На площади осталось всего несколько солдат, которые следили за
люди сгрудились на земле и нервно оглядывались по сторонам.
"Послушай!” Мастер Этторе попросил переводчика сказать. "Мы все христиане, мы
не причиним вреда христианам! Оставайтесь там и не вставайте у нас на пути, и очень
скоро мы уйдем ”.
В этот момент в воздух хаотично ударил залп из аркебуз
, сопровождаемый отчаянными криками, и несколько безоружных солдат ворвались на
площадь.
"Они здесь! Спасайся, если сможешь!”
При звуке этих слов несколько оставшихся аркебузиров бросились наутек.,
и люди, которые больше не находились под наблюдением, начали кричать и разбегаться
во всех направлениях. Как только они увидели, что происходит,
гребцы, которые несли тюки хлопка, тоже побежали вслепую,
сбрасывая свой груз. Мишель, Мами и Большой Придурок вошли в дом
, дверь которого была взломана. Внутри все было опустошено. Они
втроем вскарабкались по лестнице на второй этаж. Там, в
неописуемый беспорядок: остатки кровати,
разрезанный матрас и подушки, а в углу комнаты, свернувшись калачиком, с широко открытыми от
страха глазами, лежала обнаженная девушка, между ног которой капала кровь.
“Успокойся, ради всего Святого”, - сказали они ей, затаив дыхание; но девушка
, казалось, даже не заметила их. Она дрожала и
что-то бормотала, глядя в пустоту. Все трое присели на корточки в
противоположном углу, стараясь не смотреть на нее. Они оставались там так некоторое
время, пока крики и вопли постепенно удалялись,
пока на площади снова не воцарилась тишина, нарушаемая только выстрелами
вдалеке.
"Все кончено", - сказал Большой Придурок, поднимаясь на ноги.
Они накрыли плечи девушки простыней и попытались поговорить с ней, но
она продолжала бормотать себе под нос, не отвечая. Пока они все еще
кружили вокруг нее, снаружи снова послышались
торопливые шаги, смешанные с ржанием и сбивчивыми криками,
которые становились все громче и громче.
"Давайте посмотрим в окно!” Предположила Мишель.
Они выглянули наружу. Стая турок верхом на лошадях двигалась через
площадь, таща за собой полдюжины солдат, привязанных за запястья
к седлам. Среди них они узнали капитана Аннибале, без
шлема, с окровавленным и испуганным лицом. На краю
площади собралась группа фермеров, которые презрительно кричали в сторону
солдаты; некоторые из них подбирали с земли камни и бросали
их. Турки не вмешивались. Когда они добрались до передней части церкви,
один из них, который, казалось, был главным, и
с луки его седла свисали две отрубленные головы, спешился и вытер пот, который
стекал с его тюрбана. Фермеры толкали и пихали
перед ним еще дюжину мужчин, босых и окровавленных, и трое в
окне узнали нескольких захваченных моряков и гребцов. Их
допрашивали по-турецки; те, которые были рабами-мусульманами
, радостно отвечали на том же языке, и турки немедленно отпустили их, дали им
что-то выпить и начали неуклюже счищать с них грязь, в то время как другие
оставались на коленях в грязи.