Экономические проблемы макроисторической стадиальности

Как было показано в гл. 5, для широкого круга научных на­правлений, занимающихся исследованием экономических систем, характерен исторический подход, хотя существо понимания этих систем и критерии макроисторической периодизации развития экономики как цивилизационного феномена могут различать­ся весьма значительно. Политико-экономическая трактовка по­нятия "экономическая система" предполагает исследование содержания и последовательности способов производства, выяв­ление присущей им исторической диалектики производительных сил и производственных отношений. Одновременно должна быть достигнута историческая конкретизация общеэкономических цивилизационных закономерностей и рассмотрена стадиальная спе­цифика структурных форм производственных отношений. Этим определяются задачи данного раздела.

 

12. ДОКАПИТАЛИСТИЧЕСКИЕ СПОСОБЫ ПРОИЗВОДСТВА

12.1. Первобытнообщинный способ производства

Возникновение социальной формы движения и производства. Вопрос о времени возникновения человечества и переходе от био­логического к социально-производственному присвоению явля­ется спорным; это произошло, по различным трактовкам, в ин­тервале от нескольких миллионов до нескольких десятков ты­сяч лет назад. Трудность заключается в определении границы, качественного барьера между предчеловеческой, но еще биологи­ческой по своему существу жизнедеятельностью, и появлением новой, социальной формы движения. Очевидно, что имело место значительное количество переходных форм, но относится та или иная из них к биологическому или уже к социальному уровню, находится она "по ту" или "по эту" сторону границы между ними - это проблема, вызывающая самые разноречивые оценки. Поня­тие "граница" в данном случае, разумеется, весьма условно и, по-видимому, сама "граница" - это очень длительный исторический период, тем более, что различные группы археоантропов, палео­антропов и неоантропов сменяли друг друга после долгих эпох сосуществования в реальном времени и пространстве.

Качественная грань между биологической и социальной жиз­недеятельностью - это изготовление орудий труда. Высшие живот­ные иногда (а некоторые и достаточно часто) используют отдель­ные природные объекты как средства, облегчающие добычу пищи, но делают это, преимущественно, инстинктивно и, что самое главное, - не готовят такие орудия заранее, исходя из абстрактно­го образа будущей деятельности, не совпадающей с текущим су­ществованием. Однако и ранние этапы специальной обработки природных объектов в предвидении их будущего использования в качестве орудий имели много переходных свойств. “Первой фор­мой человеческого труда должна была быть форма, внешне сход­ная с инстинктивной деятельностью животных предков человека, но уже не тождественная ей. Человеческий труд в животнообразной его форме в определенной мере и является инстинктивным. Нo это касается не создания, изготовления человеком орудий труда, а всей остальной его деятельности по добыванию им средств существования, присвоению им готовых продуктов природы... T руд начинается с изготовления орудий труда... Орудием труда является только тот предмет природы, который обработан при помощи другого предмета природы, представляющего собой посредника между изготовителем и изготавливаемым орудием труда. Простое использование готовых предметов природы в их неизменном виде еще не делает этот предмет орудием труда”[456].

Начало изготовления орудий труда есть и начало производст­ва, а вместе с ним - и переход от биологической к социальной форме движения как качественно новому явлению в развитии материи.

Этапы развития производительных сил первобытного хозяйства. Периодизацию первобытного хозяйства можно осуществлять по различным критериям, среди которых исходным является показа­тель степени и форм обработки орудий труда, а также неотдели­мый от него критерий совершенствования главной производитель­ ной силы - трудящегося человека, что в данном случае связано с биологической эволюцией - развитием мозга, мышления, речи[457]. Поскольку решающую роль на ранних этапах человеческой исто­рии играли каменные орудия труда (хотя использовались также деревянные и костяные), то рассматриваемую эпоху определяют как каменный век, в рамках которого выделяют древнекаменный век (палеолит), средний каменный век (мезолит) и новый камен­ный век (неолит). Два последних периода составляют, по времени их существования, несколько процентов (а, может быть, даже и доли процента) от времени существования палеолита, в пределах которого, в свою очередь, основной временной интервал прихо­дится на его древнейшую часть - "нижний палеолит" - и гораздо меньшая относительная доля времени - на средний и верхний палеолит (каждый из них, однако, по абсолютной длительности многократно превосходит мезолит и неолит). В эпоху нижнего палеолита применялись, главным образом, грубо обработанные (оббитые, сколотые) универсальные каменные орудия. "Триединство: примитивно обработанных каменных орудий труда с их ограни­ченными производственными возможностями; предметов труда, замкнутых в от­носительно ограниченном круге готовых продуктов природы; рабочей силы воз­никшего стада людей с их относительно слабой физической силой и примитивны­ми, еще только проясняющимися духовными способностями, составило произво­дительные силы сообщества возникших людей. Эти появившиеся первобытные про­изводительные силы были первыми производительными силами в истории чело­вечества"[458].

Предположительно в период среднего палеолита человек овладел способами искусственного добывания огня (свойства не­управляемого природного огня эпизодически использовались и ранее в течение многих сотен тысячелетий). Тот факт, что люди "принуждены были оббивать камни камнями, несет в себе и раз­гадку появления у них огня. Искры сыпались в большом количе­стве при ударах друг о друга кремней и других пород"[459]. Собира­тельство и охота были преимущественными способами добыва­ния пищи; с течением времени возникло и рыболовство. Формы охоты значительно усовершенствовались и усложнились в мезо­лите, когда широкое распространение получили лук и стрелы.

Важным показателем развития первобытного хозяйства и его производительных сил является эволюция форм человеческих со­ обществ. К числу последних традиционно относят первобытное человеческое (предчеловеческое?[460]) стадо, родовую (кровнородст­венную) общину, соседскую общину. Первобытное стадо транс­формируется в родовую общину предположительно в среднем па­леолите; родовая в соседскую - в позднем неолите. Первый пере­ход, по-видимому, был связан и со сменой биологических видов гоминид; второй осуществлялся как сугубо внутрисоциальное яв­ление (у отставших социумов этот переход не завершился вплоть до настоящего времени). Эволюция форм человеческих сообществ была неразрывно связана с развитием как орудий, так и форм организации труда.

Для экономической теории ключевое значение имеет периодизация первобытного производства по критерию формы связи с окружающей природной средой. Данный критерий обусловливает выделение двух основных последовательных этапов первобытно­го хозяйства - присваивающего и воспроизводящего. Первое гос­подствовало вплоть до "неолитической революции"; второе как устойчивая система - результат этой революции. В условиях при­сваивающего хозяйства люди потребляют продукты природы, не влияя на их воспроизводство (или влияя пассивно, самим фактом потребления). От животных их отличает при этом использование специально изготовленных орудий труда в целях облегчения форм присвоения природных объектов и приспособления этих объектов к потреблению; но в то же время пассивный характер присвоения выступает как общая черта хозяйствования людей и жизнедея­тельности животных.

Качественно иной характер имеет воспроизводящее хозяйство, в системе которого люди сознательно и целенаправленно форми­руют условия и координируют природные факторы в целях произ­водства необходимых им продуктов. Исторически первыми форма­ми воспроизводящего хозяйства были земледелие (растениеводст­во) и скотоводство. "...Теперь выяснилось, что становление произ­водящего хозяйства в Старом Свете сразу произошло в комплекс­ной земледельческо-скотоводческой форме, а скотоводство обосо­билось довольно поздно. Только во II тысячелетии до н.э., т.е. по­чти через тысячу лет после возникновения первых государств, по­явились племена, в хозяйстве которых доминировало скотоводст­во. Становление же кочевого скотоводческого хозяйства произо­шло еще позднее, на рубеже II и I тысячелетий до н.э."[461] Возникновение воспроизводящего хозяйства резко повысило сте­пень независимости общества от внешней природной среды и по­требовало дальнейшего совершенствования орудий труда. Просшедший переворот в производительных силах был столь глубоким, что, по мнению ряда исследователей, именно с ним следует соотносить необратимость утверждения социальной формы движения[462].

