4 Сохраняется в Базеле вместе с остатком рукописи Кастеллиона против Кальвина.
5 В другом мнении вместо "doctorum virorum" следует читать просто "multorum".
82
сания. Преследования достигают только того, что в христианство проникает дух лицемерия; мужество, с которым осужденные идут на казнь, невольно возбуждает всеобщие симпатии, а насилие над личностью вызывает естественный отпор, столь опасный для государственного порядка, и т. д.
Далее следует изложение мнений в пользу религиозной терпимости, заимствованных у Лютера, Бренца, Эразма, Себастьяна Франка, у многих отцов церкви (Лактанция, Златоуста, Иеронима, Августина), у Отто Брунсфельда, Урбана Региуса, Коррадо Пелликана, Гаспара Гедио (Hedio), Христофора Гофмана, Георгия Клейнберга (псевдоним).
В конце мы находим опровержение тех доводов, которые приводятся, обыкновенно, в защиту религиозных преследований; оно подписано псевдонимом "Василий Монфор" и приписывается Лелию Социну.
Но Кальвин и Беза не дали обмануть себя ложным указанием места печатания и тотчас же разгадали, что брошюра была напечатана в Базеле (по всей вероятности печатником Пьетро Перна, итальянским эмигрантом); либеральные учения Эразма еще живы были в памяти его последователей и многочисленных итальянских выходцев, собравшихся в этом городе. Как на авторов этого произведения они указывали на итальянских ученых и, в частности, на Челио Секондо Курионе и Себастьяна Кастельона1.
Но современная критика, если и допускает, что собрание цитат в тексте действительно принадлежит перу Курионе2, то единогласно признает главную заслугу за Кастельоном3.
Этот выдающийся савойский гуманист одно время был другом и сотрудником Кальвина; но затем они разошлись из-за догматических разногласий, потому что Кастельон отказывался признать предопределение за теми учениями, которые не способствовали нравственному улучшению верующего; в результате он должен был скрыться в Базеле, где и поддерживал самые сердечные отношения с итальянскими эмигрантами, к учению которых он окончательно присоеди-
1 Corpus Ref., XLIII, 95, 97, 134.
2 Sсhaff, op. cit., VII, 796.
3 Вuissоn, Sébastien Castellion, sa vie et son oeuvre (1515-1563), 2 тома, Paris, 1892, I, стр. 358-413; II, 1-28. См. также Lefranc, Séb. Cast, et la tolérance réligieuse au XVI siècle; в Rev. international de l'enseignement, XII, 1892, n. 3, стр. 220-238.
83
нился. Кастельон был немедленно причислен к итальянским либеральным антикальвинистам, между прочим еще и потому, что, выражаясь довольно изящно по-латыни, он, напротив, очень неправильно говорил по-французски1.
В дружбе с Социном, по словам Лекки2, он нашел себе лучшее утешение в горе, причиненном ему столкновением с французскими реформаторами; он был не только верным другом Окино, но и постоянным его переводчиком и, как мы увидим далее, до самого конца разделял его участь.
Его смерть, о которой швейцарец Буллингер отозвался в таких выражениях, что "optirne factum quod Basileae mortuus est Castellio" , в Польше была, напротив, отмечена социнианами с большой торжественностью; Фауст Социн издал его посмертные сочинения.
Мы вспомнили обо всем этом не для того, чтобы уменьшить те лавры, которыми в настоящее время единодушно увенчано в истории имя Кастельона, как одного из наиболее мужественных защитников религиозной терпимости в XVI веке, наша цель заключается исключительно в том, чтобы возможно ярче осветить те близкие связи и взаимные влияния, которые существовали между полной превратностями жизнью и учением этого замечательного человека и религиозно-гуманистическим движением итальянцев.
Однако, названная брошюра не была ни первым, ни последним выступлением Кастельона на защиту религиозной свободы.
