«О, переводящее за пределы, переводящее за

Дата: 2025-06-02; Просмотры: 13

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

пределы, уводящее за пределы пределов,

уводящее за пределы пределов беспредельного.

Пробуждение, славься!»

- Сутра Сердца

(Перевод Е. А. Торчинова)

Рассказывать историю сложно. В особенности пото­му, что, как и многое другое в учении, она легко стано­вится жертвой того, что я называю «предписательным/ описательным софизмом». Истинное Постижение осознаваемо, но невыразимо. «Дао, о котором можно говорить, не есть Дао». То, что поддается выражению, по сути своей концептуально; перевод на понятия, доступ­ные в сновидении; отражение луны в луже, не сама лу­на. А между луной и ее отражением, между Истиной и ее выражением в сновидческих представлениях и поняти­ях лежит концептуальная пропасть, преодолеть которую можно только путем самого Постижения. Многие хотят преодолеть эту пропасть; они становятся духовными ис­кателями и с неутолимой жаждой ищут любой обрывоч­ный признак, путеводный знак, или подсказку, или ука­зание на то, как опознать эту пропасть, на что похоже ее пересечение и другая сторона.

По сути, по правде другая сторона ни на что не похо­жа, и туда невозможно попасть отсюда. Вернее, это уже есть другая сторона; все находится «здесь», нет никако­го «там». Конец истории. В этом заключается истинная природа вещей, всегда, повсюду, прямо перед вашими глазами. Но кто может увидеть? Кто же увидел однаж­ды, тот понимает, что «за предельное» суть все это, здесь. Но расскажите об этом рьяному искателю — и вы непременно услышите стон разочарования.

Существует архетипический образ, часто повторя­ющийся в сновидениях и в мифологии, в фэнтэзи и науч­ной фантастике. Странник приходит к огромной стене. После длительного поиска он находит дверь, врата в этой стене. Когда он открывает врата и проходит в них, он обнаруживает себя в мире, вселенной, отличающей­ся от той, из которой он пришел, и, тем не менее, знако­мой. Та же вселенная, но несколько иная. Когда он обо­рачивается, чтобы снова взглянуть сквозь врата, через которые пришел, то видит, что не только нет врат, но и нет самой стены. Не только нет пути назад, но он вооб­ще ниоткуда не приходил. То же и с пробуждением; нет стены, нет разделения на «здесь» и «там». В каком-то смысле произошел выход «за предел», но этот предел ничем не отличается от того, что уже находится здесь. Это те самые «врата без врат», и Я всегда был здесь. А где еще?

И тем не менее, искатели — народ упорный; ведомые или притягиваемые неведомой им силой, которую они не понимают. А тех, кто, как они знают, или верят, или по меньшей мере, подозревают, «вышел за пределы пре­делов», того они наблюдают, исследуют, заваливают во­просами и даже подражают им, в надежде сбросить с се­бя загруз того, что они ищут. Но, вопреки длительной традиции, Постижение не передается контактным пу­тем, им невозможно заразиться. Все, чему можно на­учиться, наблюдая за известными мудрецами, общаясь с ними и получая прямые ответы на заданные вопросы, является только описанием, попыткой, слабой или, наоборот, весьма умелой, перевести невыразимое на язык сновидения. История, описание того, как Постижение произошло через конкретный организм ума-тела, и описание продолжающихся переживаний в этом орга­низме ума-тела остается только этим описанием, его нельзя рассматривать как рекомендацию, каким обра­зом другому организму ума-тела лучше всего «добраться отсюда туда». Но, разумеется, обычно это воспринима­ют именно как предписание: так из духовного опыта возникают религии; так появляются учения о всевоз­можных практиках, всевозможных путях, йогах, мантрах, диетах; советы по тому, как следует думать и какому пути следовать; четыре способа, пять органов чувств, шесть сил, семь добродетелей, восемь препятствий, де­вять стадий... десять заповедей.

Тот, через кого случилось пробуждение, очевидным образом не привязан к результату действий, поэтому учение предписывает: ты должен активно работать над собой, чтобы каким-то образом больше не испытывать привязанности к действиям! Люди видят, что тот, через кого произошло Постижение, в течение длительного времени тихо сидит, объятый глубоким покоем и тиши­ной, и на вопрос о том, о чем он думает, отвечает, что думания нет; поэтому учат: ты должен стараться тихо си­деть без мыслей! Учитель предпочитает одиночество — ученики начинают практиковать воздержание. Учитель состоит в браке — ученики идут и женятся. Учитель ест мясо или не ест мясо — ярые приверженцы действуют сообразно. Нисаргадатта Махарадж курил сигареты, по­разительное число его последователей начало курить.

Но то, что происходит в пробужденном, происходит самопроизвольно, без усилия: либо как результат естест­венного программирования и обусловленности этого те­ла-ума, и в таком случае вообще не имеет никакого от­ношения к пробуждению; либо как непосредственное последствие, естественный побочный эффект пробуждения в этом конкретном организме ума-тела. Некому пытаться. Именно это я имею в виду, говоря, что оно приходит естественным путем «с другой стороны» и не может быть достигнуто никакой работой «на этой сторо­не». Это еще одна жалкая метафора, так как, конечно, нет никакой этой и той стороны, но вы понимаете, что я пытаюсь сказать? Если пробуждение, Постижение должно случиться, оно случится, и я целиком и пол­ностью заверяю вас, это не будет «результатом» каких-то практик, соблюдаемых персонажем сновидения. Прак­тика возможна. Пробуждение возможно. Между ними нет прямой причинной зависимости.

Скажем иначе. Когда вы спите, и вам снится сон, что «делает» персонаж этого сна, чтобы проснуться? «Про­сыпается» спящий, не снящийся, и пробуждение случа­ется, когда оно случается, по причинам, совершенно не зависящим от персонажей сна, включая и того, с кото­рым вы соотносите себя во сне.

Собирание историй о пробуждении может оказаться только громадной помехой, заставляющей ищущего бе­гать кругами. На утренних беседах в Бомбее у Рамеша со мной были искренне ищущие, которые, услышав кое-что из моей истории, подходили и спрашивали, как заброни­ровать билет в джунгли Амазонки и как получить доступ к племенам, у которых я жил. Это безумие. Забудьте об этом. Это не произойдет тем же самым путем с вами.

Два иллюстрирующих примера. Первый — дзэн-вы­сказывание, поэтому весьма лаконичное:

После того как мастер использовал лестницу, по ко­торой взобрался на верх стены, та лестница навеки от­брошена и никогда больше не используется.

Найдите свою чертову лестницу. А лучше помните, что она сама найдет вас; что это уже случилось; что ва­ши ноги уже на перекладинах!

Второй пример — раввинская история, потому не­сколько более пространная:

Женщина пришла к раввину, жалуясь на то, что не может зачать дитя, и прося помочь ей советом. «Ах, — сказал раввин, — это сложно. Но, знаешь, с моей ма­терью случилась та же история. Много лет она не могла зачать, и тогда она пошла к великому раввину по имени Бал Шем Тов. Он спросил ее только одно: "Что ты гото­ва отдать, и что ты готова сделать?" Она задумалась; она была бедной женщиной и мало что имела. В конце кон­цов она вернулась домой и достала свою самую дорогую вещь — шаль, которую она надевала на собственную свадьбу, фамильную ценность, что принадлежала и ее матери, и бабушке. Затем она направилась с ней обрат­но к раввину, но поскольку она была бедной женщиной и была вынуждена идти пешком, к тому моменту, когда она добралась до цели, странствующий раввин был уже на пути в другой город. Шесть недель она шла из горо­да в город, всегда прибывая сразу после того, как Бал Шем Тов успел покинуть это место. Наконец ей удалось догнать его. Он принял подарок и отдал его в местную синагогу. Моя мать отправилась пешком обратно до­мой, — закончил свою историю раввин, — а через год родился я».

«Как замечательно! — воскликнула женщина с яв­ным облегчением. — У меня дома есть свадебная шаль, Я принесу ее тебе, ты сможешь отдать ее в синагогу, и, без сомнения, я смогу зачать дитя!»

«Ах, — сказал раввин, с грустью качая головой, — к сожалению, не получится. Видишь ли, вся разница в том, что теперь ты знаешь историю, в то время как у мо­ей матери не было истории для руководства».

Описательно, не предписательно.

Вот почему Учение традиционно называют «паль­цем, указующим на луну». Выведите как-нибудь на про­гулку свою собаку, скажите ей: «Эй, смотри!» — и с чув­ством укажите на луну. Скорее всего, собака уставится в ожидании на ваш палец. Она выкажет огромную преданность, что очень мило с ее стороны, но продемонст­рирует элементарное отсутствие понимания, какой-ли­бо способности видеть дальше. Фиксация на истории, или элементах Учения, или практиках, или гуру, или учителе, или духовном опыте подобна взгляду, застыв­шему на пальце, не способному уразуметь, что это всего лишь указатель. Сами по себе эти вещи не имеют ника­кого значения. Смотрите мимо них, за них — на то, на что они указуют.

Когда это становится понятным, описания и исто­рии, возможно, остаются полезными и интересными, но только как указатели. Всегда были тексты, сутры, ис­тории про древних мастеров и о том, как Постижение произошло в случаях с Буддой, Хуйнэном, Шанкарой или Махарши. И нет никаких причин для того, чтобы подобные истории иссякли. Сюзан Сигал представила собственный отчет в «Столкновении с Бесконечностью». «История, которая последует, — мой вклад в современ­ную версию древних текстов».

В конце концов Махарши срезюмировал:

«Нет ни сотворения, ни разрушения, ни судьбы, ни волеизъявления, ни пути, ни достижения. Это окончательная истина».

Здесь действительно не существует никаких историй, поскольку здесь ничего не происходит. Истории — лишь то, что персонажи сновидения рассказывают себе и друг другу, снова и снова, тем самым поддерживая продолже­ние сна. Как бы иронично заметил мой друг Кошен: «Было бы чем заняться до второго пришествия!»

Рассказ истории есть сон, а сон есть желание — жела­ние быть. Более того: желание быть кем-то; кем-то обо­собленным, кем-то особенным; кем-то с его или ее соб­ственной историей. Персонаж сна полностью вовлечен в плетение индивидуальной паутины, постройку и укрепление персональной истории, влекомый той неведо­мой, неизученной потребностью провозглашать и вся­кий раз заново утверждать индивидуальное «я».

Пробуждение не происходит, пока пестуется исто­рия, желание, провоцирующее другое желание, потреб­ность, воспламеняющая следующую, все то, что посто­янно укрепляет чувство отдельного «я», которого не су­ществует. Пробуждение происходит, когда желания эти навсегда разоблачены как вводящие в заблуждение, как бесполезные. Тогда прекращается рассказывание исто­рии. Это и есть выход за предел.

11

ДЖУНГЛИ, ПОСТСКРИПТУМ

«Не притворяйся тем, кем ты не являешься,

не отказывайся быть тем, кто ты есть».

- Нисаргадатта Махарадж

«Глаз, которым я вижу Бога,

есть тот же глаз, которым Бог видит меня:

мой глаз и глаз Бога суть одно,

одно видение, одно знание, одна любовь.

- Мейстер Экхарт

Поскольку я не был «ищущим», не имел готовых представлений о том, что нужно искать и что может «случиться», то, что случилось, было столь же естествен­ным и бесхитростным, как пробудиться ото сна, встать и приступить к своим делам. Все полностью изменилось, но так было всегда. Все сместилось, но это просто было. Потребовалось какое-то время и с ним некоторое изуче­ние, прежде чем привлеченное интеллектуальное по­нимание выровнялось с произошедшим сдвигом вос­приятия.

Вместе с Сат-Чит-Анандой (Жизненность, Интел­лект, Излияние; Существование, Сознание, Блаженст­во) было четвертое, что я знал о Присутствии, о Сиянии. В го время я чувствовал это, знал это на уровне, лежа­щем за пределами ума, но до определенного момента мои мысли и представления не пропускали меня туда с моим концептуальным пониманием. Оглядываясь назад, кажется странным: при уже произошедшем пони­мании, что нет никакого «дэвида» и никого нет дома, совершенно очевидный вывод из этого был не сразу по­нят на мысленном уровне. Но в ту пору не было никакой особой концептуальной базы или подготовки. Присут­ствие было настойчивым: это не было ощущением, воз­никшим и исчезнувшим. Однажды «здесь», «Оно» нику­да больше не уходило; «Я» никуда не уходил.

Несколько дней спустя я покинул джунгли, но При­сутствие продолжалось, и очень скоро я столкнулся с людьми, словами и концепциями, позволившими по­нять то, что мое сердце знало, но чему ум не мог сразу же подобрать слова: что это есть само Присутствие, которое смотрит глазами дэвида, глазами любого существа. Оно всегда было. Кроме него ничего нет. Присутствие есть «Я», которое знает: «Я Есть». Присутствие не есть иное, внешнее. Присутствие, Сат-Чит-Ананда, есть мое соб­ственное сердце, наполняющее галактику; мое собст­венное Я. Оно всегда было здесь, и Это Есть То, Что Я Есть. А то, чем я считал себя, своим я, не существует.

Это Я, эта Сущность, есть Все, Что Есть. Это единст­венная Естьность, которая есть. Это все, что существует; индивидуума, который полагает, что это его пережива­ние, его понимание, нет. Вы можете выслушивать это целую вечность и думать, да, о'кей, я понял. Но на самом деле вы не поняли. Когда это наконец дойдет, попадет в цель, взорвется, ничто не останется тем же. Ничто ни­когда им не было.

А с другой стороны, не было «пробуждения». Потому что некому пробуждаться. «Дэвид» никогда не существо­вал, он лишь персонаж сновидения, часть космической шутки. А Кто Я на самом деле Есть, есть Все, Что Есть, которое никогда не засыпало и которому нет необходи­мости просыпаться от чего-либо.

«Я Есть То» — другая половина, доводящая до целого понимание, что «никого нет дома».

«Любовь говорит: Я — все.

Мудрость говорит: Я — ничто.

Между ними двумя течет моя жизнь».

(Нисаргадатта Махарадж)

Постижение, описываемое здесь, всегда будет окра­шено тем фактом, что осознание «меня нет» произошло сначала, и, таким образом, стало базой, основой для прозрения, позволившего прорваться к осознанию Того, Что Есть. Поэтому Постижение того, что бесконечное, универсальное Присутствие-Осознанность-Сияние есть то, что есть «Я», всегда будет сопряжено с той совершен­ной пустотой, знанием, что отдельного «я» просто не су­ществует. Кто есть это бесконечное Присутствие? Не «я»! Никакого «кто». Только Я, которое есть Все, Что Есть.

Существуют случаи, когда реализация «Я Есть» или, возможно, короткая вспышка понимания, происходит сначала, без самоотдавания и глубокого видения того, что, при всех вариантах индивидуальности, «меня нет». Результат тогда может оказаться совсем иным.

Различные спорадические практики: молитвы, ша­манские путешествия, медитации — были частью обу­словленной рутины данного сновидческого персонажа и время от времени продолжают практиковаться, но я по­нимаю, что это лишь часть сна. Молиться кому? Путе­шествие куда? Не существует иного, нет двух. Это врата к тому, где я уже нахожусь: Сат-Чит-Ананда, Я Есть То. Некуда идти, нечего совершать: вее есть Осознанность, вокруг, сквозь и в качестве «нас». Эта жизнь проживает­ся, внутри, вокруг и посредством этого ума-тела, но не «мной».

Духовные практики и потуги, к которым однажды побуждает чувство отделенности и потребность воссое­динения, потребность в смысле и цели жизни, прекра­щаются и отпадают сами собой, ненамеренно и без уси­лия прекратить их или продолжать: намерения просто не возникает. То, что возникает, возникает спонтанно. Иногда, достаточно часто, хочется просто сидеть в ти­шине, в недвижимости, в Сиянии, в абсолютном покое. Но едва ли это можно назвать молитвой или медитаци­ей. Это ничто, пустота. Существование. Сознание. Бла­женство.

