— О, расслабьтесь, босс. Вы так взвинчены сегодня утром, что не можете успокоиться?
Это заставляет меня рассмеяться.
Из-за чего Лорен смотрит в мою сторону и испытывает неловкость.
Попалась на том, что поддразнивала босса.
Её красивые светлые брови хмурятся, затем приподнимаются, и она наклоняет голову в сторону Рима, глаза расширяются.
Блин, она собирается отменить встречу со мной. Я вижу сожаление в её взгляде.
Рим замечает меня, поэтому я выпрямляюсь, когда он поднимает голову при звуке моих каблуков, цокающих по мраморному полу, и осматривает меня с головы до ног.
Он распахивает глаза от удивления, когда видит, что я стою перед ним, но затем прищуривается, глядя на переднюю часть моей блузки. Юбки. Отсюда я замечаю, как расширяются его зрачки, как хмурятся брови, когда его стальной взгляд скользит вверх по моим обнаженным ногам. Вплоть до моей не совсем правильно застегнутой блузке, потому что я выставила напоказ декольте. Риму нравится то, что он видит.
— Пейтон, — его голос грубый и обиженный, он продолжает: — что ты здесь делаешь?
Я сажусь рядом со столом Лорен и кладу руку на столешницу.
— Пришла пообедать с подругой. — Я смотрю на неё. — Но, судя по всему, нам придется перенести встречу.
— Лорен занята, — огрызается Рим. — У неё нет времени на обед.
Я шиплю сквозь зубы и постукиваю пальцем по мраморной столешнице.
— Ай-ай-ай. Это нарушение прав человека, Рим. У неё должен быть перерыв.
— Она может есть и работать за своим столом, как все остальные. — Рим снова переводит взгляд на Лорен, а затем говорит: — Я доплачу тебе. Отсканируй эти файлы и принеси мне как можно скорее.
Развернувшись на пятках, он молча направляется обратно в свой кабинет, пальцами правой руки взъерошивая каштановые пряди темных волос.
Немного шокированная, я поворачиваюсь к Лорен и спрашиваю:
— Что, черт возьми, это было?
Она вздыхает и откидывается на спинку стула, выглядя опустошенной и уставшей.
— Дерьмо попало на вентилятор сегодня утром.
— Я вижу. Что случилось?
— Сегодня утром компания «Project Mountain» анонсировала новую женскую линию, почти точную копию той, что выпускаем мы. Она настолько похожа, что Рим думает, что в нашей компании, возможно, завелась крыса.
О. Блин.
Бросаю взгляд в сторону кабинета Рима — он в ярости, сидит за своим столом, обхватив голову руками, напряжение, исходящее от его тела, ощутимо с того места, где я стою. Должно быть, это убивает его.
Я не виню Рима за то, что он угрюмый мудак.
Учитывая, что я возглавляю отдел маркетинга его женской кампании, мой долг — пойти к нему и узнать, что я могу сделать.
Не потому, что мне неприятно видеть его таким.
Не потому, что я хочу утешить его, обнять.
Потому что это мой долг.
— Перенесем обед на другой день?
Лорен просматривает свой стол, заваленный документами.
— Похоже на то. Мне так жаль.
Я отмахиваюсь от нее.
— Не стоит. Я все понимаю. — Иногда Рим ведет себя, как тиран, но сегодня, похоже, у него есть на то веская причина. — Пойду, посмотрю, могу ли я что-нибудь сделать со своей стороны, чтобы помочь в этой ситуации. Спасибо, что ввела меня в курс дела.
— Удачи. Босс вел себя сегодня, как полный придурок. На секунду я подумала, что, может быть, он стал другим, немного счастливее, понимаешь? В последнее время у него действительно было хорошее настроение, на этой неделе он даже несколько раз приносил мне кофе и обед. Мне. Я чуть не упала со стула, когда он сделал это в первый раз. Но сегодняшний день просто напомнил мне о том, какой он на самом деле человек.