И действительно, уже в предисловии к своему латинскому переводу Библии (февраль 1551) он возбудил гнев Кальвина своими горячими нападками на пытки и костры.
Против сочинения предполагаемого Мартина Беллиуса и вообще против беллианизма, — как, благодаря ему, долгое время называлась религиозная терпимость, — Теодор Беза, при непосредственном участии Кальвина, в августе этого же года, выпустил в свет свою знаменитую апологию нетерпимости4.
1 См. Вауlе, Dictionnaire, s. v. Сastalion (как его называет Allobrogo); Schweiger, Die protestantischen Centraldogmen, Zürich, 1854 I, 311; Schaff, VII, стр. 630.
2 Lecky, op. cit., II, 39.
2 Trechel, I, 214.
4 Веza "De haereticis a civili Magistratu puniendis libellus adversus Martini Bellii farraginem et novorum Academicorum sectam", Oliva
84
Но это не помешало тому, что в начале 1554 года сам Кальвин почувствовал необходимость защитить перед людьми свой поступок с Серветом путем печати, а потому очень скоро вышла новая брошюра "Contra libellum Calvini, in quo ostendere conatur hereticos iure gladii coercendos esse", s. I. (Бельгия?) 1554; на некоторых экземплярах этого сочинения можно прочесть еще следующий подзаголовок: "Dissertatiо, qua aisputatur quo iure, qnove fructu haeretici sunt coercendi gIadiо vel igne"; более всего оно известно как "Dialogue inter Calvinum et Vaticanum".
В этой брошюре мы читаем опровержение, может быть, еще более сильное, чем все предыдущие, тех принципов, на которых основывались религиозные преследования. На этот раз авторство до такой степени единодушно приписывалось Социну, что наш известнейший ученый Cantu и в наше время еще решается говорить об этом с полной уверенностью.
Но, на самом деле, истинным автором был все тот же Кастельон, как это можно заключить на основании некоторых страниц из его рукописей, сохраняющихся и поныне в Базеле1.
Наконец Лелию Социну приписывается еще одно сочинение, которое, как мы увидим в дальнейшем, принадлежало в действительности сиенцу Мино Чельзо.
Как теперь объяснить то противоречие, что Лелия Социна всегда выдвигали главной фигурой во всех этих делах и, в то же самое время, во всех ожесточенных спорах своего века он неизменно оставался на втором плане?
Очевидно, что к этому были свои причины. Раньше всего, его чрезвычайная кротость, которая с одной стороны ни-
Roberty Stephani, 1554. Впоследствии эта апология была перепечатана в Tractationes Theologicae, 2-ое издание, 1582, стр. 85-169; она переведена на французский язык: "Traité de l'authorité du magistrat en la punition des héréuques" и т. д. 1560. См. Buisson, II, 19. Имеется также перевод на голландский яз., сделанный Bogermann'oм. Беза цитирует на страницах 65-73 книгу некоего Cleberg'a, где в защиту терпимости приводится абсолютная безнаказанность при искреннем заблуждении и полная невозможность знать истину в делах религии; но мне, точно так же, как и Лекки (op. cit. II, 39, п. З), не удалось собрать больше никаких сведений об этом интересном авторе.
1 В той же книге, где апология Сервета, написанная Курионе.
85
кому не позволяла сомневаться в том, что он всею душою должен порицать кровавое насилие; затем, как хорошо говорит Лекки, чрезмерная робость заставила Социна, вместо того, чтобы провозгласить во всеуслышание свои великие принципы религиозной терпимости, проповедовать их почти воровским образом во время своих скитаний из одного университета в другой, из города в город, в интимном кругу преданных ему друзей, которых ему удалось приобрести благодаря своему тонкому обращению с людьми1.
Наконец, не надо забывать, что полного разрыва с Кальвином у него не было; в данном случае он не последовал примеру Кастельона, который выступил резко против Кальвина еще до возбуждения вопроса о религиозной терпимости. Таким образом, он оставался с пикардийским реформатором в наилучших личных отношениях, которые Шафф2 характеризует как любопытнейший случай взаимного тяготения и взаимного отвращения, как между двумя системами, так и между их представителями3.
