Образы титанов в лирике Вячеслава Иванова
Болдырева Эля Валерьевна
Образы титанов в лирике Вячеслава Иванова
Книга лирики В. Иванова «Кормчие звезды» вышла свет в 1903 году. В первой же ее строке мы сталкиваемся с образом титанов.
Вчера во мгле неслись титаны
На приступ молнийных бойниц…
«Кормчие звезды» знакомили читающую публику с поэтом, и, открывая книгу образом титанов, Иванов указывал на их несомненную значимость для своего поэтического мира. О ней же свидетельствует высокая частотность «титанической» лексики: она употребляется в 15 текстах 28 раз, т.е. почти в каждом десятом тексте книги.
Употребление слова «титан» не всегда являются образами в стихотворении. В ряде текстов они остаются прямыми наименованиями.
Прометею подражай,
Друг нагих Харит — Художник!
Как божественный безбожник,
Тело нам изображай!
Тем не менее образы титанов доминируют.
Титаны в лирике Вячеслава Иванова окружены своеобразным лексическим ореолом. «Околотитаническая» лексика имеет экспрессивную окраску. Она содержит «звучные», «громыхающие» глаголы, отражающие акустические характеристики действия, их стремительность, агрессивность: гремели, неслись, сшибались, растерзали. Титанам сопутствуют катастрофические стихийные явления: раскаты грома, молния, гул волн, шторм.
Атрибутивами ивановских титанов выступают такие слова, как «гневные», «буйные». Океан предстаёт суровооким, тёмным, глубинным, зыблемым; Кронос – ветхим, бледнолицым, треплющим сединами; Прометей – распятым, скованным, мучимым. Нередко образы титанов входят в состав сравнений и перифразов: титана искрометный дар (огонь); тёмный род – титанов падших племя; титанов буйных племя, их пепл живой (люди).
Образы титанов в «Кормчих звездах» можно разделить на два типа в зависимости от их персонифицированности: одни титаны неперсонифицированы, названы своим родовым именем, другие наделяются собственным именем.
Укажем некоторые особенности стихотворений, в которых титаны персонифицированы. Чаще всего Иванов обращается к образам Прометея (10 раз) и Океана (6 раз).
За каждым образом ивановского титана стоит та или иная античная мифологема. Так, образ Прометея строится на основе трех мифологических подтекстов. Первый – миф о сотворении человека.
Сомкнуть творения предгорнеезвено,
Ждет Человек своей свободы.
Дерзай, Прометиад: тебе свершить дано
Обетование Природы! («Творчество»)
В программном стихотворении «Творчество» Иванов называет художника Прометиадом, т.е. сыном Прометея. Прометей, творя человека, вкладывает в него огонь Духа, стремление к высшему бытию. Верный завету своего творца, художник стремится в своем творчестве достичь единения земного с небесным, человеческого с божественным (свершить обетование Природы, сомкнуть творения предгорнее звено).
Второй подтекст ивановского образа Прометея – миф о похищении священного огня.
Немое таинство неумолимых уз
Расторгни пением Орфея,
И в обновленный мир простри рукою Муз
Дар Огненосца-Прометея! («Творчество»)
Священный огонь осмысливается как дар свыше: Прометей зажигает пламя в душах людей.
Последняя мифологема, связанная с Прометеем, – распятие титана:
Взывают... Дщери Океана!
Один вознес ваш дивный хор
У ног распятого Титана
К звездам рыдающий укор!..
Не вы, подруги Прометея,
Непримиримые, не вы
Под иго склоните, немея,
Бурно-кудрявые главы! («Океаниды»)
Стихотворения о распятии Прометея содержат мотив противостояния судьбе: титан принимает мученическую смерть во имя свободы.
Образ Океана строится на основе двух мифологем. Первая: Океан – это всеобъемлющее мировое начало, кругообразно замыкающее в себе весь космос.
