так скоро.
Но эти два предложения, прочитав которые, я сначала не поверил своим глазам, и потом лишь понял их смысл, разбудили в глубине моей души нечто доброе, неповоротливое и теплое, как старый деревенский пес.
Это нечто волной удивления подступило к горлу, едва не вызывая слезы счастья на глазах, и стремительно вырвалось наружу.
Я выдохнул. Перечитал снова.
«Она жива. Встреча на старом месте через два дня».
Почему-то мне захотелось расцеловать экран своего наладонника.
Айза и Яза просто так трепать не станут. Значит, все действительно так, как они сказали. Значит, уже все продумано и устроено, мне нужно лишь без лишних вопросов и восклицаний явиться туда, куда они сказали. В тот срок, который они указали. И все будет хорошо.
Просто следовать плану.
Из этого коротенького, казалось бы, послания, выходило немало приятных лично для меня выводов.
Во-первых, Айза и Яза в порядке. Это уже замечательно.
Во-вторых, Па-лесса, черт возьми, не загнулась где-нибудь в гордом одиночестве, она жива! Мать вашу, моя родная девчонка жива! Этот факт радует больше всего.
В-третьих, скоро наша команда, как я понял, воссоединяется.
Только условий этого всего я не знаю и выяснять пока не собираюсь. На месте все выясним.
Стоп.
А как же Хаки?
Я схватил ПДА и набил нашему молчаливому другу еще одно сообщение.
«Ты получил мессагу от Айзы и Язы»?
На ответ я не надеялся, но, к моему великому удивлению, он пришел буквально через минуту.
«Да».
Как всегда, многословен. Даже не объяснил, почему на предыдущее сообщение не ответил. Ну, главное, что жив.
«Значит, жив, чертяга!» – набил я стилусом.
После этого ответа уже не последовало. Да и не нужен он был. Главное, я узнал, что он выжил после налета мутантов, о котором все трындят, и послание получил. Да и против ничего не сказал, значит, тоже вырвется у себя на Янтаре. Ну, или хотя бы постарается.
А вот что касается меня – будет трудно.
Уломать начальство об увольнении, когда я зарекомендовал себя как одну из самых лучших боевых единиц «Долга», будет непросто. Скорее даже невозможно.
Но попробовать в любом случае стоит.
Сразу после наряда я зашел в казармы, поговорил с мужиками, с которыми сегодня ночью должен идти в рейд вкругаля нашей временной базы дислокации. Объяснил, что увольняюсь. Они вроде поняли, но рожи все равно кислые скорчили.
Наган так вообще на меня наехал.
– Ты чего, Саня? Верх с низом перепутал? Какой увал? Какое, на хрен?
– Наган, пойми, так надо.
– Надо? Нет. «Надо» – это остаться и служить «Долгу», а «хочу» – это уволиться и все бросить. У тебя хотение перевесило долг, а это нехорошо.
– В душе я все тот же вольный, и в «Долг» пошел не из-за того, что мне близка ваша идеология, а из-за того, что бежал от прошлого. Порвать со всем хотел. Вы тут по большей части это знаете.
– Да, но… то прошлое, с которым ты порвал, всплыло, и ты вновь бежишь к нему, как ошалелый. Подумай, не закончится ли все так же и в этот раз? – спросил Наган и обиженно вышел, не дожидаясь моего ответа.
Хороший он мужик. Правильный и добрый. Просто привязался ко мне. Сдружились мы крепко.
Но есть вещи, которые нельзя ни на что променять.
Да, действительно есть вещи на порядок выше того, что я сейчас имею. Это друзья, с которыми плечом к плечу я прошел аномальный огонь «жарок», зараженную по самое не балуй воду мутных речек – притоков Припяти, и медные трубы заброшенных подземных лабораторий…
А еще есть она. Она – это вообще отдельная история. Ее забыть физически невозможно. Как можно выбросить из памяти эти красные волосы, ледяные глаза и грубые движения? Как можно забыть человека, столько раз спасавшего твою жизнь? Вытащившего тебя с того света, наплевав на свою мечту? Скажите, как?..
