«Все это только слова, разве нет?» —

Дата: 2025-06-02; Просмотры: 18

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

«Слова и концепции. А истина находится за ними.

Так что лучше всего забыть все концепции и все,

что было здесь услышано...»

«Когда ты совершенно безмолвен,

ты достигаешь первоосновы всего.

Это глубокое, темно-синее состояние,

в котором существуют миллионы звезд и планет.

Когда ты находишься в этом состоянии,

Ты не осознаешь своего существования».

- Нисаргадатта Махарадж

–––––––––––––

Сердечная благодарность всем тем,

чьи комментарии, вопросы и корректура

внесли свой вклад в создание и рождение этой книги:

Синди, Анни, Билл, Джина, Анима, Майкл, Кара,

Марси, Диана, Дэйв, Анна, Клаудин и Кошен.

–––––––––––––

А также Рамешу, с глубокой любовью и признательностью.

Будьте недвижимы

И познайте

Что Я есть

Бог.

- Псалом 46:10

СОДЕРЖАНИЕ

ОДИН

1. ИЗЛИЯНИЕ.. 13

2. НИТЬ. 15

3. ИСТОРИЯ.. 17

4. ПРОЛОГ. 24

ДВА

5. ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ I. 31

6. САМООТДАВАНИЕ.. 35

7. ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ II. 37

8. НЕТ СЛОВ.. 40

9. ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ III. 45

10. ЗА ПРЕДЕЛЫ... 47

11. ДЖУНГЛИ, ПОСТСКРИПТУМ... 50

12. БУТЫЛОЧКА «ДОКТОРА БРОННЕРА». 52

13. ОСВОБОЖДЕНИЕ.. 56

14. ВРАЩЕНИЕ.. 60

ТРИ

15. НЕТ ГУРУ, НЕТ МЕТОДА, НЕТ УЧИТЕЛЯ.. 66

16. СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ.. 72

17. ЛЮБОВЬ. 75

18. УТРЕННИЕ БЕСЕДЫ... 77

19. УЧЕНИЕ ИСТИНЫ... 80

20. НЕ ТАКСИ.. 83

21. НЕ ЗНАЮ... 86

ЧЕТЫРЕ

22. ВОПРОСЫ/ОТВЕТЫ... 94

23. ПЕРСПЕКТИВА.. 100

24. НЕВЕРОЯТНО ПРОСТО.. 106

25. НИКОГДА НЕ ВМЕШИВАЙТЕСЬ. 108

26. МАШИНА СНОВ.. 110

27. ПУТАНИЦА УМА.. 116

ПЯТЬ

28. И СНОВА О САМООТДАВАНИИ.. 121

29. СЛИШКОМ МНОГО СЛОВ.. 124

30. ОСТАНОВИТЕСЬ. 126

31. ВЗОРВИТЕ СВОЙ МОЗГ. 129

32. ОБРАЗЦОВОЕ ПОВЕДЕНИЕ.. 133

33. НАТАРАДЖ... 136

34. МЕТАНОЭЗИС.. 143

35. РАЗНИЦА.. 146

ШЕСТЬ

36. ВРЕМЯ.. 153

37. СУБЪЕКТ/ОБЪЕКТ. 156

38. НЕПОСИЛЬНЫЙ ГРУЗ. 159

39. ЗАНОЗА.. 165

40. НЕДВИЖНОЕ РАСШИРЕНИЕ.. 169

41. ПЕРИФЕРИЙНОЕ ЗРЕНИЕ.. 170

42. СОН ВНУТРИ СНА.. 176

43. ТРИЕДИНСТВО.. 178

СЕМЬ

44. КАК ВЫРАЗИТЬ ЭТО СЛОВАМИ?. 184

45. КРАЙНЕ СВОЕОБРАЗНО.. 188

46. ВЕЧНО НЕРОЖДЕННЫЙ.. 192

47. ВОЛШЕБНЫЙ МИР. 196

48. ВСЕ ХОРОШО.. 198

49. ПРИТЧА: ПРОБУДИСЬ! 200

ЭПИЛОГ: ЭКХАРТОВСКАЯ ОНТОЛОГИЯ.. 210

–––––––––––––

«Сущностное Понимание таково:

в реальности ничего нет. Это настолько

очевидно, что не воспринимается».

–––––––––––––

- Вэй У Вэй

Один

Сияние

внутри,

где Сердце

открывается

и нет

НИЧЕГО

1

ИЗЛИЯНИЕ

«Тот, кто привел меня сюда,

доставит меня Домой».

-Руми

Итак

Есть только Одно

Все иное — иллюзия

Конструкция ума

Здесь ничего не происходит

Есть только Одно Бытие Осознавание

недвижимость тишина совершенство

и в этой недвижимости,

быть может, дыхание

словно

дышит только Одно

и все это суть то дыхание

все это суть То

мы суть То

мы суть То Одно

впрочем

даже не мы

ибо нас нет

есть только Одно

Здесь ничего не происходит

Чем бы оно ни казалось

Ничто не имеет значения

неслышное

дыхание Одного

есть Излияние

чистого сияющего сострадания любви

прощения красоты дара

И я обнаруживаю, — я не тот,

кем считал себя

Тот, кого я называл «собой»,

ничто — идея

сросшиеся воспоминания

атрибуты паттерны мысли

унаследованные качества привычки идеи

Взглянув на которые, я могу сказать

Не я

Я не это

Как такового

«меня» просто нет

и не было никогда —

иллюзия

выдумка

ничего не происходит

нет никого

есть только Одно,

которое дышит

Это То, что я есть

Я есть То и То есть Все

и То есть Сияние,

которым является все это —

жизнь смерть любовь страдание

сострадание понимание исцеление

свет

Сияние внутри

оттуда, где открывается Сердце

и нет НИЧЕГО

ни меня, никого

только щемящая красота

и переполняющая благодарность

Изливающаяся через край

2

НИТЬ

«Позволь увлечь себя неслышно

той тяге истинной любви,

которая тебя сильнее».

-Руми

«Мудрости можно учиться —

но ей невозможно научить».

- Энтони Де Мелло

Есть только Одно. Никогда ни в каком смысле не су­ществовало множества или хотя бы двух. Любое воспри­ятие различия и разъединения, двойственности и, следовательно, того, что известно под физической реаль­ностью, — сотворенная умом иллюзия, сродни природе сновидения. То, чем, по твоему разумению, ты являешь­ся — обособленной индивидуальной сущностью, — часть этой иллюзии. Ты не деятель какого-либо дейст­вия и не думатель какой бы то ни было мысли. События свершаются, но деятеля нет. Все, что есть, — Сознание. Это то, чем Ты являешься на самом деле.

Изучая и практикуя философию, религию или мис­тицизм, мы то и дело сталкиваемся с повторяющимся набором подобных идей и умозаключений, в их попытке указать на истинную природу реальности: непрерыв­ная нить постижения, пронизывающая почти все куль­турные и исторические эпохи, известная как «вечная мудрость».

В числовом выражении относительно немногие стре­мились к поиску и постижению этой нити откровения, и совсем немногие постигли ее полностью. Посему во­круг нее существует некая аура таинственности и зага­дочности; аура, которая, в соответствии с человеческой природой, на всем протяжении истории использовалась для получения наживы мистическими школами, тайны­ми культами и всякого рода учителями, претендующими на особое, эксклюзивное знание природы Того, что Есть.

Однако на самом деле это всегда было и остается от­крытой тайной, передаваемой из поколения в поколе­ние как внутри, так и за пределами основных духовных традиций, предлагающих к ней доступ. И хотя ищущих и постигших ее столь немного, эта нить Постижения, эта вечная мудрость, выдержала испытание временем, ибо сулит ни много ни мало — все: ответы на вечные во­просы жизни, истинную природу всего сущего, высший смысл и цель, и конец страдания.

И судя по тому, как много она обещает, может пока­заться странным, что к Постижению этого и элементов того, что есть, которые принято называть просто Уче­нием, пришли столь немногие. В сущности, основная причина этого кроется в самой природе Постижения. Но непосредственная, функциональная причина, ка­кой она видится человеческому опыту и пониманию, заключается в следующем: Учение, вечная мудрость, не может быть выражена напрямую. Учителя, пришедшие к пониманию, могут указать на него, говорить о нем, советовать другим пути и средства для его достижения, но не могут прямо и ясно обозначить его. Многих это заставляет поверить в то, что все это лишь выдумка, не стоящая поиска, в то время как для других, упорно продолжающих искать, эта особенность Учения может оказаться источником сильного разочарования и раз­дражения.

Альберт Эйнштейн однажды сказал, что проблема не может быть решена тем же умом, который ее создал. Сходным образом, все ответы на вопросы, касающиеся человеческого бытия, возникающие внутри этого чело­веческого опыта, сами становятся частью проблемы, обусловленные и порожденные все той же ситуацией, которую они силятся объяснить. Можно с уверенностью утверждать, что любой истинный ответ, или окончатель­ное понимание, в определенном смысле должен прийти извне, должен иметь иную природу, чем то, что он объ­ясняет.

Это же относится и к Постижению. Оно не является частью обусловленного человеческого существования, оно приходит «извне», оно полностью отличается от или существует до любого человеческого опыта и понима­ния. Конечно, как таковое оно по сути своей непости­жимо; приходя из-за пределов человеческой мысли и опыта, оно не может быть вмещено, ограничено или ух­вачено пределами человеческих концепций и слов. И ес­ли его можно познать, то ему нельзя научить. Если по сути своей оно поддается проницанию, осознаванию или, если хотите, интуитивному проникновению, то го­ворить о нем напрямую невозможно, и, раз уж на то по­шло, даже думать о нем в лингвистически структуриро­ванных мыслях, идеях или концепциях. Да, существует. Нет, невыразимо.

Естественно, этого достаточно, чтобы отвратить большинство представителей человечества и заставить их искать где угодно какой угодно смысл, лишь бы он был чем-то более осязаемым. Но и этого же достаточно, чтобы зажечь и поддерживать интерес тех немногих, кого влечет и ведет в это невыразимое пламя. Тех, кого называют «духовными искателями». Они знают, и это знание неизменно терзает их, что окончательный ответ там, за пределами их восприятия. И они проводят свою жизнь, следуя и внимая видящим, мудрецам, учителям и старцам, пытаясь познать то, чему невозможно на­учить.

Ну а кроме того, есть те, на кого нежданным и необъ­яснимым образом нисходит милость, открывающая ис­тинную природу Того, Что Есть. Это может произойти в результате долгих лет следования, слушания и изучения, но может случиться и более несообразно, без настойчи­вого и явного искания. И если кажется странным, что столь немногие пробудились ото сна повседневной жиз­ни, чтобы увидеть истинную суть вещей, можно считать еще более удивительным, учитывая особую природу сновидения, что кто-то вообще способен пробудиться.

Что можно сказать о тех, в ком возникло Понимание Того, Что Есть? Они — противоположность, пробужден­ные к тому, к чему мир спит, и сновидящие то, к чему пробужден мир. Мало что в них доступно пониманию обычного человека, даже пониманию тех, кто умеет складно рассуждать о духовных материях:

«Пробужденный ум вывернут наизнанку и не со­ответствует

даже мудрости Будды» (Хуйхай)

О них, тех немногих, через которых все так же необъ­яснимо совершается попытка сказать несказанное, тем самым поддерживая жизнь непрерываемой нити вечной мудрости.

Да, существует. Нет, невыразимо.

3

ИСТОРИЯ

"Я жил на грани безумия,

желая познать причини, стучал в дверь.

Она открылась.

Я стучал изнутри!"

-Руми

I

Не так давно меня в очередной раз попросили рас­сказать мою историю... и в очередной раз я отказался. Причина весомая: именно эта личная история, неустан­но творимая, поддерживаемая, рассказываемая снова и снова, полируемая и оттачиваемая, способствует укреп­лению чувства индивидуального «я». Эго — всего лишь история, которую оно беспрестанно рассказывает о се­бе, о собственном опыте и пережитых трудностях, о пути, которому оно следует, и о ранах, которые несет с собой.

Хочется сказать: давайте наконец прекратим расска­зывать истории. Когда чувство индивидуального «я» ис­чезает, эта крайне важная и столь лелеемая история, ко­торая делает нас теми, кем мы себя разумеем, предстает поверхностной и низкопробной байкой, чем она в сущ­ности и является. Оставленная без полировки и много­кратного пересказывания, она превращается в бесплот­ный воздух, из которого и возникла. Это приглашение к духовному пробуждению: перестать держаться за эту постоянную подпорку верования о себе как об обособлен­ном индивидуальном «я» и таким образом выйти из тьмы.