Хотя первоначально появление воспроизводящего хозяйства имело очаговый характер, но переход к данной экономической форме означал общецивилизационный скачок. Некоторые ученые полагают, что причины уже этого перехода были глобально обу­словлены, поскольку для ведения присваивающего хозяйства тре­буются значительные территории. Так, даже для поддержания су­ществования столь малочисленной человеческой группы, как со­общество из 10-15 человек, требуется в условиях присваивающего хозяйства территория площадью не менее нескольких сот квад­ратных километров при среднем радиусе дневных передвижений 8-12 км. При всех вариациях разновидностей присваивающего хозяйства (собирательство, различные виды охоты, рыболовство), указанные математические порядки сохраняют достаточную ус­тойчивость[463], поэтому, когда подавляющая часть пригодных для присваивающей экономики территорий была освоена, возникла и объективная необходимость качественного изменения методов хозяйствования при дальнейшем росте количества и плотности населения. Возможность для этого была создана посредством более совершенных орудий труда, появившихся в эпоху неолита. Вы­сказываются аргументированные предположения о том, что пер­воначальное возникновение воспроизводящего хозяйства не было связано с резким увеличением объемов создаваемого продукта и уровня потребления, - но оно обеспечило возможность, по край­ней мере, прежнего уровня на порядково меньшей площади экономической деятельности. Если уже причины перехода к воспро­изводящему хозяйству имели глобальный характер, то в еще боль­шей степени это относится к последствиям данного экономичес­кого переворота.

Производственные отношения первобытного строя. Единство производительных сил и производственных отношений предстает в условиях первобытного строя в форме непосредственной наглядности: собирательство и охота с присущими им орудиями труда и способами функционирования рабочей силы воплощают и не­обходимость очевидных форм производственных взаимоот­ношений людей. «Первобытные производственные отношения отношения по производству, возникая вместе с первобытными производительными силами, появились, в сущности, в неотдифференцированном еще от последних виде. В первобытном мате­риальном процессе производства "тонуло" различение имманент­но присущих общественному труду взаимосвязанных и взаимообусловливающих друг друга его сторон»[464].

Исходной основой жизнедеятельности первобытного общест­ва, на которой формировались и свойственные ему производст­венные отношения, была всеобщность труда. Только посредством постоянного и напряженного труда всех членов общины (начиная с детей, способных выполнять простейшие виды работы) можно было добиться биологического и социального воспроизводства[465]. В большинстве случаев и сверхнапряжения оказывалось недоста­точно для выживания, о чем свидетельствует факт вымирания всех форм реликтовых гоминид, обусловленный, по-видимому, не толь­ко нишевой конкуренцией с возникающими более высокооргани­зованными видами, но и исключительной сложностью условий жизни существ, уже оторвавшихся от биологических, но еще не способных в полной мере использовать социальные факторы вы­живания.

Ключевое значение для возникновения такого социального явления, как производство, имела первобытная кооперация труда, являвшаяся и основой движения производительных сил, и всеоб­щей организационной формой производственных отношений и отражавшая их отмеченное выше непосредственное единство.

Присвоение (потребление) продуктов природы на территории обитания общины, будучи первой формой производства, высту­пало, вместе с тем, и как первая форма собственности. ("Отношение к земле как к собственности в самой первоначальной форме означает: находить в ней сырье, орудие и жизненные средства, созданные не трудом, а предоставленные самой землей"[466].) От­дельный человек не существовал как социальное явление вне об­щины; присвоение условий и результатов производства могло осу­ществляться лишь посредством общинной собственности. И ин­дивидуальное производственное использование орудий труда, и особенности индивидуального потребления опосредствовались отношением данного индивида к общине как целому[467]. Переход­ный биосоциальный характер имело разделение территории между общинами: наряду с признаками биологического распределения кормовой площади, здесь начинают формироваться социальные взаимосвязи коллективной собственности. Возникающие социаль­ные закономерности ограничивались, преимущественно, рамка­ми некоторой данной общины, внутри которой и зарождался соб­ственно социальный мир, развивались элементы социальной фор­мы движения.

Для первобытного способа производства, в целом, характерно уравнительное распределение. Поскольку условием выживания от­дельного человека было выживание общины как целого, то про­порциональное несоответствие доли трудового вклада и доли по­требления не только воспринималось как нормальное и справед­ливое явление, но просто было необходимым условием сохране­ния жизни, в том числе - и для более сильных и искусных членов общины. Хотя абсолютной уравнительности, разумеется, не могло существовать, и более производительные работники неизбежно должны были иметь некоторые привилегии в потреблении, но привилегии эти ограничивались необходимостью поддержания жизни каждого члена общины. Чем в большей мере каждый индивид заботился о других, тем выше были шансы выживания данной общины и ее преимущества в конкуренции с иными об­щинами. Альтруизм составляет один из атрибутов социальности; человечество как биологический вид, воплощающий социальность сформировалось посредством альтруизма. Этим обусловлена принципиальная односторонняя ограниченность концепций "естественного человека" (и "экономического человека", в частности) определяющих в качестве его основного свойства эгоизм. В дей­ствительности, биосоциальный дуализм человека находит одно из проявлений в диалектике альтруизма и эгоизма; первый воплоща­ет субстанцию социальности и в общеисторическом плане высту­пает как ведущая сторона; второй, имея корни в биологической дискретности жизнедеятельности индивида, приобретает преоб­ладающее значение в рамках исторического существования "атомизированного" производства и частной собственности как их биосоциальная трансформация.

Разложение первобытного строя и возникновение частной собственности. "Неолитическая революция" в орудиях труда с течением времени имела два важных следствия: появилась воз­можность ведения хозяйства обособленными группами (семьями) внутри общин, и объемы результатов производства превысили уро­вень необходимого продукта. Оба данных явления способствова­ли возникновению социально-экономической неоднородности в рамках общин и их последующему разложению. Переходной фор­мой от родовой к соседской общине была, по-видимому, семей­ная (большесемейная) организация хозяйства внутри рода, когда в общинном владении оставались основные охотничьи угодья, паш­ни, пастбища, в то время как индивидуальные орудия труда, се­мейные жилища и приусадебные участки во все прогрессирую­щей степени выбывали из системы родовой собственности. В свою очередь, собственность семей также трансформировалась таким образом, что сначала ее представителем, а затем и единственным полноправным субъектом становился глава семьи. По разным причинам развивается экономическая дифференциация семей.

Появление прибавочного продукта способствовало и возник­новению такой формы социальной неоднородности, как приви­легии верхушки общины в присвоении этого продукта. Фактора­ми, содействующими зарождению и последующему закреплению экономических преимуществ, могло быть выполнение функций общей организации работ, хранения общинных запасов[468], организация военных набегов, выполнение жреческих и иных подобных им функций. Возникая на основе общинной традиции управле­ния распределением и потреблением необходимого продукта, со­ответствующие механизмы управления движением прибавочного продукта со стороны хозяйственных руководителей или военных вождей постепенно превращаются в систему присвоения чужого труда, т.е. в систему эксплуатации как рядовых общинников, так и становящихся рабами пленных.