Я с трудом сдерживаю улыбку. Мне нравится думать, что, возможно, именно благодаря мне он стал немного веселее и счастливее, ослабил тугой галстук на своей шее в метафорическом смысле. Прямо сейчас я хочу ослабить его еще больше.
— Полегче с ним. Я уверена, что сейчас на него куча всего навалилось. — Уровень его стресса, должно быть, зашкаливает. — Напишешь мне, на какой день мы можем перенести встречу?
Лорен кивает.
— Обязательно.
Я несколько раз стучу костяшками пальцев по стойке и слегка машу ей рукой, прежде чем без стука открываю тяжелую стеклянную дверь Рима.
Закрываю её за собой, осторожно, стараясь не шуметь.
Держа голову опущенной, Рим поднимает глаза и замечает меня. Сделав долгий выдох, он откидывается на спинку кресла и пытается вести себя как можно более непринужденно, но я вижу его насквозь.
— Я занят, Пейтон.
— Да, я слышала. — Поставив сумочку на пол, обхожу его стол и облокачиваюсь на край, глядя прямо на него сверху вниз.
Его одеколон успокаивает меня — так на меня влияет его запах, а уязвимость в глазах напоминает мне о том, что он, на самом деле, обычный человек, несмотря на ту суровую маску, которую любит носить. Я больше не сотрудница его компании, и у меня нет причин бояться. Этому влюбленному в своё дело человеку нужна поддержка. И я, по крайней мере, могу это сделать.
Рим трет пальцами щетину, не пытаясь скрыть, что вопиюще пялится на моё тело, его взгляд задерживается на моей груди, а затем поднимается к моим губам. Невольно я облизываю их. Его глаза темнеют, становятся более зловещими.
— Тебе лучше уйти, Пейтон.
— Почему? — Мое дыхание учащается, когда Рим ерзает в своем кресле, V-образный вырез его рубашки распахивается, обнажая загорелую гладкую кожу его ключиц — моё любимое место на мужском теле.
— Потому что из меня дерьмовая компания. Мне нужно закончить работу, а прямо сейчас ты меня отвлекаешь.
— Отвлекаю? — Я изображаю удивление. — Я здесь, чтобы узнать, могу ли я чем-то помочь.
— Ты здесь больше не работаешь, ты не обязана оставаться и помогать мне. — Рим облизывает губы, тянется к своему столу и нажимает кнопку. Я точно знаю, что делает эта кнопка. Я видела это множество раз, когда он проводил важные встречи в своем кабинете. Она тонирует окна.
Моё сердце неистово колотится, грудь вздымается и опускается, растягивая и без того тесную ткань блузки на пуговицах.
— Может, я и не работаю в этом здании, но я работаю на тебя, Рим. — И я подумала, что мы становимся друзьями, а я делаю все, чтобы помочь своему другу, если могу.
— Правда? Неужели я официально нанял тебя, не зная об этом?
О, ничего себе — Рим сегодня в ужасном дурном настроении; жаль, что он не пугает меня так, как всех остальных в этом офисе. Угрюмый ворчун — может, мне стоит начать называть его Оскаром (прим. пер.: отсылка к деткой передаче «Улица Сезам». Оскар Ворчун – монстр зеленого цвета, который живет в мусорном баке.)
— Перестань вымещать на мне свой гнев.
— Если бы я вымещал на тебе свой гнев, то чертовски уверен, что знал бы об этом.
Мои щеки вспыхивают, но это не мешает мне опустить глаза на его колени.
Находясь всего в нескольких футах от Рима, я могла бы легко протянуть руку и снять часть того беспокойства, которое он сейчас испытывает. Убрать нахмуренные брови, немного расслабить его.
Просто потянуть... быстро расстегнуть молнию спереди на его брюках.
Это было бы так просто.