Но если Лелий был лишен самоотверженного и воинственного темперамента Кастельона, если у него не было мужества защищать свои собственные убеждения, по примеру своих единомышленников итальянцев, бесстрашно заявлявших о своих мнениях, то было бы большой несправедливостью считать, будто в своей жизни он не обнаружил ничего другого, кроме притворства и податливости. Надо полагать, что не напрасно и по настоящее время он единогласно признается одним из наиболее решительных провозвестников ре-
1 Lecky, I, 290.
2 Sсhaff, VII, 636.
3 Trechsel (II, 166) следующими словами характеризует эти личные отношения: "Горьким опытом, как на самом себе, так и на примере других людей, Лелий должен был бы убедиться в жестокости Кальвина; однако, все это нисколько не повлияло на его уважение и доверие к этому необыкновенному человеку. Подобно тому как один полюс притягивает другой, так и отрицательная натура Лелия непрестанно притягивалась положительной натурой Кальвина, и так нерешительная и сомневающаяся личность, как Лелий, инстинктивно искала себе опоры в таком твердокаменном в вопросах веры человеке, каким был Кальвин. Но было бы ошибочно думать, что враждебное положение этих двух натур не вызвало глубокого разногласия в мысли и мнениях".
86
лигиозной терпимости1; не напрасно Беза вспоминает о нем в своей "Жизни Кальвина", как об единственном человеке, который вместе с Кастельоном осмелился самым решительным образом противостоять ему в этом вопросе2; не напрасно, узнаем мы из одного письма швейцарского реформатора Буллингера (от 15 июля 1555 года) о том, как он убеждал в Цюрихе подозреваемого в склонности к антитринитаризму Социна — подтвердить публично свое ортодоксальное исповедание веры и как этот кротчайший человек согласился с каждым предложенным ему пунктом, за исключением смертной казни для еретиков, по отношению к которым он вполне определенно защищал политику терпимости.
В брошюре Кастельона "Contra libellum Calvini" (иначе "Dialogue inter Calvinum et Vaticanum") говорится между прочим о том неодобрении казни Сервета, которое Бернардино Окино открыто высказал женевским реформаторам; этот факт и послужил началом их враждебного к нему отношения. Дух терпимости, которым отличался при жизни этот ученейший капуцин, торжественно засвидетельствован в его "Диалогах"; за свои убеждения Окино пришлось поплатиться изгнанием из пределов Швейцарии и, будучи уже 80-тилетним стариком, начать вести бродячую жизнь, пока услужливая смерть не прекратила его скитания; верному другу его, Себастьяну Кастельону, перевод этих диалогов на латинский язык, доставил столько горя, что, удрученный всем этим, он умер3.
В двадцатом диалоге этого сборника4, посвященном польскому королю Сигизмунду II, автор рассказывает, как он, узнав, что Сигизмунд открыл свое королевство для проповеди евангелия, и убоявшись, как бы Сатана не проник туда с еретическими учениями, счел своевременным напомнить этому государю, что в данном случае он лучше всего
1 См. например Sсhaff, VII, стр. 636; Веnrath, op. cit., 274, где говорится, что в этом пункте Социн всегда был "freimüthig".
2 Lecky, II, 39.
3 Lefranc, loc. cit., стр. 236.
4 Bernardini Ochini Senensis, "Dialogi XXX in duos libros divisi, quorum primus est de Messia continetque Dialogos XVIII, Secundus est cum de rebus variis turn potissinum de Trinitate. Quorum argumenta in secunda utriusque libri pagina invenies". Базель, 1563.
