Рассказывает Кузьмин Вениамин Иванович, бывший строитель, г. Череповец.
Я родился 27.01.1931 года в деревне Льгово Ершовского сельсовета Шекснинского района Вологодской области. Самым старшим представителем нашего рода, на моей памяти, был дед Кузьма - здоровый, богатый мужик. Он построил большой двухэтажный дом и зимовку. Держал шесть коров и две лошади (одна на выезд, другая - рабочая), шесть овцематок. Деда раскулачили. Запомнилось, как выносили из избы зеркало и патефон.
Мой отец, Кузьмин Иван Кузьмич (1905-?), в 1937 году был арестован и осужден по ст. 58.10 «за вредительство». Семья жила в деревне Льгово - в 50-ти км к востоку от Череповца. В колхозе «Дружный пахарь» отец заведовал конефермой. Ферма была лучшей в районе, отец окончил специальные курсы в Ленинграде. По разнарядке зимой двух лошадей отправили на работу на заготовку леса, а вернули их больными, начался падеж. Какой инфекционной болезнью болели кони, мне теперь не вспомнить. Отец рассказывал что-то про сап, про сибирскую язву. Распознать болезнь тогда быстро не смогли: лошади упитанные, признаков болезни не видно, прямо в упряжи падают и умирают. Приехала комиссия с явным настроем найти «вредителей». «Нужные» люди из односельчан подписали, что им велели. Вместе с отцом арестовали четырех колхозников. На место арестованных поставили подхалимов.
Отец не любил рассказывать о лагере: «Там у зека четыре друга: небо да ельник, топор да пила». Они строили дорогу на Урале к Ивделю. (1) В 1939-м в деревню из осужденных вернулось трое: мой отец, животновод и конюх, двое колхозников не вернулись. Отец освободился досрочно за хорошую работу, но на ферму не пошел. Устроился бригадиром трактористов в МТС.
В 1941 году ушел на войну и пропал там без вести. Помню, как я провожал отца. Ходил за ним «хвостом» все последние дни и даже в Ершово - за повесткой. В день отъезда довел до околицы. Прощаясь, отец сказал: «Я не вернусь».
Всю жизнь я думал над этими словами. Среди односельчан он выделялся грамотностью, рассудительностью, мудростью, старался понять смысл явлений. У отца был замечательный почерк. Безусловно, в лагере он встречал и слушал непростых людей, которые хорошо понимали, что происходит в стране. Часто односельчане просили его растолковать непонятное. Он понимал, какая страшная война предстоит. Последняя весточка была из Кандалакши: «Еду в часть».
Я часто размышлял о том, как мог погибнуть отец. Единственное крупное сражение в тех местах - в «Долине смерти» (в 1965 г. это место на дороге Печенга - Мурманск переименовали в «Долину славы»). После сражения, как мне рассказывали, пошел сильный буран, поле с трупами засыпало очень быстро. (2)
На руках у матери, Клавдии Никандровны (1903-1986), осталось семеро детей.
Самое сильное потрясение в детстве - пожар по моей вине, еще до ареста отца. Август 1934-го или 1936 года. Урожай созрел неплохой, и все, кто мог, спешили на поле убрать рожь. Мать истопила печь, сготовила обед и отвела меня к бабке, сама ушла жать. Бабка повела меня к тетке, та тоже истопила печь и поспешила в поле. В горячее время страды я был всем обузой. Оставшись один, я решил поиграть «в печку». Достал спички и полез на сеновал к деду, там сделал в сене углубление (устье) и зажег сено. Оно полыхнуло неожиданно сильно. Пока я бегал за водой, пылал весь чердак до крыши. В страхе я убежал, спрятался в рожь. Двухэтажный дом деда вместе с постройками сгорел быстро, рядом сгорел дом моего дяди (он в это время работал в Ленинграде, мы жили в его доме). Мой грех двойной, ведь я никому не сказал о поджоге, пока были живы свидетели пожара.
В школу я пошел поздно – в 1941 году, в десять лет, до этого подпаском пас коров и овец. Один из всей семьи смог закончить семилетку, остальные не выучились из-за нужды. В 1946 году поступил в судостроительный техникум в Северодвинске, но учиться не смог - так было голодно, что учеба на ум не шла.
