Традиционная бумажная версия газеты была

Над бумажным выпуском газеты работали:

Компьютерная верстка электронной версии газеты (если это так можно назвать) – Смирнова Галина Васильевна

И вот настал час, когда нас торжественно пропустили на территорию института, правда, в главном корпус дальше лестницы нас не пустили.

А вот в первом корпусе мы прорвались-таки на родной факультет.

РОДНОЙ ФАКУЛЬТЕТ

Ровно 40 лет - с 1 сентября 1964года по 31 августа 2004 года – факультет математики был моим домом. За эти годы я была на факультете в разном качестве – студенткой, аспиранткой, преподавателем, заместителем декана… Здесь я получила любимую профессию. Здесь нашла лучших друзей. Здесь встретила свою любовь.

На этом факультете вырос мой сын - я часто вынужденно брала его на заседания кафедры, в редколлежку, даже на занятия. Однажды, будучи учеником второго класса, посидев на моем занятии со студентами , он показал мне свою тетрадь, в которой рисовал, и спросил- « Я правильно посчитал определитель второго порядка?» Неудивительно, что после окончания ФМЛ №239 он стал студентом нашего факультета. Теперь он тоже учитель, в третьем поколении.

Но он учился уже на ДРУГОМ ФАКУЛЬТЕТЕ МАТЕМАТИКИ ( 1993-1998 г) - на факультете, на котором не было комсомольцев и коммунистов, не было комсомольских собраний, не было пионерской практики, не было поездок в совхоз на «картошку»…, но еще был старый полутемный коридор, древние лампы, слегка ободранные стенды, были люди, которых он знал чуть ли не с пеленок – преподаватели, лаборанты…

НАШИ ЛЮБИМЫЕ ДЕКАНЫ

И Константин Алексеевич Бохан, и Ирина Владимировна Баранова были замечательными людьми и прекрасными руководителями нашего факультета.

Оба прошли через войну.

Оба они были прекрасными лекторами.

Их лекции отличались продуманностью и четкостью .

Они были авторами замечательных пособий для студентов и школьников

Для них был важен каждый студент на факультете.

Любой студент факультета, приходя в деканат, всегда получал от них искреннее внимание и необходимую помощь .

«Это правда, что Александр Дмитриевич из дворян?» — спрашивает меня сидящий рядом коллега, глядя на сцену, где в эту минуту члены президиума занимают свои места и где даже в этой простой процедуре наш уважаемый ректор разительно выделяется среди других выверенной маститостью своих повадок. И в этот момент такое предположение не кажется ни нелепым, ни неожиданным, несмотря на то, что оно резко расходится с реальностью.

Нет, Александр Дмитриевич — не из дворян. Родившийся в предреволюционном 1916 г. в тверской деревне, расположенной в сердце России — недалеко от истока Волги, он вырос в большой крестьянской семье.

В юности мечтал стать дипломатом и, судя по специфике его одаренности, вполне мог бы им стать. Его стихия — прения, открытая полемика в пылу беседы и неутихающая скрытая — бесконечное прощупывание собеседника, угадывание его планов, мотивов, подтекста.

Специфические обороты речи и манера их изложения, весь комплекс обиходного поведения во время разговора свидетельствовали о врожденных способностях, которые профессионально значимы на дипломатическом поприще.

Однако собственная судьба и общая для всего народа война решили по-своему. Еще до войны поступил в пединститут, а после войны его закончил. Специальность — русский язык и литература.

Он генетически принадлежал к той счастливой для российской действительности XX в. породе людей, которые чуть ли не рождаются с установкой служить людям. И в этом служении с юных лет до последних дней неизменно шел в ногу со временем, а нередко и опережая его.

70-е годы. Начало торжественного заседания в нашем Куйбышевском районе по очередному поводу.

В недлинной череде именитых людей своей характерной, чуть подпрыгивающей походкой , движется к сцене, в безукоризненно выглядящем на нем черном костюме, пожилой человек исключительно импозантной внешности, с крупной головой львиной посадки, благородной пепельной сединой и брызжущими энергией карими глазами на лице, изобилующем крупными, если не сказать грубыми, но, тем не менее, удивительно гармонично сочетающимися чертами.

Главные страницы его яркой жизни написаны судьбой в 1964–1986 гг. во время ректорства в Ленинградском пединституте имени А. И. Герцена .

Казалось бы, от и до — эпоха «застоя». По-новому и по-крупному решать нарождающиеся вопросы, искать себе приключений в большинстве случаев никто не хочет. Но Александр Дмитриевич — из меньшинства.

……

Александр Дмитриевич умел и любил идти на риск ради достижения большего. Причем большего не для себя, точнее не только и не столько для себя, сколько для института, с которым он полностью и органично соединял себя. Этим качеством — гармоничного слияния личного и общего — Александр Дмитриевич обладал в такой высокой мере, что его вполне можно причислить к лучшим, эталонным представителям советской эпохи. И здесь он тоже был един со своим временем, причем с тем лучшим, что было этому времени присуще.

…..

Во все времена, а в данное время особенно, нередки были руководители, которые терпеть не могли рядом с собой человека более умного и эрудированного, чем они. Александр Дмитриевич — не из таких.

…..

«Почему из вашего института нет анонимок? Мы уже устали разбираться с ними в других вузах», — приходилось не единожды слышать от работников и обкома, и министерства.

Да потому их не было, потому что и ректора, и проректоров, и деканов, и заведующих кафедрами объединяла и сплачивала забота о деле, об общем деле.

Конечно, ни один из успехов (в сфере хозяйственной) не достигался без того, чтобы чего-нибудь не нарушить. Таково уж было время — запретов и дефицита. Но Александр Дмитриевич не отступался и постоянно шел на риск напороться на личные неприятности в интересах герценовцев, ради института. Таков уж был человек —сгусток энергии и воли.

Недаром по завершении своей ректорской карьеры он имел не только до десяти выговоров, партийных и административных, строгих, очень строгих и не очень, но и два ордена — Трудового Красного Знамени и Октябрьской революции.

Александр Дмитриевич Боборыкин был человеком гулко пульсирующего темперамента.

Он никогда и ни у кого не искал сочувствия, от бессилия не стенал, а ругался. Ему нужно было — всегда! — выглядеть победителем.