Жизнь совсем внезапно, чудесным образом оказыва­ется чрезвычайно простой.

Становится понятным, что эго, индивидуального «я» и всех его искаженных перцепций никогда не существо­вало. Персонаж сновидения продолжает оставаться таковым: чистит зубы, подравнивает бороду, по-прежнему любит все ту же еду, плохо владеет навыками общения и находит многие вещи, которые другие говорят или дела­ют, сбивающими с толку и дезориентирующими. Как и было всегда. Но персонаж выпотрошен, выдолблен из­нутри. Когда-то он воспринимал себя со всею серьез­ностью, думая, что он является кем-то. Теперь, когда он смотрит внутрь, он знает, что никого нет дома. Персо­наж — всего лишь мистификация. Осталось только глу­бокое ощущение «Я Есть», но оно принадлежит не пер­сонажу, а Присутствию, кое есть вечное, вездесущее со­вершенное Сияние.

Подобно вентилятору, который продолжает крутить­ся после того, как его выключили, подобно велосипеду, который некоторое время катится, хотя ездок уже со­скочил с него, сорок шесть лет обусловленности прото­рили дорогу, по которой это ум-тело, создание привы­чек, могло бы шагать в своем сне. Что оно, понятное де­ло, и делало, в соответствии со сценарием сновидения. Теперь оно потихоньку сходит на нет. Потребовалась це­лая сновидческая жизнь, чтобы оно создало свою исто­рию, накопило, свело воедино, простроило мысли, чув­ства, воспоминания и переживания до получения этой личности. Теперь, когда отсутствует волеизъявление или усилие прекратить или продолжать, возможно, ему потребуется целая жизнь, чтобы отпасть. Или мгновение. Или вообще ничего. Пока есть наблюдение, соприсутст­вие, это не имеет значения. Это просто абсолютно ниче­го не меняет.

12

БУТЫЛОЧКА «ДОКТОРА БРОННЕРА»

«Все, что может сделать ум, —

это распознать нереальное как нереальное.

Вся проблема заключена в уме.

Отбросьте ложные представления, вот и все.

Нет необходимости в истинных представлениях.

Таковых не существует!»

- Нисаргадатта Махарадж

Что здесь можно сказать еще? Очень немногое. Ис­кательское сообщество помешано на учителях, и учени­ях, и искательстве, и пробуждении, но совершенно оче­видно, что здесь нечего искать и нечему учить. Гранди­озный спектакль продолжается, и несмотря на то, что это ум-тело весьма активно участвует в нем, все теперь видится с совсем иной перспективы. Совершенно ясно, что видится это не уму-телу.

Нет «цели», «причины». Персонажи сна, актеры ки­нофильма, этой мыльной оперы тратят свои жизни в му­чительных поисках цели. Так серьезно воспринимать себя! Есть свидетельствование, знание, что все это стра­дание, вся мука, острая тоска, утраты, боль, смятение, раны, чертовски большие усилия — все это часть канвы сновидения, созданного нами, чтобы вытащить себя от­туда, где мы не находимся.

Самосовершенствование, духовные практики, иска­тельство, попытки идти по пути, следовать пути; все это направлено на то, чтобы вырыть себя из ямы, которую

мы создали собственными поисками. Это подобно зы­бучим пескам; борьба ведется инстинктивно, и мы ду­маем, что это помогает, но на самом деле это само по себе является проблемой. Борьба, искательство есть ин­дивидуальное «я», пытающееся продолжать рассказы­вать историю. Нечего искать. Отделенность — иллюзия. Ничто не может быть отделенным, ни-что. Есть только Одно, не-два, и Это Все. Всего остального нет. И Это не-два, которое Есть, есть то, что есть Я, здесь. Все, что Есть, есть ни-что, Эта Это-вость, Эта Я-вость, которой является Я и Все, Что Есть.

Вероятно, я выражаюсь непонятно? Поверьте, это не нарочно, но теперь вы видите, почему я предпочитаю заниматься своей работой, а не разглагольствовать на эти темы? Почему столь многое из того, что имеет отно­шение к каждому, кажется такой бессмыслицей? Поче­му так сложно порой просто понять вопрос, не говоря уже о том, чтобы ответить на него? Все бегают туда-сюда в полной уверенности, что существуют! Это самая боль­шая глупость, какую можно себе вообразить! И все, что я могу сказать, звучит как напыщенная и бессвязная ти­рада, словно читаешь этикетку на бутылочке с жидким мылом «Доктор Броннер», которую можно найти в лав­ках, торгующих продуктами для здоровья. «Все Одно, вечно Одно, все Одно или ничто! Допустимы исключе­ния? Никогда и ни за что!» И так далее, ad infinitum[†]

Это все здорово, но кто-нибудь воспринимает это всерьез? Бред!

Есть очень красивая фраза в исламском призыве к молитве, суммирующая и выражающая это наилучшим образом. «La 'illaha itAllahu». Поскольку корень имени Бога, «Allah», тот же, как и в слове, обозначающем «Что Есть», перевод этой фразы может иметь бесчисленное количество вариантов. «Нет Бога кроме Бога». «Нет иной реальности кроме Бога». «Нет ничего, что не являлось бы Богом». «Что Есть, есть Бог». «Все, что есть, есть Что Есть». Отлично, но кто-нибудь на самом деле это по­нимает?

Поскольку «цель» отсутствует, то очевидно, что «вы», «я», все «мы» не совершаем никаких действий. И тем не менее, «наше» присутствие здесь кажется чем-то «пра­вильным»... в конце концов, Сознание созерцает это во сне, всю эту красоту, и боль, и чудо — как же это может быть чем-то некрасивым и неправильным? Это так за­бавно, и никто не понимает. Когда я говорю «не имеет значения» или «не существует цели», некоторые прихо­дят в ярость: «Тогда в чем же смысл нахождения здесь? Зачем вставать по утрам?» Хотя на самом деле все пере­живается теперь намного красочнее, и намного ярче, и проще, и радостнее, даже тяжелые моменты, чем когда-либо до этого видения. Да, даже хаос, насилие и безумие этой жизни. Любовь, сострадание, грусть, гнев, отвра­щение переживаются теперь намного сильнее и глубже без вовлеченности в их возможный смысл и результат. И они проскальзывают теперь гораздо быстрее, не ос­тавляя ощущения их важности или привязанности к ним. Это пробуждение

«...не означает, что ты больше не испытываешь же­ланий, обиды, боли, радости, счастья, страдания или горя. Ты продолжаешь все это ощущать; про­сто оно больше не убеждает тебя». (Кен Уилбер)

Похоже, среди искателей бытует мнение, что после пробуждения жизнь предлагает совершенно иной набор переживаний и что, в особенности, эмоциональный план выравнивается или вообще исчезает. Но это не­правда. В качестве наглядного примера на ум приходит график со шкалой, идущей от нуля внизу до десяти на­верху. В течение жизни эмоциональное состояние флук­туирует и может оказаться где угодно на этом графике, от бездны отчаяния на нулевой отметке до пика чистой радости на десятке. Произошедшее Постижение вовсе не означает, что вся полнота опыта сглаживается, ско­рее, наоборот. Как и прежде, присутствует весь эмоцио­нальный ряд от нуля до десяти; но вместе с этим идет осознание, что это далеко не все. График от нуля до де­сяти сидит на верхушке гигантской шкалы, бегущей вниз до отметки сто, тысяча, сто тысяч, до бесконечно­сти, лежащей в его основании и включающей в себя этот отрезок человеческих эмоций и переживаний «ноль—де­сять». Он по-прежнему проживается во всей тотально­сти, но при этом видно и понятно, что эта тотальность имеет весьма незначительную амплитуду, подобную своего рода черточке на поверхности бесконечности Всего, Что Есть.

С пониманием того, что все это сон, что не существу­ет ничего, кроме Всего, Что Есть, ты заново входишь в сновидение. Как Нэо в конце фильма «Матрица»: вхо­дишь и продолжаешь игру, абсолютно зная, что этот индивидуум «нереален». Когда-то я думал, что мы «за­бываем» ради того, чтобы испытать отделенность от Единственности. Еще как забываем, но забываем про­сто-напросто, что не существует никакой отделенное™, чтобы ее испытывать, что не только все мнимые пере­живания индивидуума, но и сам он есть не более чем фикция, ментальный пузырь, лила, Божественная игра.

Многие искатели, когда начинают понимать на ин­теллектуальном уровне, что все это подобно сновиде­нию, моментально задают вопрос: «Ну хорошо, как мне тогда выбраться из сна?» Как будто это следующий ло­гический шаг. Как будто ум, думающий это, единствен­но понявший, что это сон, сам не является частью его, иллюзией. Все, что способно возникнуть здесь, в снови­дении, включая мысли, вроде этих, и персонажей, вроде того, кого вы называете «собой», неизбежным образом являются ментальными построениями и персонажами в сновидении. Нисаргадатта Махарадж:«Сама идея выхода за пределы сна иллюзорна. За­чем куда-то выходить? Просто поймите, что вам снится сон, который вы называете "миром", и пе­рестаньте искать выход. Сон — это не ваша про­блема. Ваша проблема заключается в том, что что-то в этом сне вам нравится, что-то — нет. Когда вы увидите, что сон — это сон, тогда вы сделаете то, что необходимо сделать».

Но то, что эти «умы» в сновидении обусловлены и оперируют понятиями дуализма, вовсе не означает, что иначе они не могут. Просто это весьма необычный и по­рой неуклюжий переход, требующий большого растяже­ния границ.

Любопытно, что большинство учителей адвайты не говорят об «Одном». Слово a-dvalta означает «не два», и именно это понятие они используют. Поначалу не­сколько непривычно, когда Бог и творение, Непроявленный Источник и проявление, Что-Есть и сновиде­ние обозначаются через «не-два», но делается это с на­мерением избежать раздражающей путаницы, когда «единственность» может быть понята как дуалистиче­ская противопоставленность разъединению. В мире фе­номенов, проявлении одна часть дуалистической пары не может существовать без другой. С этой точки зрения можно подумать, что для существования единственно­сти необходимо разъединение. Но за границей дуально­сти, в тотальном сознании, единство и разъединение есть «не два». Сознание и проявление есть «не два»; су­ществует только единство; разъединения не существова­ло никогда.

Наши умы научены думать в понятиях причинной за­висимости: «Часы подразумевают часовщика». Тем не менее неиссякаемая нить извечного учения считает та­кое суждение ненужной и неоправданной помехой. Сновидение не обязательно подразумевает сновидящего. Буддийский текст говорит: «Нет того деятеля, кото­рый совершает действие». Подобная фраза есть и в дао­сизме, где Дао сравнивается с «паутиной, у которой нет паука». Здесь заложен ключ. Идея существования свидетельствования без какой-либо сущности, выступающей в качестве свидетельствующего, непостижима для на­ших умов, кои научены думать совершенно иначе. Но это не значит, что понимание невозможно. Если это смещение произошло, и на самом глубоком уровне, ка­кой только возможен, стало очевидно, что нет индиви­дуума, делающего, думающего, переживающего что-ли­бо, тогда больше ничего не требуется понимать, больше ничего не требуется делать.

Только неизменно сознавать, что все это лишь кон­цепции, не имеющие отношения к Истине. Концепции ничего не значат. Переживания, даже переживания про­буждения, ничего не значат. Потому что все концепции и все переживания — лишь сон. Постижение — вот все, что имеет значение: как сказал Нисаргадатта, Постиже­ние есть все. Ибо Постижение — это единственная точ­ка, в которой Что Есть (то, что не есть сон) пересекает­ся с тем, чего нет (то, что есть сон).

Забавно, что туда невозможно попасть отсюда. По меньшей мере, не спрашивайте меня как. В джунглях по мне был нанесен удар исподтишка, я был захвачен и до­ставлен туда не по собственной воле. И даже в этом слу­чае я не попал «туда». Меня привели «сюда», где я все­гда находился. Нет «там». Есть только здесь. Вэй У Вэй пишет, что не существует пути, по которому нужно ид­ти, потому как все пути идут отсюда туда, и тем самым уводят от Всего, Что Есть, от единственного возможно­го места, от дома. Нет пути, который бы вел отсюда сю­да. Вот почему никакая практика, никакое учение, или преданное служение, или изучение, или работа, или еще что-либо, что «ты» можешь «сделать» на этом «пути», не приведет «тебя» «туда». Ты уже Здесь.

В традиционной адвайте джняна-йога делает ударе­ние на вопросах «Кто Я?» (или, скорее, «Кто не есть Я?»), «Кто испытывает переживание?», «Кто спя­щий?»... И задает их не риторически, а следует им, как мантрам, упорно, настойчиво, туда, куда они ведут. Многие учителя утверждают, что это именно те вопро­сы, которые, если следовать им со всем упорством, мо­гут привести тебя туда. Может быть. Но не спрашивай­те меня.

В моем случае была чистая, незамутненная, глубокая простота всего. На сат-санге, следуя «пути» джняна йо­ги, нужно постоянно задавать вопросы, чтобы тем са­мым как бы загнать свой ум в угол, где он в конечном счете вынужден выйти за собственные пределы. Я про­бовал делать это, в период, когда учился тому, как мне следует думать о случившемся в джунглях, и пытался от­носиться к этому серьезно, но в данной перспективе это полная ерунда. Нет вопросов, на которые немедленно не последовал бы ответ, заключающийся в понимании, что этот вопрос и все вопросы — только пустые мысли. Нет индивидуума, задающего их или отвечающего на них. Жизнь просто происходит: мысли, чувства, дейст­вия, переживания. Нет индивидуума, делающего что-либо, думающего что-либо, переживающего что-либо. Когда это становится понятным, все вопросы прекра­щаются.

Все, что Есть, есть Присутствие. И Я Есть То. Вы хо­тели что-то спросить?

И снова бутылочка «Доктор Броннер». Нет, это на са­мом деле крайне забавно.

Вы можете увязнуть в этом и всю жизнь выбираться: есть путь, нет пути; есть вопросы, нет вопросов; есть просветление, нет просветления; но это так и останется ничем, сотрясанием воздуха.

Все, что есть здесь и сейчас, призвано служить про­должению жизни, сновидения, иллюзии, пока она продолжается. Продолжению наслаждения, признательно­сти и благодарности. В открытости Сат-Чит-Ананды Любви, Состраданию, Благодарности, Излиянию. Сча­стливо бредить вместе с Доктором Броннером и Руми. Знать, до самых глубин, что все просто есть; и что Я, ко­торое знает, что это не «я», которого нет: Это есть Все, Что Есть.

13

ОСВОБОЖДЕНИЕ

«Тот, кто обретает истинное значение

этих слов, не вкусит смерти:

Пусть ищущий не перестает искать

до тех пор, пока не найдет.

И, когда он найдет, ему будет не по себе.

А через некоторое время он придет в изумление,

и будет царствовать над всем»

- Иисус из Назарета (Евангелие от Фомы)

Чудовищно сложно описать или объяснить это ни­что, которое потому-то и называется невыразимым. По существу, нет ни видения, ни невидения, завеса ни под­нята, ни не поднята. Просто быть мистиком, йогином или шаманом, конечно, мало что значит: только еще большее количество ролей для персонажей сновидения. До тех пор пока остается тот, кто понимает, понимания не происходит. Пока есть, кому пробудиться, пробужде­ния нет. Основное послание сутр и шаманов заключает­ся в одном и том же: человек понимания — это тот, кто умер до того, как он умер, кто не оставляет следов, кто не следует ни какому пути, ибо он знает, что как лично­сти, как сущности, его нет. Но кто способен на это, ка­кое «я» готово умереть? Никакое, как сказал бы Вэй У Вэй, потому что никакое «я» не существует, смерть мо­жет только случиться. Нет никого, кто мог бы знать — есть только знание, а весь этот мир словно пребывает во сне или в галлюцинации. Только Сияние за пределом света, Любовь за пределом любви, ясное знание чистой красоты, струящейся сквозь эти прозрачные формы, — больше никого.