87
исполнит свою обязанность, если будет карать еретиков смертью. Далее, в этом же диалоге приводится вымышленная беседа Пия IV с кардиналом Мороне, который, как известно, долгое время содержался в тюрьме S. Ufficio, по подозрению в сношениях с еретиками, и был освобожден только в 1560 году за неимением улик. Устами этого кардинала, Окино говорит о том, что нужно самым энергичным образом пытаться вывести на истинный путь всех заблуждающихся в вероучении, но ни в коем случае не убивать их, независимо от того — действовали они сознательно или бессознательно. В ответ на ссылки из Ветхого Завета, приводимые Папой в подтверждение того, что отступивших от истинной веры следует казнить смертью, Мороне возражает, что мы как христиане должны повиноваться моральным предписаниям Ветхого Завета, но никак не его обрядностям (alle leggi cerimoniali). Кроме того он приводил пример Иисуса Христа, который проповедывал кротость и великодушие, указывал на то, что очень легко смешать пшеницу с плевелами и, карая дурных людей, повредить хорошим; мы знаем, что впоследствии очень широко пользовались этим удачным сравнением. Однако, в своем разговоре с Папой, Мороне допускает, что могут представиться случаи исключительного оскорбления Божества, когда обществу не остается ничего другого, как только карать преступника смертью в качестве спасительного примера. Но затем он обставляет эту уступку насилию целой серией, чуть ли не двенадцати, в равной мере необходимых условий и притом таких, что применение смертной казни на практике становится совершенно иллюзорным.
Бенрат вполне справедливо замечает, что, в силу всех этих фактов, Окино заслуживает того, чтобы его поставить рядом с Кастельоном и чтобы ему воздавать хвалу, равную с этим человеком, которого единогласно признают предшественником религиозной терпимости в такое время, когда она имела еще очень немногих защитников и когда подобного рода деятельность была связана с самыми реальными опасностями1.
В 1565 году появилась в защиту религиозной терпимости необычайная по своему содержанию книга триентского юрисконсульта Джиакомо Аконцио, или Акончио (Aconcio или Aconzio); по причине своего странного заглавия эта книга была ошибочно отнесена
1 Веnrath, 1-ое изд., стр. 332, 2-ое изд., стр. 272.
88
к разряду литературы по вопросам магии: "De stratagematis Satanae in religionis negotio, per superstitionem, errorem, haerisim, odium, calumniam, schisma", и т. д. Базель, 1565.
По словам Галлама1, это была первая книга, в которой, следуя социнианской тенденции, автор пытался по возможности, сократить число основных догматов христианства, исключая, например, догмат троичности Божества и все другие нерациональные положения. Это было сделано с целью найти общую и приемлемую для всех сект точку опоры, потому что к этому времени христианство раздробилось, потеряло свою первоначальную цельность и было необходимо твердое основание для взаимной терпимости всех вероучений.
Акончио горячо протестует не только против смертной казни, но и против какого бы то ни было наказания, налагаемого на так называемых еретиков: "если духовенству удается одержать верх, если ему принадлежит власть призывать палача, чтобы перерубить человеку все члены, едва только он раскроет рот, — то какой смысл, какую ценность имеет изучение Священного Писания?" "И будут думать, что оно не стоит возможных наказаний, а потому люди не станут им заниматься, и — если мне будет позволено так выразиться, истина уступит место фантазии и воображению. О, несчастное время! Что ждет наше потомство, если мы оставим то оружие, которым только и можем победить нашего противника?"
Книга тотчас же по своем выходе имела шумный успех и была переведена на французский, английский, немецкий и голландский языки; точно так же и в следующем веке она пользовалась большою популярностью и авторитетом в Голландии.
Имя Акончио упоминается среди многих других современных ему писателей и защитников религиозной терпимости в книге сиенца Мино Чельзо, под каковым псевдонимом долгое время скрывались или Лелий Социн или другие; известно, что упомянутый Чельзо в 1559 году бежал из Сиены, три года блуждал по Граубиндену и, наконец, прибыл в Базель, где усердно пытался примирить все разногласия между диссидентами2.
