Брайс, Ноукс и Чейтер послушно идут за ней. Чейтер делает крюк, чтобы горячо пожать Септимусу руку.
Чейтер . Мистер Ходж! Дорогой мой!
Чейтер тоже уходит. Выстрелы слышны снова, немного ближе.
Томазина . Бах! Бах, бах.. Я выросла под звуки стрельбы, как дитя осажденного города. Голуби и грачи, когда охота закрыта, с августа тетерева на холмах, потом фазаны. Куропатки, бекасы, вальдшнепы, чирки, ба-бах! Никому не дают чересчур расплодиться. Папиному ангелу и записывать ничего не надо: все его дела занесены в охотничьи журналы.
Септимус. Летопись бойни. «Даже и в Аркадии, вот он я!»
Томазина. Долой смерть!
Томазина макает ручку в чернильницу и подходит к пюпитру.
Дорисую-ка я отшельника, а то что это за «приют отшельника», если его там нет. Вы влюблены в мою мать, Септимус?
Септимус. Не следует быть умнее старших. Это невежливо.
Томазина. А я умнее?
Септимус. Да. И намного.
Томазина. Что ж, простите, Септимус.
Она перестает рисовать и вынимает из кармана маленький конверт.
Миссис Чейтер заходила в музыкальную гостиную с запиской для Вас. Она сказала, что это сущий пустяк, поэтому я должна передать это Вам с предельной осторожностью, срочно и тайно. Что, плотские объятия влияют на умственные способности?
Септимус (забирая письмо) . Безусловно. Благодарю Вас. На этом образование на сегодня завершим.
Томазина. Готово. Он у меня похож на Крестителя в пустыне.
Септимус. Как живописно.
Слышно, как леди Крум зовет Томазину издалека. Томазина весело выбегает в сад – девочка как девочка. Септимус вскрывает письмо миссис Чейтер, комкает и отбрасывает конверт, читает записку, складывает ее и кладет между страниц «Ложа Эрота».
Сцена 2
Свет зажигается в той же комнате, в такое же утро, в наши дни, что сразу же становится ясным по внешности Ханны Джарвис, но ни по чему другому.
На этом следует остановиться подробнее. Действие пьесы постоянно перемещается из начала девятнадцатого века в наши дни и обратно, но все время происходит в одной комнате. Обстановка комнаты должна соответствовать обоим периодам без добавлений или исключений, которые можно было бы предположить. Ничто в ней не должно вносить диссонанса в атмосферу того или другого периода. Некоторые вещи, – книги, бумаги, цветы,– вовсе не нужно убирать, чтобы обозначить, что одно время сменилось другим. Хотя, книги, которые «играют» в обоих временах, должны существовать в двух экземплярах: старом и новом. По ходу пьесы выяснится, что пейзаж за окном изменился. Но то, что нам видно из окон, не должно ни меняться, ни явно противоречить этому утверждению.
Следуя описанному выше принципу, можно оставить на столе чернильницу, ручки и некоторые другие предметы из первой сцены. Книги и бумаги, связанные с исследованиями Ханны, в Сцене 2, могли лежать на столе с самого начала пьесы, и так далее. В течение пьесы на столе скапливается множество различных предметов, и если что-то, появившееся в одном периоде, неуместно в другом, это можно просто затенить, не убирая. К концу пьесы на столе должны лежать вполне определенные вещи.
Ханна листает альбом мистера Ноукса. Рядом, частью открытые, частью закрытые, лежат небольшие книжечки, вроде дневников (позднее выясняется, что это «садовые книги» леди Крум). Через несколько секунд Ханна подходит с альбомом к окну, сравнивая вид из него с рисунком, потом ставит альбом на пюпитр.
В ее одежде нет никакого легкомыслия. Ее обувь вполне пригодна для ходьбы по парку, куда она и выходит, захватив со стола теодолит. Некоторое время комната пуста.
Открывается одна из боковых дверей, и входят Хлоя и Бернард. Она как хозяйка дома одета просто. Бернард, приехавший в гости, в костюме и при галстуке. Одет он кричаще, хотя немного более умеренно, чем обычно. В его нагрудном кармане всеми красками радуги переливается платочек. В руках у него вместительная кожаная сумка, которая служит портфелем.
Х л о я . Ну вот! Только что здесь была..
Бернард. Дверь открыта..
Х л о я . Да. Подождите.