ДОРИС (после огромной паузы): По пути. (Направляясь к зеркалу, где лежит ее сумочка). Я каждый год уезжаю на уик-энд в монастырь, чтобы побыть в уединении.
ДЖОРДЖ: Дорис, нам обоим, конечно, интересно побольше узнать друг о друге, мне о твоем муже, тебе о моей жене. Почему бы нам не сделать так? Я тебе выдам два рассказа: один, в котором моя жена будет показана с самой худшей стороны, а в другом — с самой лучшей. Идет?
ДОРИС: Идет! А потом я сделаю тоже самое в отношении своего мужа!
ДЖОРДЖ: Только я начну первый, потому что я уже приготовил свои рассказы. Я начну с показа ее с худшей стороны.
ДОРИС: Давай!
ДЖОРДЖ: Филис уже знает о нас.
ДОРИС: Ты уже говорил об этом. Но как это может быть?
ДЖОРДЖ: Да это у нее внутри, в голове.
ДОРИС: Вроде пластинки?
ДЖОРДЖ: Какой пластинки?
ДОРИС: У меня был дядя, его в войну ранили, оперировали и оставили в голове стальную пластинку. Так вот он теперь всегда знает, когда пойдет дождь.
ДЖОРДЖ: Господи, как я влип!
ДОРИС: Почему?
ДЖОРДЖ: Потому что все, что ты говоришь, кажется мне таким прелестным!
ДОРИС: Расскажи насчет пластинки в голове у твоей жены.
ДЖОРДЖ: Что? А, это не пластинка... это больше похоже на звонок. Я могу быть за миллион километров от нее, но стоит мне только взглянуть на другую женщину, и тут же начинается тревога — как на пожар. Сегодня ночью, в двадцать две минуты первого, я уже точно знал, что она вскочила, сидит на кровати, а в голове у нее: «Динь-динь-динь-динь!»
Он подходит к столику и, выхватив носовой платок, начинает оттирать с чашки Дорис следы помады.
ДОРИС: Но откуда ты знаешь, что было двадцать две минуты второго?
ДЖОРДЖ: А у меня боковое зрение и я заметил, что на моих часах было как раз сорок семь минут пятого.
ДОРИС: Но это же безумие.
ДЖОРДЖ: Ну что ж, у меня тоже есть какие-то свои пристрастия, и мне нравится, когда мои часы...
ДОРИС: Да нет, я не о том. Я думаю о звоночке у твоей жены,
ДЖОРДЖ: Я же понимаю, что это только воображаемый звоночек, но для меня это все реально. (Бросает в огонь носовой платок, вымазанный губной по мадой).
ДОРИС: Ты бросил в огонь такой хороший платок?!
ДЖОРДЖ: Осторожность никогда не помешает.
ДОРИС: А теперь расскажи мне о ней что-нибудь хорошее.
ДЖОРДЖ: Что? Она заставила меня поверить в себя. Может быть, тебе трудно представить, но я был очень неуверен в себе.
ДОРИС: Но как ей это удалось?
ДЖОРДЖ: Она вышла за меня замуж.
ДОРИС: Да, это было очень хорошо с ее стороны. Ну, поддержать тебя и все такое...
ДЖОРДЖ: Ладно, теперь твоя очередь. Сначала расскажи плохое о нем.
ДОРИС: Ну... Это трудно...
ДЖОРДЖ: Что, так много плохого, что трудно выбрать?
ДОРИС: Нет, так трудно найти. Гарри — это же соль земли, так все говорят.
ДЖОРДЖ: Слушай, ты мне задолжала плохую историю о нем.
ДОРИС: Хорошо! Вообще-то, это не такая уж плохая история, но... На четвертую годовщину нашей свадьбы мы решили пригласить кое-кого из друзей. Гарри вообще не пьет, но в тот вечер он выпил несколько кружек пива, стал что-то вспоминать, и Гарри сказал, что служба в армии была лучшими годами его жизни.
ДЖОРДЖ: Ну и что? Многие ребята так считают.
ДОРИС (пауза): Гарри служил в армии четыре года. Три из них он провел в японском концлагере. А сказал он это в годовщину нашей свадьбы. И, главное, он не хотел меня обидеть. Но все-таки это... обижает, верно?
ДЖОРДЖ: Да, верно.
ДОРИС: Ты единственный человек, которому я это рассказала.
ДЖОРДЖ: Хочешь еще кофе?
ДОРИС: А я опять измажу чашку губной помадой.
ДЖОРДЖ: А, неважно.
ДОРИС: А хочешь теперь послушать хорошее о нем?
ДЖОРДЖ: Не очень.
ДОРИС: А тебе нужно, я не хочу, чтобы у тебя создалось неверное представление о Гарри.
ДЖОРДЖ: Ладно... если ты настаиваешь.,.
ДОРИС: Знаешь, Гарри высокий, мрачноватый на вид человек.
ДЖОРДЖ: Лучше бы ты этого не говорила.
ДОРИС: Тебе нечего волноваться. Он мягок и добр, мухи не обидит. Однажды он решил немного развлечь нашего маленького Тонни, пойти в парк и запустить с ним большого бумажного змея. Но в этот день как назло не было ветра и Гарри никак не удавалось заставить змея взлететь. И вот, примерно часом позже, я шла из прачечной и увидела, как Тонни крепко спит в машине, а Гарри весь красный, задыхающийся, в полном одиночестве бегает по парку с этим злосчастным змеем, который тащится за ним по земле. Не знаю почему, но меня это как-то глубоко тронуло.
ДЖОРДЖ: Да, понимаю... У Элен тоже есть какие-то свои
хорошие качества.
ДОРИС: А кто это, Элен?
ДЖОРДЖ: Моя жена, конечно.
ДОРИС: Но ты же говорил, что ее зовут Филис?
ДЖОРДЖ: Да, я знаю, я соврал.
Дорис вскакивает, пытается взять сумочку, Джордж отбирает сумочку.
...Элен, Филис — какая разница? Я женат... Послушай, я нервничал и мне не хотелось оставлять никаких следов! Ну, я женат, у меня трое детей, Дорис!
ДОРИС: Как тебя зовут?
ДЖОРДЖ: Ты что же, думаешь, что я тебе совру и не скажу
своего настоящего имени? Ты же так не думаешь?
Или думаешь?
Он отходит, садится на пол, держа сумочку в руках.
ДОРИС: Ты сумасшедший?
Пауза. Звучит музыкальная тема спектакля.
ДЖОРДЖ: Странно, правда? Вот мы сидим в номере, завтракаем, смотрим друг другу в глаза, а ведь мы оба — ты замужем, я женат, и нас разделяют шестеро детишек.
ДОРИС: У тебя есть их фото?
ДЖОРДЖ: Что?
ДОРИС: Ну, фото твоих детишек.
ДЖОРДЖ: Конечно, но мне кажется, что сейчас не время и не место, чтобы их...
ДОРИС: А я тебе своих покажу.
Вынимает снимки, протягивает Джорджу, он отдает ей фото своих детей.
ДОРИС: Какие маленькие! А вот этот, в очках и шортиках,
должно быть старший?