1 Наllam, op. cit., II, гл. 2, стр. 84.
2 Cantu, op. cit., II, 451. Fock, Der Socinianismus, Kiel, 1847, стр. 703.
89
Самая книга озаглавлена следующим образом: "In haereticis coercendis quatenus progredi liceat, Celsi Mini Senensis disputatio. Ubi nominatim eos ultimo supplicio affici non debere, aperte demonstratur", Cristling, 15771.
Она была перепечатана в 1584 году, без указания места издания, с двумя возражениями Безы и Дудиция; кроме того, в Амстердаме в 1662 году появилось новое ее издание под заглавием: "Henoticum Christianorum, seu Disputatio Mini Celsi" etc. "Lemmata potissima recensa a D. Z.." (Dorn. Zwickero).
Эта вещь представляет собою большую и тщательно написанную диссертацию, в которой, между прочим, говорится, что по отношению к еретикам в качестве меры наказании вполне достаточно штрафов и изгнания. Сочинение Иоахима Клутена: "De Haereticis an sint comburendi?", Argent., 1610, содержит в себе, кроме предисловия Кастельона к его латинской Библии, собрание выдержек из различных авторов в пользу религиозной терпимости2.
Вполне справедливую и умеренную защиту идеи религиозной терпимости мы находим у немецкого социнианского теолога Иоганна Креля (Crell) под следующим за главием: "Vindiciae pro religionis libertate"3. В 1687 г. Le-Cene перевел ее на французский язык, затем она была пересмотрена Naigeon'ом и вышла под заглавием: "De la tolérance dans la religion". По словам Галлама, в 1760 год она была переведена и вновь издана Гольбахом. Эта работа делится на 3 главы; в первой из них доказывается, что католики обязаны поддерживать религиозную свободу, обещанную диссидентам, даже и в том случае, когда обстоятельства допускают их притеснение; во второй главе доказывается что католики могут по совести предоставить диссиден-
1 Senkenberg в примечании к "Bibliotheca realis iuridica". Липениуса, Лейпциг, 1789, стр. 187, упоминает, между прочим, об издании этой книги под 1562 годом. Мне не удалось видеть этот экземпляр. Нужно заметить, что это указание находится в хронологическом противоречии с тем фактом, что, по свидетельству других лиц, Мино Чельзо цитирует Аконцио.
2 Из сочинения Williсhii "Orat. de haereticis non occidendis", Rost., 1623, я не могу привести ничего, кроме заглавия.
3 Crellius, "Opera", torn. IV, Irenopoli post annum 1656, стр. 521-531.
90
там религиозную свободу; наконец, в третьей главе говорится о том, что католики даже обязаны осуществить свободу совести1.
Само собой разумеется, что мы не можем не упомянуть о том, что сам родоначальник социнианского вероисповедания, Фауст Социн, во многих местах своих сочинений высказывается в пользу свободы совести.
Мысль о свободе совести высоко поддерживается всеми последователями так называемой раковской школы. Во многих местах своих комментариев к Новому Завету, Иона Шлихтинг восстает против вмешательства гражданской власти в дела совести, против принуждения по отношению к еретикам, и опровергает тех людей, которые думают, что христианская вера должна поддерживаться материальным оружием и т. д.
В неизмеримо большей степени, чем эти рассуждения в духе терпимости, важен и достоин нашего удивления нижеследующий документ, в котором зафиксирована и освящена вся эта эволюция идеи религиозной свободы. Мы говорим о знаменитом социнианском раковском (Racovia) катехизисе, где неоднократно торжественно санкционируется принцип свободы. Именно здесь этот великий принцип берет свое начало; о свободе совести говорится уже в самом вступлении. По словам Гарнака, его нельзя читать без глубокого душевного волнения.
