Ответ: «Приходят и уходят и черпают из КОЛОД­ЦА. Если вода близко, а веревка не достает, или разбива­ется кувшин — беда».

Это и есть ответственность. Каждый решает для себя, сколько энергии из беспредельных запасов при­роды способен он принять и использовать. Я хочу ска­зать, что свободная воля первична, и любой индивид волен делать то, что пожелает. Это не значит, конечно, что сегодня я закончу то, что хочу завершить сегодня. Но желания, идущие из глубины души, всегда осуще­ствляются. И в этом смысле, вся наша жизнь есть ре­зультат прошлых актов воли. Конечно, действительность часто не совпадает с намеченным результатом. Резуль­таты воплощения желаний часто разительно отличают­ся от ожидаемых. То, что мы получаем, опосредовано действием определенных законов. Но у всех есть ве­ревка, достающая до самых глубин жизни. У всех есть кувшин, чтобы набрать воды. Так устроено единство тело-душа, в качестве которого мы являемся частью природы и связаны с ней. Мы постоянно связаны как с материей, силами, действующими вовне, так и с пол­нотой жизни души. И поэтому важно приходить и уходить и черпать. Поэтому важно, чтобы акт творче­ства повторялся каждый раз заново. Проникая в нео­душевленную материю, творчество подчиняет ее. Оно привносит напряжение, порождающее создания и фор­мы. Как бы мы ни назвали постоянное возобновление творческой деятельности — ну, скажем, усердием, — способность эта есть в каждом гении. Потому что не масштаб дарования выделяет гения из массы талант­ливых людей. Многие величайшие гении человечества не отличались ни особым даром, ни легкостью в рабо­те. Талант без усердия рано или поздно вырождается в банальность. Гения отличает то, что он живет и дей­ствует, постоянно обращаясь к своей человеческой сути.

Чтобы энергия жизни не осталась невостребован­ной, необходимы две вещи. Важно, чтобы веревка не повисла, не достав до воды. И равно важно, чтобы кув­шин не разбился, сколько бы раз его ни опускали в колодец. В этом весь секрет. Ведь если он разобьется, то сбудутся слова, предвещающие несчастье. А этого мы хотим меньше всего.

Что же, собственно говоря, означает, что веревки должна достать до воды? Сила жизни в своей основе универсальна, свободна и доступна каждому. Чем мощ­нее, чем ближе к своему источнику эта сила, тем легче ее получить. Украшения и роскошь, сокровища и удоб­ства, как бы доступны или недоступны они ни были, стоят дорого, они всегда для меньшинства. Самые до­рогие вещи обычно те, которые нужны меньше всего. Но необходимый для поддержания жизни хлеб насущный дешев. Вода, в которой мы нуждаемся ежечас­но, еще дешевле. А воздух, без которого не прожить и минуты, не стоит ничего. Любой человек вдыхает столько, сколько ему хочется. Воздух — для всех. Если дышать нечем, то не от недоступности воздуха, а пото­му, что человек не может или не хочет добраться до места, где воздух одинаково доступен для всех. И еще в большей степени это верно относительно жизни. Воз­дух — это вещество. И может случиться так, что чело­век попадет в место с плохим воздухом или в место, где воздуха вообще нет и жить невозможно. Но жизнь проникает всюду; не существует такого места, где бы не было жизни. Стоит лишь вспомнить об этой силе, и жизнь приходит. И таков человек — он наделен жиз­нью, обладает жизнью и берет от жизни, когда бы ему ни понадобилось.

Но следует различать жизнь души и жизнь духа. Материальная жизнь привязана к материальным усло­виям; ею правит конечность и ограниченность — мы не получаем ее по заказу. Но духовную жизнь и ее сущность — духовные ценности, на которых держится жизнь, — их у человека никто не в состоянии отнять. Армия может остаться без генералов, но даже самого незначительного человека нельзя лишить его воли. Огонь, воду, другие вещи можно достать или не достать, и они бывают опасными. Но свойство «быть человеком», ко­торое и составляет ценность человеческого бытия, все­гда с нами. Стоит лишь пожелать «быть человеком», пожелать жизни в высшем ее проявлении — и она здесь. Личность, обладающая этим свойством, получает жизнь — ничем не заменимую, бесценную жизнь духа.

Этот род жизни вполне достижим, но без работы он не дается. Хотя жизнь окружает нас со всех сторон, получает ее лишь тот, кто способен ее воспринимать, для кого она становится словно прозрачной. Мы нуж­даемся в вещах, в которых теплится огонек жизни, даже несмотря на опасность приписать абсолютную ценность именно этому поверхностно-материальному. Вещи — не более чем кристаллизация жизни, это форма умира­ния. Затвердевшая, потерявшая активность жизнь те­ряет свою силу. И если мы довольствуемся такой жиз­нью, если нас удовлетворяет любая социальная структура с выродившимися традициями, прогнившими обычаями, это значит, что наша веревка повисла, не достав до воды. Не каждому под силу вытянуть для себя воды. Многим людям помощь просто необходима. Они жи­вут, опираясь на традиции и завися от них, и это нор­мально. Такие люди составляют большинство. Но есть и другие, которым предназначено давать жизнь; они, скажем так, достают из колодца воду, и наше место -Л среди них. Мы отвечаем за то, чтобы веревка достала до воды. Поэтому наше дело — добраться до самой сути и во всем оставаться верными Истине. Мы долж­ны научиться отличать подлинный источник жизни от иллюзии, какой бы величественной та ни казалась.

