332 глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

сложная задача смыслообразования в смыслоутратной ситуации, переосмысления трагического опыта» (Магомед-Эминов, 1996, с. 33).

М.Ш.Магомед-Эминов подчеркивает, что опыт этих людей — не только кризисный, но и аномальный: «Личность погружается в жизненную ситуацию с иной ценностно-смысловой системой» (там же, с. 27), которая характеризуется прежде всего изменением смысла таких вещей как жизнь и смерть. Погружение в трансорди­нарное существование порождает то, что М.Ш.Магомед-Эминов называет смысловым удвоением: новые смыслы, порожденные но­вой трансординарной ситуацией, создают новый смысловой центр личности, не совпадающий с предшествующим, но и не отменяю­щий его. «Два смысловых центра поляризуют вокруг себя смысло­вые содержания, которые при пересечении друг с другом вступают в конфликтные отношения взаимного обессмысливания, создавая то, что можно назвать смыслоутратностью» (Магомед-Эминов, 1998, с. 36—37). Этот конфликт становится отчетливым после возвращения к мирной жизни, продуцируя «смысловое очуждение» человека. «Смысловой опыт, обретенный человеком в аномалии, становится теперь для него обузой, тяжелым жизненным грузом, который от­торгается им как нечто чуждое и чужеродное» (там же, с. 35). Смысловой конфликт рассматривается автором как один из основ­ных этиологических факторов, обусловливающих аномальное раз­витие личности и возникновение посттравматического стрессового расстройства. «Можно предположить, что ПТСР и является про­цессом, направленным на преодоление неудачного смыслообразо­вания в смыслоутратной ситуации» (там же, с. 33).

Важнейшим путем травмотерапии личности, устранения смыс­лового удвоения является элиминация смысла: чтобы обрести смысл, его надо утратить. Это положение М.Ш.Магомед-Эминов распространяет и на нетравматические неврозы, где роль дублиру­ющего смыслового центра выполняют защитные конструкции. «Только освободившись от смыслов, задающихся "комплексами", личность может обрести подлинные смыслы. Утрата неподлинного смысла есть этап на пути возрождения личности — обретения под­линного смысла» (Магомед-Эминов, 1998, с. 200).

Несколько иные смысловые механизмы и пути коррекции смыс­ловых кризисов были описаны на материале работы с пострадав­шими от землетрясения в Армении (Мазур, Гельфанд, Качалов, 1992). Наиболее сильные смысловые кризисы были порождены ут­ратой близких, приводящей к потере смысла жизни. Для многих пострадавших были типичны защитные искажения реальности как способ справиться с этим кризисом: им казалось, что близкие не погибли, а находятся в другом городе или дома, пока они сами

4.6. патология смысловой регуляции _________________________ 333

лечатся в Москве. «Эти примеры иллюстрируют преобразование смысловых структур переживания, которые производились механиз­мами психологической защиты: травмирующие негативные смыслы реальной жизненной ситуации (утрата близких) заменялись пози­тивными, но иллюзорными смыслами (родные живы), причем именно такими, которые сохраняли для больных столь необходи­мые им привычные смысловые опоры, определяющие их прошлую жизнь. Следовательно, принятие иллюзорных смыслов диктовалось необходимостью разрешения жизненного кризиса, однако такое "защитное" разрешение было неэффективно, так как не позволяло больным принять потерю как реальное жизненное событие, блоки­ровало поиск новых смыслов, способных внести позитивную ори­ентацию в их будущую жизнь, и, по сути дела, консервировало переживаемый кризис» (Мазур, Гельфанд, Качалов, 1992, с. 60—61). У другой группы пострадавших, обнаруживших сравнительно ус­пешное совладание с кризисными состояниями, преобладали другие стратегии, в частности, «совладающее смысловое приписы­вание» — приписывание настоящей жизненной ситуации такого смысла, который помог бы преодолеть случившееся, нахождение в ней позитивных ценностей. Авторы выделили две основные смыс­ловые стратегии совладающего поведения. «Одна из них — отнесе­ние события в прошлое, когда землетрясение и связанные с ним переживания рассматривались как события прошлого, не влияющие ни настоящее. В результате исчезали страхи, связанные с будущим, и появлялись планы, достижение которых зависело от собственных усилий. Другую стратегию мы обозначили как расширение смысло­вого поля ситуации, что проявлялось в изменении больными смыс­ла травмирующей ситуации, которая начинала восприниматься не как личное несчастье, а как общее горе. В группе наших пациентов мы обнаружили, что соотнесения своего положения с положением других людей, приобщение к их переживаниям, принятие и по­нимание их точек зрения позволяли преодолеть ощущения изо­лированности, фиксированности на личном несчастье, занять ос­мысленную позицию по отношению к своей жизненной ситуации, открыть новые смысловые опоры» (там же, с. 63).

