Что я вообще могу ответить? Да, трахни меня жестко? Я не умею говорить непристойности — я никогда этого не делала, и это кажется странным и неестественным.
Но я все равно пробую.
— Да, Рим, трахни меня. — Затем, хотя я чувствую себя идиоткой, добавляю: — Ммм.
Звук моего «ммм» сводит его с ума, и он добавляет палец к своему рту. Он попадает в нужное место, в нужное время, и мои бедра отрываются от кровати.
Он прижимает их к себе, расправляя плечами.
Остекленевшими глазами я смотрю на его макушку. Наблюдаю, как его язык и пальцы ласкают мою киску. Это зрелище возбуждает не меньше, чем сам акт, когда он делает это так сексуально.
Темпераментно.
Опьяняюще.
Мне уже целую вечность никто не делал куни, и я получаю кайф, наблюдая, как это делает Рим. Так обалденно горячо.
Я нервничаю. Бедра дрожат. Голова откидывается назад, руки тянутся к белым простыням. Я сжимаю их, поднося уголок ко рту, прикусывая ткань зубами.
— О, боже... о...
Я не могу вымолвить ни слова, когда кончаю, но все мое тело оживает от наслаждения, поражающего меня в самый центр, вспыхивая, словно фейерверк, пронзая все мои нервные окончания.
Я не в состоянии говорить. Немного вспотела.
Истощена.
— О нет, ты этого не сделаешь, — предостерегает Рим снизу, прокладывая себе путь вверх по моему телу, теребя прозрачные чашечки красного бюстгальтера. Он оттягивает одну вниз, что становится видно мой сосок, и опускает голову, чтобы пососать.
Рим скользит рукой мне за спину, его пальцы возятся с застежкой, пока бюстгальтер не расстегивается, а затем он стягивают его с моего тела. Бросает в кучу одежды на полу. Спускает мои трусики, пока я томлюсь на матрасе, раскинувшись и ожидая, что он будет делать дальше.
— Ты выглядишь как богиня, — шепчет Рим мне в шею, и я ему верю.
— Мне нравится твое тело. — Это мой вклад в разговор о сексе, мой мозг совершенно бесполезен для того, чтобы связывать разумные слова воедино.
Я чувствую его твердый член на своем бедре, на моей коже влажный след от предэякулята. Несмотря на то, что я только что испытала потрясающий оргазм, я хочу, чтобы он был внутри меня.
Там, где ему самое место.
Рим соглашается, а затем тянется через меня к прикроватной тумбочке, бесцеремонно выдвигает ящик и достает коробку презервативов — от этого зрелища я краснею, а мое тело уже пылает. Словно горит.
Я все еще возбуждена — может быть, даже больше, чем раньше, внезапно ставшая ненасытной.
— Боже, я так сильно хочу, чтобы ты меня трахнул. — Я извиваюсь на матрасе в простынях, потирая бедра друг о друга. Он так сильно меня возбуждает.
— Да, мэм.
Рим натягивает презерватив, и, наблюдая за ним, прикусив нижнюю губу, предвкушение течет по моим венам, как будто я впервые занимаюсь сексом.
Мышцы бицепсов Рима напрягаются, когда он располагается надо мной, и я кладу свои ладони на них, сжимая. Я дышу с трудом, когда Рим протягивает руку между нами, обхватывает свой член и вводит его в мое влажное, скользкое тепло.
Одно медленное прикосновение, а затем он вводит его на несколько дюймов.
— Господи Иисусе, ты такая чертовски тугая, — говорит Рим, издавая глубокий стон.
— Тебе это нравится? — спрашиваю я, закрывая глаза от ощущения того, как он медленно скользит во мне, дюйм за дюймом.
— Я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, — вновь стонет Рим, на этот раз громче.
— Вау. Столько комплиментов. — Почему я дразню его?
— Теперь тебе хочется шутить?
— Ничего не могу с собой поделать. — Я смеюсь. — Не останавливайся. Продолжай.
— Ни за какие деньги я не покину эту оху*тельную киску.
Эти слова.
Этот мужчина.
Он выходит, затем толкается, вонзаясь... и выходит... уткнувшись носом в изгиб моей шеи, касаясь губами моего пульса. Мой рот, в свою очередь, приоткрыт.
— Бл*дь, Пейтон... — стонет Рим в мои волосы. — Охренеть!
Да, еще. Повтори мое имя.
Он произносит:
— Пейтон.
Старый добрый секс, лучший из существующих способов — он сверху, жестко вбивается в меня. Изголовье кровати начинает ударяться о стену, и я концентрируюсь на звуках и ощущениях, наряду с его стонами, которые переходят в мягкое, животное ворчание. Звуки нашего секса.
Пот на его лбу.
Влажность между моих ног.