— Почему ты на самом деле здесь, Пейтон? — Рим выдыхает, прежде чем встать и обойти свой стол, чтобы пройтись по кабинету, выводя меня из задумчивости своим строгим отношением.
Я думала, у нас был прорыв...
Выбросив из головы все мысли о его пахе, я говорю:
— Ты знаешь, почему я здесь — чтобы забрать Лорен на обед. Потом она рассказала мне о «Project Mountain». Поскольку я отвечаю за маркетинг, хотя сегодня ты почему-то это отрицаешь, я хочу знать, с чем имею дело.
— Ты хочешь знать, с чем имеешь дело, — передразнивает он меня и качает головой, барабаня руками по деревянной столешнице стола. Проводит пальцами по поверхности. — Мы имеем дело с огромной компанией, которая, похоже, украла всю продуктовую линейку прямо у меня из-под носа. Они планируют запуститься на неделю раньше нас.
Дерьмо.
У Рима вот-вот хрустнут зубы от скрежета челюстей. Для него это был огромный проект — открытие нового филиала компании. Многое зависит от этой женской линии, так что иметь дело с его главным конкурентом, запускающим ее раньше нас, — это просто удар по самому больному месту.
Как, блин, я могу получить эту информацию от конкурента?
Прикусываю губу, пытаясь придумать решение.
— Тогда мы должны сделать все возможное, чтобы запуститься раньше них.
— У нас почти нет маркетингового плана, — фыркает Рим. — Мы не можем стартовать за неделю до них. Нам нужно запланировать работу СМИ, закончить рекламные ролики, завершить всю кампанию.
— Тогда хорошо, что ты меня нанял, — говорю я, подходя к Риму и кладя ладонь ему на плечо, привлекая внимание его обеспокоенных глаз. — Я злой гений.
Он обхватывает рукой шею сзади, его бицепсы туго натягивают рукава рубашки.
— Это слишком много работы.
— У меня в буквальном смысле нет больше других дел в моем календаре. Всё моё внимание сосредоточено на «Roam, Inc» Мы справимся, Рим. Поверь мне.
Большим пальцем провожу по мягким волоскам на его предплечье. Боже, его кожа. Внутри меня все бурлит, потребность притянуть его в свои объятия, погладить по спине, дать ему понять, что все будет хорошо, слишком заманчива.
Рим изучает меня, когда я провожу подушечками больших пальцев по его коже, по линиям его бровей, он своей рукой всё ещё поглаживает шею.
— Ты доверяешь мне? — спрашиваю я, моё дыхание сбивается с каждым морганием его глаз. Я не могу перестать пялиться. Я так сильно хочу его.
Мои пальцы продолжают исследовать.
Он делает глубокий вдох и вынимает руку из кармана. Когда я думаю, что Рим собирается оттолкнуть меня, он удивляет. Кладет руку мне на талию, нежно прижимая меня к стене — знакомая поза, в которой, помню, я была прямо перед тем, как ушла из «Roam, Inc».
— Ты хочешь, чтобы я доверял тебе? — спрашивает Рим, его голос такой низкий, что он отзывается эхом в каждом дюйме моего тела, посылая волну возбуждения по моим венам. — Я едва могу сосредоточиться, когда ты рядом, Пейтон. Я даже себе не доверяю рядом с тобой. Я не верю, что не разрушу наши профессиональные отношения. Я не верю, что не сорву эту белую блузку с твоей груди и не возьму в рот твои соски. Я не верю, что смогу удержаться от того, чтобы не погрузиться в тебя так охрененно глубоко, что у тебя не останется другого выбора, кроме как выкрикивать моё имя. И я чертовски не верю себе, что смогу держаться от тебя подальше, когда все, чего я хочу, — это чувствовать твою нежную кожу на своей.
Его руки обхватывают мою голову, его глаза смотрят прямо в мою душу, его колено вдавливается между моих ног.
Я не могу дышать.
Я не чувствую свою нижнюю половину тела.