Но тут, конечно, в игру вступает божественная спра­ведливость или, по меньшей мере, божественная иро­ния: сложившиеся обстоятельства потребовали, чтобы история все-таки была рассказана. Да будет так. Пусть на сей раз это случится — и этого раза будет достаточно.

Существуют еще несколько причин для нежелания рассказать историю, возможно, не столь уж благород­ных: глубоко укоренившееся сопротивление ума-тела, втиснутого в рамки собственной обусловленности. Од­нажды уже пришлось убегать от роли «святоши», оста­вив позади период романо-католического служения и прихватив с собой глубокое недоверие ко всему, спо­собному привлечь к себе внимание и тем заново укре­пить это убийственное чувство собственной особенно­сти. Я несся сломя голову по гибельному пути, то и дело уклоняясь от руководящих ролей, которые мне постоян­но предлагались, пока не научился избегать самих ситу­аций, эти роли предлагающих. Работа плотника, забива­ние гвоздей, раскрой два на четыре — это было безопас­ным... в то время как ум, подорванный всякого рода терапиями и медикаментами, балансировал на грани ха­оса. Минуло 25 лет и с ними два неудавшихся брака. Но Сознанию не ведомо время.

Затем, вызванный некой, в ту пору еще неведомой силой (черт, я-то думал, что это была «моя» идея) инте­рес к собственным индейским корням (в то время, когда еще было привычно думать, что личная история имеет какое-то значение) привел к шатанию по старейшинам, целителям и шаманам коренного населения Америки. Одно ведет к другому, и штуковина «дэвид», несмотря на то что путешествие доставляет массу неудобств и ка­жется неприятным, что она мучается тщательно скрыва­емым страхом перед — в близоруком восприятии — черным континентом Южной Америки и одержима жесто­кой аллергией на все, что предполагает участие в группе, тем не менее, обнаруживает себя в компании еще четы­рех очаровательных персонажей, предпринимающих несколькодневное путешествие на автобусе, маленьком самолете, каноэ и своих двоих в юго-восточном направ­лении от Кито: сначала в Андах, вниз по плато, сквозь тропический лес, затем вдоль множества притоков, стремящихся к верхнему бассейну Амазонки.

Время, проведенное в кругу целителей и шаманов на­рода шуар в недрах тропического леса, полно замеча­тельных историй, прекрасно-драматичных. Все они не имеют никакого отношения к делу и ничего не означа­ют, разве что как тщательно разработанный Сознанием план жестоких мер, которые придется принять, если этой штуковине «дэвид» суждено быть расколотой. За­чем Сознанию понадобилось так напрягаться, когда во­круг тысячи заслуживших, созревших приверженцев, только и ждущих, чтобы лопнуть с треском, находится за пределами понимания.

II

«Что случилось в джунглях». Тони Парсонс говорит о «прогулке по парку». Для Сюзан Сигал это было «авто­бусной остановкой». У. Г. Кришнамурти соотносит сие событие с «тотальной катастрофой». В случае Дугласа Хардинга это было «так называемым гималайским опы­том». Здесь это будет называться «что случилось в джунглях». Ничего не случилось в джунглях. Что случилось, было всем — единственным, что когда-либо случалось где-либо и с кем-либо. Что случилось, невыразимо сло­вами. Ничего не случилось.

То, что случилось в джунглях, могло бы стать предме­том многих разговоров, если бы обусловленность здесь не испытывала бы столь сильную неприязнь к тому, к чему это может привести. Впрочем, записанное здесь неминуемо приведет к тому же проклятому результату.

Ну и что, в конце концов? «Навеки закреплена линия массивного экватора...» Все вещи находят свое равнове­сие. Ошметки и остатки обусловленности «дэвида», рас­трепанные ветром, мрачно предчувствуют ловушку, рас­ставленную эго, и жаждут пуститься наутек, чтобы скрыться в недрах пещеры, подобно пресловутому ана­хорету, хотя бы метафорически.

Но это глупо. Не существует эго, не существует ло­вушки. Это та же иллюзия, призрачная, как утренний летний туман над полями. Отвращение испытывает устройство ум-тело, подобно тому как оно испытывает от­вращение к еде или приходит в раздражение от громкой музыки. Это осознаваемо, но более не имеет никакого значения. Единое Сознание струится сквозь все эти миллиарды форм, а что именно происходит с каждой из них, включая и данную, ей-богу, совсем не важно. Здесь нет места выбору, есть лишь невыбирающая чистая осо­знанность струящегося потока Сознания. Тони Де Мелло назвал это «добровольным сотрудничеством с неизбежностью». Итак, приступим.

Многое из того, что случилось в джунглях, было эмпирическим переживанием, поэтому о нем можно думать, вспоминать, говорить. Глубоким, трансформи­рующим переживанием. Весьма приятным. Трансцен­дентным. Прекрасным. Из разряда «высшего пика пе­реживания». Вы прекрасно понимаете, о чем я. Доста­точным для того, чтобы выбить исусика из «дэвида». Подготовительным опытом, можно было бы теперь ска­зать. О нем еще возможно говорить, пусть и с запинка­ми, нарушая грамматические правила и коверкая семан­тику слов.

Но затем наступил момент, когда закончилось все, закончился опыт, и здесь уже не подобрать слов. Потому как дэвид тоже закончился. Хотя, что за глупость! Дэви­да никогда и не было.

Последовавшие вслед за тем попытки выразить не­выразимое в дневниковых записях похожи на слабоум­ное бормотание. Это все демонстрирует бесконечное, но с этой перспективы скорее извращенное чувство юмора, присущее Сиянию за пределом света, которое мы назы­ваем Сознанием. «Эй, смотри-ка, мы испробовали все комбинации: многолетняя подготовка с последующим пробуждением; многолетняя подготовка без последу­ющего пробуждения; многолетняя подготовка с еще-не-много-и-пробуждением, но — упс! — простите, не полу­чилось. Попробуем что-то более неожиданное: как насчет полного пробуждения, абсолютного осознания, бух! И это — без всякой подготовки! Возьмем какого-нибудь тупицу, полуиндейца, оторвавшегося от собст­венных корней, попа-расстригу с измученной душой, плотника с холмов Вермонта... Бедняга даже не поймет, каким обухом его вдарило. Офигительное развлечение!»

Поймите, я ни черта не знал обо всей этой фигне. Понятия не имел, что это за зверь такой — «искатель», не говоря уже обо всей искательской субкультуре. Ни­когда не сталкивался с их жаргоном, не был знаком ни с одной концепцией. Ни разу не слышал слов «садхана», «мокша», «лила» или «самадхи», а если бы и услышал, то, вероятнее всего, принял бы за названия салатной за­правки. В арсенале не было ни одного готового пред­ставления или идеи, которые можно было бы приме­нить ко всему произошедшему. Абсолютная, чистая, беспредельная, потрясающая Милость, сошедшая безо всякого тому объяснения.

Спустя несколько месяцев первые дневниковые записи пополнились другими, менее сбивчивыми, по­явившимися вслед за тем, как Сознание проявило мило­сердие и разложило веером целый набор идей адвайты пред тем, что осталось от штуковины «дэвид». Ими-то я и поделюсь с вами на последующих страницах. Тот вне­запный щелчок, хлопок, мгновенное выпадание за пре­делы времени, когда существует только свидетельствование (все еще до всякого представления о том, что по­нятие «адвайта» по сути означает «свидетельствование») той вещи «дэвид», которую я считал «собой», не просто тела, но всего этого так называемого тела-ума-души-личности-духа. И мгновенное постижение, что как та­кового всего этого нет. Никого нет дома. Ничего нет. Ни «меня», ни чего-либо, что могло бы быть «мной». Оче­видно, что нет никакого «меня», ведущего наблюдение, свидетельствующего. Свидетельствование наполняет вселенную, и более нигде ничего нет, ибо нет «где» и нет «чего», никаких объектов, никаких сущностей. Есть только Это, Этость, Осознавание, и это то, что есть Я.

«Сдвиг восприятия» вполне подходящая фраза, но... мама дорогая! Это означает не «видеть иначе» и не «ви­деть иное», а отсутствие видящего как такового. Точнее: восприятие идет не от ума-тела.

Одновременно все вышесказанное — полнейшая чушь, ибо сводится на нет пониманием того, что вообще ничего не случилось. Тогда вся катастрофа получает, так сказать, ретроактивный характер. Ничего не измени­лось, потому что так было всегда: неверные представле­ния закончились, прекратилось искаженное восприя­тие. Что случилось? Ничего. Никого никогда не было дома. Эта этость всегда то, что есть Я. Теперь кажется за­бавным это маленькое недоразумение, все эти идеи «времени», «объектов», личности, концепций, существ, дэвида, джунглей, Источника, всего...

Нисаргадатта Махарадж называет это Пониманием, но оно не имеет ничего общего с обычным пониманием. Знание, не имеющее ничего общего со знанием в привычном смысле слова.

Послушайте, это важно. Для описания здесь исполь­зуются слова и понятия. Но соответствует ли то, что случилось в джунглях, тому, о чем словами и понятиями пытаются говорить различные учителя, мудрецы и тра­диции, я не знаю и, честно говоря, мне это безразлично. По сути своей, это ничто, случившееся в джунглях, не нуждается ни в чьем подтверждении. Оно делает все от­носительным, но ни что не делает относительным его.

С одной стороны, есть все: все, что мы знаем, чувст­вуем, о чем думаем, во что верим, все, что существует или не существует, все возможное и невозможное. Все, что было, есть или когда-нибудь будет, или никогда не будет. А с другой стороны, есть это. Всего нет, а это есть.

А будет ли признано это кем-либо еще из обитателей известной, а то и неизвестной вселенной, после выхода за пределы времени в джунглях стало навеки неважным. Я не могу этого объяснить, не впадая в попытку рацио­нального осмысления. Здесь не просто нет никаких со­мнений — самой концепции сомнений не существует.

Часто возникает слово «очевидно», но это явное зло­употребление хорошим словом, ибо, используемое всуе, оно только затемняет смысл. И тем не менее, все, что находится перед вами, более того, все, чем вы на самом деле являетесь, все, чем является все это, от чего невоз­можно убежать, что не может быть иным, есть очевидность, даже если в большинстве случаев это и невозмож­но увидеть.

Так или иначе, на том все и могло бы закончиться. Попытался поделиться этим с несколькими людьми (совсем рехнулся!), но они решили, что я сошел с ума, так что я махнул рукой и стал наблюдать дэвида, вернув­шегося к забиванию гвоздей. Купающегося в Сиянии, не видимом никому. Потрясающая, захватывающая дух благодарность. Часто в слезах, спонтанных и неостано­вимых, дэвид совсем «двинулся», но кажется счастли­вым идиотом, так и ладно. Всегда, повсюду — совер­шенное Сияние Недвижимости и ни-что, у которого нет имени (любовь, сострадание, блаженство — лишь жалкие тени), изливающееся беспрестанно, отныне и всегда доступное прямому видению, без участия ума-тела.

III

На том все и могло бы закончиться. Но Сознание в очередной раз проявило милосердие (или, быть может, жестокосердие, что суть одно и то же; жестокосердное милосердие) и, в полном несоответствии с характером дэвида, записало его на курс под руководством некоего динамического дуэта самозваных учителей адвайты. Со временем они обнаружили практически непробиваемое эго, ничего общего не имеющее с путем духовных учите­лей. Но и прекрасную интеллектуальную хватку и хоро­шее понимание предмета, так что, понятное дело, для меня, абсолютно ничего не смыслящего в этом деле, бы­ло чему поучиться. То был странный опыт: иногда начинало казаться, что она знает, о чем говорит... но вскоре становилось ясно, что это не так.

Постепенно разрозненные фрагменты сложились в целостную картину целой культуры, где слепой ведет слепого. История оказалась усеянной бесчисленными случаями видения и постижения того, что тех глаз, через которые идет видение, на самом деле не существует. До­статочным количеством текстов, написанных штуковинами, называемыми Будда, Руми, Сэнцзан, Рамана и т. д., которые другие штуковины, считающие себя та­ковыми, не видящие и не понимающие, что это не они что-либо считают (все это звучит как шутка, потому что «они» и есть то Я, которое есть эта Естьность всего виде­ния), могли прочитать и решить, что они что-то поняли. А тем временем в промежутках между случаями пости­жения развивались целые структуры и системы вокруг теории видения, некоторым из которых удалось при­влечь толпы последователей и поклоняющихся, ничего толком не понимающих. Никто не видел разницы, по­этому их так легко одурачить!

