— Сколько сейчас проходит в стране фестивалей бардовской песни? Насколько они популярны?

— Никто не знает, сколько точно проходит этих фестивалей. В Московском Центре авторской песни года три назад мне сказали, что каждый год в стране в среднем в неделю проходит по два фестиваля. Посчитайте, сколько их проходит за год, и осознайте, что это лишь минимальная оценка! Я лично проводил их на Таймыре (Норильск) и Чукотке (Билибино), в Сибири (Юрга), в Карелии, в Магадане, во Владивостоке, на БАМе и КАТЭКе, в Екатеринбурге и Москве… Есть фестивали очень большие (знаменитый Грушинский — около 100 тыс. участников) и маленькие (100—200 участников). Но числом участников никто не меряется. Люди собираются вместе, поют и слушают песни. Так им лучше и легче жить.

Ну, а теперь о Москве. Москва, как и полагается столице, по количеству песенных мероприятий «впереди планеты всей». С 1959 г. здесь проходят ежегодные конкурсы авторской песни. Они проходят в три тура: начинаются осенью и завершаются весной. В рамках этих конкурсов проходят отдельные студенческий и детско-юношеские конкурсы (тоже в три тура). Для того чтобы понять масштабы этих конкурсов, приведу данные последнего детско-юношеского состязания. В первом туре в нём приняло участие около 700 участников и ансамблей. В третий тур вышло 54 человека.

Вы посещаете бард-клуб «Гнездо глухаря»?

— Посещал и даже выступал там. Но, честно говоря, мне кажется, что задушевной бардовской песне не очень уютно в обстановке застолья.

В справочной информации о вас написано, что ваши песни звучали во многих известных фильмах…

— Я ничего об этом не знаю. Правда, однажды друзья рассказали мне, что в каком-то телевизионном фильме слышали мою песню. Они запомнили некоторые слова песни — и она точно моя, но название фильма в их памяти не сохранилось.

Две песни звучали в спектакле «Павшие и живые» в театре на Таганке. В сопровождении моей «Зимней сказки» шла сцена гибели Багрицкого-сына. Юрий Любимов извинился, что моей фамилии нет в программе спектакля, и объяснил, что песня эта пришла к ним «с улицы», автора её они не знали, а литературоведы уверенно сказали, что это «типичный молодой Багрицкий». Разговор со мной был очень уважительный, ошибка была немедленно исправлена. В этом же спектакле нашу с Сергеем Никитиным «Песню о маленьком трубаче» исполнял Валерий Золотухин. Возможно, мои песни используют где-то ещё, мне говорили об этом. Но мне об этом ничего неизвестно.

Хочу напоследок сказать о том, чем горжусь:

«Национальная общественная премия в области авторской песни «Благодарность» наградила меня «За большой вклад в сокровищницу авторской песни»;

В 2010 г. «Комсомольская правда» выпустила серию дисков «Российские барды», в диске с названием «Классики бардовской песни»— две моих песни: «Зимняя сказка» и «Песня о маленьком трубаче» (муз.С. Никитина»).

Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.

— У меня замечательная жена, она достаточно известный че­ловек в журналистике. Она повлияла на меня творчески, и в том, что журналистика в конце концов стала одной из моих профес­сий, её заслуга. Мы женаты 43 года. Мой сын Алексей — фото­художник. Его увлечения многообразны. Он компьютерщик вы­сокой квалификации, достаточно глубоко изучал бизнес-психо­логию, Что касается авторской песни, то во все походы он обя­зательно берёт с собой гитару, и все поют вместе с ним.

 

 

 

ЗИМНЯЯ СКАЗКА. ЯВЛЕНИЕ ЖЁЛТОГО ЦЫПЛЁНКА

А ДЕЛО БЫЛО ТАК: ЯНВАРЬ 1959 ГОДА.

Свои первые студенческие зимние каникулы мы с моим одноклассником Женей Фомичёвым проводили в маленькой деревеньке где-то под Звенигородом.

Честно говоря, не помню, чем мы там занимались днём (может быть, дня там почти и не было, а — как в Заполярье — унылые серые сумерки?). А вот ночью…

Ночью полагалось спать. Для этого мы отправлялись в крохотный домик, притулившийся посреди огорода. Две железные кровати, между ними — стул, вот и всё. Микро­тамбур, дверь, небольшое окошко у моей кровати и подоконник — вровень со снежной целиной, покрывающей эту часть земного шара.

Сразу за огородом Земля закруглялась довольно крутым склоном, поросшим могучими — корабельными — соснами. Сосны стояли привольно и не заслоняли собой речушки на дальнем краю склона, а за ней бесконечного — до самого горизонта — поля.

Как водится в таких случаях, скоро не засыпали — начинался долгий неспешный разговор про то, про сё, про это.

Уже в первую ночь разговор мы начали в темноте, но вскоре наша каморка преобразилась — в ней вдруг начало светлеть: в её густую черноту через окошко отдельными светящимися нитями стал проникать лунный свет, и вскоре всё наше жизненное пространство заполнилось живым, переливающимся лунным маревом.