"Выпуская в свет катехизис нашей церкви, мы не имеем намерения объявлять кому-нибудь войну. Не без основания благочестивые и добродетельные люди жалуются, что всевозможные катехизисы и вероисповедания, опубликованные за последнее время различными церквами, являются яблоком раздора среди христиан. Это происходит потому, что они хотят внушить свои убеждения и объявляют еретиком каждого, кто расходится с их учением. Мы очень далеки от такого безумия, мы не намереваемся ничего предписывать и не считаем себя вправе кого-либо притеснять. Надо предоставить каждому свободу суждения в делах религии; именно это заповедали нам Новый Завет и пример первой Церкви. Кто вы, жалкие люди, пытающиеся потушить в человеке огонь боже-
1 Наllam, op. cit., Ill, 2 гл., стр. 76.
2 Jonae Schlichtingii de Bukowiec, "Commentaria postuma in N. T.", в Bibl. Fratrum Polonorum, Irenopoli post annum 1656; I, 34, 55, 300 и далее, 322.
91
ственного разума, зажженного самим Господом Богом? Может быть вы обладаете монополией знания священных книг? Почему вы забыли о том, что наш единственный учитель — Иисус Христос и что мы все — братья между собой и никому из нас не дана власть над совестью другого? Даже если кто-нибудь из братьев обладает большею ученостью, — то перед лицом свободы и перед Христом все равны".
Какая пропасть отделяет это вероисповедание от всех других протестантских церквей: швейцарских, шотландских, бельгийских, саксонских! Все эти церкви считали священным долгом магистратуры преследовать ересь! "Stringat magistrates gladium in omnes blasphemos coerceat et haereticos", говорилось в 30-м параграфе швейцарского исповедания.
В удостоверение того, что это было единственное вероисповедание, проникнутое истинным духом терпимости, мы можем привести следующий знаменитый факт: руководители грандиозной полемики того времени между католиками и протестантами Жюрьё (Jurieu) и Боссюэт сходились между собой в двух пунктах: раньше всего оба они допускали выступление магистратуры против диссидентов и ничего не имели против наказания еретиков (католики и протестанты считали это исполнением долга со стороны представителя закона); затем оба были проникнуты непримиримой ненавистью к социнианской секте, так как эта последняя, единственная среди католиков и протестантов, решительнейшим образом отвергала принцип принуждения.
Жюрьё резко осуждает веротерпимость в следующих выражениях: "le dogme Socinien, le plus dangereux de tous ceux de la secte Socinienne, puisque'il va à ruiner le Christianisme et à l'établir l'indifférence des religions"1.
Боссюэт в свою очередь ставит рядом с социнианами анабаптистов; но не надо забывать, что он писал в конце семнадцатого столетия, т. е., когда одно из наиболее благородных разветвлений анабаптизма, так называемые арминианские баптисты выпустили в Голландии в 1611 году свой катехизис, в котором признается принцип религиозной свободы2.
1 Jurieu, "Droit des deux Souverains en Matière de Religion, la Conscience et l'Expérience", Rotterdam, 1687, стр. 14. См. ниже § 9.
2 См. ниже §§ 8 и 12. На этот раз Руффини изменяет своей обычной справедливости и несколько сгущает темные краски для
92
Конечно, не было недостатка в проповедниках веротерпимости и среди инициаторов более раннего анабаптистского движения. Достаточно вспомнить хотя бы только Бальтазара Губмейера (Hübmajer или Hübmör), который в своей книге, озаглавленной: "Von Ketzern und inren Verbrennern", Hagen, 1524, говорил, что сожжение еретиков равносильно отрицанию Иисуса Христа, потому Сын Божий сошел на землю не для того, чтобы уничтожить тех, кто заблуждается, но для того, чтобы обратить их на путь истинный1. Но большинство последователей этого религиозного движения было не в силах освободиться от коммунистического и чисто анархического фанатизма, которым ознаменовались их первые выступления, сопровождавшиеся актами самой злостной нетерпимости. Именно о них говорит Sleidan, что "omnnes non baptizatos iubent interfici, tanquam paganos et impios"2.