– Это что такое? – спросил меня отставной полковник, главенствующий над нашей базой на Ростке с самого момента ее основания. Один из коренных долговцев, один из основателей этой группировки. Один из самых уважаемых людей всей Зоны. И, как и большинство долговцев – бывший военный.
– Геннадий Иванович, я должен уволиться, – ответил я честно и без отмазок.
Коренастый седой мужчина в военной форме взял лист со стола, пробежался глазами, снова взглянул на меня.
Затем его взгляд немного смягчился, да и внешний вид сурового и строгого начальника как-то сошел на нет.
– Саша, что случилось? – спросил он. – Присядь, поговорим.
Я сел. Он тоже.
– Я не собираюсь тебя отговаривать, «Долг» насильно никого не держит. Он был и останется группировкой добровольцев, этим мы от клана фанатиков и отличаемся. Я даже не собираюсь напоминать тебе, скольким ты нам обязан. Это было бы слишком неблагородно. Я просто хочу спросить: почему? Неужели тебе что-то у нас не нравится? Такой боец как ты – большая редкость, терять тебя слишком легкомысленно. Так ответь же мне, будь так добр.
– Геннадий Иванович, все чудесно. Мне все здесь нравится. Я ем, сплю спокойно. Люди здесь надежные, выстрела в спину не ожидаешь.
– Ну! Так в чем же дело, кровосос тебя раздери?
Я подумал, как выразить весь тот бешеный рой мыслей, который помог бы мне всё объяснить и заставить Геннадия Иваныча почувствовать себя на моем месте. Помочь ему понять меня…
Но вместо этого я лишь ухмыльнулся и сказал реально правильные слова, не оплетенные сорняком оправданий:
– Я никогда не бросаю друзей.
Геннадий Иванович несколько секунд буравил меня светлыми водянистыми глазами, затем скривился, взял мое заявление и подписал его не без недовольства.
– Только одно условие, – сказал он.
– Слушаю, тврщ плковник! – отчеканил я.
– Отпущу не раньше, чем завтра днем.
– Спасибо, тврщ плковник!
– Береги себя, боец. Впереди последний рубеж, а завтра можешь валить на все четыре стороны, – безо всякой злобы, а скорее с затаенной детской обидой сказал он напоследок.
Я встал, отдал честь и радостный вышел из кабинета.
Всегда знал, что он добрый и понимающий человек, воспитанный моралью Советского Союза.
Оставался лишь ночной рейд, опасная вещь, особенно после Выброса. Всякая дрянь так и тянет свои щупальца и с Агропрома, и с Радара, и с Милитари, и из бывшего колхоза со скотобойней.
В полночь мы выдвинулись: я, обиженный и со мной упрямо не разговаривающий Наган, Пепел и Какаду.
Какаду прозвали так за невообразимо сильное сходство с попугаем соответствующей породы. Он блондин, и на голове у него бесподобный вихор почти белых волос, вечно непослушно торчащий вверх. Какаду и речью похож на попугая – он так быстро говорит, что иногда заикается, захлебывается, а частенько и повторяется.
Пепел, несмотря на 30-летний возраст, седой, словно глубокий старик. Потому и Пепел он.
Наган – это… просто природный уникум. Он идеалист до мозга костей, ярый приверженец долговских моралей, за которые готов глотку кому-нибудь порвать. Иногда мне кажется, что если бы какой-нибудь кровосос вдруг научился говорить и сказал Нагану, что «Долг» – гавно, а «Свобода» – ништяк, Наган бы просто задушил его голыми руками, и не посмотрел бы на то, что кровосос – один из опаснейших и почти неубиваемых монстров Зоны. Даже с калашом в руках ты не всегда имеешь шанс остаться в живых после встречи с ним.
В общем, маршрут наш был таков: обойти вокруг базы, проверяя вешки и датчики движения. Если судить чистым временем, без каких-либо непредвиденных помех, вернуться мы должны были часа через два-три.
Но не бывает так просто. Особенно в Зоне. Тут ко времени, которое имеешь, смело прибавляй час, если не два. Выброс – дело такое. Новые аномалии, а возможно, и новая живность покажется. И чтобы все преодолеть, нужны не только патроны и гранаты – нужны терпение, усидчивость, наблюдательность и внимательность. Нужно умение выжидать и не лезть на рожон, когда оно не надо.
