Глава 3. Теоретическое осмысление личности

Дата: 2025-04-30; Просмотры: 2

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Выше было показано, что личность возникает как система балансиров и противовесов, призванная смягчить борьбу между людьми в момент принятия ими совместного решения. Показано также, что первоначально социальные процессы противостояния, балансирования, уравнивания, взвешивания и пр. постепенно становятся достоянием отдельных лиц, превращаясь в личность уже как индивидуально-психическую реальность. Прежде чем мы перейдем к описанию онтогенеза личности, нам потребуется:

а) показать, в какой форме сбалансированная мотивационная система существует в пределах психики одного человека;

б) найти ту социальную реальность, в рамках которой происходит становление и развитие личности;

в) показать, благодаря какого рода деятельности и каким образом возникает личность как индивидуально-психическое явление;

г) описать механизмы, уравновешивающие и стабилизирующие сложнейшую систему у каждого отдельного человека.

Следующие ниже разделы соответствуют обозначенным задачам.

3.1. Мотивационная динамика

Мотивационная динамика – это первая переменная, базовая характеристика человека, опираясь на которую мы собственно и получаем возможность говорить о личности. Потому что личность конституируют (образуют) не сами по себе мотивы, пусть и в совокупности, а лишь такое динамическое соотношение между ними, которое обеспечивает, с одной стороны, выбор актуально оптимального решения для данной конкретной ситуации, а с другой, устойчивое воспроизводство идентичности человека самому себе в течение жизненно значимого промежутка времени. Процессы первого рода были отражены выше в определении личности через понятие поступка как выбора между альтернативными мотивами (Столин 1983). Второй аспект отражен в определении личности как иерархии мотивов (Леонтьев 1975).

Не освещенным остался вопрос о том, как происходит согласование нескольких одновременно актуализированных мотивов. Это не о тех случаях, когда следует говорить о проявленном поступке – все-таки не очень частом явлении в жизни человека. Нам необходимо еще понять, как работает личность ежесекундно, в обыденном режиме своего повседневного функционирования.

3.1.1. Смыслы и отношения

В каждой конкретной ситуации анализ обнаруживает наличие как минимум нескольких актуально действующих мотивов. Например, девушка рассказывает:

«Мы с младшей сестрой шли на автобусную остановку. Уже собирались перейти дорогу, как я увидела подходящий к остановке автобус. Он появился как-то неожиданно. Сестре быстро сказала: «Перейдешь дорогу, когда не будет машин, а я побегу задержу автобус», – и быстро перебежала дорогу, чтобы успеть к автобусу. Катя то ли не услышала, то ли не поняла, то ли испугалась, но она только немного задержалась на обочине и бросилась вслед за мной. Я поворачиваюсь и вижу, как на нее едет машина. Все происходило как в замедленном кино… Я готова была броситься к сестре, кинуться под машину, чтобы собой остановить ее, что-то кричать, просить помощи со стороны… Было так страшно, что хотелось зажмурить глаза…».

Уже в самом рассказе легко разглядеть полимотивированность актуального поведения. Дополнительный анализ спектра мотивов рассказчицы, актуализировавшихся в самый острый момент (с помощью беседы), вскрывает еще большее их разнообразие. Центральный мотив – спасти сестру, но в дополнение также обнаруживаются:

· желание не видеть того страшного события, которое кажется уже неизбежным,

· порыв запросить помощь у свидетелей происшествия,

· ответственность перед мамой, у которой девочки только что отпросились съездить в центр города,

· досада и раздражение на водителя автобуса, который подъезжал к остановке слишком резво,

· досада и злость, что сестренка не послушалась,

· обвинение себя в торопливости, в неосторожности, в неубедительности и т.п.

Как видим, набор мотивов формирует уникальную мозаику, составленную из связей между разными потребностями и релевантным им предметным содержанием, отражающим особенности данной ситуации. Эта уникальная мозаика составляет то, что в разных отечественных традициях получило разные названия: смысл и отношение. В основе лежит общая для них идея связи между элементами психической ситуации, среди которых ведущую роль играют мотивы и потребности. Различие отражает разные точки отсчета.

Смысл – это совокупность связей между неким элементом жизненного мира человека и релевантными ему мотивами. Применительно к приведенному описанию смысл события «на сестру едет машина» рождается благодаря соотнесению его не только со всеми актуализированными мотивами, но и потенциально релевантными (ценностями, более ранними потерями и т.п.). Он может быть выражен, возможно, такими словами: «Мне стало страшно, я почувствовала вину за свое поведение».

Отношение к некоему объекту или явлению – это относительно устойчивое сочетание мотивов, сгруппированных вокруг него. Применительно к приведенному описанию отношение девушки к событию «на сестру едет машина» также складывается из соотнесения его с актуализированными и потенциально релевантными потребностями. Это отношение может быть выражено, вероятно, словами: «Я понимаю, что поступила необдуманно и опрометчиво».

Несмотря на высокое сходство между определениями, интуитивно мы привыкли наполнять слова «смысл» и «отношение» разным значением. Оттенить разницу можно следующим способом. Отношение – это скорее позиция, тогда как смысл – это ее (позиции) субъективная презентация (переживание). Об отношении говорят, что оно возникает (вспыхивает), складывается, формируется, сохраняется, меняется – и чаще всего уже осознается. О смысле говорят, что он выявляется, вскрывается, открывается, понимается, осознается. Отношение, как правило, сформулировать легче, чем смысл, смысл же осознается заметно труднее, для этого необходимо задаться целью его понять. Порой для этого требуются значительные усилия. Вероятно, это свидетельствует в пользу того, что отношение является в большей мере продуктом культуры, чем смысл. Следовательно, отношение есть средство презентации некоего смысла другим членам общества.

Как о смысле, так и об отношении никогда не указывают на их мимолетность (мелькнуло, проскользнуло и т.п.). Раз возникнув, отношение и смысл имеют тенденцию сохраняться до тех пор, пока не изменится или преобразуется что-то в ситуации или перечне релевантных мотивов. Следовательно, мы имеем здесь процесс преобразования динамики мотивов (борьбы сменяющих и/или дополняющих друг друга) в личностную структуру, состоящую из мотивов, которые зафиксировались во взаимном сочетании и оказались сфокусированными на неком предметном содержании.

В качестве научного понятия, термин «смысл» можно зарезервировать для описания предметно ориентированных субъективных переживаний. А с помощью термина «отношение» удобно обозначать содержание структурных связей в личности: понимать как личностные структуры, состоящие из нескольких мотивов, сфокусированных на предмете отношения. Но эти структуры должны быть заведомо меньше того, что обозначается понятием «иерархия». Под последней подразумевается весь объем входящих в личность мотивов.

Не вдаваясь в подробный анализ, отметим лишь, что при таком взгляде на соотношение понятий «мотив», «отношение» и «иерархия мотивов» удается сравнительно непротиворечиво снять более чем полувековое непродуктивное противопоставление теории деятельности (А.Н. Леонтьев) и теории отношений (В.Н. Мясищев). Для А.Н. Леонтьева важно было показать, как организован внутренний план личности в принципе. Для этого ему, во-первых, достаточно было описать крайние (по размеру) структурные характеристики: мотив как минимальный элемент и предельно широкое их взаимное сочетание – иерархию. И, во-вторых, он стремился подчеркнуть уровневое строение личности, показать возможность выделять и ситуативные мотивы, и более устойчивые мотивационные образования (для которых, впрочем, не было предложено удобного термина), и наиболее стойкие и субъективно важные – ценностные предпочтения. Тогда как В.Н. Мясищев предложил понятие, пригодное для обозначения именно промежуточных по сложности и устойчивости мотивационных объединений. В логике решаемых им задач важнее было подчеркнуть содержательный аспект предпочтений человека, показать их предметную нацеленность. А вот сам механизм предметной отнесенности мотива теоретически обосновал А.Н. Леонтьев, показав, что мотив является предметом некой потребности – субъективной презентацией (образом) релевантного этой потребности фрагмента жизненного мира субъекта. Но в силу того, что в каждый данный момент времени у человека актуализированы сразу несколько потребностей, интегральная активность оказывается релевантной всем им одновременно, в разной степени, разумеется[9]. Это и есть внутренняя динамика того, что на предметном плане в обыденном языке называется отношением (точнее, всегда «отношением к…»).

Таким образом, с помощью понятия «отношение» удается показать механизм, с помощью которого в горниле мотивационной динамики выплавляются структуры, составляющие содержание личности. Происходит это следующим образом (иллюстрации возьмем из приведенного примера).

1. Некий жизненный эпизод всегда сопровождается противоборством актуализированных мотивов (в обсуждаемом примере это «хорошо бы успеть на автобус», «на дороге надо быть осторожным», «мы маме обещали, что все будет хорошо»), каждый из которых стремится реализовать себя в поведении.

2. В момент принятия решения (совершения поступка) выбирается один из них или находится компромисс («сама быстрее перейду, я буду осторожной, задержу автобус, а Катя перейдет позже, когда будет безопаснее»).

3. Реально произошедшие события актуализируют спектр мотивов, в котором лишь первые 2-4 мотива занимают ведущие места (например, «боюсь смотреть», кинуться на помощь), а значительное количество мотивов лишь придают дополнительные оттенки («помогите!», «какая я дура», «что же она дурочка наделала», «что скажет мама!»).

4. Образы, описывающие событие, предмет или явление в своей когнитивной неповторимости, размещаются в многомерном пространстве актуализированных мотивов, образуя с каждым из них смысловые связи. Субъективными индикаторами возникших смысловых связей выступают эмоции, благодаря которым в режиме on-line производится оценка (мониторинг) потребностной значимости происходящего.

5. Образовавшиеся когнитивно-мотивационные фигуры, обладающие высокой потребностной значимостью для человека, приобретают относительную устойчивость (фиксируются), превращаясь в личностную структуру. В разных традициях эти структуры получили разное название (в зависимости от предпочтений авторов и с учетом различий в содержательном их наполнении): комплекс (К.Г. Юнг), отношение (В.Н. Мясищев), смысловая динамическая система (А.Г. Асмолов), системы конденсированного опыта (С. Гроф) и т.п.

3.1.2. Смысловые динамические системы

Таким образом, личность действительно представляет собой сложную иерархию, элементами которой являются мотивы. Но на роль единицы анализа личности мотивы не вполне подходят. В отдельно взятом мотиве не заложены ни возможность, ни необходимость выбора, поскольку мотив побуждает активность субъекта, определенно направляя ее на себя. Личность же задается через то, совершается ли выбор (когда есть необходимость), какой выбор совершается, каким образом это было сделано (какая возможность была реализована).

Динамически же напряженное объединение (сопряжение) мотивов как раз и образует единицу, в которой представлены основные свойства целого, т.е. всей личности[10]. Термин «смысловая динамическая система» (Асмолов 1984) прекрасно подходит для описания объединений мотивов в их взаимной напряженной сбалансированности. Правда, при этом за рамками непосредственного обсуждения оказывается как предметная отнесенность мотивационного объединения, так и (отчасти) аффективное напряжение. Вместе с тем, уже имеются термины, отражающие именно эти моменты. Предметная отнесенность удачно схвачена с помощью термина «отношение», поскольку это всегда «отношение к…» – на месте многоточия всегда находится некий предмет, вокруг которого оказались сгруппированы различные мотивы (и ассоциированные с ними потребности и деятельности). А аффективная заряженность заложена в понятие «комплекс», который по определению есть совокупность представлений, объединенных одним аффектом (К.Г. Юнг, З. Фрейд и др.). Аффективная нагрузка комплекса как раз и стала одним из признаков, позволяющих обнаруживать его.

Таким образом, словосочетание «смысловая динамическая система» можно использовать для любых по размеру и жизненной значимости образований, подчеркивая то, что они являются единицами личности. Оно будет использоваться как родовое понятие для описания архитектуры и динамики личности, ее структурно-динамического, скорее формального аспекта. Содержание же таких единиц удобнее раскрывать с помощью видовых понятий «отношение» и «комплекс». Термин «отношение» («отношение к…») удобнее употреблять для описания предметной направленности, предметного содержания относительно устойчивых мотивационных объединений (смысловых динамических систем). Это нечто наподобие «внешнего плана» личности, ее предметного, содержательного наполнения. Тогда как «комплекс» удобнее употреблять для указания на содержание аффективной нагрузки устойчивых объединений мотивов (тех же смысловых динамических систем). Они, по сути, составляют «внутренний план» личности, ее предельно субъективное содержание (можно сказать глубинное).

Понятие комплекса мы обсудили выше (см. 3.1.1.), соотнесли его с понятием смысла. То же необходимо сделать для понятий «комплекс» и «субличность». Субличность соотносится с комплексом примерно так же, как смысл с отношением. Субличность есть субъективная презентация (переживание) активности некоего комплекса, т.е. то, каким образом комплекс представлен человеку. К.Г. Юнг неоднократно отмечал активную природу комплекса: «…любой автономный или хотя бы только относительно автономный комплекс имеет свойство являться в качестве личности, т.е. персонифицированно» (Юнг 1994, с. 263). Сейчас чаще говорят не о личности, чтобы не путать термины, а о субличностях, каждая из которых презентует собой отдельный комплекс. Различие между личностью и субличностями состоит в наличии или отсутствии лица и имени. Субличность способна менять лица и имена, стабильным остается лишь общая мотивационно-аффективная направленность и производимые ею эффекты в переживаниях, предпочтениях и поведении человека. Личность же всегда идентифицируется с одним лицом и именем, которые человек получает от общества (как официально от государства, так и неформально от близких людей). Общество заботится о том, чтобы лицо и имя по возможности однозначно определялись (идентифицировались) в отношении конкретного человека (очень показательно в этом плане звучит юридическое «установить личность» потерпевшего или преступника).