Е.С.Мазур (1994) вводит понятие смысловой терапии, суть ко­торой заключается в актуализации процессов саморегуляции, осоз­нании и трансформации тех смысловых образований личности, которые были нарушены критической ситуацией. Психотерапевт «помогает человеку выйти в рефлексивную позицию по отноше­нию к своей жизни как целостности и перестроить смысловые структуры, реализация которых стала невозможной. При этом психо­терапевт как бы опосредует процесс смыслового связывания — пре-

334

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

 

вращения ранее нейтральных содержаний в значимые» (Зейгарник, Холмогорова, Мазур, 1989, с. 130). Близкий по своему содержанию подход к психотерапии кризисных состояний, однако без опоры на концепцию личностного смысла—смысловых образовании-Смысловой регуляции, был описан В.П.Ларичевым (1983) под названием аксиопсихотерапии. В.П.Ларичев оперировал понятия­ми индивидуального значения (субъективный смысл любого объекта или категории объектов, опосредованный эмоциональным отношением) и индивидуальной ценности (устойчивое позитивно осознаваемое индивидуальное значение). В числе методов аксио­психотерапии В.П.Ларичев описывал следующие: актуализацию индивидуального значения, дезактуализацию индивидуального значения, переакцентировку (изменение относительного иерархи­ческого ранга двух или более индивидуальных значений), переори­ентацию индивидуальных значений (два варианта: изменение знака индивидуального значения с положительного на отрицательный или наоборот и полное переключение с одного индивидуального значения на другое) и коррекцию аксиопсихологической парадиг­мы. Аксиопсихотерапевтический подход В.П.Ларичева (1983), од­нако, отличает от смыслового подхода, во-первых, акцент на содержательный аспект и ранги самих индивидуальных значений (смыслов), но не на связи между ними и процессы их динамики, и, во-вторых, убеждение В.П.Ларичева, что аксиопсихотерапию можно проводить не только в рационально-когнитивном варианте, но и в суггестивном и даже в гипносуггестивном варианте. После­днее представляется немыслимым для смысловой терапии, исходя­щей из уникального жизненного мира конкретного пациента.

Попробуем теперь сделать общие выводы из нашего анализа из­менений смысловой сферы при разных видах психической патологии.

Во-первых, приведенный обзор позволяет увидеть, что хотя при всех рассмотренных нозологиях мы встречаемся с теми или иными нарушениями смысловой регуляции, нельзя говорить об их нозос-пецифичности. Например, доминирование одного мотива при обес­ценивании других наблюдается при алкоголизме, шизофрении и соматических заболеваниях, защитное ограничение деятельности — при алкоголизме, шизофрении и неврозах, сдвиг смысла на опера­циональную сторону деятельности — при эпилепсии и афазии, под­верженность ситуативным влияниям — при алкоголизме, поражении лобных долей мозга и психопатиях, нарушения осознания — при эпилепсии и неврозах, и т.д. Таким образом, нарушения смысловой регуляции при психических и соматических заболеваниях характе­ризуются своей особой симптоматикой, лежащей в иной плоскости, чем клиническая картина конкретных видов заболеваний.


S

><7. нарушения смысловой регуляции 335
.----------------------------------------------------------------------

зЛ Во-вторых, можно сделать вывод о том, что степень нарушений смысловой регуляции может существенно разниться при одной и той же тяжести клинической нозоспецифической симптоматики, что заставляет еще раз вспомнить известное положение, что лич­ность больного — не обязательно больная личность. Опираясь в большей мере на косвенные, чем на прямые доказательства, мы берем на себя смелость тем не менее утверждать, что чем более развитой являлась личность в преморбиде, тем меньше степень раз­рушающего влияния заболевания на ее смысловую сферу, и тем лучше перспективы восстановительного лечения. Таким образом, патологический материал, проанализированный в данном разделе, подкрепляет изложенные в главе 2 теоретические взгляды на смыс­ловую регуляцию как на конституирующую функцию личности.

В-третьих, мы видим со всей наглядностью, что патологичес­кие изменения смысловой сферы гораздо больше затрагивают структурную организацию и динамические аспекты смысловой сферы, чем ее содержательную сторону. Даже при алкоголизме и кризисных состояниях, когда на первый план выступает драмати­ческая смена или крушение смысловых ориентиров и всей направ­ленности жизнедеятельности, возможность преодоления кризиса и восстановления нарушенной жизнедеятельности во многом опре­деляется сохранностью или возможностью восстановления динами­ческих механизмов смысловой регуляции и саморегуляции.

V*

* 4.7. нарушения смысловой регуляции при

*'ДЕВИАНТНОМ РАЗВИТИИ ЛИЧНОСТИ

Нарушения смысловой сферы, о которых пойдет речь в этом разделе — это нарушения, не связанные с какой-либо патологией психического функционирования, но порождающие социально не­приемлемые формы поведения, такие как разного рода правонару­шения и преступления, а также самоубийства, аддикции и т.п. Нарушения такого рода описывались в разных контекстах разными авторами как нарушения социализации, социопатии, моральная дефективность, асоциальность, социальная дезадаптация. Уже из этого перечня видно, что основным критерием вычленения этой группы нарушений является «несрабатывание» соционормативной системы регуляции жизнедеятельности. Иными словами, «социопа-ты» не подчиняются регулирующим правилам и нормам социума, в котором они находятся.

