Находясь в депрессии, я думал: «Смысла нет. Зачем вставать с постели?»
Существенный отрезок своей жизни я провёл в постели. (Это прозвучало странно.) Я думал о себе как о «грустном» человеке. «В депрессии». Я не думал, что я испытываю гнев.
«Я убью тебя».
Это заявление, полное гнева. Если бы кто-то сказал мне эти слова, я бы понял, что он а) разгневан и что б) плохи мои дела.
«Я убью себя».
По-прежнему заявление, полное гнева? Или нет? (В любом случае – плохи мои дела.)
Раньше, когда я думал или говорил: «Я убью себя», подтекстом этого высказывания была мысль: «Мне грустно. Я больше не могу». Его подтекстом не была мысль: «Я разгневан. На себя. Я уничтожу себя». По крайней мере, я так не думал. В то время.
Сейчас я думаю иначе.
Кажется, гипотезу о том, что депрессия – это гнев, обращённый вовнутрь, на себя, выдвинул Фрейд. Я не знаю, истинна ли она для всех, но сейчас я думаю, что она была/остаётся истинной для меня.
«Сгладь верхний слой с разгневанного мужчины – найдёшь грустного мужчину».
Существенный отрезок своей жизни я провёл Охр-ненно Раздражённым. Собой. Делая всё возможное, чтобы уничтожить себя. Разными способами. С большинством из них покончено (теми, что связаны с самоубийством). Некоторые из них сохраняются (те, что связаны с употреблением сахара). Но я по-прежнему Охр-ненно Раздражён.
Разница в том, что сегодня мой гнев больше не обращён вовнутрь. На себя. Он направлен наружу. Я думаю, что это здоровый подход. Более здоровый. Гнев способен поднять меня с постели по утрам. Депрессия заставляла меня лежать в позе эмбриона.
Но есть свои трудности в том, чтобы быть Разгневанным Мужчиной. Люди (некоторые люди), кажется, не одобряют этого. Особенно люди, привыкшие к тому, что я Грустный Мужчина. Которые, возможно, даже предпочитают это.
«Зачем ты злишься?» – спрашивают они. «А как не злитесь вы?» – отвечаю я. Этот мир сводит с ума. Он противоречив. Часто смертоносен. Злодейства происходят ежедневно. Мне кажется, гнев – естественный ответ на это. Но, как и грусть, гнев считается Неприемлемым (судя по моему опыту). Это «плохая» эмоция. «Примитивная». Нежелательная в компании вежливых людей. С гневом ассоциируются Насилие и Оскорбления. Обиженные Люди, Обижающие Людей. И так далее.
Я могу понять, почему это так.
Но является ли проблемой сам гнев? Или же те способы, которыми выражается гнев? Подтверждение чему мы видим… повсюду.
Когда во мне закипает гнев, это чувство некомфортно, но не неестественно. Вообще-то, оно кажется настолько же естественным – и непреодолимым, – как покраснение кожи от смущения. Вопрос в том, что с ним делать, когда оно возникает.
Другое понятие, которое встретилось мне, когда я занимался своей мужской работой, – это Здоровый Гнев. Гнев, выраженный здоровыми способами. Здоровый Гнев оправдан (а не лицемерен). Словно меч, он наносит острые удары. И чистые. Обращённый наружу, соответствующе направленный, осмысленно сформулированный, Здоровый Гнев – один из самых мощных эмоциональных инструментов (или он может быть им), доступных нам.
Но ЧТО такое гнев? Зачем он вообще возникает? Направление мысли, которое я сейчас изучаю, полагает, что гнев – это эмоция, возникающая, когда наши границы нуждаются в защите*. Это наш друг. Союзник. Когда кто-то Задумал Какую-То Гадость и проявляет к нам неуважительное отношение, гнев даёт нам мужество/силу/пыл, чтобы постоять за себя. Чтобы сказать: «Нет. Остановись. Не надо».