Действенную силу субличность получает из двух источников. Во-первых, от архетипа, на основе которого образовался комплекс. Как показал К.Г. Юнг, аффект, вокруг которого организуется комплекс, всегда ассоциирован с одним из близких по духу архетипом, и архетип дополнительно поддерживает этот аффект, вступая с ним в семантический резонанс. Во-вторых, субличность получает силу от «Я» человека, которое истолковывает некое побуждение, происходящее из структурной единицы личности (комплекса), как проявление активности некоего субъекта: «И тогда я сказал себе…», «А потом мне подумалось», «Что-то подсказало мне, что…». В первом высказывании человек идентифицировался с внутренним побуждением, принял его в качестве собственного, во втором высказывании идентификация лишь частичная (на то указывает страдательный залог), в третьем же побуждение истолковано как внутренний собеседник (Альтер-Эго). Более подробно о внутриличностном взаимодействии мы поговорим ниже (см. 3.5.)

* * *

Возвращаясь к проблеме мотивационной динамики, необходимо подчеркнуть, что личность представляет собой культурный инструмент управления мотивационной динамикой. Напомним, что в социальном взаимодействии совместное принятие решений представляет процедуру, с помощью которой противоборство устремлений окультуривается и приобретает сравнительно безопасный характер. Точно так же личность выступает средством, благодаря которому противоборство устремлений различных мотивов упорядочивается (иерархизируется) таким образом, чтобы:

а) борьба мотивов была полезной для человека;

б) этой борьбой можно было управлять.

Следовательно, как всякое культурное средство, личность развивается (в антропо- и онтогенезе) по следующим направлениям:

· от непосредственности к опосредствованности – ко все большему использованию специальных средств управления мотивационной динамикой; процессы такого опосредствования и их результат обсуждается в жизни и научной литературе под именем воли;

· от внешней обусловленности к внутренней – все большей опоре при принятии решений на устойчивые личностные образования, такие как ценности, принципы, смысложизненные ориентации;

· от нерефлексивности (имплицитности, бессознательности) к осознанности – способности вербализовать свои субъективные переживания, объяснить (реальному или воображаемому слушателю) основания, которые обусловили совершенный поступок.

Далее необходимо говорить о собственно предметном содержании, которое чаще всего оказывается включенным в личностные структуры. Без сомнения, самую заметную роль среди них играют межличностные события и межличностные отношения – то, что составляет одновременно и объект межличностного общения.

Итак, рассмотрев мотивационную динамику, составляющую «ткань» личности, мы может следующим образом обобщить полученные результаты.

1. Элементами, из которых «строится» личность, выступают мотивы – представленные в субъективном мире человека образы предметов потребностей.

2. В каждый момент жизнедеятельности человек имеет дело сразу с множеством актуализированных мотивов.

3. Структурными единицами личности («смысловыми динамическими системами» по А.Г. Асмолову) выступают специфические образования, созданные из мотивов, но обладающие свойствами личности в целом:

· напряжением, которое порождается борьбой составляющих эти единицы мотивов,

· соподчиненностью единиц между собой,

· взаимозаменяемостью мотивов в составе различных единиц.

4. Объединяются (группируются) мотивы в единицы личности благодаря двум механизмам, каждый из которых порождает свой вид единиц («смысловых динамических систем»):

· по любому субъективному основанию – все вокруг центрального побуждения (эмоциональный тон, группа сходных потребностей), такому объединению хорошо подходит понятие комплекса;

· по важному для данного человека предметному основанию – все вокруг одного предмета, такому объединению хорошо соответствует понятие отношения.

3.2. Общение

Вторая характеристика человека как социального существа (фундаментальное основание общественной жизни человека) состоит в том, что ребенок рождается и живет в системе практических разнородных связей с другими людьми. Сначала это мать, затем близкие ему люди, позже круг контактов расширяется до нескольких сотен знакомых. Более того, нигде и никогда мы не можем увидеть человека до и вне его связи с другими – он всегда оказывается погружен в общение, всегда существует и развивается в сообществе и через сообщество. Случаи его социальной изолированности и обособленности подтверждают это правило – в своем крайнем выражении (депривация общения) они просто гибельны для маленького человека. Поэтому в нашем изложении важное место будет занимать описание того, какого рода общением оказывается заполнен жизненный мир человека на каждом возрастном этапе.

В отечественной психологии используется понятие социальной ситуации развития – описание требований и ожиданий, предъявляемых ребенку со стороны общества. Но эти требования и ожидания не существуют так, что ребенок куда-то приходит и обнаруживает их, с любопытством знакомится, а затем решает, как уж ими распорядиться. Наоборот, общество просто тотально окружает его, то обволакивая, то обрушиваясь на нового своего члена. Уклониться от влияния общества не удается никому без риска перестать быть человеком. Это социальное давление (побуждение) производится в основном через людей, с которыми непосредственно общается ребенок, а затем и подросток. Поэтому мы будет описывать в меньшей степени характеристики социальной ситуации сами по себе, а уделим основное внимание тому, как эти характеристики представлены ребенку в повседневных контактах. А самое главное – мы везде будем выискивать мотивационные эффекты, действие которых оказывается решающим для становления, формирования и развития личности.

Мы будет рассматривать общение не только в качестве необходимого условия личностного становления и развития, но и в качестве основного механизма[11], порождающего в онтогенезе личность как особенную субъективную реальность. Более того, мы намерены показать интерпсихическую, межсубъектную сущность личности как социального явления.

Ведущим механизмом, который готовит личностное становление человека, можно признать поиск, установление и поддержание баланса между тенденциями к приобщению и к обособлению, характерных для всех живых существ.

Приобщение (иногда используют термин аффилиация) – это процесс (и результат) включения человека (или вообще живого существа) в сообщество себе подобных (у К. Хорни это движение к людям). Стремление к приобщению – это одно из проявлений потребности в существовании, которая удовлетворяется в чувстве (и/или осознании) своей принадлежности к чему-то большему, чем само данное существо. Это чувство возникает в момент встречи (то есть в контакте) и поддерживается через совокупность контактов с членами этой общности. Момент вхождения в сообщество, принадлежности к нему отражен в слове при-ОБЩение. В своих крайних (деформированных) проявлениях приобщение проявляется как полное подчинение человеком себя группе, к которой принадлежит, как конформизм, как утрата индивидуальности.

Истоки стремления к приобщению можно обнаружить, как указывает В.С. Мухина[12], уже у стадных (стайных) животных. Во-первых, проявляется это в том, что детеныши имитируют действия взрослых особей. Во-вторых, врожденные формы поведения в пределах одного вида имеют тенденцию запускать цепную реакцию вовлечения других особей в такое же поведение, которое проявляется у одной особи, что воспринимается нами как аналог сопереживания и соучастия. В-третьих, животные синхронизируют свое поведение в ответ на жизненно значимую стимуляцию (угроза, пища, погодные изменения и т.п.), что воспринимается как согласованность группового поведения (Мухина, 2002, 82-83).

Эволюционный смысл приобщения состоит в том, чтобы, во-первых, обеспечить видовую преемственность – передачу новому поколению видового опыта, не передаваемого с помощью биологических механизмов (облигатное научение). И, во-вторых, обеспечить выживаемость отдельных особей благодаря кооперированию активности членов стада (стаи) – усиление (увеличение суммарной силы), защита, распределение ролей (охранники, загонщики и т.п.).

Обособление – это процесс (и результат) вычленения себя из мира, определения той части этого мира, которая остается стабильной, несмотря на все изменения. Эта часть принимается за сенсорную опору своей идентичности. Стремление к обособлению – это одно из проявлений потребности в существовании, которая удовлетворяется, однако, в чувстве самоидентичности. Это чувство также возникает из совокупности контактов, из общей массы которых извлекается устойчивая их часть. Все контакты, все изменения происходят на границе, проходящей между этой устойчивой частью и изменчивым миром (Тхостов 1994). Этот момент установления (обведения) границы между
ОСОБью и окружением схвачен в самом слове об-ОСОБление.

И этот процесс, как отмечает В.С. Мухина, также обнаруживает свои истоки в филогенезе. Каждое животное стремится занять более выгодное положение для себя, организуя лучшие условия для своего выживания. Можно выделить две формы стремления к обособлению:

1) активная форма – это разные виды экспансии: любопытство (самое мягкое ее проявление), адаптация к среде, подгонка среды под себя, овладение элементами среды, захват (жесткое проявление); в крайних (деформированных) проявлениях экспансия проявляется как агрессия – стремление освободить себя от тех или иных жизненных обстоятельств (у К. Хорни это движение против людей).

2) пассивная форма обособления – это уединение, уход в укрытие; в крайнем виде это отчуждение – стремление выйти за пределы сообщества живых существ, как правило, своего вида (у К. Хорни это движение от людей).

Эволюционный смысл обособления заключается, во-первых, в том, чтобы обеспечить пластичность видового поведения (гибкость, нестандартность), повысить выживаемость вида в изменяющихся условиях (факультативное научение). Это нечто вроде запаса прочности вида на случай возникновения затруднений при реализации типичных видовых программ поведения, как правило, в случаях резких колебаний условий проживания. И, во-вторых, обособление позволяет обеспечить психическое благополучие отдельного существа благодаря подчеркиванию его индивидуальной активности, что, в свою очередь, закрепляет использование отдельным существом видового опыта.

Напряженное (противоречивое) взаимодействие приобщения и обособления, как противоположно направленных процессов, состоит в сопряжении преемственности и пластичности. На этом противоречии запускается процесс поиска баланса, работа системы противовесов, обеспечивающих гибкую подстройку поведения живых существ под особенности среды обитания.

В ходе развития человечества (антропогенезе) противоречие между приобщением и обособлением, равно как и их неразрывная взаимосвязь, приобрело лишь дополнительные культурные особенности, не меняя своей эволюционной сущности. Наличие индивидуальных смыслов, то есть ОСОБ-енных переживаний и личных впечатлений оказывалось и невыразимой тайной и одновременно побуждало ее выразить. А ОБЩ-ественный характер ритуальных действий требовал не только единства понимания и действий всех членов сообщества, но и индивидуального постижения смысла и значения коллективных действий. Обе тенденции сливались в моменте, когда племя стремилось обособиться от других племен, придать себе черты своеобразия перед лицом «внешних», «чужих», «других»; но платой за это была одновременная унификация своих членов. Это слияние остается в человеке, образуя базовое противоречие между обществом и индивидом: «Человек по природе своей как девиант, так и конформист» (Р. Эдгертон, 2001, 355).

Для развития личности противоречие между стремлениями к приобщению и к обособлению является решающим, поскольку именно оно обеспечивает неиссякаемую мотивацию, с одной стороны, к освоению общественных норм, а с другой, к противопоставлению своей индивидуальности этим нормам. Следовательно, данное противоречие изначально задает постоянную необходимость поиска баланса и совершения выбора – а это и есть признаки личностной работы. Причем, уже в присвоенном индивидом виде, т.е. в виде внутрипсихического напряжения, порождаемого потребностями самого ребенка. Ребенок, как и детеныши животных, обречен на поиск мотивационного баланса, при котором это напряжение оказывается относительно небольшим, приемлемым для индивида (особи) в каждой данной ситуации.

Но если у животных таким выбором управляют особенности ситуации (включая собственные актуальные побуждения), то у человека в качестве основных инструментов выступают внеситуативные (надситуативные) регуляторы. Эти регуляторы конвенциональные по своей природе, т.е. являются результатом явной или неявной (иногда говорят имплицитной) договоренности между людьми, составленной или сложившейся некогда прежде. Примерами таких регуляторов являются нормы социальных отношений (что есть хорошо, и что есть плохо), правила поведения в пределах той или иной социальной ситуации (как правильно вести себя, а как не следует), представления о приемлемых (поощряемых) и неприемлемых (порицаемых и наказываемых) эмоциональных реакциях (когда и как плакать, грустить, удивляться…) и т.п.

Указанное мотивационное противоречие между тенденциями к приобщению и обособлению имеет и свое межличностное выражение в виде борьбы. В онтогенезе личность рождается именно в процессе межличностной борьбы – точно так же, как в антропогенезе личность возникла как культурный инструмент (социальное средство) ведения межсубъектной борьбы, как средство коллективного принятия решения. Если точнее, то совместное принятие решений явилось культурным изобретением, которое позволило все более изощренным средствам взаимного уничтожения противопоставить средства цивилизованного снятия межсубъектных напряжений. Конструктивная сила совместного договора призвана была сбалансировать все возраставшую деструктивную мощь человечества. Точно так же и в онтогенезе личность как орган индивидуальной интеграции возникает в результате овладения культурными средствами межличностной интеграции, позволяющими смягчать напряжение межличностного противоборства. Это означает, что без отстаивания перед окружающими своего права принимать решения, без противостояния, без столкновений по поводу конкретных решений ребенок как личность не состоится!

Данное утверждение лишь на первый взгляд кажется неожиданным и спорным. Если же учтем, что формы отстаивания своей индивидуальности могут быть очень различными (и простыми, и изощренными, а порой и вычурными), то наличие борьбы вскрывается очень легко. Например, родители часто жалуются на то, что их дети отказываются соглашаться с разумными доводами, принимать опыт родителей: «будто назло все делают», «часто поступают нам наперекор». Приходится слышать также выражение «его сломали как личность», что означает, что родители не стали считаться с правом ребенка поступать по-своему, не позволили ему приобрести опыт отстаивания своей индивидуальности. Другими словами, в межличностном противоборстве они вышли победителями, но как родители проиграли. Эти родители приходят к психологу, когда их детям 15 или даже 35, и сокрушаются, как же так получилось. Порой трудно даже восстановить изначальные ошибки, которые легли в основу последующих затруднений, не говоря уже о том, чтобы найти пути их снятия.

Вместе с тем, межличностные отношения, являясь необходимыми условиями, сами по себе еще не предопределяют личностное становление, развитие или формирование. Требуется еще встречная активность ребенка, направленная на то, чтобы стать личностью.