Данные процессы развивались весьма медленно, в течение многих тысячелетий; они осуществлялись посредством множест­ва переходных форм (среди которых наиболее известные - прину­дительное изъятие общиной "излишков" богатств отдельных се­мей сверх некоторой общепризнанной "нормы", "добровольные" дары и празднества, пиры, выступающие как способы перерас­пределения богатств между семьями). Фактическое неравенство и многочисленные привилегии верхушки общины в течение про­должительного времени сочетались с исполнением представите­лями этой верхушки функций производительного труда; сохраня­лась внешняя форма организации производственного процесса как осуществляемой руководителями в интересах всей общины. Однако общеисторическая закономерность обособления производства и присвоения в рамках общин неизбежно проявляла себя; истори­ческий вектор обособленного хозяйствования был объективно ори­ентирован на перерастание семейного и индивидуального владе­ния в частную собственность. Одновременно появляется разли­чие, а затем - разделение и противопоставление труда и собствен­ности. Возникновение частной собственности и эксплуатации оз­начало разложение первобытнообщинного способа производства и зарождение классового общества.

В роли основного надстроечного фактора, влияющего на про­изводство, выступают в условиях первобытного строя коллектив­но-мифологическое сознание, традиции и обычаи, постепенно приобретающие форму обычного права. Дальнейшее развитие обычного права, представляющего собой переходную форму меж­ду собственно обычаем и законом, отражает в надстроечной сфере переходный характер производственных отношений в условиях разложения первобытнообщинного способа производства

На базе необходимого продукта эксплуатация как воспроизводственный механизм была невозможна, т.к. изъятие элементов данного продукта означало бы невозможность поддержания физического существования работника. Устойчивое воспроизводст­во прибавочного продукта достигается лишь при переходе от при­сваивающего хозяйства к земледелию и скотоводству. Утвержде­ние социального неравенства и эксплуатации требует перехода от общинной к иной системе социальной организации, защищаю­щей интересы появившихся частных собственников. «Окончатель­ное складывание классового общества, на базе даже высокоспе­циализированного присваивающего хозяйства было, по-видимо­му, все же невозможно; во всяком случае, науке ни один такой случай не известен. Это и позволяет говорить о том, что классо­вое общество, в конечном счете, могло сложиться лишь на основе хозяйства производящего... В принципе можно говорить о трех этнографически зафиксированных главных путях, которыми шел политогенез. Эти пути с определенной долей условности можно определить как военный, аристократический и плутократический, имея при этом в виду, что едва ли и здесь существовали "чистые формы"»[469]. Диалектика классо-, полито- и правогенеза привела к возникновению государства, которое, однако, еще долго опира­лось на трансформированную и подчиненную соседскую общину как производящую единицу.

Возникновение классово-государственного общества означа­ло качественный скачок в развитии цивилизации, в результате которого "социальное время" первобытных общин "остановилось"; из сущностных и самодостаточных социальных единиц они пре­вратились в "первобытную периферию". Дальнейшая эволюция сохранившихся общин, в политико-экономическом и стадиаль­но-историческом плане, обусловлена не их внутренними законо­мерностями, а внешним влиянием высших форм цивилизации[470].

12.2. Рабовладельческий, способ производства

Производительные силы и производственные отношения рабо­ владельческого строя. Рассмотренные в предыдущем параграфе процессы хозяйственного обособления семей, роста прибавочно­го продукта и возникновения имущественного неравенства зна­чительно усилились при переходе от неолита к энеолиту (медно-каменному веку), а затем - к "бронзовому веку" (примерно 6-5 тысяч лет назад) и "железному веку" (4-3 тыс. лет назад). Эпизо­дические и несовершенные формы выплавки и обработки метал­лов сменяются постоянно развивающейся и более искусной тех­нологией. Переход от каменных к металлическим орудиям труда означал огромный скачок в развитии производительных сил; на основе обработки земли металлическими орудиями резко возрос­ла производительность труда. Устойчивое воспроизводство при­бавочного продукта обусловило и расширенное воспроизводство привилегий в его присвоении, что в конечном итоге привело к разделению общества на классы рабов и рабовладельцев.

Как отмечено выше, основными путями возникновения раб­ства было превращение в рабов военнопленных (которых ранее убивали, отсюда - один из первых терминов для обозначения ра­бов - "живые убитые") и закабаление рядовых общинников хо­зяйственно-жреческой верхушкой, превращающейся сначала в привилегированную группу в рамках общины, а затем – наряду с верхушкой родовой аристократии - в рабовладельцев. Оба главных варианта формирования рабства взаимодействовали и дополняли друг друга. "По-видимому, самой ранней из известных форм раб­ства было возникавшее из адопции военнопленных в семейные коллективы победителей (военные действия несомненно были первичными источниками появления рабов)... Существенно при этом, что адопция происходила преимущественно в семьи пред­водителей, чем создавались дополнительные предпосылки для за­крепления статуса последних"[471].

Первоначальное семейное (или "патриархальное") рабство имело относительно легкие формы - рабы трудились вместе с хозяевами и, по существу, находились на положении младших неполноправных членов семьи. Сказывалось и влияние формально сохраняющейся общинной собственности: статусу рабов была присуща двойственность, они одновременно являлись рабами общины как целого и рабами (или неполноправными членами) некоторой семьи. Во втором-третьем поколении потомки общинно-семейных рабов, как правило, превращались в полноправных об­щинников.

Однако на смену системе общинно-семейного рабства при­шли более развитые формы рабовладения, для которых характер­но резкое противопоставление и классовая поляризация труда и собственности. Противоречие между производством и потребле­нием приобретает при этом форму антагонистического противо­стояния класса рабов, за которыми закрепляется функция непо­средственного производства благ, и класса рабовладельцев, осу­ществляющих первичное присвоение и потребление благ и позво­ляющих рабам включаться в процесс потребления постольку и в такой форме, поскольку и в какой это необходимо для воспроиз­водства их рабочей силы и ее дальнейшего функционирования в целях обеспечения интересов рабовладельцев[472]. Рабы находятся в полной собственности рабовладельцев, представляют собой "го­ворящее орудие", некую разновидность инструмента, функцио­нирование и само существование которого полностью определя­ется волей собственника[473]. Отношение (противоречие) между ра­бами и рабовладельцами выступает как основное производствен­ ное отношение (противоречие) данного строя. Производство раба­ми, являющимися объектом полной собственности рабовладель­цев, максимума прибавочного продукта в интересах последних выступает как свойственный рабовладельческому способу произ­водства формационно-исторический вариант основного экономи­ческого закона.

Эксплуатация рабов имеет прямой, открытый, непосредственный характер; в качестве стимулов к труду выступают формы прямого физического насилия, принуждения, различного рода наказания[474], вплоть до убийства. Такая общеэкономическая орга­низационная форма, как кооперация труда, становится принуди­тельной кооперацией, насильственным объединением и коорди­нированием действий непосредственных производителей, осущест­вляемым рабовладельцем или его представителем. Рабы трудятся под надзором и по команде тех же субъектов управления и полу­чают за свой труд возможность сохранения биологического суще­ствования и потребления необходимого продукта. Данная система взаимосвязи труда и собственности порождает незаинтересован­ность непосредственных производителей в результатах труда, не­гативное отношение к самому процессу труда, к его орудиям, вос­принимаемым в качестве средств эксплуатации[475]. У рабов не только отсутствует заинтересованность в более эффективном использо­вании земли, орудий труда, но и имеется объективное стремление к уничтожению (при возможности) этих орудий[476]. Попытки вы­звать у рабов материальную заинтересованность в результатах их труда, поощрить их морально за хорошую работу, организовать со­ревнование между ними отражали уже условия кризиса рабовладе­ния и не воплощали сущностные закономерности этого строя[477].