Это было странно. Между тем, конечно, всегда, по­всюду — совершенное Сияние Недвижимости, излива­ющееся беспрестанно.

Говорят, что учитель приходит, когда ученик готов. Конечно, это подразумевает необходимость в учителях как таковых, что вызывает большие сомнения. Вселен­ная зиждется на принципе «необходимого знания», хотя в большинстве случаев мы не нуждаемся в знании. Но когда для целостной картины мироздания уму-телу действительно требуется какое-либо знание, то оно его по­лучает, причем именно тем образом, который наиболее соответствует возможностям его восприятия. Ответ мо­жет прийти в форме учителя, или случайно услышанно­го разговора, или просто спонтанно возникшей мысли. А как иначе? Все, что есть, — Сознание.

В джунглях все остановилось; остановился дэвид; ос­тановился мир. И какое-то время было лишь пребыва­ние в этом и только этом, без опорных концепций и мыслей. Позже случилось наткнуться на тех двух, упо­мянутых раньше, и обнаружить, что то, о чем они толку­ют, каким-то образом пересекается с тем невыразимым знанием, открывшимся в джунглях. Есть просто движе­ние по пути, возникающем под ногами, видя лишь свой следующий шаг. В конце концов, это все, что мы спо­собны видеть.

В любом случае ближе к тому моменту, когда стано­вится понятно, что все, чему можно научиться у тех дво­их, ограничивается общей интеллектуальной рамкой, как-то в беседе она упоминает имя «Рамеш», на которо­го ссылается как на одного из своих учителей.

IV

Не растекаясь мыслью по древу: поиск в интернете, «Окончательная Истина» на сайте Amazon.com — ос­тальное принадлежит истории. Проглотив все, написан­ное на ту пору Рамешем Балсекаром, я счел это наибо­лее полезным из всего, с чем довелось столкнуться по­сле джунглей. Эти ранние работы бомбейского банкира на пенсии предельно ясны и метафоричны, что отража­ет влияние его собственного учителя Нисаргадатты Ма­хараджа, а также писателя, творившего несколько ранее под псевдонимом Вэй У Вэй. Все доступное из создан­ного этими господами аналогично проштудировано, на­ряду со всем написанным или каким-то образом связан­ным с Раманой Махарши, мистиком и учителем из юж­ной Индии.

В процессе чтения и размышлений становится оче­видным, что, хотя это ни-что, случившееся в джунглях, и не поддается какому-либо объяснению или понима­нию в непосредственном контексте произошедшего, су­ществует, тем не менее, другой контекст, традиция, хо­рошо знакомая с подобными феноменами. В мире ду­ховной профанации и запутанных, переданных через третьи руки побасенок все-таки есть те немногие, кто способен ясно думать и писать о Том, Что Есть, предпо­лагая, конечно, что вы уже знаете, о чем идет речь, и способны воспринять, на что указывают их слова. По­нятые буквально, их речи кажутся по большей части не­вразумительными, особенно если учесть скудные воз­можности самого языка.

Так состоялось мое знакомство с безвременной нитью Учения, вечной мудростью. В какой-то момент пребывания в этом возникает мысль: порой совсем не­плохо, оказавшись в незнакомом месте, пообщаться со старожилами. Из тех четверых, коих я счел источника­ми, достойными доверия, Рамеш единственный, кто все еще жив и пребывает в относительно добром здравии для человека, всю жизнь проведшего в Бомбее и разме­нявшего восьмой десяток.

Первые несколько встреч оказываются весьма эф­фективными. Звучит вопрос про историю, и рассказы­вается история; дэвид повествует о том, что случилось в джунглях. Сбивчиво, запинаясь, используя слова и по­нятия, спонтанно всплывающие из контекста его жиз­ни, в попытке описать то, что, как известно, не поддает­ся описанию. И все, что случилось в джунглях, находит признание и поддержку у Рамеша, как соответствующее тому, что он, перекликаясь с Вэй У Вэем и Махараджем, называет полным Пониманием и что в его традиции из­вестно как пробуждение, или просветление. Во время одной из встреч он говорит, что это несколько странно: без гуру, без учителя... но, в конце концов, ведь был же Махарши с его горой, так что... легкое пожатие плечами, широкая улыбка. Он весьма уверен в своем не-«я».

Ему приходится убеждать. Первая реакция на это — инстинктивное отскакивание назад; вновь вмешивается старый страх собственной особенности. Какими бы размытыми ни были предвзятые представления о том, что такое «просветление», та разрушительная ночь в джунг­лях и это мощное излияние Присутствия не входили в их число. И в то же время превалирует ощущение, что это оно и есть. Никого нет дома. Это получает призна­ние, которое, однако, ни на что не влияет и ровным сче­том ничего не меняет. Что бы кто ни думал и ни говорил об этом, включая индийских гуру, и сколь бы полезным оно ни было, зафиксировать словами невыразимое не­возможно. Тут нет места собственничеству, наклеива­нию ярлыков, закреплению рамками концепций и тра­диций.

В последующие за этим недели и годы — новые встречи, новые разговоры. Поначалу неловкие: это ве­ликое колебание в обусловленности, все еще трепещущее на ветру. Несколько раз во время визитов, когда Рамеш снова и снова повторял, что «здесь есть полное По­нимание», меня начинали преследовать другие искатели из группы, посещающей утренние беседы, или, наобо­рот, избегать. Поэтому хочется держаться в тени, оста­ваться инкогнито среди несчастных искателей, счастли­во пребывая в глубине извечно изливающегося Сияния. Если у этих визитов и есть какая-то «цель», то это нечто, что я только могу назвать «обратным процессом»: в джунглях ответ был получен до всех вопросов, так что теперь приходится формулировать вопросы на ответ, строить поддерживающую конструкцию, чтобы понять Понимание постфактум.

V

Итак, это то, что случилось в джунглях. И в Бомбее. Ничего не случилось.

Увиденное больше никогда не станет не-видимым. Это так просто. Всегда и везде лишь совершенное Сия­ние Недвижимости. И не-вещь, у которой нет имени: беспрестанное Излияние, сейчас и всегда доступное ви­дению, которое исходит не из вещи ум-тело. И не гово­рить об этом, когда оно возникает, невозможно, как и невозможно не писать. И я полностью, абсолютно от­даю себе отчет в том, с какими трудностями приходится сталкиваться в этой связи.

Уэйн Ликермэн в своем предисловии к книге Рамеша «Сознание говорит» очень точно заметил, что «сам факт просветления вовсе не означает способность донести сопутствующее ему понимание».

Сказано верно. Я не учитель. Учительствование не представляет интереса, а это ум-тело не обладает доста­точными навыками или квалификацией. С точки зре­ния кого угодно, умудренного знанием всего этого, в данном случае вам приходится иметь дело с весьма нео­тесанным плотником полуиндейских кровей (ненасто­ящим индейцем) с холмов, с явной и абсолютной нехват­кой каких бы то ни было «умелых приемов», с весьма ог­раниченным интеллектуальным пониманием предмета, не владеющим какой-либо «практикой» и не имеющим специальной подготовки, которую дают многолетние медитации или служение. Сказать, что вещь «дэвид» бы­ла выбрана по ошибке и абсолютно не обтесана под то, о чем здесь идет речь, означает проявить ненужную деликатность. Разве что, конечно, вещь «дэвид» была за­думана, обтесана и помещена в конкретные обстоятель­ства именно для этого. У Сознания потрясающее чувство юмора.

Есть только это. И это прозвучало бы как абсурдное славословие, если бы было кому славословить, но та­кового не существует. Существует, понятно, только это. Я абсолютно ничего не знаю, кроме одного: знание, ви­дение, понимание. Знание, видение, понимание, — то знание, видение и понимание, которого нет, которое за пределами человеческого понимания, открывшееся здесь, которое есть здесь. Теперь всегда воспринима­емое не из этого ума-тела. Незаслуженное, полученное безо всякого поиска, даже без запроса, по меньшей мере без прямого. Это невозможно передать словами, невоз­можно выразить, это невозможно ухватить мыслью.

Руми был прав:

«Подобно соли, растворившейся в океане,

Я был поглощен Тобой

За гранью сомнения или уверенности

Внезапно в моей груди

Взошла Звезда

Столь ясная,

Что все на свете звезды к ней устремились».

И Рамеш прав, называя это чем-то вроде «божествен­ного гипноза». А чем оно еще объясняется? Все умы-те­ла взирают на это, купаются в этом, являются этим — и не могут увидеть это. Как можно показать кому-то что-то, чем они уже являются, особенно когда это есть ни­-что, а они — ни-кто? Все это так невероятно просто. Ведь очевидно, что никого нет дома. Все-Что-Есть — Любовь за пределами любви, Свет за пределами света, Покой за пределом покоя, Свобода за пределом любого представления о свободе... напишите все слова заглав­ными буквами и кричите их, плачьте их, рыдайте их.

Но народ чешет в затылке и говорит, что не доходит. «Ну, это что-то философское...», или «Но мне нравится моя история, мне нравится моя драма», или «Боже, как же адвайтически верно мы сегодня звучим». Так или иначе, все расставляют защиту, лишь бы не видеть Того, Что Есть. Даже самоотверженные искатели, когда слы­шат «это лишь сон», кивают и продолжают говорить. Никому не приходит в голову остановиться, видеть, быть. Простите неотесанного дэвида, если он выказыва­ет уж слишком явное отсутствие интереса к подобного рода дискуссиям.

И Хафиз прав:

«Дорогие, вы, кто пытается познать чудо Любви через разум,

я ужасно боюсь, вам это никогда не удастся».

Я бы добавил: или применяя жизненный опыт, или мысль, или язык, или эмоции. В этом надо просто быть, чтобы суметь видеть.

В конечном итоге здесь на самом деле нечего сказать. Сон продолжается, и продолжается участие в этом сне (что не было выбором, просто такова особенность этого сна), с полным осознанием того, что это сон... Только, конечно, нельзя ожидать, что Я-Я будет воспринимать что-либо из этого всерьез.

А в той пещере отшельника все-таки чертовски хоро­шо. Нет никаких потребностей. Все, что бы ни происхо­дило, не имеет никакого значения. Никаких потребно­стей, никаких запросов, никаких обязательств, никакой роли. Предельно просто.

4

ПРОЛОГ

«Могу заверить вас, что такой вещи,

как Бог, не существует.

Нет такой вещи, как творение,

И нет такой вещи, как вселенная.

Точно так же нет такой вещи, как мир,

И нет такой вещи, как ты.

Нет такой вещи, как "Я".

Что остается? Безмолвие!»

- Роберт Адаме

I

Можно утверждать, что реальность — совсем не то, чем она предстает воображению или взору, и что прак­тически все человечество подвержено массовой галлю­цинации. Так можно было бы утверждать, если бы это не было столь опрометчиво, ибо сама идея существования человечества, идея «некоего» рассуждающего подобным образом — по сути часть все той же галлюцинации. Та­кие понятия, как «люди» или «человеческие существа», наряду со всем, что поддается мысли и восприятию, есть в сущности иллюзорные кажимости в бесконечном Со­знании, единственно существующем.

Однако же, как мы продвигаемся? Все это звучит почти что как параноидальная теория глобального заго­вора, не так ли? На самом деле, это настолько не лезет ни в какие ворота и столь сильно расходится с привычным восприятием и здравым смыслом, что большинство людей, если бы им довелось услышать подобные речи, были бы склонны назвать их бреднями сумасшедшего, посмеяться или пожать плечами и вернуться к своим повседневным делам.

И тем не менее, все исторические хроники бок о бок с религиозными и философскими традициями, уходя­щими в глубину веков, там и сям содержат свидетельст­ва существования «человеческих существ», пришедших к убеждению в правдивости этого фантастического сце­нария и пытающихся донести свое убеждение до других. По сути, именно подобные провидцы и «безумцы» сто­ят у истоков практически всех великих религий мира и философских традиций. Некоторые из этих традиций до сих пор детально воспроизводят схожие идеи, считая их частью собственных принятых учений и практик, но стоит провести небольшое исследование, и становится ясным, что изначально идеи эти были опытом и видени­ем людей, вокруг которых впоследствии сформирова­лась традиция и что нашло отражение в основополага­ющих писаниях.