После джунглей к восприятию жизни добавилось чрезвычайно необычное и замечательно яркое качество. С одной стороны, все, весь опыт, можно описывать только в терминах пустоты. Это та перспектива, с кото­рой когда-то все казалось значимым, жизненно важ­ным, а теперь постигнуто как нереальное, пустое, не­важное, мнимое. Когда очевидно, что то запредельное сияние Сат-Чит-Ананды есть все, что есть, продолжа­ющее разворачиваться сновидение скользит, подобно тени. Но в то же самое время все это, возникающее во сне и пустое по сути, ощущается теперь намного глубже, чем можно было когда-либо себе вообразить, во всем ве­ликолепии совершенного творения, именно потому, что это не что иное, как Сат-Чит-Ананда, которое есть все, что есть. Все, что не имеет значения, что есть пустая ил­люзия, в то же самое время есть само запредельное сия­ние, совершенная красота. Так или иначе, равновесие не нарушается: эти два очевидно противоположных аспек­та не сводят друг друга на нет, а дополняют. Кажется, что здесь отсутствует «логика», но это так, как оно есть.

В адвайте есть традиция, которая говорит, что майя, проявление физической вселенной, закрывает собой, лежит поверх Сат-Чит-Ананды. Я не силен в этих вещах и могу только попытаться описать понимание. А Пони­мание здесь говорит за то, что не может быть никакого наложения одного на другое. Майя, проявление, физи­ческая вселенная, есть в точности Сат-Чит-Ананда, ни­чем не отличается от него, не существует сама по себе как нечто отделенное, чтобы его можно было наложить поверх чего-то еще. В том-то и вся суть! Нет майи! Един­ственная причина, по которой кажется, что у нее есть собственная реальность, и поэтому ее принято считать реальной, заключается в ошибке восприятия, которое видит кажущееся, а не Что Есть. Это то, что имел в виду Хуанбо, говоря, что «не следует проводить различия между Абсолютом и чувственным миром». Никакого различия! Есть только Одно. Никогда, ни в каком смыс­ле не существовало двух. Все восприятие базируется на различении и разделении, все восприятие двойственно­сти и все восприятие того, что известно как физическая реальность, — ментальная иллюзия. Когда учитель ука­зывает на физический мир и говорит: «Все это майя», — то, что он на самом деле говорит, звучит как что, что вы видите, — иллюзия»; все то, что есть, — Все, Что Есть, чистое Бытие, Сознание, Блаженство, Излияние. И толь­ко ваше восприятие этого как физического мира — майя, иллюзия.

Конечно, на самом деле нет никаких врат, которые открывались бы во Все, Что Есть, и ни один путь не ве­дет туда. Возможен только сдвиг в восприятии, позволя­ющий увидеть майю, нереальность как нереальность. Через данного персонажа сновидения Понимание про­изошло в контексте духовных практик туземных пле­мен, поэтому то, что известно в этом сне как «шама­низм», в данном случае сыграло роль безпутного пути к безвратным вратам, которые распахнулись и явили то, что никогда не было скрыто, никогда не было на другой стороне. Как и любая другая форма религиозной или ду­ховной практики на этой планете, шаманизм — по боль­шей степени такой же вздор, к занятию которым прибе­гают персонажи сна, дабы вычленить из всего какой-то смысл и на том успокоиться, пока сон продолжает идти своим чередом. Все те потуги и все атрибуты шаманических практик взорвались, растворились в свете Присут­ствия, Всего, Что Есть.

Да даже в самом шаманизме лишь совсем немногие действительно познали и увидели: что это только сон, и что ничего не имеет значения, и что все, что есть, есть Осознавание, и что их нет. Но с другими они продолжают притворяться, с течением времени, возможно, все реже и реже, пока совсем не перестанут, и тогда на них смотрят, как на сумасшедших. Кого это волнует? Ибо когда без тени сомнения понятно, что как личности, как индивидуума, как сущности, как «дэвида», даже как «ду­ши», меня нет, не существует, как и не существует всех остальных, то равным образом очевидно, что как Все, Что Есть, Я Есть.

Видение, произошедшее в джунглях, было и остается само-обосновывающим в том смысле, что оно тотально и не требует подтверждения. Все видимо в истинном свете. По отношению к нему все относительно, по отно­шению ко всему оно абсолютно. Тем не менее в снови­дении сновидческий персонаж продолжает функциони­ровать как таковой. И этот сновидческий персонаж, этот инструмент тело-ум, находится под постоянным воздействием Постижения.

Похоже, в большинстве случаев Постижение прихо­дит после определенного периода искательства и интел­лектуального понимания учений вечной мудрости, и в таком случае, когда оно происходит, весьма вероятно некоторое узнавание. В данном случае, однако, подго­товка в плане знакомства с элементарными понятиями была минимальной, если вообще таковая имелась. С од­ной стороны, это было глубокой и прекрасной ми­лостью и благословением. Мне приходилось наблюдать, как привлеченные для интеллектуального понимания концепции становились огромным препятствием для многих духовных искателей, так что в моем случае, ког­да Постижение случилось естественно, спонтанно и не­ожиданно, я оказался избавлен от этого.

Но с другой стороны, испытанное стало многократно интенсивнее, неподготовленное ум-тело было брошено в пучину хаоса. Поэтому записи Сюзан Сигал кажутся мне весьма горькими; все, через что ей пришлось прой­ти, вызывает глубокое сочувствие. Хотя в отличие от меня некоторое количество подготовки у нее все-таки было (занятия по программе Трансцендентальной Ме­дитации с Махариши Махеш Йоги), похоже, это, тем не менее, не снабдило ее ключом, необходимым для постижения происходящего пробуждения. И что более при­мечательно, ее не снабдили никакой ощутимой под­держкой уже после того, как это случилось, в результате чего последующие двенадцать лет ей пришлось провес­ти с психотерапевтом, занимаясь «отчаянной попыткой патологизировать пустоту собственного "я" с целью из­бавиться от нее».

В моем случае шаманический контекст сам по себе не мог предоставить адекватную концептуальную и опытную базу, с помощью которой можно было бы обос­новать, объяснить и выразить то, что случилось. Я знал, что «никого нет дома», что не существует и никогда не существовало «дэвида», что то, чем я «себя» всегда счи­тал, было фикцией. Я также знал, что Сияющее При­сутствие было Всем изливающимся. Это было совер­шенным великолепием, но в то же самое время вызвало то, что на тот момент я назвал резким «размыканием», чувством нарушения непрерывности не только с точки зрения личной истории, собственного прошлого, убеж­дений и целей, но и тотальное отсоединение от того, что, по-видимому, составляет опыт всех остальных существ на планете, насколько мне известно. В рамках на­шего социокультурного контекста возможность того, что здесь имел место своего рода психотический диссоциативный срыв и что «дэвид» впал в безумие, кажется весьма правдоподобным объяснением.

Но то, что последовало дальше, в очередной раз было чудом, незаслуженной Милостью. Как результат того необычного образа, коим произошло Постижение, в нем отсутствовали отношения между гуру и учеником в традиционном смысле слова. И тем не менее, по ходу дела возникает нечто похожее: простое пребывание, успокоение в этом Сиянии, отдавание себя этой невероят­ной Милости: просвет, открывающийся в этот Покой, который превосходит всякое понимание.

Почти все, о ком мне довелось слышать, кто, похоже, подлинно пережил то, у чего нет имени, прошли через длительный период последующего дозревания. Роберт Адаме, Тони Парсонс, Сюзан Сигал, Дуглас Хардинг и другие; даже Рамана Махарши: десять, двенадцать, двадцать лет до «освобождения». В традиции дзэн, когда монах-ученик достигает пробуждения, он продолжает оставаться учеником еще десять лет для «стабилизации». Даже Хуйнэн, Шестой Патриарх дзэн, ушел и прятался в горах пятнадцать лет после всего случившегося.

Звучит здраво. Джед МакКенна называет это «чер­товски специфическими десятью годами», и я должен с ним согласиться. Просто организму тела-ума требуется время для приспосабливания. Все, что люди полагают важным и разумным, видится ему абсолютно абсурд­ным, бессмысленным. А то, что люди даже не замеча­ют, — Совершенством, красотой, завершенностью, не требующей слов. Гораздо сильнее, чем раньше, присут­ствует склонность к тишине и одиночеству, хотя понят­но, что таких вещей не существует.

Хуйнэн говорит, что, в то время как Постижение происходит внезапно, то, что он называет «освобожде­нием», происходит постепенно. Я могу только сказать: происходящее Постижение сотрясает организм ума-те­ла столь сильно, что последнему требуется некоторое приспособление. А как иначе? Возможно, в отдельных случаях переход протекает гладко: если, к примеру, вы являетесь частью культуры и времени, где вы всю жизнь пропитываетесь базовыми элементами Учения, период приспосабливания организма тела-ума может быть весьма незначительным.

Понятно, что в моем случае все было иначе, практи­чески прямо противоположно. За целую жизнь, прожитую с ощущением ее невыносимой запутанности и бо­лезненности, в борьбе с ней и со всем, что она предлага­ла, в обусловленном существовании успели сложиться совершенно иные паттерны, привычки и способы мыш­ления. В базовом арсенале не было опорных идей Уче­ния, к чьей помощи можно было бы прибегнуть. И не было никакого сообщества или каких-то других ресур­сов, которые могли бы оказать поддержку сразу после произошедшего.

В буддизме есть традиция, называемая пратъека-бодхи, «реализация одиночки». Она относится к Пробужде­нию, случившемуся вне обычной передачи учения от учителя к ученику, без привычного фонового образова­ния, подготовки или поддержки. В таком случае путь к освобождению может оказаться еще более «чертовски специфическим». Возможно, Рамеш думал о чем-то по­хожем, когда сказал мне:

«Пробуждение бывает разным, да. Опыт, который был у тебя, как ты его называешь, — "никого нет дома"; действительно, нет никакого дэвида. И это правда, ког­да нет отождествления. И потому, что именно это про­изошло с тобой, проживание этой жизни представляет для тебя большую проблему... поэтому твой случай уни­кален».

Замечание Иисуса, на которое я наткнулся в начале Евангелия от Фомы, стало первым высказыванием учите­ля, которое я обнаружил, где говорится, что после «на­хождения» пробуждения возможно сильнейшее потрясе­ние, сильнейшие нарушения. В зависимости от состоя­ния тела-ума это не обязательно, но в данном случае это было так. Этот период потрясения сам по себе является «освобождением», переустройством паттернов и обус­ловленного существования тела-ума в свете новой обус­ловленности, сложившейся благодаря Постижению. И в основе всего этого лежит постоянное, полное изумления осознавание Всего, которое никогда не умрет.

Но все это имеет отношение к тому, как организм тела-ума реагирует и приспосабливается к различным вариантам, которыми происходит Понимание. Всегда было предельно понятно, что Понимание само по себе совершенно, предельно просто и тотально. Те, кто на­стаивает на том, что пробуждение происходит посте­пенно, или имеет несколько ступеней и степеней, и что даже возможен некий процесс углубления в него, мне кажется, не понимают самой важной и неотъемлемой части самого Понимания. Это не часть времени и прост­ранства, и не может занимать время или пространство. Это не опыт, не процесс. Это пронзание времени и про­странства навылет глубоким интуитивным понимани­ем, что все это время, пространство, все вещи и все сущ­ности, включая ту, в которой происходит инсайт, — все­го этого нет. Как это может произойти как-то иначе, нежели внезапно, мгновенно? Это не может быть час­тичным; либо оно есть, либо нет.

И все это лишь видимость. Понятно, что здесь ниче­го нет: слова, идеи, мысли — все бессмысленно. «Сказка, рассказанная идиотом, которая полна скандалов и ярос­ти и которая ничего не значит». Что Есть, есть немысли­мое великолепие, бесконечная любовь, великая тишина, и это действительно все. И опять-таки, это невозможно передать словами, это несказанно, невыразимо.

14

ВРАЩЕНИЕ

«Ах, дверь была закрыта на замок,

И сквозь завесу видеть я не мог.

Послышалась мне речь про "я" и "ты",

Но через миг настал молчанью срок».

- Омар Хайям (Перевод: О. Румер)

«Это все та же фигня, приятель».

- Дженис Джоплин

Кто я? Извечный вопрос. Определенно не это тело, не эти временные, изменяющиеся физические молеку­лы, атомы и частицы, которые, если верить физикам, как таковые вообще не существуют. Определенно не этот ум, не эти мысли, неизвестно откуда возникающие и не поддающиеся контролю. В итоге остается одно: единственное, в чем мы можем быть уверены, — это Со­знание, глубоко внутри, глубоко за пределом индиви­дуальности, первичное по отношению ко всем вариантам того, кем или чем я себя считал. Ощущение, знание: Я Есть. Неделимое, интуитивно воспринимаемое Я, Жиз­ненная Сила, которая существует и знает, что она суще­ствует. Это все. Единственная постоянная. Все осталь­ное — измышление, выдумка.

Под всеми своими слоями каждый из нас пережива­ет этот самый опыт существования, «Я Есть». Именно этот опыт Я. Необъяснимым образом этот всеобщий опыт является атрибутом различных «я», каждое из ко­торых переживает одно и то же Я. Безличностное Я при­нимается за личностное, «индивидуальное» «я», обита­ющее в каждом индивидуальном теле-уме. По крайней мере, это то, что на поверхности кажется бесспорным. Но не нужно копать слишком глубоко, чтобы убедиться, что это ерунда. Идея отъединенного, индивидуального «я» возможна только потому, что в каждом видимом «я» переживается подлинное Я. Этот опыт ошибочно трак­туется как личный опыт, относящийся к индивидуаль­ному телу-уму. Жизненная Сила, Я, вдыхающая жизнь в одно тело-ум, кажется отличной от той, что оживляет другое тело-ум, потому что проявление этого Я в каж­дом из них выражено по-разному. Мы сосредоточиваем внимание на непостоянном, варьирующемся проявле­нии и не замечаем то неизменное, что скрыто под ним.

Неизменно: есть только Одно. Есть только одно Я, одна Осознанность, Сознание, выражающее себя во мно­жестве кажущихся тел и умов. Мое знание «Я Есть» — то же Я, подобное вашему знанию «Я Есть». Реальность есть го, что скрыто за покровом видимости: Я, «Я Есть», Осознанность, Абсолют. Те, кого мы называем индиви­дуумами, представляют собой лишь видимую, относи­тельную конструкцию. Все, что называется физической или психической «реальностью», на деле только види­мость, относительность. Именно поэтому здесь поистине ничего не происходит — все это лишь кажется. Не­смотря на видимость, ничто из проявленной физиче­ской «реальности» не реально, ничего не происходит, и «дэвид», наряду со всем остальным, — концепция, идея, ментальный пузырь, которого в реальности нет.

Благодаря этому жизнь идет своим чередом с гораздо меньшей вовлеченностью. Нет нужды в стремлениях, борьбе или становлении: «мы» все уже есть Единствен­ность, Я, Осознанность. То, что кажется происходящим здесь, в видимой «реальности», нереально и не оказывает никакого воздействия на того, кто Есть Я, на Я, на Осознанность. Это сравнимо с волной: она вздымается на какое-то мгновение на поверхности океана и снова опадает, но природа океана остается неизменной. Ниче­го не случилось. Переживания ничего не значат: на са­мом деле, нет ничего, что было бы более важно или менее важно, потому как здесь ничего не происходит. Когда действие не имеет значения, привязанность к его результату постепенно теряет силу.

Когда я смотрю на «других», то обнаруживаю шоки­рующую, неприкрытую близость с ними: я вижу ту же Сущность, которая Есть Я, по-разному выражающую себя.

