Леди Крум (протестующее) . Что Вы!... (Немного смягчаясь) Что Вы… (Септимус вынул из кармана письмо Байрона и поджигает его от спиртовки).
Леди Крум: Что Вы...
(Письмо пылает, Септимус роняет его на поднос).
Септимус . Да, это нечто: письмо лорда Байрона, которое не прочтет ни одна живая душа. Я уеду, как только Ваша Светлость того пожелает.
Леди Крум: В Вест-Индию?
Септимус . В Вест-Индию! Зачем?
Леди Крум: За Чейтер, разумеется. Она не сказала Вам?
Септимус . Она вообще сказала мне не больше десяти слов.
Леди Крум: Наверное, не хотела терять времени даром. Чейтер отплывает с капитаном Брайсом.
Септимус . В качестве матроса?
Леди Крум: Нет, в качестве жены мистера Чейтера, ботаника экспедиции моего брата.
Септимус . Я знал, что он не поэт. Я лишь не знал, что за всем этим скрывается ботаника.
Леди Крум: Он смыслит в ботанике не больше, чем в поэзии. Мой брат заплатил пятьдесят фунтов, чтобы издать его вирши и заплатит еще сто пятьдесят, чтобы мистер Чейтер год собирал в Вест-Индии цветочки, пока его жена будет исполнять обязанности любовницы капитана. Капитан Брайс сосредоточил свою страсть на миссис Чейтер, и, чтобы взять ее с собой, он не постеснялся обмануть Адмиралтейство, Научное Линнеевское общество и сэра Джозефа Хэнкса, главного ботаника садов Его Величества в Кью.
Септимус . Ее страсти более рассредоточены.
Леди Крум: Бог наказывает нас, обращая наши сердца к кому угодно, кроме тех, кто того заслуживает.
Септимус . Как это ни прискорбно, миледи. (Пауза). Но обманут ли мистер Чейтер?
Леди Крум: Ему нравится пребывать в этом состоянии, он находит доказательства добродетели своей супруги, яростно защищая ее. Капитан Брайс не обманут, но ничего не может с собой поделать. Он готов умереть за нее.
Септимус . Я думаю, миледи, он предоставит умереть за нее мистеру Чейтеру.
Леди Крум: В самом деле, нет ни одной женщины, которая стоила бы дуэли. Или наоборот. Ваше письмо ко мне противоречит Вашему поведению в отношении миссис Чейтер, мистер Ходж. Мне изменяли, прежде, чем просохнут чернила, но изменить, даже не притронувшись к бумаге, да еще с местной потаскухой.. Как мне расценивать подобное?
Септимус . Миледи, я был в бельведере один, я мечтал, когда внезапно миссис Чейтер опрокинула меня на землю, и я, пылая безответной страстью, мучаясь неудовлетворенным желанием…
Леди Крум: Боже мой…
Септимус . В исступлении я подумал, что Чейтер, с задранными на голову юбками, может дать мне минутную иллюзию счастья, в лицо которому я не смею взглянуть.
(Пауза).
Леди Крум: Не знаю, получала ли я когда-нибудь более необычный комплимент. Мистер Ходж, я смею надеяться, что не уступлю миссис Чейтер, если нам обеим надеть по ведру на голову. Она носит панталоны?
Септимус . Носит.
Леди Крум: Да, я слышала, их стали носить. Что может быть противоестественнее для женщины, чем эта жокейская одежда! Никак не одобряю. (Она поворачивается, шелестя юбками, и движется к выходу). Я ничего не знаю о Перикле и Афинских философах. Я могу уделить им часок, у себя в гостиной, после того, как приму ванну. В семь. И приносите книгу.
Она выходит. Септимус берет два письма, которые написал накануне, и начинает жечь их в пламени спиртовки.
Сцена 7
Валентин и Хлоя сидят за столом. Гас тоже в комнате. Хлоя читает воскресные газеты. На ней платье эпохи Регентства, шляпки нет. Валентин стучит по клавиатуре компьютера. Он тоже одет в костюм эпохи Регентства, довольно неопрятный. Костюмы, несомненно, достали из большого сундука, из которого Гас вытаскивает всевозможные предметы туалета, прикладывая их к себе. Он находит фрак эпохи Регентства и надевает его. На столе теперь находятся также гипсовые пирамида и конус, вроде тех, которые используют на уроках рисования, и горшок с карликовыми георгинами (они непохожи на обычные георгины).
Хлоя: «Даже и в Аркадии: Секс, Литература и Смерть в Сидли-парке». И портрет Байрона.
Валентин. А не Бернарда?
Хлоя: «Байрон дрался на роковой дуэли, утверждает преподаватель».. Вэл, думаешь мне это первой пришло в голову?
Валентин. Нет.
Хлоя: Но я же еще не сказала, что. Все будущее запрограммировано, как в компьютере, – считается так, да?
Валентин. Да, и это называется детерминизмом Вселенной.
Хлоя: Хорошо. И всё, и мы тоже – просто куча атомов, которые стукаются друг о друга, как бильярдные шары.
Валентин. Да. Кто-то, не помню, кто, году в 1820 сказал, что по законам Ньютона можно вывести формулу всего, что должно произойти. Правда, компьютер нужен размером со Вселенную, но формула есть.
Хлоя: Но она ведь не работает?
Валентин. Не работает. Похоже, наша математика не годится.
Хлоя: Нет, это все из-за секса.
Валентин. Да что ты?
Хлоя: Я думаю так: с детерминизмом Вселенной все в порядке, все, как говорил Ньютон, вернее, Вселенная пытается вести себя по Ньютону, и не получается только потому, что людям нравятся не те, кто должен.
Валентин. Притяжение, забытое Ньютоном. Назад к Саду и яблоку. Да. (Пауза). Да, по-моему, тебе это первой пришло в голову.
(Входит Ханна с газетой и кружкой чая).
Ханна: Вы читали? «Байрон: ходок и дуэлянт».
Хлоя (радостно): И в этой тоже!
(Ханна отдает ей газету, улыбается Гасу).
Валентин: Неплохо у него все вышло. Откуда только газетчики узнали?
Ханна: Не валяй дурака. (Хлое). Твой отец сказал, чтобы я ее вернула.
Хлоя: Хорошо.
Ханна: Какой же Бернард идиот!
Хлоя: Завидуешь. По-моему, великолепно. (Она встает. Гасу). Это то, что надо, только не с кроссовками. Пойдем, я тебе дам мои лодочки. Они на тебе будут очень стильно смотреться.
Ханна: Гас, ты так романтично выглядишь.
(Гас, пошедший было за Хлоей, останавливается и нерешительно улыбается ей).
Хлоя (подчеркнуто): Ты идешь?
(Она пропускает Гаса вперед и выходит вслед за ним, всем своим видом выражая осуждение).
Ханна: Главное – плевать на то, что о тебе думает молодежь.
(Она берет другую газету).