Я посмотрел в окно, и уже не мог оторваться от того, что там увидел.

Оттуда, из-за горизонта, на серо-белое снежное поле выкатился сияющий золотом шарик луны и, как живой, деловито двинулся по снегу в нашу сторону. Чем ближе он подходил, тем больше становился.Вот он подошёл к реке. Вот перешёл её. Вот пошёл по склону. Вот оказался среди деревьев — совсем рядом, прямо за огородом.

И — это просто чудо! — вдруг я увидел, что он огромный-преогромный: вы не поверите — почти по пояс корабельным соснам!..

Но вот склон кончился, и жёлтое существо, добравшись до верхушек сосен, выбралось на чёрный бархат неба, усеянный голубыми жемчужинами звёзд. Неустанное движение продол­жалось, и чем выше поднимался небесный путе­шест­венник, тем меньше становился он в размерах.

А небо всё светлело и светлело, утрачивая свою чёрную пустоту и наполняясь материей иного цвета. Голубые жемчу­жины стремительно утрачивали царственность своего сияния.

Зимнее небо для рассвета выбрало печальносерые тона. Чёрный бархат с голубыми жемчужинами неумолимо превращался в серую пустыню.

Серое победило. Там далеко-далеко — у противоположного горизонта — живое, тёплое существо, уменьшаясь, неотвратимо становилось своею бледною тенью…

Звёзды исчезли. Без них стало холодно.

ЯНВАРЬ 1961 ГОДА

Зимняя сессия. Я готовлюсь к очередному экзамену, но почему-то в этот день ничего не могу с собой поделать. Я не только не могу читать учебники — я вообще не могу сидеть дома.

Иду на улицу (а улица моя называется Фрунзенская набережная). Серое, стылое зимнее утро. Хожу час за часом вдоль реки, и во мне звучит всё один и тот же невесть откуда взявшийся неотвязный мотив.

Так хожу и мучаюсь, пока не начинает темнеть.

Наконец, иду домой. Поднимаюсь на свой восьмой этаж, захожу в квартиру, открываю дверь своей комнаты, и что это?! — вся она залита лунным светом! Он вливается в окна, он искрится и плещется в воздухе, на полу, потолке и стенах. Он устремляется ко мне, мгновенно наполняет до краёв, и кажется, я сам начинаю излучать его кончиками своих пальцев…

И вдруг я вижу! Я вижу ту комнатку в деревенской хибарке!

Я вижу белые спины сугробов, подкравшихся к маленькому окошку. Я вижу торжественные колонны сосен.

Я вижу изумительно жёлтую, потрясающе живую огромную луну, деловито и величаво поднимающуюся по склону.

Я не просто вижу — я ощущаю всем своим существом лунный свет, переполнявший меня тогда и вновь засиявший сегодня.

— Когда зимний вечер уснёт тихим сном, — шепчу я, вспоминая, — сосульками ветер звенит за окном…

Странное дело — я ничего не сочиняю и даже не имею такого намерения. Во мне как будто открылась потайная шкатулочка, в которой до поры до времени притаилось что-то заветное. И вот пора настала, время пришло — и всё это устремилось на волю:

— …Луна потихоньку из снега встаёт, и жёлтым цыплёнком по небу идёт. А в окна струится сиреневый свет, на хвою ложится серебряный снег…

И тут я обнаружил, что эти слова поразительно точно ложатся на тот мотив, который так мучает меня весь день.

Процесс воплощения стародавнего ощущения в полноценную песню — со словами и музыкой — занял не больше пяти минут. С того момента я не поменял в этой песне ни одной ноты, ни единого слова.

ЯНВАРЬ 2011 ГОДА

С тех пор прошло полвека. Сначала это материа­ли­зовавшееся в песню видение было исключительно моим личным достоянием —«тихая музыка где-то внутри…». Потом её начал петь квартет моей родной агитбригады моего родного физфака МГУ. Потом…

Никто не знает, как это происходит, но это так, это быль: куда бы я ни приезжал, где бы ни выходил на сцену — в Норильске, Владивостоке, Магадане, на Чукотке, в больших залах городов и в тесном вагончике геологоразведчиков в заполярной тундре — везде и всегда эту песню подхватывали и пели.

Шли годы и годы. И вот уже ко мне стали подходить люди и говорить: — Так это Ваша песня? — Моя.— Спасибо Вам!— За что?

— Когда я была совсем маленькой, моя мама пела её мне у колыбельки. Так что песня эта со мною всю мою жизнь…

— А моя мама, — добавлял кто-то другой, — рассказывала, что ей у колыбели «Зимнюю сказку» пела её мама…

— А я сама пою эту песню своим детям, чтобы они учились чувствовать красоту…

Господи, как я счастлив слушать эти речи! Сколько же людей у самых истоков своей жизни вместе со сказкой, явившейся мне давным-давно в подмосковной деревне, впитали в себя доброту и свет как прививку от очерствения души!

 

«Дорогим Зое Васильцовой и Серёже Крылову — барду-исполнителю «Жёлтого цыплёнка» и многих других чудесных песен с любовью, Валерий Каптерев. 21-01-73 года».