В эпоху рабовладения господствовали натуральные формы хо­зяйствования, преимущественно, в виде замкнутых аграрных хозяйственных единиц. Вместе с тем, развивалось и разделение труда, что порождало товарно-денежные формы экономических связей. Они, с одной стороны, использовались рабовладельцами для приобретения товаров иноземного происхождения, предметов роскоши; с другой - эти отношения (особенно ростовщичество) подрывали и разлагали натуральный базис рабовладельческого хозяйствования, чем порождалось стремление к их ограничению и всестороннему регулированию[478]. Функция регулирования возла­галась на государство, что, наряду с его главной задачей по обес­печению повиновения рабов, обусловило специфику экономичес­ких сторон государственности на разных этапах эволюции рабо­владельческого строя. Негативная психологическая установка в отношении товарно-денежных форм экономических связей явля­лась одной из доминантных особенностей рабовладельческой куль­туры. Достаточно вспомнить оценки Аристотелем натурального хозяйства ("ойкономии") как "истинной", "естественной" фор­мы создания богатства; Ювенал высмеивал присущее многим его современникам стремление хвастаться купленными на рынке про­дуктами как якобы произведенными в собственном хозяйстве; популярны были представления о принципиальной предельности допустимых форм богатства, что отражало особенности системы натурального потребления и в сочетании с распространенным мотивом "зависти богов" вело к неоднозначности оценок "из­лишка" благ даже собственного трудового происхождения[479].

Стадии развития рабовладельческого способа производства. Рабовладельческий строй прошел в своем развитии две основные стадии, которые обычно определяются как "древневосточное" и "античное" рабство. Древневосточное рабство (названное так в связи с возникновением первых очагов рабовладельческой цивилизации в Египте, Двуречьи и других древневосточных центрах) было основано на бронзовых орудиях труда, в связи с чем земледельческое хозяйство получило развитие в долинах рек с мягкими почвами ("бронзовый век в ирригационном хозяйстве"). Данная форма социума возникла вначале как социально-экономическая система, организующаяся вокруг общинных культовых центров - храмов ("храмовое хозяйство"). Жрецы, выделившиеся из числа рядовых общинников, выступали как организаторы и руководите­ли ирригационных и иных хозяйственных работ; храмы были мес­том хранения собранного общиной урожая и страховых запасов. С течением веков жрецы из простых представителей общины все в большей мере превращались в субъектов первичного присвое­ния прибавочного продукта, т.е. в собственников, а рядовые об­щинники - в подчиненных и зависимых работников.

Накопленные в храмах богатства часто использовались как материальный ресурс для внешней экспансии, в ходе которой первостепенную роль получали военные вожди. Они имели воз­можность приобретения собственных богатств во время завоева­тельных походов; на базе этих богатств и находящейся в их распо­ряжении военной организации вожди начинают осуществлять дей­ствия по подчинению жречества и захвату монархической власти. В большинстве случаев это им удается, но в компромиссной фор­ме - вожди провозглашаются верховными жрецами либо обожест­вляются, жрецы превращаются в государственных чиновников, сохраняющих в своих руках реальный контроль над производст­вом и присвоением его результатов. Возникает социальная систе­ма восточной деспотии.

Для восточной деспотии характерно сохранение общинной организации производства с превращением общинников в госу­дарственных рабов; система коллективного рабовладения, когда фактическими собственниками, реальными первичными субъек­тами присвоения прибавочного продукта являются государствен­ные чиновники (жрецы) при номинально-юридическом призна­нии верховным, всеобщим и единственным собственником обожествляемого монарха; государственное управление производственным процессом. Трансформированная община и зарождающееся частное хозяйство находятся под контролем государства прежде всего - в экономическом отношении.

Экономика "эталонных" социумов данного типа характеризуется "всеобъемлющей системой централизованного распределения рабочей силы"[480] (а также ее перераспределения), государст­венной системой материально-технического обеспечения произ­водства и текущего оперативно-хозяйственного управления им[481] государственным распределением прибавочного продукта; всеобъ­емлющим, тотальным экономическим учетом и контролем на всех стадиях воспроизводственного процесса[482]. В ряде случаев имели место государственная монополия торговли, особенно внешней, а также ограничение или даже запрещение частной наживы. При­бавочный продукт приобретает нерасчлененную форму ренты- налога, воплощающую синтетическую базисно-надстроечную при­роду государства как собственника и политического суверена. "Если... государство непосредственно противостоит непосредст­венным производителям... в качестве земельного собственника и, вместе с тем, суверена, - то рента и налог совпадают... Государст­во здесь - верховный собственник земли. Суверенитет здесь - зе­мельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе"[483].

Отмеченные явления, отражающие переходный характер древ­невосточных деспотий, наличие в них значительного круга пережитков первобытного строя, не позволяют, вместе с тем, трактовать социум данного типа как некую разновидность многократно увеличившейся в размерах общины. При выявлении социальной природы возникшей государственности обнаруживается качест­венная трансформация общественных отношений. Древневосточ­ное деспотическое государство - это не "большая община", а иной в сравнении с общиной тип социальной организации, характери­зующийся появлением новой исторической формы отношений между производителями и собственниками[484]. Роль общецивилизационной "точки роста" древневосточное рабство выполняло в качестве первой стадии рабовладельческого строя; различные ее модификации продолжали существовать и в последующие эпохи; иногда эти модификации обобщенно определяют как "азиатский способ производства", хотя они проявили себя во всех частях све­та, кроме Австралии. В цивилизациях доколумбовой Америки, в Китае, Индии, странах Ближнего и Среднего Востока, в Север­ной Африке "азиатский способ производства" с некоторыми ва­риациями просуществовал вплоть до прихода европейцев, а в ряде мест - до начала XX века. При этом все изменения производи­тельных сил в течение четырех тысячелетий совершались "в рам­ках одного и того же определяющего качества - природообусловленного полунатурального общественного производства, главной и важнейшей отраслью которого оставалось рутинное сельское хозяйство, основанное на ручной технике и маломощной энерге­тической базе"[485].

Существует и такая разновидность концепции "азиатского спо­соба производства", которая трактует эту стадию исторического развития как качественно особый способ производства ("общин­но-теократический" и т.п.). Однако определенный уровень про­изводительных сил и объективная необходимость соответствующего исторического этапа социально-экономического развития не составляют атрибутивных характеристик самостоятельного способа производства; названные черты присущи и стадиям отдельных способов производства. Сущность же основного производст­венного отношения в системе как древневосточного, так и последующих форм рабства, едина.

Полная реализация возможностей и противоречий рабовла­дельческого способа производства была достигнута на его второй, высшей стадии, получившей название "античного рабства", центры которого оказались сосредоточены в Древней Греции и в Древнем Риме; просуществовала данная форма рабовладения примерно тысячу лет - с середины I тысячелетия до н.э. - до середины I тысячелетия н.э. Важнейшей особенностью производительных сил античной цивилизации был переход к повсеместному использова­нию железных орудий труда; это позволило преодолеть зависи­мость земледельческого хозяйства от мягких почв речных долин, и земледелие распространилось на более широкие регионы, про­двинулось на север. На смену точечно-очаговым центрам эконо­мической цивилизации приходит земледельчески-скотоводческое хозяйственное освоение почти всех прибрежных районов Среди­земноморья.

