«дела и взаимоотношения в борьбе»

 

«Дайте мне стакан чая» - ага, вы хотите чая.

Я сразу говорю: а к кому вы обращаетесь?

Какие у вас взаимоотношения? ... и оказыва­ется,

что вы пришли вовсе не за чаем, а потому что...

«она» здесь...

 

Вл.И. Немирович-Данченко

 

1. Представления о партнере и представления о себе

 

Чтобы обратиться к кому бы то ни было, необходимо иметь о нем некоторые представления. Слагаются они все­гда из представлений об интересах партнера и о его воз­можностях. Ведь партнер наверняка не согласится выполнить то, что противоречит всем его интересам или кажется ему непосильным.

Представления о партнере диктуют выбор средств воз­действия на него. Верные представления о партнере - усло­вие продуктивности этих воздействий; и чем значительнее для человека цель, тем нужнее ему точно знать, как сам партнер представляет себе свои интересы и возможности. Но представления людей друг о друге бывают не полны, плохо обоснованны и даже ложны. Поэтому сразу, единич­ным воздействием, не удается достичь цели, и возникает необходимость дополнительных и повторных усилий - воз­никает борьба. Значит, пока она длится, каждый неточно или неверно рисует себе представления партнера о своих интересах и возможностях. Поэтому представления о парт­нере не только предшествуют борьбе, но и уточняются, ви­доизменяются, строятся в этой борьбе. Их неточность или недостаточность становятся препятствиями на пути к цели, и все же, в ходе наступления преодолевая их, человек часто от своей цели не отвлекается.

Но иногда партнер ведет себя так, что несоответствие его фактического поведения представлениям о том, как он должен был бы себя вести, настолько значительно, что оно, это несоответствие, делается важнее того, из-за чего оно обнаружилось. Тогда то, что партнер не таков, каким дол­жен быть, заставляет специально им заниматься, и пред­ставления о нем или, точнее, его представления о себе самом, делаются целью. Возникает устанавливание взаи­моотношений. Каковы бы ни были искомые взаимоотно­шения, цель эта по характеру своему существенно отличается от всех других.

Взаимоотношения с партнером, достаточно ясные и определенные, чтобы не перестраивать их, такие, которые лишь уточняются и совершенствуются в процессе взаимо­действия, но не останавливают на себе специального вни­мания, можно называть установившимися. Они насущно необходимы каждому человеку, когда и поскольку собст­венные его интересы и цели касаются других людей, и они подобны уже достигнутому ранее, или подразумеваемому, соглашению с ними.

В человеческом обществе всегда существуют известные нормы взаимоотношений. В основе их лежат общественные представления о правах и обязанностях человека по отно­шению к другим людям и к человеческому обществу в целом. Вопрос о социально-экономических и политических корнях этих представлений увел бы нас в сторону от нашей темы. Для нас в данном случае достаточно того, что в каж­дую историческую эпоху, в каждой социальной среде и у каждого индивидуума существуют те или другие объективно обоснованные или необоснованные, справедливые или не­справедливые, субъективные представления об интересах, правах, обязанностях и возможностях своих и всех тех, с кем ему приходится иметь дело.

Взаимодействия людей, непосредственно связанные с тем или иным производством, с работой вообще, с обще­ственной деятельностью, в наибольшей степени регламен­тируются общественными нормами. Они, в сущности, и возникли как рациональный способ организации совмест­ного труда. Не будь их, любому участвующему в этом труде пришлось бы тратить усилия и время на установление взаи­моотношений. Существующие нормы устраняют эти заботы и тем высвобождают силы людей для конкретной трудовой деятельности. Но любые установившиеся и даже «чисто служебные» взаимоотношения практически всегда более или менее своеобразны - что-то в них соответствует обществен­ной норме, что-то продиктовано неписаной традицией, что-то сложилось в данных конкретных условиях в дополнение или вопреки норме, что-то совершенно индивидуально и не поддается точному словесному определению.