А это тяжелый, неблагодарный труд. Если бы мы приняли традиции и обычаи такими, как они есть, жизнь была бы простой. Жили бы мы, как все; то, что выпа­дает большинству, досталось бы и нам, не было бы про­блем и болезненного чувства изоляции. Но если чело­веком движет жажда черпать прямо из источника, никакие суррогаты не помогут; за воду жизни прихо­дится платить. Ее цена — страдание. Страдание всегда стоит на страже, когда личность приходит к трудному решению оторваться от того, что думают и делают дру­гие, заглянуть в лицо Вечности.

Кроме стремления к сути важна стойкость, потому что нельзя разбить кувшин. На этом пути человека ждут и откровения, и опасности. Жизнь не так проста, как люди привыкли думать. В колодце обитают чудовища. Ведь Вода — это также образ опасности. Только чело­век, не отступающий перед опасностью, выдержит и пройдет без спешки и страха мимо стража порога. Только человек, смотрящий в лицо трудностям, не ра­зобьет кувшин и сможет поднять воду жизни на свет дня. Для такого человека колодец — естественная сфе­ра приложения.

Жизнь, принесенная из самой глубины, принадлежит не только ему, и ее нужно передать другим. Пото­му что те, кто черпают прямо из источника жизни, действуют по внутреннему побуждению и делают это не для себя. Им не приходит в голову придержать кув­шин, чтобы пить из него в одиночку. Жизнь «портит­ся» быстро. Ее законы отличаются от законов материи. В области материального чем дольше ты собирал, чем больше накопил, тем больше имеешь. Если же речь идет о жизни, то чем больше ты раздаешь, распростра­няешь вокруг себя, тем богаче становишься. И поэто­му важно, чтобы всякий, кто узнал вкус жизни, сам становился бы источником, к которому могли бы прийти другие и утолить жажду жизни.

Текст к первой черте этого знака гуа предостерега­ет: «Из грязного КОЛОДЦА, не пьют. У старого КОЛОД­ЦА.— ни одного животного». На что годится грязный колодец? Это не колодец. Люди, которые его когда-то копали, были открыты жизни. Но затем они занялись разработкой разных систем жизнеобеспечения, все бо­лее запутанных и скучных. И чем «непрозрачнее» ста­новилась система, тем более гордились ею создатели. Они писали фолианты за фолиантами, пока, наконец, система не превратилась в подпорку, без которой они уже не могли нащупать свой путь в жизни. И вдруг они обнаружили, что животные давно перестали при­ходить на водопой и что вода стала совсем невкусной. Преодолевать собственные комплексы, превосходить себя — вот что означает стремиться к жизни в источ­нике, а не отстаивать ее в цистернах, не превращать в грязь, бесполезную для живых существ.

В свете сказанного, глупо жалеть о затраченных уси­лиях. Как бы часто дело ни заканчивалось неудачей, надо спокойно начинать сначала. Только тогда эта бо­жественная жажда, божественное стремление к источ­нику жизни останется живым. Это стремление никог­да не принесет разочарования, потому что у него нет конечной цели — одна направленность, которая созда­ет напряжение и тем самым дает энергию. Жизнь не может и не должна удовлетворять. В движении, стрем­лении вперед, в достижении нового даже трудности и неудачи становятся источником силы. Трудности ведут к смерти, только если они не несут динамики. Как бы тяжело ни было бремя, если есть движение, то придет сила. Чем сильнее страдание, тем больше его преобра­зующее воздействие на человека. Кого Бог предназна­чает для великих дел, того он прежде подвергает серь­езным испытаниям. Все против него, все мешает исполнению его планов. Бог утруждает его тело, пресле­дует его болезнями и болью. Испытания дают духу че­ловека гибкость и делают крепкими нервы, чтобы, стол­кнувшись с жизнью лицом к лицу, человек не отшат­нулся от нее.