Совершенствование орудий труда способствовало и дальней­шему экономическому обособлению производящих единиц; кол­лективное рабовладение сменяется, в качестве господствующей формы, частнохозяйственным. Однако преемственность с пред­шествующими социальными формами сохранялась, тем более, что традиция оставалась одной из главных форм социального автори­тета и обоснования законности. Реликты общинной собственнос­ти и коллективного рабовладения проявлялись в совместной соб­ственности совокупности полноправных граждан на государствен­ную землю и государственных рабов. Хотя по мере эволюции анти­чного общества эти реликты, черты своеобразного общинно-част­ного дуализма, все в большей степени формализовались, и со­вместная собственность всех свободных граждан превращалась, фактически, в собственность лишь верхушки класса рабовладель­цев, но юридическая оболочка и идейно-психологическая уста­новка в отношении данной собственности как совместной сохра­нялась. Несмотря на утверждение частного хозяйства, высшие атрибуты собственности соотносились с государственными социальными структурами; в экономические отношения "государство вмешивалось не только как суверен, но и как верховный собст­венник"[486]. Более широко распространились и товарно-денежные отношения; хотя и продолжалось преобладание натурального хо­зяйства[487], но степень товарности типичных рабовладельческих имений росла; появились даже полностью ориентированные на рынок хозяйственные единицы (ремесленные мастерские, приго­родные виллы узкой специализации - птицеводческие, цветовод­ческие и т.п.).

Развивался и рынок рабов[488], однако важнейшей чертой этого рынка было формирование его посредством неэкономических ме­тодов - главным образом, за счет превращения в рабов военноп­ленных. Военная эксплуатация окружающей первобытной пери­ферии составляла поэтому фундаментальное условие существова­ния античного рабовладения[489]. Оно могло развиваться только при наличии сильной армии и успешных внешних войн. Идеологи­ческим обоснованием такой хозяйственной системы было стрем­ление представить все народы, кроме собственного, в качестве "рабов по природе"[490].

Античное рабство прошло два основных этапа эволюции - полюсный - с преобладанием небольших хозяйственных единиц, и державный - когда в рамках крупных государств (эллинистических монархий, римской республики и империи) получили распространение крупные хозяйственные комплексы вплоть до гигантских латифундий. Для последнего этапа важной проблемой становится поиск оптимальных размеров имений. ("Хорошо такое соотношение между размерами, когда имение по усадьбе, а усадьба по име­нию, а не так, как это было совсем недавно у Луция Лукулла и Квинта Сцеволы, показавших в одно и то же время противопо­ложные примеры: у Сцеволы усадьба не вмещала урожая, а у Лу­кулла усадьбу не вмещало имение. За это был ему сделан выговор цензором, заметившим, что тут больше метут, чем пашут"[491].)

Античное общество явилось крупным шагом на пути разви­тия мировой цивилизации; на базе полного выявления потенций рабовладельческого хозяйства оказались возможны выдающиеся достижения в сферах культуры, искусства и науки. Начиная с анти­чной эпохи, формируется особый путь европейской цивилизации, так называемое "европейское чудо", с возросшей динамикой раз­вития и "уплотненным" социальным временем.

Кризис и разложение рабовладельческого хозяйства. Условием успешного функционирования античной, и особенно римской, рабовладельческой системы было оптимальное соотношение круп­ного и мелкого хозяйства в аграрном секторе экономики. Это объ­ясняется тем, что приток рабов зависел от успеха внешних войн; ударную же силу армии, ее костяк составляли мелкие зем­левладельцы[492]. Пока их количество было значительным, армия действовала успешно, и масса поступающих в страну рабов иногда превышала возможности их производительного использования.[493].

Однако увеличение количества рабов, как правило, сопровож­далось их неравномерным распределением между свободными гражданами, концентрацией в руках более богатых рабовладель­цев. Это усиливало имущественную дифференциацию среди сво­бодного населения; в результате притеснений со стороны богатых соседей и невозможности конкуренции с крупными хозяйствами, основанными на хищнической эксплуатации труда рабов, мелкие хозяева разорялись и стекались в города[494]. Здесь они составили особый слой свободных бедняков, "пролетариев", ведущих пара­зитическое существование за счет подачек от государства[495].

Но превращение бывших мелких собственников земли (и час­то - мелких рабовладельцев) в пролетариев ослабило армию, на­метились симптомы военных неудач. Паллиативный выход был найден в форме военной диктатуры, цезаризма и перехода от рес­публики к империи. Солдаты, в том числе наемники из числа свободного населения, воевали в качестве потенциальных, буду­щих рабовладельцев, так как после успешных кампаний ветеранам раздавались земли и рабы. Но эти солдаты сражались уже не за отечество, а за своего военного вождя, что и предопределило изменение формы государственного устройства. Временное воз­рождение мелкой и средней рабовладельческой собственности не отменило действия объективной тенденции концентрации земель­ных владений: в первые века нашей эры возникают огромные ла­тифундии[496]. Мелкая собственность вновь вытесняется; боеспособ­ность армии уменьшается, в то время, как сила племен пограничной первобытной периферии растет: в постоянных столкновениях с мощной военной машиной империи эти племена совершенствуют свое боевое искусство и приобретают опыт. Приток рабов иссякает, наступает кризис рабовладельческого хозяйства[497].

Возникает необходимость стимулирования труда рабов ины­ми методами, кроме наказаний. Простой дифференциации по­требления оказывается недостаточно. Начинаются поиски новых способов организации труда непосредственных производителей - им предоставляют в хозяйственное пользование небольшие участки земли (парцеллы) на территории рабовладельческих имений, не­обходимые орудия труда, скот и права на присвоение части производимой продукции (пекулий). Возникают элементы государст­венного регулирования форм эксплуатации; в эпоху Антонинов уже появляются запрещения убивать рабов. Данная хозяйствен­ная система способствовала приближению фактического положе­ния рабов к статусу колонов (которые в качестве мелких аренда­торов-издольщиков существовали и ранее); и, в то же время, уси­ливается зависимость колонов от крупных землевладельцев, фор­мируются отношения не только экономической, но и личностной зависимости прежде свободных колонов. Данные явления, в со­четании с тенденциями натурализации хозяйства, свидетельство­вали о зарождении переходных, пострабовладельческих экономи­ческих укладов[498].

Между тем, "варвары" во время своих учащающихся вторже­ний полностью освобождают и рабов, и колонов, уничтожают ра­бовладельческое хозяйствование и самих рабовладельцев. Слабею­щая армия все с большим трудом отражает эти вторжения. Те, кого считали "рабами по природе", т.е. племена первобытной пе­риферии, находят союзников во "внутренних" рабах (последние неоднократно во время осад городов открывали ворота "варва­рам", не имевшим осадной техники). Крушение античного рабовладения стало неизбежным, что убедительно аргументировал, на­пример, А.Сен-Симон: «Римляне называли варварским все, что не было римским, и говорили: "Для варваров цепи или смерть". Тот же антигуманный принцип был еще ранее усвоен греками... Греки и римляне, поставив себя в положение врагов человечест­ва, должны были в конце концов быть покорены и уничтожены как политическое общество. Ибо, несмотря на превосходство в военных способностях и в умственном развитии, они были слабее остальной части человечества, которую они объединили против себя, объявив всех иноземцев своими врагами... Варварские наро­ды оказали огромную услугу человечеству, совершенно разрушив общественную организацию, установленную греками и римляна­ми»[499]. Разрушение рабовладельческой общественной организации, исчерпавшей возможности своего развития, явилось формой ми­ровой социальной революции, посредством которой осущест­вился переход к формационно более высокой и совершенной сис­теме хозяйствования[500].

 

12.3. Феодальный способ производства

Производительные силы феодализма. При переходе к феода­лизму энергетическая база производства и орудия труда измени­лись, в сравнении с рабовладельческой эпохой, незначительно, хотя шире стала использоваться тягловая сила животных на па­хотных и иных работах. Однако заметную трансформацию пре­терпели количественные и качественные параметры землепользо­вания. Если, например, в античную эпоху в Европе очаги цивили­зации узкой каймой тянулись вдоль средиземноморского побере­жья, и так продолжалось в течение более чем тысячелетнего пе­риода, то уже первые века феодализма ознаменовались распро­странением пашенного земледелия практически по всей территории Западной, Центральной и на значительной части Восточной Европы. Поскольку земля сохраняла роль основного средства производства, то многократное расширение площадей, вовлеченных в систему технологически упорядоченного землепользования в сочетании с совершенствованием севооборота, явилось своеобразной формой качественного скачка в развитии производитель­ных сил, что не могло не оказать соответствующего воздействия на производственные отношения.