Я все это чувствую и слышу.
И Рим был прав; он заставит меня кончить снова. Я чувствую, как оргазм нарастает... медленно, но уверенно, ощутимое сжатие в моем тазу посылает ударную волну по позвоночнику, и я выгибаю спину. Рим обхватывает губами сосок, посасывает, и это почти сводит меня с ума.
— Ты сведешь меня с ума. — Его голос вторит моим мыслям.
— Хорошо. — Это то, чего я хочу. — Я хочу, чтобы ты потерял контроль.
Рим ускоряет темп, толкаясь сильнее. Глубже. Хватает меня за задницу обеими руками и проникает так глубоко, как только может.
— Ухх, — стону я. Потому что ммм...
— Пейтон... — Он снова произносит мое имя, и я знаю, что никогда не забуду, как оно звучит на его губах.
— Рим, — шепчу я в ответ, поглаживая его лопатки, пока он покачивает своими стройными, спортивными бедрами.
Я так близко. Как и он сам. Я чувствую это по тому, как напрягается его тело, и лицо преображается в благоговении, когда он поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.
Мы встречаемся взглядами.
Бедра двигаются.
Тела потеют.
Это фантастическое ощущение, все, о чем я когда-либо мечтала.
— Бл*дь, — выдыхает Рим, напряженно и сексуально.
И точно так же, ракета наслаждения взлетает вверх по моему позвоночнику, ударяя меня с такой силой, что мои глаза закрываются, спина выгибается дугой, и все внутри меня словно горит, когда мной овладевает оргазм.
— Господи Иисусе. — Его бедра двигаются сильнее, его губы прижимаются к моим, и он безжалостно целует меня, пока не замирает и не стонет в мой рот.
Я чувствую, как он пульсирует во мне, его оргазм охватывает меня, его тяжелое дыхание поглощает меня.
Рим Блэкберн адски горячий, особенно когда кончает, а он кончает сильно.
Сделав глубокий вдох, он падает на меня сверху, а затем делает самую удивительную вещь. Приподнявшись на локтях, он обхватывает мое лицо ладонями и поглаживает щеки большими пальцами, а затем очень нежно покрывает мое лицо легкими поцелуями. Они неторопливы, дарят уверенность в том, что он здесь, в моих объятиях, исполняя все мои фантазии.
И это, скорее всего, будет моим концом, потому что никто другой не видел этого Рима, кроме меня.
Чувственный, милый и любящий. Пылкий.
Я вздыхаю, уткнувшись в матрас, мое сердце бьется со скоростью мили в минуту. Я не собираюсь этого говорить, но...
Мне кажется, я влюбляюсь в него.
ГЛАВА 24
РИМ
Мне в лицо ярко светит солнце, а на плече чувствую легкое постукивание. Я крепко сжимаю подушку, ощущая под собой шелковые простыни, которые задевают мой утренний стояк.
— Привет. Есть тут кто-нибудь?
Пейтон.
Черт возьми, Пейтон.
Мои мысли возвращаются ко вчерашнему вечеру.
Пейтон в моей постели, Пейтон в душе, Пейтон на кухонном столе.
Её запах.
Вкус.
То, как она обволакивает меня, словно перчатка.
Я могу сказать только одно. Она потрясла мой гребаный мир прошлой ночью, и я имею в виду не только секс, но и то, как я ей открылся.
Рядом с ней я становлюсь другим, более уязвимым, лучше понимаю свои чувства.
Не такой мудак.
И хотя мне неприятно это признавать, учитывая то, с чего мы начали, Пейтон делает меня счастливым.
Застонав, перекатываюсь на бок и заключаю её в объятия, каштановые волосы резко контрастируют с моим ярко-белым постельным бельем. Она смеется, когда я сплетаю наши конечности и прижимаю к матрасу.
— Это неподходящий способ разбудить мужчину, который подарил тебе лучшую ночь в жизни.
Пейтон приподнимает бровь.
— Лучшую ночь в моей жизни? Откуда ты знаешь, что она была лучшей?
Я прижимаюсь своим пахом к её, моя эрекция касается живота, в то время как я шевелю бровями.
— Когда ты кончала на мой язык в третий раз, ты сказала, цитирую: «Это лучшая ночь в моей жизни». — Я немного имитирую выражение её лица, закатывая глаза к затылку.
Она бьет меня по груди, смеясь.
— Я не так выгляжу, когда кончаю.
— Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь смотрела в этот момент в зеркало?
Пейтон прищуривается, скривив губы в сторону.
— Ладно, если я выгляжу так, то ты выглядишь таким образом. — Она высовывает язык изо рта, тяжело дышит и двигает ногой вверх-вниз, как гребаная собака.
Я не могу сдержать свою улыбку или смех, который вырывается из меня.