Так обычно складываются взаимоотношения между со­служивцами, между начальником и подчиненными, между учащими и учащимися, между старшими и младшими, между обслуживающими и обслуживаемыми. Стабильность таких и подобных им взаимоотношений определяется тем, что обе стороны в общих чертах одинаково представляют себе интересы и права, обязанности и возможности каждой стороны. Если же в производственных делах часто возникает необходимость устанавливать взаимоотношения, то это от­влекает внимание от дела, затрудняет работу и говорит об отсутствии четкой организации в работе данного коллектива.

Взаимоотношения внутри организованного коллектива устанавливаются относительно просто, поскольку ясна и определенна его общая цель. Представления каждого о пра­вах, обязанностях и возможностях другого вытекают из всеми принятого соответственно этой общей цели распре­деления функций. Но какое место занимает она в ряду дру­гих целей данного члена этого коллектива - в субординации его личных целей? Чем мотивировано то, что он входит в состав этого именно коллектива? - Нормами служебных взаимоотношений это конкретно не предусмат­ривается, предполагается лишь в самых общих чертах, как нечто данное, само собой разумеющееся. Отсюда следствия: если взаимоотношения между людьми полностью опреде­ляются только теми или иными нормами, то это взаимо­отношения упрощенные или формальные, бездушные. Они встречаются редко даже в сфере чисто деловых, служебных отношений. При таких установившихся взаимоотношениях совершенно достаточны представления о партнере как об определенной рабочей функции - и только. Но и они возможны, а иногда и правомерны, пока и поскольку очевидно необходима немедленная и полная согласованность поведения нескольких для достижения бесспорной, значительной и близкой общей цели - в бою, в разного рода катастрофах авариях, в исключительно острых ситуациях.

Принятые сторонами установившиеся взаимоотношения могут быть далеки от такого примитива. Но чем они слож­нее, тем труднее укладываются в ту или иную общую норму. Таковы, например, семейные взаимоотношения, если они отвечают тому наименованию. Подразумевается, что каждой член семьи имеет те или другие права и обязан­ности по отношению к другому и ко всей семье в целом. Но как бы ни были сложны такие и подобные им пред­ставления, поскольку они приняты и признаваемы обеими сторонами, их не нужно ни выяснять, ни устанавливать, ни изменять. Каждый знает «свое место», и борьба происходит не из-за «мест», а из-за конкретных дел. Если же борю­щиеся занимаются «местами» - взаимоотношениями, то это значит, что в чем-то и кем-то нарушены взаимоотно­шение, считавшиеся одной из сторон признанными, установившимися; что, по представлениям этой стороны, существовавшее «соглашение» нарушено. Такого рода кон­фликты можно видеть, например, в «Мещанах» Горького, в «Детях Ванюшина» Найденова, в «Дяде Ване» Чехова.

В борьбе по конкретным поводам испытывается проч­ность установившихся взаимоотношений. Самые определенные, сформировавшиеся иногда за многие годы и, казалось бы, принятые давно обеими сторонами представления парт­неров друг о друге могут потребовать перестройки, как только обнаружится расхождение в этих представлениях, достаточно значительное хотя бы для одной стороны. Какое именно - зависит от того, на какую степень близости представлений претендует данная сторона - какие взаимоотношения она считает установившимися или должными. Чем больше ее претензии, тем меньшее расхождение в представлениях о вза­имных интересах и возможностях может служить для нее ос­новами, чтобы требовать перестройки взаимоотношений.

Так, родившись от практических, «деловых», целей и ин­тересов, взаимоотношения вырастают в специфическую обширную и значительную сферу деятельности и борьбы - столь значительную, что она нередко бывает главенствующей среди всех или многих других целей, забот и дел человека.