Интересно рассмотреть в этом контексте наше Неприятие гнева, наш культурно обусловленный (?) страх гнева. Мир (или силы, действующие в нём) Задумывает Какую-То Гадость, проявляет к нам неуважительное отношение, но в то же самое время нам говорят, что Гнев Бесполезен. Что нам надо Успокоиться и Проявлять Великодушие. Подставлять Другую Щёку. Прощать и Забывать. Это выгодно миру, разве нет. Что некоторые из нас Сохраняют Спокойствие, когда нарушаются границы. Что мы обращаем наш гнев вовнутрь.
Также интересно рассмотреть те истории, которые постоянно вызывают у нас интерес. Особенно в кино и на ТВ. Тех вымышленных персонажей, которые кажутся нам привлекательными, достойными поддержки. Многие из них Охр-ненно Раздражены. Не Сохраняют Спокойствие. Не Проявляют Великодушие. Совсем. Мне ли не знать. Я сыграл нескольких таких. «Майкл Скофилд» минус его гнев (Здоровый или нет) – это человек, горюющий по своему недавно казнённому брату. Это чуть менее интересно. Вызывает чуть меньше желания это смотреть. Я догадываюсь, что некоторые из вас, читающих это, изначально заинтересовались этой страницей потому, что вам по вкусу персонажи, которые не Прощают и не Забывают (смотри: «жить чужой жизнью»).
Как большинство людей, я переживал ситуации, когда мои границы нарушали, – и намеренно, и ненамеренно. Как меньшая (?) группа людей, я переживал ситуации, когда мои границы нарушали намеренно, и этим намерением было нанести вред.
Когда мои границы нарушаются (намеренно или нет), я испытываю (по меньшей мере) два огорчения. Первое – из-за того, что случилось. Оно огорчает. То, что случилось. Второе огорчение приходит позже, когда я бичую себя за то, что «разрешил» случиться тому, что случилось. «Почему я позволил им сказать/сделать это? Почему я не постоял за себя? Может быть, я недостоин того, чтобы стоять за меня…» Такого рода разговор с собой (повторяющийся, обвиняющий) – это, несомненно, гнев, обращённый вовнутрь. И он питал мою депрессию.
Давайте посчитаем. Скажем, мои границы нарушали один раз в неделю каждую неделю с того момента, как я начал жить на этой планете. (Если честно, это число кажется слишком маленьким.) Значит, мои границы нарушали около 2400 раз. 2400 раз гнев (мой друг, мой союзник) пробуждался, чтобы помочь мне защитить себя. 2400 раз я задавливал и заглушал гнев, потому что… О, есть миллион причин. Давайте просто скажем, что Меня Воспитали Быть Вежливым. Иначе говоря, как многие люди, быть готовым Глотать Гадости. (Или что-то ещё.)
Получилось много подавленного гнева. Запертого, обращённого вовнутрь. («Я убью себя».) Затолканного в ящик и убранного прочь. С глаз долой.
Но ящики протекают. Гадость становится явной.
В университете у меня было прозвище «Вонючка». Люди (некоторые люди) думают, что это мило. Это не так. Я заработал это прозвище. Тогда я был в депрессии. Думал о самоубийстве. И слова, вылетавшие у меня изо рта, не были милыми. Они были недобрыми. Временами жестокими. Почти всегда в чей-то адрес. Обычно замаскированными под «юмор». Под которым я подразумеваю сарказм.
По моему мнению, сарказм – это гнев, выходящий окольными путями. Это скрытый способ выразить твою правду. (Или «правду».) Он грязен. Противоположен гневу, который наносит чистые удары. Когда ты боишься сказать то, что ты думаешь, – и давайте будем честными: в этом мире говорить то, что они думают, может оказаться для (некоторых) людей опасным делом, – ты находишь другие способы донести свою мысль.