Сюй, 5 «Ожидание» Иероглиф образован эле­ментом «дождь» и ста­рым написанием элемен­та «небо». То есть это ожидание дождя, кото­рый напоит все сущнос­ти. Отсюда переносное значение: «сдержива-ние», «удерживание». Когда в Цзин гуа, «Колодце», изменяется нижняя черта, он превращается в пятый знак гуа, Сюй, «Ожидание» Das Warten). Что су­лит в трудные времена(реше­ние принимать и брать жизнь прямо из источника? Ответ: ожидание. В «Ожидании», Сюй гуа, вверху тоже Вода, Кань, но внизу — Небо, Цянь. Дерево, свойство которого — проникать, закрывается снизу сильной чертой, превращаясь в Твердое, «Творящее», Цянь. Ожидание предполагает пове­дение, сообразное с существу­ющими усло-виями. Ни к чему ждать от наступающего года одних цветущих роз. Весьма вероятно, что с розами придется подождать. На небе собираются облака, но мы не можем поторопить дождь, мы будем просто ждать. И в конце концов дождь про­льется сам. Это свойство ожидания и терпения. Мы знаем, что дождь будет, знаем, что достигнем цели не­смотря на подстерегающие опасности — у нас достаточно внутренней силы, чтобы преодолеть их. Это —

«Ожидание», Сюй. «Если есть фу, доверие[54], свет и ус­пех, хэн. ВЫДЕРЖКА — благо. Благоприятно переправиться через великий поток».

Внутренний свет, про который говорится в приве­денном тексте «Туань», «Суждение», — это творчес­кий заряд из колодца жизни. Но теперь перед нами опасность[55], и следует остановиться на минуту, не бросаться слепо навстречу ей, сдержаться, как породисто­го жеребца удерживают от опасного прыжка. Пожа­луй, именно установка на сдержанность лучше всего подойдет к следующему году. Вначале необходимо при­остановиться и понять, что идти вперед так быстро, как бы нам хотелось, невозможно.

Необходимо научиться ждать, не растрачивая по­пусту сил. Большинство, вместо того чтобы ожидать, впадают в скуку или предаются меланхолии. К терпе­нию это не имеет ни малейшего отношения. Нет ни­чего более отвратительного, чем христианское терпе­ние, которое сильно смахивает на затаенную обиду. Человек смиряется с тем, что ни на что не годен, ста­вит на себе крест и покоряется обстоятельствам. Такое смирение часто выражается в нетерпимости ко всему новому, оно повисает на человеке свинцовым грузом. Терпение тяжелое, обременительное не может стать ожиданием. В ожидании — напряженность. Ожида­ние предполагает уверенность, а не вероятность. То, что мы ожидаем, обязательно воплотится, оно неотвра­тимо, потому что сообразно с внутренней необходи­мостью. Ожидание не связано ни с какими внешними условиями, поскольку истинные ценности ничем не обусловлены. И необусловленность дает силы ждать, дает силу истинного терпения в любых ситуациях.

Отдельные черты знака по-разному отражают пред­чувствие опасности. Один человек предпочитает дер­жаться подальше. Он ждет в глуши и не сходит с при­вычных путей; опасность пока далеко. Другой ждет на песке у реки; уже ходят неясные слухи, тень опасности маячит где-то неподалеку. Третий ожидает в грязи, что само по себе достаточно неприятно и не сулит ничего хорошего. Над четвертым опасность уже нависла: он ожидает в крови. Текст: «Выйди из пещеры». Пятый ожидает с вином и закусками: «ВЫДЕРЖКА к удаче». Шестой ожидает в полном разорении: «Попадает в яму. Приходят три незваных гостя. Окажи им почет, за­кончится удачей».

Разъяснение каждой ситуации в деталях увело бы нас очень далеко. Но самое главное — ни к чему строить иллюзии по поводу неизбежных трудностей, необ­ходимо сохранить состояние радости. Цзюнь-цзы ожи­дает с вином и закусками, он ждет дождя, ибо дождь должен пойти. Вот что нам нужно: пребывать в состо­янии радости, не победимой печалью, нуждой, разоча­рованием. Радость, о которой я говорю, — не побоч­ное следствие поверхностного оптимизма и не зависит от игры гормонов в организме. Эта радость идет из­нутри. И поэтому ее не уничтожат ни борьба души, ни болото отчаяния. Наоборот, в самом бедственном по­ложении, когда уже, кажется, некуда податься, тогда заявляет о себе радость, и это «как бы то ни было» — непобедимо.

ВОПЛОЩЕНИЕ ФОРМЫ

С

итуация начинается со знака Сяо чу, «Удерживание малым» (Des Kleinen Zähmungskraft). В этом гуа внутри или внизу «Творящее», Цянъ , а над ним ветер , образ «Мягкости», Сюнь, формы органической жизни. Функция Ветра —

Сяо чу, 9 «Удерживание малым» «Воспитание малым», «Удерживание-накопление» обуздание творческих сил; он аккумулирует их и за тем дает им выход. Взаимоотношения между Сюнь и Цянъ не так просто прояснить, по тому что воздействующая в этой ситуации сила выра­жается не в явном могуществе; наоборот, невозможно вообразить силы мягче и утонченнее. Ветер — самое невидимое из всех явлений, происходящих во времени, но невидимый Ветер способен сдерживать и

концентрировать начало, по природе своей стремящееся ввысь, — сильнейшее и величайшее среди других на­чал. Поэтому гуа называется «Удерживание малым». Малое — это Сюнь, «Мягкость», старшая дочь; вели­кое — Цянъ, Сильное, отец.