Нисаргадатта Махарадж то и дело повторял своим слушателям: «Отступите. Идите обратно». На каком бы уровне вы ни были, какое бы местонахождение ни опре­деляло ваши мыслительные процессы и переживания, отступите обратно, найдите место или уровень, предше­ствующий этому. То же предписывает указание Джеда МакКенны: «Продвигайтесь». Не важно, где вы находи­тесь или откуда пришли, пока существуете «вы», суще­ствует более глубокий уровень, предшествующий этому, находящийся за его пределом, который и нужен вам. Все остальное — часть сновидения, маскирующий слой. От­ступите, идите обратно, к тому «Я Есть», что предшест­вует всему.

«Порой ты слышишь голос за дверью,

Зовущий тебя, Подобно тому как рыба, выброшенная на берег,

слышит зов прилива "вернись!" Этот поворот к тому, что ты глубоко любишь,

Спасет тебя». (Руми)

Какое-то время после всего случившегося, после джунглей, присутствовало острое осознание трансфор­мации, Понимания, произошедшего внезапным рывком, и ощущение, что уму и телу еще только предстоит научиться жить с этим. Похоже, дело было не только в тяжести этого ума-тела и движущих импульсах его жиз­ни и истории, но и всей человеческой культуры, убеж­денной в том, что все устроено не так, как это было оче­видно теперь, в свете Понимания. В повседневной жиз­ни ум и тело продолжали реагировать привычным для них образом мыслей и действий. Это было даже забавно и развлекало меня все то время, потому как не было «содержимого», не было поддерживающих эмоций и убеждений, которые раньше были там и изначально служили толчком этим мыслям и действиям. Они были «пусты».

Как-то я наткнулся на параллель с вентилятором, ко­торый продолжает вращение некоторое время после того, как штепсель выдернут. Лишенные своего источ­ника, привычные мысли и действия должны были бы отпасть, что до определенной степени и произошло. Большая часть инертного движения постепенно сошла на нет. С другой стороны, вещь дэвид просто до смеш­ного продолжает вести себя более или менее как дэвид. Организм исправно выдает реакции, соответствующие его запрограммированности и обусловленности. Но это не имеет никакого значения.

После того как Реализация случилась, внешне может казаться, что ничего не изменилось, однако изнутри все отныне предстает иначе. Это тоже лишь приблизитель­ное описание, а не истина, но оно ухватывает суть. Именно это подразумевает высказывание дзэн: «До про­буждения наколи дров, принеси воды. После пробужде­ния наколи дров, принеси воды». Колоть дрова и носить воду — привычные, основные, насущные, повседнев­ные занятия в простом аграрном обществе, откуда пош­ло это выражение. Смысл его в том, что все продолжает идти своим чередом, как прежде. Жизнь продолжается. Внутри, вместо прежнего состояния сна, отныне — По нимание того, Что Есть. Но вовне организм следует на­значенным ему циклам. А почему бы и нет?

Возможно, в рутинной жизни организма и произош­ли какие-то изменения, заметные близким. Возможно, несколько усилилась склонность к тишине и уедине­нию. Несколько ослаб интерес к деятельности и разго­ворам. В зависимости от превалирующего культурного влияния в целом может сложиться впечатление, что тот, кто прошел через подобный опыт, просто ведет себя чуть более странно. Но естественное функционирова­ние организма продолжается практически так же, как и раньше.

Я знаю, что это тело неодушевленно, не имеет инди­видуальности. Это только видимость, в которую Сущ­ность, Единственность, Осознанность вдохнула жизнь. У него даже нет собственной жизни. Скорее, оно про­живается. Присутствует острое осознание, что этот ор­ганизм тела-ума проживают, и он не живет автономно. То, что я некогда называл «своим умом», есть поток мыслей; мыслей, которые берут свое начало не во «мне», а в Единой Осознанности. Нет индивидуума, нет дэвида. Все, что, как кажется, происходит здесь, включая мысли и действия этого ума и тела, возникает стихийно в Осознанности. Несмотря на якобы принимаемые «мной» решения.

Поскольку очевидно, что нет никого, кто бы мог контролировать «мои» мысли или стечения обстоя­тельств в этой мнимой «реальности», нет и концепции вины, или гордыни, или ответственности, или обяза­тельств, — все это утрачивает смысл. Конечно, общест­во столкнулось бы с серьезными трудностями, если бы ему пришлось существовать и функционировать без по­ощрения этой веры в концепцию контроля за индивиду­умами и населением. Но ни одной из этих концепций не существует в том, Что Есть Осознанность. Все возникает спонтанно в Осознанности. Нет никакой необходимости чему-то случаться или не случаться. Нет смысла, нет причины, нет «почему?».

На вопросы «почему?» по самой их природе не может быть ответа. Многие всю жизнь то и дело спрашивают «почему?» и, не подозревая того, охотно принимают в качестве ответа то, что таковым не является. Если мы спросим, почему небо синее, ответ, будь это научная вы­кладка, мистическое или поэтическое видение, не объ­яснит, почему небо синее, а скорее расскажет, как полу­чается, что оно синее. Если мы спросим, почему мы испытываем состояние депрессии или счастья, ответом будет объяснение, как получается, что мы чувствуем се­бя подобным образом, что, однако, по-прежнему не от­вечает на вопрос. Мы ходим вокруг да около «почему?», называя причины того, как получается, что что-то про­исходит тем или иным образом, не понимая, что «поче­му?» продолжает оставаться без ответа. Ответа нет, нет «почему?». Все возникает спонтанно в Осознанности. Беспрестанные вопросы «почему?» — это только ум, пы­тающийся захватить контроль.

Любопытно, что в детстве постоянные «почему?» на­чинаются в то время, в том возрасте, когда появляется ощущение отделенности как индивидуальное «я». Ум думает, что если до него дойдет, «почему» все это проис­ходит, он сможет взять ситуацию под контроль и все уладить. Таким образом ум довольствуется не-ответами и сохраняет иллюзию контроля, вместо того чтобы при­знать, что ответов не существует, и согласиться с тем, что у него нет никакой власти. Нет цели, нет причины, нет смысла. Поэтому нет значимости. Поэтому нет во­влеченности. Нет потребности что-либо менять.

Тот, кто вырос с религиозными убеждениями, дол­жен в данной связи пройти через фундаментальный сдвиг. Даже если эти религиозные убеждения давно уже обнаружили себя как вводящие в слепоту и заблуждения измышления, тем не менее остается ядро, ощущение Другого. Мартин Бубер в «Я и Ты»; мистическое вос­приятие Рудольфа Отто в «Идее святости». Даже когда вера в Бога как индивидуальную сущность отпадает, идея некого Другого по-прежнему остается. Другой, на которого можно направить человеческое чувство благо­говейного страха. Некто Тот, к кому можно испытывать благодарность. Источник. Дух.

Тот, кто воспринимает это на интеллектуальном уровне, неосознанно подвержен тенденции назвать «Присутствие», «Сознание» тем Другим, Духом; просто поменять названия. Многие рассуждают о Сознании со­вершенно так же, как они когда-то рассуждали о Боге или Духе. Однако Другого нет, потому что нет индиви­дуума. Нет Тебя, потому как нет меня. Нет Духа, так как нет ничего, что не являлось бы Духом. Нет раскола дуа­лизма, есть только Одно. Я не отличен от Одного.

Пойманный в ловушку мира концепций и двойст­венности,

ум утрачивает связующую силу, буксует, и его «заносит».

Возникает мысль: «Думать не о чем».

Затем наступает Недвижимость,

Осознание.

Три

Ближе,

чем только можно

себе представить:

«меня» нет;

то, что Есть

Присутствие,

есть Я.

15

НЕТ ГУРУ, НЕТ МЕТОДА, НЕТ УЧИТЕЛЯ

«Нет мастеров, только ты,

ты и есть мастер —

замечательно, ведь так?»

- Иккю

«Если ты не будешь следовать за кем-либо,

ты будешь чувствовать себя очень одиноко.

Значит, будь одинок».

- Дж. Кршинамурти

Стало очевидно, что ничто из этого не является тем, чем когда-то казалось. Мы все персонажи сна.

Источник, Дух, Бог, Богиня, боги... или: «мое истинное я», «мое высшее я...» или: дэвы, ангелы, направляющие духи, силы

добра и зла...

или: гуру, сатгуру, мастера, учителя... все это суть концепции, человеческие

представления, конструкции; и, как таковые, персонажи сна здесь, вместе

с нами, в сновидении.

Нет отделенного «Бога», так же как Нет отделенных «нас».

Все это — мысленные проекции. Что есть, есть

Это.

Все, Что Есть.

Это не еше одно имя Бога.

Не существо, зовущееся «Бог», или «Источник»,

или еще как-то,

вовне, отличное от того, Что Есть. Во всей реальности не существует двух.

Есть только Все, Что Есть. Это.

Тот Ты, кем на самом деле ты являешься,

говоря «Я есть», И тот Я, кем на самом деле являюсь я,

говоря «Я Есть», суть одно и то же «Я Есть» Все, Что Есть.

«ты», «я», «мы», кажущиеся индивидуальности, есть персонажи сна, который снится Я, Всему, Что Есть.

Нет нас, нет меня, нет тебя.

И даже сон объят

Всем, Что Есть.

Вот кем Ты на самом деле являешься,

не тем «ты», кем ты себя полагаешь.

Во всем том, что я принялся читать после джунглей, и среди людей, с которыми я столкнулся, большое зна­чение придается так называемому пробуждению, или просветлению. Хотя я и использовал глагол «пробудить­ся» для выражения момента сдвига в восприятии, про­изошедшего в джунглях, порой кажется, что это непра­вильное употребление слова, что в данном контексте оно весьма бессмысленно.

С определенной точки зрения нет «пробуждения», нет просветления, потому что нет того, «кто» мог бы пробудиться. Кто бы это мог быть? Кто пробудился?

«Я», дэвид? Конечно же, нет: дэвид — персонаж сна, идея, фантазия; не спящий, поэтому, очевидно, не спо­собный пробудиться. Нет «дэвида», который мог бы что-то «делать», в том числе и пробудиться.

Или «пробудился» тот, «Кто Есть Реальный Я», При­сутствие, Осознанность, Все, Что Есть?

Конечно же, Осознанность никогда не засыпала, ей не нужно пробуждаться к чему бы то ни было; Осознан­ность уже и всегда есть Все, Что Есть.

Отсюда ясно, что пробуждаться некому. «Пробужде­ние» — лишь аналогия, концепция, указатель. Иска­тельское сообщество стремится осмыслить это букваль­но, но, как и в большинстве аналогий, дальше того ни­чего не идет.

Случившееся больше похоже вот на что: в сновиде­нии, в случае сновидческого персонажа «дэвид», Все, Что Есть перестает притворяться, что «Оно» спит. То, что никогда не засыпало, позволяет ложному представ­лению о том, что кто-то может уснуть и проснуться, ис­чезнуть.

Вот и все. А сон продолжается, как и прежде. Ложное представление исчезло, но оно в любом случае не было реальным, так что же случилось? Ничего. Сновидческий персонаж «дэвид» теперь знает, что он только сон, не «реальность»; знает, что все это сон. Но даже это «зна­ние» сновидческого персонажа — часть сна, часть разво­рачивающегося сновидческого сценария для этого сновидческого персонажа, и — ничего не случилось. Сновидческий персонаж продолжает оставаться сновидческим персонажем.

«Ничего не происходит» именно потому, что кажи­мость происходящего на самом деле не существует, и то, что происходит, — это то, что предстает как «ни-что».

Тем временем, некоторые из тех сновидческих пер­сонажей, с кем мне довелось соприкоснуться в после­дующие месяцы после возвращения из джунглей, явно делают карьеру на этой заморочке с пробуждением и просветлением. Постепенно я начал понимать, что на­ткнулся на крайне странный феномен, о котором ранее не подозревал: вся субкультурная прослойка искателей просветления полнится учителями и учениями всех ма­стей, варьирующимися от содержательных до крайне нелепых. Конечно, это нормально, даже замечательно; это часть сновидения. И на нелепом конце спектра пол­но глупостей. Сновидческие персонажи публично заяв­ляют, что они «пробудились к Божественному сознанию» и теперь могут, за определенную плату, показать другим сновидческим персонажам, каким образом те тоже мо­гут пробудиться. В лучшем случае, крайне сомнительно; в худшем — наглое «навязывание товара». Многослов­ные разглагольствования о том, какой «уровень» про­буждения им удалось «достичь»; о втором уровне первой ступени или о третьей ступени через четвертый уровень, где на данный момент еще нет никого с этой планеты, но скоро будет.

«Завернутость», искусственная запуганность и глу­пое высокомерие. Сияющий свет Истины по сути своей предельно прост и сводит на нет любое собственниче­ское притязание на него. Можно притязать на пережива­ние. Можно притязать на знание. Можно претендовать на власть, на линию преемственности, на передачу. Но как только ваше сердце и мозг вскрыты и то, что оста­лось от вас, обнаруживает себя Истиной, пребывающей в Истине, любая идея о притязании на это вызовет у вас лишь слезы или смех.

Не на что претендовать, нечего достигать. Как выра­зился без обиняков мастер дзэн Хуйхай в восьмом сто­летии:

«Если вы понимаете смысл всего этого, значит, знаете, что достигать нечего. Тот, кто считает, что может достичь чего-то, вцепившись в это, ухва­тившись за него, полон самомнения: высокомер­ный человек с искаженными взглядами».

Но, разумеется, если вы — сновидческий персонаж, чья роль в сновидении заключается в построении карье­ры на пробуждении, простота не для вас. Вам потребует­ся создать организацию и разработать характерное уче­ние. Вам нужно будет собрать стадо последователей и очень публично (с большой долей драматизма) проди­раться вместе со своими избранными учениками через все те многочисленные уровни продвинутого просветле­ния. Если бы действительно имело место понимание, что нет никаких «вас» и «вы» ничего не «делаете», то не было бы никакого беспокойства, так как было бы зна­ние, что всего этого не существует как такового, что это просто построения в сновидении. Но, понятное дело, в таком случае у вас не было бы возможности завоевать авторитет, утвердиться в собственной значимости и за­работать кучу денег, проводя семинары и убеждая людей в том, что им необходима модификация их первичной личностной матрицы.

Деньги необходимы для жизни в современном мире, и существует благородная традиция дарения денег или их эквивалента для поддержки учителей, монахов, ашрамов и монастырей. Но здесь есть четкое разграничение, по­скольку на основополагающем уровне деньги и духов­ные учения не пересекаются. Кто-то пытается оправдать требуемое вознаграждение за приобщение к учению, ссылаясь на теорию «энергообмена», которая гласит, что всякий раз, когда ты получаешь что-то ценное, ты дол­жен заплатить за это. Тут не требуется напряженного раз­мышления, чтобы понять, что все это полная ерунда: все самое ценное, что вы имеете, вы получили бесплатно.

Теория честного обмена имеет смысл для вещей вну­три сновидения. Но когда речь идет о Том, Что Есть, о несуществовании индивидуумов и отделенности, о реа­лизации того, чем ты уже являешься и всегда являлся, тогда вся концепция того, что один человек берет за это деньги с другого человека, становится вопиюще бес­смысленной. Истина — дар, и она просто проходит че­рез «нас»; ее невозможно купить или продать.

Эта игра в духовность на деньги — занятие по их от­мыванию. Она широко практикуется и пользуется все­общей благосклонностью, и это остается лишь малень­ким грязным секретом духовного сообщества: никто не чувствует себя в этой связи вполне комфортно, потому как в глубине души все знают, что требование денег за доступ к духовным учениям, даже окольным путем, — обман, не совместимый с самим Учением.

Даже когда говорится, что эти деньги идут на содер­жание ашрама, на капиталовложения в организацию, на финансирование поездок, дабы донести это «жиз­ненно важное послание» до максимального количества людей, — даже тогда эта своего рода попытка сбыть то­вар продолжает взывать к эго, к страстному желанию каждого эго быть частью чего-то большого и важного.