Я не могу придумать ни единого слова, которое могло бы его остановить.
Я не хочу, чтобы он останавливался, хотя знаю, что должен, хотя понимаю, что мы на грани того, чтобы перейти профессиональную черту, которую мы никогда не сможем вернуть.
— Рим... — выдыхаю я, протягивая руку и просовывая палец в одну из петель его ремня.
Он резко втягивает воздух, когда его бедра придвигаются ближе. Его лоб опускается, дыхание такое же прерывистое, как и моё.
— Я… — Он замолкает и облизывает губы. — Мне нужна помощь, Пейтон.
Все вокруг меня замирает. Мне нужна помощь, Пейтон. Все условности исчезают.
Рим — уязвимый, взволнованный генеральный директор, нуждающийся в сильном защитнике и деловом партнере, который поддержит его. Я. Господи... он такой... настоящий. Искренний. Невероятный. Вожделение, которое я испытываю к этому мужчине, отходит на второй план, когда до меня доходит смысл его слов.
Я нужна ему.
Впервые за всё время, что я знаю Рима, он просит о помощи, и не в манере начальника, а с оттенком отчаяния.
Это Рим, которого больше никто не видел, Рим, который, как я знала, был заперт глубоко внутри него, показываясь только в самые уязвимые моменты.
И я имею возможность увидеть этого прекрасного мужчину во всей красе — искреннего, беззащитного и полностью откровенного.
— Чем я могу помочь?
Оттолкнувшись от стены на несколько дюймов, он прикасается одной рукой к моей щеке, а затем ловит мой взгляд.
— Поужинай со мной сегодня вечером.
— Ужин с тобой поможет?
— Принеси работу. — Рим делает глубокий вздох. — Это будет долгая ночь.
Я киваю.
— Напиши мне, где именно. Я буду там, а пока начну переносить даты выступлений в СМИ.
Он гладит большим пальцем мою щеку, его лоб разглаживается, напряжение в плечах ослабевает.
— Хорошо.
Одним последним движением он отходит от стены и дает мне немного пространства, ненужную передышку.
— Я, э-э... Мне нужно кое-что сделать, — говорит Рим, подходя к своему столу, затем берет мою сумочку и приносит её мне.
— Тогда я оставлю тебя в покое. — Беру сумочку, наши пальцы соприкасаются на мгновение, прежде чем я направляюсь к двери его кабинета.
Его рука ложится мне на спину, мягко направляя меня к тяжелой двери, скользя вниз, пока не оказывается прямо над моей задницей. Я закрываю глаза, когда его грудь прижимается ко мне, его мужской запах снова вторгается в мои чувства.
Наклонившись, Рим прижимается губами к моему уху и говорит:
— Спасибо, Пейтон.
Он протягивает руку передо мной и открывает дверь, пропуская меня вперед.
Когда я оборачиваюсь, он опирается о стеклянную стену, его взгляд пристальный и манящий.
Не сводя с меня глаз, Рим говорит:
— Лорен, пожалуйста, закажи для нас с Пейтон столик в ресторане Number 9. На семь часов.
Лорен поднимает голову и кивает.
— Будет сделано.
Не колеблясь, он произносит:
— До встречи.
А затем закрывает дверь, и я чуть не падаю в обморок.
Семь часов — ждать совсем недолго.
ГЛАВА 22
РИМ
Я делаю глоток вина и откидываюсь на спинку диванчика, который я делю с Пейтон, совершенно измотанный. Мы сделали двадцатиминутный перерыв, чтобы поесть, но всё остальное время мы потратили на то, чтобы продумать все мельчайшие детали кампании.
Несмотря на то, что мы находимся в пятизвездочном ресторане в самом центре Нью-Йорка.
