Если эстрадный драматург не может предложить сценарий номера, об­ ладающего признаками актуальности во всем объеме и многообразии этого понятия, то он неизбежно плетется в хвосте уходящих тенденций.

К сожалению, подобных примеров из действующей практики пока еще достаточно. Особенно нужно подчеркнуть, что слепое

* Режиссер — М. Харитонов.

Стр. 122

следование моде, стилю, стандарту, манере, «фирме», если все это не озарено яркой индивидуальностью артиста, неизбежно ставит та­ких исполнителей на эстетические задворки эстрады: при кажущей­ся современности и актуальности в подобном «творчестве» нет ни­каких открытий, а, следовательно, — нет и самого факта искусства. Тематизм номера становится актуальным, когда учитываются зрительские потребности — как в проблематике, так и в культурно-эстетическом плане. Однако здесь все не так просто. Учет зритель­ских потребностей совсем не означает потакания низменным стра­стям и дурному вкусу. Как складываются и развиваются отношения артиста со зрителем в течение одного концерта, во всей творческой жизни? Что эстрадный исполнитель может и должен нести в зритель­ный зал? Что он сам берет у публики? Как учесть уровень конкрет­ной зрительской аудитории и как не поступиться своими творчес­кими принципами ради кажущегося успеха? Диалектика ответов на эти вопросы в том, что нужно совместить практически несовме­стимое, — следовать в русле современных тенденций и даже моды и в то же время не поступаться своими идейными, нравственными и творческими установками. Народный артист России Д. Тимофеев очень верно отметил:

«Любой зал поймет и примет настоящее произведение искусства, ис­ полненное на высоком художественном уровне, будь то песня, монолог или танец. Подделки, халтура так или иначе распознаются публикой, от­торгаются ею. Безнравственно существовать в искусстве по заниженным законам. И особенно безнравственно оправдывать такое существова­ние ссылкой на якобы невысокий уровень публики!»2.

Актуальность драматургии номера проявляется и в том, насколь­ко тематизм номера отвечает изменчивым идеалам общества. Напри­мер, если говорить о комическом на эстраде, то ясно, что предмет ко­мического, взгляд на комическое меняется с изменением идеалов общества. То, что было смешным двадцать или даже пять лет назад, скорее всего сегодня не вызовет и улыбки. То, над чем смеется пуб­лика в России, вызывает недоумение в Германии.

Нельзя не заметить, что эстрада неизбежно встраивается в но­вое социально-культурное поле, требующее новых форм проявления этого развлекательного искусства. Так, сегодня огромный пласт эст­рады существует в феномене ночной жизни города. «Город выва­ливает каждый вечер на прилавки всю роскошь становящихся все

Стр. 123

более разнообразными развлечений, разбрасывая их то там, то сям по некоторым зонам своего пространства. Выбирай!.. Это время ва­шего выбора — будете вы зрителем, или действующим субъектом, что вы выберете, очарует ли вас ночь или доведет до безумия. Город как бы предлагает: я вам на все вкусы могу предложить ночные пабы, клубы, круглосуточные кинотеатры, на худой конец, компьютерные клубы, массу замечательных затей из области спорта. Зачем идти домой? Сколько интересного вокруг. Включайся!»3

Здесь тоже проявляется такой принцип эстрады, как актуаль­ность. Этот культурологический феномен ночного развлекательно­го искусства требует своего тематизма, своих эстетических канонов; он принимает одни жанры и нивелирует другие. И деятели эстрады не вправе не замечать этого положения. Позиция сноба, пустопорож­ние разговоры о «высоком и глубокомысленном» искусстве к эстра­де неприменимы. Они на самом деле говорят о пренебрежении к публике, о неуважении к ее интересам. Более того, такая позиция очень часто занимается, чтобы замаскировать собственный непро­фессионализм, когда создатели номера не умеют сделать действи­тельно высокое, глубокомысленное, волнующее — интересным и увлекательным для публики.

А то, что такое совмещение возможно, — не вызывает сомнения. Более того, оно всегда проявлялось в лучших образцах эстрадного искусства (то есть в эстрадных номерах), девизом которого вполне может быть известная формула: «Развлечение и польза!».

Яркий тому пример — творчество выдающегося автора М. Жванецкого. Его миниатюры, ставшие основой многих номеров А. Райкина, Р. Карцева и В. Ильченко, имели и имеют оглушительный успех, несут в себе огромный смеховой заряд. Но вместе с этой по­пулярностью, вместе с элементами развлекательности каждая мини­атюра поражает глубиной темы, актуальностью, точным ощущени­ем проблематики, которая волнует общество. Вспоминая о мини­атюрах М. Жванецкого, А. Райкин писал об этих литературных произведениях: «Почерпнутые автором из повседневности, они в повседневность же и вернулись. Репризы, украшающие их, как бы стали частью городского фольклора. Притом, что люди, в чью речь они естественно вошли, могут и не догадываться, кто является авто­ром. В одних случаях авторство приписывается мне (поскольку услышали их от меня), в других случаях вообще не берут в голову, что у них есть автор»4.

Стр. 124

Эстрада якобы извечно оперирует неким узким кругом тем и в этом смысле ограничена в своих возможностях. «Что касается вы­бора темы. Выбор темы не определяет успех произведения. Плохих тем нет, — утверждал А. Хаит. — Вопрос весь в решении этих тем. <...> Иногда артист выступает очень успешно, и зрители смеются, а кончился номер — и никто не может передать, о чем шла речь. Но­мер без мысли быть не может. К сожалению, придумывать эстрад­ные номера умеют немногие. Это не дело — придумать пять смеш­ных реприз и „стянуть их корсетом" в один номер»5.