Паскаль утверждал: «Чем бы человек ни обладал на земле, прекрасным здоровьем и любыми благами жизни, он все-т0ки недоволен, если не пользуется почетом у людей, он настолько уважает разум человека, что, имея все возможнее преимущества, он чувствует себя неудовлетво­ренным, если не занимает выгодного места в умах людей».

Добиваются «выгодного места в уме другого» как значительной и специальной цели и карьеристы и влюб­ленные; стремятся создать о себе надлежащее представле­ние у партнера и деспоты, и подхалиму и властолюбцы, и просители, и любящие, и ревнивцы. Причем любой из них - не обязательно, не всегда и не вполне предусматривает конкретные последствия искомых взаим00тношений, - зная лишь то, что эти отношения принесут ему какую-то пользу, а какую именно об этом он часто не задумывается.

Борьба из-за этого своеобразного предмета - «места в уме другого» - всегда протекает не так, как борьба за какой бы то н0 было другой предмет. Ее особенности 0бнаруживаются всегда и независимо от того, что побудило человека специально заняться взаимоотношениями, а поводом для ее возникновения может быть буквально все: от измены и пре­дательства до небрежного жеста, улыбки и молчания - все, в чем может выразиться отношение одного чел0века к другому.

В формировании взаимоотношений участвуют всегда обе стороны. Мое отношение к партнеру побуждает и его к определенному орошению ко мне, и наоборот Трудно себе представить скольк0-нибудь прочно установившиеся взаимо­отношения без того, чтобы одна сторона не укрепляла те, к которым какие-то основания даны друг0й стороной.

Как уже упоминалось, представлен 0 партнере бывают нужны, когда нужен сам этот партнер, а если он нужен, то почему-то и для чего-то. Значит, представления о партнере связны с целями; но любая цель человека по субординации подчинена его вышестоящей цели, а в ко­нечном итоге - его интересам.

Интересы одного, по его представлениям; могут совпа­дать или не совпадать с интересами другого. Дружествен­ные взаимоотношения основаны на представлениях о близости или о совпадении интересов, от значительности совпадающих интересов и от полноты их совпадения (на­чиная с относительной близости до полного единства) в представлениях каждого о другом зависит степень друже­ственного отношения к этому другому. Так же степень враждебности вытекает из представлений о расхождении интересов, начиная от разности второстепенных до проти­вонаправленности важнейших.

Интересы человека обнаруживаются в его поведении; но, если они еще не обнаружились или обнаруживаются недостаточно ясно, приходится довольствоваться представ­лениями о том, какими они должны быть - к чему данный человек должен стремиться, чего хотеть и чего избегать.

Обращаясь к встречному прохожему с вопросом «как пройти», полагают, что всякий должен оказывать мелкие услуги другим, когда они ему ничего не стоят; подразуме­вается, что молодой и здоровый должен уступать место больному и старому; что всякий человек должен соблюдать приличия и исполнять свои служебные обязанности.

Все это должное разные люди называют по-разному: для одних это «обязанности», для других - «логика и здра­вый смысл», для третьих - «долг». А может быть, это же самое имеется в виду, когда употребляют такие понятия, как «совесть», «нравственность», «моральные устои»? Ко­нечно, все эти понятия не равнозначны и в разных ситуа­циях имеют различный смысл, но в них есть и нечто общее, хотя каждый вкладывает в них в каждом случае свое, более или менее определенное содержание.

Иногда партнер должен что-то понимать, иногда - что-то признавать, быть догадливым, иногда что-то делать, ино­гда не делать; значит, он должен быть в данный момент достаточно внимателен, умен, осведомлен, находчив, добр, принципиален, снисходителен и т.д.

Такие, всегда субъективно окрашенные, представления о должном бывают не только разнообразны по содержанию (вплоть до противоположных), но и весьма различны по степени определенности, категоричности.

Мера требовательности к партнеру находится в прямой зависимости от представлений субъекта о себе самом. Моя требовательность к любому другому зависит от моей уве­ренности в том, что я компетентен судить о его обязанно­стях. Я должен присвоить себе право оценивать выполне­ние велений совести, здравого смысла, долга. Значит, всякий борющийся присваивает себе такое право. Но раз­ным людям это свойственно в самых различных степенях.

