Мы спрятали особый артефакт. Спрятали там, куда попадает первым делом луч солнца утром. Способ сдержать врага. Но за использование требуется платить.
Она говорила о клетке! Мама говорила, что за использование была цена! И я нашла ее в пещере в горе, куда раньше всего попадает свет утром.
Никто не может открыть ее, кроме того, кто запер. Ничем, кроме Ключа. Но мы спрятали Ключ отдельно.
Это объясняло, почему молот не сработал. Мой желудок встрепенулся, как выловленная из реки форель. Что будет, если Скуврель мертв? Я застряну тут навеки? Буду использовать наперсток для купания и туалета и шкуру мыши как ковер? Страх пронзил меня, но я отогнала это ощущение.
Я посмотрела в сторону окна, солнце поднималось вдали. Фейри скоро будут ложиться спать. Я вспомнила лицо ребенка на улице. Я не видела других детей тут. Жителей было мало, раз армия из тысячи считалась огромной. А пара сотен фейри – не больше жителей, чем в нашей деревне – были двором. Големы выполняли всю работу. И не было детей.
Казалось, что это должно было что-то означать.
Я покачала головой и продолжила читать в свете множества свечей. Големы вошли тихо в комнате, заменили свечи в подсвечниках из рогов оленя, полили висящие корни растений и натерли деревянный пол, убрали старый воск с поверхностей. Они работали в идеальной тишине, не смотрели друг на друга, сосредоточенные на своих заданиях.
Один подошел к моей клетке и попытался изогнуть прутья. Это не сработало, и он просунул наперсток воды меж прутьев.
- Спасибо, - сказала я, но он не ответил, просто повернулся и ушел.
Мир без детей, где все дела выполняли каменные куклы. Хм.
Цена связана с ее использованием, и она не будет легкой – ведь тот, кто использует клетку для оков, получит слабость в душе, с которой будет проще оказаться скованным тем же способом. Ведь, пользуясь злом, мы пачкаемся об него. Используя силу, мы становимся восприимчивыми к ней.
Коротко. Этот предок точно был популярным. Почему от этой записи казалось, что мое заточение было моей виной?
Я поежилась. Может, так и было. Я использовала клетку, не спросив о цене, потому что нуждалась в ней. Как и использовала ключ. Как и прыгнула в портал, потому что было нужно. И я не взвесила цену.
А Хуланна подумала о цене? Она тоже была в плену? И почему она не говорила со мной?
Я раздраженно вздохнула. Мой план выжидать и наблюдать помогал не так, как я надеялась. Было сложно наблюдать из клетки, узнавать о врагах, когда тебя ставили на полку в пустой комнате. Может, я достаточно ждала. Может, пора было действовать. Только бы придумать, как себя вести, чтобы получить то, что было мне нужно – свободу для меня и папы. И понять, что делать с Хуланной.
Она была злом, да? После того, что она сделала с папой, она была злом. Что я могла сделать? Потащить ее домой к совету деревни? Это было глупо. Что группа стариков могла сделать с высшей леди Кубков? Теперь у нее был доступ к магии. Может, она даже могла уничтожить всю деревню. Она собирала армию. Тысяча была маленьким количеством, по сравнению с рассказами об армии королевы Анабеты, но этого хватило бы, чтобы стереть Скандтон и все, что я любила.
Это означало, что мне нужно было как-то одолеть ее тут? Но тут не было места правосудию за жестокость и убийство. Тут не было мэра, который принял бы решение. Рыцари не пришли бы, чтобы принести порядок. Значит, мне нужно было как-то покончить с ее жестокостью? Но как я могла сделать это, не убивая ее?
Я не собиралась убивать сестру. Даже жестокую сестру-фейри, которая хотела использовать семью для силы.
Я услышала тихий голос и замерла.
- Нужно вытащить ее из той клетки, чтобы использовать. Я ясно дала понять. Одно родилось в один день в двух половинах. Одна половина – земля, другая – воздух. Одна разрушает, другая восстанавливает.
- Я знаю, - сказала моя сестра. Она вернулась! Я ощутила укол вины. Я же думала, стоило ли ее убивать. – Мы – две половинки целого, рожденные в один день. Она – земля, ясное дело, а я – воздух и все, что связано с иллюзией. Потому Кавариэль так хотел меня. Потому я нужна всем вам. Но остальное не ясно. Почему мы не можем использовать ее в клетке?
- Что хорошего от чего-то в клетке?
Хуланна издала недовольный звук.
- Но мы не знаем этого! Мы даже не знаем, кто из нас рушит, а кто чинит!