Взор созерцал Олимп, и Ночь, и Океан! («ERITIS SICUT DEI»)
Вторая мифологема. Океан – это нечто подобное первобытному Хаосу, лоно рождения и смерти, колыбель и могила:
Океан и Твердь — как рожденье и смерть;
И Земля — о, горький сон!.. («Мгла»)
И реет порой, как духов рой,
Стая чаек чрез туман;
И садится на брег, и — как свеянный снег —
На родимый падет Океан. («Мгла»)
Упоминается в лирике Иванова и Гелиос. Например, в стихотворении «На крыльях зари»
В час, когда к браздам Титана, вслед колесам золотым,
Дол, курильница тумана, благодарный стелет дым
И, покорствуя, приемлет синей ночи тихий дар…
В этом тексте описывается закат: колесница Гелиоса (золотые колеса, бразды Титана) покидает земной мир. Этот уход понимается как жертва: земной мир (дол), подобно священному кадилу, воскуривает вслед Солнцу благодарный дым. В образе Гелиоса языческие мотивы сплетаются с христианскими. Жертвенно умирающий, а затем воскресающий Титан обретает христоподобные черты.
В стихотворениях, где титаны не персонифицированы, то есть названы своим родовым именем, также выделяется ряд подтекстов.
В стихотворении «Вчера во мгле неслись титаны…» создается картина неистовой весенней грозы:
Вчера во мгле неслись Титаны
На приступ молнийных бойниц,
И широко сшибались станы
Раскатом громких колесниц…
Внешне, с точки зрения природной образности, титаны здесь – это грозовые облака, несущиеся по небу. Природная картина осмысляется в свете мифологического подтекста как титаномахия, попытка титанов свергнуть Зевса с Олимпа.
В контексте всего стихотворения, которое на основе смены времен года воссоздает путь поэта к творчеству, образы титанов, соотносясь с весной, становятся воплощением хаотических сил внутри человека, страстей души.
Подобный образ виден в стихотворении «Полёт»:
Где я?.. Вкруг туч пожар — мрак бездн — и крыльев снег,
И мышцы гордые напрягших мощь Титанов...
И снова видны грозовые облака. В данном стихотворении ощущается цикличность, помогающая воссоздать визуальную картину. Виден ряд: «пожар-мрак-снег», напоминающие вспышки молнии, и клубящиеся тучи, напоминающие мышцы могучих титанов.
В стихотворении «Творчество» образ титанов связан с музыкальным началом:
Неуспокоены ,виденья гордых тел,
Блуждая в нимбах, волят плоти:
С Титанами горе, Бетховен, ты гремел!
Ты их отронул, Буонарроти!
Титаны, с которыми соприкасался в своем творческом восхождении Бетховен, предстают перед нами как носители музыки, потрясающей основы естества, подобно девятой симфонии Бетховена.
В некоторых стихотворениях «Кормчих звезд» возникает образ, связанный с мифом о растерзании титанами Диониса-Загрея и появлении человека.
И я, тень сна, Титанов буйных племя,
Их пепл живой,—
Несу в груди божественное семя, —
Я, Матерь, твой! («Suspiria»)
Бремя груди тесной — тяжелую силу — Титаны
Вылили в ярой борьбе: внуки выносят в себе. («Тихий Фиас»)
Человек сочетает в себе титаническое начало и божественное. Титаническое предстает как греховное, порочное. Образ пепла и праха усиливает это значение, ощущается связь с демоническим.
Титаны напали на Загрея, сына Зевса и Персефоны, и растерзали его. Нетронутым осталось лишь сердце бога. В ярости Зевс испепелил перунами титанов. Из крови бога и пепла титанов произошел человеческий род. Этим и объясняется двойственная природа человека.
В книге «Дионис и прадионисийство» Вячеслав Иванов воссоздает образ Загрея как страдающего бога, который «в запредельном царстве успокоенных душ приобретает свой целостный кроткий облик» [1, с. 32].
Итак, за образом титанов у поэта порой скрывается нечто большее, чем божество; символические значения титанов пестрят разнообразием. Если рассматривать всё вышесказанное в совокупности, то можно прийти к выводу, что образ титанов в лирике В. Иванова амбивалентен: в зависимости от произведения титаны перед нами могут предстать и как порочные существа, низшие, и как творцы, символы свободы. Порой они выступают как символы грозового неба, грома, бури, торжества стихии, буйства природы. Также, немаловажную роль играет наименования титанов в произведении (собственным или родовым именем они называются), по которым можно определить примерный круг возможных мифологем.
Примечания
1. Иванов В.И. Дионис и прадионисийство. СПб.: «Алетейя», 1994. – 32 с.