3.3. Деятельность

Третья характеристика человека, которая по настоящему являющаяся обязательным (достаточным) условием становления личности ребенка, состоит в активном опробовании мира, в его деятельностном присвоении (А.Н. Леонтьев). Если мир еще не опробован ребенком, он субъективно не существует, а значит, еще требует своего оживления. Поэтому важнейшим аспектом усилий ребенка является субъективная анимация мира – превращение наличных условий и обстоятельств существования в свой жизненный мир. В этом оживлении (создании – овладении – преобразовании) мира уже содержится предпосылка личности – позиция творца одного из возможных субъективных миров. Мир порождается в самом акте действования в нем. Чтобы теоретически понять творческую активность ребенка, удобно воспользоваться понятием «субъект». Это понятие указывает на того, кто является источником некой активности. Именно это «некой» и требует каждый раз уточнять, какой именно. Поэтому более корректно использовать такие словосочетания как «субъект общения», «субъект трудовой деятельности», «субъект решения», «субъект общественных отношений», «субъект познания», «субъект противоборства» и т.п.

Быть личностью означает быть субъектом деятельности, предметом которой является собственная индивидуальность. «Основная потребность человека как личности – потребность в созидании мира и самого себя» (Давыдов 1986, с. 82). Порождение и воссоздание своей индивидуальности происходит в каждом поступке (мы уже обсуждали выше пространственно-кинестетические аналогии с восхождением, совершением шагов в выбранном направлении).

Такая деятельность возникает в онтогенезе не сразу после рождения, а лишь спустя некоторое время, когда вызревает потребность быть индивидуальностью. Мы способны показать предысторию возникновения такой потребности, выводимой из потребности в существовании.

Оба обсуждавшихся выше устремления – к приобщению и к обособлению – это проявление единой потребности в общении, потребности в межличностном контакте. Сама потребность в контакте, особенно в его исходной кинестетической форме (как телесные прикасания), как было показано ранее (Доценко 1998), производна от потребности существовать. Потребность в контакте является сенсорным выражением потребности в существовании: факт прикасания для младенца субъективно эквивалентен подтверждению своего существования (подробнее см. в Доценко 1998). Точнее, потребность в существовании находит свой предмет в контактах с другим живым существом (в силу ранней фиксации, совершающейся по механизму, близкому к импринтингу). В своем развитии эта потребность у человека проходит четыре стадии, последняя из которых и составляет собой потребность быть индивидуальностью.

На телесном уровне потребность в контакте принимает форму потребности в прикасании, т.е. сама потребность в контакте первоначально существует в форме потребности в прикасании. Метасообщение, с которым ребенок адресуется к окружающим, можно было бы сформулировать так: «Подтвердите, что я такой же живой, как и вы». Здесь проявляет себя тенденция к приобщению ко всем живым существам.

На психическом уровне потребность в контакте принимает форму потребности во внимании. Направленность внимания на живое существо обеспечивает установление контакта с ним. У человеческого младенца наличие потребности во внимании проявляется чаще всего где-то к 1,5 – 2 месяцам в виде комплекса оживления – совокупности двигательных реакций на появление взрослого в поле восприятия младенца: гуление, сучение ручками и ножками, улыбка… Возможный вид метасообщения: «Выделите меня среди всех других существ!». Это очень яркое выражение тенденции к обособлению.

На знаковом уровне потребность в контакте принимает форму потребности в понимании, в принадлежности к сообществу существ, с которыми возможен обмен мыслями, чувствами, смыслами. В знаковом контакте человек получает подтверждение тому, что он – такой же, как все люди, что он принадлежит сообществу, что у него есть то, что делает его человеком – способность общаться с использованием знаков. Способность использовать знаки – со-вместно с другими людьми (!) – это и есть со-зн-ание. Проявляется эта способность как понимание значения слов и предложений, адекватное использование речи во взаимодействии с окружающими. Складывается (формируется) она в возрастных пределах примерно от 1 года до 2-х, а далее количественно и качественно развивается. Таким образом, понимая других, а главное – встречая понимание со стороны других, ребенок получает подтверждение тому, что он существует именно как человек, что он действительно принадлежит к сообществу людей.

На личностном уровне потребность в контакте принимает форму потребности в принятии. В личностном контакте человек получает подтверждение не только тому, что он существует как человек, но что он еще и индивидуально своеобразен, уникален и неповторим. А также что окружающие его как минимум воспринимают, а в идеале – принимают именно в том качестве, которым обладает человек в своем восприятии. Оформляется такая потребность ближе к 3 годам жизни, порождая первые личностные проявления.

Выделенные уровни контакта в онтогенезе надстраиваются один над другим так, что тенденции к приобщению и обособлению чередуются (Рис. 1). Причем первые два уровня (телесный и психический) свойственны, похоже, и животным, тогда как следующие два – только людям.

Таким образом, логика развития потребности в общении (попеременное усложнение форм, в которых проявляются тенденции к приобщению и обособлению) ведет к возникновению потребности быть индивидуальностью. Следовательно, мы имеем важнейшую мотивационную предпосылку, определяющую готовность ребенка быть личностью.

	Уровни потребности в контакте
Стремление к Приобщению		Личностный	Стремление к Обособлению
		Знаковый
		Психический
		Телесный

Рисунок 1. Уровни потребности в контакте

Но в человеческом обществе индивидуальность имеет смысл прежде всего как личностная характеристика, поскольку соотносится с человеком, имеющим такие социальные характеристики как лицо, имя и субъектность (право и способность совершать ответственные поступки). Поэтому деятельность, предметом которой является собственная индивидуальность, неизбежно оказывается распределенной по нескольким направлениям:

1. Обслуживание своего лица:

· соблюдать соответствие ожиданиям со стороны окружающих,

· обеспечить необходимое впечатление о себе,

· обеспечить преемственности самопрезентации, стабильности своей самоподачи,

· защита своего лица от нанесения ущерба,

· использование своего лица для достижения жизненно важных целей.

2. Обслуживание и использование своего имени:

· поддержка идентичности своего имени (без весомых причин не менять его),

· выполнение обязательств, связанных с полученным именем (предоставлять в пользование, откликаться на него, соблюдать клановые традиции),

· обеспечить необходимое впечатление о себе – соблюдение доброго (или иного) имени, его поддержка,

· защита своего имени от ущерба: клеветы, наветов, оскорблений, унижения и т.п.

· использование своего имени для достижения жизненно важных целей.

Как видим, обслуживание лица и имени во многом близки друг к другу. Вероятно, потому что и лицо, и имя представляют собой формальные опоры для начальной идентификации человека – размещения своей индивидуальности в системе общественных отношений. Формальные в том смысле, что их можно задокументировать и объективно презентировать незнакомым людям. Опорами они становятся потому, что в период, когда ребенку еще только предстоит стать индивидуальностью, ему выдается кредит доверия в том, что он действительно таким станет. Впрочем, и во взрослой жизни имя и лицо остаются важными средствами обеспечения общественной поддержки своей социальной позиции (в виде обратной связи, признанного имиджа, устоявшегося реноме, «доброго имени», «дурной славы» и т.п.).

3. Третье направление деятельности по самоутверждению – это превращение себя в автора своей жизни, в субъекта принятия таких решений, которые в наилучшей степени совмещают собственные интересы, ожидания окружающих и при этом отражают сущностные качества данного человека. В других терминах, это движение к самоактуализации – к воплощению человеком в жизнь своих сущностных сил (А. Маслоу). Это предельное (трансцендентное) устремление человека к тому, чтобы приблизить себя к образу Бога. А, следовательно, приобрести такие его качества как способность порождать мир, создавая его по образу и подобию себя, а также обеспечивать себе хотя бы частичное бессмертие (в памяти потомков). Именно себе, актуализируя и воплощая в жизнь свои индивидуальные качества, и именно бессмертие, поскольку индивидуальный вклад всегда имеет шанс стать достоянием всего человечества.

Таким образом, самоактуализация – это деятельность человека, предметом которой является собственная индивидуальность, деятельность, направленная на превращение человеком своих сущностных качеств в общественно полезный результат, признаваемый множеством других людей.

Вместе с тем, нам еще требуется понять, каким образом результаты деятельности по самостроительству стабилизируются и превращаются в устойчивые личностные структуры.

3.4. Установки

Четвертая характеристика человека, которую следует учесть для понимания того, как происходит становление личности в онтогенезе, – это процессы фиксации, которые выступают в роли механизмов возникновения установок и фиксированных форм поведения. Благодаря процессам фиксации у человека накапливается опыт, создаются привычные паттерны действий (часто используемые стратегии). Наиболее устойчивыми являются те установки, которые образуются в первые годы жизни. Этот момент особенно подчеркивал З. Фрейд, придававший фатальное значение запечатлениям детства, особенно фиксациям реакций на травматические или фрустрирующие ситуации. Взгляды Э. Эриксона наоборот были весьма оптимистичны в том отношении, что он не находил фатальности в становлении личности. Он настойчиво показывал, что неудачные детские запечатления могут быть изменены человеком в последующие годы.

3.4.1. Процессы, порождающие установки

Чтобы точнее описать, каким образом происходят фиксации и формируются установки, удобно ввести новые для вас понятия: прототипная ситуация и прототипные схемы (шаблоны).

Прототипная ситуация – это реальная ситуация, в рамках которой перед ребенком впервые встает некая жизненная задача, для которой он еще не имеет средств решения. Выглядит это так. В какой-то момент жизни происходит событие (например, папа очень сильно начал ругать за какой-то проступок, при этом его вид и действия показались ребенку необычно пугающими), в котором перед ребенком встает некая жизненная задача (например, желание как можно быстрее прервать неприятное для себя событие). В режиме реального времени у ребенка нет возможности перебирать разные способы влияния на папу или на ситуацию в целом, испытывать новые приемы, сравнивать их между собой и т.п. Ребенок просто нечто делает, что в данный момент ему подсказывает его социальное чутье, к чему подталкивают особенности ситуации или что от него ожидают партнеры по общению и окружающие. Если прием удался (например, получилось сделать чуть курьезное лицо, недоуменно и/или кротко улыбнуться, глядя папе прямо в глаза – и папа сменяет свой гнев на улыбку или заметно смягчается), то он фиксируется. Фиксация означает, что образовалась сравнительно устойчивая связь между смысловой конфигурацией ситуации (то, как она описывается, воспринимается и оценивается ребенком) и тем, что предпочтительнее при этом сделать.

Прочность и сила фиксации зависят от следующих факторов:

1. От остроты переживания ситуации (сила испуга, желания или напряжения, значимость жизненной задачи). Чем сильнее сила эмоций, тем в большей степени выражена фиксация. Для объяснения клиентам удобно использовать сравнение с разогревом (нечто расплавляется, а затем застывает в том виде, который задан особенностями ситуации), намагничиванием (на воображаемой пленке возникает тем более сильная «запись», чем сильнее был «магнитный импульс»).

2. От значимости эффекта от использованного способа решения вставшей задачи. Быстрее и лучше закрепляются (фиксируются) те процессы, которые лучше решают актуальную задачу в данном контексте.

3. Прочности фиксации способствует регулярное повторение одной и той же ситуации (задачи). Когда некая задача появляется регулярно, она становится привычной, превращается в типичную, типовую.

4. Фиксация имеет тенденцию возрастать, если ребенок или взрослый проявляет склонность использовать одни и те же способы решения жизненной задачи, которая начинает превращаться в типичную.

5. В еще большей степени прочность и содержательные особенности фиксации зависят от отношения ребенка к такому событию. Эта идея принадлежит К. Хорни, согласно которой станет ли некое событие травмирующим для ребенка, критично зависит от того, какой смысл будет придан этой ситуации. Так, к одному и тому же событию (например, мама неожиданно быстро вышла из комнаты, громко хлопнув дверью) разные дети даже одинакового возраста могут отнестись по-разному. Один ребенок испугается, другой расстроится, третий в недоумении подбежит к папе с расспросами. И это не просто разные эмоциональные реакции – это действительно отношение (разный набор актуализировавшихся мотивов).

6. Но самым важным для нас положением К. Хорни является то, что человек способен отнестись к своему отношению! Например, «это нехорошо, что я обижаюсь – мама просто устала», «странно, что такой пустяк приносит мне боль», «как же так получилось, что я испугался?» и т.п. И именно это отношение к отношению выступает окончательным средством отнесения ситуации к тому или иному типу (в субъективных представлениях данного человека), увязывания ее с наиболее характерными для нее действиями и т.п. Способность человека занять позицию к своему отношению – это ключевой ресурс для нашей профессиональной работы: как бы ни сложилась жизнь клиента, какие бы реакции он не проявил, какие бы чувства ни зафиксировались, всегда можно обнаружить момент, когда он согласился со своим выбором, принял себя в качестве, скажем, жертвы, виноватого или пострадавшего. А значит, у него есть шанс сменить это свое отношение – осознать свою ответственность за то, кем он сейчас является: остается ли он до сих пор жертвой, правильно ли считать себя до сих пор виноватым, разумно ли все еще быть пострадавшим…

Для эффективной работы с проблемами клиентов следует также понимать, что закрепляются не обязательно приемы, которые решают задачу идеальным образом или те, что наиболее устраивают ребенка. Нет, закрепляются первые приемлемые решения – те, которые в текущем режиме и при наличных ресурсах уже (пусть и минимально) решают актуальную для ребенка жизненную задачу.

Очевидно, что первые часы и дни в жизни ребенка представляют собой практические постоянные прототипные ситуации. Особенность этих ситуаций состоит в том, что формы предъявления жизненных задач и способы их решения с самого начала являются кинестетическими. Соответственно, и приобретаемые установки оказываются также кинестетическими. То, что кинестетика оказалась первой реальностью, в рамках которой воспринимается мир и протекает жизнь младенца, приводит к тому, что кинестетические фиксации играют ключевую роль в дальнейшей жизни человека.

Во-первых, кинестетические стратегии (действия, совершаемые для решения жизненных задач) образуют набор шаблонов, на основе которых создаются последующие поведенческие, когнитивные или мотивационные паттерны. Например, если от младенца регулярно требовались большие затраты сил на то, чтобы насытиться от груди (возможно, из-за небольшого выхода молока), он склонен будет добывать себе все необходимые блага также упорным трудом: и в межличностных отношениях, и в учебе, и в социальном продвижении, и в бытовых заботах. (Разумеется, на то, как отразится досознательный опыт в дальнейшем, способно повлиять множество факторов, поэтому приведенный пример следует рассматривать лишь как указание на возможную зависимость.)