«Пожертвование», как это обозначает эвфемизм, когда оно преподносится таким образом, что чувство вины и социальное давление не допускают возможности отказа, бесчестно. Раз у вас появился ашрам, раз у вас образовалась церковь, вы непременно должны пустить шляпу по кругу и читать проповеди, выпрашивая взнос. Но всякий раз, когда в храме появляются деньги, вы подвергаете себя риску, что нагрянет какой-нибудь пыл­кий деревенский плотник и перевернет все столы.

В то утро, когда старые мастера дзэн или адвайты ре­ализовали Я, они продолжили колоть дрова и носить во­ду. Если кто-то приходил к ним поговорить, они говори­ли, затем возвращались к своей работе. Где написано, что учителя не могут работать, чтобы поддерживать свое существование, что они должны жить за счет своих по­следователей? Кто сказал, что непременно должна быть организация? Кто сказал, что учителя должны собирать огромные деньги, разъезжая по миру с лекциями, семи­нарами и сатсангами. Чье эго, чье чувство индиви­дуального «я» стоит за идеей о том, что это послание учителя столь жизненно важно, столь ценно, что весь мир должен слушать его без перерыва? Старым масте­рам чань давали имена по названию той или иной горы, на которой они жили, и если кому-то хотелось послу­шать Учение, то он сам отправлялся к ним. Это отсеива­ло случайных «воителей» и освобождало место для тех, кто ради этого был готов отказаться от своей привычной жизни.

Будь недвижим. Кто вовлекается во всю эту деятель­ность, придавая ей такую важность, веря в то, что вся эта крикливая агитация имеет какое-то особое значение? Кто считает, что огромному числу сновидческих персо­нажей нужно непременно проснуться и что это зависит от вас? И что значит вся эта чушь с крестовым походом адвайтистских телеевангелистов?

За всеми прелестями Нью-Эйджа скрыта мессиан­ская идея избранности для спасения мира. Останови­тесь. Учение универсально, и существует множество учителей, и они всегда уже там, где нужны. С Постиже­нием приходит знание того, что у мира нет потребности в каких-то особых посланиях от особых учителей. Обо всем этом уже позаботились. Сновидение Сознания раз­ворачивается совершенным образом, и культ личности вокруг известных и хорошо финансируемых духовных учителей является частью этого действа. Но совсем в ином свете, нежели это представляется им или их при­верженцам.

Поразительно, какое количество подобных вещей происходит здесь, в сновидении. Слепой ведет слепого.

Наблюдая за этой ерундой, видя, насколько серьезно все это воспринимают, я не могу не рассмеяться, так как естественным образом возникает вопрос: Кто? Кто бес­покоится? Кто думает, что это важно, кто систематизи­рует? Это все концепции, которых не существует! Един­ственный, кто беспокоится, кто отслеживает, кто прида­ет значение роли, — это думающий ум, эго, кажущийся индивидуум, который по-прежнему считает, что он или она находится здесь, чтобы пробудиться или донести ка­кое-то послание; несоответствие между всем этим и предметом обсуждения настолько велико, что в итоге становится отличным увеселением.

Есть потрясающая милость и в том, что те первые учителя адвайты, с которыми я имел дело, оказались фальшивыми учителями, персонажами, считающими себя пробужденными, но на деле заблудившимися и за­стрявшими в ловушке эго. А также в ловушке денег и игры в духовный престиж. Странный опыт, в свое время весьма сбивший с толку, потому как, с одной стороны, они очевидно знали гораздо больше меня, проведя достаточно длительное время за основательным штуди­рованием учения; но с другой стороны, они вообще ни­чего не знали из того, на что притязали. Они использо­вали имя Рамеша, называя его своим учителем, а себя — продолжателями «линии», идущей через него, однако полезно узнать мнение Рамеша на сей счет. «Не удиви­тельно, что какое-то время ты был слегка озадачен, — смеется он. — Они все еще считают себя теми, кто все это делает».

Но я очень благодарен за этот опыт, поскольку он дал возможность ясно рассмотреть то, чем Постижение не является. Одним из самых поразительных его аспектов стало наблюдение за тем, до какой степени люди — рья­ные искатели — хотят верить, что эти учителя — под­линные. И следуют за ними, и слушаются их, и покорно подчиняются их требованиям, даже когда эти требования по сути пагубные и эксплуататорские и не имеют ничего общего с учением. Я начал понимать, что боль­шинство людей, большинство искателей не способны определить, имеют ли они дело с настоящим учителем или нет.

Опять-таки, все возникает в совершенном разверты­вании сновидящего Сознания, и нет ничего «непра­вильного», что требовалось бы поправить. Когда отчаяв­шийся искатель, едва отделавшийся от опыта пагубного общения с фальшивым, эгоцентричным, ложным гуру, спрашивает, почему существуют эти фальшивые учите­ля, единственное, что можно ответить; именно ради су­ществования подобного опыта. Это тоже часть всеохва­тывающего функционирования тотальности.

Тем не менее это вызывает сострадание, и у меня есть хорошая новость для искателей просветления: вы даже не представляете себе, насколько эти короли и короле­вы голы.

Если учитель что-то хочет от вас, что-то требует или выпрашивает, пусть даже в самых духовных выражениях, призванных приблизить вас к пробуждению, то весьма и весьма похоже, что он не пробудился, что Постижения не произошло. Если он просит денег в той или иной фор­ме, требует преданности, если он наслаждается вашим низкопоклонством, уверяет, что сексуальные отношения с ним являются частью «трансформации» или «инициа­ции», если он хочет ваше время, служение и собствен­ность в обмен на то, что «получаете» вы, если он настаи­вает на том, чтобы вы жили определенным образом и вы­полняли определенные действия, если он вообще что-то от вас хочет, то, уверяю вас, в высшей степени маловеро­ятно, что он тот, за кого себя выдает, что у него есть то, что вы ищете, что через него произошло пробуждение.

Как можно судить об этом столь категорично? Это легко. Когда есть Понимание, то ничто из этого не име­ет значения. Когда есть Понимание, есть знание, что все происходит иначе. Все происходит абсолютно иначе! Когда есть Понимание, любая обеспокоенность такого рода вещами просто исчезает, поскольку они не имеют к нему никакого отношения.

В противоположность традициям, утверждающим обратное, исчезает даже беспокойство о том, пробудит­ся ли еще кто-нибудь или нет, будет слушать или нет. Некому беспокоиться, нет того, кому все это могло бы оказаться важным.

Деньги, секс, преданность, служение, собствен­ность — все это элементы сновидения. Когда они нуж­ны, они предоставляются. Если они предоставляются, ими можно наслаждаться. Если не предоставляются, в этом нет ничего страшного.

Масштабный сбор пожертвований на драматичный крестовый поход с целью донести весть об индивидуаль­ном просветлении до всей планеты — дело весьма увле­кательное, однако ничего общего не имеющее с надын­дивидуальным пробуждением к истинной природе Того, Что Есть. Если вам необходимы драмы, возбуждающие волнение, продолжайте спать. Говоря словами Уэйна Ликермэна, когда происходит реализация, все стано­вится очень обычным.

Во всем этом есть удивительная по своей красоте про­стота. Вы можете сказать: «Пробуждение есть понима­ние того, что некому пробуждаться. Нет индивидуума, делающего что-либо. Все, что есть, — Сознание». И тем выразите учение во всей полноте. К этому действитель­но больше нечего добавить. Все это просто Есть. Нет ин­дивидуума, нет искателя, нет учителя, нет цели, нет ре­зультата. Это все просто Есть. Все, Что Есть, есть При­сутствие. Вот и все, вся фишка. И можно закрыть тему. Parasamgate. А сновидение продолжается.

И зная это, наслаждайтесь. Вставайте утром, завтра­кайте, идите на работу. «Делайте» то, что кажется пра­вильным, зная, что «вас» нет и «вы» ничего не «делаете».

Как говорится в дзэн:

«Если ты понимаешь, все вещи просто такие, ка­кие есть.

Если не понимаешь, все вещи просто такие, какие есть».

А это снова Руми:

«Мы редко слышим музыку, идущую изнутри, но, тем не менее, мы все под нее танцуем».

Как будто у «вас» есть выбор. Понимаете? Все это есть, как оно есть. Механизм, метод функционирова­ния, если хотите, которым оперирует сновидение, с по­мощью которого в Сознании совершается действие, остается тем же в независимости от того, произошла ре­ализация или нет. Потому и говорится, что, когда случа­ется Постижение, ничего не случается. Ничего не меня­ется. Поток Сознания течет, действует, оперирует в этом организме тело-ум, через которое произошло Постиже­ние, точно так же, как оно оперирует в организме тело-ум, в котором нет Постижения. Пробуждение, или Просветление, не означает автоматического прекращения действия обычных средств и способов, благодаря кото­рым разворачивается сновидение. Не происходит преображения в сверхчеловека света или подобного ему, об­ладающего сверхъестественной силой, как об этом рас­сказывают некоторые фантастические истории. Кому преображаться? Кому что-то делать?

Похоже, люди помешаны на идее о том, что они мо­гут что-то сделать, чтобы получить желаемое, и убежде­ны, что обязаны что-то делать или им следовало бы что-то делать.

Послушайте. Нет необходимости что-то делать. Вам ничего не нужно улучшать или совершенствовать. Нет ничего, чему бы требовалось ваше очищение, освяще­ние или благословение. Нечего достигать, нечего доказывать. Нечего сооружать. Нечего разрушать. Не над чем работать, нечего изучать, нечему и некого учить. Да­же нечего понимать или «получать». Нечего уравнове­шивать, приводить в порядок или исцелять. Нечем ста­новиться.

Разумеется, если во сне Всего, Что Есть возникает объект ум-тело, которому требуется «совершить» то или иное действие, это случится: сновидческому персонажу надо чем-то заниматься, пока сон продолжается. Учени­ки, изучающие Учение, часто изо всех сил стараются найти баланс между идеями свободы воли и предопреде­ленности; между идеей о том, что «ты уже и всегда явля­ешься Всем, Что Есть, и ничего не можешь сделать, чтобы этого достичь», с настоятельным призывом зани­маться серьезным самоисследованием, задаваться во­просами и познавать. Но здесь нет конфликта: учение об «уже и всегда» не означает, что нужно прекратить при­кладывать усилия. Это прекращение само по себе будет усилием!

Если вам суждено понять учение, тогда у «вас» как эго, как индивидуального «я» появится мотивация со­вершать то, что необходимо для реализации. Если изу­чение, медитация или работа должны быть, значит, они будут. Они тоже являются частью «уже и всегда». Сами по себе не имеющие значимости, они происходят, если должны произойти.

Полное Понимание вряд ли случится, если сидеть сиднем, избегая соприкосновения с Учением, отказыва­ясь смотреть в лицо своим заблуждениям и думая о чем угодно, только не об этом. Но то, что кажется мотиваци­ей, размышлением, вдумчивостью и решимостью, вы­бором и действием, есть просто функционирование ме­ханизма, с помощью которого разворачивается вся ма­нифестация Сознания. Принимать это на личный счет как собственную мотивацию, собственные размышле­ния, собственный выбор и действия значит заблуждаться. Это абсолютно безличностно, просто тотальность, разворачивающаяся, как она есть. Это то, чем вы уже и всегда являетесь.

Все дело в основополагающем понимании: практи­ки, задачи и все вещи, связанные с существованием, не зависят от личных намерений и выполняются не для до­стижения цели, и не дня того, чтобы стать более достой­ным человеком, и не для того, чтобы спасти мир, и не потому, что «я должен». Есть только наблюдение за те­лом-умом, которым вы не являетесь, к которому прихо­дят мысли, которое получает мотивацию и совершает действия... или не совершает. Есть только совершенная простота: открытость, согласие, позволение случиться тому, что случится, и отбрасывание заблуждений.

16

СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ

«Нет такой вещи, как бытие.

Теперь ты знаешь, что пробужден,

потому что ты здесь и у тебя

есть это знание. Нет ничего другого, кроме этого знания,

нет бытия».

- Нисаргадатта Махарадж

Когда впервые приезжаешь в Индию, она немедлен­но атакует чувственное восприятие, переполняет, сбива­ет с ног. Запахи, фактуры, зрительные впечатления, зву­ки, вкусовые ощущения: организм ум-тело реагирует с изумлением. Были джунгли, где случилось ничто, Сия­ние, видение, «никого нет дома». Было изучение и по­гружение в некоторые из идей адвайты в попытке скру­пулезно проанализировать и выразить это ничто. Затем нечто необъяснимое швыряет эту вещь ум-тело через всю планету на встречу с учителем в Бомбей. Этот факт приводит в полнейшее замешательство: ему нет причин. Ум абсолютно пуст. Нет никаких ожиданий, и не может быть никаких. Нет возможной причины, возможных последствий. На самом деле, вещь дэвид понятия не имеет, что, черт возьми, происходит, и удивлена, когда обнаруживает себя, изможденную и измученную сме­ной часовых поясов, в тропической жаре бомбейской ночи, пробирающуюся зигзагами сквозь наводненные людьми улицы в крошечном допотопном такси, — управляемом почти голым индусом, не говорящим по-ан­глийски, с розовым пластиковым Ганешей, божеством с головой слона, что подвешен к зеркалу и неистово бол­тается во все стороны, — и уповающую на то, что двига­ется по направлению к центру Бомбея и комнате в отеле.

Той же первой ночью в Индии снится сон.

Я где-то очень высоко, возможно, в самолете, смот­рю вниз на землю. Там, внизу, земля покрыта большими плоскими квадратами, чем-то напоминающими лоскут­ные квадраты полей, когда пролетаешь над Англией или Ирландией, но гораздо проще. Обыкновенные плоские квадраты приглушенных цветов, в основном просто се­рые. Кто-то рядом со мной говорит: «Эти квадраты вы­глядят плоско, двумерно, а на самом деле это большие трехмерные кубы; мы не можем оценить их высоту от­сюда».

Я смотрю на нее. Ее слова похожи на правду, но в том, как она настаивает на своем, есть что-то странное, словно она повторяет нечто такое, о чем слышала, но са­ма не знает. И я говорю: «Я понимаю, о чем Вы. В пер­спективе, на расстоянии вещи кажутся плоскими. Но здесь другое: эти квадраты действительно плоские. Если бы они обладали высотой, то выглядели бы иначе, что можно было бы сразу определить».

Каким-то образом я знаю, что это так, что женщина рядом со мной ошибается в тонкостях или пытается приукрасить. Но, как я уже сказал, понимаю, что даль­ше обсуждения, спора ничего не пойдет. И хотя я уве­рен, что прав, так или иначе доказать это невозможно, пока кто-нибудь не спустится вниз на достаточно близ­кое расстояние, чтобы убедиться. Но для этого при­шлось бы прыгнуть и падать вниз, что, конечно, невоз­можно и просто глупо, даже не стоит обсуждения, пото­му что падение с такой высоты означает неминуемую гибель. И когда я об этом думаю, то понимаю, что уже падаю, рассекая воздух.

Никакого намерения, или принятого решения прыг­нуть, или волевого акта, или самого действия. Только то, что это случилось.

В этом нет ничего сложного. Сны возникают как часть естественного функционирования ума-тела, по­добно любым другим возникающим процессам. В сне сновидения чувства и ощущения возникают тем же обра­зом, что и в сне бодрствования. Ум-тело не знает разни­цы между сном сновидения и сном бодрствования, по­этому идея прыжка с самолета отнюдь не приводит его в восторг.

Первое — это момент ужаса. Проносятся мысли: о господи, что случилось, я падаю на землю, через не­сколько мгновений произойдет столкновение, звук шлепка — и вся эта жизнь закончится. Паника. Страх. Затем — момент сопротивления и неистовой активно­сти: подожди-ка, может быть, я что-то не учел: может быть, у меня за спиной закреплен парашют; может быть, я сумею приземлиться в какой-нибудь большой водоем и чудесным образом уцелеть.

Затем, все еще в падении, — приятие. Так. Это то, что должно случиться. Момент настал. Это тело разобьется и умрет. Поскольку выхода нет, то пусть так и будет. Не самый плохой исход: скорее всего, я даже ничего не по­чувствую, просто погаснет свет. А тем временем, послед­ний удивительный опыт: падение со столь огромной вы­соты, без всякого сопротивления, без страховки: абсо­лютное свободное падение. Удивительно прекрасное. Совершенное отпускание.