Только гораздо позже, благодаря, во-первых, тем вождям анабаптизма, которые находились в тесной духовной связи с более терпимыми реформаторами (как, например, Губмейер с Цвингли), и во-вторых, благодаря частым сношениям анабаптистов с социнианами в Италии, Швейцарии, Польше и Голландии, — дух веротерпимости проник и в эту среду. Но ясное утверждение свободы совести проникло в их убеждения только благодаря арминианизму. Как мы уже указывали раньше и как мы увидим в дальнейшем, это движение очень много своих черт заимствовало у социнианизма. Последнему, бесспорно, принадлежит великая заслуга утверждения еще в 16-ом столетии свободы совести, как основного принципа церковной дисциплины; можно сказать, что все последующее развитие идеи религиозной свободы было в той или иной мере предрешено социнианизмом.
характеристики Боссюэта. Известно, что знаменитый церковный оратор стоял в стороне от воинствующего католицизма и осуждал насильственные меры по отношению к еретикам. Ср. Bellon "Bossuet — directeur de conscience" (Paris, 1895). Редактор .
1 См. Laurent, "Études sur l'Histoire de l'Humanité", том VIII, Брюссель, 1862, стр. 498-499; Соmba, op. cit., II, стр. 524.
2 Sleidan, "De statu religionis et reipublicae, Carulo Quinto Caesare, Commentarii", s. I. 1557, lib. X, fol. 152, b.; см. также Lecky, II, 43, п. 1.
93
ГЛАВА ВТОРАЯ
Голландский период
§ 7. Арминианизм. Спиноза.
Героическая борьба за свободу совести1, выдержанная Нидерландами после реформации и направленная против испанских властителей и католической реакции, окончилась не торжеством религиозной свободы в этой стране, самое имя которой (i Paesi Bassi) как бы насмехается над мыслью о победе, а политическим и религиозным раздроблением: с одной стороны в Бельгии ярко пылал костер католической нетерпимости, с другой стороны в Голландии неистовствовали протестанты. Знаменитое примирение в Генте 8-го ноября 1576, где относительно кальвинистических провинций Голландии и Зеландии было сделано самое благоприятное для них постановление; а именно единственным дозволенным культом на этой территории признавался только реформатский2, — в действительности не внесло никакого успокоения в души враждующих сторон.
Аналогичная участь постигла и Religions frid (Религиозный мир в Антверпене 12 июля 1578 года), инициатива которого принадлежала Вильгельму Молчаливому; этот последний вместе с другими умеренными, терпеливыми, но, к сожалению, немногочисленными людьми тщетно пытался положить предел непрестанной религиозной вражде. Вильгельм
1 Относительно различных фазисов этой борьбы см. Reitsma "Geschiedenis van de Herforming en de Herformde Kerk der Nederlanden", Groningen, 1-ая часть, 1892, 2-ая 1893, стр. 68 и далее, 79 и далее. См. также Chambers, "Holland and Religion Freedom" in Papers of Americ. Church History Society, том V, 1893, стр. 89-97.
2 По поводу исполнившегося 300-летия "Примирения" появилась целая серия исторических работ; напр. Juste, "La Pacif. de Garnd", Брюссель, 1876. Затем De Vigne, "De deelneming der Katholieken aan de Pacificatie van Gent" (B Nederlandsch Museum, I, 1). Хотя большинство было на стороне католических представителей, тем не менее, у этих последних хватило великодушия признать привилегированное положение кальвинистов.
94
вполне заслужил приводимый о нем здесь хвалебный отзыв: "II a la notion et le goût de la tolérance religieuse au moment oû personne ne la comprend, ni Luther, ni Charles-Quint, ni François I, ni Calvin"1.