Одни пользуются им широко, свободно, уверенно и легко; другие, наоборот, скромно, в самых ограниченных пределах и без широких обобщений; одни склонны к окон­чательным и категорическим представлениям, суждения дру­гих бывают чаще неуверенны, условны, предположительны.

Крайняя степень категоричности суждений, самоуверен­ности и даже агрессивности человека может быть принята другими как норма взаимоотношений с ним только в том случае, если он действительно располагает либо неограни­ченной властью, либо чрезвычайно высоким, неоспоримым авторитетом. Крайняя непритязательность не вызывает со­противления партнера, но обрекает человека на покорность и делает его не способным к борьбе. Поэтому практически эти противоположные крайности встречаются редко, но та или иная степень приближения либо к той, либо к другой постоянно бывает принятой обеими сторонами нормой установившихся взаимоотношений. Нормы эти бывают, ра­зумеется, самыми разнообразными в различных социальных слоях и в разных исторических условиях.

Зависимость представлений человека о партнере от его представлений о себе самом наиболее ярко проявляется, когда он вступает во взаимодействие с партнером, ему со­вершенно незнакомым. Здесь он вынужденно исходит из представлений о себе самом, а они у всякого и всегда су­ществуют на основе его предшествовавшего опыта общения с людьми. Поэтому, когда незнакомый человек дает дру­гому основания для определенных представлений о себе (а такие основания он может дать в первом соприкосновении с ним, даже при первом взгляде на него), то эти посту­пающие к другому сведения всегда накладываются на те или другие представления этого другого о себе самом.

Сведения о партнере иногда противоречат представле­ниям о нем, вытекающим из представлений о себе самом; когда скромный неожиданно сталкивается с еще более скромным, а самоуверенный - с таким же или еще более самоуверенным, то получаемые впечатления вступают в противоречие с подготовленными прошлым опытом. В об­щественных местах обращения к незнакомым людям хотя и осуществляются так или иначе, в зависимости от пред­ставлений каждого о себе самом, но все же наиболее ясно корректируются общепринятыми нормами поведения.

 

2. Взаимоотношения как предмет борьбы

 

Взаимоотношения между различными людьми всегда в чем-то проявляются. Но проявления отношений к человеку еще не есть само это отношение. Любое произнесенное слово, любое действие и любой поступок сами по себе могут иметь тот или иной предметный смысл, независимо от того, что в них проявляется и отношение к партнеру. Последнее обнаруживается не столько в этих действиях самих по себе, сколько в том, как они в каждом данном случае выполняются, то есть иногда в тончайших оттенках, в мельчайших подробностях выполнения даже самого простого действия. Разумеется, отношение проявляется не только в оттенках поведения, но оно проявляется в них, даже если не выражается ни в чем другом. Поэтому «не всегда важно - что говорят, но всегда важно, как говорят» (М. Горький - 48, стр.14).

Можно точнейшим образом выполнить конкретные просьбы человека и все же проявить при этом пренебре­жительное или враждебное к нему отношение, и можно, наоборот, отказывая требованиям или выполняя их небрежно, обнаружить доброжелательное отношение.

Взаимоотношения - это предмет борьбы, идеальная, духовная сторона которого осознается как таковая и выступает в качестве главной, решающей. Человек, добивающийся изменения отношения к себе, нуждается в определенных физически ощутимых проявлениях искомого отношения, но он отдает себе отчет в том, что не они сами по себе ему нужны. Он добивается тех тонкостей поведения, тех его оттенков, которые в совокупности выразят нужное ему отношение - не действий определенного конкретно-предметного содержания, а определенного качества действий того или иного предметного содержания. Самое короткое и простое действие, богатое этим качеством, удовлетворит его больше, чем какие бы то ни было действия, лишенные этого качества или бедные им.