Все это длится чуть более мгновения: штуковина ум-тело реагирует на незапланированный прыжок с само­лета весьма предсказуемо, в соответствии со своей за­программированностью: оно переживает и момент стра­ха, и момент сопротивления, и момент приятия. Затем, беспомощное, оно успокаивается. В этом сне, как и в сне бодрствования, ум-тело является сновидческим персонажем. Спящий сновидит, и этот сон продол­жается.

Со свистом я несусь вниз сквозь слои воздуха и на­блюдаю, беспристрастно и вполне безучастно, как квад­раты на земле стремительно приближаются мне навст­речу, теперь они видны достаточно близко. Это крайне забавно, потому как не имеет ни малейшего значения, но я не могу не отметить, что интуитивная догадка там, в самолете, оказалась правдой. Даже со столь близкого расстояния они остаются все теми же плоскими квадра­тами, не становясь кубами, не обнаруживая ни высоты, ни глубины.

Затем, в то самое мгновение, когда должно случиться столкновение с землей, что-то меняется. В тот момент, когда я достигаю поверхности квадратов, они преобра­зуются. Все это время они действительно были плоски­ми и по большей части серыми, но теперь, словно ожив, они на глазах превращаются в удивительные, загадоч­ные, трехмерные объекты с тонкими, ровными форма­ми и оттенками. И это не просто большие кубы, на чем с такой уверенностью настаивала моя попутчица в само­лете; они весьма просты, ничего изысканного или пом­пезного, и тем не менее, они невообразимо, неописуемо красивы.

И тут, в самый момент ожидаемого удара, когда я должен был бы потерять сознание, сновидение просто обрывается. Никакого шока, никакого столкновения. Только глубокий сон без сновидений. Позднее, на сле­дующее утро, когда я просыпаюсь, сновидение и его ес­тественное, внезапное окончание остаются ясны в па­мяти.

И происходит понимание: ну да, конечно: Единственный путь узнать — прыгнуть. Прыжок означает неминуемую смерть. Прыжок уже случился.

И это «случившееся» имеет не больше значения и ценности, чем чистка зубов. Об этом невозможно гово­рить внятно, невозможно выстроить предложение, по­тому что нет объекта, нет деятеля, нет действия, нет вре­менной рамки. Это просто Есть. Бессмысленно и беспо­лезно пытаться говорить об этом как о чем-то личном, или значительном, или чем-то особенном.

В сновидении все является плоским и серым, и на­блюдатель с такого расстояния может только сказать, что вещи плоски, или постараться вообразить себе, что это не так. Можно также, подобно моей спутнице в са­молете, повторять то, что было услышано от других, что вещи не такие, какими кажутся. Но даже тогда это будет лишь отдаленным соответствием. Только прыгнув и уничтожив «я», можно увидеть, пережить, познать ис­тинную глубину, красоту и чудо Того, Что Есть.

На какой-то момент возникает ощущение, осозна­ние, что прыгнувший действительно погиб и в мгнове­ние смерти понял то, что понять иным путем невозмож­но. Но это тоже смешно, потому как прыгнувшего никогда не было. Никто не прыгал. В сне бодрствова­ния, как и в сне снящемся, случился прыжок. Танец. Сон. И удивительная, перехватывающая дыхание красо­та есть Все Это; танец, сон, прыжок просто Есть.

17

ЛЮБОВЬ

«Любовь — это бесконечная тайна,

Потому что ей нет объяснениям»

- Тагор

«Шепни слова мудрости:

да будет так». – Леннон / Маккартни

В начале своей книги «Окончательная Истина» Рамеш пишет:

«Окончательная Истина не может быть восприня­та до тех пор, пока ум не будет свободен от "я", а сердце наполнено любовью».

Несколько дней назад в разговоре со мной он сказал:

«Дэвид, хочешь знать, как жить эту жизнь? Пусть она будет! Пусть вещи случаются. Что бы кто ни "делал" — да будет так!»

«Будь недвижим, "делай" все, что "ты" хочешь, и не беспокойся о мире!»

«Будь недвижим. Будь недвижим означает не ду­май! Понимаешь? Это так просто!»

В течение последующих нескольких дней я сидел на утренних беседах и слушал, по большей части не вни­кая в смысл слов. Слушал сосредоточенно, но не рас­судком.

Простое пребывание в том, что я называю Присутст­вием, в едином Присутствии, которое есть Я. Отраже­ние себя в самом себе без зеркала.

Рамеш говорит о «Понимании», но Это не имеет ни­чего общего с умом, понимающим что-либо. Я учу раз­личные слова, имена Присутствия, но знание, ощуще­ние истины таково, что оно намного, намного ближе и намного более знакомо, чем способны выразить слова «Сознание», или «Истина», или «Источник». Это самая глубинная сущность, никоим образом не отделенная и не отдаленная.

Происходит понимание, что даже в течение тех дол­гих лет, когда я считал себя дэвидом, это глубинное Присутствие было скрыто, спрятано за наслоениями размышлений и ощущения индивидуального «я», но, тем не менее, оно всегда было здесь.

Не нечто иное. Под слоем обусловленности, за гра­нями, едва уловимое, но, тем не менее, всегда здесь, словно следующее по пятам. Как бы я ни пытался взгля­нуть, я не мог увидеть его, и все же оно было здесь.

Теперь это очевидная данность, которая всегда здесь, всегда была и всегда будет, она не что-то иное, она абсо­лютно не отделена. Я всегда ощущаю это отражающее Присутствие. Это то, с чем я связан самой глубинной связью, с чем я знаком ближе всего. Это мое собствен­ное сердце, Божественное Сердце, неизмеримо пре­красное, неизмеримо сострадательное, неизмеримо лю­бящее.

«Ты пребываешь внутри меня, обнаженная бесконечная Любовь...

мы потеряли себя там, где ум не может найти нас, совершенно потеряли себя». (Иккю)

Человечество понятия не имеет, что такое любовь.

На днях один из искателей здесь говорил о молитве; об ощущении пустоты или даже ощущении потерянно­сти, которое приходит вместе с четким интеллектуаль­ным пониманием, что «Сознание есть все, что есть», ког­да становится ясным, что некому возносить молитвы.

Здесь трудно не улыбнуться и не подумать: «Ну так и что же?» Понимаете? Эта реализация и ощущение пус­тоты есть совершенная любовь, дар. Когда беспредель­ная благодарность переполняет и изливается через край постоянно, то более нет никакой потребности быть бла­годарным кому-то или чему-то. Присутствие здесь. Где же еще? В Присутствии возникает и поднимается лю­бовь и благодарность, которые изливаются в Присутст­вие. Отражающее себя в самом себе без зеркала.

Нечего желать. Во всем — абсолютное совершенство. Это не знает «завершения». Завтра дэвид возвращается в Вермонт, но ничего не закончится, потому что нет ниче­го отделенного. Даже когда дэвид умрет, ничего не за­кончится, потому что это Присутствие связано с тем, что является мной, гораздо глубже, чем «дэвид».

Это мое собственное сердце, Сердце Присутствия, изливающееся бесконечной красотой любовью состра­данием блаженством. Сердце Бесконечного Всего, осле­пительного Сияния, более близкого, чем что-либо, что можно себе представить, — единственная реальность, единственная истина.

Я не присутствую;

то, что есть Присутствие, есть Я.

Я не осознаю;

то, что есть Осознавание, есть Я.

Я не люблю;

то, что есть Любовь, есть Я.

Нет «иного»,

которое может нравиться или не нравиться.

Не может быть «Иного»,

чтобы благодарить его или умолять.

Потому я не могу сказать «я люблю»,

но, скорее, «Я в Любви»,

внутри Любви.

Где еще мне быть?

Что может быть еще?

18

УТРЕННИЕ БЕСЕДЫ

Чистое знание не передается другими:

оно приходит непрошено.

Это то самое, что слушает:

это твоя собственная истинная природа».

- Нисаргадатта Махарадж

«Я показываю истину живым существам —

и они перестают быть живыми существами».

-Дуншань

Люди съезжаются со всех концов света, чтобы при­сутствовать на утренних беседах в этой гостиной в Бом­бее, некоторые из них ищут годами и успели побывать у мастеров дзэн, гуру и учителей всех пошибов. Они про­слышали об этом учителе «чистой адвайты» и приехали, возможно, с определенными ожиданиями или, по край­ней мере, с надеждой наконец-то услышать то, что хотят услышать, подлинное учение, которое уберет завесу с Окончательного Понимания, Окончательной Истины, Самореализации, Полного Пробуждения.

То, что они получают, это маленького человечка, си­дящего в углу, без конца, ad nauseam[‡], говорящего о том, являетесь ли вы или нет «деятелями» того, что вы счи­таете своими действиями. Большинство из приходящих не остаются надолго. После нескольких бесед они уез­жают — кто домой, кто дальше, к другому учителю, который будет толковать о «более важных» вещах. Эта идея «деятельства» слишком мирская, слишком простая, ка­жется столь вторичной, столь не относящейся к делу.

Конечно, не поймите неверно: с точки зрения то­тального Понимания учение о том, являетесь ли вы деятелем, и вправду излишне; такого вопроса даже не возникает. С Пониманием приходит естественное и спонтанное осознание того, что никого нет, никакого индивидуума, который бы мог или не мог быть деяте­лем. Так что вопрос этот спорный. То, чем вы себя пола­гаете, весь набор, состоящий из тела, ума, личности, эго, чувства индивидуальности, личной истории, — ни­чего из этого не существует как такового, не является чем-то большим, нежели идеей, выдумкой, концепцией в Сознании. Спор на предмет того, можешь л и «ты» счи­таться деятелем или нет, подобен, по словам Вэй У Вэя, спору о том, можно ли считать птицу в пустой клетке пойманной. Клетка пуста! Никого нет дома!

С недавних пор на утренние беседы приходит музы­кант, который по окончании бесед играет для присутст­вующих на традиционной индийской флейте. Флейта не знает музыки: она не отличит «соль» от «си-бемоль»; она понятия не имеет о темпе или эмфазе и не может сыг­рать сама на себе: это всего лишь полая бамбуковая пал­ка с проделанными в ней дырками! Это музыкант, кто обладает знаниями, умением и сноровкой, чье намере­ние и дыхание позволяют выдувать звуки из инструмен­та и чьи пальцы так умело обращаются с отверстиями, что изливается прекрасная музыка. Когда музыка зати­хает, никто не благодарит за нее деревянную палку: это музыканту аплодируют и выражают признательность за прекрасный музыкальный подарок.

Именно так обстоит дело и с тем, о чем мы думаем как о самих «себе». Мы инструменты, полые палки, сквозь которые струится поток Дыхания, Духа, Энер­гии, поток, который есть Присутствие, Все, Что Есть, Сознание. Подобно тому как сама флейта не производит ноты, а Музыкант извлекает их из инструмента, точно так же дыхание, которое есть Присутствие, дает жизнь этому уму и телу и выходит через рот, создавая види­мость того, что этот рот произносит слова.

Сущностное заблуждение, сущностное незнание за­ключается в неосознанной узурпации роли Музыканта инструментом. Эта инверсия истины осознается спон­танно, когда происходит Постижение. Становится ясным, что индивидуума нет, что «никого нет дома», ни­какой сущности, которая могла бы быть или не быть де­ятелем, поскольку пробуждение есть простое Постиже­ние, что пробуждаться некому.

Однако: Реализация случается спонтанно, когда про­исходит Постижение. С точки зрения искателя, попасть туда отсюда невозможно. Поскольку «тебя» не сущест­вует, то не может быть и речи о «попадании», как и не су­ществует «туда» для этой цели. Интеллектуальное пони­мание того, что никакой индивидуальной сущности быть не может, не окажет ни малейшей помощи средне­статистическому искателю, поскольку в его или ее соб­ственной повседневной жизни глубоко укоренившаяся вера в личное «я» и личное «деятельство» остается не­зыблемой. А с ней за компанию — убогая гордыня и спесь, стыд и чувство вины, страх, ненависть и злоба: все то, что возникает в результате веры в существование кого-то, кто способен на какую-то деятельность.

Все попытки решить для себя сию дилемму только укрепляют чувство индивидуального «я» того, кто якобы совершает такие попытки. И нет никакого выхода из этого затруднения, этого парадокса, потому как тот, кто считает, что он или она находится в парадоксальном за­труднении, — галлюцинация, сгенерированная умом фантазия, птица в пустой клетке. Вы можете до конца своих дней продолжать делать то, что вы делали: посе­щать беседы, семинары и ритриты самых просветленных учителей, и выслушивать замечательные вещи о Про­светлении, Полной Реализации и Сат-Чит-Ананде, и переживать потрясающий духовный опыт невероятной красоты, но когда вы откроете глаза, перед вами встанет все тот же вопрос, все с тем же страстным желанием найти на него ответ, потому что по-прежнему остаетесь «вы».

И поэтому Сознание поддерживает жизнь этого хит­роумного маленького учения о «деятельстве», идущего через непритязательного маленького индуса, сидящего в квартире в Бомбее. Да, вероятно, поверхностному взгляду оно кажется незначительным в сравнении с дру­гими вещами, о которых вам, возможно, доводилось слышать. Может даже показаться, что на нем трудно со­средоточиться, когда, несомненно, «Оно» должно бы быть чем-то большим, нежели этим; несомненно, еще есть, что искать. Все так: само по себе учение не являет­ся центром. Но это путь в центр. И если вы сможете до­пустить это, исследуя его, как советуют, с неослабным вниманием, оставаясь предельно открытыми, дабы ух­ватить суть, то может произойти нечто поистине пора­зительное.

Ибо это учение, выглядящее относительно несущест­венным, сколь бы скромным оно ни было, может стать тем маленьким ключом, который, оказавшись в замке и повернувшись, распахнет огромные врата. «Я не деятель какого-либо действия»: важность этих слов не в том, что они содержат в себе некую грандиозную или тотальную реализацию. Важность в том, куда они приведут. Если вы действительно поймете их, действительно поймете, что понимать некому, это будет подобно введению компь­ютерного кода, который подвергнет переписыванию всю операционную систему. Станет причиной каскад­ного сбоя всех систем, которые вы считаете «собой». Приведет в действие процессы самоотдавания и пони­мания, чего никогда не случилось бы с «вами» в противном случае, что и есть Совершенное Постижение про­буждения: знание, что того, кто понял, пробудился или познал, на самом деле не существует. Есть только По­кой, приходящий с пониманием, дыхание Присутствия, проходящее через полую палку.

И та музыка, тем самым возникающая, предстающая в виде каждодневных мыслей, слов, «ваших» или «чу­жих» действий, есть не что иное, как Присутствие, играющее на этих инструментах, поистине наивысший дар, превыше красоты.

19

УЧЕНИЕ ИСТИНЫ

«Есть тривиальные истины

и есть великие истины. Противоположности тривиальных

истин просто ложны.

Противоположность великой истины —

тоже истина».

- Нильс Бор

«Глубокие вещи просты. Если они не просты, они не могут быть

истинными.

Но простые вещи трудны".

- Дуглас Хардинг

I

«Те, кто обладал знанием, чтобы учить, те немно­гие, подобно Махарши, говорили, что безмолвие намного более эффективно, но на начальных ста­диях учение может быть дано только посредством серии неистинных высказываний, и их живость должна уменьшаться по мере постижения учени­ком неистинности того, чему его учат. Истину не­возможно передать словами. Ее можно только об­нажить». (Вэй У Вэй)

Обычное человеческое принятие за правду иллюзии индивидуального «я», физической «реальности» (рожде­ния, смерти, творения, разрушения, свободной воли, личных достижений — одним словом, майи) столь силь­но исказило восприятие истины и обмана, что то, что является истинным, обычно считают ложным, а к тому, что ложно, относятся с доверием. Когда в существу­ющих условиях учитель обнажает истину, обычные люди принимают это за обман или называют его сумасшед­шим. В том нет вины слушающего, который, обязанный своим непониманием собственной обусловленности, не оставляет себе шанса услышать и понять то, что ему го­ворят.

