Тот, кто заглядывал в глаза солдата, умирающего на поле боя, тот тысячу раз подумает, перед тем как начать войну.
Кто-то из великих сказал: все войны – в сущности, драка из-за денег. Совершенно точное определение. Политические и финансово-промышленные круги главных европейских держав были недовольны состоявшимся разделом земного шара на сферы влияния. Им было мало схваченной доли. Увы, денег никогда не бывает много, ни у нищего, ни у миллиардера. Этот правило старо как мир, и также вечно. Только один плачет, что у него щи жидкие, а другой, что имеет брильянты маленькие. Германия, опоздавшая к разделу мирового пирога, чувствовала себя обделенной больше всех. Но воротилы политики и бизнеса не собирались воевать самостоятельно, поскольку месить грязь и кормить вшей в окопах не их дело. На это есть рядовые солдаты и обычные граждане. Главное убедить их взяться за винтовки и отправится на войну. И тут в дело вступили средства массовой информации.
Страшное безумие овладело европейскими народами к лету 1914 года – войны хотели практически все. Людская глупость безгранична, человек любит принимать на веру то, что ему говорит пропаганда. Воистину не винтовки, а газеты – вот главное оружие массового поражения. Пресса усиленно обрабатывала мозги своей аудитории, расхваливая приближающуюся войну словно второе пришествие Христа. Военные – самые уважаемые люди; все мальчишки мечтали быстрее надеть солдатский мундир; даже ребенок мог показать на карте где «наши», а где «не наши»; патриотизм круто зашкаливал по любой шкале измерений. Митинги, митинги, митинги… Ораторы, ораторы, ораторы… Меняются только географические названия. Здесь кричали «даешь Париж!», там вопили «на Берлин!», третьи заходились криком «вперед, на Белград!», четвертые надрывали глотки вопя «смерть Москве!»… Словом, на просторах старой доброй Европы истерия поднялась невиданно-неслыханная.
Германия не стеснялась требовать полного передела мировых границ, публично требуя себе достойное место под солнцем. Немцы хотели расчленить Францию, отторгнуть огромные куски от Российской Империи и поживиться бескрайними колониальными просторами Туманного Альбиона. Одними намерениями дело не ограничивалось: немецкая экономика шагала вперед семимильными шагами постепенно вытесняя с рынков европейских конкурентов. Росла военная мощь, строился большой военно-морской флот. Настроение общества также было соответствующим. Такие стихи учили в школе немецкие дети:
«Противник совести, противник Бога,
Противник чести и благих идей,
Он ненависти накопил так много,
Против простых, порядочных людей.
За Родину все немцы грудью встанут,
И веру опорочить не дадут,
Они с врагом бороться не устанут,
Сего врага Британией зовут!»
Не отставали от них и взрослые: в одном из тихих немецких курортных городков, одна общественная организация не поленилась на собственные средства воздвигнуть большой макет Московского Кремля. Зачем? Да только для того, что бы при большом скоплении народа его сжечь. В громадном пожаре падала колокольня Ивана Великого, играл национальный гимн тевтонов, толпа неистовствовала, визжа от восторга... Резолюция одной из патриотических пангерманских организаций от 1912 года, в общем-то довольно точно отражала политические претензии Берлина: «Мы не можем переносить больше положения, при котором весь мир становится владением англичан, французов, русских и японцев. Мы не можем также верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба сорок лет назад. Времена изменились и мы не остались теми же, и только приобретением собственных колоний мы можем обеспечить себя в будущем». Вот так, не больше и не меньше.
Франция помешана на реванше за позор войны 1870 года. Возврат Эльзаса и Лотарингии давным-давно стало темой номер один всех печатных изданий. Целое поколение французов выросло на идее реваншизма за разгром франко-прусской войны. Поэму о «замученном Эльзасе» школьники с младых ногтей зубрили наизусть. Президент Республики Раймон Пуанкаре (получивший прозвище «Пуанкарье–война»), провозгласил курс на создании великой и сильной Франции. Пресса безумствовала в прямом смысле слова. Окаянная немчура должна понять, кому она осмелилась бросить вызов! Мы вернем отнятые у нас земли и заберем ваши вплоть до Рейна, ибо всегда они тяготели к прекрасной Франции! Газетчики наделяли немцев всеми мыслимыми и немыслимыми пороками: и звери, и пьяницы, и просто дураки каких еще поискать. Их глупые головы треснут как пустой орех под нашим каблуком. Толи дело мы, бравые французы! В обществе воцарился настоящий армейский культ. Только мужчина в военной форме имеет право называться патриотом и настоящим мужчиной. Все остальные так – и не мужчины, и не французы, а дрянь какая-то.