Вернулся я домой, и решили мы от голода двинуться всей семьей в Казахстан. У казахов хлеб был, народ они неплохой. Я работал пастухом, погонщиком на пахоте. Убирали урожай. Никогда не забуду коричневое море спелой пшеницы - ни одного сорняка. Это было еще до кампании по освоению целины. Там нас постигло горе: от неизвестной болезни умерли двое маленьких - Слава и Дина.
Голод в наших краях отступил, мать с детьми вернулась на родину в 1950 году, а я - на год раньше. Работая в колхозе «Красный пахарь», мать прихватила с поля для голодных детей немного ржи. Председатель колхоза относился к нашей семье очень плохо: по его настоянию мать осудили. Срок она отбывала в Паприхе под Вологдой. Хорошо, что скоро она попала под амнистию. А вот председатель колхоза из деревни Гришкино, чтобы не вымерли односельчане, утаил часть хлеба от сдачи. Предупредил, если кто-то проговорится, для него это может кончиться плохо. В деревне его не выдал никто, в голодное время люди выжили.
После колхоза я пошел учиться в ФЗО, получил профессию плотника. Моя первая стройка - переделка «немецких» бараков в Панькино. Работал плотником в «Промсторой-1», «ТЭЦ-строе», потом мы строили плотницкий цех в ДОКе. В этом плотницком цехе и осталась работать вся наша бригада. Помню, в 1953 году главный строитель города Д. Н. Мамлеев приехал в ДОК смотреть наше общежитие, агитировал в приказном порядке - всех на стройку. Я тоже попал на стройку плотником. Строил первую коксовую батарею.
В стройбат меня призвали в 1954 году. Служил три года. В строящийся мартен в 1957 году, после демобилизации, меня буквально затащил дружок Леня Соколов. Взяли слесарем по ремонту печного оборудования. В мартеновском цехе я был организатором спортивной работы и возглавлял цеховое общество «Труд». Сам активно занимался спортом - лыжами и получил 1-й разряд.
В то время в городе создавалась народная дружина. Мы ходили в рейды, пресекали хулиганство, чистили от шпаны подвалы. Тогда же я начал посещать хор в Дворце культуры металлургов.
Слесарем я проработал три года, потом сдал на машиниста разливочного крана.
С завода я ушел на стройку и долгое время работал бригадиром плотников. Это было самое насыщенное и интересное время моей жизни. Я руководил бригадой из 30-ти человек, многие из которых были ранее судимы. Практически все пили. Много сил пришлось приложить, прежде чем в бригаде установился хороший моральный климат, люди стали меня уважать и хорошо трудиться. Со своей стороны, я видел главную задачу бригадира не только в поддержании трудовой дисциплины, но и в облегчении условий труда. В нашей бригаде было применено много усовершенствований, позволяющих облегчить, а в некоторых случаях, и исключить тяжелый физический труд.
В 1976 году меня наградили орденом «Знак Почета». Имею несколько медалей: «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», "За трудовую доблесть", все юбилейные медали в честь победы в Великой Отечественной войне.
Свою будущую жену, Анну Николаевну, я встретил в 1960 году. Воспитали с ней двоих детей: дочь Татьяну и сына Сергея.
О гармони я мечтал давно. Впервые взял в руки кирилловскую «хромочку» после выхода на пенсию в 1981 году. Учился играть на слух. Начал заниматься во Дворце «Аммофос». Там открылось, что у меня идет художественное слово, есть голос. Литературу и поэзию я любил еще в школе, в юности много читал. Мой самый любимый поэт - Сергей Викулов, а самое любимое у него - «Не пляшут» и «Хлеб войны». Выступал с коллективом во всех юбилейных концертах. Наш ансамбль «Веселые старты» существовал до 2007 года.
Эпилог.
Кузьмин Вениамин Иванович сейчас почти не видит, но не сдается. Он «не терпит пустоты» и праздности. Рад встречам с молодежью, с ветеранами. Уверен, его таланты нужны людям.