В этих условиях оказалась невозможной организация трудо­вых отношений посредством прежних методов, основанных "на одностороннем притоке рабов из окружающих варварских общин первобытной периферии"[501]. Зарождался новый тип экономичес­кой цивилизации, и требовался адекватный ему новый социаль­но-экономический механизм функционирования главной произ­водительной силы - трудящегося человека. Потребовалось изменение стимулов к труду - в качестве их необходимой черты начинают выступать элементы экономической заинтересованности. Существенно возрастает, в сравнении с рабством, степень свобо­ ды производителей в организации процесса труда, утверждается система внутрихозяйственного воспроизводства рабочей силы. "Крестьяне и ремесленники средневековья являются закономер­ной ступенью в процессе раскрепощения личности"[502].

Появление элементов заинтересованности непосредственно­го производителя в результатах труда; изменение характера функ­ционирования рабочей силы, обусловленное ростом степени сво­боды (а соответственно - и инициативности) субъекта труда, - выступает как форма появления новых элементов производитель­ных сил. Методы хозяйственного использования основного сред­ства производства - земли, характер функционирования рабочей силы и в целом производительные силы феодализма не требовали "того полного раскола человечества на две противоположные по­ловины, на народы-вампиры и народы-жертвы, как древний ра­бовладельческий мир. Феодальный строй распространился на огромнейшие массивы народов земли"[503]. Производительные силы феодализма обусловили историческую специфику основного производственного отношения и всей их системы.

Производственные отношения феодального строя. Взаимосвязь труда и собственности проявляется при феодализме через произ­водственные отношения двух основных классов - зависимых крес­тьян и феодалов. Степень зависимости крестьян была различной; в условиях развитых форм данного строя крестьяне были при­креплены к земле, являлись крепостными, и без разрешения фео­дала не могли покинуть хозяйство[504]. Экономическая зависимость крестьян от феодала заключалась в том, что, на основе отноше­ний феодальной собственности на землю, созданный трудом крес­тьян прибавочный продукт изымался в пользу феодала в форме феодальной ренты. Последняя существовала в двух основных ви­дах: как отработочная рента (барщина) и оброчная, которая, в свою очередь, выступала в разновидностях натурального и денежного оброка.

Механизм отработочной ренты предполагал разделение при­надлежащей феодалу хозяйственно эксплуатируемой земли на две части: на одной велось собственное хозяйство феодала, на другой - хозяйство крестьян. Работы в хозяйстве феодала осуществляли­сь крестьянами, результаты труда которых присваивались феода­лом; крестьяне же присваивали результаты труда на предостав­ленных им в условное хозяйственное использование участках. Ко­личество барщинных дней, т.е. дней работы на "барском" поле, в течение недели и других сезонно-циклических интервалов време­ни определялось обычаем; в эпоху позднего феодализма - законом; но чаще всего - произволом феодала, стремящегося увеличить объем присваиваемого прибавочного продукта, а иногда и присо­единить к нему элементы необходимого[505].

Наиболее тяжелые формы барщины приближались по механизму организации к системе рабского труда, но и эффективность барщинного хозяйства оказывалась аналогичной. Поэтому общей тенденцией эволюции феодализма, особенно западноевропейского, был переход от отработочной ренты к оброчной, а в рамках последней - от натуральной к денежной. В условиях оброчной ренты вся хозяйственно эксплуатируемая земля поместья переда­ется крестьянам, которые в определенные сроки в течение года отдают феодалу огово­ренный набор натуральных объектов или денежную сумму. В ус­ловиях денежного оброка промежуточным звеном в отношениях крестьян и феодалов была реализация части произведенных про­дуктов на рынке.

Однако крестьяне находились не только в экономической за­висимости от феодала, обусловленной отношениями земельной собственности, но и в личностной. Прикрепленность к земле могла трансформироваться в прикрепленность к феодалу, так что в пре­дельных (хотя и нетипичных) случаях феодал приобретал почти полную собственность на личность крестьянина и, в частности, мог продавать крестьян без земли. Положение крестьян прибли­жалось при этом к рабскому, с тем исключением, что по закону феодал не имел права убить крестьянина. С учетом этой оговор­ки, феодал мог применять к крестьянину любые методы физичес­кого принуждения, используя насилие в качестве стимула к труду. Феодализму присуща, таким образом, двойственная, земельно-личностная зависимость непосредственных производителей от собственников. Вопрос о приоритете той или иной стороны в структуре отношений зависимости является спорным.

Если в условиях рабовладельческого строя земельная собст­венность представляла собой экономическую форму, подчинен­ную собственности на личность непосредственного производите­ля, то при феодализме "землевладение являлось той предпосыл­кой, в силу которой феодальное дворянство получало в свое рас­поряжение оброчных и барщинных крестьян"; "земельный собст­венник... является тем лицом, которое, пользуясь монополией земельной собственности, присваивает прибавочный труд непосред­ственных производителей"[506]. Помимо отчуждения результатов труда крестьян через основные формы ренты, существовали и другие методы их эксплуатации: обязанности по исполнению работ в доме феодала, дорожные повинности, баналитеты (принуждение к осу­ществлению некоторых видов работ только орудиями труда, при­надлежащими феодалу, и за соответствующую плату - помол зер­на только на мельнице феодала, обработка винограда только на его давильных прессах и т.п.); запрещение реализации продуктов на ярмарках раньше, чем проданы "барские" продукты (получен­ные в качестве оброка от тех же крестьян) и т.д.

Отношение (противоречие) между крестьянами и феодалами выступает как основное производственное отношение феодального строя; производство крестьянами, вследствие их земельно-лич­ностной зависимости, максимума прибавочного продукта в инте­ресах феодалов - историческая форма основного экономического закона, свойственная феодальному способу производства.

Основное производственное отношение феодализма и его ос­новной экономический закон получали, в своих сущностных ас­пектах, реализацию через натуральные формы хозяйственных вза­имосвязей. Типичное феодальное владение - это натурально-хо­зяйственный комплекс, и хотя по мере эволюции данного строя доля реализуемых на рынке продуктов возрастала, сущностная связь труда и собственности оставалась нетоварной, земельно-лич­ностной. “Две важнейшие сферы хозяйственной жизни - произ­водительное потребление (воспроизводство) и личное потребле­ние самих сельских производителей, т.е. подавляющей массы на­селения, - остаются в рамках натурального хозяйства, как бы полно ни превращался прибавочный продукт в деньги, какая бы бурная товарно-денежная жизнь ни кипела в остальных сферах... В сум­ме же феодальное хозяйство остается натуральным хозяйством даже при полном господстве денежной ренты: ведь огромная часть валового продукта крестьянских хозяйств и при этом условии не попадает на рынок”[507]. Вместе с тем, утверждение денежных платежей в качестве основной формы феодальной ренты означало факт широкого распространения рыночных отношений, на базе которых в эпоху позднего феодализма возникает и развивается буржуазный уклад и разворачивается борьба "третьего сословия" против феодалов[508].

Особенности феодального хозяйственного механизма. Если сущ­ностное качество собственности и труда, характерное для феода­лизма, оставалось неизменным в течение всего времени его суще­ствования (а авангардной цивилизационной формой феода­лизм был примерно с середины I тысячелетия до середины II ты­сячелетия н.э.), то свойственный ему хозяйственный механизм отличался значительной вариантностью. Это относится, прежде всего, к модификациям форм феодальной ренты, о чем шла речь выше, а также к эволюционным особенностям структуры фео­дальной собственности на землю. Данная структура обусловлена такой специфической для феодализма чертой, как условность, в той или иной степени, владения землей в системе сеньориально-вассалитетных зависимостей с присущей им нерасчлененностью базисных и надстроечных связей.