Ура-патриотическая шизофрения охватила и Российскую империю, да еще как! Только что сабли не точили о подъезд германского посольства. Вековое желание славянофилов водрузить крест над Святой Софией получило новую жизнь под бурные аплодисменты нашей общественности. В дополнение к этому, газеты яркими красками расписывали страдания наших братьев-славян под окаянным австрийским игом. Разумеется, рад здравомыслящих политиков прекрасно понимал, что предстоящая война не принесет стране ничего кроме крови, слез и разорения. Наше богоспасаемое отечество еще не готово к войне, победа, если даже она и возможна, обойдется нам очень и очень дорого… Но, к величайшему сожалению, их немногочисленные голоса потонули в дружном и яростном вопле «ястребов», готовых сражаться любой ценой и непременно до победного конца.
У соседей России дела тоже обстояли ничуть не лучше. Правящая верхушка Австро-Венгрии хотела уничтожения Сербии и мечтала об ослаблении российского влияния на Балканах. В свою очередь, братья-славяне не стесняясь заявляли о необходимости создания Великой Сербии, с освобождением всех сербов изнемогающих под ненавистной им властью Вены. Словом, все были готовы драться против всех. И драться насмерть.
Чуть более спокойно вели себя англичане, видимо по причине прирожденного хладнокровия. Но и британская публика горячо поддерживала идею хорошенько треснуть зарвавшегося германского волка по сусалам. Стихи, заучиваемые английскими детишками, мягко говоря, не отличались мягкосердечием:
«Мы рождены чтоб землю избавить
От ненавистных гуннов навеки,
Миру дышать спокойнее станет,
Если исчезнут нечеловеки,
Женщин, детей истребим без пощады,
Всем уготована страшная смерть,
Что б не плодились черные гады,
Надо Германию с карты стереть!»
Так что мощный экономический подъем и неприкрытая агрессивность Германии, вызывали нешуточные опасения Лондона. Экономические и политические интересы обеих Империй сталкивались во многих районах мира, и в первую очередь в Африке, в Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Это были главные направления экспансии германского капитала. Кроме того, военно-морской флот Германии рос не по дням, а по часам, всерьез угрожая коммуникационным линиям снабжения вековой Владычицы морей. «Нам угрожает страшный противник, который теснит нас так же, как волны морские теснят не укрепленные песчаные берега», - заявил один из английских политиков.
Проще говоря, Европа того времени напоминала кучку безумцев, стоящих по колено в бензине и закуривающих одну сигарету за другой. Штабисты главных европейских держав давным-давно разработали планы ведения предстоящей войны. Каждый из них, естественно был предельно быстрым и чертовски успешным. По мнению генералов любой из противоборствующих сторон, предстоящая военная кампания должна была победоносно завершиться через пять - шесть месяцев, ну максимум через год, но никак не больше. Естественно, что при такой ситуации рано или поздно должно было рвануть.
Рвануло 28 июня 1914 года. В этот злосчастный день девятнадцатилетний сербский фанатик Гаврило Принцип застрелил наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франц-Фердинанда и его любимую жену Софию Гогенберг, прибывших с визитом в Сараево. Гениальный Бисмарк был прав, говоря что новая война начнется из-за какой-нибудь глупости на Балканах. Кто в реальности направлял руку убийцы, наверное уже не узнает никто и никогда, но бесспорно, что это преступление не было случайностью. Увы, история шутит по своим законам. Несчастный эрцгерцог не был «ястребом», грезящим о войне. Он никогда не строил планов направленных на поглощение Сербии и был категорическим противником столкновения с Россией. После восшествия на престол он считал своей первоочередной задачей разрешение огромного вороха внутренних проблем, давно опутавших стареющую Габсбургскую монархию словно гигантский спрут. Но случилось то, что случилось.