- Кто из вас хочет порвать мир смертных? Думаю, это очевидно, Леди Кубков. Не она хочет вторгнуться в свой Двор двумя нашими.
- Не ты разгадываешь, помнишь? – едко сказала Хуланна. – Ты говоришь загадками и требуешь им следовать.
- Вы не должны были звать меня сюда сегодня, Леди. Вы уже слышали мою истину. Вы знаете, что я не выберу вашу сторону, как Валет не может выбрать Двор Крыльев. Мы – бесстрастные руки Фейвальда, а не пешки в вашей игре власти. Вы знаете это. Равновесие может лишь дать тем, у кого нет, и забрать у тех, у кого много. Убийца рода существует для отчаянных времен, когда только ее ладонь может определить правосудие. Валет должен прогонять застой, а я – Истина – предлагаю взгляд в будущее. Мы – не ваши игрушки, Леди. Мы – игрушки самого Фейвальда.
Убийца рода судила? Может, к ней я могла отвести сестру. Может, так стоило сделать дальше.
Раздался шорох, а потом сапоги застучали по деревянному полу. Я спрятала книгу под тунику и натянула сапоги, встала как можно быстрее.
- Не нужно суетиться из-за меня, - Хуланна плавно опустилась на край дубового трона и опустила голову на руку, мне стало видно ее лицо.
Я забыла, какой красивой она была. В Фейвальде ее красота стала еще больше.
Мое сердце колотилось. Пора было вернуть ее к нам. И, если это не сработает, отвести к Убийце рода.
- Освободи отца, и я скажу, как вытащить меня из этой клетки, - смело сказала я. Может, был лишь один шанс на сделку.
Улыбка Хуланны не была доброй.
- Может, сделка и будет, сестра, но ценой не будет свобода отца. Я требую его кровь постоянно, и для этого нужно его живое тело.
Ужас исказил мое лицо, и я не смогла остановить это. Сделать такое со своим отцом?
- Что они с тобой сделали?
- Не суди меня, - прошипела она. – Не смей меня судить, жалкая и слабая смертная.
- Ты тоже была смертной, - сказала я. – Помнишь? Мы были лучшими подругами. За неделю до похода в этот портал мы заплетали друг другу волосы, и ты сказала, что хотела отправиться к городам у моря и работать в замке королевы Анабеты.
Она резко рассмеялась.
- Я мечтала быть слугой, и ты думала, что была моей подругой, потому что поддерживала это? Кошмар! Посмотри на меня сейчас, Элли Хантер. Я – не чья-то слуга.
- Ты злодейка. Воруешь жизнь у своей семьи ради своей силы.
Ее лицо выглядело величаво. Она казалась на годы старше меня, как женщина за двадцать, а не подросток, какой она ушла от меня семь дней назад.
- Первые пять лет в Фейвальде я думала как ты, - сказала она, скривив губы. – Но время меняет людей. И от изменения взгляда мир кружится, и все вдруг становится иным. Думаешь, мне нравится забирать крохотную искру смертной жизни у тебя и твоего отца? Думаешь, я рада вашей боли? Но что вы для меня? Создания ниже меня. Мерцающий умирающий светлячок рядом с огнем моей жизни. Если я заберу у вас, использую вас… тебя все равно использовали бы, и причина не была бы такой хорошей. Так у всех смертных. Вы жертвуете собой ради слабых амбиций, любви и печальной одержимости. Вы слишком слабы, чтобы сплетаться. Вместо этого вы разбиваетесь.
- Оставь это запутанное место и вернись домой, - попросила я. – Мама скучает по тебе. Мы сможем снова стать семьей.
Ее смех не был веселым.
- Думаешь, твой «дом» другой, Элли? Ты не видела, что у каждого в деревне свое место и своя сила? Наши традиции заперты на месте. Мы родились в деревне, которую не покинуть. Родились для ролей, которые не можем поменять. Ты это знаешь, Элли. Ты – Охотница, потому что таким был твой отец, и потому что ты недостаточно мила, чтобы найти себе мужа. Олэн был единственным шансом, и Хельдра впилась в него когтями. Он не уйдет от нее. Ты это знаешь. Как можно быть такой глупой, чтобы не видеть этого?
- Как можно быть такой глупой, чтобы думать, что злом можно все изменить? – парировала я. – Ты хочешь отправить армию в наш мир и порвать его! Ты хочешь убить наших друзей. Ты похитила меня! Ты прибила отца к дереву. И для чего? – я орала. – Ради красоты, силы и милых платьев, красивого мужчины, украшений, замка и…
- И что, Элли? – ее тон стал ядовитым, но я продолжила:
- Он даже не любит тебя! Он хвалился тем, что похитил тебя!