В «Туань», «Суждении», читаем: «Сяо чу, УДЕРЖИ­ВАНИЕ МАЛЫМ — хэн, успех. Густые облака, нет дождя из наших западных районов». «Образ», «Сян», гласит: «Ветер несется по небу: Сяо чу, УДЕРЖИВАНИЕ МАЛЫМ Так цзюнь-цзы совершенствует вэнь, внешнюю форму, своей Дэ, сути».

Дальше мы разберем некоторые аспекты, в кото­рых описанная в гуа ситуация схожа с современной. Сегодня мы сталкиваемся с задачами на пределе на­ших сил. Необходимо удержать великое посредством малого, собрать его воедино, дать ему форму, сделать его видимым. Конечно, эта проблема в разной форме существовала всегда. Но сейчас мы достигли поворот­ной точки в истории человечества: новые творческие силы разбужены и стремятся выйти на поверхность. Что станется с ними? В каком виде они войдут в мир? Задача воплощения этих сил ложится на поколение, находящееся между двумя эпохами. Но степень ответ­ственности явно несоизмерима с энергией, отпущен­ной нашему поколению. Разве не относится к отличи­тельным чертам нашего времени нехватка героев, великих людей, способных создать новую культуру бук­вально из ничего? Нынешнее человечество не выходит за рамки среднего. Мы чувствуем ответственность, осо­знаем серьезность задачи, но каким бы сильным ни было желание иметь лидера, он не появляется. Воз­можно, основное, неотменимое свойство нашего вре­мени — и, пожалуй, исходя из него следует формули­ровать саму задачу — заключается в том, что лидер больше не может служить ядром, вокруг которого со­зидается новое. Сегодня фигура лидера несла бы в себе слишком много человеческого, он был бы слишком свя­зан своей личностью. Не воплощение и оформление бесконечного, но порождение ограниченных ценнос­тей — удел человеческой личности. Поэтому так труд­на задача, выпавшая нынешнему поколению. Так что же будет? Как новое, рождаясь из смуты и хаоса, смо­жет стать частью бытия?

С одной стороны, перед нами препятствия, обыч­ные в любом формообразующем процессе, имеющем Дело с материей. Подчинить материю духу трудно, так как материя бесконечно тяжела, а дух абсолютно бес­силен. Но существует и другое препятствие. Сформи­ровать ничего не удастся, поскольку еще не наступила пора реализации творческого потенциала. Хаос еще не улегся, форма еще не созрела, поэтому усилия, направ­ленные на воплощение формы, не приведут ни к чему. А если мы обратимся, например, к Китаю с тем же вопросом: что же будет? в каком виде придет гря­дущее? как среди множества форм узнать перспекти­ву, цель, которая совпадет с действительностью? Ищем мы. Ищут китайцы. На гребне волны появляется то один, то другой человек. То там, то здесь возникают и распространяются движения, зажигая сердца надеж­дой на то, что вот-вот забрезжит нечто новое. Но ско­ро все возвращается на круги своя.

Означает ли это, что все бесполезно, что ничего нельзя завершить? Нет. Это значит лишь то, что время еще не пришло. Нужно туже натягивать лук, впиты­вать силы и вещества разной природы. Форма, кото­рую нам предстоит создать, должна быть достаточно большой, она должна вместить все. Работу нельзя объяв­лять законченной прежде времени, так как силы, ко­торым отказано в возможности активного проявления, просто взорвут созданную структуру. Форма может поглотить взметенный хаос только в высшей точке сво­его развития, и только приняв в себя хаос, она стано­вится устойчивой.

Мы говорим о Китае, но то же самое можно ска­зать и обо всем человечестве. Там и здесь рождаются и исчезают без следа движения различного рода. Про­буждается Азия, бурлит Африка, а белая раса оказалась захваченной процессом разложения. Запад, как бы он ни хотел сохранить особое положение в мире, явно сдает свои позиции. Что же будет? Где та великая, все­объемлющая форма, в которой найдется место для все­го? В неопределенности нынешней ситуации только духовная энергия терпения, о которой мы говорили в прошлый раз, помогает избежать отчаяния. Снова и снова внутренняя убежденность в том, что все-таки выйдет, получится, возвращает нам мужество и надеж­ду. Пока мы помним об этом, мы в состоянии пра­вильно отнестись к происходящему.

Бесполезно форсировать разрешение существующих проблем. Тому, что еще не созрело внутри себя, завер­шенность придать невозможно. Мы должны научиться ждать. Но состояние ожидания не означает пассивность или праздность. Важно осознавать, что время для завершения и совершенствования еще не пришло, что наше время соответствует подготовительному периоду, и заниматься тем, чем имеет смысл заниматься. Пусть это будут частности. Пусть нам не дано подняться до истинного величия. Говорится: «Так цзюнь-цзы совер­шенствует внешнюю форму вэнъ своей сути Дэ». Но именно эта тонкая работа необходима в период ожидания.

