Томазина изучает страницу книги, данную ей для перевода «с листа». У нее не очень-то получается.
Томазина: Solio insessa... in igne.. сидела на троне.. в огне.. и еще на корабле.. sedebat regina.. сидела царица..
Септимус: Ответа не будет, Джеллаби. Благодарю Вас.
(Он сворачивает письмо и вкладывает его между страниц «Ложа Эрота»).
Джеллаби: Я так и передам, сэр.
Томазина: ...ветер пах сладко.. purpureis velis.. возле, вместе или от пурпурных парусов..
Септимус (Джеллаби): Мне нужно будет отправить письмо, если Вы будете так добры.
Джеллаби (уходя): Слушаю, сэр.
Томазина: ...был как... что-то… возле, вместе или от влюбленных.. Ох, Септимус! musica tibiarum imperebat.. музыка флейт командовала...
Септимус: Лучше «велела».
Томазина: ...серебряным веслам.. волновавшим океан.. как...как.. влюбленные..
Септимус: Очень хорошо.
Он берет яблоко, отрывает черенок и листья, кладет их на стол. Перочинным ножом отрезает ломтик, ест сам, отрезает другой, предлагает Плавту.
Томазина: Regina reclinabat.. царица полулежала.. praeter descriptionem... неописуемо.. в золотой палатке... Как Венера, но больше того…
Септимус: Постарайтесь вложить в перевод больше поэзии.
Томазина: Как, если в оригинале ее нет?
Септимус: Боже, критик!
Томазина: Эта царица – Дидона?
Септимус: Нет.
Томазина: А кто автор[34]?
Септимус: Вы его знаете.
Томазина: Знаю?
Септимус: Не римлянин.
Томазина: Мистер Чейтер?
Септимус: Ваш перевод вполне в духе Чейтера.
(Септимус берет ручку и возобновляет свою собственную работу на листках, сверяясь с «Ложем Эрота»).
Томазина: Я догадалась, кто автор, это Ваш приятель Байрон.
Септимус: Лорд Байрон. Я попросил бы.
Томазина: Мама влюблена в лорда Байрона.
Септимус (отсутствующе). Да. Вздор.
Томазина: Нет, не вздор. Я видела их вдвоем в бельведере.
Септимус перестает писать и наконец-то поднимает глаза на Томазину.
Лорд Байрон читал ей из своей сатиры, и мама смеялась, стараясь откидывать голову так, как ей больше всего идет.
Септимус: Она не поняла сатиры и смеялась из вежливости.
Томазина: Она сердится на папу за то, что он решил переделать парк, но это не оправдывает такую «вежливость» с некоторыми гостями. Она встала на несколько часов раньше обычного. Лорд Байрон острил за завтраком[35]. Он отдал должное и Вам, Септимус.
Септимус: Неужели?
Томазина: Он сказал, что Вы – остроумный малый, и он почти наизусть знает Вашу статью о… Я точно не помню, о чем, но что-то про книгу «Дева Турции» и про то, как Вы не скормили бы ее своей собаке.
Септимус: Разумеется, за столом присутствовал мистер Чейтер.
Томазина: Да, в отличие от некоторых лентяев.
Септимус: Ему не нужно готовиться к уроку латыни и править работы по математике.
(Он вынимает из-под Плавта тетрадь и бросает ее Томазине через стол).
Томазина: Править? А что там неправильно?
(Открывает тетрадь).
Отлично с минусом? Ну вот! Минус-то за что?
Септимус: За то, что Вы сделали больше, чем требовалось.
Томазина: Вам не понравилось мое открытие?
Септимус: Выдумка – не открытие.
Томазина: А издевка – не довод.
Септимус заканчивает писать и сворачивает страницы в письмо. У него при себе сургуч и то, чем можно его расплавить. Он запечатывает письмо сургучом и пишет адрес на верхнем листке. Тем временем Томазина продолжает.
Томазина: Вы грубите мне, потому что мама обращает внимание на Вашего приятеля. Да пусть она бежит с ним, это не остановит развитие науки! Я считаю, что сделала выдающееся открытие. Каждую неделю я вычерчиваю графики Ваших уравнений, ставлю точечки на пересечении xs и ys по всем правилам алгебры, и каждую неделю кривая получается примитивно геометрической, как будто мир состоит из одних дуг и углов. А на самом деле, Септимус, если существует уравнение кривой в форме колокола, то должно существовать уравнение колокольчика, а если так, то и розы тоже. Мы верим, что числа – суть отражение Природы?
Септимус. Верим.
Томазина: Тогда почему Ваши уравнения описывают исключительно формы, созданные человеком?
Септимус. Не знаю.
Томазина: Если бы Бог располагал такими уравнениями, он мог бы создать только шкаф.
Септимус. Ему подвластны уравнения, описывающие бесконечность. Мы не в силах постичь их.
Томазина: Какие мы робкие! Надо выбираться из лабиринта. Начнем с чего-нибудь простого.
(Она берет со стола листок яблони).
Я начерчу этот листик и вычислю его уравнение. О Вас будут помнить как о моем учителе, когда лорда Байрона похоронят и забудут.
(Септимус надписал письмо и кладет его себе в карман).