Это заняло много времени, и мы хорошо поработали, но сегодня я впервые чувствую себя спокойно и воодушевленно, и всё это благодаря красивой женщине, сидящей рядом со мной и потягивающей бокал красного вина.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, разглядывая меня, её взгляд задерживается на моей шее, на том месте, где расстегнута рубашка. Пейтон облизывает губы, рот приоткрыт, глаза блестят.
Я смотрю на неё, мой собственный бокал с вином в нескольких дюймах от моих губ.
Пей свое вино. До дна, идиот.
Эта женщина только что спасла твою задницу. Не приставай к ней — это непрофессионально. Господи Иисусе, так бы поступил Хантер.
Только не я.
С другой стороны, я не могу придумать лучшего способа отблагодарить Пейтон, чем отвести к себе домой и раздеть догола, чтобы я мог исследовать своими руками, языком и телом каждый ее дюйм.
— Как ты себя чувствуешь? — повторяет она, полагая, что я не расслышал вопрос в первый раз.
— Я чувствую, — говорю я медленно, подбирая слова, — облегчение.
— Правда? — Она поднимает брови от удивления. — Облегчение?
— Да, облегчение. — Киваю. — Ты хорошо справилась, Пейтон.
— Я... ты не представляешь, как много значит... — Она замолкает и делает глубокий вдох. — Спасибо. Это много значит для меня, Рим. Я работала не покладая рук, как только ушла из офиса. Я хотела убедиться, что всё будет хорошо.
Она действительно потрясающая.
Почему мне потребовалось так много времени, чтобы увидеть это? Видимо, потому что я не отрывал глаз от своего стола. Эта женщина, сидящая передо мной, научила меня еще кое-чему. Красивая и умная.
— Это видно, и я действительно не знаю, как тебя отблагодарить.
Улыбаясь, Пейтон слегка наклоняет голову в сторону и делает глоток вина, в ее глазах появляется игривый огонек, от которого мне становится неловко, я ерзаю на стуле.
— Что? — Каким взглядом она смотрит на меня? Я не хочу истолковать его неправильно. Я пытаюсь быть профессионалом, но это охренеть как сложно.
— Рим Блэкберн, ты действительно милый, когда хочешь таким быть.
— Ты думаешь, я сказал все это только для того, чтобы быть милым?
— Ну, нет, но...
— Ты проделала чертовски хорошую работу. Ты спасаешь мою задницу и, возможно, компанию. Ты действительно офигительно хороша в своём деле, и я злюсь на себя за то, что не заметил этого, пока ты работала в моем офисе.
— Что ты имеешь в виду — не видел этого, пока я работала в твоем офисе? Ты имеешь в виду... что я хороша в своей работе?
Она напрашивается на комплименты, но я пропускаю это мимо ушей. Сейчас я чувствую себя настолько ох*енно, что мне хочется поднять её и кружить вокруг себя.
Должен ли я сказать ей, что работа — не единственное, в чём она хороша? Возможно, она хороша в других вещах? Например, то, что, благодаря ей, я чувствую, что не являюсь таким уж и придурком? Сейчас меня беспокоит то, что сотрудники ходят вокруг меня на цыпочках и считают неприступным, и это даже более выражено, чем раньше.
Все всегда думают, что могут лучше управлять компанией, считают, что это чертовски легко, когда от тебя зависит жизнь стольких людей.
Это не дает мне спать по ночам.
Вот почему эта хрень с «Project Mountain» напугала меня до смерти. Конечно, все подумали, что я разозлился, — и так оно и было, но в основном я с ума сходил от беспокойства. Я не могу проиграть этой компании; эта линия нужна мне, для моих людей. Моим сотрудникам.
— Ты не просто хорошо делаешь работу, Пейтон — ты... — Бл*дь. Почему слова застряли в моем гребаном горле? Что я хочу сказать?
— Ты хороша для меня.
Здесь темно, но, я клянусь, она покраснела.
— Правда?
— Да.