Странно как-то, что акцент ставится на совершен­ствовании внешних аспектов личности. Означает же это придание формы хаосу внутри себя. Совершенство­вание внешних проявлений готовит почву для нового круга становления, потому что хаотическое начало дол­жно быть очищено прежде, чем оно примет форму. Начинается очищение и совершенствование со своей личности, потому что это та точка, из которой можно сдвинуть мир. Из центра души, оплота бессознатель­ного, этого сделать невозможно. Бессознательное дей­ствует и творит единственно возможным образом, нам остается не противиться накатывающим из его глубин волнам. Только на периферии бессознательного, в кро­шечной свободной зоне сознания можно день за днем осуществлять целенаправленную работу. То, что мы решаем сделать с собой, может быть сделано только отсюда. Но нельзя работать спустя рукава. Область со­знания образует лишь тонкую корку, на которую мощно воздействуют силы бессознательного. Можно предста­вить себе мозг, который покрыт тонким серым слоем, но в этом тонком слое сознательного мышления закла­дывается основа будущего. Отсюда мы раздвигаем гра­ницы в незнакомые пределы по мере того, как заново осваиваем мир. И поэтому то, что представляется ма­лым и незначительным, оказывается в конце концов той самой силой, которая покорит хаос целеустрем­ленностью и выдержкой. До настоящего воплощения формы еще далеко. Но и в незначительных делах, не выходящих за рамки личной сферы, следует оставаться сильным и светлым. Наша эпоха мало подходит для тайных обществ и школ, посвященных исключительно взращиванию нового. Скорее, свет внутренней силы Должен объединить людей в союзы с распахнутыми для всех дверями. Сила должна стать максимально проявленной. Нет больше необходимости в эзотерических доктринах, в жестких границах между посвященными и непосвященными. То, что действенно внутри, долж­но постоянно изливаться наружу, и тогда откроются новые пути, новые духовные практики. И наконец придет пора, когда печаль вдруг уйдет и творение об­ретет завершенность. Сотворение всегда неожиданно, созданное словно падает с неба, а не собирается по частям. В творчестве преобладает качественный аспект, то есть в один прекрасный момент мы просто обнару­живаем перед собой нечто завершенное и совершен­ное. Но смешно думать, что мы можем просто сидеть, дожидаясь сего замечательного события. Оно произой­дет только в соответствующей атмосфере, настолько на­сыщенной возможностями нового, что любая случай­ная искра разгорится в пламя. Наша задача создать такую атмосферу, зарядить ее для творческой искры. Этот кропотливый труд и есть Сяо чу, «Удерживание малым».

Задача большая и сложная, но незначительных де­талей в ней нет. Любое дело, если оно дано судьбой и созрело внутри нас, а не выбрано произвольно, незави­симо от его оценки окружающими может стать Сяо чу, «Удерживанием малым», аккумулирующим «Тво­рящее), Цянь.

Следующий важный аспект этого гуа: «Густые об­лака, нет дождя из наших западных районов». Образ идет из эпохи Вэнь-вана, XI в. до н.э., основателя династии Чжоу. Чжоусцы, жившие на западе Китая, тогда нахо­дились под властью последнего правителя династии Инь, Чжоу Синя[56], который был жестоким тираном. Вэнь-ван обладал всеми качествами, необходимыми для ус­тановления порядка в Поднебесной, но сделать это ему не удалось. В западных районах, вотчине клана Чжоу, облака поднялись к небу, дождь, казалось, вот-вот дол­жен пролиться, но этого так и не случилось. Давайте попробуем осознать трагичность положения Вэнь-вана. Он понимал, что должно произойти, но видел также, что обстоятельства складываются не в его пользу. Он знал, что умрет, так и не завершив дела своей жизни. Глубину его трагедии понимал Гете. Поразительно, что короткая дневниковая запись: «О Уэнь Гуан!» («О Вэнь-ван!» ) относится к самому трудному для Гете периоду в Веймаре. По всей видимости, до него дошли иезуит­ские переводы классических китайских произведений. И в них Гете прочитал о человеке, который знал, что должно случиться, но ничего не мог предпринять. Эта короткая запись — записанная на одном дыхании по­эма «Ильменау»[57].

Смысл ясен, несмотря на краткость. Когда духов­ное, «находящееся в меньшинстве» и бессильное, про­тивостоит силе и бездуховности, оно может лишь удер­живать и ограничивать, но не в состоянии превозмочь то, что обладает мощью и размахом. Оно может толь­ко предотвратить худшее, удержать и ограничить, с тем чтобы, по крайней мере, сделать возможным иное бу­дущее.

Но это поистине неблагодарный труд. Как рабо­тать, когда знаешь, что обречен на неуспех, как сми­риться с безрезультатностью своих усилий ? Ответ в том, что без этой работы успеха не будет вообще. Именно благодаря сверхчеловеческому терпению основателя чжоуской династии она дала впоследствии величайшую культуру Китая, воздействие которой ощущается и ныне, тысячелетия спустя. Китай стал Китаем благодаря на­следию определяющих восьми столетий, когда царила династия Чжоу. И хотя терпение Вэнь-вана не дало никаких видимых результатов, он сделал самое необходимое — удержал и ограничил. Работа над внешними деталями, совершенствование частностей послужи ли основой, на которой возникла великая культура. Вэнь ван и люди, подобные ему, — это авангард человечества Они никогда не видят плодов своих дел, они лишь из далека могут бросить взгляд на землю обетованную Плоды обычно собирают другие, но успех готовится н; вершине самоотречения, в незначительных, казалось бы сражениях обуздания себя.