И опять-таки, это утверждение грешит неточностью, поскольку в очередной раз идея существования «лично­сти» как индивидуальной сущности, чьи индивидуаль­ные представления или опыт положили начало тради­ции, сама по себе часть иллюзии. Как видите, тут мы снова сталкиваемся с проблемой коммуникации.

Взгляните на это вот под каким углом: попробуйте допустить, хотя бы на мгновение, просто ради интереса, что кто-то получил возможность узнать, прийти к пол­ному убеждению, исключающему любые сомнения, что все, что мы полагаем «реальностью», на самом деле сге­нерированная умом фантазия и что эта иллюзия содер­жит в себе все идеи, слова, переживания и сенсорные ощущения, равно как и объекты, которые мы именуем «человеческими существами», считая, что это им принадлежат все идеи и опыт. Допустите также на минуту, что такой человек не просто съехал с катушек, но, воз­можно, каким-то образом действительно видит нечто такое, чего не видят другие. И как в таком случае ему рассказать другим о том, что он видит, если он знает, что и он сам, и все другие, и все идеи и слова, что могли бы быть использованы для рассказа, по сути своей есть лишь часть все той же иллюзии, и потому совершенно бесполезны?

Какие аналогии, какие метафоры или словесные хи­тросплетения могут прийти на помощь при попытке вы­разить то, что лежит за пределами слов? Что-то вроде «это похоже на свет, но это не свет, это настолько за пре­делами всякого света, что не может быть увидено», или «это одновременно везде и нигде», или «это полнота всего, что есть, которая есть совершенная пустота; это то, чем вы уже являетесь, хотя и не можете этого уви­деть», или просто «Я-Есть-То».

И, конечно, если покопаться глубже в мистических и эзотерических традициях мировых религий, можно об­наружить, что именно об этом говорил Гаутама Будда, Иисус из Назарета, Рабби Бал-Шем-Тов, Джалалуддин Руми, Ади Шанкара, Мейстер Экхарт, Сэнцзан, Рамана Махарши, как и многие другие дзэн-буддийские, христианские, хасидские, суфийские, даосские, адвайтист-ские и прочие «духовные учителя».

Пожалуйста, послушайте внимательно, следующий момент важен. Это прямо противоположно тому, что вам всегда говорили, ибо то, что вам говорили, было неправдой. То, о чем здесь идет речь, предельно просто. Тут нет никакой зауми, которая затруднила бы объясне­ние и понимание. Это очень просто и легко, однако ж настолько не соответствует тому, во что привычно ве­рить и как это принято трактовать, что ум отказывается понимать.

Существует консенсусная, созданная по договорен­ности реальность, которую поддерживает практически все человечество. Мир существует без малого целую вечность. В этот мир вы рождаетесь как индивидуальности; вы растете, учитесь, проживаете жизнь и умираете. Есть некоторые расхождения в том, что происходит после этого, разве что для всех остальных жизнь, понятное де­ло, продолжается, пока они тоже не умрут. Все считают, что знают это или какие-то местные вариации на эту тему. Но на деле вы не знаете, когда вы «родились». Вы научились так думать. Все остальные тоже этому научи­лись, и это превратилось в практически повсеместное убеждение. Но всеобщая уверенность в чем-либо еще не означает, что это правда.

Извечно, вне времени, Я Есть, нерожденный. По­добно тому как сновидение начинается в какой-то мо­мент сна, «в какой-то момент» То, Что Есть Я, возника­ет как Сознание здесь, и этот мир начинает отсчитывать свое существование. Я открываю глаза и посредством ума-тела познаю жизнь. Проходит некоторое время, я закрываю глаза, и мир прекращается, и вновь извечно Я Есть, нерожденный.

Что может быть проще или более очевидным?

Время от времени кто-то неизменно появляется и пытается донести это до собратьев, но договорную реальность не так-то легко расколоть. Она самовоспроизводится и оперирует встроенными механизмами защиты от расхождения во взглядах. Один из них — это назвать обидчиков «сумасшедшими». Другой, не менее эффек­тивный, — обозвать их «мистиками». Оба эти механизма договорной реальности только укрепляют иллюзию отделенности.

Поэтому учитель изъясняется посредством странных историй, парабол, метафор, производит непонятные действия. Говорит одно в один день и прямо противопо­ложное — на следующий, пытаясь обойти расставленную защиту. Восприняв слова учителя буквально, вы только будете сбиты с толку, силясь понять, на что же они указывают, полагая, что это нечто внутри договор­ной реальности, в то время как изначальный посыл был совсем иным. Потому-то проверенный временем путь научиться чему-либо у этих персонажей, если уж на то пошло, это просто сидеть рядом с ними: месяцы, годы, терпя их противоречия и повторы, non sequitur s[*] и кажу­щееся безумие до тех пор, пока из достаточного количе­ства сих разрозненных векторов не будет выведено не­что среднее, позволяющее взглянуть за их пределы, на точку их схождения, за черту всего, доступного понима­нию и воображению.

II

Некоторые проводят так всю свою жизнь, у ног по­добного учителя, но в данном случае произошло другое. Как бы там ни было, последующие страницы повеству­ют о том, что случилось, когда «То, Что Есть», которому невозможно научить, которое лежит за пределами дого­ворной реальности предметов, идей, мыслей, опыта и чувственного восприятия, внезапно и спонтанно стало видимым и воспринимаемым, а так называемая реаль­ность открылась пониманию со всей ясностью и ока­залась не более чем иллюзией, сродни природе снови­дения.

С точки зрения общепринятой нормы мне следовало бы говорить о том, что последует дальше, от «первого лица», но, видите ли, тут мы в который раз сталкиваемся с этой маленькой коммуникативной проблемой слов и понятий. «Первое лицо», которому как бы положено вести рассказ, без сомнения часть иллюзии, просто пер­сонаж сновидения, но ни в коей мере реально существующий индивидуум, с которым бы произошли все эти со­бытия и кто бы мог связать воедино свой опыт и размы­шления. Скажем, если вы легли спать ночью и вам при­снился сон, будто вы летаете над горами, стали бы вы ут­верждать, проснувшись, что кто-то действительно летал над горами прошлой ночью? Не важно, насколько ярким было сновидение, его персонажи, сюжет, события, «дей­ствия», — с точки зрения бодрствующей реальности это всего лишь фантазия.

К этой аналогии со сновидением и пробуждением мы будем возвращаться снова и снова. Это излюбленный образ тех, кто пытается учить или просто говорить о подобных вещах, и это одна из лучших имеющихся анало­гий, но, разумеется, — всего лишь аналогия. Она полез­на только в качестве иллюстрации. Если вы начнете по­нимать ее буквально, все рассыпется и потеряет всякий смысл.

Когда прекращается ошибочное принимание иллю­зии за реальность, тогда внезапно и необратимо во всей полноте открывается видение того, что отдельной личности не существует, а существует лишь проявление в игре Сознания, выступающее в этой игре, или сновиде­нии, в качестве так называемого человеческого организ­ма ума-тела. Этот организм — лишь видимость, иллю­зия, подобная сну конструкция внутри того, что всегда было и есть вне и до всякой иллюзии.

Изнутри иллюзии «То, Что Есть» можно называть Сознанием, Присутствием, или Всем, Что Есть, или да­же «Богом» (что сообщает некоторую ограниченность предмету). И это Присутствие (если остановиться на ка­ком-нибудь из понятий) — все, что есть, поэтому все, что попадает в область восприятия, всегда суть Присут­ствие, воспринимаемое как некая (иллюзорная) вещь. Присутствие, образно говоря, течет через устройство ум-тело, оживляя его, делая его сознательным — на­столько сознательным, что оно, как и другие, ему подобные, начинает полагать себя автономной индиви­дуальной сущностью, обособленным существом, наде­ленным сознанием.

И это снова иллюзия. Нет обособленных существ. Никого нет дома. Есть только Присутствие, струящееся сквозь эти кажущиеся формы, тем самым творя эту ил­люзию. «Меня», «дэвида» на самом деле не существует, разве что в качестве представления, вводящего в заблуж­дение, ошибочного и абсолютно концептуального, но никогда — в качестве обособленного «я», «реально» от­дельного от Сознания. Тогда приходит понимание, что это Сознание, Присутствие, Все, Что Есть — и есть то, чем Я на самом деле являюсь.

I II

Попытка объяснить То, Что Есть изнутри того, чего нет (иначе говоря, попытка объяснить или описать Ис­тину в терминах и концепциях, предлагаемых иллюзи­ей), изначально обречена на неудачу. Все, что есть, — видение, Понимание в Том, Что Есть в безмысленной бессловесной недвижимости. Это просто невозможно передать словами.

А надо ли пытаться? Хороший вопрос. Все, что я мо­гу сказать: подобно самому Пониманию, подобно самой «жизни», попытки выразить это в словах возникают произвольно, без запроса, без волеизъявления, в этом нет усилия или какого-то другого действия.

То, что последует дальше, представляет собой собра­ние стихов, впопыхах нацарапанных в то или иное вре­мя, выдержек из дневников, электронных и обычных писем, ответов на вопросы, разговоров, худо-бедно вос­произведенных по памяти, а иногда просто компьютер­ных записей. Многое из этого имеет весьма сырой вид и требует доработки. Но все это — просто Сознание, струящееся через аппарат ум-тело, полностью свободное от какого-либо индивидуального «я».

В этом нет ничего претенциозного: тот же самый по­ток Сознания течет через ум-тело, которое вы полагаете «собой». Вероятно, вы думаете, что это вы читаете дан­ные строки. Уверяю вас, это не так. Чтение происходит, но ни в каком смысле нет «вас», производящих действие, ровно как не существует тех «вас», которыми вы привык­ли себя считать. Добро пожаловать в То, Что Есть.

Я вполне отдаю себе отчет в том, что то, что последу­ет дальше, местами окажется трудным для прочтения или покажется полной бессмыслицей. Процессоры Word, ответственные за орфографическое и грамматиче­ское написание, подавились сим документом. Все, отно­сящееся к основным правилам языка, будь то граммати­ка, написание заглавной буквы, пунктуация или синтак­сис, — было подчеркнуто и забраковано в этой попытке отойти от привычной семантики слов в сторону бесспор­но непривычной.

С этим ничего не поделаешь. Дело не в тупоголово­сти; слова использованы в необычном контексте с опре­деленной целью: максимально точно выразить невыразимое. С этой точки зрения текст был неоднократно прочитан и проверен на правописание разными людь­ми. И если написание, пунктуация или само использо­вание слов кажутся странными, то, вероятнее всего, так было задумано, с целью сообщить им определенную смысловую нагрузку; в противном случае, при «пра­вильном» использовании, смысл, хоть и не явно, был бы искажен.

Нередко текст читается с запинками и спотыкания­ми о непривычное слово или словосочетание, тогда как общеупотребимый язык дался бы куда легче. Вы будете неизбежно сталкиваться с языковыми противоречиями и тавтологиями. Учитывая ограниченные возможности языка, в этом тоже есть своя необходимость.

Многие темы возникают вновь и вновь, что может показаться повтором. Рассматривайте это как побужде­ние проникнуть глубже, взглянуть сквозь и за пределы. Помните, что эти слова стремятся преодолеть собствен­ные границы и при первом прочтении редко доступны более глубокому пониманию.

И, пожалуйста, помните: ни один из представленных здесь образов, ни одна из концепций и идей не являют­ся сами по себе Истиной или прямоуказующими на Истину. Все это лишь векторы, направленные в сторону ос­новного направления.

Ничто из написанного здесь не может быть Истиной по той причине, что концепции, мысли и язык по при­роде своей дуалистичны в отличие от Того, что они пы­таются описать. В дуальности на каждый объект прихо­дится субъект; на каждое «лучше» найдется «хуже», на каждую «правду» — «ложь»; то же в случае «ясность» — «неясность», «любовь» и «ненависть», «недвижимость» и «движение», «совершенство» и «несовершенство», «за­вершенность» и «незавершенность».

Вот почему учителя прошлого и настоящего всегда охотно повторяли «Neti, Neti» — «ни то, ни другое». Ни одна сторона, ни другая. В дуальности, а следовательно, и в языке, неизменно присутствует оборотная сторона, завершающая или дополняющая свою противополож­ность, в той же мере неистинную.