Наступление за всякий другой предмет, развиваясь, идет ко все большей конкретности предмета, а наступление за изменение взаимоотношений - ко все большим обобщениям.

Минимальное требование в таком наступлении: сейчас, сию минуту, применительно к данному, наличному поводу, имейте о наших взаимоотношениях такие-то представления и докажите это определенными действиями. Максимальное - не только сейчас, но и вообще, всегда и категорически, применительно к любым обстоятельствам, имейте обо мне и о себе определенное представление. И пусть это подтвер­ждается всегда и всем вашим поведением. Так бывает, на­пример, с влюбленными. Андрей Платонов пишет: «Может быть, для самой любви ничего и не нужно, кроме двух лю­бящих людей, но каждому из них необходимо удостоверить перед другим свою ценность, чтобы укрепиться в его сердце, и для этого привлекаются в свидетели, в доказа­тельство любые прекрасные факты из постороннего мира, самого по себе неинтересного для сосредоточенного чувства любящих» (114, стр. 344).

В борьбе за взаимоотношения предметом и темой ее яв­ляются не поступки партнера, а общая исходная позиция - та, которую он должен занимать, но которую он не занимает (или занимает недостаточно ясно, прочно, определенно).

Наступления в борьбе из-за взаимоотношений мы будем называть позиционными, в отличие от всех других случаев наступления и обороны, которые можно называть (условно, конечно) деловыми. Так как любое позиционное наступление развивается во все больших и больших обоб­щениях, оно противонаправлено деловому содержанию борьбы; оно «уводит» борющихся от конкретных дел, от предметной материальности целей.

Духовность, идеальность предмета борьбы делает сколько-нибудь длительное позиционное наступление про­цессом трудным, противоречивым. Наступающий вынужден конкретными материальными, физическими средствами до­биваться идеальных результатов. Имеющиеся в его распо­ряжении средства кажутся грубыми, примитивными в сопоставлении с целью; он вынужден искать способы эф­фективного использования средств, лишь приближенно от­вечающих цели, - других у него нет. Какими конкретными действиями, словами, средствами выражения принудить партнера переменить его обобщенные, ложные представле­ния о себе самом? Как вообще совершенно частным, кон­кретным изменить общее, идеальное, да еще в области субъективных представлений?

В попытках практически решить эти задачи - сущность и специфика всякой позиционной борьбы. Это относится к любому участвующему в ней - распоряжается ли он ини­циативой, пользуется ли ею (наступая, отступая или контр-наступая) или уклоняется от борьбы - обороняется. Противоречивость его поведения обнаруживается в обост­ренности ритма - пока и поскольку борющийся занят по­зицией партнера как таковой, он ощущает это противоречие и потому не может быть вполне спокоен и хладнокровен.

Все позиционные наступления качественно отличны от всех деловых наступлений, но между теми и другими нет непроходимой пропасти. Более того, те и другие «в чистом виде» встречаются не чаще, чем в сложных сочетаниях и переплетениях.

Ясность и прочность установившихся взаимоотношений практически не могут быть исчерпывающе полными; пред­ставления двух людей об одном и том же во всех своих звеньях не бывают и не могут быть тождественны. Интересы, вкусы и характер каждого человека, а значит, и его пред­ставления о других людях не стоят на месте; они строятся и развиваются, когда человек специально и не занимается ими.

Позиционная борьба начинается обычно по какому-то поводу, и часто она развивается первоначально вокруг по­вода делового. Он бывает первой частной - как будто бы деловой - темой столкновения, за которой скрывается ис­тинная тема - позиционная. За первым деловым поводом может следовать другой, опять по видимости деловой, за ним следующий, еще и еще. Поводы эти служат основа­ниями для все больших обобщений все более принципи­ального значения, и в них все больше просвечивают позиционные претензии. Так наступающий может дойти и до необходимости открыто выразить свое требование в области взаимоотношений.