Благородный тон этого акта ясно звучит в его поистине идохновенных словах: "Et affin que, au regard de la diversite des religions, ne se povant maintenir, planter ny estre supprimez par force ny par armes, n'advienne plus quelque dissention ou question, est ordonné que, touchant les dites religions, chacun demeurera francq et libre comme il en vouldra respondre devant Dieu, de manière que l'un ne pourra troubler l'aultre, ainsque chacun soit ecclèsiastiques ou temporel pourra tenir et possesser la sienne avecq paix et repos, et servir Dieu selon l'entendement qu'il luy a donné..."2.
Ввиду того, что "Религиозный мир" наряду со многими разумными и подробными постановлениями, направленными к практическому укреплению взаимной терпимости, ради справедливости должен был признать за католиками в провинциях Голландии и Зеландии ту же свободу отправления культа, которая на основании Гентского Примирения принадлежала кальвинистам, — то эти последние не замедлили объявить о своем недовольстве и заявили, что этим новым законодательным актом нарушены привилегии, присвоенные им указанным "Примирением"; одновременно с этим со стороны католиков по несколько другим мотивам раздавались однородные протесты3.
Семь евангелических провинций 29 января 1579 заключили между собой Утрехтский Союз, которым положили на-
1 Paillard, "Considérations sur les causes générates des troubles des Pays-Bas aux XVI siecle", Braxelles, 1874, стр. 114; Nippоld, "Die Romisch-Katholische Kirche im Königreich der Niederlande. Ihre geschichtliche Entwickelung seit der Reformation und ihr gegenwärtiger Zustand", Лейпциг-Утрехт, 1877, стр. 62.
2 См. Hubert, "De Charles-Quint à Ioseph II. Étude sur la Condition des protestants en Belgique (Édit de tolerance de 1781)", Brux., 1882, стр. 45, 169.
3 Партия умеренных пыталась примирить все противоречивые требования путем издания следующей статьи: "Discours contenant le vray entendement de la Pacification de Gand... par lequel est clairement monstré que le Religions-fridt ne répugne pas ny ne contrarie aucunement à la dicte Pacification", 1579; эта работа была перепечатана в 1876 году. См. у Hubert, 49, п. 5.
95
чало независимой протестантской республике; католики, в свою очередь, 8-го мая этого же года сорганизовались путем Арраского Союза, благодаря которому они приобрели себе союзника в лице Фарнезе, губернатора Филиппа II, и окончательно подчинили себя династии Габсбургов.
Между прочим, надо заметить, что Бельгия не знала религиозной терпимости до начала царствования Иосифа II. т. е. до 1781 года1, когда Испания и Голландия заключили между собой, наконец, прочное перемирие — то по вопросу о свободе совести было только оговорено, что голландские протестанты при проезде через Бельгию2 пользуются правом отправлять свое богослужение; одинаковые права были предоставлены на основании Барриерского трактата и голландским солдатам, числящимся в рядах бельгийского гарнизона, но только в местностях, определенно указанных вышеупомянутым трактатом3.
Из всего этого следует, что в Бельгии, точно так же, как и во всех других католических странах, не было никакого спора относительно религиозной свободы.
Напротив, нельзя сказать то же самое относительно Голландии. Положение католиков в этой стране было ничем не лучше, чем положение протестантов в Бельгии. Слишком еще непонятен был для этой эпохи тот принцип, что государство может существовать, не имея собственной официальной церкви; с другой стороны нельзя было предоставить католикам полную свободу, потому что их подозревали в естественных симпатиях к католической Испании и считали врагами своей родины.
Поэтому вполне понятно, что еще в 1672 году штаты Зеландии объявили, что евангелическая религия есть истинная защита (палладиум) государства и что предоставить свободу культа папистам было бы равносильно отогреванию змеи на собственной груди4.
В самом продолжительном времени была отменена статья 13-я Утрехтского Союза, в силу которой семи провинциям было предоставлено право разрешать по желанию католи-
1 Hubert, op. cit., стр. 53 и далее.