В корне дуалистичный язык используется здесь нео­бычным образом, чтобы указать на то, что предшествует дуальности: «Любовь» за пределами любви и ненависти; «Недвижимость», не противопоставленная движению; «Совершенство», ничего общего не имеющее с совер­шенным или несовершенным.

Именно в силу этого традиция обращается к подоб­ному учению как к набору «указателей», а не как к набо­ру «истин». По той же причине предпочтение отдается указателям, говорящим о том, чем Все, Что Есть не является, нежели тем, которые пытаются подобрать этому определение. Neti, Neti.

Все это не более чем концепции, мысли-пузыри, со­зданные в сгенерированной умом иллюзии и как тако­вые, предельно ограничены и несовершенны.

Откровенно говоря, все это на самом деле полная фигня. В конце концов, все представления, все пережи­вания, все слова, все книги, все учения бьют мимо цели. Все, что требуется, это полностью отпустить и выйти за их пределы; целиком выйти за их пределы. Тогда все прекратится, как никогда не существовавшее, и оста­нется только Понимание и Покой, превосходящие вся­кое понимание.

Когда вы поймете, что не в ваших силах что-либо из­менить в этом или повернуть вспять, наступит момент разочарования. Но это переживание, подобно любому другому процессу, лишь временно. К счастью, это в лю­бом случае никогда не зависело от «вас».

Два

Внезапно,

мгновенно.

Безусильно,

Из недвижимости.

Потревоженный

сон.

Пробуждение

к Реальности.

5

ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ I

«Открой свой скрытый глаз

и приди к корню корня

твоего собственного «я».

- Руми

Последний отказ, который необходим, прежде чем мы наконец-то перейдем к самой истории. Задача здесь рассказать о том, что случилось в джунглях. Хотя на это нет особых причин, у этой истории нет «ключевого мо­мента». О самом Понимании невозможно говорить, можно только указать на него, и это все, что можно сде­лать сейчас, это то, чем является все происходящее че­рез эту штуковину ум-тело. Бессмысленно разглагольст­вовать о переживаниях в сновидении, приведших к «взрыву» восприятия, реализации и пробуждению от сновидения. Это будет всего лишь еще одной сновидческой историей.

Кто-то попросил рассказать эту историю, вероятно, чтобы иметь возможность составить собственное мне­ние на сей счет. Что же, вполне логично: существует ряд обстоятельств, обрамляющих произошедшее. В конце концов, ценность имеет только Постижение, а не исто­рия штуковины ум-тело. Но поступила просьба расска­зать ее, поэтому о том, что случилось с этим умом-телом, будет рассказано. Так что же? Кого это волнует?

Когда была опубликована книга Рамеша Балсекара «Who cares?» («Кого это волнует?»), я обнаружил, что эти пальцы (рабы привычки), печатая название, неиз­менно ошибались в написании, переставляя местами две буквы, так что выходило «Who Сагее?» («Кто такой Керс?»). Всякий раз это вызывает улыбку, этот малень­кий вклад в Сознание. Название книги Рамеша ни в коей мере не подразумевает уничижительный или рито­рический вопрос. Оно звучит скорее в соответствии с традицией Раманы Махарши: «Кто я?» — как вопрос, подлежащий исследованию: «Кто есть этот я, которого это волнует?» Равным образом: «Кто такой Керс?» Дей­ствительно, кто это такой? Никто. И какое это имеет значение? Общепринятая социальная норма придает особое значение индивидуальности: индивидуальному характеру, индивидуальному усилию, индивидуальному опыту, индивидуальной истории. На самом деле, ничто не может быть дальше от какой-либо значимости, чем все это.

Поэтому, пожалуйста, не совершайте ошибку, читая сие как историю про эту так называемую жизнь, не ищите здесь паттернов, путей или причинных цепочек. Совершенное разворачивание, бесконечное выражение Сознания действительно совершенно, действительно бесконечно. Здесь нет другого пути, кроме того, кото­рый остался позади, и тогда их великое множество. Ес­ли вы, прочитав эту историю, добавите ее в свою копил­ку историй про пути просветления и приметесь штуди­ровать сходства и составлять список различий, она ничем не поможет вам, а, наоборот, станет большим препятствием.

Подобно любой практике, любой работе, любому усердию, любому мыслительному процессу, любой кни­ге. Единственная действенная помощь от нее может за­ключаться в том, что вы, проведя всю свою жизнь в изу­чении, поймете наконец, что оно не имеет никакой ценности и никуда вас не ведет. Забудьте об этом. Дао, о котором может быть сказано, не есть Дао. История, которую можно рассказать, — всего лишь излишний шум. Будьте недвижимы. Кто есть это Я, которое Есть, пре­бывающее в недвижимости? Вот то, что вы ищете. Чи­тайте это для развлечения в сновидении, если уж так хо­чется, но не позволяйте сбить себя с толку.

Эта история до отказа насыщена словами «я», «меня» и «мое». Чувствуете, как глупо? Это все чистейшая фик­ция. Нет такой сущности. «Я» — это мифический образ. История рассказывает о событиях, произошедших с кем-то. Но никого не существует, никого, с кем могли бы происходить события. Личные местоимения исполь­зуются как необходимые условности языка, но они име­ют отношение только к этому организму ума-тела, не содержащему никакого индивидуального «я» или реаль­ной сущности, с которой это могло бы соотноситься. Видите, насколько все это пусто? Так что же? Кого это волнует?

Трудно сакцентировать этот момент в достаточной мере: первая часть того, что случилось в джунглях, со­стоит из целого ряда переживаний, поэтому о них мож­но думать, вспоминать, говорить. В данном случае име­ло место то, что можно было бы назвать глубинным, трансформирующим, даже драматичным опытом. Но необходимо помнить, что эта часть того, что случилось в джунглях, подготовительная часть, сколь ни была бы она глубокой и прекрасной, остается всего лишь опы­том; опытом, пережитым внутри или посредством этой штуковины ум-тело. Как таковая она не представляет особого значения. Сновидческие события, происходя­щие в сновидческой жизни со сновидческим персона­жем, не имеют продолжительной значимости.

Духовные учителя иногда отмечают, что можно счи­тать, вам повезло, если на вас не обрушились сверхъес­тественные или мистические переживания. Возможно, мне повезло меньше. Переживания обрушились, о не­которых из них идет речь здесь. Так уж прописан сценарий для этого сновидческого персонажа. Но вместе с тем становится ясным, что чувственные переживания не имеют ничего общего ни с пониманием, ни со знанием, а являются обстоятельствами, при которых это может или не может случиться. Переживание Пробуждения не есть Пробуждение.

Итак, эмпирическая часть истории, случившейся в джунглях, не имеет прямого отношения к тому, что про­изошло позднее, к тому, что мы называем Пробуждени­ем или Постижением. Эту первую часть, эмпирическую, ту, которая не имеет значения (хотя, как и все остальное, она играет свою роль в бесконечном разворачивании Сознания), можно описать более или менее точно. О за­ключительной части, мгновенном выпадании из време­ни и чувственного опыта, можно говорить лишь околь­ным путем.

II

К тому времени мы провели в джунглях несколько дней. Жили в деревне шуар, делали вылазки в лес, обща­ясь в основном только с деревенским старейшиной и одним из местных vegestalistas, целителем-травником. Весь опыт путешествия через Эквадор, в глубь тропиче­ского леса, знакомство и жизнь с людьми этой малень­кой деревни протекали вполне спокойно и благополуч­но. И хотя все, несомненно, было странным и непри­вычным, джунгли в некотором смысле оказались чем-то очень хорошо знакомым и гостеприимным, словно я вернулся в свой дом, о котором успел позабыть.

Но прошла еще пара дней, и наступил момент, когда это уютное ощущение спокойствия внезапно исчезло. Однажды, в послеполуденные часы, незадолго до на­ступления вечера, мое внутреннее состояние доверчи­вой открытости и приятия начало сменяться усиливающимся беспокойством, быстро переросшим в серьез­ный страх, а затем в полнейшую панику. Я понял, что непременно умру, если немедленно не выберусь отсюда.

В тех обстоятельствах у страха имелись некоторые разумные основания. Произошло несколько инциден­тов: весьма близкое знакомство с маленькой, но крайне ядовитой лесной тварью; небольшое происшествие во время одной из вылазок в джунгли; разногласие с шама­ном по поводу правильного принятия одного из расте­ний. Понятное дело, маленькие оплошности могут по­влечь за собой тяжелые последствия.

Когда я сообщил семье и друзьям, что отправляюсь в путешествие, большинство просто пожелало мне удачи, но практически сразу поступило два звонка совсем другого рода. Один от члена семьи, другой от приятельни­цы; не знакомые друг с другом женщины позвонили аб­солютно независимо друг от друга и выразили беспо­койство, пытаясь отговорить меня от поездки. Обе они обладают сильно развитой интуицией, к чему в ту пору я относился с большим вниманием и уважением. И вот, у одной был сон, у другой просто сильное интуитивное ощущение, что если я уеду, то уже не вернусь. Они чув­ствовали, что это путешествие готовит мне огромную опасность, и пытались заставить передумать. Я был весьма тронут их заботой, но все-таки решился ехать. Теперь же воспоминания об их предостережениях толь­ко укрепили во мне предчувствие, что живым я отсюда не выберусь.

Ум подхватил это все в охапку и понесся далеко за пределы здравого смысла, как он хорошо умеет делать. То, что поначалу было исследовательским приключени­ем, теперь, казалось, стало буйно и неудержимо разрас­таться вокруг меня, подобно непроходимым джунглям. Это уже было чересчур, но никакого выхода я не видел. Поговорил с глазу на глаз с лидером группы, но он уве­рил меня, что возможности уехать, по меньшей мере в ближайшие несколько дней, не представится: из-за неблагоприятных погодных условий Cessna не сможет приземлиться на заросшую травой посадочную полосу у реки. Разумеется, была альтернатива отказаться от лю­бой деятельности и затихориться в отведенной мне бам­буковой хижине. Но кое-что помешало этому.

Вместе со все возраставшим страхом и уверенностью, что я непременно умру, если все так и будет продолжать­ся, появилось сильное ощущение, что все происходящее было уникальной, раз в жизни предоставляющейся воз­можностью для встречи с тем, что я тогда называл «це­лостностью». Осознание этого было весьма неопреде­ленным и только сбивающим с толку, и тем не менее, очень интенсивным, так что становилось ясным, что чем бы ни была та мистическая сила, приведшая меня сюда, в эти джунгли, она сделала это с намерением от­крыть мне возможность глубинной трансформации и исцеления того, что я тогда считал собой: тела, души и духа. Отступить на безопасное расстояние означало упу­стить эту возможность и покинуть джунгли в том же ви­де, в каком я приехал: запутавшийся в противоречиях, с беспокойной и страдающей душой. Подобная альтерна­тива попахивала провалом и бессмысленностью: зачем нужна безопасность, купленная такой ценой?

Ближе к сумеркам эта внутренняя борьба достигла своего апогея. Ужинать не хотелось, и я сидел в крытом соломой общинном лонгхаузе, глядя мимо костра, тлеющего посередине, в окно в противоположной бамбуко­вой стене. Джунгли начинались прямо за ним, и дождь сочился сквозь листву, сливаясь со звучанием миллиона гудящих насекомых, в то время как тропический лес стремительно погружался в вечернюю тьму. Сильный страх продолжал терзать тело и ум. Ум пробегал по сце­нариям различных отвратительных возможностей смер­ти в джунглях, пульс стучал тяжело и быстро, поле зре­ния резко сузилось, чему виной была не только сгущающаяся темнота. Мне хотелось бежать, но единственным местом, куда можно было бежать, тем самым вернув­шись к ощущению подавленности и поражения, была моя хижина. Так что я продолжал сидеть, неподвижно глядя в джунгли.

Вскоре ум успокоился, мелькающие сценарии оста­новились, и возникла новая мысль. Она была достаточно спокойной посреди паники и звучала примерно так: «Ну, если я умру (а я обязательно умру, если не здесь, то где-нибудь еще, не сейчас, так когда-нибудь) и если все это здесь — то, через что необходимо пройти, тогда это подходящее место, чтобы умереть, и подходящее время».