Но до такого обнажения своей сущности позиционная борьба далеко не всегда доходит. Она нередко прекраща­ется на том уровне, когда темой столкновения остается еще тот или другой конкретный повод делового содержания. Коль скоро повод всегда конкретен, у партнера есть воз­можность толковать цель наступающего как деловую, пред­метную, даже если он видит, что наступающий имеет в виду вовсе не дело, а взаимоотношения.

Тогда борьба протекает так: один говорит о деле, имея в виду позицию партнера; другой говорит об этом же деле, имея в виду именно его. При этом может быть достигнута догово­ренность о деле. Из-за него бороться уже нет оснований.

Но наступающий не добился своей позиционной цели. Если он не найдет нового повода, то борьба прекратится. Но если он и найдет его - партнер может повторить весь цикл. Он опять может строго держаться дела и даже усту­пать в нем, не уступая в позиции.

Богатство, яркость, убедительность аргументации, пози­ционного наступления - в обилии и конкретности фактов, которыми можно обосновать необходимость для партнера из­менить его позицию. Уязвимость - в том, что конкретные аргументы всегда можно толковать в их предметно-деловом смысле. В использовании этой возможности - сила партнера, уклоняющегося от позиционной борьбы. Она выражается в его упорстве, хладнокровии, выдержке и зависит от твердо­сти занимаемой им позиции - от ясности и категоричности имеющихся у него представлений о себе и о наступающем.

В театре «Современник» в спектакле «Оглянись во гневе» Дж. Осборна так протекают длинные и сложные диа­логи Джимми и Элисон Портер. Джимми (арт. И.В. Кваша) настойчиво ведет к позиционным обобщением - он откро­венно и ярко демонстрирует жене ошибочность ее представ­ления о нем и о себе самой. Но Элисон (арт. А.Б. Покровская), понимая истинную причину неудовлетворенности мужа и неосновательность его придирок, твердо держится дела. В том, что позиция каждого ясна, хорошо укреплена и ис­пользована, раскрываются их цели, а вслед за ними - пси­хологический и социальный смысл происходящей в диалоге борьбы.

Если обе стороны занимаются взаимоотношениями, то позиционная борьба обычно приводит либо к искомому взаимопониманию и согласию, либо к полному разрыву.

Ясность представлений друг о друге и определенность взаи­моотношений достигается, как только одна сторона выразит обобщения, достаточно широкие для окончательных выво­дов другой стороны. Так иногда протекают объяснения в любви подлинно любящих; так же происходят и разрывы отношений, когда обе стороны ясно видят, что дружеские взаимоотношения, существовавшие ранее, стали очевидно необоснованными.

Иногда в борьбе, в которой, казалось бы, обе стороны заняты взаимоотношениями, в действительности одна из них ведет позиционную борьбу провокационно, делая вид, будто заинтересована в отношениях, а по существу пресле­дуя чисто деловую цель. В установлении якобы искомых взаимоотношений противная сторона может охотно идти навстречу, но это не удовлетворит того, кто в действитель­ности хлопочет о деле. Он будет требовать все новых и новых доказательств надлежащего к себе отношения, пока в их число не войдет то предметно-деловое, чего он в дей­ствительности добивается. Позиционный характер такого наступления есть более или менее ловкая маскировка. Так избалованные люди (дети, любовники) капризничают; не располагая деловой аргументацией, они прибегают к пре­тензиям в области взаимоотношений.

Подобным же образом позиционные цели маскируются деловыми. Это то, что называют «придирками». Придирающийся не только говорит о чем-то вполне конкретном, но и занят как будто бы только делом, в то время как в действительности его цель относится к взаимоотношениям.

Так возникают переплетения деловых и позиционных мотивов, входящих в состав разных этапов, звеньев, эпизо­дов борьбы. Но каждое звено в той или иной мере при­ближается либо к позиционной, либо к деловой, в зависимости от того, чем именно и в какой мере занят на­ступающий по существу.