Вот как действует сарказм (в моём случае): я отпускаю шутку в ваш адрес, и она уязвляет, потому что, прикрываясь ею, я говорю вам то, что я в действительности думаю о вас. (Эти мысли нелицеприятны.) Вы морщитесь. Есть. Я говорю: «Ну же!» Прикрываюсь: «Я пошутил!» Вы такие: «Это не смешно». Я говорю: «В чём дело? Не понимаешь шуток?» Есть. Снова. (Я побеждаю.) Сарказм враждебен. Он забавляет (меня), но не поможет создавать пространства, которые хоть кто-то назвал бы «безопасными».
Сегодня мне не слишком нравится сарказм в себе или в самых близких мне людях. Если я применяю его (а я это делаю), то обычно в свой адрес. Если я ловлю себя на том, что отпускаю ехидные комментарии о других людях, я думаю: «Я испытываю гнев. Этот гнев выходит окольным путём. Мне нужно перенаправить его. Или я кого-нибудь обижу».
Говоря об этой теме… Заслуженно или нет, мужчины-геи имеют репутацию саркастичных людей. Мы «знамениты» нашим язвительным остроумием. Когда я посещал сайты знакомств, я читал профиль за профилем, в которых мужчины-геи объявляли о своём саркастичном чувстве юмора. Словно это было нечто положительное. Качество, возможно, способное понравиться другим. Судя по (как я уверен, не имеющим к этой теме отношения) новостям, частота суицидов среди мужчин-геев остаётся высокой.
Гнев. Просачивающийся. И/или обращённый вовнутрь. («Я убью себя».)
Если Здоровый Гнев – действительно один из самых мощных эмоциональных инструментов, доступных нам, то я до 40 лет не тратил времени на тренировки по его применению. От этого он становился опасным. Когда он находился в моей руке. Очень. В прошлом мой гнев, когда его спускали с привязи (или он cрывался), был дик. Неуправляем. Больше похож на Атомную Бомбу, чем на Умную Ракету. Уничтожал/ранил мою цель плюс всех и всё в радиусе 10 миль. В том числе меня самого.
Тренируясь, я оттачиваю свои навыки. Иногда это может смотреться (намеренно) «примитивно».
Я рассказывал на этой странице о том, как я каждый день по многу часов работал на напряжённых съёмках и что я попросил у постановщиков разместить в углу съёмочного павильона манекен для бокса. Я купил за несколько долларов алюминиевую биту и, когда мне что-то ударяло в голову (хе-хе), Изо Всех Сил Колошматил по своему манекену. Это приносило невероятно сильное, невероятно нужное освобождение. Люди посмеивались, но я знал, что поступаю верно. Больше проведённого в том углу времени обеспечивало большую ясность в мыслях, возможность лучше общаться с коллегами, меньше гадких комментариев (с моей стороны). И лучший ночной отдых. Подлинная история.
Это было тогда, когда я только начинал знакомиться со своим гневом. Старался находить подходящие каналы для его выражения, когда он возникал. В то время я ощущал, что будет мудро(ее) направлять свой гнев прочь от человека/вещи, которые вызвали мой гнев. Отводить его к безопасной, намеренно выбранной цели (вроде того манекена).
Сегодня, продолжая тренироваться, я обнаруживаю, что у меня легче получается направлять свой гнев прямо на того человека/вещь. В тот самый момент. Когда это происходит. И, тем не менее, делать это «цивилизованно» (относительно).
В последний раз, когда я Напрочь Вышел Из Себя, я сделал выбор Напрочь Выйти Из Себя. Некто нарушил границу, и я разгневался. Разрешил себе разгневаться. Я произнёс фразы типа: «Я разгневан». Нецензурно выругался. Говорил с напором, с чувством, в то же время стараясь защитить мишень моего гнева. Я не переходил на личности. Я ни разу не сказал слово «Ты». Только «я/моё».
«Я не чувствую, что меня слышат».
«Я не думаю, что дело идёт на лад».
«Мои желания не уважают».
Когда всё это закончилось, признаюсь, я гордился собой. Я не Проглотил Гадость. Не стал терпеть её, чтобы позже, в 2 часа ночи, проснуться от кашля. Я выразил себя таким способом, который казался острым, и чистым, и, да, оправданным. И я закончил эти отношения. Этого человека больше нет в моей жизни. Знаете что? Пришло время. Я слишком щедро, слишком терпеливо относился к нему с безоценочным пониманием. И этот человек пользовался этим. «Спасибо тебе за твои подарки (некоторые из них печальные). До свидания».
«Я убью себя». Нет. Ни в коем случае.
«Я убью тебя». В этом тоже нет необходимости.
Но, хотя мир продолжает сводить с ума/оставаться противоречивым/смертоносным, я буду и дальше тренироваться в применении своего гнева. Относясь к нему с безоценочным пониманием. Направляя его. Эти инструменты нужны мне в моём эмоциональном арсенале. Все из них. Всё, что мне доступно. Чтобы, когда нарушаются границы, я был бы не просто вежливым.
Некоторые люди, как я уверен, будут продолжать выступать в защиту Сохранения Спокойствия. Подставления Другой Щеки. Что Бы Ни Случилось. Я уважаю это решение. Это действительно выбор.
Мне было бы любопытно пронаблюдать за этими людьми, когда опасность будет угрожать их детям. Когда этот мир обратит свой хищный взор на их малышей. Настолько маленьких, что они даже не могут определить, что такое «граница», а уж тем более защитить её. Да, когда этот мир начнёт щёлкать зубами, и облизываться, и готовиться нанести последний удар, мне было бы любопытно посмотреть, как долго они смогут Сохранять Спокойствие и Подставлять Другую Щёку.
Если вы один из тех людей, кто считает оправданным прибегать к гневу, но только для того, чтобы суметь защитить ваших родных и близких, я задаю вам тот же вопрос, который я (до сих пор) задаю себе: «Разве вы сами не относитесь к своим родным и близким? Разве и за вас тоже не стоит сражаться? Разве ваши границы не стоит защищать? Решительно?»
Как я уже сказал, это дело выбора. Мы все можем выбирать.
Я буду здесь неподалёку. Тренируясь.
* * * * *
* Источник: Карла Макларен. Язык эмоций.
24.06.18
Заметки
РОЛЬ(И) ВСЕЙ ЖИЗНИ
«Я никогда не смог бы быть актёром».
Я слышу эту фразу на довольно регулярной основе.
Вот что я думаю, когда я её слышу: «Прямо сейчас ты играешь. Будто ты никогда не смог бы быть актёром».
Все из нас играют. Всё время. По моему мнению.
Будто Мы Знаем, Что Делаем. Будто Мы Не Хотим Десерт. Будто Мы Думали, Что Это Было Забавно. Будто Нам Не Наплевать. Будто Мы Более Уверены В Себе, Чем На Самом Деле. Будто Мы Не Целуемся На Первом Свидании. Будто Все Дела В Школе Идут Хорошо. Будто Дома Всё В Порядке.
«Я никогда не смог бы быть актёром».
Вот что я сказал мужчине-отцу, когда услышал эту фразу (в последний раз): «В следующий раз, когда будешь читать своей малышке сказку на ночь и Изображать Голоса Всех Персонажей, По-Настоящему Увлечённо, По-Настоящему Стараясь, производя такой шум, что на него с деланно серьёзным видом придёт твоя жена, встанет в дверях со сложенными на груди руками, с таким лицом, будто хочет спросить: «ЧТО здесь творится?» (может быть, она действительно спросит: «ЧТО здесь творится?»), мысленно сделай фотографию себя самого. Это ты. Играющий роль».
Для его дочери. Первоначально. И для его жены, когда та заходит в комнату. Для своих любимых людей этот мужчина устроит представление. Покажет Спектакль с большой буквы «С». И их реакция(ии) или её отсутствие повлияет на его актёрские решения. Его громкость. Тон его голоса/темп произнесения фраз. Он будет приспосабливаться, изощряться, лезть из кожи вон (возможно, в буквальном смысле), чтобы вызвать у них ещё один смешок. Выманить ещё одно «О-о-о-о» и «А-а-а-а». В этот момент, находясь в спальне своей дочери, играя для аудитории из двух человек, этот мужчина, который не актёр по профессии, мог бы дать фору профессионалам.
Возможно ли преувеличить воздействие нашей аудитории? Их влияние? На нас? Подвергающихся… аудиту?
«Наблюдение меняет объект, за которым наблюдают», как говорится в известном высказывании. (Существует также научный принцип/теория, которая применима к этой ситуации, но такие вещи немного выходят за рамки моей компетенции.)
Недавно мне представилась возможность стать непосредственным свидетелем моего воздействия как участника аудитории. Моего влияния. Моей власти. Я побывал на творческом вечере Дэвида Седариса (я его поклонник), час с лишним просидел в заполненном людьми театре, пока он читал/исполнял новый материал из своей будущей книги или книг. И я смеялся до слёз. Когда встреча закончилась, мой знакомый, который сидел на балконе и видел мистера Седариса и верхнюю часть его трибуны с высоты птичьего полёта (мне открывался другой вид), сказал, что тот всё время делал записи. Пересматривал свой материал, пока шёл вечер. Основываясь на наших реакциях. Корректировал и редактировал. Отмечал, какие шутки Сработали и какие Сработали Лучше. Когда я услышал это, я подумал: «Ого. Мы – аудитория – только что повлияли на то, что попадёт и что не попадёт в следующую книгу Дэвида Седариса». Я подумал: «Мы ВНУТРИ этой книги. Можно сказать». Волнующее чувство. (Как я сказал, я поклонник.)
Связь между исполнителем и аудиторией интимна. Это некие отношения. Она ВОВЛЕКАЕТ исполнителя и аудиторию в отношения. Что хорошо мне известно, ведь в последнее десятилетие я ежедневно выслушиваю приветствия от незнакомых людей, которые обнимают меня так, словно я их родственник, с которым они давно не виделись. Как я и сказал. Близкая связь. И я могу вам подтвердить: «Наблюдение меняет объект, за которым наблюдают». Значительно. В магазине, когда я брожу по ряду с замороженными продуктами и кто-то останавливается чуть слишком близко, пристально глядя на меня, словно он смотрит на меня по ТВ у себя дома, я могу ощутить, что температура моего тела начинает подниматься. В ресторане, когда меня замечает другой обедающий, сидящий на противоположном конце зала, который теперь держит свой телефон так, словно он, возможно, фотографирует меня, я выпрямлю спину. Вытру уголки губ. Проверю, не лью ли я себе на рубашку суп. Я изменяюсь. Меня изменяют. Я становлюсь другим, не таким, каким был раньше.
«Наблюдение меняет объект, за которым наблюдают». Сложно – если не невозможно – сказать, как глубоко проникают эти изменения. Как долго могут длиться их воздействия.
В университете, когда другие студенты говорили: «Я всегда знал, что я хочу быть (вставить нужный вариант)», я всегда смущался. Сейчас эта фраза кажется мне подозрительной. Если честно. Сегодня, когда я слышу эту фразу, я думаю: «Вы уверены?» Я непроизвольно представляю этих людей новорождёнными, лежащими в колыбели, смотрящими вверх, широко раскрыв удивлённые глаза, доверчивыми, полностью беззащитными, и как сверху на них смотрят одно или несколько огромных лиц, комментируя, наблюдая, сообщая, проецируя на них ряд качеств, которые могут или не могут быть применимы к ним. «Она такая оживлённая… Он всегда улыбается…» Затем, позже: «У неё так хорошо получается кувыркаться… У него так хорошо получается строить из кубиков…» Затем, позже: «Эта девочка станет спортсменкой… Этот мальчик станет художником…»
Каковы шансы, что, когда они наконец-то выучатся говорить, связывать слова в предложения, отвечать на вопрос типа: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», каковы шансы, что эти дети скажут что-то похожее на правду? Их правду? Напротив, каковы шансы, что они скажут что-то, что, как они знают, вызовет/выманит определённый ответ их целевой аудитории? («Я хочу быть врачом! Как мама!») Как многие из нас, которые «всегда знали», кем мы хотим быть/чем заниматься, когда вырастем, просто играют роль? Играли её? Годами? Исполняя роль или роли, которые назначил нам кто-то другой? В Голливуде это называется «кастинг». (Конечно, этот процесс не ограничивается выбором карьеры. Как может подтвердить любая «белая ворона» или «трудный ребёнок».)
Однажды я смотрел документальный фильм. Я не помню его названия. В одном из интервью из него (это я помню) некий профессор или кто-то в этом роде рассуждал о ФДР. Франклине Делано Рузвельте. 32-м президенте Соединённых Штатов. У ФДР было нарушение здоровья, которое в конце концов привело к тому, что (согласно «Википедии») «нижняя часть его тела» оказалась «навсегда парализованной». Тем не менее во время его президентского правления, если посмотреть на фото того времени (большинство из них), ФДР можно было увидеть сидящим, стоящим или опирающимся на друга или члена своей семьи. Казалось, по крайней мере, когда он появлялся перед публикой (это был ключевой момент), что у него нет инвалидности. Что он здоровый Лидер Свободного Мира. В реальности его приходилось подталкивать. Возить на коляске. Переносить.
Наберите в «Гугле» запрос «ФДР везут», и вы не обнаружите множество (визуальных) свидетельств. Согласно словам того интервьюируемого, это была конспирация. По сути дела. Общенациональная конспирация, в рамках которой президента никогда не показывали выглядящим как-то иначе, чем По-Президентски. Фотографы в буквальном смысле опускали фотоаппараты, когда ему помогали сесть в машину/выйти из неё. Если кто-то пытался сделать снимок, фотоаппарат выбивали у него из рук.
Трудно представить, чтобы кто-то из сегодняшних папарацци проявлял такой уровень благоразумия. Но главное здесь то, что об инвалидности ФДР было известно. Всем. И её скрывали. Все. Намеренно. Это описывали как некий «театр». Спектакль. Некое соглашение между ФДР и аудиторией о том, что он будет рассказывать/продавать и что ей будут рассказывать/продавать некую историю, о которой все её участники знали, что она – выдумка. Иначе известная как «ложь».
Смотря это интервью, я подумал: «А, это мне знакомо». Потому что у меня была своя собственная версия этой истории. В то время. (Тогда мне было около 35.) Это то, что я начал считать и продолжаю считать «гетеросексуальным театром». Вот как функционирует «гетеросексуальный» театр (для меня): я, мужчина-гей, работающий в Голливуде, притворяюсь, что я Гетеросексуал. Моя целевая аудитория (агенты, директора по подбору актёров, режиссёры, продюсеры, главы студий, журналисты, критики, коллеги-актёры, зрители у себя дома) 1. покупается на это; 2. не покупается на это; 3. притворяется, что покупается на это; или 4. плевать хотела.
В любом случае, моя «гетеросексуальность» была выдуманной байкой, которую часто рассказывали/продавали. Спектаклем (который я начал создавать в начальной школе), в котором я – основываясь на реакции(ях) моей аудитории или их отсутствии, – приспосабливался, изощрялся и лез из кожи вон. Постоянно корректировал и редактировал, отмечая, что Сработало и что Сработало Лучше. Чтобы получить то, что я хотел (какую-то карьеру, привилегии) и избежать того, чего я не хотел (отсутствия карьеры, наказания).
И он изменил меня. Мои манеры. Мою походку/речь. Всё во мне. Он также поставил меня в уязвимое положение. Чрезвычайно. Сделал меня уязвимым перед моей аудиторией, от которой мне было нужно, чтобы они покупались на то, что я продавал. Иногда они это делали, иногда – нет. Иногда я терял работу. Иногда они притворялись, что покупаются на это, когда вокруг находились другие люди, а затем отпускали шутки и ехидные комментарии, которые мог услышать только я. Смотрели, как я молча ёжусь, зная, что я ничего не смогу или не стану делать или говорить в ответ. Потому что мне было нужно, чтобы они Подыгрывали. Следовали Сценарию.