Раньше, когда я был вольным одиночкой, я мог полдня под проливным дождем лежать в какой-нибудь траншее, не выказывая наружу и носа, пока какая-нибудь смертельно опасная тварюга не уйдет из поля зрения, или пока какая-нибудь аномалия не успокоится и не позволит мне пройти мимо нее.
Мы шли квадом. Впереди – Пепел, я с Наганом наравне, Какаду замыкал. Вооружены мы были одинаково – старый добрый и самый надежный АК-74. Тьма стояла непроглядная, поэтому у каждого на башке красовалась каска с фонариком. Достаточно мощным для того, чтобы разглядеть, куда ступаешь и что происходит вокруг тебя, и недостаточно ярким для того, чтобы приманить ночных хищников.
Пятьсот метров до первой вешки мы преодолели без преград. Далеко от стен базы мы не отходили – держались на расстоянии приблизительно ста метров.
Земля под ногами медленно начинала чавкать, когда неуверенно и робко впервые затрещал дозиметр, выказывая повышенный радиационный фон. Мы застыли. Следом ожил датчик аномалий – он указал нам на наличие в пятидесяти метрах неизвестной аномальной активности.
– Ухо востро, ребятки, – проскрипел Пепел, доставая болт, – че-нибудь наблюдаете?
– Неа, – ответил я, присматриваясь, – может, фонари на время выключить, в темноте аномалии лучше видно.
– Здравая мысль, – оценил Пепел, – пока ДЖФ молчит, можно поэкспериментировать. Light off, ребята.
Мы щелкнули тумблерками и погрузились в едкую полуночную черноту.
Темно было везде: на небе, кругом, под ногами тоже. Казалось, даже я стал частью этого пугающего первобытного царства, словно чернила ночи затекли внутрь меня, став моей кровью, моими глазами, моим сердцем.
Пару секунд мы привыкали к новому освещению, а точнее, к его полному отсутствию, затем ожил Наган:
– Изменений не наблюдаю. Темно как у бюрера в жопе…
– А ты бывал там? У бюрера в заднице? Бывал-бывал? Признайся, Наганчик, если говоришь, значит, бывал! – затараторил негромко Какаду, отнюдь не переставая осматриваться. – Я вижу ее, вижу, на пятнадцать часов, приблизительно двадцать метров, слабо-слабо мерцает, да, светится, падла… видите? Видите?
Мы присмотрелись в указанном направлении, чуть обернувшись.
И действительно, ровно справа от нас невдалеке слабыми фиолетовыми всполохами длинных ломаных молний переливалась аномалия. Что именно это было, я не горел желанием проверять, так как меня пугали гигантские размеры ночной встречной. Судя по всему, радиус действия такой крошки был точно не меньше дюжины метров.
– Огромная, зараза.
Молнии пробегали то тут, то там, они привлекали внимание, ими хотелось любоваться, стоя здесь сутками как очарованный.
– Light on, товарищи. И не пялимся на эту фиолетовую хрень, – грубо оборвал мои мысли Пепел, – двигаемся. До нас она не достанет. По крайней мере, я надеюсь.
Снова щелкнули тумблеры на касках, стало в разы легче дышать от появления хоть какого-то освещения. Я вдруг понял, что без него в темноте было психически тяжело.
Мелкий высохший кустарник вкрадчиво шуршал под нашими кирзовыми шагами, в остальном было тихо, как в склепе.
– Как думаете, что это было? – спросил Пепел.
– Понятия не имею, – откликнулся Наган, – никогда не видел подобных аномалий. Огромная, как псевдогигант, и фиолетовая к тому же. Может, спросим у нашего вольного-добровольного?..
Я понял, что он иронизирует, но не обиделся. Я действительно душой остался вольным сталкером, а в «Долг» пришел добровольно. Так что во всем он прав. И ни капли не обидно слышать правду от товарища по оружию.