Подходящее место. Я чувствовал себя в джунглях как дома. Знакомые, гостеприимные, питающие; столь очевидно демонстрирующие цикл рождения, смерти и нового рождения. Весьма подходящее место, чтобы по­кинуть тело. И подходящее время. На тот момент в моей жизни было меньше несвязанных концов, чем обычно. Все деловые сделки и проекты были закончены и закры­ты, а новые еще не начаты. Не было личных отношений, неразрешенных ситуаций или обязательств. Частично побужденный обеспокоенностью своей сестры и друзей, я даже составил завещание и оставил его перед отъездом на письменном столе. Если я умру (а я умру непремен­но), то это как нельзя подходящее время и место для та­кого события в моей жизни.

Как только эта мысль возникла, тело и ум успокои­лись, и появилось ощущение, словно кто-то очень силь­ный и добрый встал позади меня и положил руки мне на плечи. «Хорошо, — подумал я, — это очень хорошо». И я полностью расслабился и отдался этому новому ощущению того, что для этого тела умереть здесь и сей­час было отличной, своевременной штукой, что именно для этого я и был здесь. То было не смирением с чем-то нежеланным, а от всего сердца приятием и радостной готовностью отдать себя тому, что известно как правильное и совершенное. В считанные секунды все мысли, ощущения и физические проявления безумного страха за свою жизнь растворились и уступили место чистому, радостному приятию, которому не могла помешать даже уверенность в смерти.

Но самая примечательная вещь во всей этой транс­формации заключалась в полной осознанности того, что это не было моим действием, волевым усилием или за­слугой. В какой-то момент был страх, ярко выраженный и интенсивный; в следующий момент наступила полная ему противоположность; покой, радость и ясность, и благодарность за столь замечательную заботу со сторо­ны неизвестных мне сил «Духа», так что даже смерть бы­ла подготовлена и протекала соответствующим «идеаль­ным» образом.

И все же было очевидно, что это не я проработал свой страх и что-то разрешил. Предположить или начать доказывать, что я каким-то образом сумел взглянуть в глаза собственному страху и благодаря некому психоло­гическому процессу прорваться через него на другую сторону, означало бы солгать.

Это новое состояние ума и тела, самоотдавание и приятие просто сошло на меня безо всякого участия с моей стороны. Было понятно, что, предоставленный са­мому себе и собственным возможностям, я бы так и продолжал агонизировать, парализованный страхом и острой тоской. То, что этого не случилось, а вместо это­го я сидел теперь, проникнутый ощущением чистой бла­годарности, радости и приятия, было очевидным, чис­тым даром. Это было удивительно.

Только гораздо позже я понял, что моя сестра, друзья и то интуитивное ощущение паники — все были правы. На самом деле, никакому «мне» не удалось выбраться оттуда живым. Как оказалось, никакой индивидуум по имени «дэвид» никогда бы не вернулся из джунглей.

6

САМООТДАВАНИЕ

«Что можешь ты унести с собой отсюда?

Ты пришел а этот мир со сжатыми кулаками,

но уйдешь из этого мира

с открытыми ладонями»

- Кабир

Первостепенную важность имеет здесь идея, концеп­ция самоотдавания, за которой стоит первичная по от­ношению к ней невыразимая Истина. Большинство других духовных традиций, методов самосовершенство­вания и путей духовной работы относятся к этому как к некому процессу, чему-то такому, над чем необходимо работать. Работать над тем, чтобы все отпустить или что­бы обнажить свой внутренний хлам, дабы почистить или выкинуть его. Но, безусловно, здесь как всегда нуж­но зритъ в корень: поскольку пробуждение — это пости­жение того, что не существует пробужденного, то отпус­кание, самоотдавание означают полный отказ от всего индивидуального существования.

Именно это помогает определить содержание бхакти (духовный путь преданного служения) в моей крови, и когда Руми с его суфийским путем самоотдавания Возлюбленному находит столь искренний отклик, стано­вится понятным, что именно это — ясное дело со слепой тщетностью — я пытался делать всю свою жизнь. Кор­нем имени «дэвид» является ивритское слово, означа­ющее «возлюбленный». Мне бы следовало знать. Я всегда это знал. Да, еще джняна (духовный путь знания) — дру­гая часть, входящая в состав крови, ведущая к постиже­нию и мудрости. Тем не менее, кажется более естествен­ным описывать Постижение как сущностное интуитив­ное видение и интроспективное знание. Очевидно, что это понимание, но имеющее мало что общего с осмыс­лением чего-либо.

Учителя чистой недвойственности часто делают уда­рение на том, что нет никаких необходимых предпосы­лок, ничего такого, что должно произойти перед наступ­лением Постижения. Перед вами живой пример тому. И одновременно — опять это самоотдавание: оно кажет­ся основным, необходимым условием. Тогда в джунглях, именно в тот момент, когда все это случилось, когда ни­чего не случилось, тогда случилось и самоотдавание. Подобно Пониманию, пришедшему позднее, это был чистый дар, незаработанный, незаслуженный, непро­шеный. И как я теперь понимаю, необходимый, по крайней мере, для этого ума-тела, чтобы случилось все остальное.

Как может прийти понимание того, что тебя нет, без отпускания идеи о том, что ты есть?

В конце концов, самоотдавание и Постижение суть одно и то же, даже если восприятию или опыту кажется, что они отстоят друг от друга хронологически. Сама концепция «тотального Постижения» непременно вклю­чает в себя самоотдавание, ибо все это начинается с го­товности, «Да будет воля Твоя», и заканчивается осозна­нием того, что тебя нет.

Таким образом, есть обоснованная правота в той идее, что смирение в некоторой степени признак истин­ного мудреца; в интуитивном ощущении, что если у ко­го-то недостает чувства юмора по отношению к себе и окружающему, то весьма маловероятно, что пробужде­ние имело место. Слишком серьезное отношение к себе ясно показывает, что самоотдавание не состоялось, не было отказа от ложного представления о том, что кто-то существует. Сомнения по поводу аутентичности тех или иных учителей всегда сводятся к одному: хотя они и об­ладают великолепным пониманием учения, полного самоотдавания и отказа от чувства индивидуального «я», возможно, не было.

В этой феноменальной двойственности всегда суще­ствует обратная сторона, дополняющая до завершенно­сти противоположность. Мужчина-женщина, Шива-Шакти, джняна-бхакти, постижение-самоотдавание. Пренебрежение одним или другим ведет к заблужде­нию. Вопреки традициям, отстаивающим обратное, просто не может быть истинного джняни без истинной бхакти, не может быть окончательного понимания без окончательного самоотдавания. Некоторые деятели пы­таются избежать того или другого под видом некой выс­шей мудрости, но всегда ценой целостности.

Существует традиция, в которой джняна считается более высоким духовным путем, ибо бхакти ставят во главу угла веру и служение кому-нибудь или чему-ни­будь, в то время как джняни знает, что нет ни того, ни другого. Но истинная бхакти есть чистое безобъектное служение, а истинный джняни не знает вообще ничего.

Джняна и бхакти, знание и служение, постижение и самоотдавание, прозревание и излияние, ум и сердце не могут быть разделены или противопоставлены друг дру­гу, ибо они суть одно и то же.

«Основа самореализации заключается в полном отказе от идеи индивидуальности как независи­мой сущности, не важно, происходит это как спонтанное постижение или через тотальное отдавание собственного индивидуального сущест­вования». (Рамеш)

Можно ясно проследить, что путь бхакти, идущих к самоотдаванию через преданное служение, и путь джняни, использующих знание для достижения понимания, пересекаются на последнем рубеже. Окончательное са­моотдавание есть тотальное Постижение; совершенное Постижение есть полное самоотдавание смерти инди­видуального «я».

Иисус: «Кто потеряет душу свою, тот сбережет ее». Еще: «Не моя воля, но Твоя да будет», ибо понятно, что нет «моя», нет «меня», чтобы иметь волю. Это — самоотдавание всех остатков чувства индивидуальности, вклю­чая, сколь бы ироничным оно ни казалось, и все те на­дежды, и мечты, и молитвы стать когда-нибудь хорошим или более достойным человеком, или человеком, поль­зующимся любовью других людей, или нравящимся им, или притягивающим их к себе. Это — полное самоотдавание в «Это Есть Все, Что Есть».

Да, то окончательное самоотдавание, то полное По­нимание внезапно и случается единожды. И это «еди­ножды» сейчас. И это «сейчас» вечно.

7

ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ II

«Свет

Однажды пронижет и раскроет тебя;

Доже если жизнь твоя сейчас клетка...

Взрыв Любви широко распахнет тебя

в новую галактику,

ничем не ограниченную и цветущую:

-Хафиз

Позднее той ночью, в темноте, я лежал на циновке на полу бамбуковой хижины, пока дождь заливал лес, а гул миллионов насекомых превратился в единое сплетение звуков и ритмов. Я лежал там в полном покое самоотдавания, случившемся несколько часов до этого. Не зная и не беспокоясь о том, когда и каким образом придет не­избежная смерть.

И тут мою грудь пронзает неистовая, жгучая боль, словно грудную клетку разорвало на части. Одновре­менно идет покалывание верхней части головы; это ощущается так, будто кто-то пытается отодрать макуш­ку от черепа, словно плотно прилегающую шапку. Но состояние покоя и согласия не покидает, нет никакого страха. Наполняет ощущение необъятной волны, или взрыва, или расширения, сдержать которое тело не в си­лах. Что-то вздымается, несется и вырывается из верх­ней точки головы куда-то в бесконечность, в то время как мое сердце все увеличивается и становится больше грудной клетки, расширяется за ее пределы, пока не наполняет собой — сначала лес, потом мир, затем галак­тику.

Волну, вырывающуюся из верхней точки головы, со­знание отмечает, но не концентрируется на ней. Все внимание сосредоточено на расширении сердца, поскольку с этим расширением так же расширяется «Я». И я обнаруживаю себя в том, что, в собственном неве­жестве, не владея языком и понятиями, я называю При­сутствием, выражающим себя как Сияние, как свет, но более ясный и яркий, за пределом света. Не белый или золотой, а просто абсолютное Сияние. Сияюще Живое, ослепительное Сущее Всего, Что Есть.

И идет осознание, достаточно забавное, что это Присутствие всегда знало про «дэвида» и теперь «на­слаждается» тем, что «дэвид» пробудился в достаточной степени, чтобы воспринять это. И происходит полное постижение того, что ничто, абсолютно ничто не имеет значения. Все, что я когда-либо думал, или испытывал, или мог бы подумать или испытать, — все это было ни­что, сон, абсолютно ничего не значащий. Это было дей­ствительно забавно. Я поочередно смеялся и плакал много часов подряд, всю ночь под дождем.

В этой части опыта в джунглях я знал три вещи о Присутствии, обо Всем, Что Есть. Три вещи, а позже — четвертую. Эти три слова, которые я использовал тогда, были:

Во-первых, оно Живое. Не неодушевленное облако или своего рода энергетическое поле; даже не живое существо: это чистая Жизнь, Жизненность, Экзис­тенция.

Во-вторых, это Присутствие есть Разум. Оно понят­ливо, пробужденно и Осознанно. Оно есть Знание. Не что-то, что знает, — скорее, это само Знание.

В-третьих, его природа, его сущность есть чистая, не­измеримая, безграничная, необусловленная Любовь, Сострадание, красота, излияние. В этом Присутствии я переживаю состояние бесконечной благодарности, бла­женства, бескрайнего Покоя и Любви.

Месяцы спустя я вычитал про три слова санскрита, традиционно используемых вместе, в попытке выразить с их помощью это сияющее Присутствие, это Все, Что Есть: Сат, Чит, Ананда.

Сат: Бытие. Не бытие в качестве чего-то, и не чье-то бытие, а просто чистое Бытие само по себе. Я-естьность. Я Есть, кто Есть. То, что я называю «Жизнью».

Чит: Сознание. Не сознание чего-либо, просто чистое Сознание само по себе. Осознавание. То, что я называю «Разумом», знанием.

Ананда: Блаженство, Покой, Излияние.

Я лежал в этом Присутствии долгие часы. Шел ин­тенсивный процесс, который бы я обозначил как «про­работка». Я словно заново проживал всю свою жизнь, задерживаясь там, где оставались неразрешенные во­просы или незавершенная работа. Ситуации из детства, из личных отношений; заскорузлая боль, утраты, не­счастья, с многими из которых я пытался справиться с помощью многолетней экстенсивной терапии. Они подвергались интенсивному вытаскиванию и пережива­нию заново, они были завершены и отпущены. Когда с одними было покончено, на поверхность всплывали другие. Той ночью произошла окончательная развязка и исцеление от многих старых ран, которые до того не поддавались лечению.