Поэтому из сострадания к слушающему, с целью приблизить его к началу понимания, учитель порой на­чинает с того, что приподносит небольшое количество истины, прибегая к образам, иллюстрирующим приме­рам или мыслительным категориям, хотя сам учитель знает, что они ложны по сути. Слушатель же, со своей стороны, наоборот, принимает это учение большей ча­стью за «истинное» (т. е. знакомое) с несущественными и, возможно, сбивающими с толку вкраплениями того, что кажется «неистинным». Если же слушатель подверг­нет анализу и поставит под вопрос собственные исходные предпосылки, то, может быть, с некоторой помощью он сумеет понять истинность того, что он принимал за не­значительную неправду. Тогда учитель, в свою очередь, получит возможность постепенно познакомить его с большим количеством элементов истины и тем же по­ступательным образом отойти от подменяющих правду высказываний, которые он использовал, чтобы сделать истину доступной пониманию.

В какой-то момент слушающий начинает распозна­вать противоречивость и несообразность этого набора условных образов, выступающих в качестве транспорт­ного средства для доставки истины. И когда слушающий начинает «отдавать себе отчет в неподлинности того, чему его учат», учитель может наконец-то отка­заться от транспортного средства и «обнажить истину» тем способом, который раньше показался бы слуша­ющему неприемлемым.

Поскольку истина лежит за пределами концепций и языка, то ее раскрытие будет обязательно встречать все меньше и меньше препятствий на пути утверждения То­го, Что Есть, и все больше указателей, говорящих о том, чем она не является (т.е. via negativa[§]), до тех пор пока слушаюший наконец не достигнет той отметки, где он способен слышать и понимать истину в безмолвии, ко­торое Рамана Махарши назвал единственно верным вы­ражением Истины, однако, к сожалению, очень немно­гие обладают способностью слышать. Только безмолвие дает свободу от дуализма — неотъемлемого компонента субъектно-объектной структуры языка и мыслей.

II

Истина, Реализация, Я, Постижение, Одно, а-двайта, не-два. Но то, каким образом учение, состоящее из указателей в сторону Постижения, находит свое выра­жение посредством или через различных «учителей» и «мудрецов», крайне варьируется. Выражение это в зна­чительной степени предопределяется запрограммиро­ванностью и обусловленностью конкретного организма тела-ума, через которое оно происходит. Прежде всего само сердце учения, его «основа», или нерасщепляемое ядро, находит свое неповторимое выражение всякий но­вый раз, когда случается понимание. В изрядной мере это определяется тем, как, каким образом, в какой сре­де и при каких обстоятельствах Пробуждение произош­ло в каждом отдельном случае.

Это легче проиллюстрировать, чем объяснить.

С Раманой Махарши Пробуждение произошло, ког­да он был еще совсем юн. Не в силах справиться с захле­стнувшим его ощущением близкой смерти, он лег и от­дался яркому переживанию умирания, наблюдая за тем, как происходит прекращение физических и ментальных функций с приходом смерти. Когда это случилось, на­ступило осознавание, что «я», которым каждый себя считает, умирает вместе с телом и умом; и тем не менее, когда это фальшивое «я» вместе со всем остальным ис­чезает, остается ощущение чистой бытийности, осознавания «я есть». Он понял, что это именно то, чем «Я» яв­ляется на самом деле; не тело, или ум, или личность, или ощущение обособленного «я», которые умирают, а «Я-Я», которое вечно. Случай Раманы Махарши представ­ляет собой сердцевинное понимание, которое отражает­ся в его учении, советующем слушающим «просто быть», «следовать за Я есть» и «пребывать в Я».

Отчет Нисаргадатты Махараджа о произошедшей Ре­ализации выглядит совершенно иначе. Он утверждает, что его гуру сказал ему, что на самом деле он, Махарадж, не тот, кем считал себя: поистине не это тело, а не что иное, как Абсолют. Он отнесся к своему гуру с доверием, а к его словам со всей серьезностью, и через три года ме­дитации и концентрации на них Понимание стало пол­ным. И это то, на чем сосредоточено все учение Махара­джа; он неизменно обращался к своим слушателям от лица Абсолюта, «Я есть То», а не от лица отдельно взято­го индивидуума, и настаивал на том, чтобы ему не зада­вались вопросы, основанные на отождествлении с телом.

Тот, кто до своего пробуждения обучался у учителя или гуру, будет скорее всего учить тому, что учитель или гуру есть путь. Тот, через кого пробуждение произошло спонтанно, без учителя, будет наверняка утверждать, что необходимости в гуру нет. Тот, чье пробуждение последовало за периодом интенсивных медитаций и непо­нятным образом оказалось связанным с мощным мис­тическим опытом, вполне вероятно, примется за обуче­ние медитации и мистицизму.

Почитайте древних мастеров: Хуанбо, Хуйнэна и дру­гих; или современных учителей, таких как Тони Парсонс и Адьяшанти, и обнаружите другие примеры. Со­кровенная часть учения, к которой то и дело обращают­ся как к основе основ, всякий раз выражена иначе или, по меньшей мере, имеет разные акценты. По большей части эти различия связаны с разным происхождением, культурным фоном, склонностями, обстоятельствами и событиями, имеющими отношение к каждому конкрет­ному инструменту тело-ум и, в особенности, к событию самого пробуждения.

В случае, который я с некоторым чувством привык называть «вещь дэвид», неделимое ядро Понимания бы­ло выражено в первой мысли, сформировавшейся вслед за внезапным сдвигом восприятия и ясным видением, что «никого нет дома!». Есть Присутствие, Сущее, Со­знание. Есть это кажущееся ум-тело, в котором и в каче­стве которого Присутствие струится, действует, пережи­вает опыт. И это все; не существует отдельного индиви­дуального «я», или сущности, или личности, разве что в виде чисто ментальных построений.

Таким образом, эти проявления движутся вокруг самой основы и неизменно возвращаются к одному: что именно это чувство индивидуального «я» и есть иллю­зия, «путы», «затемнение» сути. Когда иллюзорное чувство индивидуального «я» становится видимым на­сквозь и исчезает, тогда остается просто Что Есть, про­исходит пробуждение от сна отделенное™, индиви­дуального «я».

То, к чему происходит пробуждение, что Постигает­ся, есть только Одно. И тем не менее, всякое его прояв­ление в инструменте тело-ум отличается в соответствии

с бесконечной программной вариативностью и обуслов­ленностью каждого инструмента и со сценарием, или ролью, или «судьбой», которую каждый разыгрывает в бесконечном развертывании Сознания. Каждое прояв­ление обладает различной спецификой, различным ак­центом.

Если Понимание — это дом, то кто-то заходит в него через парадную дверь, кто-то — через черный ход. Кто-то влезает в окно, возможно, оставшись незамеченным, а возможно, распахнув его настежь и подняв переполох. Один попадает через трубу, другой — через кровельное покрытие, разобрав его по черепице. Кто-то может упасть с большой высоты, пробить крышу и призем­литься на пол в кучу пыли и обломков, в то время как кто-то еще передаст свою шляпу дворецкому, прежде чем вступить с порога в гостиную.

И все эти различные варианты одного события при­дают различные ощущения, различный цвет, различный вкус способу выражения, описания Единого Вкуса. То, как говорит о Понимании Рамеш и как говорит о При­сутствии Тони Парсонс, — сильно различается, имеет разные интонации. Уэйн Ликермэн говорит, что у вас нет выбора; Гангаджи говорит, что все, что у вас есть, это выбор. Все они указывают в точности на одно и то же. Все суть части бесконечного развертывания тотально­сти. Форма и выражение учения никогда не повторяет­ся. И тем не менее, само по себе Понимание есть не-два. Все указывает в сторону Что-Есть.

20

НЕ ТАКСИ

«Есть Присутствие, которое невыразимо,

его не в силах коснуться мысль.

Это не то, чем вы владеете; это то,

чем вы являетесь».

- Адьяшанти

«То, что мы называем "я", есть только

вращающаяся дверь,

которая приходит в движение,

когда мы вдыхаем и выдыхаем.

Она просто движется и все...

Ничего нет:

Ни "я", ни мира, ни ума, ни тела;

просто вращающаяся дверь».

- Роси Сюнрю Судзуки

Куда бы вы ни направлялись в Бомбее, повсюду отча­янная бедность и грязь, нищие, сидящие на улицах в ку­чах мусора, где они живут и спят, протягивают руки и дергают вас за штанину, а те, кто покрепче, идут за вами следом, прося, умоляя о помощи, о нескольких рупиях. Многие околачиваются на пересечении улиц, и когда движение замирает на светофоре, они подходят к ваше­му такси, босые, в разорванной одежде, и с умоляющи­ми глазами просовывают руки в окно.

Однажды, когда я возвращался с утренней беседы у Рамеша, один такой нищий, более жалкий, чем все остальные, приблизился к открытому заднему окну, когда такси встало в потоке движения. Я взглянул и увидел индуса, едва достигавшего ростом четырех с половиной футов; его глаза оказались на уровне моих — я сидел в крошечной допотопной Padmini. У него не было рук, но на одном из плеч росла кисть, которую он положил на дверь машины, ладонью вверх, в то время как его лицо приблизилось к моему. Его голова, плечи и лицо были также деформированы, искривлены и обезображены, олицетворяя собой шрамы, мерзость и жестокость улич­ной жизни. Его рот двигался в едва слышной жалобе и мольбе, давно вошедших в привычку, пока его глаза не встретились с моими, и тут он остановился, все остано­вилось, и так мы замерли, наши лица не более двух фу­тов друг от друга, неподвижно глядя друг другу в глаза.

Бывают такие моменты, когда «ничего не происхо­дит», в которые внезапно становится понятным, что якобы происходящего на самом деле нет, а то, что про­исходит, — не что иное, как ни-что. Прекратилось разы­грывание ролей, остановилась повседневная рутина ни­щего, и не было сделано движения дать ему монету. Обе формы стали абсолютно пустыми и застыли. Разделя­ющие их границы растворились.

Трудно описать словами то ощущение, которое пере­живаешь в подобные моменты. Какие бы чувства ни на­чинали возникать, все они прекратились, и не было ни жалости, ни страдания, ни отвращения, ни неловкости, ни дискомфорта, и едва ли даже было сострадание. Ког­да я взглянул на него, стало ясно, что я смотрю на само­го себя, стало ясно, что я смотрю на Бога. Искривленная физическая форма этого нищего казалась столь про­зрачной, столь мерцающе тонкой в жаре тропического города, а Сияние струилось сквозь него и вокруг него столь видимо, что было невозможно не понять, что и нищий, и уличная декорация за ним — всего лишь сня­щиеся формы, а свет Сияния в основе реальности невозможно скрыть. В этот момент наступило ощущение глубокого безучастного покоя: пока мы смотрели друг другу в глаза, не было нужды что-либо делать, говорить, чувствовать, думать.

Когда такси тронулось, я повернулся к приятельни­це, сидевшей рядом, возможно, чтобы поделиться тем, что произошло, или спросить ее, что она видела, но по-прежнему не было никаких связных мыслей и слов, и когда мы снова взглянули в окно, этой маленькой иска­женной человеческой формы больше нигде не было видно.

Несколько дней спустя на утренней беседе мне был задан вопрос по существу: «Что случилось бы с Понима­нием, будь дэвид не столь хорошо материально устроен в жизни?» Мои мысли моментально вернулись к безру­кому нищему и многим другим, с коими доводилось сталкиваться, живущим, спящим и бродящим по ули­цам Бомбея, и к тому ощущению полного покоя, сни­сходившего в те моменты. Подходящих для выражения этого слов не нашлось. Тогда, в такси, я попытался пару раз промямлить что-то своей приятельнице, но сформу­лировать ощущение членораздельно не получилось. Те­перь же стало понятно, что подобный вопрос, подобная проблема возникает только в том случае, когда присут­ствует отождествление себя с организмом тела-ума.

Когда есть отождествление с телом-умом, тогда ум принимается за дело: «О боже, "мне" так повезло, "я" живу в таких хороших и комфортных условиях, а этот бедолага — в столь плачевных. "Я" ощущаю себя плохо, "я" ощущаю себя ужасно, "я" обязан что-то сделать с этим». Или наоборот, если ситуация обратная: «"Мне" пришлось тяжко, у "меня" нет того, что "я" хочу и что "мне" нужно, у всех остальных есть гораздо больше, чем у "меня". "Мне" нужно что-то сделать... а еще лучше: кто-нибудь или все "они" должны сделать что-то, чтобы "мне" помочь». Всему этому потакает «я» индивидуальной сущности и сравнение себя с другими кажущимися индивидуальными сущностями.

Но когда нет отождествления себя с одним из этих кажущихся индивидуумов, происходит просто то, что происходит. В одном уме-теле возникает ощущение счастья. Другое страдает от нищеты. Это ум-тело со­трясается от гнева, то — богато и полно ненависти, дру­гое — болеет, но пребывает в мире с собой; еще какое-то обладает завидным здоровьем и мучается от скуки! Бес­конечные комбинации качеств и переживаний в милли­ардах тел-умов. Одно из них — это. Но ничто не имеет никакого значения.

С интеллектуальной или эмоциональной точек зре­ния это весьма сложный, заковыристый предмет. «Не имеет никакого значения» звучит предельно неполиткорректно. Легко говорить это, пребывая в комфорте. Стало бы рассуждать тем же образом это ум-тело, живи оно на улицах Бомбея? Единственным ответом на это может быть: любая мысль, возникая в Сознании, всякое мгновение проходит через всякое тело-ум. Интеллек­туальный или эмоциональный подходы здесь просто не­возможны: оба они — реакции индивидуума, в то время как никаких разделяющих границ не существует, разве что в качестве иллюзии и временных подпорок. В По­стижении все границы попросту растворяются. Про­буждение случается и с нищими, и с королями. Многие нищие и многие короли в сновидении так и остаются непросветленными. И это не имеет вообще никакого значения.

В следующий раз на обратной дороге в отель води­тель такси решил попрактиковаться в английском. Я не обращал на него особого внимания и листал литературу, которую мне дали, пока на какое-то время он вдруг не замолчал, и я поднял голову и увидел, что он наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Пристально глядя на ме­ня, он отчетливо произнес: «Я не такси. Я перевозящее», с ударением на причастие «...ящее». Возвещение чистой не-двойственности, достойное мастера, прямо-таки са­мого Вэй У Вэя. Не кажущаяся сущность, которую, как ты полагаешь, ты видишь, но само происходящее, само действие. Да, мой друг, ты прав.

«Когда твоя индивидуальность растворилась, ты больше не видишь другие индивидуальности, все это просто происходящее в Сознании. Если вам повезет, то понять это очень легко. Если не повезет — то крайне сложно. Это очень глубо­кая и очень простая вещь, если понять ее пра­вильно.

То, что я сейчас говорю, — это не обычный набор стандартных духовных знаний».

(Нисаргадатта Махарадж)

21

НЕ ЗНАЮ

«Подлинное сознание видит только

сияющую бесконечность в сердцах всех душ.

и вдыхает е легкие только воздух вечности,

слишком простой, чтобы в нее поверить».

- Кен Уилбер

«Мудрые вообще ничего не знают —

разве что одну песню».

- Иккю

Период непосредственного общения с Рамешем про­должается чуть более двух лет: посещения, переписка, разговоры. За это время многое из того, что было позна­но, заметно проясняется, и Сияние изливается все шире и глубже. Когда есть общее видение и общее понимание Того, что никто больше не способен увидеть и понять... это сложно передать словами.