Во-вторых, поскольку кинестетические паттерны складываются или формируются в тот период жизни, когда ребенок еще не был способен осознавать свои психические процессы и состояния (вербализовать или указывать на них иными знаками), они в большинстве своем остаются за пределами осознания и в последующей жизни. Конечно, позже они все же могут быть осознаны в результате направленной работы – с разной степенью эффективности и с разными затратами (усилиями). Но без такой работы остаются тем пластом психической реальности, который в психоанализе обозначается через понятие «бессознательное». Особенно в той его части, которая в наименьшей степени поддается воспоминанию и осознанию, образуя наиболее глубокие пласты психики человека.

В-третьих, установки, сложившиеся в рамках кинестетической реальности, продолжают действовать и вносить свой вклад во внутриличностную динамику, оставаясь неявными (имплицитными) силами, неизменно пробивающими себе путь к поведению человека. На наличие такого глубинного влияния особенно настойчиво указывал психоанализ.

Следующее понятие – прототипные схемы. Это глубинные психические структуры, связывающие тип ситуации (в системе данных субъективных категорий), ее оценку (актуализация отношения как набора связанных между собой мотивов) и шаблон для формирования поведенческих реакций. При этом тип ситуации (категория) определяется по небольшому количеству ключевых признаков, порой очень субъективно выделенных ребенком из исходных (прототипных) условий. Например, кто-то близкий уходит + дверь громко хлопнула + все произошло неожиданно. Как только ситуация отнесена к некой категории (а на это часто уходит всего четверть секунды), актуализируется тот же набор мотивов, который был характерен для прототипной ситуации – всплывает исходное отношение со свойственным ему смысловым профилем. В соответствии со схемой оценки-реагирования извлекается поведенческий шаблон (набор целевых и операциональных установок), который реализуется в поведении, оформляясь сообразно условиям наличной ситуации.

Прототипные схемы относительно свободны от конкретной сенсорной палитры, имевшей место в прототипной ситуации, сохраняется лишь субъективно выделенная схема взаимного соотношения ее элементов. Это позволяет наполнять схему очень разнообразным предметным и личностным содержанием. Правда, всегда остается небольшое количество сенсорных маркеров (субмодальностных характеристик в терминах НЛП), которые выполняют функцию формальных (уже лишенных содержания) структурных ее опор, позволяющих актуализировать конкретную схему. Благодаря этим маркерам в консультативной работе мы имеем возможность получить доступ к глубоко лежащей схеме, более того, в ряде случаев удается очень эффективно (а порой и эффектно) внести в схему такие формальные изменения, которые переводят ее из одного класса в другой, в котором она меняет свой статус и перестает оказывать дестабилизирующее или иное нежелательное воздействие на состояние и поведение клиента.

В силу указанных характеристик обеспечивается перенос схемы в самые разные жизненные условия. Следовательно, мы получаем описание механизма, лежащего в основе обнаруженных в психоанализе феноменов переноса, контрпереноса и (отчасти) проекции. Кроме того, этот же механизм лежит и в основе генерализации – распространения схемы на широкий класс ситуаций, что иногда и является оправданным, но чаще все же является неадекватным.

3.4.2. Актуальная работа установок

Исходя из указанного понимания, можно описать, как рождаются будущие проблемы взрослых людей. Раз обнаруженные или изобретенные стратегии (операции) имеют тенденцию использоваться затем человеком в течение всей последующей жизни. Без серьезных оснований они не изменяются. В типичных ситуациях (субъективно похожих на прототипные) установки срабатывают автоматически, запуская привычные поведенческие последовательности. Например, если типичной стала ситуация «Мама ругает за…», ребенок (а затем подросток) привычно использует уже отработанное «глухое» молчание, дожидаясь смены интонации (ловит момент, когда можно бы сказать «я устоял» или «переждал, перетерпел»), затем быстро извиняется, а потом старается побыстрее сменить тему на нейтральную. По мере того, как эта тактика дает приемлемое решение (а то, что где-то существует лучшее решение, ребенок чаще всего даже не подозревает), она становится его характерной чертой и сохраняется многие годы и десятилетия. И тогда в каждой ситуации, когда некто более высокий по статусу (начальник) или обладающий иным преимуществом (опытный коллега) делает замечания, уже повзрослевший, но использующий все тот же детский прием, человек сначала делает паузу (фактически игнорируя замечание), затем мельком объясняется (или оправдывается) и тут же сменяет тему разговора. То, что этот прием используется для всех ситуаций, которые воспринимаются как угроза самоуважению человека, становится препятствием для поиска более адекватных, более продуктивных средств решения данного типа задач или проблем. Именно это и есть ригидность (не гибкость) – слепое использование ограниченного арсенала средств решения человеком своих жизненных задач, неспособность к поиску новых средств.

Зная механизм формирования и функционирования прототипных схем, мы получаем в руки не только средство описания того, какие процессы обеспечивают преемственность опыта (пусть и не всегда удачного), того, как складываются непродуктивные формы поведения. Мы одновременно получаем возможность организации преобразующего воздействия, направленного на:

а) на критерии категоризации – даже незначительное их изменение способно прервать жесткую схему восприятия-оценки-реагирования, что может быть выполнено в разных подходах: как содержательном (когнитивно-рациональная терапия, психоанализ, гештальтерапия), так и формальном (НЛП);

б) на набор актуализируемых мотивов – даже небольшие изменения в их составе способны серьезно изменить отношение как в(к) прототипной, так и в(к) актуальной ситуации, что дает широкие возможности (совместно с клиентом) вносить изменения в самое ядро психотравмирующих переживаний, модифицируя лежащий в их основе смысловой профиль;

в) на поведенческий шаблон – можно поставить под вопрос адекватность не только описания и оценки ситуации, но и набор используемых поведенческих средств по ее преобразованию, что может быть сделано с помощью самых разных приемов: и бихевиоральных техник (конструирование, подкрепление), и нарративных (создание позитивной истории), и приемов НЛП (взмах, якорение и т.п.)

Пример. Женщина 40–45 лет обратилась с жалобой на то, что она порой бывает несдержанной по отношению к сыну, мужу, подчиненным. Это случается неожиданно, и когда ее «несет», то остановиться уже не получается… Очень детальный пошаговый анализ чувственной ткани и сопряжено актуализированных мотивов позволил обнаружить два запускающих нежелательное поведение стимула. Первый был «прописан» в зрительной модальности. Как правило, это был поворот головы партнера в то время (или момент), когда наша клиентка стремилась чего-то добиться от данного человека. Этот элемент в его поведении истолковывался ею как «отворачивается» (в терминах клиентки «уходит»). Второй стимул был аудиальным – внутренний голос ей говорил что-то, каждый раз начинающееся с «а вдруг…». Завершалась фраза негативным прогнозом: «…не послушается», «…сделает по-другому», «…ты останешься в глупом положении» и т.п.

Следовательно, некоторые из ситуаций распознаются клиенткой как негативные, поскольку в них она теряет возможность контролировать события, управлять ими. Как только некая ситуация распознается как «позорная утрата контроля над кем-то» (он/она «уходит» + ожидается неудача, провал), актуализируются мотивы, направленные на избегание неудачи. Анализ показал, что эти мотивы первоначально получили свою фиксацию в детских ситуациях, когда мать клиентки бранила, осуждала, обвиняла ее, пророчила неудачи, позор и т.д.

Изменения были внесены, во-первых, в то, к какой категории относится данный тип ситуаций. Были предложены иные визуализации: вместо «уходит» и/или «отворачивается», была поставлена перспектива «совершает цикл и возвращается» – движение по траектории, в конце которой партнер возвращается в исходное состояние. Во-вторых, в то, какого рода мотивы актуализировались: вместо фраз с началом «а вдруг…» были освоены другие, примерно звучащие «никуда не денется…», «все равно вернется…» и т.п.

Проверка эффективности проделанной работы показала, что клиентка получила возможность управлять своим поведением – приступы неуправляемой ярости в большинстве случаев вовсе исчезли, а в оставшихся случаях негативные эмоции перестали непосредственно выплескиваться в поведение. В результате она приобрела возможность управлять своим поведением и ситуацией в целом.

3.4.3. Определение характера

О характере, как о любом психическом явлении, можно говорить двояко: феноменологически, через описание внешних проявлений, и сущностно, через выяснение психических процессов, обеспечивающих (в роли механизмов) характер как явление. Феноменологическое определение позволяет получить первоначальное представление о психическом явлении, научиться узнавать его проявления, понять его место и роль в жизни человека. Сущностное определение точнее указывает на закономерности, порождающие изучаемое явление, а также планировать пути его преобразования. Поэтому для профессионального психолога понимание того, как «работает» характер в его недоступной прямому наблюдению части, открывает возможности для приобретения квалификации, которая должна отличать его от непрофессионала. Описательное же определение удобно использовать в работе с пользователями (читателями, заказчиками и клиентами).

Описательное определение можно найти в большинстве психологических учебников и словарей. Например, «характер (от греч. charaktēr – печать, чеканка) – совокупность устойчивых индивидуальных особенностей личности, складывающаяся и проявляющаяся в деятельности и общении, обусловливая типичные для нее способы поведения» (Психология. Словарь 1990). В определении использован критерий «совокупность», что настраивает на несколько механистическое сложение черт и склонностей, без их упорядочивания, что является очевидным упрощением. Центральные критерии в этом определении – «устойчивые индивидуальные особенности» и «типичные способы поведения» – выражают ясную и простую идею: каждый человек ведет себя по-своему, типичными для него способами. Идея слишком тривиальна, чтобы ею можно было пользоваться в профессиональной работе. Дополнение «складывается и проявляется в деятельности и общении» тоже весьма поверхностное, но все же подчеркивает не очевидную для обывателя мысль, что характер складывается прижизненно, а не наследуется, как многие полают.

Мы можем несколько усовершенствовать это определение: 1) добавим критерий «в стандартных ситуациях»; 2) заменим «совокупность» на «система», а «личность» на «человек» (см. 1.3.1.). Тогда получим: характер – это система устойчивых индивидуально-психологических особенностей человека, складывающаяся и проявляющаяся в деятельности и общении, определяющая типичные для него способы поведения в стандартных ситуациях. В теоретическом плане оно, во-первых, подчеркивает инерционную природу характера (типичное поведение в стандартных условиях). И, во-вторых, позволяет провести границу между личностью и характером: личность «работает» преимущественно в нестандартных ситуациях, требующих приложить душевные усилия, чтобы принять решение, тогда как характер (исходя из принципа экономии ресурсов) «обслуживает» решение ставших уже привычными задач.

Это определение открывает некие возможности и для практической работы. Так, та или иная черта характера важна (ценна или осуждаема) не сама по себе, а по отношению к условиям, в которых она имеет тенденцию проявляться. Для некоторых ситуаций и жадность, и вспыльчивость могут быть адекватны и полезны, а для других даже общительность и доброта будут иметь разрушительные последствия. Поэтому в консультативной работе с клиентом необходимо обсуждать, какими контекстами есть смысл обусловить те или иные черты характера. Лишь при соблюдении этого условия мы избежим грубых ошибок и повысим качество и продуктивность нашей совместной с клиентом работы.

Вместе с тем, и измененное определение оставляет открытыми (нерешенными) следующие вопросы:

1) в каком функциональном отношении находятся личность и характер?

2) каким образом складывается характер?

3) каковы факторы, влияющие на становление характера?

4) каковы возможности внесения изменений в характер?

Примером сущностного определения характера, с которым мы готовы солидаризироваться, является предложенное А.Г. Асмоловым: «При рассмотрении характера как инструментального проявления личности под характером понимается фиксированная форма выражения смыслового опыта, актуализирующаяся в присущем данной личности индивидуальном стиле действования, посредством которого достигаются те или иные ее мотивы» (Асмолов 2007, с. 383). В этом определении указано, что характер выступает в качестве инструмента (орудия, средства, исполнительного процесса), с помощью которого получившие приоритет (актуализированные) мотивы приобретают возможность быть реализованными. Автор избегает употребления термина «деятельность» (что было бы привычно в словосочетании «индивидуальный стиль деятельности»), заменяя его редким «действование». Следовательно, ему важно было соотнести характер с уровнем действий, а не с уровнем деятельности, вероятно, чтобы подчеркнуть, что характер (как таковой) свободен от мотивационного и смыслового содержания. Таким образом, мотивационно-смысловая сфера остается субстратом личности, а субстратом характера, как следует из дальнейшего текста в учебнике (Асмолов 2007, с. 384), являются фиксированные установки. Другими словами, характер – это система установочных явлений. Таким образом, если личность была определена как иерархия мотивов (см. 1.4.2.), то характер резонно определить как иерархию фиксированных установок.

Продолжая логику, использованную при создании определений личности (функциональное, структурное и динамическое, см. 1.4.), полученное определение можно признать структурным. Идея динамического определения характера уже заложена в определении А.Г. Асмолова. Несколько упростив приведенное определение, получим: характер – это фиксированная форма выражения смыслового опыта, актуализирующаяся в индивидуально специфическом стиле действования.

В качестве функционального определения можно было бы взять общее положение: характер – это инструментальная сторона личности. Вместе с тем, функциональное определение должно отражать роль, которую играет характер не только по отношению к личности, но в жизни человека в целом. Дело в том, что только в развитом виде характер и личность находятся в указанном соотношении, тогда как в доличностном возрасте, а также на начальных этапах становления личности характер способен занимать центральное место в выборе человеком линии поведения. (То же справедливо и в отношении животных и крайних проявлений патологии характера). Поэтому в качестве функционального определения мы предлагаем следующее: характер – это система стабилизации, сохранения и использования индивидуального опыта действования. Данное определение подчеркивает инерционную природу характера, назначение которого состоит в том, чтобы: а) сохранять то, что показало свою пригодность решать жизненные задачи; б) эффективно (т.е. минимально возможными затратами ресурсов) использовать индивидуальный опыт для решения стандартных (типичных) жизненных задач.

