Когда вы говорите «Никого нет дома», что вы имеете в виду? Кого нет дома?

 

Того ощущения существования отдельного «я», ин­дивидуума, отделенной автономной независимой сущ­ности.

 

Значит, отдельного «я» больше нет дома?

Да, хотя я склонен говорить, что больше нет этого ощущения существования отдельного «я», потому как отдельное «я» как таковое никогда не существовало, его никогда там не было, оно было только идеей, причем ошибочной.

 

Эго?

 

Я склонен приравнивать эго к ощущению отдельно­го «я», да. Другие, возможно, подразумевают под эго что-то еще.

 

Но некоторые учителя говорят, что эго остается, только трансформируется и становится «безопасным».

То, о чем вы говорите, напоминает аналогию Раманы Махарши со сгоревшей веревкой. Он говорил, что эго мудреца подобно сгоревшей веревки: она безопасна, по­скольку не может быть более использована, чтобы дер­жать кого-либо на привязи к самсаре. Некоторые учите­ля подхватывают это и продолжают: хотя веревка сгоре­ла, она по-прежнему на месте. Но на самом деле она по-прежнему на месте не как веревка. Эго остается не как эго, не как ощущение отдельного «я». То, что остает­ся, есть видимость: различные формы функционирова­ния в инструменте тела-ума. Но это функционирование не складывается в отдельную сущность. И никогда не складывалось.

Собственно, вам когда-либо доводилось испытывать опыт сгоревшей веревки? Это еще одно из иносказаний земледельческого периода, которое может показаться несколько сложным для восприятия в современном ми­ре. Феномен сгоревшей веревки — вещь весьма экстра­ординарная. Когда мне было двенадцать, на ферме сго­рел сарай с инструментами. И когда я вместе с отцом разбирал обуглившиеся остатки, выуживая из них инст­рументы и металлические предметы, то наткнулся на нечто похожее на сложенную кольцами манильскую ве­ревку, которую мы использовали на ферме для работ вроде валки деревьев.

Я был удивлен, что она осталась цела в огне, но ког­да попытался взять ее в руку, пальцы погрузились в пы­левидный пепел без всякого сопротивления. Веревка из манильской пеньки, или сезали, обладает особен­ностью выгорать полностью, оставаясь при этом лежать пеплом на том же самом месте, сохраняя видимость це­лой веревки. В этом смысл образа, использованного Махарши: то, что остается, — вовсе не веревка («эп»), а просто похоже на нее! Только видимость веревки, но не она сама!

Но, подобно всем аналогиям, эта также имеет огра­ниченное применение. В отличие от веревки, которая сгорает и превращается в собственную видимость из пепла, это никогда не существовало: это была только ошибочная идея. Здесь эстафету перенимает другая тра­диционная аналогия — образ витка веревки, ошибочно принимаемый за змею. Первая реакция — страх, затем, когда становится понятным, что это только виток верев­ки, а вовсе не змея, все меняется. Но что именно поме­нялось? Ничего, потому что змеи никогда не было, это было лишь ложным представлением. Отдельного «я», эго, никогда не существовало — только его идея, ощуще­ние существования индивидуума, которое обернулось заблуждением.

Но даже не в нем дело, оно тоже в конце концов от­падает. Самой видимости никогда не существовало: всегда, везде есть только неизменное Я. По меньшей мере, таково открывшееся понимание.

Именно это имеется в виду, когда Постижение, или пробуждение, называют сдвигом восприятия. Вэй У Вэй хорошо сказал об этом: «...требуется только трансформация, такая транс­формация, которая положит конец самоотожде­ствлению с несуществующим индивидуальным "я"...»

 

Но я слышал, что Вэй У Вэй не был просветленным.

 

И что?