Одна и та же, любая и самая простая, фраза может быть использована как в деловой, так и в позиционной борьбе. «Приходите завтра», «Дайте мне стакан чая», «Я слушаю вас», «Я сделал все, о чем вы просили» и т.д. и т.п. - произнесение любой из этих фраз может быть продиктовано и вполне конкретной деловой целью и целью принудить партнера переменить занимаемую им неверную позицию.

Во взаимодействия людей, часто соприкасающихся друг с другом, легко и постоянно проникают отдельные звенья или мотивы позиционной борьбы. Так, скажем, если од­ному приходится многократно повторять другому одно и то же (просить, напоминать, требовать), а этот другой не от­казывает, но и не выполняет (или неточно, неаккуратно выполняет) должное, то после нескольких повторений об­ращения первого почти всегда бывают воздействиями по­зиционного характера. В них подразумевается обобщение - они говорят не только о том конкретном, что заключено в смысле произносимых слов, но и о поведении партнера, о его обязанностях, о его позиции во взаимоотношениях. Самое распространенное выражение такого позиционного обобщения - появление упрека в словесных воздействиях. Оно характерно в житейском обиходе и для позиционной обороны: человек уже понял все, чего добивается от него другой, и все ему уже сказал, что нужно и достаточно ска­зать в данной ситуации, а этот другой продолжает приста­вать; первому, обороняясь, естественно отбиваться от претензий и настойчивости партнера, имея в виду не только данный случай, но и занимаемую им позицию.

Среди людей, занимающих одинаковое общественное положение в отношении прав, обязанностей и возможно­стей (например, среди студентов одной группы, среди со­служивцев равного служебного положения), позиционные конфликты чаще всего возникают, когда кто-то среди рав­ных так или иначе выражает претензию на такое о себе представление, какого у окружающих нет.

Но равенство объективных условий жизни и реальных возможностей каждого нередко побуждает людей, вопреки их неудовлетворенным позиционным претензиям, жить, ра­ботать или учиться вместе. Тогда деловые взаимоотношения между ними могут продолжаться, а позиционных столкно­вений им приходится избегать. В дальнейшем деловые кон­такты могут привести даже к дружбе, обоснованной общностью интересов.

Но бывает и так, что позиционные претензии оказы­ваются сильнее, и тогда в форме деловых взаимоотношений продолжается скрытая позиционная борьба. Она может тя­нуться месяцы и годы, более или менее осложняя и за­трудняя деловые контакты.

В повседневном обиходе позиционные претензии среди равных обычно не бывают столь значительными, чтобы со­вершенно отвлекать их от дела. Требования к позиции парт­нера не идут дальше наличной ситуации - чтобы он, например, с большим вниманием и уважением слушал то, что ему говорят, или выполнял надлежащим образом то, что он должен делать или уже делает. В таких случаях воз­никают кратковременные позиционные стычки и речь идет не только о деле, но и о характере его выполнения. Это выражается в претензиях такого примерно порядка: «Сколько раз я тебя просил...», «Ты вообще, когда тебе го­ворят...» - «А ты сам должен бы...» - «Я-то давно это по­нимаю, а вот ты...» - «Как же так - ты понял, ведь вот вчера ты обещал...» и т.д. и т.п. Такого рода перебранки - позиционные стычки - наглядно иллюстрируют противонаправленность позиционной борьбы всякому деловому взаи­модействию. Они всегда мешают делу, отвлекают от него, а иногда ведут к обострению даже и тех незначительных не­договоренностей, которые неизбежны и вполне совместимы с продуктивным деловым сотрудничеством. Если же эти, иной раз пустяковые расхождения возводятся в принцип, подводятся под широкие обобщения, то они диктуют и определенное толкование (иногда совершенно ложное) кон­кретных фактов-поступков и слов партнера. Чем меньше связывают людей дела, тем чаще это происходит. Так по­ссорились из-за гусака Иван Иванович с Иваном Никифо-ровичем в повести Гоголя...

