Валентин . И даже более ранние. (Опережая Ханну). Нет, честное слово, нет. Я тебя уверяю. Я тебе клянусь. Только не девчонка из Дербиширского поместья в тысяча восемьсот каком-то году!
Х а н н а. Тогда что она делала?
Валентин: Просто играла с числами. Ей, скорее всего, было нечего делать.
Х а н н а. Но что-то же она делала.
Валентин: Дурака валяла. Сама не понимала, чем занимается.
Х а н н а. Как мартышка за пишущей машинкой?
Валентин. Да. Или за пианино.
Ханна берет задачник и читает.
Х а н н а. «..метод, благодаря которому все явления природы обнаружат свою алгебраическую сущность и будут описаны с помощью одних только чисел». Эта твоя «обратная связь» – с ее помощью можно описать явление природы, нарисовать его картину? Просто скажи: да или нет?
Валентин (раздраженно): Да, можно. Картину процесса: роста, изменения, возникновения. Но пойми, слона ты с ее помощью не нарисуешь!
Х а н н а. Прости.
Она берет со стола листок яблони и долго мнется, прежде чем задать вопрос.
То есть, этот листик твоим итеративным, как его там, не изобразишь?
Валентин (небрежно): Почему, можно.
Х а н н а (в ярости). Так рассказывай! Ей богу, зла на тебя не хватает!
Валентин . Если знать алгоритм, и решить уравнение, скажем, десять тысяч раз подряд, то каждый раз где-то на дисплее будет появляться точка. Предсказать, где – невозможно. Но постепенно начнут вырисовываться эти очертания, потому что каждая точка будет внутри изображения этого листика. Правда, это будет уже не листик, а математическое явление. Но тем не менее. Непредсказуемое и предопределенное сочетаются, и все получается, как в жизни. Так природа создает все: и снежинку, и метель. Я от этого просто балдею. Можно опять начать с начала, не зная почти ничего. Поговаривали о конце физики. Думали, что теория относительности и кварки разрешат все вопросы. Но с их помощью можно понять только очень большое и очень маленькое. Вселенную, элементарные частицы. А вещи среднего размера, жизнь, то, о чем пишут стихи: облака, нарциссы, водопады, и то, что происходит в чашке кофе, когда добавляют сливок, все это окутано тайной. Для нас это так же загадочно, как звезды для древних греков. Предсказать, что произойдет на окраине галактики или внутри атомного ядра – это, пожалуйста. А вот будет ли дождь в то воскресенье, когда твоя тетя собралась устроить чаепитие в саду – извините, не можем. Потому что не знаем, как подступиться. Мы даже не можем предсказать, когда упадет следующая капля из подтекающего крана, если они начинают падать неритмично. Каждая капля создает условия для следующей, малейшее различие, и прогноз летит к чертям. Поэтому не получается предсказывать погоду, и никогда не получится. Когда работаешь с числами на компьютере, это отражается на экране. Будущее – беспорядочно. Открытия такого масштаба мы делали раз пять-шесть с тех пор, как начали ходить на задних лапах. Нам так повезло – жить именно сейчас, когда выясняется, что мы почти во всем ошибались!
(Пауза).
Х а н н а. Погоду можно предсказывать. Например, в Сахаре.
Валентин . Шкала другая, а график тот же самый. Шесть тысяч лет в Сахаре – вылитые шесть месяцев в Манчестере, готов поспорить.
Х а н н а. На что?
Валентин . На все, что ты можешь проспорить.
Х а н н а (помолчав) Нет.
Валентин . И правильно. Поэтому в Египте росла пшеница.
(Молчание. Снова слышно пианино).
Х а н н а. Что он играет?
Валентин: Не знаю, сочиняет на ходу.
Х а н н а. Хлоя назвала его «гениальным».
Валентин: Так его называет мама, только она действительно в этом убеждена. В прошлом году она весь парк перекопала: искала что-то… остатки лодочного сарая. Да только по милости какого-то знатока все не там, а Гас посмотрел и тут же нашел нужное место.
Х а н н а. Он когда-нибудь говорил?
Валентин: Да, до пяти лет. Ты о нем никогда не спрашивала. Тебе у нас ставят хорошие отметки за поведение.
Х а н н а. Знаю. Меня всегда ценили за то, что я ни во что не лезу.
(Входит Бернард. В восторге и с видом триумфатора).
Бернард: «Английские барды и шотландские обозреватели». Надпись карандашом. Слушайте и целуйте педали моего велосипеда. (Он принес с собой книгу и читает по ней)
Глашатай сна, о ком в журналах ни строки,
свой скучный бред он думал выдать за стихи.
О, жалкий Чейтер! Дочитав его «Эрота»,
«Сие – снотворное», – пишу, борясь с зевотой.
Видите, надо смотреть на каждой странице.
Х а н н а. Это его почерк?
Бернард: Да хватит…
Х а н н а. Надо так понимать, не его.
Бернард: Господи, чего ты от меня хочешь?
Х а н н а. Доказательства.
Валентин: Вот это правильно. А вы о чем, вообще?
Бернард: Доказательства? Доказательства! Для этого надо было там присутствовать, идиотка долбанная!
Валентин (мягко): Вы говорите о моей невесте.
Х а н н а. Да еще когда у меня для тебя подарок. Угадай, что я нашла.
(Она вынимает письмо).
Леди Крум пишет мужу из Лондона. Ее брат, капитан Брайс, женился на некой миссис Чейтер. То есть, другими словами, на вдове.
Бернард читает письмо.
Бернард: Ну я же говорил, его убили! Какой год? 1810! Бог ты мой, 1810! Отлично, Ханна! Надеюсь, ты не скажешь, что это другая миссис Чейтер?
Х а н н а. Нет. Это в самом деле она. Обрати внимание, как ее зовут.
Бернард: Чарити. Чарити… «Отрицайте то, чего нельзя доказать, ради Чарити!»
Х а н н а. Только не целуй меня!
Валентин . Она никому не разрешает себя целовать.
Бернард: Нет, ты видишь? Они записывали, они отмечали, они оставляли документы. Это было их единственным занятием. Их предназначением. Они не могли этого не делать. И это еще не все. Есть еще что-то. И мы это обязательно отыщем!
Х а н н а. Какой подъем. Сначала Валентин, теперь ты. Трогает до слез.
Бернард: Великосветский приятель учителя под одной крышей с несчастным придурком, чью книжку он изничтожил, и первое, что он делает – соблазняет жену Чейтера. Все открывается. Дуэль. Чейтер убит, Байрон бежит! Постскриптум: и еще, знаете что? Вдова вышла замуж за брата Ее Светлости! Вы что, действительно думаете, что никто об этом ни слова не написал? Да как они могли удержаться! Просто мы пока не нашли, но мы напишем сами!
Х а н н а. Пиши сам, Бернард. Я ни на что не претендую, я ничего не сделала.