Присутствие, впервые пережитое той ночью, с тех са­мых пор здесь всегда. Эта жизнь проживается в неизмен­ном Свете Присутствия: теперь оно не может не быть. Ощущение Присутствия, это осознавание Сат-Чит-Ананды, кое есть Сияние, наполняет собою все. В тот мо­мент, когда, казалось, сердце разорвет грудную клетку и заполнит собой вселенную, Присутствие, которое есть Все, Что Есть, впервые было познано как беспредельное Сияние, Свет за пределом света.

Мои глаза были закрыты, когда это произошло, и Сияние было бесконечным. Когда я открыл глаза, джун­гли были погружены во тьму, в черноту, на которую спо­собен только тропический лес, не пропускающий через плотный полог, образуемый гигантскими деревьями, ни единый луч света, закрывающий даже луну и звезды. С открытыми глазами фоново продолжается восприятие Сияния, которое все еще здесь, бесконечно яркое, поза­ди головы, но позволяющее глазам смотреть в темноту перед собой. Когда глаза были закрыты, казалось, что Сияние заполняет мою голову, или даже скорее, что нет никакой головы, нет бамбуковой хижины, нет джунг­лей, нет земли, ничего нет, что бы могло вместить Сия­ние, которое само объемлет все и является всем.

Первые несколько дней и недель это слегка сбивало и приводило в замешательство. С закрытыми глазами оно намного ярче, чем с открытыми, даже при дневном свете. Потребовалось время, чтобы привыкнуть спать, купаясь в этом Сиянии; темнота наступает только когда глаза открыты, и даже тогда свет все равно здесь, поза­ди. И это Сияние — не инертный свет; это есть Сат-Чит-Ананда, живое, дышащее, осознающее; любовь со­страдание блаженство излияние.

Я говорил о Сиянии с немногими. Если бы это было всем, что случилось той ночью, тогда было бы понятно. Но принимая во внимание то, что случилось нескольки­ми часами позже, это просто то, что есть, не более. Те, кто разбирается в подобных вещах, высказывали пред­положение, что в данном случае речь может идти о под­нятии энергии Кундалини. Я мало что знаю о Кундалини, и после достаточного количества перерытой литера­туры, подтверждающей, что это, пожалуй, подходит под описание, могу сказать: это совсем не важно. Все это: волны энергии, Сат-Чит-Ананда, Сияние, проработка и исцеление старых ран, — было и остается эмпириче­ским переживанием. Поразительным, прекрасным переживанием, но, тем не менее, и потому — частью снови­дения, сновидческим опытом сновидческого персона­жа, частью всего того, что не существует.

Этот опыт, это Сияние вызывают безмерную благо­дарность. Они служат постоянным напоминанием и глубоким утешением. Они позволили уму-телу «дэвид» никогда больше не впадать в концептуальное заблужде­ние, разъединяющее мир мистического переживания и Сат-Чит-Ананды и мир ума, тела, чувств восприятия и объектов. Сияние не находится в каком-то ином изме­рении, доступном только при наличии определенных условий: оно здесь, всегда, взрывающееся в этой голове, влияющее на функции восприятия этого организма. Это прекрасный и удивительный дар: опять-таки, неждан­ный, незаработанный, незаслуженный.

Но все это продолжает оставаться частью сна и не имеет ничего общего с Постижением.

8

НЕТ СЛОВ

Выйди из орбиты времени

и войди е орбиту любви».

-Руми

Что бы вы отдали за то, чтобы знать, знать абсолют­но, без какого-либо сомнения, что на самом деле все в порядке, нет никаких причин для страха? Что не стоит впадать в отчаяние, или чувство поражения, или неуве­ренности. Что вся та боль, страдания и зло, с которыми нам пришлось столкнуться, — не более чем иллюзия, и что самые прекрасные вещи, которые нам посчастливи­лось испытать, есть только слабая вспышка, маленький кусочек на пробу в сравнении с тем, что действительно «реально» и действительно принадлежит нам. Что все в порядке; что все совершенно так, как оно есть; все хоро­шо. Это то, что я вижу и что я знаю.

Нет, ни одно из них не выражает этого в должной ме­ре, ни одно не подходит: слова — рабы иллюзии. Это не «действительно принадлежит нам», это не что-то, чем можно обладать, но, скорее, чем мы являемся; и даже не так, потому что нет «нас». Разумеется, «я» вообще ниче­го не знаю, и нет никакого «меня», который мог бы что-то видеть, как и нет «чего-то», чтобы его видеть. Короче говоря, выразить, описать это словами абсолютно не­возможно. В конечном счете, это не что-то видимое и постигаемое неким «я»; это то, чем Я является.

Язык и те концепции, на которых он базируется, бес­сильны. По определению, эта Истина, эта Красота За­предельна. (Запредельна в смысле недоступности чело­веческой мысли и чувственному восприятию, хотя, в конечном счете, ясно, что в буквальном смысле нет ни­какого «запредельного», ничего «иного».) Само по Себе оно не может быть выражено; это можно только «по­знать». И даже это познавание не есть знание, оно не интеллектуально, оно ничего общего не имеет с умст­венным пониманием.

Мистики и поэты, святые и пробужденные учителя, кому удалось мельком взглянуть, или увидеть, или по­стичь это, — все сходятся на том, что то, что предстает видению и пониманию, неописуемо, невыразимо. Сло­ва и концепции абсолютно бессильны. Это описывают как то, что «не видел глаз, не слышало ухо, и не прихо­дило на сердце человеку...» Человеческое сердце не мо­жет вместить этого, поэтому так и эдак оно неумело пы­тается выразить то, что не поддается словам, всегда па­мятуя о том, что любое подобное выражение, любое описание, как бы потрясающе оно ни звучало, не справ­ляется с задачей.

За краем человеческого видения лежит окончатель­ная Истина, ибо как таковая она не доступна нашему видению, даже на пределе его возможностей. Она не пе­реживается эмпирически, не поддается осмыслению или словесному выражению, потому как ее невозможно концептуализировать. Наш язык, мысли и концепции, структурирующие язык, в корне дуалистичны и базиру­ются на взаимоотношениях субъекта и объекта. Таким образом, немыслимо думать или говорить о чем-либо, автоматически не делая это объектом, противостоящим индивидуальному «я», которое говорит или выступает в роли «субъекта». Посему, как только возникает лингви­стически структурированная мысль, происходит откло­нение от Истины, фундаментальная инверсия истинных взаимосвязей субъект/объект. Нет никакого индиви­дуального «я», существующего как субъект: иллюзорные индивидуумы существуют исключительно как объекты. Окончательная же Истина не объект; это изначальная, чистая Субъективность, и относиться к ней, как к объ­екту, чего требует ментальный процесс, говорить о ней «это», как в данном предложении, — полный абсурд.

Тем не менее. Знание невозможно заключить в гра­ницы, оно выходит далеко за их пределы. Многие из тех, кто узрел то, что лежит за гранью человеческого виде­ния, спонтанно описывают это с помощью трех поня­тий, трех слов. Это только понятия, только слова, и как таковые абсолютно бессильны. И тем не менее. Сущест­вование; Сознание; Блаженство. Известные в санскрите как Сат-Чит-Ананда. Как заметил Вэй У Вэй: «Что дальше, мы не можем увидеть, и ни один путь не ведет за этот предел». И Нисаргадатта Махардж: «Можете счи­тать, что Cam- Чит-Ананда — это предел того, что ваш ум способен описать из всего того, что невозможно опи­сать».

Это самое близкое расстояние, на которое ум с его концепциями способен подойти к Я, Целостному Разу­му, Чистой Субъективности, Сознанию, Всему, Что Есть, Присутствию, окончательной Истине, Я Есть. Это не объект, не личность, не вещь, не некое «это». Это чистое Бытие; абсолютное, полностью осознающее Сознание; неизмеримая, изливающаяся Любовь-Сострадание-Блаженство.

Поскольку это находится за гранью мысли, концеп­ций и языка, то и за гранью опыта. Опыт определяется иллюзорными понятиями, построениями пространства и времени; любой опыт определяется нашим чувствен­ным восприятием и имеет начало, середину и конец. Это относится к физическому, психическому и даже ду­ховному опыту. Все эмпирические переживания струк­турируются и содержатся внутри наших концептуальных рамок пространства и времени. Я, Присутствие, окончательная Истина Запредельны, вне пространст­венно-временной структуры, и, таким образом, не мо­жет быть познано опытно. И тем не менее, это можно познать, Постичь, тем путем, который трансцендентен по отношению ко времени и пространству, трансцен­дентен по отношению к опыту.

Вот почему мастера и учителя говорят, что пробужде­ние, или просветление, случай этого познавания, или Постижения, всегда происходит мгновенно, а не посте­пенно или поступательно. Постепенно и поступательно подразумевает длительность во времени; думать, что пробуждение идет постепенно, означает все еще считать это чем-то, происходящим с неким индивидуумом, пе­реживающим нечто во времени. С пробуждением при­ходит осознание того, что индивидуума и времени не существует. По природе своей Постижение лежит за пределами времени и происходит за его пределами, а связанному временем сознанию всегда кажется, что оно случается мгновенно, то есть не длясь во времени.

И тем не менее, в основе функционирования челове­ческого организма ума-тела лежит чувственный опыт. Это основной операционный процесс, запрограммиро­ванный и естественно протекающий: чувственное пере­живание — то, что происходит в этом организме ума-те­ла. Таким образом, когда Понимание случается через человеческое ум-тело, оно сопровождается и чувствен­ным опытом. То, что ум-тело «переживает», — соору­женная конструкция вокруг происходящего. Так возни­кает то, что называют «опытом пробуждения», опытом постижения, или просветления.

Этот опыт пробуждения не есть само пробуждение. Опыт постижения не есть Постижение. Это просто че­ловеческое переживание, возникшее в уме-теле вокруг произошедшего пробуждения, Постижения.

Постижение, познание Самосущности, Присутст­вия, окончательной Истины лежит за пределами челове­ческого опыта, так же как и за пределами времени и пространства. Переживание произошедшего Постиже­ния, «опыт пробуждения», не является пробуждением, не является Истиной. Это исключительно опытное пе­реживание, сотворенное в уме-теле, схожее с любым другим человеческим переживанием. По этой причине мастера и учителя скидывают со счетов даже самый уди­вительный и чудесный духовный опыт как нечто, по су­ти своей не представляющее ценности, чем потому мож­но пренебречь. Фиксация на чувственном переживании только отвлекает от истинного Понимания.

Тем не менее. Знание невозможно заключить в гра­ницы, оно выходит далеко за их пределы. В попытке вы­разить знание используются язык и понятия, хотя все это лишь абсолютно бессильные слова и идеи. В попытке выразить видение описываются аспекты опыта, несмот­ря на то что опыт видения остается просто опытом, не самим видением, не Истиной. Подобно тому как Я, Присутствие, Что Есть концепции описывают, исполь­зуя идеи Сат-Чит-Ананды, Существования-Сознания -Блаженства, точно так же они нередко обращаются к об­разности, почерпанной из опыта, используя образ света. Переживание света, или чего-то, похожего на свет, час­то возникает как часть опыта, сопровождающего про­буждение, или Постижение; потому-то это называется про-свет-лением.

Про Я, Присутствие, Что Есть говорят, что оно...

«...подобно солнцу, сияющему в голубом небе, — ясное и яркое, недвижимое и неизменное... все освещающее». (Цун Као)

«...ослепительное сияние великого белого света, который называют Сат-Чит-Анандой и которого тоже нет...» (Вэй У Вэй)

«Чист он, свет светов. Это то, что знают познав­шие Атман. Ни солнце не светит там, ни луна, ни звезды, молния не светит; откуда же этот огонь? Этим сиянием сияет весь этот мир». (Мундака Упанишада)

«Однажды солнце призналось: Я лишь тень, хочу показать тебе бесконечное свечение». (Хафиз)

«Там был этот свет, который становился все ярче, ярче и ярче, свет тысячи солнц... Этот сияющий свет, центром которого я был, как и его окружно­сти, что расширилась на всю вселенную, ... сиял так ярко, и в то же время это было чудесно, это было блаженство, это было несказанно, неопису­емо». (Роберт Адамс)

В таком случае это доступно постижению, видению, познанию, как всеохватывающее Присутствие, пере­живаемое как Свет за пределом света, чистое Сияние за пределом любого мыслимого света или сияния, которое по«всюду», и наполняет собой все, и все пронизывает, просто потому, что оно является Всем-Что-Есть; нет ни­чего, чем бы Это не являлось. Оно постигается и пере­живается как Присутствие, ибо это есть окончательная Жизненность чистого Бытия и окончательная Осознан­ность чистого Сознания, и оно «Здесь», оно есть то, чем является «Здесь», оно суть То, Что Есть Здесь, Что Есть Присутствие.