— Дай определение фразы «хороша для тебя». — Пейтон понимающе ухмыляется, пальцами делая воздушные кавычки, когда произносит фразу «хороша для тебя», и на этот раз я счастлив объяснить ей.
Я наклоняюсь вперед, кладу руки на стол перед нами. Соединяю наши руки.
— Благодаря тебе мне хочется быть...
Ладно, это не так просто, как я думал.
— Хорошим? — добавляет Пейтон с надеждой в голосе.
— О, нет. — Не то слово, которое я искал.
— Добрым?
— Тоже нет.
Я смеюсь, потом она начинает смеяться, и вскоре мы оба смотрим друг на друга, как полные идиоты. Любой наблюдатель со стороны подумал бы, что мы влюбленные дураки.
Потому что прямо сейчас я чувствую себя таковым. Господи, пристрелите меня.
— И? Благодаря мне каким тебе хочется быть?
Пейтон смотрит на меня с ожиданием во взгляде, и мне действительно хочется сказать что-нибудь с глубоким смыслом, что-то чертовски хорошее, но сложно показывать проклятые эмоции, когда уже целую вечность не произносил ничего приятного или значимого.
— Благодаря тебе я чувствую... что не являюсь огромным мудаком.
Не самый глубокий ответ в мире, но он нашел отклик в её душе, потому что вместо того, чтобы скривиться от моего выбора слов, выражение лица смягчается.
— Правда?
— Да, но я думаю, что это прозвучало неправильно. — Я сопротивляюсь искушению провести пальцами по волосам. — Ты меня чертовски заводишь. Ты возбуждаешь меня.
— Я? Правда?
— Ты мне не веришь?
— Нет, верю. Просто никто никогда не говорил мне такого раньше.
— Тогда другие твои кавалеры были идиотами.
— У нас свидание?
Я замираю. Так ли это? Нет. Да.
Оглядываюсь по сторонам, прекрасно понимая, что это изысканное заведение, и мы сидим за уединенным столиком. Свет приглушенный. Меню великолепное.
Я пригласил ее, очевидно, под предлогом работы — таков мой стиль. Это то, чем я занимаюсь. Работаю. Работаю. Еще больше работы.
Но если быть честным с самим собой, то да — у меня были романтические намерения, когда я попросил Лорен забронировать столик в этом ресторане, и я окажу услугу Пейтон и себе, если не буду это отрицать.
— Да. Я думаю, это было похоже на свидание, не так ли?
Её глаза загораются, на этот раз не от удивления. Взгляд восторженный, манящий, жизнерадостный и красивый.
— Вау, — говорит она с легким смешком. — Я не могу поверить, что ты только что признался в этом.
— Почему?
— Потому что ты все время такой упрямый. У тебя слишком много гордости, Рим Блэкберн, и иногда ты делаешь что-то просто назло себе.
Возможно, это правда.
— Итак. Свидание, да? — Пейтон откидывается на спинку дивана, скрестив ноги и бросив на меня кокетливый взгляд. — Ты не мог просто спросить? Тебе не пришлось бы притвориться, что мы здесь только для деловой встречи? Так типично.
— У нас действительно была деловая встреча, — не могу не отметить я, указывая на ее портфель и мои записи.
— Мы только и делали, что проводили встречи с тех пор, как я предложила взять на себя этот проект и сокрушить черепа всем конкурентам. — Пейтон изображает пантомиму, которую она, вероятно, считает «сокрушением черепов», сжимает в кулак левую руку и бьет им в раскрытую правую ладонь.
Боже, она очаровательна, когда ругается. Или пытается это сделать.
Милая.
Сексуальная.
Смущенная тем, что я наблюдаю за ней, Пейтон опускает голову и прикусывает нижнюю губу, уклоняясь от моего пристального взгляда. Но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу пососать её губу, убрать волосы в сторону и также пососать шею.
Для начала.
Мы заканчиваем трапезу, и когда официант возвращается с меню десертов, я предлагаю его Пейтон. Хочешь? Я вопросительно поднимаю брови.