— То есть, по сути, ты сравниваешь меня с собакой.
— В основном.
Киваю.
— Справедливо. — Схватив её за руки, я сжимаю их и опускаю голову к шее, слегка облизывая место чуть ниже уха, а затем двигаюсь к ключице, где останавливаюсь и улыбаюсь про себя. Внезапно втягиваю кожу в рот и покусываю.
— Рим! — кричит Пейтон, извиваясь подо мной. — Не смей, мать твою.
Я усердно сосу и покусываю.
— Рим, я не шучу.
Я не сдаюсь, оставляю свой след и наслаждаюсь каждой секундой этого.
— Клянусь богом, если ты сделаешь мне... — Голос обрывается на полуслове, когда мой член скользит между её бедрами. — Ооо, — стонет она, раздвигая ноги для меня.
Прошлой ночью у нас был неловкий разговор о противозачаточных средствах и о том, как она их принимает, что означало лишь...
Я провожу членом по её щели, гладкой и уже влажной.
— Проклятье, Пейтон, ты такая сексуальная.
Она ничего не говорит, вместо этого покачивает бедрами и переплетает наши пальцы, крепко прижимаясь ко мне.
Я опускаю голову, наши лбы соприкасаются, глаза прикованы друг к другу. На время я отпускаю её руку и сжимаю свой толстый член, направляя его в нее. Возвращаюсь к её руке, я удерживаю Пейтон в неподвижном состоянии, пока полностью вхожу в киску. Лицо Пейтон искажается, прежде чем она делает глубокий вдох, и всё тело расслабляется.
Когда её глаза снова открываются, остекленевшие и жаждущие, я безумно целую её. Наши рты сливаются, языки соприкасаются, когда я начинаю быстро входить и выходить из нее.
В этом нет ничего медленного. Несмотря на проведенную ночь, мы отчаянно нуждаемся в разрядке.
Я не снижаю темп, и когда Пейтон обхватывает меня ногами за талию, я погружаюсь еще глубже, ударяя в нужное место.
— О, боже, да. Прямо здесь, Рим.
Мне нравится, как она разговаривает со мной, как она не стесняется быть громкой в постели. Это чертовски привлекательно и заводит меня еще больше. Секс с этой женщиной просто невероятен.
— Ты близко? — хриплю я, моя кульминация ощущается у основания позвоночника, готовая прорваться сквозь меня.
Есть что-то особенное в утреннем сексе, от чего я возбуждаюсь намного быстрее, и данный момент не исключение.
— Я... — Её язык скользит по моему, губы атакуют мои, прежде чем она отстраняется и прикусывает нижнюю губу. Из неё вырывается долгий стон, когда киска сжимается вокруг моего ствола. — О. Боже, — практически кричит она, выгибая спину. — Да, Рим.
Кряхтя, я врываюсь в нее еще несколько раз.
Раз.
Два...
Бл*дь.
Три.
Мой оргазм накрывает меня, яйца напрягаются, и я изливаюсь в неё, лихорадочно двигаясь, пока из меня не вытекает все до последней капли.
Господи.
Я всё ещё прижимаюсь лбом к её лбу, наши носы соприкасаются, дыхание неровное, как будто мы только что пробежали марафон.
Когда наше сердцебиение начинает замедляться, Пейтон, наконец, говорит:
— Если ты поставишь мне засос, этот маленький роман закончится.
— Если я поставлю тебе засос, это значит, ты, бл*дь, моя.
— Это жульничество.
***
Пейтон сидит на моем кухонном столе, в одной из моих рубашек на пуговицах, скрестив ноги, выглядя охренительно прекрасно.
Я захлопываю дверь ногой и направляюсь в сторону кухни, держа в руке пакет с дымящейся едой
— Ты не просила, чтобы я готовил блины. — Я подмигиваю и ставлю пакет рядом с Пейтон только для того, чтобы раздвинуть её ноги и скользнуть между ними, положив руки ей на бедра.
Она опускает свои на мои плечи.
— Я не думала, что мне нужно уточнять.
— Всё дело в деталях, малышка. — Я быстро целую её в нос, прежде чем отойти в сторону и начать распаковывать еду.
Пейтон не двигается, поэтому я поворачиваю голову и спрашиваю:
— Ты собираешься есть? Почему ты просто сидишь и так смотришь на меня?
Её улыбка настолько ошеломляющая, что у меня перехватывает дыхание, когда она, наконец, говорит:
— Ты назвал меня «малышкой».
Я облизываю губы, глядя на неё сверху вниз. Она — крошка. Этого нельзя отрицать.
— И?
— Иииии, — произносит она, притягивая меня обратно к себе между ног, а затем проводит пальцами по моим волосам. — Это очень мило.