Для удобства обзора мы свели все определения в одну таблицу:

3.4.4. Формирование и функционирование характера

Теперь мы намерены показать, какого рода процессы обеспечивают срабатывание релевантных той или иной ситуации установок, по каким законам актуализируются именно те установки и фиксированные формы поведения, которые отражают приобретенный человеком ранее опыт решения типичных (типовых) для него задач. Отчасти мы описали эти процессы выше (см. 3.4.1.), правда, в аспекте возникновении фиксированных установок в онтогенезе. Для этого были введены понятия прототипной ситуации и прототипной схемы, описаны факторы, способствующие фиксации смыслового опыта в системе установок (напомним их, дополнив разъяснениями, помогающими лучше понять формирование характера):

1. Острота переживания ситуации (сила аффекта). Чем сильнее аффект, тем сильнее ситуация и ее содержание ассоциируется с актуализированными потребностями (мотивами) – устанавливаются первые смысловые связи (часто самые затем глубокие).

2. Субъективная (жизненная) значимость решаемых задач: «лишь при условии, что мотив имеет особую ценность для личности, актуализируемая им смысловая установка генерализуется применительно к различным ситуациям, превращается в характерологическую черту личности» (Асмолов 2007, с. 386). На доличностном этапе развития ребенка значимость и потребностные приоритеты во многом определяются структурой ситуации, решающую роль в которой играют отношения со взрослыми. Поэтому основы характера, формирующиеся в первые два-три года жизни, во многом содержат в себе смысловые акценты, выставленные окружающими людьми.

3. Регулярность повторения одних и тех же ситуаций (задач), превращение их в типовые. Постепенно складываются категориальные структуры сознания (психики), способные описывать прожитые ситуации, создаются эмпирические типологии жизненных ситуаций, настраиваются (калибруются) критерии их распознавания. На ранних этапах закладки характера категориальные структуры во многом закладываются на основе конструктов, которые чаще использовались в родительской семье ребенка или в ином его микросоциальном окружении.

4. Повторное использование тех же способов решения типичной задачи. Как общую закономерность, В.М. Аллахвердов (2000) описал действие «защитного пояса сознания», благодаря которому повышается вероятность повторного использования раз опробованных приемов. Кроме того, в той мере, в которой использованные средства решения некой задачи действительно дают необходимый эффект (пусть и не лучший, но все же приемлемый), по механизму положительного подкрепления они получают дополнительную поддержку со стороны мотивационных структур (как правило, минуя собственно личностные процессы). Кроме того, репертуар доступных ребенку способов решения задач во многом заимствуется у окружающих, поэтому в характер в первую очередь включаются паттерны взаимодействия, принятые в непосредственном окружении данного ребенка. Окружающие же затем еще и регулируют (поощряют или подавляют) используемые ребенком модели поведения.

5. Отношение человека к произошедшему событию и своим действиям. Согласно принятому определению отношения (см. 3.1.1.), речь идет об актуализации набора мотивов, который порождает уникальную для данной ситуации и данного человека мозаику смыслов. В ней остаются запечатленными установленные субъектом связи между:

а) особенностями прожитой ситуации,

б) релевантными ей элементами мотивационно-потребностной сферы человека, обладающими реальной на тот момент побудительной силой и

в) действиями самого человека, которые позволили добиться того или иного эффекта.

В результате создается нечто вроде сложной матрицы соответствия между ситуацией, актуализированными мотивами и предпринятыми человеком действиями.

6. Отношение человека к своему отношению (занятая позиция). Благодаря такому мета-отношению личностные структуры получают доступ к структурам характера, становятся способными обеспечить над ними контроль. Мета-отношение – это средство, благодаря которому сложившийся в доличностном возрасте характер затем может быть преобразован в инструментальное оснащение личности.

Напомним, что вычленить данные процессы удалось во многом благодаря идеям К. Хорни, высказанным в работе «Наши внутренние конфликты». Там они выступали в качестве механизма фиксации психической травмы. Они же дают представление (пусть и с небольшой доработкой в описании) о том, как происходят любые фиксации (как в норме, так и при деформациях). Но поскольку психика не терпит расточительности (особенно в норме), эти же процессы представляют собой и механизм порождения характера. Таковыми они становятся при возникновении сверх-устойчивых фиксаций и транс-ситуативных генерализаций. Если какой-то поведенческий рисунок оказался в силу действия указанных факторов в особенном приоритете, и он стал использоваться в большинстве жизненных ситуаций, мы можем назвать его чертой характера: вспыльчивостью, замкнутостью, агрессивностью, ласковостью и т.п. Т.е. это результат избыточно частого (не всегда адекватного) использования одного (типичного для данного человека) вида поведения – средства решения жизненных задач. (Потому он и charaktēr, что в древнегреческом означало не только печать и чеканку, но еще и царапину, вмятину, отметину. Первым это обстоятельство отметил Теофраст (Феофраст), который впервые употребил слово «характеры» в названии своей работы. Больше это слово ни разу в его тексте не встречалось, но все 30 описанных им характеров были негативными с точки зрения окружающих: жадный, властолюбивый, заискивающий и т.п.)

Чтобы сформулировать динамическое определение характера, нам надо еще дать описание актуалгенеза применительно к характеру, так же, как это было сделано для личности (см. 1.4.1. и 1.4.3.). «Работа» характера может быть понята и распределена по фазам следующим образом.

1. Семантическое кодирование ситуации. В каждой жизненной (чаще социальной) ситуации, в которой оказывается человек, в автоматическом режиме срабатывает механизм категоризации – запускается процесс оценки ситуации с точки зрения потребностей человека: опасна ли, полезна ли, что может дать, какие трудности ожидаются, какие ресурсы потребуются и т.п. Для этого осуществляется поиск в рамках той категориальной системы, которая описывает всевозможные (в образе мира данного человека) типы ситуаций.

Применительно к разным сферам жизни такие категориальные системы описывают их с большей или меньшей точностью. В психосемантических исследованиях (Петренко, Шмелев, Келли и др.) было показано, что категориальные системы разных людей порой очень сильно различаются, поскольку содержат в себе описание опыта действования в значимых для человека ситуациях в течение всей его жизни. Свернут этот опыт, как уже было показано выше (см. 3.4.1.), в прототипные схемы, которые, собственно, и являются средством создания и организации категорий – типов ситуаций (потому они и названы прото-типными, т.е. «образующими тип»).

Проверка ситуации на соответствие прототипу, которая в большинстве случаев занимает меньше секунды, позволяет человеку распознать тип ситуации, определить ее семантический (смысловой) код. Этот код содержит в себе, во-первых, упрощенное схематическое, т.е. освобожденное от несущественного сенсорного содержания, описание ситуации (например, «опять мама ругается» или «соберись, дружище, надо поработать!»). Во-вторых, набор релевантных мотивов, которые, собственно, и определяют смысл ситуации и ложатся в основу отношения к ней. И, в-третьих, репертуар возможных действий – как правило, тех, которые уже показали ранее свою пригодность. (Напомним, они далеко не всегда давали лучшее решение, а лишь субъективно приемлемое).

Полученный ситуацией семантический (смысловой) код тут же вызывает соответствующее ему эмоциональное состояние. А точнее, актуально переживаемые эмоции это и есть презентация субъекту смысловой значимости данного события (ее семантического кода). Как правило, это те же эмоции, которые характеризовали и прототипную ситуацию, и те, что входят с ней в одну категорию, т.е. составляют общий с ней тип ситуаций.

2. Поправка на реальность. Как только ситуация определилась (получила семантический код), человек производит ее «привязку к местности», как сказали бы архитекторы[13]. Как и при строительстве дома, определение типа ситуации недостаточно для того, чтобы начать действовать в ней. Теперь в права вступает принцип реальности. Благодаря этой фазе человек обеспечивает возможность гибко настроиться на ситуацию. Если это ситуация «опять мама ругается», то резонно выслушать ее слова (или не слушать, если на то нет внутреннего предписания), найти аргументы (если схема требует вступить в полемику) или наметить пути ухода (если схема предписывает избегать столкновений) и т.п.

Кроме того, набор актуальных мотивов также вносит свои коррективы. Например, для ситуации «соберись, дружище, надо поработать!» может оказаться необходимым побеспокоиться о том, чтобы отложить другие дела, договориться о переносе сроков выполнения, отложиться встречи и т.п. За каждым решением стоит свои обязательства, свои намерения, т.е. мотивы, поэтому в данную ситуацию человек включается с поправкой на них.

Если характер у человека слишком «харáктерный» (т.е. представляет собой существенную «вмятину»), то на этой фазе подстройка под реальность будет выполняться хуже, человек ведет себя так, как будто продолжает жить в прототипной ситуации, навязывая реальности свойства той давно прошедшей. Так, обидчивый человек (черта характера – обидчивость) будет склонен обижаться везде, где для этого есть хотя бы малейший повод, а при большей выраженности этой черты и там, где этот повод только угадывается (домысливается согласно требованию прототипной схемы).

В результате внесенных поправок ситуация приобретает обновленный семантический код, который используется затем на следующей фазе развертывания поведения. Наверное, излишне говорить, поскольку читатель это и сам понимает, что первые две фазы циклично сменяют друг друга (с циклом в несколько секунд или даже в доли секунды), обеспечивая одновременно и извлечение опыта, и учет требований актуальной ситуации (реальности).

3. Операционально-техническая подготовка поведения. Семантический код, который получила наличная ситуация (в той или иной степени подогнанный под ее реальные особенности), одновременно используется для извлечения из матрицы соответствия заложенных в нее способах поведения, показавших свою полезность для данного типа ситуаций. Набор стратегий, зарезервированных для каждого типа ситуаций, может быть как очень маленьким (тогда мы имеем менее гибкий характер), так и большим. Стратегии, релевантные идентифицированной ситуации, актуализируются в автоматическом режиме, включая все необходимое для них ресурсное обеспечение.

Так, если готовится возмущенный крик (на фоне уже испытываемых эмоций), то всплывают привычные для этого фразы, занимается необходимый разворот корпуса, складывается выражение лица, строится дыхание, организуется энергетическое обеспечение (гормональный выброс) и многое другое, что было освоено когда-то в прототипной ситуации, а затем отработано во многих подобных. Набор задействованных ресурсов, как правило, индивидуален для данного человека, и все они имеют тенденцию (в силу фиксации и инерции) актуализироваться автоматически, не только без контроля со стороны сознания, но чаще всего совершенно вопреки ему. Внешне они проявляются в моторике и вегетативных реакциях, а также находят свое отражение в физиологических процессах. На этой зависимости построены получившие широкую известность приемы диагностики состояний и намерений человека по его внешним проявлениям.

4. Поведенческая реализация. Что касается внешнего поведения, то оно в гораздо большей степени подчинено сознательному контролю, поэтому в норме из актуализированного арсенала средств человек отбирает и реализует в поведении лишь то, что сообразуется с условиями текущей ситуации. При этом в поведение вносятся необходимые изменения и уточнения, необходимость которых обуславливают не столько особенности ситуации, сколько занятая человеком позиция – отношение к ситуации, за которым стоит все богатство (или убожество) его как личности. Если человеку приходится вносить значительные изменения, то значительная часть подготовленных стратегий подавляется, чтобы не допустить их воплощения в поведении. Так «складывается ситуация противоборства между личностью и характером» (Асмолов 2007, с. 386). Из этого обстоятельства можно вывести несколько важных для нас моментов:

· в поведении человека всегда можно обнаружить проявления активности системы смысловых установок человека, содержащей смыслы, накопленные им в течение своей жизни;

· характер и личность хоть и тесно связаны между собой, но все же не тождественны друг другу;

· в жизни человека имеется период, когда перед ним встает необходимость овладеть своим характером, подчинить его себе.

Понимая процессы, составляющие онтогенез и актуалгенез характера, мы получаем возможность, с одной стороны, осмысленно ставить задачу анализа (диагностики) и формирования характера у детей. А с другой стороны, более адресно и экологично строить на этой основе приемы преобразующего воздействия, нацеленные на помощь нашим клиентам и заказчикам в их стремлении внести изменения в свой характер.

3.5. Структурно-динамическая организация личности

Нам необходимо еще показать, как заявленные положения могут быть раскрыты на понятиях, заимствованных из разных теоретических контекстов. Это позволит нам показать принципиальную возможность обсуждать их на теоретическом языке, согласованном с основными положениями культурно-исторической психологии.

3.5.1. Комплекс

Согласно К. Юнгу, предложившему этот термин, комплекс есть совокупность представлений, объединенных одним аффектом. Комплекс раскрывается внешнему исследователю (например, консультанту), как правило, через описание ситуаций, о которых вспоминает клиент. Чаще всего сначала вспоминаются более поздние ситуации, те, что имели место в жизни клиента сравнительно недавно. По мере естественного углубления разговора, открываются все более ранние ситуации, в которых клиенту случилось пережить подобные чувства и/или испытать похожие между собой трудности. В большинстве случаев можно восстановить самую раннюю (часто первую из психотравмирующих) ситуацию, относящуюся к глубокому детству.

Пользуясь современными терминами, ядро комплекса (его «аффект») составляет набор мотивов, относящихся к одной субъективной категории. Признаком объединения (выделения) их в одну категорию выступает сходство результатов оценки субъективной значимости событий. Следовательно, в основе комплекса лежит общая для всех ситуаций, в которых проявились вошедшие в комплекс мотивы, эмоциональная реакция. Она то и придает комплексу основную смысловую окраску, например, чувство собственной неполноценности, торжества над поверженным противником, опасения за свою безопасность, переживание глубокой тоски по близким отношениям и т.п.

Предметная отнесенность комплекса (круг жизненных событий и обстоятельств, с которым связаны составляющие ядро комплекса мотивы) задается через описание ситуаций из жизни данного человека («представления» в терминах К.Г. Юнга и З. Фрейда), в которых был актуализирован этот же набор мотивов. По своей смысловой структуре все ситуации, составляющие комплекс, схожи с прототипной ситуацией, на основе которой когда-то и возник данный комплекс. Для каждой принявшей участие в образовании комплекса ситуации человек способен дать ее событийное описание – что происходило, и в какой последовательности, кто именно и что именно делал и т.п. Хочется подчеркнуть, что значимые для данного человека ситуации (отраженные в содержании комплекса) представлены не столько в виде их внешнего описания, сколько в виде чувственного своего участия (погружения) в них и переживания характерных для этих ситуаций чувств.

