Томазина Каверли, 13, позднее 16 лет
ТОМ СТОППАРД
АРКАДИЯ
пьеса в двух действиях
перевод с английского Екатерины Ракитиной
Действующие лица (в порядке появления):
Томазина Каверли, 13, позднее 16 лет
Септимус Ходж[1], ее учитель, 22, позднее 25 лет
Джеллаби, дворецкий, средних лет
Эзра Чейтер, поэт, 31 год
Ричард Ноукс, архитектор, средних лет
Брайс, капитан флота Его Величества, около 35 лет
Леди Крум[2], дама за 30
Ханна Джарвис, писательница, около 40 лет
Хлоя[3] Каверли, 18 лет
Бернард Найтингейл[4], преподаватель университета, около 40 лет
Валентин Каверли, 25-30 лет
Гас Каверли, 15 лет
Огастес Каверли, 15 лет
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сцена 1.
Выходящая в сад комната большого усадебного дома в Дербишире, апрель 1809 года. Прямо – несколько высоких и узких не занавешенных стеклянных дверей в парк. Сквозь эти двери не видно ничего особенного, позднее мы узнаем, что дом стоит в типичном английском парке того времени. Может быть, что-то за дверями наводит на эту мысль, может быть, только свет, воздух и небо.
Комната почти пуста, не считая большого письменного стола, стоящего в самом центре, нескольких стульев с прямыми спинками и конторки. В наши дни все это уже превратилось в бесценный антиквариат, но на тот момент это всего лишь скромная обстановка классной – таково основное назначение комнаты. Изысканным в ней можно счесть лишь архитектурный замысел, а впечатляющим – разве что размер. В обеих боковых стенах есть двери, сейчас они закрыты, но открыта стеклянная дверь, за которой – ясное, хотя и не солнечное утро.
В комнате двое: ученица, ТОМАЗИНА КАВЕРЛИ, 13-ти лет и ее учитель СЕПТИМУС ХОДЖ, 22-х лет, каждый занят своим делом. Перед каждым из них открытая книга. Перед ней тоненький математический задачник, перед ним солидный и совершенно новый том в четвертую долю листа, роскошное издание, завязывающееся ленточками. Бумаги Септимуса сложены в жесткую папку, которая тоже завязывается ленточками. Рядом с Септимусом лежит черепаха, достаточно сонная для того, чтобы служить пресс-папье. На столе также находится теодолит и стопка книг.
Томазина. Септимус, что такое плотское объятие?
Септимус. Плотское объятие – это процесс обхватывания обеими руками говяжьей грудинки.
Томазина. И всё?
Септимус. Нет… бараньей лопатки, окорока… битой птицы... всех видов плоти, по-латыни – caro, carnis, женский род.
Томазина. Это грех?
Септимус. Совсем необязательно, миледи, но если плотское объятие греховно – это грех плоти. Что и требовалось доказать. Когда мы изучали «Галльские войны»[5], нам попадалось CARO: «Бритты питаются молоком и мясом» – «lacte et carne vivunt». Очень жаль, что семя пало на каменистую почву.
Томазина. Это грех Онана[6], да, Септимус?
Септимус. Да. Он дал жене своего брата урок латыни, и вряд ли она после этого поумнела. Мне казалось, Вы ищете доказательство теоремы Ферма[7], миледи.
Томазина. Она очень трудная, Септимус. Вам придется мне объяснить.
Септимус. Если бы я знал доказательство, я бы не стал просить Вас найти его. Теорема Ферма занимает умы человечества вот уже сто пятьдесят лет, а потому я надеялся, что и Вас она займет достаточно долго, дабы я мог прочесть поэму мистера Чейтера, воспевающую любовь, не развлекаясь ничем, кроме крайней нелепости самого произведения.
Томазина. Наш мистер Чейтер написал поэму?
Септимус. Он искренне считает, что написал, и именно поэму. Но как я посмотрю, Ваша алгебра куда успешнее настраивает на плотский лад, чем «Ложе Эрота» мистера Чейтера.
Томазина. Так это не алгебра. Я слышала, как Джеллаби рассказывал кухарке, что миссис Чейтер застали в плотских объятиях в бельведере.
Септимус (помолчав) . В самом деле? Джеллаби не упомянул, с кем?
(Томазина озадачена).
Томазина. С кем? Как это, с кем?
Септимус. То есть, с чем. Ну да, именно, с чем. Невероятная нелепость. И кто же поставляет такие сведения?
Томазина. Мистер Ноукс.
Септимус. Мистер Ноукс!
Томазина. Папин садистический архитектор. Он был в саду, производил съёмку местности и подсмотрел в подзорную трубу, как миссис Чейтер в бельведере пребывала в плотских объятиях.
Септимус. И Вы хотите сказать, что он поведал об этом дворецкому?
Томазина. Нет. Мистер Ноукс сказал мистеру Чейтеру. А Джеллаби сказал конюх, который слышал, как мистер Ноукс говорил мистеру Чейтеру во дворе у конюшни.
Септимус. Когда мистер Чейтер был увлечён закрыванием ворот в конюшню[8].
Томазина. Как это?
Септимус. Итак, что мы имеем. Обо всём этом знают только: мистер Ноукс, – садистический архитектор, – конюх, дворецкий, кухарка и, естественно, муж миссис Чейтер, наш стихотворец.
Томазина. И Артур, который чистил серебро, и лакей. И теперь Вы.
Септимус. Разумеется. Он говорил ещё что-нибудь?
Томазина. Мистер Ноукс?
Септимус. Нет, не мистер Ноукс, Джеллаби. Вы слышали, как Джеллаби рассказывал кухарке.
Томазина. Так кухарка шикнула на него, он толком ничего и не сказал. Джеллаби не заметил, что я там доедала за взрослыми вчерашний пирог с крольчатиной. Мне кажется, Вы что-то утаиваете от меня, Септимус. Бельведер – это все-таки не мясная кладовка.
Септимус. Я и не говорил, что даю исчерпывающее объяснение.
Томазина. Плотские объятия – это когда целуются?
Септимус. Да.
Томазина. И обхватывают миссис Чейтер обеими руками?
Септимус. Да. Так вот, теорема Ферма...
Томазина. Я так и думала. Надеюсь, Вам стыдно.
Септимус. Мне, миледи?
Томазина. Кто раскроет мне глаза на мир, если не Вы?
Септимус. Вы правы, миледи. Мне стыдно. Плотскими объятиями называется половое соитие, то есть, введение мужского полового органа в женский половой орган с целью размножения и удовольствия. Теорема Ферма, напротив, гласит, что когда x, y и z являются целыми числами, каждое из которых возведено в n-ную степень, сумма первых двух не может быть равна третьему, в случае, когда n больше двух.
Пауза.
Томазина. Фффууу!
Септимус. Ничего не поделаешь, такова теорема.
Томазина. Необъяснимо и тошнотворно. Когда я стану достаточно взрослой, чтобы заниматься этим сама, я не смогу каждый раз во время этого не думать о Вас.
Септимус. Благодарю Вас, миледи. Миссис Чейтер спускалась сегодня?
Томазина. Нет. Расскажите мне еще о половом соитии.
Септимус. О половом соитии нечего больше рассказывать.
Томазина. Это и есть любовь?
Септимус. Нет, это гораздо приятнее.
Одна из боковых дверей ведет в музыкальную гостиную.