— Я не милый.
— Ты действительно такой, особенно когда у тебя появляется эта маленькая морщинка между глаз. — Пейтон прижимает указательный палец к моему лбу.
Скользя руками вверх по бедрам к попке, я крепко сжимаю её и касаюсь ртом подбородка, осыпая её поцелуями.
— Ты пытаешься отвлечь меня от моих блинчиков? — спрашивает Пейтон, наклоняя голову набок, чтобы дать мне больший доступ к шее.
— Это работает?
— Сначала ты называл меня «малышкой», теперь это, я бы сказала, что, возможно, так и есть.
— Возможно? Или определенно?
— Ммм... — стонет она, когда я просовываю руки под рубашку и поднимаю их к её грудной клетке, прямо под идеальными грудями.
Черт, я не могу насытиться ею. Каждый раз, когда мы находимся в одной комнате, я чувствую, что моя потребность в ней возрастает до некомфортного уровня, что, если я не возьму её прямо в тот момент, я могу взорваться.
— У тебя такая нежная кожа, — бормочу я, поднося руки к груди и пощипывая соски.
Её голова откидывается назад, волосы развеваются, а ноги обвиваются вокруг моей спины.
Я кручу и поворачиваю маленькие бугорки между пальцами, проводя губами по коже, отчаянно желая заставить её кончить просто от игры с сосками. Пейтон сделала это прошлой ночью, и это была самая сексуальная гребаная вещь, которую я когда-либо видел: мои пальцы теребили чувствительные груди, а её голова моталась из стороны в сторону, таз упирался в мой, ища облегчения от нарастающего давления, пока она не кончила сама.
Я хочу этого снова.
Провожу большими пальцами по соскам и пощипываю. Повторяю процесс снова и снова, пока Пейтон не начинает тяжело дышать, вцепившись пальцами в край столешницы. Её рот приоткрывается, грудь вздымается.
Бл*дь, да. Она так близко...
Я уже собираюсь поцеловать её, когда дверь в мою квартиру распахивается, врезаясь в стену, напугав нас обоих до полусмерти.
— Рим? — кричит в панике Хантер, прямо перед тем, как замечает меня на кухне, мои руки поднимает испуганная Пейтон, которая сейчас прижимается ко мне, обхватив руками мою шею. — О. — Хантер расплывается в широкой улыбке.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — я усмехаюсь, собираясь убить своего лучшего друга.
— Я, эм, я думал, что ты умер или что-то в этом роде. — Он кладет ладонь на затылок, и эта злая улыбка всё ещё не сходит с его лица.
— Почему, бл*дь, ты подумал, что я мертв?
— Потому что, — друг переминается с ноги на ногу, — ты не пришел на работу. Ты всегда на работе. Ты пропустил совещание. Я подумал, что, может быть, вся эта история с «Project Mountain» доконала тебя, и ты откинул копыта в своей квартире. Я не хотел, чтобы ты замёрз на цементном полу в одиночестве.
Я уже собираюсь ответить, когда Пейтон поворачивает голову и показывает своё лицо, вызывая у Хантера шок.
— Хантер, не беспокойся о «Project Mountain», я всё предусмотрела.
Он усмехается и кивает головой.
— Действительно?
— Ты можешь идти.
Привстав на цыпочки, он смотрит на пакет на стойке и указывает на него.
— Что там? — Хантер принюхивается. — Блинчики?
— Иди. Намхер. — Я указываю на дверь.
Подняв руки, он начинает пятиться назад.
— Ты можешь хотя бы сказать спасибо за то, что я убедился, что ты не умер.
— Не заставляй его уходить. Он может присоединиться к нам за завтраком. — Пейтон откидывает волосы в сторону.
Да хрен с ним, пусть остается. Хантер ни за что на свете не присоединится к нам на блины. У меня есть планы на завтрак, и они не связаны с моим лучшим другом, который может запихнуть в рот полную тарелку еды и все равно остаться голодным.
— Он не присоединится к нам за завтраком.
Дверь закрывается. Хантер похлопывает себя по животу и идет на кухню, где берет пакет и несет его к обеденному столу.
— Возьми салфетки, братан, а то будет беспорядок.
Господи Иисусе.
***
— Передай сироп. — Хантер протягивает ко мне руки, когда я откидываюсь на спинку стула, полностью раздраженный тем, что он испортил моё утро, а Пейтон, похоже, наслаждается этим. Но каждый раз, когда она смотрит в мою сторону с этой офигительно милой и огромной улыбкой на лице, я не могу злиться. Она слишком великолепна. Счастливая. Со мной. И моим другом-идиотом.
Я пододвигаю к Хантеру сироп и наблюдаю, как он поливает им стопку блинов, одновременно засовывая в рот кусочек бекона.