К счастью, любая ситуация — это палка о двух концах, и помимо жесткой обусловленности временем есть нечто выходящее за его пределы, нечто чисто человеческое. Рассмотрим знак Сяо чу более детально Внизу Цянь, Сильное, «Творящее». Энергия «Творяще­го» сметает и преобразует; оно революционно. Пер­вичный знак Цянь занимает северо-западный сектор Неба. Говорится: «Небо ведет битву в знаке Цянь» Цянь — это знак сражения. Это вершащийся суд; он подобен осеннему ветру, который проносится, срывая гнилые ветви. Это созидание через разрушение, рож­дение нового в условиях продолжающегося кризиса Это грубый демонический аспект, который должен пре­терпеть трансформацию, прежде чем проявиться в фе­номенальном мире. Творческое начало невидимо, хао­тично, дико и необузданно. Что может оформить его? Совсем, на первый взгляд, непригодная для этого мяг­кость, слабость.

Два гуа отражают в «Книге Перемен» разные ас­пекты взаимодействия этих полярных сил. Первый знак — Люй, «Поступь-Поведение», с Дуй, «Радостным», под Цянь, сильным, «Творящим». Но в знаке Люй не происходит воплощения формы; он служит образом правильного поведения, ли, радостного подчинения Всемогущему. В нашем случае задача масштабнее — не только с радостью в сердце последовать за «Творя­щим», но сделать видимым то сильное и опасное, что скрыто в нем. Здесь появляется замечательный образ Ветра над Небом. Невидимые силы, обладающие лишь потенциальной формой, постоянно поднимаются К Небу, в атмосферу. Но теперь над Небом веет про­хладный, успокаивающий Ветер, и испарения, подни­мающиеся в жару, проявляются вверху в форме облаков, в образе влаги, а не непреодолимой стены. Но что заставляет перейти из невидимого, бессознательного, в видимое? Результат взаимодействия Сюнь, «Мягкости», «Проникающего», и Цянь, Сильного, активного. Это совместное действие сил света и тьмы, мужского и женского принципов или любой другой пары, выража­ющей изначальную двойственность Космоса. На одном полюсе — сила, импульс, другой мягко переводит силу в формы. Но кажущаяся мягкость управляет всем. Она проявляет в форму силы, как ветер — облака на Небе.

Каким образом воздействует Сюнь, «Мягкость», на Цянь, «Творящее»? На этот вопрос можно ответить по-разному. В «Фаусте», например, используется образ матери, которая есть сама природа, вечно женствен­ное. Отсюда берут начало все образы. И первым обре­тает смутную форму «Творящее», «величайший из Учи­телей», помогающий прядущей деве[58]. Здесь говорится о точке, в которой соприкасаются дух и реальность, о мгновении, когда реальность еще нельзя ухватить, но она уже отличается от чистой идеи, интеллектуального понятия. Перестав быть просто фантазией, идея стано­вится энергией, творящей формы. И поэтому, когда мы переживаем это событие, оформление образа — непостижимого образа, погруженного в Ничто, — в точке, в которой не существует времени, в точке пол­ного одиночества, которая есть центр мира, тогда мы переживаем то самое событие, которое было обозначе­но как «Удерживание малым». Это событие предвос­хищает все другие возможные события и ситуации. В действии космических сил мы узнаем те же силы, ко­торые проявляют себя повсюду, где что-то обретает форму и становится реальностью. Когда нечто проис­ходит, всегда есть импульс и воплощающий его в обра­зе принцип. Так устроена человеческая душа. Один полюс дает энергию, другой — форму.

Так проявляется это странное отношение поляр­ных сил. В посленебесном порядке ба гуа[59], в мире действительности, образы Сюнь, Ветра, «Мягкости», и Цянъ «Творящего», диаметрально противоположны. Цянъ занимает северо-запад, где жизнь борется со смертью и в этой битве он действует как «Творящее». А Сюнь стоит на юго-востоке, где сущности получают форму (или обретают завершенность), после того как Чжэнь «Возбуждающее» («Импульс»), приходит в движение. Божество наделяет сущности формами в знаке Сюнь. Обретение формы — это та самая сила, которая удер­живает «Творящее» и проявляет его. Наверное, это — Магия, Магия в высшем смысле этого слова. В мире все силы независимы друг от друга, но только во взаимо­действии они создают нечто новое и существенное. Любая работа требует совместного действия сил, если это реальная работа, а не механический выпуск про­дукции. Взаимодействие сил — составная часть про­цесса становления; все, что растет и живет, рождается на пересечении изначально независимых сил.