Примечания:
1. Ивдельлаг упомянут у А.Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГ» как один из самых тяжелых для зеков лагерей. Находился в 60 км от Свердловска.
2. В пользу такого предположения Вениамина Ивановича о месте и времени гибели отца говорят следующие обстоятельства:
- последнее письмо в 1941 году отправлено из Кандалакши, отсюда на фронт можно было двигаться только к Мурманску;
- потери в «Долине смерти» были самые большие за все время войны в Заполярье (27000 чел. против 84000 чел. по всей области за 4 года);
- место боев в июле-сентябре 1941 года два года потом находилось под немцами; большие потери, быстрый отход наших войск и невозможность похоронить всех погибших, естественно, увеличивало количество пропавших без вести.
«Я знаю свой род»
Очерк подготовлен Е.Ф. Булатовой.
Так по праву может сказать коренной черепанин Вадим Данилов, давно и с интересом занимающийся историей своего рода. Многие горожане заочно знакомы с ним как с одним из администраторов группы ВКонтакте «Череповец Ностальгия. Живая история Череповца», где он постоянно выставляет старые фотографии своих предков. Таким фото может позавидовать любой, ведь у Вадима сохранились карточки его прапрадедов! А еще – документы и воспоминания близких и дальних родственников, охватывающие семейную историю более чем за 100 лет. Полистав страницы этого архива, мы увидим, как история рода вместила в себя всю непростую историю нашей страны – со всем ее горьким и радостным, страшным и героическим.
Страница 1-я. Кожевниковы-старшие
Это линия матери Вадима Данилова. Самый дальний предок, о котором сохранились сведения, - Матвей Кожевников, прапрадед. От трех жен он имел 12 детей: 11 сыновей и дочь.
Один из его сыновей, Кожевников Федор Матвеевич, родился в 1869 году
в д. Большие Сельцы - около с. Степановского (Носовского) под Череповцом. В армии служил в Кронштадте. Оттуда и привез в Череповец жену, Евдокию Леонтьевну. Евдокия была родом из Ораниенбаума (в н. вр. г. Ломоносов – ред.). Вместе со своей сестрой Марией она два года была в услужении в семье известного священника Иоанна Кронштадтского, прославленного сейчас в лике святых. По семейному преданию, Евдокия была келейницей батюшки: готовила пищу, разбирала письма, которые приходили мешками со всей страны.
Отца Иоанна посещало много гостей с просьбами о духовной и материальной помощи. Приходили и известные люди. Так, у него часто бывал адмирал Макаров. (1) Он запомнился сестрам как ласковый и внимательный к прислуге. Заходил на кухню, расспрашивал о делах. Вероятно, Федор Матвеевич сопровождал адмирала как матрос. У отца Иоанна он и познакомился с Евдокией. А его друг, матрос Алексей Фарутин, посватал сестру Марию и увез ее после демобилизации под Кириллов, в Горицы.
У супругов Кожевниковых в Череповце родилось десять детей, четверо - выжили: Александр (1910 г.р.), Иван (1913 г.р.), Анна (1915 г.р. – бабушка Вадима Данилова) и Зинаида (1922 г.р.).
Последняя из ныне здравствующих детей Федора Матвеевича и Евдокии Леонтьевны, Зинаида Федоровна, вспоминает, что жили они в собственном доме на улице Заря Свободы, 9А. У них было много икон: от пола до потолка, часть из них - в серебряных окладах. Родители держали хозяйство - корову, кур. У отца была скобяная лавка. Еще он зарабатывал кройкой и шитьем. В семье было две швейные машинки. Дочери учились шить и вязать, а Анну учили музыке - играть на гуслях. Сам Федор Матвеевич имел хороший голос и пел на клиросе Благовещенской церкви, находившейся в районе современной Красноармейской площади.
Отец запомнился здоровым, спокойным мужчиной. Не пил, не курил. Любил возиться с детишками. Ласкал и одаривал подарками своих и соседских детей. На новогодние праздники устраивал елку, прятал детские подарки в мешочки и любил разыгрывать поиск:«О, что там у нас в мешочке?» Водил детей на все городские праздники (скачки, катания на реке Шексне).