Выше уже обсуждалась идея (см. 3.2.), что изучаемая нами реальность (личность) производна от межличностных (межсубъектных) отношений. Указание на эту особенность находим также в том, что ситуации, о которых рассказывают клиенты, выстроены по обычной схеме рассказа, в котором есть действующие лица, между ними разворачивается некоторое взаимодействие. Отсюда следует, что в комплексе находят свое отражение устремления (мотивы) не только самого человека, но и его партнеров – родителей, других взрослых, друзей и т.д. И уже в присвоенном виде (как результат идентификации) получают статус собственных устремлений данного человека. Поскольку же комплексов всегда много, то и «…психика отнюдь не единство, а противоречивая множественность комплексов» (Юнг 1994, с. 269).

Вместе с тем, лишь один какой-то комплекс получает статус условно главного – того, который в наибольшей степени идентифицируется с лицом и именем. Такому комплексу К.Г. Юнг дал название «persona», или «маска». Подобно тому как мотивы «соревнуются» между собой за право определять поведение человека (или животного), так и объединения мотивов в виде комплексов стремятся занять место главного лица – стать выдающейся (суб)личностью (той, что выдается вперед, притягивает к себе основное социальное внимание). В той мере, в которой комплексу удается пробиться на арену (на «театральные подмостки» жизни), он по заведенной сознанием логике истолковывается человеком как собственное желание, как своя воля, как своя позиция. Происходит это даже в случае, если таких голосов несколько. Из наличия указанных закономерностей – стремления комплексов завладеть персоной и тенденции человека принимать наиболее выделяющийся голос за собственный – проистекает немалое количество личностных деформаций и сбоев. Среди них такие как эгоцентризм, деперсонализация, кризис самоидентичности и т.п.

В указанных закономерностях мы обнаруживаем и истоки дилеммы «быть или казаться», обсуждавшейся Э. Фроммом. Действительно, в той части, которая касается лица и имени, по своему происхождению личность очень близка понятиям «маска» и «личина». Об этом, в частности, говорит этимологическая реконструкция как английского слова «person», так и русского слова «личность» (см. 1.2.). В той же части, которая касается побуждений, их борьбы, объединения и т.п., по своей сущности личность близка понятиям «индивидуальность» и «душа». Эта двойственность как раз и порождает дилемму «быть или казаться». Если человек склонен ставить смысловое ударение на самореализации, утверждении своей индивидуальности, то он склоняется к полюсу «быть», порой, правда, ценой избыточного обособления от общества. Если же человек больше склонен беспокоиться о том, как к нему отнесутся окружающие его люди, то он склоняется к полюсу «казаться», часто ценой отказа от себя, или сомнений в своей идентичности.

3.5.2. Отношение

Как уже указывалось выше (см. 3.1.), отношение возникает как результат группировки мотивов вокруг некоего предмета жизненной активности человека: «Психологические отношения человека …представляют целостную систему индивидуальных, избирательных, сознательных связей личности с различными сторонам и объективной действительности» (Мясищев 1995, с. 16). Ключевое слово здесь – связи, на что специально обращал внимание В.Н. Мясищев. Личность можно представить как систему отношений человека в том понимании, что она всегда оказывается связанной с жизненной практикой человека, в которой все, с чем он имеет дело, окрашивается его субъективностью. Отношения «содержательно характеризуют деятельность человека, проявляются не какой-либо одной функциональной стороной психики, а выражают всю личность в ее связи и с той или иной стороной деятельности» (Мясищев 1995, с. 350).

В еще большей степени личность выражает себя через отношение, если отношение есть результат ответственного взвешенного решения (полноценного поступка) и отражает жизненную или гражданскую позицию данного человека. Например, бережное отношение к своей зеленой лужайке у дома выражает характерную для человека склонность следить за порядком. Но о человеке как о личности мы в большей степени узнаем по его ласковому отношению к детям. Личностное начало выражает себя с еще большей силой, если обстоятельства жизни данного человека далеко не способствовали формированию у него ни бережности, ни любви к детям. Поскольку это означает, что такую позицию человек сформировал у себя фактически вопреки обстоятельствам.

Так вот, именно отношения, а не комплексы, представляют собой тот «инструмент», с помощью которого человек способен формировать себя самостоятельно. Во многом автоматически сложившиеся комплексы (субличности), обладая собственной активностью, неизбежно проявляют себя в тех или иных действиях, поступках, взаимоотношениях человека. И уже к этим проявлениям человек способен отнестись – занять некую позицию: это мне в себе нравится, а это нет, здесь я поступил правильно, а здесь допустил промах. Интегрированное сочетание частных отношений к себе составляет целостное отношение к себе, обозначаемое в литературе как самоотношение: вот такой я есть. На основе этого самоотношения складывается самооценка человека.

Отдельно взятый комплекс (субличность) не обладает способностью отнестись к себе, а может лишь выразить себя, проявить, презентовать. Здесь обнаруживается жизненная некомпетентность комплексов (субличностей), что хорошо согласуется с описанием классиков психоанализа слепой силы Оно (З. Фрейд) и магической силы архетипов (К. Юнг). А вот личность в целом (сообщество субличностей), опираясь (или оглядываясь) на мнение окружающих людей, способна выработать отношение к себе. Совершая поступки, человек воплощает свои отношения (предпочтения) в факты своей жизни – в прожитые события. Эти события, в свою очередь, опосредованно отражение в системе комплексов, уже как образы пережитых ситуаций и чувственные переживания своего участия в них. Таким способом человек постепенно вносит изменения и в свои глубоко личностные процессы, находящиеся за гранью осознания. Следовательно, отношение действительно выступает средством самостроительства, самосозидания, самоактуализации. Поэтому мы и определили выше самоактуализацию как направленную человеком на самого себя деятельность, превращающую свои сущностные качеств в общественно полезный результат, признаваемый множеством других людей.

В народных представлениях данная зависимость нашла свое отражение в пословице: «Посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку – пожнешь характер, посеешь характер – пожнешь судьбу». В принятых нами терминах это означает, что совершив выбор (поступок), человек закладывает тенденцию к тому, чтобы и впредь поступать подобным образом (смысловая установка). А приняв эту тенденцию за правило (выработав отношение, заняв позицию), человек принимает первоначальный выбор за правило, согласно которому выбор (или «как бы выбор») совершается уже автоматически, чисто инструментально (это уже характер). Согласившись же со своим характером, человек фактически определяет свой жизненный путь. Следовательно, через поступок и отношение человек способен определять свою судьбу.

Возвращаясь к дилемме «быть или казаться», можно так в обобщенном виде сформулировать требования к ее возможному взвешенному решению: быть таким, каким хотелось бы выглядеть перед другими. Для решения этой задачи у человека есть все возможности, поскольку личность представляет собой такую структуру сознания (психики человека), которая обеспечивает социальную презентацию результатов своего мотивационного выбора. Т.е. благодаря личности человек способен предъявить окружающим не только свое лицо, но и свою сущность.

3.5.3. Множественность личности

В силу того, что личность есть результат интериоризации межличностных взаимоотношений, внутренний мир человека также оказывается многосубъектным. Комплексы (как аффективно заряженные объединения мотивов) структурируют и организуют процессы внутриличностного напряжения, борьбы субличностей за то или иное решение. Комплексы могут быть рассмотрены в качестве относительно самостоятельных субъектов, поскольку они обладают основными признаками субъекта: являются источниками и одновременно носителями активности. Между собой они находятся в отношениях соподчинения, составляя иерархию, во многом напоминающую социальную. Как и в социальных сообществах, комплексы они организуются в блоки и объединения, одни выталкивают других.

Сценарии взаимодействия между комплексами были описаны в психоанализе под названием психологических защит: «подавление», «вытеснение», «изоляция», «проекция» – в самих названиях узнаются признаки межсубъектной борьбы. В качестве внутриличностных субъектов можно указать фрейдовы «Оно», «Я» и «Сверх-Я», которые находятся между собой в отношениях, похожих на противоборство и посредничество. Еще шире перечень внутриличностных «деятелей» у К.Г. Юнга: Эго, Альтер-Эго, Анима, Анимус, Персона, Самость, Тень и другие – уже безымянные – комплексы. Все они обладают заметной самостоятельной побудительной силой. К.Г. Юнг говорит, что «комплекс с присущей ему энергией имеет тенденцию образовывать как бы отдельную маленькую личность. У него есть некое исходное тело и определенное количество собственной физиологии. …Подобные свойства просто вынуждают нас говорить о наличии определенной силы воли комплекса» (Юнг, с. 47).

Оригинальный понятийный язык Э. Берна тоже порожден идеей мультипликативной природы личности, структурными элементами которой являются Родитель, Взрослый и Дитя. Каждый элемент затем также может быть разделен по тому же принципу (Берн 1992, с. 161-169). Побудительная функция берновских структурных элементов также не подвергается сомнению. То же относится к «собакам» Ф. Перлза и к паттернам В. Сатир. Хорошо известная техника шестишагового рефрейминга начинается с вопроса к некой субличности, отвечающей за проблемный симптом, о ее желании вступить с контакт с Эго. Не менее известная технология психосинтетической интеграции также рассматривает субличности как субъекты со своими интересами и устремлениями.

Приведенный печень далеко не полон, но и он дает представление о том, насколько широко распространена идея, что личностные подструктуры обладают свойствами субъектов.

Посмотрим теперь, каков может быть обобщенный взгляд на динамику внутриличностного взаимодействия и ее связь с поведением человека.

Попадая в некую ситуацию, человек в автоматическом режиме классифицирует ее, относя к одному из известных ему типов: «надо выглядеть хорошо», «сейчас похвалят», «она еще будет меня учить», «как неохота здесь сидеть», «неужели все это для меня?», «люди всегда ко мне несправедливы» и многие другие. Субъективно выделяемые людьми типы ситуаций очень не похожи на логически завершенные концепции. Обыденное сознание характеризуется высокой терпимостью к противоречиям, строится по логике взаимодействия, а не отвлеченного описания.

Как только определился тип ситуации, актуализируется релевантная ей прототипическая схема, в основе которой в качестве типичного образца лежит прототипная ситуация (событие) из жизни данного человека. Но прототипная схема всегда содержит в себе определенное количество действующих лиц, поэтому актуализированная схема «требует» заполнить эти функциональные места («вакансии») подходящими для этого действующими лицами из внутреннего мира. Такое заполнение позволяет подстроиться под текущую ситуацию, предсказать возможное поведение партнеров, подготовить свои возможные действия. На каждое вакантное место всегда находится несколько близких по требуемым характеристикам комплексов. Между ними разворачивается конкуренция за право занять функциональное место. Разумеется, комплексы (объединения мотивов), обладающие наибольшей силой, имеют наибольшую вероятность оказаться на вакантном месте.

Сила комплекса производна от двух факторов. Первый – результат сложения побуждений входящих в комплекс мотивов. Если их вектора направленности близки, то сумма даст сильный побудительный импульс, а если мотивы разнонаправлены, то сумма может дать более слабое (внутренне противоречивое) побуждение. Второй фактор – это сила аффекта (эмоционального переживания). Она будет тем сильнее, чем сильнее был эмоциональный всплеск в прототипной ситуации и чем сильнее была его фиксация. Таким образом, в силе комплекса заложена возможность поднастройки как на предметные характеристики ситуации (через предметную отнесенность мотивов), так и на аффективную ценность для человека.

Кроме того, особенности ситуации выступают дополнительным фактором, способным усилить те или иные мотивационные компоненты комплексов. Мы видим, что в каждой жизненной ситуации срабатывают сложные процессы, обеспечивающие оптимальное сочетание адаптации к ее особенностям и решения индивидуальных задач. Обеспечивающие личностные процессы в основных своих чертах подобны межсубъектному взаимодействию. Внутриличностными субъектами выступают структурные единицы, которыми являются комплексы. По той роли, которую они играют во внутриличностном взаимодействии, их удобно называть субличностями.

3.5.4. Внутриличностная динамика и межличностное взаимодействие

Пришло время показать, каким образом продолжает поддерживаться связь межличностных отношений с внутриличностными. Эта связь, как уже обсуждалось, генетическая, т.е. личность возникает как результат интериоризации межличностных связей – как в антропогенезе, так и в онтогенезе. А вот переходы между ними составляют суть процессов микрогенеза – как общения, так и личностной динамики. Эти два плана деятельности – внешний межличностный и внутренний личностный – взаимно переходят другу в друга, работают синхронно и согласованно, так что можно считать, что каждый из них является проекцией другого. Посмотрим, как они вторят друг другу.

После того как в некоторой наличной ситуации (в которой в данный момент находится данный человек), актуализируется релевантная ей прототипическая схема и подбирается необходимый состав субличностей (см. п. 3.5.3.), автоматически встает задача распределить участников ситуации по тем же «вакансиям», которые актуализировались на внутренней сцене – поручить им соответствующие роли. Наличную ситуацию человек непроизвольно начинает разворачивать так, чтобы привести ее в соответствие с актуализированной прототипической схемой.

Условный пример 1. Допустим, что у меня внутри продолжает жить (в виде субличности) отец, который постоянно меня ругал за то, что у меня руки растут не из того места. Поскольку этот внутренний диалог (он ругает, а я мысленно огрызаюсь) сложился уже давно, то за что бы я не взялся, я всегда фоном слышу, что я все сломаю или сделаю не так. Скажем, хочу с девчонкой познакомиться, но в это время где-то глубоко в душе звучит: «все равно у тебя не получится». По механизму проекции эти сомнения в своей компетентности переносятся на ближайшего значимого человека, которым в этой ситуации именно девчонка и является. Теперь уже она в моей схеме играет роль того, кто способен унизить меня. Понятно, что мучимый глубоко спрятанными сомнениями, я испытываю какую-то неловкость, долго собираюсь предложить ей прогуляться, а потом не могу выговорить самые простые слова и т.п. Девчонка же в это время может подумать: «Да какой-то он не такой, да ну его…». Короче, даже если не вслух, она сделала именно то, что в моем сценарии было ей уготовано: обвинить меня в неполноценности. И как только мне становится понятно, что моя попытка наладить столь желанные отношения провалилась (или мне показалось, что провалилась), резонно подвести итог: «Вот так вот всегда у меня и случается». Т.е., за что боролись…

На этом условном примере хорошо виден микрогенез личностной работы. Наличная ситуации (встреча с девушкой) была мной бессознательно истолкована как очередная ситуация испытания моей компетентности вообще. Это актуализировало прототипическую схему противоборства с главным моим оценщиком – отцом, в рамках схемы же автоматически оживал внутриличностный диалог, в котором я подвергал себя тем же атакам, что и отец когда-то. Избежать его невозможно, пока эта схема работает автоматически, без контроля со стороны сознания. Возникающее внутреннее напряжение создает напряжение и между участниками ситуации – мной и девушкой. Когда же это напряжение сработало на разрыв, оставалось лишь констатировать: «Как всегда…».