А ты?
Нет.
— У меня дома есть бутылка вина.
Мой дом, который находится прямо за углом, в нескольких минутах ходьбы.
Как удобно.
— Только чек.
— Прекрасно, сэр. — Официант кивает, доставая из-за фартука узкую черную кожаную папку. Кладет её на мою сторону стола и, я не колеблясь, протягиваю ему свою кредитную карточку.
— Десерт у тебя дома? — спрашивает Пейтон. — У тебя действительно он есть?
— Не совсем. — Я не отвожу взгляд. — Не хочешь зайти пропустить стаканчик перед сном (прим. пер.: nightcap — алкогольный напиток, употребляемый перед сном, чтобы снять напряжение дня)?
Пейтон заметно сглатывает, откидывает волосы, спадающие ей на плечо, и выпрямляется.
— Я думала, ты никогда не спросишь.
ГЛАВА 23
ПЕЙТОН
Мыбудемкувыркаться, мыбудемкувыркаться, мыбудемкувыркаться. Я напеваю эти слова, не могу выкинуть их из головы. Я просто знаю, что мы собираемся... могу сказать это по тому, как Рим смотрит на меня — как будто я самое вкусное блюдо в меню.
Его рука обжигает мою поясницу, когда мы идем по темным, сырым улицам Нью-Йорка, уворачиваясь от людей на протяжении всех трех кварталов до его дома.
По необходимости, поскольку я на высоких каблуках, хватаю Рима за предплечье и крепко сжимаю после того, как в первый раз мой каблук зацепился за канализационную решетку и чуть не оторвался.
Он поддерживает меня всю оставшуюся дорогу.
Еще. Один. Квартал.
Мое сердце готово выскочить из груди, оно так быстро бьется.
Мы подходим к зданию, где стоит швейцар в зеленой куртке. Он улыбается, кивает и с размаху открывает тяжелую дверь, пропуская нас в роскошный вестибюль.
Почему-то здание кажется слишком изысканным, слишком элитным. Слишком глянцевым и холодным, как будто оно возлагает большие надежды на каждого, кто входит в дверь.
Приподнимаю подбородок.
Прижимаюсь спиной к прохладным металлическим стенкам лифта, когда двери открываются, и мы заходим внутрь, поднимаясь на последний этаж. Когда двери дзинькают и открываются, Рим сбрасывает пальто.
Я делаю то же самое, вешаю его у двери и поворачиваюсь к нему лицом.
Как и во всем остальном, он не теряет времени даром, сосредотачиваясь на желаемом и добиваясь этого точными движениями. Уверенный в себе, Рим подходит ко мне и кладет руки на мою талию.
Я отступаю назад, пока не прижимаюсь спиной к стене, а его горячий рот оказывается на моей шее, чуть ниже уха. Он посасывает мою сережку, закатывает глаза эротическим образом, что мои собственные, черт возьми, чуть не закатываются к затылку.
— Хочешь осмотреть мою квартиру сейчас или утром?
Вау.
Мы делаем это.
Будем.
Кувыркаться.
— Утром, после того, как ты накормишь меня блинчиками с большим количеством масла и сиропа, — стону я, наслаждаясь его теплым дыханием.
— У меня нет теста для блинов, — бормочет Рим в ответ.
— Ммм. Тебе лучше купить, а то эта одежда не будет снята.
Он отступает назад, чтобы изучить мое выражение лица.
— Ты, бл*дь, серьезно?
Я смеюсь.
— Да. Я хочу блинчики.
Его ворчание уморительное. Сексуальное.
— Отлично. Боже, какая ты властная.
— Мм-хмм. — Я притягиваю его рот обратно, к своему, раскрывая его, чтобы язык Рима мог проскользнуть внутрь. Это происходит, и мой язык танцует с его, поглаживает.
Кружит.
Влажный и горячий.