336 _____ глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

Однако использование этого критерия для объяснения сути всех описываемых в этом контексте нарушений поведения было бы глу­боко неверным и дезориентирующим. Во-первых, было убедительно показано, что социальная дезадаптация может быть как вынужден-ной, в силу неспособности индивида соответствовать требованиям общества, так и выбранной, в силу осознанного отрицания инди­видом не нравящихся ему ценностей конкретного социума (Калите- евская, 1997). Примером выбранной дезадаптации является хорошо известный в нашем обществе феномен диссидентства. Логично, что с точки зрения самого общества, ценности которого диссидент от-рицает, он оказывается ненормальным, которого лучше всего от общества изолировать. Во-вторых, показано, что индивидуальные ценности и смыслы, не совпадающие с социально принятыми, яв­ляются важнейшим ресурсом эволюционирования самого общества (Асмолов, 1996 б). Это можно проиллюстрировать на том же приме­ре ассимиляции обществом определенных ценностей диссидент­ской субкультуры в ходе трансформаций, начавшихся в 1985 году.

Интересно, что в классической литературе XIX века конфлик­ты индивидуальности с обществом имели вид сравнительно невин­ных по сегодняшним меркам идеологических споров. В этих спорах, с одной стороны, признавалось право на существование индивиду­альных взглядов, отличных от общепринятых (Печорин, Базаров, князь Мышкин, Жан Вальжан и др.), а с другой — общественные ценности и установления также принимались в целом, хотя крити-ковались во многих, порой существенных частностях. В литературе же XX века типичным является показ полностью патогенного об­щества, неподчинение установлениям которого — единственный способ сохранить себя как личность («451° по Фаренгейту» Р.Бред-бери, «Мы» Е.Замятина, «1984» Дж.Оруэлла, «Прекрасный новый мир» О.Хаксли, «Повелитель мух» У.Голдинга, «Пролетая над гнез­дом кукушки» К.Кизи, «Белые одежды» В.Дудинцева, «Карусель» Ю.Алешковского и многие другие). Таким образом, обращаясь в данном разделе к феноменологии «социопатических» нарушений поведения, мы должны выделить из них те, которые связаны с отклонениями в развитии личности, а не с аномалиями самих со­циальных норм и ценностей.

Проблему «Moral insanity» — моральной дефективности — пытался проанализировать в одноименной статье Л.С.Выготский (1983 б, с. 150—152). Он констатировал, что нельзя рассматривать на­рушения личности, фиксируемые у беспризорных, трудновоспиту­емых, малолетних проституток и др., как разновидность психической патологии. Эти нарушения связаны с воздействием среды и, по мне­нию Выготского, с перемещением в более благоприятную среду на-

I

4.7. нарушения смысловой регуляции 337

ступает улучшение. Эти положения, в целом верные, недостаточно глубоко проникают в проблему. В частности, Выготский в данном фрагменте не анализировал вообще специфику самих изменений личности у соответствующих групп детей, ограничившись ссылками на зарубежных авторов, констатировавших связь такого рода лич­ностных нарушений с выпадением, недоразвитием тех или иных ценностей.

С соображениями, высказанными выше, перекликается такой интересный подход к проблеме как концепция метапатологий А.Маслоу (1999), являющаяся важной частью его теории метамо-тивации и бытийных ценностей. Согласно А.Маслоу, на высшем уровне личностного развития — уровне Бытия — место базовых по­требностей в мотивации поведения занимают высшие бытийные ценности (Б-ценности), такие как истина, добро, красота, целос­тность, единство противоположностей и др. Вместе с тем эти цен­ности присутствуют в той или иной, не всегда актуальной форме у всех людей, и они необходимы не только для того, чтобы достичь «полной человечности», но и для того, чтобы избежать специфи­ческих заболеваний, возникающих вследствие депривации этих цен­ностей. «Если нет ценностей, руководящих жизнью, то можно не быть невротиком, но тем не менее страдать от когнитивных и ду­ховных расстройств, поскольку в определенной степени связь с действительностью искажена и нарушена» (Маслоу, 1999, с. 189). При этом ведущая роль в этой депривации принадежит среде. «Жизнь в неприятном окружении со скверными людьми — это патогенный фактор. Если же вы предпочтете проводить время с красивыми и достойными людьми, то обнаружите, что чувствуете себя лучше и возвышеннее» (там же).

Эти расстройства или болезни Маслоу называет метапатоло-гиями. «Веками они рассматривались скорее религиозными мыс­лителями, историками и философами в понятиях духовных или религиозных проблем, а не врачами, учеными, или психологами в понятиях психиатрических, психологических или биологических "болезней", ущербностей или слабостей. В некоторой степени эта об­ласть частично совпадает и с социологическими и политическими расстройствами, "социальными патологиями" и т.п.» (Маслоу, 1999, с. 300). Вот список общих метапатологий, которые приводит Маслоу (там же, с. 300—301):

Отчуждение.

Аномия.

Ангедония.

Потеря вкуса к жизни.

Потеря смысла.