Сын: На летучую мышь больше похоже (игнорирует ответ матери — гетрах агрессии»).
Мать: На бабочку непохоже?
Сын: Не-а.
Таблица II.
Мать: Вот первое, что я увидела, кот Леопольд после приема озверина.
Сын: Нет, совершенно ничего общего! (смеется).
Мать: Да ты что! Посмотри, какие у него совершенно обозленные уши, какие глаза такие, треугольные даже, расширившиеся!
Сын: Еще на два сапога похоже (игнорирование, уход от агрессии» матери).
Таблица VIII.
Мать: Похоже на цветок кактуса?
Сын: Не похоже!
Мать: Кащей тебе не понравился! Смотри, какой страшный!
Сын: Нет!
Способы, которые один из партнеров использует для защиты своего Я от агрессивных чувств эмоционально-значимого другого, также детерминируют особенности общения. Можно «не видеть» агрессивных интерпретаций («игнорирование реальности»), заменять их на менее страшные и нейтральные («интеллектуализация» и «изоляция»), выдвигать прямо противоположные «мягкие» («формирование реакции») или, заразившись агрессией партнера, идти стенкой на стенку — его агрессивным ответам противопоставлять свои, не менее агрессивные (идентификация).
Заключение
Представленный в монографии материал позволяет наметить и обсудить ряд идей, служивших теоретико-методологическим контекстом частных экспериментальных исследований. Анализ широкого круга «искажений» самосознания, выявляющихся в клинике аномалий личности, показал, что производящие их конкретные психологические механизмы могут быть выведены из специфической структуры и взаимодействия аффективных и когнитивных процессов, участвующих в формировании образа Я и самоотношения. В частности, когнитивный стиль (или шире — индивидуальный стиль) как интегральная личностная характеристика оказался ответственным за феномены нестабильности образа Я и самооценки, искажения образа физического Я, сверхзависимости самооценки от ожидаемой оценки значимых других. Полезависимость и низкая когнитивная дифференцированность в силу слитности, сцепленности когнитивных конструктов и аффективно-мотивационных факторов обусловливает повышенную сензитивность самосознания к любой релевантной Я информации, при этом во взаимодействии когнитивных и аффективных детерминант верх берут последние, что обнаруживает себя в феноменах когнитивного подтверждения аффективного самоотношения, устраняющего диссонанс в структуре самосознания. Вследствие доминирования потребности в сохранении ценности Я и самоприятии развиваются защитные стратегии самосознания, искажающие образ Я, зато позволяющие сохранить позитивное самоотношение. В самом общем виде можно говорить о трех возможных стратегиях защитного изменения знания о себе. Первый путь предполагает замену обобщенных, генерализованных на целостный образ Я установок, их локализацию в строго определенном виде деятельности или отрезке жизни. Например: «Я не неудачник, не подлец, просто сейчас, возможно из-за стечения обстоятельств (болезни), я не могу сделать то, на что, вообще говоря, способен». Можно также «добавить» в имеющееся знание о себе некоторую дополнительную информацию, субъективно компенсирующую негативные аспекты образа Я, по принципу: «Да, я ленивый, зато увлеченный».
И наконец, можно избегать самоконфронтацни с той информацией, трансформация которой первыми двумя способами оказалась неэффективной, одновременно атрибутируя Я качества, вовсе ему не присущие, но возвеличивающие его.
Стратегии защиты — это не «чисто» когнитивные внутренние действия, протекающие на осознанном уровне, хотя и могут являться таковыми; они результат опосредования и когнитивного преобразования аффективных процессов, прежде всего тревоги, вследствие фрустрации базовых потребностей в самоэффективности и самовосприятии.
Наши эмпирические данные показывают, что одной из форм реализации защитных стратегий самосознания является внутренний диалог Я и не-Я. Так, например, приписывание «слабости» или «плохости» не-Я, согласно механизму симилятивной и (или) атрибутивной проекции, есть невольное признание того факта, что все это характеризует меня, но мне не нравится. Не-Я — это «подполье» теневых сторон моего Я, моих сомнений и тайных желаний, мои не очень удачные попытки преодоления собственных слабостей и пороков; мои и неудачные, а потому потребовавшие дискредитации в другом, то есть в не-Я. Практика психокоррекционной работы позволяет понять амбивалентность чувств в адрес не-Я, когда не-Я атрибутируются позитивные качества, в то время как Я оказывается «слабым» и малоэффективным. Природа антипатии, бессознательной зависти к недостижимому идеалу, воплощенному в не-Я, лежит в глубокой ненависти к зависимому Я и одновременно абсолютной запретности самоизменений в сторону желанной независимости. Истоки подобной конфликтной структуры самосознания лежат, по-видимому, в симбиотической привязанности матери к ребенку, в раннем детстве любовно поощрявшей только зависимое поведение ребенка и проявлявшей холодность и отвержение, когда тот пытался проявить свою индивидуальность. Интериоризация родительского паттерна отношений формирует незрелое хрупкое нарциссическое Я, склонное к невротическому или депрессивному модусу самосознания. Истинные чувства Я не могут проявляться из-за угрозы наказания родительской инстанцией Я: симпатия к не-Я вытесняется, как крамольная попытка недозволенной независимости, и манифестируемая антипатия есть не что иное, как защита от бессознательно переживаемого самонаказания. Драма, разыгрывающаяся в душе любящего и потому уже зависимого от родителей ребенка, эхом откликается в расколотой структуре «фальшивого» Я.
Представленные в книге результаты исследования нарушений семейного общения позволяют думать, что между интрапсихнческими и интерперсональными защитными стратегиями существует определенное соответствие.
Проведенные исследования имеют самое непосредственное отношение к разработке теоретического обоснования психологического подхода к проблемам психопрофилактики и психокоррекции пограничных и препограничных аномалий развития личности. С определенной точки зрения, широкий круг невротических симптомов, разнообразных форм деструктивного отношения к своему Я (телесному и духовному) произволен от специфически измененных форм самосознания. Психологическая помощь в качестве стратегической цели предполагает прежде всего восстановление утраченного чувства личностной ценности, отказ от закрытых, защитных стратегий самосознания, утверждение своей индивидуальности через конструктивное поведение и общение.
Литература
1.Маркс К., Э н г е л ь с Ф. Соч. Т. 23.