Условный пример 2. «Мой отец всегда пинал меня, хотя на самом деле добрый мужик был, просто он считал, что мальчика надо держать в ежовых рукавицах, чтобы мужиком вырос. Вот сестру, ту всегда ласкал, а мне ну хотя бы одно ласковое слово сказал. У отца была жесткая установка: парень должен расти в уксусе, иначе вырастет бабой. Во мне это же самое сидит. Я заметил, что встречаясь с другими, стараюсь тем или иным способом продемонстрировать свою маскулинность».

Но то, что парень рассказывает, касается лишь осознаваемой части его личности, естественно, несколько приукрашенной. Похоже, отец переусердствовал в стремлении вырастить «настоящего мужика». Поскольку мальчик в отношениях с отцом всегда был жертвой, то в нем сформировался устойчивый конструкт «жертва – преследователь», задающий структуру отношений между людьми. Поскольку других столь же сильных конструктов, определяющих межличностные отношения, у него нет, он при каждой встрече с другим человеком неосознаваемо тестирует его, выясняя, сильнее его этот человек или слабее. От результата оценки зависит, какую позицию, преследователя или жертвы, он займет по отношению к этому человеку. Архетипическая структура живет в нем и не меняется. И хоть он и был всегда забитым ребенком, но теперь, как только обнаруживает какую-то слабость в другом человеке, у него запускается стандартная архетипическая схема, позиции в которой заполняются так, что он оказывается преследователем. Он 18 лет накапливал возмущение, находясь в состоянии жертвы (внутриличностная динамика), напряжение росло, и рано или поздно выплескивается во внешнюю агрессию (межличностная динамика).

Какая картина сложилась в образе мира, такую картину человек стремится воспроизвести и вокруг себя. А если обнаруживается большое рассогласование между внешней ситуацией и внутренней картиной, то человек чувствует себя неуверенно, «не в своей тарелке». Тогда он стремится найти другую ситуацию, в которой степень согласованности будет удовлетворительным. Например, если кто-то привык был лидером, а в некой ситуации оказался среди более сильных лидеров, то он уйдет из этой ситуации и будет искать такую, где он получит возможность быть лидером: воспользуется ситуацией или же переделает все под себя. Интересно в этом отношении было наблюдать за учебой студенческих активистов, которых собрали в одном месте, например, в молодежном лагере. Такого количества лидеров ни один коллектив не выдержит, просто некому будет идти за лидерами. Поэтому в первый же день активисты «меряются лидерской силой», имплицитно ранжируя друг друга. Те, кто не попал в лидеры, сталкиваются с непривычным для себя положением. Если они достаточно гибки, то могут воспользоваться иными схемами, например, «немного отдохну», «надо все разведать тихонько, а дома этим воспользуюсь» и т.п. Если же гибкости недостает, они теряют интерес к мероприятию, и начинают выпадать из общей работы. Если вы поедете работать в лагерь работать в качестве вожатого или психолога, вы сможете наблюдать такого рода процессы, на детях и подростках их отслеживать даже проще. А если вы будете достаточно наблюдательны, то даже у взрослых людей будете видеть эти процессы через толщу социальных наслоений, привычек и защит.

3.6. Кризисы личностного развития

Согласно представлениям, сложившимся в отечественной психологии (Выготский 2000, Божович 1968, Моргун, Ткачева 1981, Поливанова 2000, Солдатова 2005 и др.), кризисы развития неизбежны на определенных этапах развития человека. Такие кризисы называют нормативными: «Кризисный период – это неизбежный переход, период, связанный с изменением социальной ситуации развития, с разрушением старой системы отношений, открытием, а затем освоением и принятием новой, т.е. переход от одной возрастной стадии, – к следующей» (Солдатова 2007, с. 73). Закономерны не только сами кризисы, но и логика их протекания.

3.6.1. Предкритическая фаза

Состоит предкритическая фаза в том, что человеку открывается неполнота той жизни, в которой он живет. Такое открытие происходит потому, что человек обнаруживает для себя новые перспективы. Правда, очень часто это не осознанное открытие, а лишь предчувствие того, что «все может быть по другому». Запускающим фактором кризиса выступает несовпадение двух субъективных миров – старого, в котором он живет, и нового, в котором мог бы жить. Откуда же такое несовпадение? Возможные источники представлений о возможном новом состоят в следующем.

1. Есть значительный класс побуждений, по большей части биологических по своей сути, которые готовят человека к тем или иным изменениям. К таким относятся процессы физического роста, обретение, прибавление, снижение или же утрата физической силы, множество разнообразных признаков полового созревания или увядания, естественные изменения внешности (повышение привлекательности, похудение или наоборот, поседение волос и т.п.). Все эти биологические изменения получают свое осмысление со стороны окружающих и самого человека, с которым происходят эти изменения. Понятое значение этих изменений готовит человека к тому, что зреют или становятся необходимыми какие-то изменения и в его жизни.

2. Для каждого возраста общество выработало свои эталоны того, что должно происходить с человеком. По мере того как человек (ребенок, подросток, юноша или девушка, взрослый мужчина, зрелая женщина, пожилой человек или старик) вступает в соответствующий возраст, окружающие люди начинают напоминать ему о том, что следует делать, а чего не стоит или недопустимо. Выглядит это как вплетенные в повседневное общение прямые указания («ты уже большой», «в твоем возрасте детей уже поздно рожать») ожидания нормативного поведения, за которым следует удивление или осуждение, если встретили несоответствие («взрослый, а дурачишься как ребенок», «не ожидала я от тебя такой юношеской прыти»). Поощрения, правда, чаще всего не даются явно, поскольку норма воспринимается как нормальное явление, но они все же есть, хотя бы в виде молчаливого одобрения. Игнорировать эти послания в любом возрасте непросто, а для маленьких детей практически невозможно – слишком слабы они еще личностно, чтобы вести даже относительно самостоятельную линию.

3. У каждого человека, получившего опыт приобщения к сообществу людей, и прошедшего минимальную «программу» социализации, имеются собственные представления о том, каким ему следует быть в том или ином возрасте. Содержание представлений во многом заимствуется из представлений окружающих, из сказок, устных рассказов о событиях и людях, а также из художественной литературы. Но сами эти представления противоречивы, частично не совпадают, поскольку общим для них является лишь некий обобщенный стереотип, тогда как реальные его воплощения порой сильно могут различаться по внешнему рисунку поведения. Поэтому у каждого человека есть возможность самому уточнить свои представления, доопределиться с тем, каким он хотел бы быть.

Этот «предварительный набросок себя», пусть во многом и схематичный, окрашивается позитивным самоотношением – и приобретает статус «Идеального Я». Такое Я – это один из комплексов, содержание представлений которого создается в играх, и спонтанных идентификациях с героями сказок и рассказов, а аффективное ядро образуется из сладкого переживания «хочу быть таким». Идеальное Я представляет собой и одну из субличностей, от имени которой и под ее же влиянием человек проектирует свою жизнь. Время, когда Я-реальному человека удается стать на место Я-идеального и пожить в этом образе, называется мечтами или грезами (в зависимости от степени уверенности в осуществимости придуманных событий).

Когда специалисты по нормативным кризисам развития говорят о противоречии между реальной и идеальной формами, которое характеризует предкритическую фазу, то это можно понимать также как противоречие между разными образами Я (реальным и идеальным). Л.С. Выготский называл эту фазу фазой влечения. Но чтобы она таковой стала, соотношение между Я-реальным и Я-идеальным должно быть оптимальным. Высокое сходство между этими двумя Я или слишком большой разрыв между ними порождает личностные проблемы и фактически перестает мотивировать на развитие.

Во время предкритической фазы человек выходит во временнýю перспективу, открывает новую для себя форму развития и идеализирует ее. Идеализация новой формы развития состоит в том, что она существует пока только в представлениях человека, основанных на идеальных и обобщенных представлениях о возрасте, существующих в культуре. Руководствуясь новой идеей, он начинает действовать в еще старой жизненной ситуации, пытаясь применить логику уже новой, идеальной. Разумеется, такое несовпадение (противоречие) порождает жизненные трудности, обостряет переживание несоответствия между собой прежним (реальным) и желаемым (идеальным) – «что-то не так со мною». Увлекаясь идеализацией еще не наступившего будущего, ребенок низко оценивает свое настоящее, а взрослый человек, кроме того, начинает хуже относиться и к своему прошлому. Пренебрегать прошлым и дискредитировать настоящее – характерные особенности предкризисной фазы. Общее недовольство переживается часто как жизненная неудача, как разлад с самим собой.

М.А. (м.33 г.) на консультации у психолога: « В последние полгода я чувствую себя пустым. Не опустошенным, а просто пустым. Нет, конечно, что-то есть, есть достижения, есть успехи. Но я не понимаю что они для меня… Для чего я живу? Я отец – у меня двое детей. Я с ними в очень хороших отношениях. Я вижу, как они растут, стараюсь, чтобы они не повторяли моих ошибок. Много времени провожу с ними – общаюсь со старшим (ему 13л.), играю с маленьким (ему 5л.). Семья, в общем, состоялась. На работе меня ценят, я и сам знаю, что я значу там. Я знаю: где я – как все, а где без меня просто не будет таких результатов. Но я все время думаю, что не реализовался полностью. У меня очень хорошее образование – я закончил престижный вуз, один из лучших в стране. На встрече с сокурсниками узнал, что очень многие в первых эшелонах бизнеса и политики сейчас. Мне как будто не хватает чего-то для целостности, надо что-то заполнить, что-то понять…» (Солдатова 2007, с. 86).

В приведенном примере хорошо видно, что переживание неудовлетворенности клиента недифференцировано (см. первые пять предложений). Свою социальную ситуацию развития (уже сложившуюся) он оценивает позитивно, что видно из описания себя в семье и на работе. Легко заметить также и новую социальную модель, в связи с которой готовится кризис: «…хорошее образование, престижный вуз, …узнал, что многие сокурсники в первых эшелонах бизнеса и политики». Задача, перед решением которой стоит клиент, характерна для кризиса среднего возраста, – подведение первого серьезного итога реализации своей жизненной программы, планов и надежд.

Фактически, нормативные кризисы личностного развития и начинаются как кризис идентичности, с предчувствия нетождественности самому себе (в приведенном примере это выражено как «чувствую себя пустым, не хватает чего-то для целостности»). Многим людям, благодаря механизму проекции (как психологической защиты), этот внутренний разлад какое-то время удается игнорировать, перенося ответственность за свои трудности на обстоятельства. В остром проявлении человек становится несносным из-за этой тенденции во всем обвинять других или обстоятельства. Но в таком перекладывании ответственности есть и доля истины. Состоит она в том, что новый эскиз своего Я ребенок или взрослый получает отчасти насильно. Как только что было показано, всегда есть элемент принуждения со стороны окружающих и обстоятельств к тому, чтобы человек изменился: возрастные изменения, ожидания и предписания к возрасту или новому статусу человека и т.п. Уступая социальному и природному давлению, человек снимает мотивационное напряжение тем, что идеализирует предстоящие изменения, делая свое будущее более привлекательным в своих глазах: уже понравилось, но еще не принято.

3.6.2. Критическая фаза

Собственно критическая фаза характеризуется наибольшим обострением внутреннего противоречия. С одной стороны, человек стремится сразу же реализовать обобщенное представление об Я-идеальном в реальных жизненных условиях. А с другой стороны, попытка сразу перейти в новое состояние сталкивается с трудностью воплощения идеального образа в деталях. Новое видение себя уже принято, но еще не прожито. До этого основными преградами для материализации идеальной (идеализированной) формы воспринимаются внешние ограничители – «старые» формы жизни, привычные взаимоотношения. Теперь же обнажаются и эмоционально переживаются все преграды к реализации идеальной формы, конфликт все сильнее дифференцирует имеющиеся ограничения. Обнаруживается, что часть из них связана с собственной недостаточностью, неумением, неспособностями. Выясняется, что человек во многом сам порождает свои трудности. Переживание дефицита внутренних ресурсов, обращенность недовольства на себя, и одновременно чувство бессилия являются самыми яркими субъективными феноменами, переполняющими человека в данной фазе кризиса.

Здесь мы сталкиваемся с очень важным для профессионального понимания психолога психическим механизмом. Суть его в том, что мотивация заметно повышается в тот момент, когда существо оказывается в безысходном состоянии. Филогенетически это состояние загнанного в тупик зверя. Чуя близкую смерть, животное проявляет экстраординарные способности. То же наблюдается и у человека, попавшего в ситуацию крайней опасности. Этот же филогенетический механизм срабатывает и в ситуации кризиса идентичности.

Кажется, что оснований для его запуска нет. Но это не так. Утрата идентичности – это фактически смерть человека как индивидуальности, и во многом как личности. Он может остаться социальным индивидом, почти автоматически выполнять свои социальные обязательства, но души в нем уже не будет. Такое состояние душевного вакуума (В. Франкл называл его экзистенциальным вакуумом) крайне неприятно для человека. Субъективно это состояние, близкое к небытию, социальному небытию. Если ты не знаешь, кто ты есть и кем ты будешь (неясно, ради чего жить), то субъективно тебя уже нет среди людей. Когда человек умирает как личность (или, если в ослабленной форме, как бы «застывает»), то остается один шаг к тому, чтобы и вовсе уйти из жизни.