– Это может быть синтез двух аномалий, – объяснил я свою точку зрения, которую тут же решил подкрепить фактами. – Я видел подобные странности и прежде. Зачастую они образовываются сразу же после Выброса. Смесь двух видов. Вы же знаете, что аномалии умеют двигаться и менять дислокацию. Так вот. Представьте, что перемещались две абсолютно разные аномалии. «Трамплин» и «Электра», например. И вдруг – бах! – их траектории движений неожиданно совпали. Уничтожить друг друга они не могут. Вот и срастаются в одну хреновину, которая человека теперь не только обуглит электрическим током, но еще и в воздух после этого подбросит.
– Думаешь, две штукенции могут срастись в одну? – недоверчиво спросил Наган.
Похоже, его обида от моего занимательного рассказа потихоньку пропала. Я снисходительно улыбнулся наивности взрослого мужика. Мы все остаемся детьми… даже здесь.
– Отчего же нет? Ведь два артефакта удачно сплавляют в один. Я не думаю, я знаю.
– Сам-то видал такое?
– Доводилось. В Скадовске, года два тому назад. На пароме дрянь была. Ядовито-зеленого цвета, словно плесень покрывала чуть ли не треть судна. Трюм, штурвал, нос парома – все в этой хиромантии было. И вроде все было твердое, пока в один прекрасный момент не активизировалось непонятно отчего и не начало волнами ходить, словно зыбучие пески. Всё мягкое, поплыло, как плавленая пластмасса. Один паренек в эту фигню случайно наступил, да и застрял по колено – ни ногу вытащить, ни с места сдвинуться. После этого все вновь застыло, прекратило шевелиться. И вот тут началось самое страшное. И на хрена мы вообще тогда на этот паром полезли?..
– И че, и че?! Че было дальше-то? – подгонял меня Какаду, пока я выдерживал подобающую моему рассказу паузу.
– Все из вас видели «холодец» и знают, как он работает?
– Да вроде не с отмычками идешь, – пробурчал Наган. – Конечно, знаем.
– «Холодец» зеленый, – протянул Пепел задумчиво, – а на зыбучие пески больше смахивает «зыбь». Кажется, я начинаю понимать, что к чему.
– Правильно мыслишь. Сначала аномалия действовала как «зыбь», а потом начала действовать как «холодец», то есть растворять попавшую в него конечность кислотой. Вот тебе и получается, что две аномалии в одну срослись, да на пароме поселились.
– И что с парнишкой?
– Что-что?.. Будто сами не знаете. Орать начал как резаный. Ну, еще бы. Заживо ногу разъедает. Мы пытались его вытащить, заранее зная, что все попытки будут тщетны. Он нас умолял его пристрелить. Да только мы все медлили, думали, может, ампутировать по колено, первую помощь оказать, да до цивилизации на себе дотащить. Места там гнилые, и с грузом на плечах мало шансов выжить, но мы были готовы и к такому варианту событий. Только пока мы думали, нет ли еще каких идей, кроме ампутации, умер он. От болевого шока.
– Ах-хиреть… – на глубоком выдохе произнес потрясенный Какаду.
Я артистично молчал еще минуты две, испытывая коллег на прочность, пока Наган не выдержал и не воскликнул, как он это делает всегда:
– Сань! А затрави еще какую-нибудь историйку! У тебя так ништяково получается это дело! И не отвлекаешься, и вроде не так скучно идти…
Я ухмыльнулся про себя. Любят же за это меня ребята – за мой подвешенный язык. Любой рейд, где я присутствую, не обходится без моих историй. Если не я сам начинаю их к слову да к случаю рассказывать, то меня уж кто-нибудь да упросит. Прослыл я местным Гомером у долговцев, ничего уже с этим не поделаешь. Без моих баек не могут.
И этот рейд не был исключением. Я слышал, на Ростке про меня даже легенды и поверья начали ходить. Мол, если Шанхай в кваде – значит, все в шоколаде. По крайней мере, нечто похожее я сам слышал краем уха.
Долговцы верят, что рейд с моим участием обязательно будет легким и удачным, и не потому, что я хороший боец (хотя никто не спорит, что я реально хороший боец), а потому, что, якобы, «даже мутанты заслушиваются, какие интересные он истории рассказывает, и не нападают на квад, пока все байки Шанхая не выслушают». Мифологизировали меня, черти!