Верховным (или номинальным) собственником земли считался монарх ("вассал бога") либо вся корпорация феодалов (например, род князей-рюриковичей на Руси). Каждый отдельный феодал первоначально получал населенную крестьянами землю в услов­ное держание от вышестоящего сюзерена в качестве своего рода натуральной оплаты за военные и иные услуги и на время, пока эта служба продолжается, при обязательном условии верности се­ньору. Однако натурально-обособленный характер хозяйствова­ния, неразвитость средств транспорта и связи приводили и к обо­соблению нижестоящих феодальных звеньев от вышестоящих, к приобретению ими не только экономической, но и фактической политической самостоятельности вплоть до полной независимос­ти. Номинально-юридически феодальная связь сохранялась, фактически же условные держатели земли достаточно быстро превра­щались в наследственных владельцев, а затем - и в собственников. Изъятие земель у них превратилось для верховной власти в очень сложную, а в период феодальной раздробленности - в почти невоз­можную задачу, хотя формально полную собственность на землю условные держатели приобрели лишь в эпоху позднего феодализма или даже в ходе буржуазных преобразований. В предшествующие же периоды каждое полученное в условное владение поместье, каждый феод приобретали черты синтеза хозяйственной единицы (или ком­плекса) и военно-политической организации.

Таким образом, для феодального хозяйственного механизма характерно возникновение новых исторических форм взаимопе­реплетения и взаимопроникновения базисных и надстроечных организационных структур в системе отношений собственности и государственности. Социальная сущность феода обусловлена не только политической, но и экономической корпоративностью соб­ственников в системе отношений условной собственности на зем­лю. Феодальная раздробленность означала полное или частичное совмещение в лице отдельного феодала качеств собственника и политического суверена. ("Домениальные поступления представ­ляли собой переплетение публичных прав государя, узурпирован­ных в период феодальной раздробленности территориальным вла­дыкой, с его же правами феодального землевладельца, взимавше­го в разных формах феодальную ренту"[509].) Даже мельчайшие фео­далы осуществляли на территории своего поместья администра­тивные, судебные и военные функции в отношении подданных, т.е. выступали не только как члены экономической корпорации собственников, но и как субъекты политической власти. (Форму­ла Спинозы о тождестве права и силы адекватна, в первую очере­дь, условиям феодального социума.) Феод, соединяющий органи­зацию как базисных, так и надстроечных отношений, являлся спе­цифическим для данной формации типом государственности[510].

Особое место в структуре феодального хозяйственного меха­низма занимали города. Поскольку в данную эпоху господствовал принцип "нет земли без господина", то всякий город находился на территории некоего феода, а горожане первоначально были обычными крепостными соответствующего феодала, отличающимися от прочих его подданных лишь характером занятий, но не юридическим статусом[511]. Однако специфика хозяйственной деятельности в городах (ремесленное производство) и развитие торговли очевидно контрастировали с господствующим аграрно-натуральным типом феодального хозяйствования; в условиях разви­того феодализма накопленные горожанами богатства позволили им начать борьбу за освобождение от власти феодалов. В этой борьбе они нашли союзника в лице монархической власти, стре­мящейся со своей стороны ограничить политическое и экономи­ческое могущество феодалов и получить новые источники денеж­ных доходов в форме налогов с горожан.

В ходе так называемых "коммунальных революций" в XI-XIII вв. значительное количество западноевропейских городов осво­бодилось от власти частных феодалов и либо вошло в состав ко­ролевского домена, либо превратилось в самостоятельные фео­дальные единицы (особенно в Италии и Германии). Некоторые города становились центрами не просто феодальных владений, но и крупных государственных образований (например, Госпо­дин Великий Новгород, Венеция, Флоренция и др.). Для такого рода государств был характерен симбиоз феодальной собствен­ности на подвластных землях и торгово-ремесленной экономи­ческой ориентации жителей метрополии. В целом же города сыг­рали важную роль в преодолении раздробленности и в консоли­дации феодальной государственности[512]. В эпоху позднего феода­лизма расширенное воспроизводство товарно-денежной формы богатства, накопленного в городах, составило материальную ос­нову формирования буржуазного хозяйства (сам термин "буржуа" происходит от слова "бюргер" - горожанин).

Особенными чертами характеризовался хозяйственный меха­низм феодальных цивилизаций Запада и Востока[513]. Социально-политический "шторм" последних веков античности, о котором шла речь выше, ощутимо задержал развитие европейских стран, и к рубежу I—II тысячелетий н.э. они по совокупности цивилизационных показателей уступали странам Востока[514]. Само усвоение античной научно-культурной традиции в значительной мере осу­ществилось в Европе не прямо, а через посредство иных цивилизационных систем: арабской - для Западной Европы и Византий­ской - для Восточной). Однако уже с первых веков второго тыся­челетия начинает сказываться потенциал той новой производи­тельной силы, которую порождала более высокая степень свобо­ды непосредственного производителя в европейских странах, и особенно в Западной Европе, где в наибольшей мере проявился "эффект раскованного Прометея". Безусловно, сказалась и защи­щенность Западной Европы от нашествий кочевников, неодно­кратно разрушавших производительные силы восточных цивили­заций и способствовавших воспроизводству деспотизма государ­ственной власти и иных реликтов "азиатского способа производ­ства"[515]. Особую роль в защите европейской цивилизации сыграла Россия, в течение целого тысячелетия отражавшая практически одиночестве, и даже при враждебности западных соседей, многоВ численные натиски номадов ("...нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех"[516]).

В результате, уже позднефеодальные западные социальные структуры продемонстрировали более высокую эффективность сравнительно с восточными, а во второй половине тысячелетия цивилизационный разрыв между ними стал быстро увеличивать­ся. "Западноевропейскому государству, в отличие от его восточ­ных аналогов, были в сравнительно меньшей степени присущи черты произвола и паразитизма... В целом в доиндустриальный период (XI-XVIII вв.) совокупный ВВП крупных стран Запада вырос более чем в 15 раз,... в то время как в Китае он увеличился в 3,5 - 4 раза, в Индии вдвое, а на Ближнем Востоке он, возможно, сократился примерно на 1/4 - 1/3... Подушевой ВВП стран Запада возрос примерно в 2-3 раза, а на Востоке (Китай, Индия, Египет) он, возможно, сократился в среднем на 1/5"[517].

Важной особенностью хозяйственного механизма и, в целом, всей социальной жизни феодального общества было господство религиозной идеологии и значительное влияние духовенства на экономические процессы[518]. Церковь выступала как своеобразный универсальный социальный институт феодальной системы, как особая идеологи­ческая, политическая, военная и экономическая организация, вла­девшая третью всех земель, получавшая "десятину" с прочих зе­мель и доходов и контролировавшая экономические и иные отношения между всеми социальными субъектами. Секуляризация церковных бо­гатств в эпоху Реформации явилась одним из факторов, способст­вовавших переходу к капиталистическим методам хозяйствования (особенно в Англии, где конфискованные у монастырей земли попали в руки "джентри" - нового дворянства, ориентировавше­гося на буржуазную организацию производства).