Регулярные встречи с Рамешем в течение этих лет оказывают огромную поддержку. Особенно поначалу он столь точно излагает свои мысли, что это неизмеримо помогает на понятийном уровне отделить то, что явля­ется неотъемлемой частью Постижения, от того, что продолжает оставаться частью обусловленного тела-ума, а все это — от гвалта поступающих извне идей и мнений насчет сего предмета.

«Организм тела-ума», «обусловленность и запро­граммированность», «Сознание» (как основная концепция для Всего-Что-Есть) и «Понимание» (в качестве оп­ределения знания, прозрения): хотя эти концепции не изобретены Рамешем и не являются его эксклюзивной собственностью, именно у него они почерпаны и стано­вятся составной частью понятийной рамки, сложив­шейся за это время в помощь осмыслению и упростив­шей понимание ни-что ни-кто ни-где ни-когда, которое после джунглей больше не покидает меня.

Но правда и то, что с момента моего появления в до­ме по адресу Синдхула, 10 возникает определенный дис­сонанс. Хотя практически с самого начала моя история получает признание Рамеша, к тому времени он давно уже не использует бескомпромиссный недуальный язык своих ранних книг, которые вызвали у меня столь силь­ный резонанс, что я отправился через весь земной шар, чтобы встретиться с ним. Во время наших первых разго­воров он то и дело говорит о том, что «ты не деятель» ка­кого-либо действия. Он говорит о том, как пребывать в ладу с собой и другими, поскольку это то, чего хочет каждый.

Собой? Другими? Это приводит в недоумение, но только по прошествии времени я наконец могу члено­раздельно сказать ему, что то, о чем он толкует, в данном контексте не имеет никакого смысла. Понятное дело, что не существует «того», кто мог или не мог бы быть де­ятелем: подобного вопроса даже не возникает. И как бы он мог возникнуть? Это не имеет ничего общего с ощу­щением комфортности, о чем он сам писал в своих ран­них работах: «...Полное уничтожение феноменального объекта, с которым идет отождествление себя как с от­дельной сущностью...» Подобные фразы — визитная карточка Рамеша. Но он больше не пользуется собст­венным языком: вместо этого он спрашивает посетите­лей, «чего они больше всего хотят от жизни», и проводит время за раздаванием советов о том, как строить отно­шения с «другими».

Какая жизнь, какие отношения, какие другие? Все есть струящийся поток Присутствия — все так называ­емые «другие» есть Я! Только это знание может покон­чить со страданием: все остальное — связанность. Если есть такое знание, как может существовать учение о чем-то еще?

Понимаете, когда той ночью в джунглях произошел сдвиг перспективы, без какой-либо подготовительной стадии, без владения терминологией и концепциями, когда Понимание впервые выразило себя в мысли, в идее «о боже, никого нет дома», в это мгновение центр переживания, действия, самоидентификации сместил­ся, и стало ясно, без всяких категорий, что то Я, которое существует и которое переживает опыт и производит действия — это не «дэвид», а сами переживания и дейст­вия через инструмент «дэвид», как это происходит и в случае со всеми остальными. Это и есть центр, недели­мая суть, то, насколько ее можно выразить, насколько можно выразить само Понимание, и все это невероятно просто.

Все, что есть, — это Присутствие, Осознавание, Сознание; и внутри Сознания есть этот кажущийся ин­струмент тело-ум, который сам по себе не имеет незави­симого существования в качестве личности, или сущно­сти, или вещи, а может рассматриваться только как ментальное построение, сновидение Сознания, через которое или посредством которого идет переживание опыта, но самого «переживающего» не существует! Не­сомненно, здесь задействованы все уровни функциони­рования — ментальный, физический, психологический и эмоциональный. И в этом организме ума-тела, как и во всяком другом, ему подобном, они обретают свое уникальное выражение. Но это функционирование имеет безличную природу в безличном Присутствии, оно никак не складывается в индивидуальную сущ­ность, которой не существует!

С другой стороны, Рамеш черпает из необъятной традиции, размышляющей и всесторонне исследующей эту тему, он потратил целую жизнь и написал множест­во книг, развивая и интерпретируя такие идеи, как ноу­мен и феномен; реальность, делание, сущность и эго; действующий ум и думающий ум, интеллектуальное по­нимание и полное Понимание. Он также продолжает индийскую традицию гуру, взяв на себя ответственность за духовное и прочее наставление тех, кто к нему при­ходит.

А что знаю я? В конце концов, гуру известны своими странностями. И кому говорить? Я приехал, чтобы по­слушать «учение, идущее через Рамеша», и многое в этом учении крайне полезно. Поэтому прежде всего идет совместная работа над тем, чтобы найти соответст­вия между знанием, которое уже есть, и его ощущением этого, включая концептуальную структуру. Все это со­провождается бесконечной благодарностью за ту огром­ную помощь и ясность, которую он вносит. Тогда же на­чинает развиваться то, что можно назвать только гро­мадной любовью к Рамешу. Именно по этой причине ему приходится выслушивать немалое количество со­мнений, возникающих порой по поводу всего этого, когда расхождения кажутся слишком значительными.

Тем не менее его новые книги всякий раз несколько обескураживают, ибо в них он все сильнее отклоняется от чистого осознания того, Что Есть, предпочитая про­стенькие истории и руководство для повседневной жиз­ни. И все больше разочаровывают беседы с ним, в кото­рых он упорно настаивает на том, что пробуждение, или Постижение, заключается лишь в осознании, что инди­видуум не является деятелем какого-либо действия и что индивидуальное «я» никогда не исчезает. Это не со­ответствует открывшемуся знанию.

Идея того, что «ты не деятель какого-либо дейст­вия», — центральная в системе Рамеша. Она возникла с самого начала, с самого момента его пробуждения в присутствии Махараджа. Как-то, еще раньше, он столк­нулся со словами, приписываемыми Будде: «События случаются, деяния совершаются, но нет индивидуаль­ного деятеля». Это легло в основу его учения, и все, ко­му довелось слушать его, слышали этот афоризм тысячи раз. (Хотя странное дело: когда его спрашивали, он ни­когда не мог ответить, откуда взялась эта цитата; мои собственные поиски, а также известные мне поиски других людей так и не обнаружили ее источник; более того, я никогда не сталкивался с ней вне работ Рамеша и тех, кто слышал ее от него.)

Сначала давление вопросов вынуждает Рамеша при­знать, что идея не-деятельства вместе с самоисследова­нием, которое он рекомендует ищущим, дабы они мог­ли сами во всем удостовериться, представляет собой обучающий прием. Его полезность в том, что, когда они приходят к убеждению, что не являются деятелями, про­изводящими действия, тогда чувство «я» начинает рас­сыпаться в прах. В своих ранних книгах он довольно четко обозначает, что просветление состоит в «разотождествлении с организмом тела-ума как отдельной сущ­ностью»; а «ощущение собственного делания» если не приравнивается, то по крайней мере тесно связано с «ощущением отдельной сущности», так что когда исче­зает одно, то за ним следует и второе.

Но за все время нашего знакомства его идея «ты не деятель» очевидным образом прогрессирует и из прак­тического обучающего приема превращается в отправ­ную точку. Поначалу учение Рамеша сводится к тому, что если происходит постижение «ты не деятель», то мо­жет случиться вспышка пробуждения, а то, что останет­ся, будет тенью это, лишь иногда вмешивающейся в работу непривязанного «действующего ума» и безлич­ностного свидетельствования. Однако позднее «ты не деятель» само превращается в пробуждение, а эго остается; ты всегда существуешь в качестве отдельной сущ­ности, хоть и понимаешь, что это не ты что-либо де­лаешь.

На самом деле, понимание того, что «ты не деятель», не является ключевым. Это практический шаг на пути к «тебя нет», который действительно может оказаться пен­ным и полезным шагом. Но сам по себе он ничто. Если принять его за центральную точку, то это только поддер­жит индивидуальное «я». А это именно то, чего нет.

«Происходит Реализация того факта, что ты не личность... Личностная сущность и просветление несовместимы». (Нисаргадатта Махарадж)

Каждый новый визит в Бомбей оставляет чувство, что на этом все кончено; нет смысла и необходимости возвращаться. Мне не нравится путешествовать, не нра­вится Индия, не нравится Бомбей. Все это не нужно и напряжно, а состояние здоровья этого тела во время каждой поездки дает сбой. И ради чего? И тем не менее, всякий раз по прошествии нескольких месяцев я снова в пути. Что я знаю? Вероятно, нужно завершить начатое.

Я не делаю секрета из того, что во время моего по­следнего визита между нами произошло нечто вроде публичной ссоры. На тот момент он уже безоговорочно учит, что каждый человек существует не иначе, как от­дельная индивидуальная сущность: дуализм в чистом виде. И отметает все свидетельства исчезновения всякой идентификации с отдельной сущностью как ошибоч­ные и сбивающие с толку. Попытку возразить ему, что это противоречит всем учителям и мастерам вечной му­дрости, включая прежде всего его собственного учителя, он обрывает криком; все были не правы, у них не было способности адекватно объяснять, а все, что они гово­рили, только запутывает.

Это можно интерпретировать по-разному, и каж­дый вечер в комнате отеля все это взвешивается по новой. Я полностью отдаю себе отчет в архетипе ученика, который любит своего учителя до тех пор, пока не до­стигнет определенного уровня понимания; затем, если учитель не соглашается с ним или пытается его обуз­дать, ученик говорит, что учитель утратил свою силу, и уходит. Я также в курсе того архетипа, когда учитель со­здает подобную ситуацию намеренно, чтобы вытолк­нуть ученика из гнезда. Но ни то, ни другое здесь неприложимо: таких отношений между «рамешем» и «дэвидом» просто никогда не существовало.

И прообраз «безумной мудрости» здесь тоже не под­ходит. Рамеш играл раньше в эту игру: в его глазах при этом всегда блестел огонек, дававший понять (если ты был способен расшифровать его), что он что-то затева­ет. Но всякий раз, когда шутка заходила слишком дале­ко и он добивался своего, все возвращалось на круги своя. Однако ничего подобного не происходит теперь. При всех раскладах Рамеш предельно серьезен, что само по себе необычно и вызывает беспокойство.

Да, все это лишь концепции, а все учения — только указатели и сами по себе не истина. Потому-то учителя используют прием отрицания, говоря о том, чем осо­знанность не является. Отречение Рамеша от этих учи­телей и его агрессивное отстаивание идеи твоего суще­ствования в качестве индивидуальной личности, от­дельной сущности, вряд ли можно назвать via negativa.

В итоге я могу только повторить ему все то, о чем бы­ло сказано здесь раньше. Что ничего нет, кроме Присут­ствия, кое есть все, изливающееся через все эти кажу­щиеся формы. Я также говорю ему, что, какую бы цель он ни преследовал этим своим учением, я знаю, что он говорит ерунду, и предполагаю, что он тоже об этом знает.

В конце концов, разобравшись и уверившись в пол­ной внутренней ясности, остается только улыбнуться и покачать головой по поводу всех этих разыгрываемых трюков, путаницы и явных странностей, с какими эта тотальность развертывается в Сознании. Когда дни той последней поездки подходят к концу, начинает перепол­нять грусть и безмерная любовь к тому выражению и к той форме, через которые Присутствие воспринимается как Рамеш.

В отношениях с любым другом или учителем, к кото­рому испытываешь любовь и уважение, всегда может наступить момент, когда становится понятным, что что-то необратимо меняется. Понятным, что незаметным и необъяснимым образом организм тело-ум своего рода «уменьшился в размерах». Может даже показаться, что произошло не только внешнее изменение, коснувшееся разговоров и учения; что внимание более не обращено на одну точку, что больше нет чувства тотального при­сутствия; споры превращаются в явную борьбу за отста­ивание того, что не требует никакого отстаивания, вместо пребывания в этом. Иногда это может быть едва заметным, и если по тем или иным причинам такого ро­да вещи предпочтительней не замечать, то на них мож­но легко закрыть глаза. Но иногда это более вопиюще, и тогда это невозможно списать на что-то еще или попро­сту не заметить.

От менее значительных учителей, вдруг начинающих вести себя странно, вполне можно ожидать аргументов, вызывающих недоумение и противоречащих самим се­бе, агрессивных, резких, вульгарных выпадов и оборо­нительного, принимающего все более эксцентричные формы поведения. Обсуждения в подобных случаях лег­ко увязают в бесцельном отстаивании собственного мнения и доводов в пользу определенных переживаний, идей и способов их выражения, неистово противящихся всему остальному. И всякий раз — настаивание на суще­ствовании отдельного «я», в чем проявляется не просто нехватка, а отказ от сущностной основы, от прозрения в чистую не-двойственность. Все это завязано на сне и имеет весьма отдаленное отношение к Постижению то­го, Что Есть.

В любом случае ничто из этого не имеет значения. Мое время здесь подошло к концу. В чем бы ни крылась «причина», ясно одно: взгляды на основу учения разо­шлись. И кто знает? Возможно, это является даром Ра-меша и само по себе все объясняет в достаточной мере. Возможно, то, что должно было произойти, просто про­изошло — ничего более. И это тоже есть дар за предела­ми рассудочности.

Большинство из тех, кто приезжает к Рамешу, — ис­катели и ученики, чьи представления и понимание отра­жают его учение. Для них он — пробный камень, та от­метка, на которую можно равняться в поисках истины и правильности. Как оно и должно быть; таковы отноше­ния гуру—ученик. Рамеш полон терпения и мудрости. Многие будут продолжать считать общение с ним и его учение крайне полезными. Подобно мне когда-то.

Но существует другой Пробный Камень: везде и все­гда то Понимание, то Видение, то прозрение в то, Что Есть, которое ворвалось вместе со сдвигом восприятия, в то время безвременья в джунглях, и с тех пор никогда не прекращало быть. Это все, что известно, и просто не допускает компромисса, выхолащивания и корректуры ради взаимного согласия.

Все это, однако, чем бы оно ни являлось, как бы оно ни разворачивалось, всегда будет частью бесконечного выражения Присутствия. Все есть так, как оно есть. До тех пор пока оно выступает в качестве предмета виде­ния отдельного индивидуума, проблема будет оставать­ся. Единственная причина, единственная правда, един­ственное объяснение запутанных событий — все, что есть, есть Присутствие. Нет Рамеша, нет дэвида. То, что есть Рамеш, есть Я. В каком именно из кажущихся инст­рументов и что именно происходит — не важно. Что мы знаем? Вселенная оперирует на основе «предоставления знаний по мере надобности», но сновидческим персона­жам вовсе не нужно знать. Они не зависимо от того, зна­ют или нет, доиграют до конца и сложат с себя свои роли.

Все более усиливается осознание, что кроме того, что я со всей уверенностью знаю после джунглей, я не знаю ничего. Как дэвида меня нет. Всего этого мира нет. Все что есть, это Присутствие, стремящийся поток совер­шенного Излияния. И это Присутствие есть то, что есть Я. Но даже это — не нечто, что я знаю: это то, что Я Есть. А все остальное остается просто «не знаю».

И всегда, повсюду это совершенное Сияние, эта глу­бокая Недвижимость; это ни-что, у которого нет имени. Беспрестанное Излияние совершенной, всеохватыва­ющей красоты. Видимое всегда, никогда не исчезающее. Но видимое не из ума-тела: того, кто видит, не сущест­вует.

Ничто не в силах вместить в себя это, ничто не в си­лах удержать. Ни католичество моей юности, ни вторже­ние в дзэн и даосизм последующих лет. Ни туземный шаманизм, ни догмы институализированной адвайты тех первых учителей, о которых шла речь, ни даже воз­любленный Рамеш с его поменявшимся учением. Ни гу­ру, ни метод, ни учитель.

И я снова покидаю Бомбей и уезжаю в Вермонт: так, словно существуют места, которые можно покинуть и куда можно вернуться. Так, словно существует тот, кто может покинуть и вернуться. И ничего не заканчивает­ся, потому что никакой отделенности не существует. Только Сердце Присутствия, изливающее себя: единственная реальность, единственная истина.

–––––––––––––

Что он имел в виду?

В то время я практически перестал понимать намерения своего бывшего учителя.