Узнав о гибели своего эрцгерцога, Австро-Венгрия взревела раненым львом. Повод для войны был найден. Дальше события развивались по принципу классического домино. Противники не стесняясь, начали предмобилизационные мероприятия. Дипломатия лицемерно пыталась предотвратить войну путем выставления заведомо невыполнимых ультиматумов. Вена требовала расследования всех обстоятельств убийства Франц-Фердинанда силами своих спецслужб на сербской территории с правом совершения следственных действий... Германия настаивала на немедленном вводе своих войск в Бельгию для защиты от Франции… Яснее ясного, что ни одно из подобных требований не могло быть удовлетворено в принципе, это все равно, что играть самому с собой в шахматы, заранее решив выиграть черными. Окончательные решения давно уже были приняты. Австро-Венгрия намеревалась примерно наказать Белград, четко зная, что в этом случае Санкт-Петербург не останется в стороне. Тогда на помощь Австро-Венгрии неминуемо придет Берлин. Так и получилось: 28 июля 1914 года, ровно через месяц после убийства эрцгерцога Франц-Фердинанда, империя Габсбургов объявила войну Сербии. «Я все взвесил, я все обдумал…», - так величественно говорилось в манифесте австрийского государя о начале военных действий. Но престарелый император Франц-Иосиф оказался плохим провидцем. По окончании этой войны его держава попросту перестала существовать…
Ответом на действия Австро-Венгрии стала мобилизация вооруженных сил Российской Империи (а мобилизация всегда есть война). Санкт-Петербург обеспокоен судьбой своего балканского союзника и не может оставаться в стороне. На требование Берлина об отмене мобилизации, Россия ответила решительным отказом. Результат оказался вполне предсказуем. С 1 августа Германия сочла себя в состоянии войны с восточным соседом. Манифест Николая II о начале войны правящие круги Российской Империи встретили с неподдельным восторгом. К сожалению, они также не обладали даром пророчества: Империя не знала, что предстоящая бойня всего через каких-то три года бросит ее в невиданный кошмар и кровавый хаос…
Но сложившаяся политическая ситуация имела один серьезный изъян: наличие конфликта на Балканах не давало Германии никакого повода для войны со своим извечным врагом – Францией. Париж и сам всем сердцем хотел войны, однако перспектива оказаться в роли агрессора для Елисейского дворца выглядела малопривлекательной. Более того, во избежание всяких возможных провокаций французское правительство запретило размещать войска ближе чем в десяти километрах от государственной границы. А эшелоны с кайзеровскими частями уже направлялись на запад, свыше пятисот воинских поездов ежедневно пересекали мост через Рейн… Немецкие дипломаты не стали долго ломать голову, просто разрешив политическую головоломку. Вечером 3 августа 1914 года германский посол в Париже передал ноту с объявлением войны Франции. В качестве причины указывалось, будто французские самолеты нарушили нейтралитет Бельгии, а также летали над германскими городами Карлсруэ и Нюрнбергом и даже сбросили в их районах бомбы на железнодорожную линию. Разумеется, все это была чистая ложь, но ничего не попишешь – жизнь заставляет, рассудили в Берлине. Кайзеровская дипломатия убеждена в быстрой победе своего оружия, а победителя, как известно, не судят, не судили, да и не будут судить нигде и никогда.
В тот же день Германия посчитала себя в состоянии войны с Бельгией. Король Альберт I категорически отказался предоставить германским войскам свободный проход через территорию своей страны для нападения на Францию. Он, разумеется понимал, что его маленькая армия не сможет долго противостоять чудовищной немецкой мощи, но рассчитывал на английскую и французскую помощь. Предлог для интервенции кайзер сформулировал очень просто. Франция может использовать бельгийскую территорию для вторжения на немецкую землю. По вполне понятным причинам Его Императорское величество Вильгельм II не может этого допустить. Он вынужден руководствоваться стратегической необходимостью и интересами Германии (правда совершенно забыв о том, что Германия, как и другие европейские страны, обязалась соблюдать нейтралитет и независимость Бельгии) .