Дискуссионные проблемы политико-экономической характерис­ тики феодализма. Феодальный способ производства составил сущностн о-необходимый формационный этап в развитии мировой цивилизации. Ошибочность имевших хождение в эпохи Возрож­дения и Просвещения представлений о средневековье как "тем­ных веках", "провале" между античностью и Новым временем, как периоде, потерянном для прогресса из-за "неестественного зигзага истории", доказана достаточно аргументированно; выяв­лены и причины появления подобных концепций, ставших одной из форм идеологической защиты развивавшегося тогда капита­лизма[519]. Однако и в наши дни можно встретиться с односторон­не-негативной оценкой феодализма только как "мрачного средневеко­вья". Мрачных черт у него, действительно, немало, но, во всяком случае, меньше, чем у рабовладельческого строя, когда рабы офи­циально не считались людьми, средний срок жизни, например, раба, направляемого в каменоломни, не превышал от момента покупки четырех лет, гладиаторы убивали друг друга на потеху толпе, а рабовладельцы строили специальные бассейны, где раз­водили хищных рыб, на растерзание которым бросали рабов, и это считалось вполне нормальной формой развлечения; эксцессы феодализма, тем более, не идут ни в какое сравнение с ужасами XX века.

Цивилизационное значение феодализма весьма точно охарак­теризовал А.Сен-Симон, неоднократно критиковавший сторонни­ков концепции "темных веков": "...Системы лакедемонян, афи­нян и римлян являются для них предметом восхищения, а систе­ма общественного устройства, сложившаяся в средние века и объ­единившая все огромное население Европы, кажется им жалкой, не заслуживающей ни малейшего внимания... Прогресс был неиз­мерим: он поднял человеческий ум на такую высоту, которой он не достигал даже в самую блестящую эпоху истории греко-римского общества... Духовенство сделало европейцев способными к интеллектуальному прогрессу, заботливо поддерживая в течение всех средних веков во всех частях Европы школы... Достойные люди, каково бы ни было их положение по рождению, имели у средневековых европейцев гораздо больше возможности подняться на высшую ступень, чем у греков и римлян"[520].

Однако теоретические и идеологические разногласия по по­воду характеристики феодализма появляются вновь и приобрета­ют новые черты. В настоящее время получили распространение подходы, в соответствии с которыми отрицается самостоятельное социально-экономическое качество феодализма, феодальный спо­соб производства "растворяется" в аграрно-общинном, доиндустриальном периоде истории, либо включается в единую систему докапиталистического рентного способа производства и сословно-классовой формации, в связи с чем отрицаются качественные различия между рабовладением и феодализмом. Существуют и иные теоретические модели макроисторической стадиальности, по раз­ным критериям объединяющие в рамках одной системно-целост­ной исторической эпохи либо все докапиталистические, либо все эксплуататорские формации.

При их оценке следует учитывать разницу используемых ис­ торических масштабов. Если рассматривать формационную кон­цепцию в аспекте далекой исторической перспективы развития ос­новного производственного отношения и основного экономичес­кого закона, то обнаруживается естественная предельность преж­него подхода (в связи с преодолением зависимости социальной формы движения от вещного производства и, соответственно, ис­торической градации - от движения отношений собственности). Однако если проблема исследуется не в такой, достаточно абстракт­ной постановке, а с точки зрения реальных исторических масшта­бов, в рамках которых конкретно оперирует современная наука, то пять "традиционных" качественно-исторических уровней отноше­ния между производителями и собственниками (о чем частично уже шла речь в гл. 5) могут и должны рассматриваться как равно необходимые и сущностные. Неизбежная, в абстрактно-формаль­ном смысле, неточность и условность при этом не выходит за преде­лы конкретно-исторически обусловленной научной корректности.

Развитию классово-антагонистических форм отношения между непосредственными производителями и собственниками прису­ща объективная логика. Качественно необходимые исторические уровни этого отношения отражают соответствующие качественные уровни развития производительных сил. В этой связи, в уточ­нении нуждается проблема сравнительной характеристики рабо­владельческого и феодального типа отношений между работника­ми и собственниками. Уровень производительных сил, особенно рассматриваемый через призму их современного состояния, был в условиях указанных двух способов производства достаточно близким (тем более, если сопоставлять их не в целом, а по отдель­ным периодам и регионам)[521]. Этим объясняется наличие элемен­тов сходства в производственных отношениях: личностная зави­симость, физическое насилие в качестве стимула к труду, наличие на ранних этапах обоих способов производства (а в странах Вос­тока - и на поздних этапах) форм коллективно-корпоративной экономической организации класса собственников.

Вместе с тем, феодализм характеризовался рядом принципи­ально новых особенностей. Выше было показано качественное своеобразие свойственных ему производительных сил и произ­водственных отношений. При переходе к феодальному строю про­исходит диаметральный поворот "вектора" взаимозависимости личностных отношений и земельно-рентных форм; изменение соподчиненности сторон в рамках данной взаимосвязи на противо­положную означает, что поиск единой сущности некоторого ка­чественно целостного способа производства в плоскости земель­но-рентных отношений вряд ли может быть продуктивным.

Существенной новизной и усложнением характеризовалась при феодализме структура отношений собственности. "Феодальная ограниченная земельная собственность... представляет собой качественно новое явление, продукт синтеза. Феодальная земельная собственность не является механической смесью частной собст­венности и коллективной, а рождалась в процессе их взаимного отрицания. Феодальная собственность является частной, но огра­ничена тем, что она включена в "ассоциацию" феодалов - в их иерархию и монополию. Но, будучи ассоциированной, она от­нюдь не является общинной[522]".

Для феодального строя характерны особенности и в механиз­ ме перехода от коллективной эксплуататорской собственности к частной: последняя выступала как результат внутреннего разви­тия предыдущей, в одних и тех же регионах и хозяйственных ком­плексах. Рабовладельческий же вариант частного хозяйства тяго­тел к иным географическим центрам в сравнении с его коллек­тивным (ирригационным) вариантом, ликвидация или ослабле­ние которого были зачастую лишь результатом внешнего надстро­ечного воздействия (эллинизм, римские завоевания). Феодальное условное владение постепенно, под влиянием внутренних зако­номерностей развития, перерастает в частнофеодальную собст­венность. Качественные особенности, и прежде всего атрибутив­но необходимые изменения в сущностном производственном от­ношении между непосредственными производителями и собст­венниками, предопределяют специфику феодализма как способа производства, несмотря на имеющиеся черты его сходства с рабо­владельческой системой. Основное производственное отно­шение (основное противоречие системы производственных отно­шений) приобретает при феодализме новую качественно специ­фическую историческую форму.

Таким образом, вряд ли можно согласиться с мнением об от­сутствии принципиальных различий между рабовладельческим и феодальным способами производства, о включенности их в еди­ную целостную докапиталистическую формацию. Рассмотрение данной проблемы через призму основного отношения достаточно убедительно показывает наличие трех качественно различных уров­ ней этого отношения в рамках эксплуататорских экономических форм. Три необходимых и объективно-логически замкнутых уровня обнаруживаются и в развитии социально-экономической приро­ды труда и его результата. Первый (рабовладельческий) уровень - отчуждение от производителя всего труда и продукта, приобрете­ние всем трудом и продуктом превращенной формы прибавочно­го; второй (феодальный) уровень - четкое внешнее разделение необходимого и прибавочного труда и продукта; третий (капиталистический) уровень - приобретение всем трудом внешней фор­мы свободного, всем трудом и продуктом - превращенной формы необходимого.

Аналогично этому развивалась и форма собственности на ра­бочую силу непосредственного производителя: формально пол­ная, формально неполная, формально отсутствующая у собствен­ника средств производства, особенности присвоения которых обу­словлены теми же факторами и имеют ту же природу, что и осо­бенности присвоения рабочей силы. Только на основе признания качественной специфики феодального способа производства и анализа его противоречий возможно объяснение причин перехо­да к капиталистическому хозяйству, которое возникло в результа­те именно разложения феодализма, но не могло появиться в лю­бое из предшествующих тысячелетий существования якобы це­лостного "рентного способа производства".