Но это дается непросто. Этот процесс требует заб­вения себя. Самоотречение необходимо как раз в точ­ке перехода, где форма и содержание соединяются и форма отрицает себя. Форма, которая настаивает на себе, которая не уступает и не умирает, не может реа­лизовать заложенный в ней потенциал. Только когда трансцендентная форма отказывается от себя, идея может обрасти плотью, чтобы спуститься в мир.

Знак Сяо чу интересен еще и тем, что черта, символизирующая точку перехода и поэтому имеющая первостепенное значение — это шестерка в четвертой позиции. Единственная иньская черта знака Сяо чу, «Удерживание малым», должна подчинить себе остав­шиеся пять сильных черт. Весь смысл, вся ответствен­ность держится на ней, не имеющей силы, поскольку сила является атрибутом янских черт. Именно поэто­му требуется знание, как удержать силу мягкостью. Что необходимо для этого? «Есть доверие, фу, — кровь исчезает, страх отступает. Нет позора»[60].

Но процесс этот драматичен. Новое, становящееся утверждает себя в борьбе. Воплощение формы сопря­жено с мукой и страхом. Форма должна пройти через точку равнодушия, которую мы обычно называем смер­тью. Что-то умирает на одном плане, и тогда освобож­дается место для нового. Поэтому доверие, фу, вопло­щенное в единственной иньской черте, устраняет кровь и страх, оно подчиняет «Творящее», Цянъ, принося в жертву себя, умаляет себя ради служения другим. На определенной ступени развития личности это пугает. Человек сопротивляется, когда от него требуется само­отречение. Он не желает отказываться от принадлежа­щего ему по праву, даже если будет лучше передать это другим, даже если цель — создание нового. Нам тяже­ло расставаться с нашими привычными формами. Но по-другому обрести форму нельзя. Наша планета должна разлететься на куски, чтобы дать подняться новому миру. Личность должна умереть, чтобы стать собой. Отказ от себя, самоотречение необходимо для того, чтобы открыться бесконечности. В жизни остановка запрещена, и все-таки большинство людей застревает именно у этой черты. Но когда предел достигнут, ког­да в абсолютном одиночестве человек встречается с Бес­конечностью, заявить о себе можно лишь для того, чтобы отказаться от себя. Цель — самоотречение, но ради этой цели приходится выдержать тяжелый бой.

Давайте теперь от человеческого, метафизического перейдем к историческому. Потому что именно в об­ласти истории лежит задача нашего поколения. Наше поколение, в котором еще живо прошлое, должно быть готово пожертвовать собой. Не имеет смысла стремиться сохранить ценности прошлого в том виде, в каком они достались нам; не имеет смысла цепляться за полюбив­шуюся красоту. Законсервированная красота обречена на загнивание. Как бы ни было больно, нам предстоит с остатками старых традиций перейти в новое время — без сентиментальности, смело и с надеждой. Само при­нятие решения гарантирует связь времен, непрерыв­ность между старым и новым. Разрыва быть не долж­но, иначе история потеряет всякий смысл. Будущее означает продолжение настоящего, возможно даже его Развитие, но в любом случае — продолжение. Мост через пропасть между прошлым и настоящим строит­ся поколением, представляющим прошлое; поколени­ем, сознающим ценность унаследованного и все же го­товым пожертвовать им, чтобы перейти на другую сторону, в новый мир.

Поначалу этот новый мир совсем не радует глаз. Новый мир не может быть прекрасным. Когда христи­анское средневековье отделилось от мира античности сколько богов было потеряно навсегда; сколько красо­ты ушло под землю вместе с древнегреческим искусст­вом; как бедно и непритязательно стало окружение —Я плебейские, уродливые вещи. Но они были новыми; и только потому, что люди принесли в новый мир сокро­вища старого и влили их в расплавленную массу стано­вящегося, только поэтому мир со временем вновь об­рел красоту. А Китай, каким бесконечно прекрасным был он в древности! Можно ли превзойти Китай в изыс­канности быта, в жизненной мудрости? Но нельзя по­зволить этому великолепному прошлому загипнотизи­ровать вас. Вместо того чтобы погрузиться в созерцание ушедшего мира, мы должны заняться новым, оставив прошлое позади. Наш долг возделывать поле времени, засеивать его моментами переживания святого и вели­кого. Что выйдет из этого? Время покажет.

Но что-то выйдет! Потому что когда человек отка­зывается от себя, он открывает себя бесконечности. Поэтому Сяо чу, «Удерживание малым», — знак, суля­щий трудности, знак, который задает задачу не по че­ловеческим силам, — является также поворотным пун­ктом: кровь и страх уйдет; новое, «Творящее», уже здесь. Когда четвертая черта, которая прежде служила точ­кой поворота ситуации, превращается из слабой в силь­ную, получается гуа без единой слабой черты. Это знак, с которого начинается «Книга Перемен»: Цянь Небо, «Творящее».

Оглядываясь, мы понимаем, что одна эпоха сменя­ет другую только таким образом. Нет другого пути в новую жизнь, кроме как через смерть и самопожерт­вование, через преодоление обоих полюсов прошлого.

