Томазина (укоризненно): Огастес!
Септимус: Я не командую, милорд. Я пытаюсь внушить уважение к знанию и преклонение перед наукой, посредством которой человек сближается с Создателем. Плачу шиллинг тому, кто до без четверти двенадцать, молча, нарисует конус и пирамиду первым.
Огастес: Вы не купите мое молчание за шиллинг, сэр. То, что я знаю, стоит гораздо больше.
(И, бросив на стол свой альбом и карандаш, он с достоинством уходит, хлопая дверью.
Пауза. Септимус вопросительно смотрит на Томазину).
Томазина: Я сказала ему, что Вы меня целовали. Но он не выдаст.
Септимус: Я целовал Вас? Когда?
Томазина: Как! Вчера!
Септимус: Где?
Томазина: Здесь, в губы.
Септимус: В каком графстве?
Томазина: В «приюте отшельника», Септимус!
Септимус: В губы, в «приюте отшельника»? Ах, это! Поцелуя там не было и на шиллинг. Я бы гроша ломаного не дал, чтобы это повторить. Я и забыл про него.
Томазина: Жестокий! Вы забыли про наше соглашение?
Септимус: Господи помилуй! Наше соглашение?
Томазина: Научить меня танцевать вальс! Скреплено поцелуем, а второй поцелуй, когда я буду танцевать, как мама!
Септимус: Да, в самом деле. Мы все вальсируем, как дрессированные мыши.
Томазина: Я должна танцевать вальс, Септимус! Меня будут презирать, если я не буду танцевать вальс! Это самое модное, самое увлекательное и дерзкое изобретение человечества! Его придумали в Германии[46]!
Септимус: Пусть забирают себе вальс, дифференциальное исчисление все равно наше.
Томазина: Мама привезла из города целый сборник вальсов, чтобы играть с графом Целинским[47].
Септимус: Не нужно напоминать мне об этом, я и так страдаю. Граф Целинский барабанит по клавишам без устали, и мне приходится читать в ритме вальса.
Томазина: Вздор! Что у Вас за книга?
Септимус: Труды Парижской Академии Наук[48]. Автор заслуживает Вашей благосклонности, Вы предрекали то, о чем он пишет.
Томазина: Я? И о чем же он пишет? О вальсе?
Септимус: Да. Он приводит уравнение распространения тепла в твердом теле. Но делая это, он впадает в ересь: противоречит сэру Исааку Ньютону.
Томазина: Он отрицает детерминизм?
Септимус: Нет! Впрочем, возможно. Он доказывает, что атомы ведут себя не по Ньютону.
(Ее внимание моментально переключается, что так характерно для нее, она подходит взять книгу).
Томазина: Дайте, я посмотрю. Тут по-французски?
Септимус: Да. Париж – столица Франции.
Томазина: Покажите мне, где читать.
(Он берет книгу, находит страницу. Тем временем, пианино за стеной стало вдвое громче и эмоциональнее).
Томазина: Теперь в четыре руки! Мама влюблена в графа.
Септимус: Это в Польше он граф. В Дербишире он настройщик пианино.
(Томазина берет книгу и погружается в чтение. Музыка за стеной становится все более страстной, потом неожиданно обрывается. Многозначительная тишина в музыкальной гостиной заставляет Септимуса поднять глаза. Томазина ничего не замечает. В тишине слышны далекие мерные звуки паровой машины. Несколько секунд спустя из музыкальной гостиной выходит леди Крум. Она не ожидала, что в комнате кто-то есть, и слегка смущается. Потом она берет себя в руки, закрывает за собой дверь и отрешенно смотрит перед собой, точно не желая прерывать урок. Септимус встает, и она кивком разрешает ему сесть.