Позиционная борьба за близость, доверие, взаимопо­нимание может быть более или менее острой в зависимости от того, какой степени близости с партнером добивается наступающий и сколь значительны препятствия, возникаю­щие на его пути. Партнер может противодействовать, стре­мясь к обратному - к увеличению дистанции, может уклоняться от сближения, предпочитая сохранить суще­ствующую дистанцию; может идти на сближение, но недо­статочно определенно и смело. Так происходят всякого рода примирения, приводящие к положительному результату и не приводящие к нему; так протекают иногда любовные объяснения, успешные и безуспешные.

Такая позиционная борьба имеет с рассмотренной про­тивоположной по содержанию позиционной борьбой в то же время много общего. Здесь опять борющийся имеет в виду нечто более важное, более значительное, чем то, что заключено в смысле произносимых слов и в совершаемых действиях. Борьба опять идет в направлении все больших обобщений; то идеальное, духовное, чего добивается насту­пающий, опять с трудом, иногда особенно мучительным, укладывается в конкретные выражения. «Чем сильнее че­ловек любит, тем труднее ему говорить о любви» (131, стр. 218). Наступающий добивается внешних выявлений иско­мого отношения к себе, но ему опять же важно не то или иное действие или слово сами по себе, а то, как они упо­треблены. Фраза: «Я на вас не сержусь» - может выражать отчужденность и отказ от сближения, а фраза: «Я вам этого никогда не прощу» - может выражать готовность к при­мирению и быть первым шагом навстречу сближению.

То, о чем конкретно (предметно) идет речь в такого рода позиционной борьбе, поэтому опять может быть ис­толковано противной стороной по-деловому; иногда действи­тельное или мнимое понимание партнером позиционных целей наступающего служит ему средством принудить по­следнего более ясно, полно и точно выразить в словах свои истинные позиционные намерения. Прием этот используется иногда в наивном кокетстве. (Так, может быть, например, Марья Антоновна пользуется им в «Ревизоре» Гоголя?)

Борьба за сближение может к сближению и привести. Но если в результате сопротивления другой стороны его не про­изойдет и если сопротивление не провокационное (как, ска­жем, сопротивление Марьи Антоновны Хлестакову), то неизбежно произойдет отдаление - яснее обнаружится суще­ствующее несовпадение в представлениях борющихся о взаим­ных интересах. Поэтому борьба за сближение нередко приводит к позиционной борьбе противоположного типа - к претен­зиям к партнеру, к обвинениям, а они в свою очередь могут привести и к обострению отношений. Так неумеренные стрем­ления к близости ведут иногда к отдалению, например, в се­мейных взаимоотношениях, в разного рода «сценах ревности».

Так как содержание борьбы определяется содержанием ее предмета, то, в сущности, борьба может быть позицион­ной, пока изменений во взаимоотношениях с партнером добивается наступающая сторона.

В сколько-нибудь длительной и настойчивой борьбе за инициативу почти всегда присутствуют мотивы позицион­ные. Перехватывая инициативу у партнера, недослушивая его и не давая ему говорить, борющийся за инициативу тем самым невольно указывает партнеру на неправомер­ность его исходной позиции.

Оборона не определяет предмета борьбы. Но появление в ней позиционных мотивов обычно раздражает наступаю­щего - он видит пренебрежительное, несерьезное отноше­ние к своему делу и к себе. Вслед за этим в его наступлении появляются позиционные мотивы, а если он несдержан, то нередко целиком переходит к «позиции».

В повседневном обиходе зачастую не ясно - то ли люди заняты делом, то ли взаимоотношениями; их пове­дение засорено ничтожными позиционными претензиями, на которых они, впрочем, не настаивают... Но как только цель борющегося проявится с достаточной определенностью - тут же обнаружится принадлежность ее либо к деловым, либо к позиционным.