Даже в легком по восприятию, комическом эстрадном номере мо­жет быть раскрыта самая глубокая тема.

В качестве примера можно обратиться к миниатюре «Сказка» А. Трушкина в исполнении Н. Дуксина и В. Агафонпикова: «Внук про­сит деда рассказать сказку. Страшную. Про Змея Горыныча. Дед, вете­ран войны, с трудом вспоминая перипетии сказки, перемежает их, ког­да не помнит, с событиями военного лихолетья. Увлекается. Но, спохва­тившись, вновь возвращается в лоно сказки. Это смешно и трогательно. Высокие чувства владеют зрительным залом в этот момент. Сценка поднимается до лирико-эпического звучания. И нет в ней пи грана три­виальной назидательности»6.

В эстрадной хореографии известно много случаев, когда сред­ствами танца раскрывались не только героические, патриотические темы (как «Интернационал» А. Дункан), но и остро-политические. Примером тому может служить знаменитый номер Л. Спокойской «Социальные портреты», премьера которого состоялась в 1935 году в Ленинградском мюзик-холле.

Вместе с тем нельзя не отметить, что есть круг тем, которые наи­более часто использует эстрада. Это, скорее, штамп, нежели закон искусства. Такие темы кочуют из поколения в поколение, из номера в номер (отношения с тещей, взяточничество, бюрократизм и т. п.). «Эстраду нередко упрекают за мелкотемье. Думается, что причину скольжения по поверхности жизни следует искать чаще всего не в выборе тем, а в недостаточном художественном воплощении их. И в малом, разумеется, можно показать многое. Более того, подобный подход к явлениям действительности помогает пристальнее и зорче вглядеться в будни. Но опять-таки — как сыграть. Коли художествен­но убедительно, то и задумаешься, не проскочишь мимо, не все выплеснется со смехом»7.

Стр. 125

Серьезные, даже патриотические темы неоднократно и с успе­хом раскрывались в номерах танцевальных, оригинальных и эстрад­но-цирковых жанров. Многое здесь зависит от способности автора, режиссера угадать в исполнителе номера способность выйти за рам­ки традиционно сложившихся границ жанров, которым наиболее присущ зрелищно-развлекательный элемент. Например, в эстрадном репертуаре артиста-кукольника А. Розера был номер, в котором сол­дат-инвалид играл на шарманке для уличных прохожих. «Не полу­чив за игру ни гроша, он молча уходит со сцены, и сухой стук его деревянной ноги говорит о войне больше, чем десятки антивоенных плакатов»8.

Таким образом, создание произведения в «легком жанре» совсем не означает легковесность темы вне зависимости от жанра номера.

· · · · · ·

Сюжет — это основное содержание произведения, главный ход повествования. Он является способом развертывания темы и изло­жения фабулы.

Фабула же представляет собой подробную цепь событий в их причинно-временной последовательности. Именно в изложении фабулы различают экспозицию, завязку, развитие действия, кульми­нацию, развязку.

К сожалению, иногда понятия «сюжет» и «фабула» отождеств­ляют, а порой и вовсе путают.

Особенности сюжетного построения драматургии эстрадного но­мера нужно начать со скетча. Так называется эстрадный жанр, в ос­нове которого — маленькая пьеска для эстрады, как правило, коми­ческого содержания, с небольшим количеством действующих лиц.

«Скетч (от англ. sketch — набросок), короткая (в одном действии) остросюжетная, как правило, комедийная пьеса... появился в Англии во второй половине XIX века»9. Его продолжительность не превы­шает двадцати минут, но чаще он бывает еще короче. В истории эст­рады известны скетчи длительностью не более пяти минут.

Скетч, хоть и специфическая, но все же — пьеса, поэтому срав­нения с пьесой для драматического театра помогут более четкому по­ниманию как их общих черт и признаков, так и отличий.

Поскольку скетч есть пьеса, ее структура подчиняется общим за­конам драматургии. С этой точки зрения продолжительность пьесы не имеет принципиального значения.

Стр.126

С другой стороны, скетч — чисто эстрадный жанр. Скетч — все­гда номер в программе или отдельное выступление артистов. Следо­вательно, он подчиняется всем законам эстрадного номера. И специ­фика эта выражена в первую очередь в самой драматургии скетча.

В работе над драматургией скетча очень ярко проявляется общая проб­лема эстрады, вне зависимости от жанра номера. Нужно совместить психологическую достоверность, проработку внутренней жизни персо­нажа с очень условной и лаконичной формой.

Это своего рода ножницы эстрады. Условная и краткая форма заставляет драматурга не подробно развивать тему, а обозначать события, делать лаконично-репризным диалог, а это направляет ак­теров в русло показа, а не глубокого и достоверного проживания. Последнее же по самой своей природе противится этой эстрадной форме. Действительно, вещи глубокого психологического содержа­ния, по выражению Ю. Дмитриева, на эстраде очень редко удаются и потому очень редко встречаются10.

Как преодолеть это, казалось бы, непреодолимое противоречие? Как свести эти ножницы?

А свести их необходимо. Если этого не сделать, то в одном слу­чае результатом станет кривляние и наигрыш (которые довольно часто оправдывают пресловутой «спецификой» эстрады), с другой стороны — почти неизбежный провал номера вследствие ухода в сто­рону несомненных ценностей психологического театра. А истина же, по существу, лежит только в одном: в нахождении органичного син­теза театра и эстрады.

Структура драматургии скетча всегда очень условна. Можно даже сказать, что скетч — это своего рода театрализованный анекдот.