И вот перед нами Цянь, «Творящее».

«Туань»: «Цянь — высший (изначальный) успех, бла­гоприятна выдержка, чжэнь».

«Сян»: «Движение Неба полно силы. Цзюнь-цзы так делает себя сильным и неустающим».

Это — земля обетованная, на которую позволено пока лишь бросить взгляд. Это и впрямь новая эра, эра творчества, а не руин. Мертвое эхо отживших культур уже потухло. Прежнее превзойдено и поднялось на новый уровень. Цянь определяется двумя свойствами. Первое — юань хэн, изначальный (высший) успех. Одно из главных значений иероглифа юань «голова», а кроме того, изначальное предполагает глубин­ную жизненность, ничем не замутненную и неподдель­ную. На творческий характер знака указывает также успех, хэн, источник которого внутри. Другое свой­ство — стойкость и утонченность красоты, неотдели­мой от радости. Чтобы понять эту ассоциативную связь, вспомним о точке перехода, хотя при этом акцент рас­смотрения смещается с Цянь, «Творящего», на вопло­щение формы «Творящего». В точке перехода прояв­ляется совершенная полнота вечно женственного. Вечно женственное в мире внешних форм проявляется через три категории, которые называют дочерьми. Старшая дочь — Сюнь, «Мягкость», «Проникающее», Ветер, Органическое. Средняя дочь — Ли, Пламя, «Ясность», «Сияние». И младшая дочь — Дуй, Озеро, «Радост­ное», «Просветленное». Сначала проникающее, затем ясно сияющее и, наконец просветленно покоящееся в себе — три формы феноменального мира, три ступени развития силы, представленной четвертой линией зна­ка Сяо чу, «Удерживание малым». Эта тройка обеспе­чивает триумф «Творящего», Цянь, в трудной и ответ­ственной ситуации перехода.

Четыре следующих первичных гуа оказывают влия­ние на значение знака Сяо чу.

 

       
1 2 3 4
       

 

Прежде всего, имеется нижний гуа, Цянь (4), Небо, и верхний гуа, Сюнь, «Проникающее» (1). Отбрасы­вание верхней черты дает новый знак — Ли (2), явле­ние, «Ясность». Спустившись еще на одну черту, мы получаем Дуй (3), «Радостное», Озеро. Таким обра­зом, в составляющих гуа представлена полная последо­вательность реализации иньского принципа, которая отражает разные стадии творческого процесса. Через мягкость проникновения идея соединяется с образом, возникают свет и ясность, цель становится видимой столь же определенно, как солнце на небе; в ее свете на место туманных сумерек, темного мистицизима при­ходит осознанное действие. И это тоже свойство на­шего времени: осознанность станет необходимостью как только обозначится переход и станет понятен смысл происходящего. Потому что новое время, ожидаемая новая эра будет иной, чем культуры прошлого, в кото­рых бессознательное находило выход инстинктивно и естественно. Человечество подошло к рубежу, когда оно готово взять будущее в свои руки, и потому ясность понимания своих действий становится необходимым условием. Это второй шаг на пути к Божественному внутри себя.

Третий шаг обозначен знаком красоты: «Радост­ное», Дуй. Дуй существует, когда, скажем так, виден исход, когда все становится просто, все трудности по­зади, тогда все лучится радостью; это — время искус­ства. Женщина символизирует прекрасное, как на жрицу прекрасного на нее смотрели во все времена, теперь выполнение этой женской функции осознается как задача целой эпохи. Женский принцип может вос­приниматься по-разному. Искусство творит, оно не­сомненно активно, но при этом должно оставаться пре­красным. Пожалуй, это единственное отличие прояв­лений женского принципа от мужского.

Сейчас я имею в виду не женскую половину чело­вечества, женщину не как эмпирическое явление, но скорее как начало, присутствующее в каждом. Начало вечной женственности увлекает за собой, уводит в глу­бины и, наконец, приводит к ясности. Тогда в совер­шенной красоте проявляется импульс «Творящего», Цянь в феноменальном мире.

Это путь, по которому в мир приходит сила. Силой обладает все, что является результатом подобной транс­формации. Конечно, нет ничего слабее, бессильнее духа; дух не весит ничего и посему не имеет никакой власти над материальным. Но верно и то, что в мире нет ни­чего могущественнее духа — когда он движется к цели, которая своей притягательностью создает напряжение стремления. Притяжение к цели объясняется не внеш­ними причинами, оно излучается целью, и все сущест­ва стремятся к ее свету. Сбывается написанное в ком­ментарии к «Туанъ», «Суждению»: Цянь, «Творящее», лает начало всем сущностям. Он вызывает дождь и дает форму вещам и сущностям. Мудрец является в мир, и люди следуют за ним. Таким должен быть итог борь­бы, такой будет эпоха, за которую мы берем на себя ответственность сегодня. Затраченные усилия оправда­ются, нет нужды впадать в отчаяние. Какие бы трудно­сти не вставали перед нами, мы вправе ожидать успеха.

«Туань» гласит: