Дорогой Вентворт! Почему ты завёл страницу именно в фейсбуке? Почему именно сейчас?

 

пять лет в

фейсбуке

 

Заметки/Посты/Мешки с почтой

автор: Вентворт Миллер

 

 

 

Некоторые части следующего текста были отредактированы для большей ясности/последовательности.

Некоторые даты могут быть приблизительными.

Все права соблюдены.

Никакая часть этого материала не может быть воспроизведена без письменного разрешения.

Для получения информации обращайтесь по адресу: ICM Partners

1025 Constellation Boulevard, Los Angeles, CA 90067.

Опубл. в октябре 2018 г. в США.

 

Что вы найдёте на этих страницах:

Заметки. Посты. Мешки с почтой. (Как указано.)

Также «Хроники заботы о себе». Всего три. В которых я рассказывал о своей практике заботы о себе, ежедневно, в течение месяца. И приглашал комментаторов делиться примерами своей практики. Что они щедро делали.

 

Чего вы не найдёте на этих страницах:

То множество (и множество) ссылок/видео/статей, которые я размещал с понедельника по пятницу, почти каждую неделю, почти каждый месяц, пока моя страница была публично доступна. О проблемах мужчин. Проблемах женщин. Проблемах молодёжи. Проблемах квир-сообщества. Проблемах небелокожих людей. Психическом здоровье. Осознанности. Медитации. Депрессии. Суициде. Предотвращении суицида. Тревожности. Сне. Искусстве. Танце. Музыке (#пятничныймузыкальныйавтомат долго-долго пользовался популярностью)… Ни один из этих материалов не был написан или создан мною, но они были найдены мною онлайн и я поделился ими.

Эти посты не включены сюда. Но, вместе с моими текстами, они составляли основу моей страницы в фейсбуке; благодаря им она вибрировала на определённой частоте. Высокой. Долгое время.

Те самые люди, которые написали и создали те материалы, репосты которых я делал (и всегда указывал имя их авторов)… спасибо вам.

 

Посвящается «я» и «мне».

Посвящается «мы» и «нам».

 

зачем ты решил писать заметки… в чём ты находишь вдохновенье… зачем ты хочешь быть актером… какую ты слушаешь музыку... зачем ты решил не красить волосы… хотел ли бы ты снять свой собственный фильм… Какой твой любимый фильм… Кто твой любимый художник... Зачем люди проявляют гомофобию по отношению к другим людям... Тебе когда-нибудь хочется выкурить сигарету... Тебе нравится бывать на природе… Ты веришь в Бога... бывал ли ты когда-нибудь у ясновидящего/медиума… Почему ты гей… Как актеры запоминают свои слова... как ты справляешься со старением... Какой, как ты считаешь, должна быть родственная душа... Умирало ли у тебя когда-нибудь домашнее животное… Научился ли ты готовить... Действительно ли ты такой же честный в реале... Опиши свой идеальный день... Какой момент дня твой любимый... Какой твой любимый Цвет... Какое у тебя любимое блюдо... Какой брошенный тебе вызов был самым сложным... Какой твой сексуальный тип? Сверху или с низу… Беспокоят ли тебя проблемы окружающей среды… Любишь ли ты кататься на карусели… Нравится ли тебе боулинг… Какой у тебя любимый цвет… какая марка машины твоя любимая… Что для тебя рай… что для тебя счастье и успех… Какая работа была бы твоей работой мечты… Какое одно из твоих любимых воспоминаний… За что ты больше всего благодарен… что, как ты ощущаешь, твое самое большое достижение… какие у тебя плохие привычки… какой у тебя коэффициент интеллекта… Какой у тебя пароль на «Фейсбуке»… какую телепрограмму ты любишь, но стыдишься этого… ты когда-нибудь чувствовал любовь к женщине... Есть ли у тебя любимая цитата... Хорошо ли ты провел Лето... нравится ли тебе осень… когда ты снова будешь работать… Хотел ли бы ты играть в театре… Напишешь ли ты новый сценарий… Согласился бы ты сыграть роль агента 007… почему ты не больше знаменитый… примешь ли ты ислам… какой у тебя любимый праздник… Какое у тебя любимое место в мире… Какое место ты больше всего любишь посещать… как выглядят твои идеальные каникулы… Что именно заставляет тебя улыбнуться… Что ты думаешь о фишках для покера… Почему ты не заводишь твиттер… Зачем ты продолжаешь писать эти дурацкие посты… Много ли ты читаешь… Есть ли у тебя «Cписок дел, которые надо успеть сделать за жизнь»… Мне хотелось бы узнать твое мнение о статье 377[1]… чем в жизни ты действительно гордишься… в чём твоя главная цель… Чего ты хочешь… Как ты понимаешь, что влюбился… ты когда-нибудь чувствовал себя одиноким, если ты не женишься… есть ли у тебя сын или дочь… Есть ли у тебя какие-нибудь сожаления… Есть ли что-то, чего тебе по-прежнему недостаёт… Веришь ли ты в то, что любовь побеждает всё… вериш ли ты в судьбу… Боишься ли ты смерти… Научился ли ты жить в мире с собой… [У меня] серповидноклеточная анемия… Недавно у меня диагностировали тяжёлую депрессию… У меня была депрессия… У меня ПТСР… Тревожность и страх – одни из тех состояний, что больше всего беспокоят меня… Я испытываю, беспокойство, эмоции, нервозность… Мне трудно... Иногда мне бывает трудно... Я уже много лет борюсь с птср и депрессией... мой друг совершил самоубийство... Несколько раз я близко подходил/а к тому, чтобы закончить свое существование... Почему жизнь так сложна… как справиться с трудным прошлым… Как ты сумел преодолеть обиды из детства… Как ты проводишь границу между проживанием своей правды и её разыгрыванием… как определить, что наши дети, возможно, испытывают желание совершить суицид… Как ты думаешь, может ли роль заставить актера или актрису совершить самоубийство… Что важнее, правда или счастье… как можно развиваться когда тебя заботит мнение других людей... как ты думаешь, можно ли навсегда избавиться от депрессии… где выход из этого… Что помогает тебе идти дальше… Что ты делаешь, когда не можешь Уснуть… когда у тебя плохое настроение, что помогает тебе лучше всего… что придает тебе мотивацию… Благодаря чему у тебя появилась надежда жить… Ты когда-нибудь посещал психотерапевта… Как принимать свои недостатки… Как мне оставаться в эпицентре бури… Как ты справляешься с недовольством и гневом… Как ты сохраняешь позитивный настрой… как ты справляешься со стрессовыми ситуациями… Как совладать со своим страхом публичных выступлений… Как ты справлялся с задирами в детстве… как у тебя получается контролировать такие чуства… Сколько раз в день тебе приходится хватать себя за язык… Как ты выходишь из депрессивного состояния... как ты прекратил быть депрессивным... Ты всё-ещё испытываешь депрессию... Как мы можем открыть наше сердце этому миру... как далеко мы можем зайти, чтобы быть настоящими... Как ты выздоравливаешь... кто у тебя есть, на чьём плече ты можешь поплакать... Что ты говоришь себе, чтобы побороть своего внутреннего врага... как ты узнал, что ты готов сражаться за себя... от чего стоит жить... Хорошо ли ты себя чувствуешь... о чём ты на самом деле думаешь... Мне просто хочется знать, счастлив ли ты... Счастлив ли ты... от чего ты испытываешь счастье... доволен ли ты... всё ли у тебя в порядке... Всё ли у тебя хорошо... ВСЁ-ЛИ У ТЕБЯ ХОРОШО... Чем ты в последнее время собираешься заняться... Как у тебя сейчас дела... Как у тебя сегодня дела... Как у тебя идут дела в последнее время... Как у тебя дела теперь...

зачем ты ведешь эту страницу в фейсбуке?

 

[Это письмо не было размещено в фейсбуке. Но, по моему мнению, именно с него началась моя страница. Когда что-то закончилось.]

21 августа 2013 г.

 

Санкт-Петербургский международный кинофестиваль

Директору фестиваля

Марии Авербах

 

На адрес: Елены Барановой

Компания Right Magic Films Inc.

Голливудский бульвар, д. 6715, каб. 210

Лос-Анджелес, Калифорния

90068

 

Тема: Санкт-Петербургский международный кинофестиваль / Приглашение «Почётный гость»

 

Уважаемая г-жа Авербах!

Спасибо за ваше любезное приглашение. Поскольку в прошлом я успешно посещал Россию, а также могу утверждать о наличии у себя неких русских корней, я был бы счастлив согласиться.

Однако поскольку я гей, я должен отклонить это приглашение.

Меня глубоко беспокоят существующее в данный момент отношение к геям и лесбиянками и обращение с ними со стороны российского правительства. Эта ситуация ни в коем случае не приемлема, и я не могу с чистой совестью участвовать в торжественном мероприятии, проводимом в стране, где людей, подобных мне, систематически лишают их основного права жить и любить открыто.

Возможно, когда и если положение дел улучшится, я буду свободен сделать иной выбор.

До той поры.

 

Член HRC, GLAAD, The ManKind Project Вентворт Миллер

 

Копия:

HRC

GLAAD

ICM Partners

 

 

2014

 

 

30.05.14

[Я публикую (открываю, размещаю) свою (публичную) страницу сообщества «вентвортмиллерактёрсценарист» в фейсбуке. Первый пост: селфи.]

 

 

13.06.14

Заметки

 

ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ВЕЧЕР «КАМПАНИИ ЗА ПРАВА ЧЕЛОВЕКА» (КПЧ) / ЗАМЕТКИ

Сентябрь 2013 г.

Сиэтл, штат Вашингтон

 

Спасибо. Прежде всего я хочу лично поблагодарить «Кампанию за права человека» за ту невероятную работу, которую они уже сделали, и ту работу, которую они продолжают делать. Не только здесь, в штате Вашингтон, но и по всей стране. И по всему миру. Как знаем мы все, эта работа очень важна. Она меняет жизни. И спасает жизни.

Быть здесь сегодня, считать себя членом этого сообщества – это большая честь и привилегия для меня. И также это вызывает у меня некоторое удивление.

У меня сложное отношение к этому слову. «Сообщество». Я не спешил принять его. Я колебался. Я сомневался.

Долгие годы я не мог – или не хотел – признавать, что в этом слове есть что-то для такого человека, как я. Например, единение. Или поддержка. Или сила. Или тепло.

И на то есть причины.

Я не был рождён в этой стране. Я не воспитывался в какой-то конкретной религии, у меня смешанное этническое происхождение, и я гей. Такой вот обычный американский мальчишка.

Для меня было естественно воспринимать себя как отдельную личность. Было трудно представить себя частью чего-то большего.

Как многие из вас здесь сегодня, я рос в том, что я назвал бы «режимом выживания».

Когда ты находишься в режиме выживания, твоя цель – это прожить день и остаться целым и невредимым. И когда ты находишься в этом режиме в возрасте 5 лет… 10… 15… в твоей жизни остаётся не так много места для слов вроде «сообщество». Для слов вроде «нас» и «мы». Есть место только для «я» и «меня».

По правде говоря, в возрасте 5… и 10… и 15 лет слова вроде «нас» и «мы» звучали для меня не просто чуждо… они звучали лживо. Потому что если бы «нас» и «мы» действительно существовали, если бы где-то действительно был кто-то, кто видит, и слышит, и кому не всё равно, тогда к настоящему времени я был бы спасён.

Чувство, что я не такой, как остальные, и отличаюсь от них, и одинок, сохранилось у меня и в годы моего 20-летия. И в годы моего 30-летия. Когда мне было 33 года, я начал работать в телесериале, который имел успех не только здесь, в Штатах, но и за границей. Это означало, что в течение следующих четырёх лет я побывал в Азии, на Ближнем Востоке, в Европе и во многих других местах.

И за это время я дал тысячу интервью. У меня было множество возможностей рассказать свою правду. То есть то, что я гей. Но я выбрал не делать этого. Я был «открыт» в частной жизни – в кругу семьи и друзей – тех людей, которым за годы своего существования я научился доверять. Но я не был «открыт» в своей профессиональной, публичной жизни. Когда встал вопрос: остаться честным или остаться «в шкафу», я выбрал последнее. Я выбрал лгать. Я выбрал притворяться.

Потому что когда я думал о каминг-ауте, о том, как это может повлиять на меня и на карьеру, ради которой я так упорно работал, меня охватывал страх. Страх и злость. И упрямое сопротивление, которое накапливалось в течение многих лет.

Когда я думал о том подростке где-то в другом месте, которого может вдохновить или тронуть то, как я занимаю чёткую позицию и рассказываю свою правду, мысленно я – постоянно – отвечал себе: «Нет, спасибо». Я думал: «Я потратил больше десяти лет, чтобы выстроить эту карьеру. В одиночку. Самостоятельно. И сейчас я должен подвергнуть её риску? Быть примером для подражания? Для кого-то, кого я никогда не встречал лично? Кого, может быть, даже не существует?»

Это казалось мне неразумным. Это было мне несозвучно. В то время.

Как многие из вас здесь сегодня, когда я рос, я был мишенью. Правильно говорить. Правильно стоять. Правильно держать запястье. Каждый день был испытанием. И существовала тысяча способов не выдержать его. Тысяча способов выдать себя. Не пройти проверку на соответствие чьему-то стандарту того, что принято. Того, что «нормально». И когда ты проваливал испытание – что было неизбежно, – за это приходилось платить. Эмоционально. Психологически. Физически. Как многие из вас, я платил эту цену. Неоднократно. Разнообразными способами.

Когда мне было 15, я впервые попытался убить себя. Я дождался выходных, когда моя семья уехала и я остался в доме один, и затем проглотил пузырёк таблеток.

Я не помню, что происходило в течение следующих двух дней, но уверен, что когда наступило утро понедельника, я сел в школьный автобус, делая вид, что всё прекрасно. И когда кто-то спрашивает меня, не было ли это «криком о помощи», я отвечаю: «Нет». Потому что я никому не рассказал. Ты кричишь о помощи, только если веришь, что есть та помощь, до которой можно докричаться. А я не верил. Я хотел уйти. Я хотел умереть. В 15 лет.

В месте, где есть только «я» и «меня», может быть одиноко. И далеко тебе с ними не уйти.

К 2011 году я принял решение оставить актёрскую деятельность и многое то, что я считал таким важным раньше. И после того как я отказался от сценариев и съёмочных площадок (о которых я мечтал в детстве) и пришедших вместе с ними внимания и пристального изучения (о которых я не мечтал в детстве), единственное, что у меня осталось, – это то, что я имел в начале, – «я» и «меня». И этого было недостаточно.

В 2012 году я присоединился к мужскому обществу под названием The ManKind Project – мужской группе для всех мужчин – и познакомился со всё ещё мне чуждыми и всё ещё потенциально способными меня испугать понятиями «нас» и «мы». С идеей «братства», «сестринства» и «сообщества». Именно благодаря этой группе я стал с гордостью поддерживать «Кампанию за права человека» и участвовать в её проектах. И именно благодаря этой группе я узнал о преследовании моих ЛГБТ-братьев и сестёр в России.

Несколько недель назад, когда я составлял черновик своего письма в адрес Санкт-Петербургского кинофестиваля, в котором отклонял их приглашение, тихий, надоедливый голос в моей голове настаивал, что никто этого не заметит. Что никто не видит, и не слышит, и никого это не заботит. Но в этот раз я наконец-то знал, что этот голос неправ.

Я думал: «Если его заметит хотя бы один человек, то это письмо – в котором я рассказываю свою правду и соединяю свою маленькую историю с гораздо более масштабной и важной историей, – стоит отправить». Я думал: «Пусть я буду для кого-то тем, кем никто не был для меня. Пусть я отправлю послание этому подростку – может быть, в Америке, может быть, где-то далеко за морем или, может быть, прячущемуся глубоко внутри, подростку, которого преследуют дома, или в школе, или на улице, – о том, что кто-то видит, и слышит, и ему не всё равно. Что есть «нас». Что есть «мы». И что этот ребёнок, или подросток, или взрослый любим. И что он не одинок».

Я глубоко благодарен «Кампании за права человека» за то, что она дала мне и другим людям, подобным мне, возможность, и площадку, и стимул для того, чтобы поделиться нашими историями и продолжить отправлять это послание. Потому что его нужно отправлять. Снова и снова. Пока его не услышат, и оно не дойдёт, и его не поймут.

Не только здесь, в штате Вашингтон. Не только по всей стране. Но и по всему миру. И пока оно не вернётся обратно. Просто на всякий случай. Просто чтобы мы никому не забыли его отослать.

Спасибо вам.

29.08.14

Заметки

ЗАКУСОЧНАЯ

Апрель 2013 года.

На днях я сидел в закусочной на бульваре Колорадо, наслаждаясь вкусным завтраком в компании приятельницы (в возрасте около 50 лет, работающей мамы троих детей), и тут рядом с нами материализовался какой-то бездомный мужчина.

Я использую слово «материализовался», потому что я не заметил, как он вошёл в закусочную (хотя я и сидел лицом ко входу), и не заметил, как он подошёл к нашему столу. Тем не менее он оказался прямо перед нами. Высокий, худой, светлокожий, одетый в футболку и затасканную кепку, какие носят водители-дальнобойщики. Около 50 лет на вид, но выглядящий почти на все 80. И он хотел денег.

«У вас есть лишняя мелочов…» – только и успел услышать я, прежде чем отключился от его голоса и отвёл взгляд, встретившись глазами со своей приятельницей, сидящей напротив. Я был уверен, что и она, и я думаем об одном и том же. «Ну вот. Начинается».

Прежде чем я мог сказать «извини, друг», у нашего стола уже стояла наша официантка (в возрасте около 50 лет, миниатюрная) и говорила этому мужчине, чтобы он шёл куда подальше. «Вам нельзя здесь находиться/вы не должны беспокоить наших посетителей/пожалуйста, покиньте помещение» и так далее.

Но он не ушёл.

Вместо этого он начал пререкаться с нашей официанткой, указывая на крестик, висящий у неё на шее, и готовясь прочитать ей нотацию на темы христианства, благотворительности и всего прочего. И наша официантка не желала его слушать. «Вам нельзя здесь находиться/вы не должны беспокоить наших посетителей/пожалуйста, покиньте помещение», – повторила она. На этот раз без «пожалуйста».

Всё это время я сижу молча, думая, когда же это закончится, ожидая, пока не придёт кто-нибудь главный и не разберётся с ситуацией. Я не знаю, кого я себе воображал. Наверное, администратора. Который был бы мужчиной. И старше по возрасту. И нёс ответственность.

Уж он-то знает, что сделать.

Тем временем страсти накаляются, бездомный мужчина и наша официантка, сердясь, начинают действительно входить во вкус и секунд через 30 выйдут на новый уровень. Напротив меня очень тихо сидит моя приятельница. Она, как и я, ждёт, когда это закончится. Когда наведут порядок.

И тогда, сидя за тем столом и видя двух женщин, которым некомфортно, и мужчину, которому нужна помощь, я понимаю – никто сюда не придёт. Никто не разберётся с ситуацией.

Это я здесь мужчина. Это я несу ответственность.

И тут я вдруг встаю из-за стола. Я говорю: «Пойдём выйдем, друг. Я что-нибудь дам тебе на улице». И я произношу это не таким тоном, каким говорят: «Эй ты, придурок» или «Слушай сюда». Мои слова звучат по-деловому. Что-то вроде: «Так всё и будет».

И затем этот бездомный мужчина и я вместе идём к двери. И затем мы выходим и оказываемся на улице. И затем я открываю бумажник и вручаю ему купюру в 20 долларов.

И затем он обнимает меня.

Я не знаю и не помню, как именно это случилось, но вдруг откуда ни возьмись его руки обвивают меня, и, прижимаясь ко мне всем телом, этот бездомный мужчина обнимает меня.

И это объятие по всем правилам ManKind Project. Никаких неловких ударов кулаками. Никаких несмелых похлопываний по спине. Никаких «давай постараемся не соприкасаться ширинками, ладно?» Он просто обнимает меня. И, немного помедлив, я тоже обнимаю его.

И мы стоим так 20 секунд. 30 секунд. Он ещё что-то говорит, уткнувшись мне в плечо. Я слышу слова «ветеран», «Оклахома» и «мой день рождения». Всё остальное звучит приглушённо. Но ещё я слышу: «Спасибо тебе, брат». Он говорит это три, может быть, четыре раза.

И видя, как кто-то проходит мимо нас и дважды оглядывается, и продолжая вдыхать запах мужчины, который прожил годы (десятилетия?) на улице, я думаю про себя: «Да. Это мой брат».

Затем всё закончилось и я помахал ему рукой на прощание. Я зашёл в закусочную и проскользнул обратно в кабинку, и теперь от меня пахло, как от того бездомного мужчины. И мне хотелось плакать.

И пока официантка называла меня «героем» и затем ругала меня за то, что я подвергаю себя «опасности», я думал о мужественности и о благородстве, и о необходимости быть увиденным и услышанным, и о том, что я мужчина, которому 40 лет (и скоро будет 41), который всё ещё ждёт, когда придёт кто-то главный.

Я думал о том, как бы я разобрался с этой ситуацией до того, как шесть месяцев тому назад начал работать с MKP. Тогда я, возможно, и не стал бы с ней разбираться. Или бы я разобрался с ней так, что сделал бы только хуже. Я бы разобрался с ней, лишив другого человека его чувства собственного достоинства и не дав ему шанс установить контакт.

И я думал о том, что мы все – братья. Все из нас.

Затем я поднял взгляд и заметил мужчину, знакомого мне по MKP, мужчину, которого видел буквально вчера вечером в нашей группе, сидящего за столом на другом конце закусочной, наслаждающегося вкусным завтраком в компании своей жены.

Братья – повсюду. Везде вокруг.

 

 

26.09.14

Заметки

МЕШОК С ПОЧТОЙ (1)

Если у вас есть вопрос, который вы хотели бы задать, это можно сделать здесь. Я выберу несколько из них и, когда смогу, опубликую ответ. Поехали.

* * * * *

Дорогой Вентворт! A это точно Вентворт?[2]

Да.

Дорогой Вентворт! Почему ты завёл страницу именно в фейсбуке? Почему именно сейчас?

Во-первых, я завёл эту страницу потому, что мне нравится делать посты о проблемах/инициативах/людях, которые кажутся мне интересными/вдохновляющими. Во-вторых, я считаю, что важно намеренно создавать пространства, где акцент делался бы на позитивном. В-третьих, она даёт мне возможность говорить то, что я думаю.

Дорогой Вентворт! Ты уже делал что-то подобное раньше?

Нет. Несколько лет назад я задумал отдать желающим текст сценария «Побега» и опубликовал в Сети сообщение об этом. До того я создал страницу в фейсбуке или майспейсе (не помню, где именно), чтобы подтвердить, что у меня нет официального профиля в фейсбуке или майспейсе (знаю, звучит странно). И всё на этом. Всё остальное, что есть в Интернете, – сейчас или в прошлые годы – это фэн-сайты, созданные поклонниками для поклонников. На данный момент эта страница – самый «официальный» вариант моего личного представительства онлайн.

 

 

 

02.10.14

Заметки

АВТОКАФЕ

«Макдоналдс».

Уилльямс, Калифорния.

23 декабря 2013 года.

8:32 утра (приблизительно).

Я подъезжаю к автокафе, где нет никого, кроме гигантского белого «субурбана» передо мной, который, словно заходящая в порт яхта, приближается к интеркому. Когда его стекло опускается, я вижу в его боковом зеркале водителя. Мужчину, лысого, лет 35.

Из динамика интеркома раздаётся треск, и работник «Макдоналдса» рекламирует то, что ей/ему велели в первую очередь предлагать покупателям. Учитывая время года, вероятно, это что-то праздничное. С высоким содержанием фруктозы.

Стекло моей машины поднято, поэтому я не слышу, о чём они говорят, но я вижу, как двигаются губы мужчины и как его глаза изучают меню. Он отворачивается от интеркома, обращается к кому-то в «субурбане», спрашивая, что они хотят на завтрак. Вероятно.

Тогда-то я и замечаю, сколько вместе с ним человек. В буквальном смысле целый вагон. Я вижу множество голов. Большинство из них – маленькие. У этого парня там четверо или пятеро детей. Как минимум. Плюс жена. И они все хотят завтракать. Никто из них, очевидно, ещё никогда не бывал в «Макдоналдсе», потому что мужчина за рулём зачитывает им всё чёртово меню. Каждое без исключения блюдо. Видимо.

Из динамика интеркома снова раздаётся треск, и я бросаю взгляд на зеркало заднего вида, замечаю, что за мной ждут своей очереди два автомобиля; их выхлопные газы смешиваются с выхлопами моей машины, а время тянется.

Я снова смотрю на Папашу в «субурбане», молча желая, чтобы он поторопился. Он не торопится. Он улыбается, никуда не спешит, удостоверяясь, что правильно понял заказ всех пассажиров.

В мыслях я представляю себе его голос.

«Так… можно мне сэндвич с беконом, яйцом и сыром? Нет, погодите – у Лекси аллергия на сыр. Можно сэндвич с беконом и яйцом без сыра? Нет, погодите – можно вместо него МакМаффин? Можно МакМаффин с яйцом и котлетой? Без сыра. Лекси не ест сыр». (И МакДалее.)

Я хочу купить всего лишь два больших кофе с четырьмя порциями сливок.

К несчастью для меня, Папаше, маме, Лекси и её тридцати шести братьям и сёстрам требуется ещё несколько минут, чтобы решить, чего же им хочется.

Я вздыхаю и смотрю налево, пытаясь отвлечься на картину за окном. Но ничего особенного там не видать. Одна лишь ровная сухая земля, простирающаяся до самого горизонта, унылый зимний пейзаж в серых, коричневых и бежевых тонах в этом «Пыльном котле, созданном Конгрессом» (если верить надписям на щитах, выстроившихся вдоль обочин шоссе 5).

Я обращаю взгляд назад на «субурбан», пристально смотрю на Папашу (снова), чьё лицо всё ещё виднеется в боковом зеркале его машины. Он поглаживает подбородок, разглядывая меню (снова). Обдумывая Варианты Своего Выбора. Я и не знал, что люди до сих пор гладят себя по подбородку.

Я гляжу в зеркало заднего вида своей машины, вижу, что за мной в очереди стоят уже три автомобиля. А вот едет и четвёртый.

В моих мыслях разворачиваются несколько сценариев.

1-й сценарий: я дважды дотрагиваюсь до гудка. Бип-бип. Вижу, как взгляд Папаши встречается с моим в боковом зеркале. Он хмурит брови. Я улыбаюсь. Пожимаю плечами. Будто хочу сказать: «Пожалуйста, не могли бы вы поторопиться?»

2-й сценарий: я резко жму на гудок. БЛАП. Вижу, как взгляд Папаши встречается с моим в боковом зеркале. Он хмурит брови. Я развожу руками. Пожимаю плечами. Будто хочу сказать: «Ой, я не хотел задеть гудок. Но коли уж вы на меня смотрите, не могли бы вы, пожалуйста, поторопиться?»

3-й сценарий: я резко жму на гудок. И удерживаю его. БЛААААААААПППППППП. Вижу, как взгляд Папаши встречается с моим в боковом зеркале. Он хмурит брови. Я продолжаю пристально смотреть на него. Будто хочу сказать: «Да. Ты меня слышал». Он высовывает голову из окна, оглядывается на меня. «Какие-то проблемы?» Может быть, он в самом деле открывает дверь, вылезает, идёт к моей машине, хочет выяснить, какая у меня проблема, лицом к лицу. (Этот сценарий может закончиться сценами жестокости. Кулачного боя. МакМиксом из ударов.)

4-й сценарий: на гудок жмёт кто-то из машины в очереди ЗА МНОЙ. Бип-бип. Взгляд Папаши встречается с моим в боковом зеркале. Он хмурит брови. Я развожу руками. Пожимаю плечами. Будто хочу сказать: «Эй, приятель, это был не я. Но коли уж ты на нас смотришь…»

Мои пальцы барабанят по рулю.

Потом он наконец завершает делать заказ. Чудо из чудес. В ту же секунду, как «субурбан» двигается вперёд, я срываюсь с места вслед за ним, захватывая пространство, которое ещё так недавно занимал он. Если бы это место было сиденьем, оно было бы ещё тёплым. Сейчас оно моё. Полностью моё. Я опускаю стекло. Я задыхаюсь от нетерпения. Готов сделать заказ.

«Здравствуйте, добро пожаловать в “Макдоналдс”! Не хотели бы вы попробовать наш новый…»

«Мне два больших стакана чёрного кофе с четырьмя порциями сливок».

«Это всё?»

«Да. Спасибо».

«С вас четы…»

Я проезжаю мимо интеркома к первому окну – окну, где платят за заказ. Или, по крайней мере, пытаюсь. Но там всё ещё стоит «субурбан». Прохлаждаясь. Конечно. Я не знаю, заплатил ли уже Папаша и ждёт сдачи или же он всё ещё роется в поисках точной суммы.

Я устало поднимаю взгляд на верх его машины, замечаю на крыше багажник для перевозки груза. Чёрный. Объёмистый. Интересно, что там. Может быть, части тела. Или рождественские подарки. Части тела, завёрнутые в упаковку от рождественских подарков. Наверное, они едут в гости к бабушке. Или в загородный домик на каникулы. (Время уже пришло.)

Боковым зрением я замечаю какое-то движение, вижу, как кассир «Макдоналдса» возвращает Папаше его кредитную карту и чек. Папаша что-то отвечает (спасибо?). Улыбается. Это парень, чёрт бы его побрал, весь такой улыбчивый. Тот ещё весельчак. Видимо.

Папаша говорит кассиру что-то ещё (весёлого Рождества?). Потом, вместо того чтобы ехать дальше и дать очереди продвинуться вперёд, вместо того чтобы проявить хоть сколько-то понимания и уважения к тому, что он/они не одни в этом автокафе и/или мире, Папаша остаётся на месте. Я вижу, как он, смотря себе на колени, с чем-то возится. Может быть, со своей кредитной картой. Он кладёт её обратно в бумажник. А уж ЗАТЕМ он поедет дальше.

Да боже мой.

Кто-то из детей, должно быть, сказал что-то смешное, потому что сейчас Папаша смеётся – от всей души, запрокинув голову. В боковом зеркале мне видны его дёсны, небольшое темнеющее отверстие глотки в кольце мелких белых зубов.

В моих мыслях снова проносится 1-й сценарий – тот, где я дважды жму на гудок. Бип-бип. Вижу, как взгляд Папаши встречается с моим в боковом зеркале, как он хмурит брови. Я улыбаюсь, пожимаю плечами. «Пожалуйста, не могли бы вы поторопиться?» Папаша бросает в мою сторону недовольный взгляд, но всё же снимается с места, позволяя мне заплатить за кофе в первом окне. Через минуту я уже снова на шоссе 5, держу в руках свой первый стакан кофе и слушаю какую-то музыку, а в моей голове звучит внутренний монолог относительно этой семьи в белом «субурбане», который быстро сменяется мыслями относительно меня. И обеда. И снова меня.

Тем временем – всё ещё по 1-му сценарию – «субурбан» тоже снова выезжает обратно на дорогу, но теперь у Папаши испорчено настроение. Он всё ещё думает (мрачно размышляет) о том придурке, стоявшем за ним в очереди в «Макдоналдсе». Том самом, который захотел, чтобы он/они, чёрт бы его побрал, поторопились. Этот гудок прозвучал обидно. Как оскорбление. Папаша думает, что, может быть, ему всё-таки стоило выйти из машины и подойти к нему, лицом к лицу разобраться, какие у того парня проблемы. Да. Может, ему стоило так сделать. Папаша знает, что ему надо отпустить эту ситуацию, но не может; у него никогда не получалось легко относиться к жизни. Его пальцы барабанят по рулю.

Жена Папаши сидит рядом с ним, напряжённая, глядя только вперёд; её голова вжимается в плечи. Атмосфера вокруг изменилась, и она знает это. Она уже слышала эту песню. Она бросает взгляд на мужа, оценивая положение дел, прощупывая почву, выжидая, что будет дальше. Но она уже догадывается.

Лекси и её тридцать шесть братьев и сестёр сидят на заднем сиденье, больше не веселясь. Атмосфера вокруг изменилась, и они знают это. Они молча едят, стараясь не слишком громко шуршать обёртками от своих МакМаффинов с яйцом и котлетой. Безуспешно.

Через час и 42 минуты один из них получит шлепок.

Это может случиться раньше. Это может случиться позже. Но это случится.

Я сижу в автокафе, держу ногу на педали тормоза, не отрываясь смотрю на затылки этих маленьких голов в «субурбане» передо мной и думаю, кому же из них он достанется.

Знаю ли я точно, что, если я нажму на гудок, кто-то из этих детей получит шлепок?

Конечно, нет.

Если результатом первого действия станет второе, будет ли в том действительно моя вина?

Нет. Это абсурдно.

Слегка.

Если Лекси и её тридцать шесть братьев и сестёр растут в такой семье, где принято шлёпать детей, их и отшлёпают, не важно, как тихо они едят свой завтрак. Не важно, сколько водителей не нажмёт на гудок, чтобы поторопить Папашу, – ладони всё равно встретятся с щеками.

Непременно.

Но я не хочу быть звеном в этой цепи.

Поэтому я перестаю барабанить пальцами по рулю и не прикасаюсь к гудку. Я подожду свой утренний кофе ещё 5 минут. Я позволю Папаше – который, кстати, всё ещё смеётся, – проехать к окну выдачи тогда, когда он будет готов.

Я не возражаю.

Когда он снимается с места, я следую за ним, двигаясь намного медленнее 5 миль в час. Когда я останавливаюсь перед кассой, я нажимаю на тормоз так легко, что почти не ощущаю, что вообще затормозил. Или что я вообще ехал.

У меня наготове купюры и точная сумма мелочью. 4 доллара 34 цента. Я протягиваю руку с зажатыми в кулаке деньгами к окну, оно открывается, и в нём показывается девочка-подросток с хвостиками в фирменной «макдоналдсовской» кепке и выцветшей парке. Она виновато улыбается, кивает в сторону стоящего передо мной «субурбана». Пожимает плечами. Говорит: «Извините, что вам пришлось ждать. Этот мужчина так долго копался, да?»

13.10.14

Заметки

 

МЕШОК С ПОЧТОЙ (1.1)

Хочу поблагодарить всех, кто нашёл время поучаствовать и прислать вопросы. Читая их, я был растроган. Я хотел бы ответить на все из них. Но это было невозможно. В связи с этим – если на ваш вопрос не был дан ответ в этот раз, я приглашаю вас задать его снова в следующий раз. Остаюсь ваш. – В.М.

* * * * *