Когда человек берет на себя ответственность за свои трудности, за дезинтеграцию, за несоответствие самому себя, и при этом ощущает недостаток сил, чтобы что-то изменить, именно в этот момент и возникает основная мотивация к изменениям, создаются предпосылки для преодоления кризиса. Человек начинает искать новые точки опоры, как в себе самом, так и в окружении себя. Специфическое состояние мобилизованности ведет к тому, что все личностные структуры оказываются потревоженными (частично актуализированными). Такая актуализация открывает доступ к тому опыту в жизни человека, который содержит необходимый для преодоления противоречия ресурс. В какой-то момент человек обязательно находит необходимые ему ресурсы. Успешность поиска зависит от следующих факторов:

1. От разнообразия опыта преодоления повседневных и более значимых жизненных затруднений. Если ребенок имел много разных по содержанию ситуаций, если решаемые задачи были достаточно разнообразны, то выше вероятность того, что необходимый ресурс уже имеется и к нему лишь получить доступ. Необходимые ресурсы свернуты в опыте действования в разнообразных ситуациях. Примеры таких ресурсов (ситуаций):

· опыт совладания со страхом,

· умение мобилизоваться тогда, когда силы, кажется, заканчиваются,

· готовность внимательно изучить позицию того, кто кажется неправ,

· опыт осмысленного молчания,

· способность уступить, если силы кажутся неравными,

· способность стоять на своем, даже если силы кажутся неравными,

· мужество выносить обострение отношений,

· готовность смягчать отношения, если это будет продуктивнее противоборства,

· готовность принимать помощь со стороны и т.п.

Хорошо, когда у человека подобный список потенциальных ресурсов достигает сотен пунктов. Хорошо, что среди них есть такие, которые очевидно противоречат друг другу, потому что это обеспечивает гибкость в поиске средств решения жизненных задач.

2. От степени конструктивности способов решения задач, которые были найдены в прототипных ситуациях. Эти способы оказываются ключевыми в том плане, что в основном они определяют общий стиль решения задач. Если эти прототипные сценарии и средства оказались достаточно конструктивными, то даже допущенные при решении задач ошибки (неизбежные) будут сравнительно легко исправлены. Если же основные способы окажутся деструктивными, то даже небольшие ошибки будут иметь тенденцию приводить к заметно негативным результатам.

3. От оптимума мотивации (срабатывает закон Йеркса-Додсона). Если мотивационное напряжение недостаточно сильно или избыточно, то эффективность поиска необходимых ресурсов заметно снижается. Хорошо, если человек сосредотачивается на своем состоянии в настоящем («здесь и теперь»), пусть и со всеми его неприятностями. Хорошо, если в и своем прошлом он находит опору для изменения самого себя. В идеале происходит осознание собственных способностей, возможностей, ограничений и возникает новообразование данного кризиса. В фазе конфликта происходит обнаружение нового «жизненного значения». «Наиболее адекватным с точки зрения теории и культурных ожиданий является путь в сторону рефлексии собственных ограничений и поиска новых граней собственной личности, которые могут стать основой для преодоления несоответствий, обнаруженных в кризисе и вывести индивида на новый этап развития, связанный с обретением новой идентичности» (Солдатова 2007, с. 133).

Но критическая фаза нормативного кризиса содержит в себе не только разные возможности прогресса и развития, но и регресса. Всегда есть соблазн выбрать кажущийся более легким путь, связанный с устранением внешних преград. Изменив окружение, но, не изменив себя, человек все равно столкнется с внутренним несоответствием. Зачастую этот путь лишь удлиняет кризис или переводит его во внутренний план, отодвигая решение конфликта на более поздние сроки, осложняя проживание следующих нормативных кризисов. Еще более опасной является форма избегания конфликта через алкоголизацию, уход от реальности и др. асоциальные варианты поведения – это путь очевидного регресса, поскольку личностные проблемы решаются не психологическими средствами. Личностно сильным человек способен стать лишь тогда, когда личностные задачи решает личностными же средствами.

3.6.3. Посткритическая фаза

Посткритическая фаза представляет собой принятие обновленного себя, создание в согласии с собой новой социальной ситуации развития. Реализуется уже не идеализированная, не формальная, а реальная форма индивидуального развития в соответствии с задачами данного возраста. В норме человек интегрирует мотивацию из обозримого будущего, ресурсы прошлого и реальность настоящего. Наступление посткритической фазы, правда, еще не знаменует собой полного успокоения. Дело в том, что суть личностного кризиса – это переживание несовпадения себя с собой. С этого и начинается кризис, этим же он и завершается. Потому что движение в кризисе – это решительный выход за пределы себя, за пределы себя прежнего. Но и полного вхождения в себя ожидавшегося также не происходит, так как реальность всегда отличается от того, о чем мечталось. Кроме того, решение кризиса – это еще и опережение себя. Так что выход из кризиса это одновременно получение ожидаемого, но и вхождение в неопределенность.

Результатом кризиса является новая (измененная) Эго-идентичность. Но не всегда она оказывается предсказуемой. Принятие себя нового, принятие обновленных обстоятельств жизни составляют обязательное условие выхода из кризиса и вступление на путь сравнительно предсказуемых изменений. На то, чтобы принять себя, приспособиться к своим новым качествам порой требуется немало времени.

Для иллюстрации переживаний после выхода из кризиса воспользуемся примером, заимствованным из диссертации Е.Л. Солдатовой (с. 79-80).

С.О. (23г) рассказывает о периоде после окончания университета:

«Я искал свое место в этой жизни. Сменил несколько фирм за полтора года. Пытался работать менеджером по продажам, кадровым агентом и т.д. Еще полгода назад я думал, что самое большое событие, которое может со мной произойти в ближайшее время – получение прав на управление автомобилем. Но как я заблуждался! Вдруг я увидел, осознал основные цели, к которым мне нужно идти. Я не буду говорить о них подробно, скажу лишь, что это очень сильное впечатление, как будто закончился какой-то этап неопределенных метаний и, все стало на свои места. Именно с этого момента все началось. Я женился, этим летом у нас родился сын. Я, совместно с авторитетным для меня человеком, создал собственную фирму, в которой сейчас являюсь директором. Я смотрю в будущее с радостью – у меня много планов».

Автор дает следующий комментарий к случаю из своей консультативной практики: «В этом интервью выражены многие нюансы нормативного кризиса и переживаний, связанных с его динамикой. Во-первых, произошло объективное изменение социальной ситуации – той системы отношений, в которую был включен юноша в период профессионального обучения. Во-вторых, поиск места в жизни методом проб и ошибок, суета и ощущение безысходности – это то, как описывает клиент попытки выхода из кризиса. Полтора года длился осознаваемый процесс поиска себя, связанный с негативными переживаниями, ощущением «застревания» и безысходности, но, тем не менее, с явной мотивацией к действию, активности. В-третьих, он отмечает следующий этап, ассоциированный с «вдруг» открывшимся новым взглядом – четкими целями и направлениями развития. В-четвертых, создание семьи и собственное дело, которые клиент связывает с открывшимися новыми перспективами – основные задачи этапа взрослости. В-пятых, эти задачи клиенту ясны, он рефлексирует все происходящее, осознает свои изменения, воспринимает их как внутренние изменения и принимает» (Солдатова 2007, с. 80).

3.6.4. Ненормативные кризисы личностного развития

Кроме нормативных кризисов существуют кризисы и ненормативные, т.е. такие, которые нельзя отнести к тем, что возникают у большинства людей примерно в одном и тем же возрасте, когда решаются сходные проблемы. Происхождение таких кризисов несколько иное. В принципе, кризисное состояние может возникнуть в любой момент жизни человека. Запускающим фактором может оказаться проблемная жизненная ситуация, предъявляющая повышенные требования к человеку как к личности. Например, смерть близких, развод, нервно-психическое потрясение, тяжелая болезнь, утрата трудоспособности, инвалидность, предательство друзей, получение большого наследства, быстрое повышение в должности и т.д. Дело не в самой ситуации, а в том, что человек обнаруживает, что у него появились нерешаемые (по его мнению) проблемы, и что для решения трудной задачи у него недостает душевного потенциала (личностной силы): трудно принять важное решение, нежелание отказаться от чего-то важного для себя, неверие в собственные возможности и т.п. (см. 6.3.6). Если это состояние обострится, то может спровоцировать кризис эго-идентичности. Фактически внеочередной, ненормативный. Но может случиться и так, что начавшись как ненормативный, кризис «подтягивает» к себе для решения задачи, характерные для ближайшего нормативного кризиса, и превращается в нормативный.

Возникает неравновесное состояние – до сих пор работавшая система начинает давать сбои или какие-то неожиданные реакции. В частности, это может быть дезинтеграция или дезориентация, или потеря идентичности, или сомнение в идентичности. И так каждый раз, когда мы теряем целостность, мы находимся в критическом состоянии. А целостность теряется потому, что разные устремления сильно не совпадают, т.е. возникает противоречие. Напряжение растет до того момента, когда человека теряет способность удерживать целостность. Но с этого же момента возникает способность решить эту задачу. Так вот, зазор между неспособностью удержать целостность и тем моментом, когда удается восстановить целостность, может составлять месяцы и даже годы.

Людей, живущих в состоянии затянувшихся кризисов, довольно-таки много. Большинство из них могли бы быть нашими клиентами, но парадокс в том, что желание справиться самостоятельно (позитивное с точки зрения личностного роста) оказывается иногда преградой к тому, чтобы согласиться на помощь со стороны. Дело даже не в том, что в нашей культуре не очень принято ходить к психологу. Трудность человека в том, чтобы решиться на то, чтобы кто-то посторонний влиял на самое святое – на Я, на Эго. Пойти к врачу означает отдать в распоряжение специалиста только свое тело, пойти к юристу значит доверить ему только какое-то свое дело, а вот пойти к психологу значит доверить ему всего себя! Если так рассматривать, то это действительно очень непросто. Психологу-консультанту следует очень и терпимо относиться к такого рода сомнениям. Поддержав сомнения и обсудив их, мы можем презентовать свою профессиональную роль как собеседника, полезного при разборе сомнений. А это уж забота самого клиента решать, что делать с результатами обсуждения. Наша задача выступить в роли внешнего наблюдателя в споре субличностей, а еще лучше – в роли посредника в нем. В этой позиции нам не только удастся помочь прояснить аргументы и сделать спор между субличностями корректнее. Самое главное, что мы основную личностную работу клиента – осуществление выбора, совершение поступка – оставляем ему. А наша помощь состоит в том, что мы передаем ему квалификацию организатора коммуникации, благодаря которому внутренний спор (сомнения) становятся продуктивнее (т.е. дают положительный результат).

Всякий кризис – это «полный опасности шанс»[14] (Брюдаль 1998, с. 12), следовательно, личностный кризис содержит в себе две возможности: и опасность (риск ошибки) личностного роста, и потенциал личностного роста. Кризис означает некоторую возможность, но эта возможность не может быть реализована, пока она не открыта, человеку нужно еще открыть ее. Чаще всего люди видят в кризисе неспособность, ограничение. В той же мере, в которой в кризисе обнаруживаются возможности, он и разрешается. Происходит это в той мере, в какой удается разнонаправленные устремления сблизить так, чтобы суммарная слагаемая векторов оказалась больше, чем каждый в отдельности. Для этого нужно каждый вектор разобрать на составляющие. Например, клиент говорит, что хочет быть счастливым человеком. Тогда следует выяснить, что означает для него быть счастливым человеком. Может выясниться, что названные компоненты счастья противоречат друг другу: для клиента это одновременно и ладить со всеми людьми, и устроить свой мир непременно по-своему. Остро сталкиваются две ценности а) желание ценить людей и свои отношения с ними и б) неверие в то, что его намерения и желания кому-то могут быть по душе. Тогда спрашиваем: «зачем тебе ладить со всеми людьми?» и другие вопросы на осмысление. Когда выясняется, что для него гораздо более важным является что-то другое, скажем ценность совместных достижений, он находит решение своему противоречию. Здесь происходит изменение иерархии устремлений, в которой «со всеми ладить», «давать хороший продукт», «воспитать детей» и др. в остром противоречии уже не находятся. Как только человек сделал подвижки в иерархии мотивов, вектора устремлений начинают сходиться, и он восстанавливает целостность, что позволяет преодолеть и кризисное состояние.

Выход из кризиса сопровождается присвоением личностных особенностей и рефлексией изменений. Рефлексия – обязательное условие и готовность к переходу на следующую стадию развития. Поэтому работа с кризисными состояниями, как правило, концентрируется на том, чтобы действовать по отношению к кризису как исследователь. И тогда человек становится способным отладить что-то как в себе, так и в жизненной ситуации.

Таким образом, представление о себе, рефлексия собственных преобразований изменяется в кризисе от идеализированного представления, соответствующего образу будущего в начале кризиса, к размытому и неопределенному представлению о собственной идентичности в критической фазе, а затем – к целостному представлению о собственной, изменившейся личности, готовой к решению новых возрастных задач, уже в завершении кризиса. Достигнутая новая эго-идентичность (тождественность себе измененному) является психологической готовностью к переходу в новое состояние и новообразованием нормативного кризиса.

* * *

Возрастные различия прохождения кризиса касаются, во-первых, их содержания, которого касаются изменения, поскольку в разном возрасте человек встает перед необходимостью решения разных задач, разных проблем (что нормально для подростка, инфантильно для взрослого). Во-вторых, различается степень рефлексивности, на которую человек оказывается способен. В-третьих, в детстве выход из кризиса происходит в основном с ориентацией на внешние критерии. Пробуя различные варианты своей идентичности, человек выбирает наиболее приемлемый, поощряемый обществом или референтной группой. Это тоже важное изменение, но оно еще не вполне внутреннее, поскольку касается больше социализации, связанное с приспособлением, адаптацией к новым условиям, и еще требует своего личностного присвоения.

Кроме того, важную роль в прохождении кризиса играет то, какой силы и насколько конструктивными являются личностные защиты или копинг-стратегии, к которым привычно прибегает данный человек (см. 6.3).