– Про Мстителя что-нибудь слышали? – спросил Пепел.
Я навострил уши.
– Что еще за тип?
– Да вот на той неделе мирные послы из «Свободы» рассказали. Что, мол, появился якобы в Зоне сталкер. Необычный до одури. Кто-то особо англичанистый из «свободных» придумал ему погоняло Destroyer, но, похоже, оно не приживется. Он, короче, всю мразь и сволоту Зоны вагонами вырезает. Про мутантов я вообще молчу – уничтожает каждого встречного, вплоть до вороны.
– Ни черта ссе, – я присвистнул.
Вот это да. Интересно…
– Я сам охренел. Не человек он, что ли? Машина какая-то для убийств. Без устали, говорят, мародеров, ренегатов, бандитов, греховцев и прочую шваль, мешающую нормальному сталкеру спокойно нести хабар, истребляет. Видали, говорят, как сидит он у логова чьего-нибудь, сидит-сидит, ждет, выжидает. Целый день так может просидеть, автомат пятьдесят раз разобрать и собрать. А потом вдруг раз, нож берет, и спускается в логово ближе к сумеркам.
– И че? – спросил Какаду.
– И всё. Не живет больше никто в этом логове. А он выходит, цел и невредим, весь в кровище и кишках, правда. Но его это словно не волнует. Он водички попьет, вещи свои возьмет, да и пошел дальше, как ни в чем не бывало…
– Бред это все, – решительно сказал я. – Не может быть такого. Это тупая бессмысленная борьба со стихией. Борьба планктона с океаном, понимаете? Он же всех никогда не истребит…
Наган осуждающе взглянул на меня.
– Может, и бред, – сказал он, – но такой человек «Долгу» бы точно не помешал. Мы бы тогда всю эту Зону… ух…
– Ага, – без эмоций в голосе кивнул Пепел, – если он человек, конечно.
Мы вернулись под утро, ближе к четырем. Так нам никто и не повстречался из живности, если не считать одинокого слепого пса да пары-тройки некрупных крыс. Аномалии тоже попадались редко и все – нормальных размеров и видов, самые обычные, всем известные: «трамплин», «жарка» и две «электры». Без проблем мы обходили их, используя старый-добрый метод.
Лишь изредка, раз в полчаса, мы застывали на месте, тревожно вслушиваясь в близкие шорохи и звуки Зоны. Иногда с востока раздавался жуткий вой множества псевдособачьих глоток, а с севера далекая сухая трескотня автоматов.
«То ли Выброс Зону подчистил, то ли лыжи не едут…» – задумчиво произнес Пепел, когда мы вернулись. И действительно, мы вроде от ЧАЭС не так далеко, а такое ощущение, что за третьим кольцом ограждения сидим…
Опасности – по минимуму. Это уже повод насторожиться и подумать: «Ага, да тут что-то не так. Паленым пахнет. В Зоне так просто и безопасно не бывает». Зона приучает постоянно быть начеку. Здесь либо свыкаются с мыслью, что могут в любой момент умереть, либо умирают. В любой момент. И чаще всего – второе.
А когда весьма опасный район, в котором находится наша база, становится на редкость тихим и умиротворенным, это уже наводит на неприятные мысли. Если сейчас все складно и ладно, это означает лишь одно: впереди тебя ждет беспросветная, бесповоротная и огромная жо… беда.
Надеюсь, в этот раз все обойдется. Теперь у меня действительно нет повода не верить в то, что все будет хорошо. Опускать руки сейчас – слишком большая привилегия для меня. Я не имею права даже подумать о плохом варианте развития событий. Боюсь сглазить. Да! В Зоне начинаешь верить во все что угодно, включая суеверия…
Мы поели, приняли душ и завалились спать, перенеся поход с докладом к начальству на восемь утра. Думаю, Геннадий Иванович не обиделся, что мы не разбудили его в столь ранний час. Я ведь хорошо знаю, как он, бедный, мучается от бессонницы.