Соединенное королевство раздумывало на один день больше. Англия не была связана военным союзом с Францией, но выступала гарантом суверенитета Бельгии. Мнения в правительстве разделились: одни требовали немедленного вступления в полноценную войну, другие предлагали ограничится лишь защитой французского побережья силами флота. Французский посол всерьез опасался, что британцы собираются остаться в стороне. Он дневал и ночевал в правительстве Его Величества, постоянно спрашивая членов Кабинета, а сохранилось ли в английском языке слово честь? Наконец, решение было принято. Корона выполнит свои обязательства и не останется безучастной к судьбе несчастного Брюсселя. Лондон предъявил Берлину жесткий ультиматум: в течение двадцати четырех часов отвести войска с бельгийской территории. В противном случае — война. Ответа не последовало. 4 августа Британский лев объявил войну Германской империи. Еще через два дня Вена изъявила желание помериться силами с русским медведем. Первая мировая война началась. Она длилась долгих четыре года и унесла жизни более двенадцати миллионов человек…
28 июня 1919 года, ровно через пять лет после убийства эрцгерцога Франц-Фердинанда, во французском Версале был заключен долгожданный мир. По его итогам, с политической карты мира исчезли четыре мощных империи… Германская, Австро-Венгерская, Российская и Османская… Да и весь Европейский континент стал совсем другой… Совершенно изменились и сами европейцы... Старая, добрая Европа навсегда канула в Лету...
Известие о начале мировой бойни жители воюющих стран встретили ликованием. Как совершенно справедливо выразился британский историк Г. Крейг, «Это была необычайная смесь нереализованного патриотизма и романтической радости по поводу участия в великом приключении, наивного ожидания того, что тем или иным способом этот конфликт разрешит все прежние проблемы. Большинство немцев верило так же ревностно, как и большинство англичан и французов, что их страна стала жертвой брутального нападения. Выражение «мы этого не хотели, но теперь мы должны защищать свое отечество» стало общей формулой и вело к впечатляющей национальной консолидации». Лучше и не скажешь.
К мобилизационным пунктам выстроились огромные очереди: от желающих отправится на фронт, нет отбоя. Те, кто дезертировал из армии в мирное время, теперь бежали к своим частям обгоняя друг друга. Лица, находящееся в оппозиции к правительству и подлежащие аресту с началом войны как неблагонадежные, сами требовали немедленно отправить их в огонь. Любой, кто не надел военный мундир – трус, достойный лишь презрения. Отцы уходили на фронт вместе со своими сыновьями, целые семьи записывались добровольцами. Боялись лишь одного: лишь бы эти чертовы политики, сохрани Господь, не вздумали заключить мир. На каждом углу оркестр без устали играл национальный гимн, от государственных флагов рябило в глазах, девушки дарили поцелуи своим храбрецам, поезда отвозящие добровольцев на сборные пункты завалены цветами… Все убеждены – предстоящая схватка будет легкой военной прогулкой и не позднее Рождества наши мальчики вернутся домой. Мы же этих сиволапых одной левой! Пессимистов, полагавших что война продлится аж целых шесть месяцев, напрямую обвиняли в пораженчестве и предательстве. Лишь очень и очень немногие люди сохранили способность мыслить здраво. Так, например, фельдмаршал Китченер мрачно предсказывал, что для разгрома такой мощной страны как Германия понадобится не меньше трех лет. Но о пессимистических прогнозах никто и слушать не хотел.
Немцы высчитывали через сколько дней они будут в Париже, любая француженка знала, какой подарок ее благоверный привезет из Берлина… Русские офицеры ломали голову, стоит ли им брать с собой парадную форму для торжественного вступления в Берлин... Каждый же был убежден, что только он, именно он, – пуленепробиваемый, лишь ему Господь самолично выписал страховой полис, и если уж кого и убьют, то не в коем случае не его, а непременно соседа... А если ранят? Что ж, может и оцарапает слегка шальная шрапнель, то боевые шрамы всегда только украшали настоящего мужчину! Так что вперед без страха и сомнений! Нас ждет лишь честь и слава! В этом были убеждены в Лондоне, Париже, Берлине, Белграде, Вене и Санкт-Петербурге...
Давайте на фоне этой общей эйфории, последуем за ними и мы с Вами.
II – От Марны до Ипра