Она ударила по столу рядом с клеткой с такой силой, что меня тряхнуло как при землетрясении. Она дрожала, ее идеальное лицо покраснело.
- Ты завидуешь, Элли. Ты всегда мне завидовала. Ты завидуешь, ведь я нравлюсь людям. Завидуешь, что люди считают меня милее и лучше тебя. А теперь ты завидуешь, что это все правда, потому что я бессмертная, навеки красивая.
Конечно. Кто не завидовал бы?
Она не закончила.
- И ты должна завидовать больше. Ты знаешь, что последние несколько лет ты надеялась на танец с Олэном Чантером, а то и на поцелуй? Я целовалась за сараем его отца. Ты ведь думала стать Охотником однажды? Ален Тентрис говорил с нашим отцом за дни до того, как я пришла сюда. Он хотел, чтобы его сын был Охотником и женился на мне. Папа думал об этом. Ты ничего не получила бы, Элли. Ничего. Ты должна завидовать еще больше. Ты должна злиться. Все еще должна.
И я злилась. Хуже, я злилась на нее. Потому что она знала, чего я хотела, и она разбивала это перед моими глазами.
- Почему ты не сказала мне? – я подавляла дрожь челюсти. – Если ты была моей подругой, почему ничего не сказал? Почему ты целовала парня, которого я любила? Нас растили в одном доме, родители любили нас. Как ты выросла такой ужасной?
Ее лицо стало насмешливым.
- Как я могла стать ужасной, пока ты такая хорошая? А ты хорошая, Элли? Подумай. Твой отец пришел в этот мир, звал тебя. Почему он не смог тебя найти? Почему ты оставила его на жуткую мучительную смерть в Фейвальде? Ты помогла мне с танцем и вызовом фейри, хотя должна была заниматься делами. И, думаю, в деревне просили не приходить сюда. Они явно приказали тебе, это на них похоже. И ты все равно пришла. Ты намного лучше меня, Элли? Во всех нас есть семя тьмы. Просто твое жалкое, крохотное растение, как и в твоем саду. Но мое высокое, сильное и красивое. Я лучше тебя во всем, даже в том, как быть ужасной. И только я хотела для тебя большего, неблагодарная дурочка. Почему, думаешь, я договорилась с путниками о лучшем будущем для нас? Почему пришла сюда? Ты можешь жить тут со мной. Ты можешь перестать завидовать, мое уродливое эхо, и получить свою силу. С мороком ты сможешь даже быть красивой. Ты смогла бы обманом выйти замуж. Ты могла бы стать очаровательной в красивом платье и с роскошными украшениями.
Я хотела просто быть Охотницей. Но я могла тут охотиться, да? Тут были интересные существа, которые я не видела раньше. Я могла защитить дворы от них. Если то, что она говорила, было правдой, то меня предала семья. Отец, который хотел отдать мою работу. Мать, которая позволила мне использовать клетку, не сообщив о том, что будет. Олэн… но это я уже знала. Отчасти.
Глаза Хуланны блестели.
- Просто открой клетку и выйди ко мне.
Вот оно.
Потому я не могла ей доверять. Она не хотела дать мне лучшую жизнь. Она даже не хотела говорить со мной до этого. Пока не стало ясно, что она не могла сама вырвать меня из клетки и использовать меня против моей воли.
Для нее нужна была только власть.
А я могла только отказаться быть используемой.
- Нет, - сказала я.
Ее улыбка стала жестокой.
- Я дам тебе обдумать это. Ты можешь подумать рядом с отцом. Может, при виде его страданий на твоих глазах ты решишься. Или, может, ты слишком ревнива и бессердечна, чтобы сделать даже это для него.
Она вытащила что-то из кармана платья и показала мне – сияющее семя.
Она бросила его на пол рядом с моей клеткой, и вырос золотой дуб, словно века прошли за миг. С хлопком отец появился из дерева, все еще прибитый к нему за плечи. Он тяжело дышал, кровь лилась из его носа и рта.
- Прошу, Хуланна, - взмолилась я. – Отпусти его. Убери те гвозди!
- Выйди из клетки и сделай это сама, Элли, - она встала с трона.
- Я не могу это сделать. Прошу! Если у тебя есть жалость!
Его голова была склонена. Он был в сознании? Запах его крови наполнил мой нос.
- Это зависит от тебя, Элли. Если хочешь ему свободы, выходи из клетки, - она жестоко улыбнулась. – Я оставлю тебя подумать об этом.
И она вышла из зала, ее изумрудное платье сияло вокруг нее как флаг, а мне мешали видеть слезы.
Как она могла сделать так с нашим отцом?