И по природе своей оно безгранично и нигде не со­держится. Сущность, природа этого окончательного Бытия и окончательного Сознания изливается неоста­новимым Потоком, который есть чистая, абсолютная любовь за пределом нашего представления о любви: со­вершенное сострадание, абсолютная истина, совершен­ная красота, Излияние. Это то, что описывают как «бла­женство»; не какое-то прекрасное оргазмическое переживание физического или ментального удовольствия, но всеохватывающая, безусловная любовь, сострада­ние, благодарность, Излияние.

Эта безграничная Красота-Любовь-Сострадание-Блаженство есть сама природа, сама суть того Сияния, что есть Сат-Чит-Ананда; и его беспрестанное Излия­ние есть Это; все это, что известно как проявление, со­творенная вселенная, мир феноменов. Окончательная Истина, лежащая там, где заканчивается человеческое видение, не находится где-то далеко, она не есть нечто «запредельное» в смысле нечто «иное»:

«Ни при каких условиях не проводите различия между Абсолютом и чувственным миром. Чем бы ни Являлось Сознание, тем же являются и фено­мены». (Хуанбо)

Сознание, Присутствие, Все, Что Есть, не статично; это бесконечное поле чистой потенциальности, воз­можности всего; изливающее себя в чистое Бытие, бы-тийность всего; в чистую Любовь, Любовь, которая яв­ляется всем.

Нет слов. Приходится сначала использовать слова, а затем экстраполировать их, пытаясь подобрать их таким образом, чтобы они превзошли сами себя. «Любовь» — это слово, представляющее идею, понятие, которое в данном контексте крайне несуразно. В культуре, обу­словливающей эти умы-тела, любовь поднята на пьеде­стал высшей ценности, но мы редко пытаемся разо­браться, что мы под ней понимаем. Подобно большин­ству наших мыслей и ценностей, ее обволакивает, ограждает туман думания, призванный не допустить яс­ности, ведущей к само-исследованию, которое может привести к пробуждению, к прозрению сквозь туман­ную плотность этого мира, надетого на глаза, чтобы скрыть Истину.

На самом деле, наши представления о любви затем­няют суть намного сильнее, чем мы признаем: понятия­ми, чувством вовлеченности, собственной особенности, присвоением, исключением, потребностями, заботой, чувством вины. Мы считаем заботу чем-то очень важ­ным, чем-то, идущим из сердца. Но забота лишь пред­полагает вовлеченность, обеспокоенность, привязан­ность к результату. Это заблуждение — считать, что нам непременно надо беспокоиться об этом иллюзорном су­ществовании, этом сновидении, или о том, что что-то должно иметь какое-то значение. Это лишь генерирует волнение, страх, замешательство, чувство разъединен­ности и вины. Это не приносит никакой пользы челове­ку, о котором мы «печемся», только усиливает его собст­венную вовлеченность в сновидение. Это не любовь. Наша претензия на любовь лишь ограничивает нас са­мих и тех, кого мы пытаемся любить.

Любовь не является основой для вовлеченности. Лю­бовь подразумевает нейтралитет. Это истинное отсутст­вие оценочности, осуждения, вожделения, обеспокоен­ности. Такова наша Истинная Природа, Все, Что Есть, Присутствие. Она помнит о том, что ничего не имеет значения. Когда происходит осознание того, что ты яв­ляешься только Присутствием этой Совершенной, не-вовлеченной, неизбирательной Любви, тогда наступает «Покой, превосходящий всякое понимание».

Мейстер Экхарт, христианский мистик, сказал, что

«Вы можете называть Бога любовью, вы можете называть Бога благостью, но лучшее имя Богу — сострадание».

Даже само понятие «сострадания» может нести до­полнительную смысловую нагрузку жалости, участия. Буддийская традиция, однако, взяла это слово на вооружение для обозначения невовлеченной, непривязан­ной, предельной открытости всем «существующим формам» безо всякой мысли об отдачи. Когда отсутствует переживание разобщенности, любовь «к другому» исче­зает вместе с ненавистью «к другому». Можно лишь быть-в-любви: пребывать внутри любви, в Возлюблен­ном. И когда приходит постижение, что Все Это разво­рачивается как совершенное сновидение Сознания, Из­лияние Сат-Чит-Ананды, то исчезает необходимость чему-либо быть иным, нежели оно есть. Тогда Любовь становится неким непредвзятым хранителем Того, Что Есть, в Благодарности, в Сострадании, в Присутствии.

Переполняет ощущение, что «все это» просто есть. То, что мы наблюдаем как феноменальное проявление и жизнь, какой мы ее знаем, со всеми ее взлетами и падениями, удовольствиями и болью, и красотой, и безуми­ем; совершенное развертывание сновидения Сознания; беспрестанное Излияние Сияния, кое есть Сат-Чит-Ананда, Красота-Любовь-Сострадание-Блаженство, — все это просто существует. В Любви.

Вы не являетесь этим умом-телом, так же как и я не есть это ум-тело. Что Есть (что Вы есть) есть Сат-Чит-Ананда, Сознание, в чьем сне возникают эти умы-тела. Когда наступает прозревание этого, происходит про­буждение от отождествления себя с одним из этих умов-тел в сновидении. Когда нет отождествления, какие мо­гут быть сомнения, страхи, отчаяние, утраты, неуверен­ность? Сновидение развертывается Совершенно. Все великолепие и чудо этого сна удивительно, ослепля­юще, беспредельно. То, что происходит с умом-телом в этом сновидении, не зависит от ума-тела, от персонажа сна. То, что происходит с умом-телом в этом сновиде­нии, не может никоим образом изменить или повлиять на то, чему оно снится, на Что Есть Я, Присутствие, Все, Что Есть.

Это все просто существует. Все, что есть, существует ради жизни, ради сновидения, чтобы продолжать его, пока оно продолжается, и ради приятия того, что есть, с чувством переполняющей, изливающейся через край Благодарности. Пребывать в Сострадающей открыто­сти в Сат-Чит-Ананде, Существовании-Сострадании-Излиянии-Блаженстве. Восторженно бредить вместе с Руми, Хафизом и Экхартом. Быть-в-любви, в Возлюб­ленном. Более ничего. Что может быть еще?

9

ДЖУНГЛИ, ЧАСТЬ III

"У Великого Пути нет врат,

Тысяча дорог ведет к ним.

Шагнув сквозь эти врата без врат,

Ты один будешь гулять по всей вселенной».

- Умэнь

Древние учения Индии, учения адвайты, чистой не­дуальности, недвойственности, полны абсолютно здра­вого смысла. Они полны здравого смысла, потому что ночью, в джунглях, в бамбуковой хижине в деревне ко­ренных жителей тропического леса Амазонки, за сотни миль от дорог, в темноте, под потоками тропического ливня, среди учений и учителей, очень разных, но в точ­ности одинаковых, я просыпаюсь ото сна. Я лежу обна­женным в обнаженном Присутствии, и более нет ниче­го. Да и меня, лежащего обнаженным, тоже нет.

Эта иллюзия, этот сон продолжает казаться сущест­вующим, но это лишь волна на поверхности океана Единственности, сон, мерцающий в Осознанности. Ни­что не осталось таким, как прежде. Пробудившись ото сна однажды, я больше никогда не перестану знать. Не «пиковое переживание», которое приходит и уходит, и ты вечно ищешь его в жажде испытать снова. Пробужде­ние; видение другими глазами, с другой позиции, и нет пути обратно. В то же самое время, ничего не случилось. Не было никакого «пробуждения», потому что состоя­ние сна было лишь частью сновидения.

Самое смешное, что я никогда ничего такого не ис­кал. Когда я был моложе, на третьем десятке, то провел много лет в семинарии, изучая философию и теологию, двигаясь вверх по иерархической лестнице духовных са­нов вплоть до места романо-католического священни­ка. Но едва добравшись туда, моментально его покинул, потрясенный злоупотреблением властью и контроля. На какой-то период я посвятил себя исследованию других мировых религий, некоторое время вникая в дзэн и дао­сизм (но по иронии избегая всего того, что всегда каза­лось крайним проявленнием странности у йогинов и ма­хараджей, Шри-таких и Рам-сяких в Индии), прежде чем в конце концов не бросил все это занятие, стал ис­поведовать агностицизм и гедонизм и 20 лет кряду стро­ить дома.

За пару или около того лет до джунглей любопытство к собственным заново открытым туземным корням при­вело к тому, что я начал крутиться среди представителей аборигенных культур, обучаясь у шаманов. Было занят­но задавать вопросы и выслушивать предположения о том, что есть «реальность», но я мало что знал об «иска­тельстве», или «пробуждении», или «просветлении», разве что в памяти осталось смутное воспоминание о чтении Д. Т. Судзуки за двадцать лет до того. Но даже это было академической, «сравнительной религией», ниче­го общего не имеющей с тем, что я мог бы соотнести с собой или к чему мог бы почувствовать интерес. Поэто­му не было никаких осознанных ожиданий, никаких ка­тегорий или концепций, дабы опереться на них или по­добрать выражение тому, что «случилось» спонтанно, когда оно случилось. Ничего не случилось.

Позднее все той же ночью в джунглях, ближе к утру, когда я лежал в Присутствии, наступил момент прекра­щения всякого опыта. Мысли, чувства, все происходя­щие процессы — все полностью остановилось. Я не осо­знавал этого в «то время», потому что не было мыслей и не было осознания времени или чего-нибудь вообще; только при ретроспективном взгляде я понимаю, что был «период времени» вне времени, когда не было мыс­лей, опыта, ни единого объекта, ничего.

Возможно, прошли часы, возможно, одно мгнове­ние; это не имело отношения ко времени. Только в рет­роспективе это можно назвать местом или временем не­движимости или пустоты, потому как когда это проис­ходило, не было времени и не было места, не было чувств или осознания чего-то происходящего. Я не спал. Это было состояние абсолютной недвижимости и абсо­лютного чуткого осознания. Но при этом не было ниче­го, что можно было бы осознавать, не было даже ощу­щения себя, чтобы была самоосознанность. Это можно было бы назвать абсолютно пустой недвижимостью и осознанностью. Сколько это продолжалось, я не знаю.

В конечном счете в какой-то момент в этом месте без времени, без мыслей, без места, без «я» в сознании по­степенно начало подниматься ощущение наблюдения за неким чем-то. Когда оно выделилось из пустоты, вни­мание сфокусировалось и стало понятно, что то, за чем велось наблюдение, было парнем, лежащим в бамбуко­вой хижине в джунглях. Фокусировка на нем продолжа­лась, пока не появилось осознание, своего рода узнава­ние в нем того, о ком я всегда думал как о себе, «дэвиде», что лежал теперь на циновке посреди тропического леса. И внезапное понимание; «Боже мой, никого нет дома».

Это был тот момент, когда ничего не случилось. Как лопанье мыльного пузыря, сдвиг в понимании. Я не есть «Дэвид»: никогда не было никакого «дэвида»; идея «дэвида» — часть ментальной конструкции, что-то вроде сновидения, которое ничего не значит. Индивидуально­го «я», того, кто, как я полагал, обитает в этом теле, гля­дя на мир через его глаза, того, про кого я думал, что не­сколькими часами раньше он пробудился в достаточной мере, чтобы воспринять Присутствие, — его нет, не существует, никогда не существовало. Никого нет дома.

Это не было опытом «выхода из тела». Да, мне дово­дилось испытывать подобное, когда «я», моя «сущность» переживала нечто вне тела, а не внутри него, и смотрела на него извне, а не на что-то через его глаза. Здесь же было совсем другое. То, за чем шло наблюдение, было не только телом, но всем аппаратом «дэвид»: телом, умом, «я», душой, личностью. То, что наблюдает, есть Все то, что есть. Наблюдение, которое я познал как «свидетельствование», не является ни чем-то иным по отношению к телу или уму или всему существу «дэвид», ни чем-то не иным. Оно возникает не в нем, не в этом уме-теле, но и не является внешним по отношению к нему, ибо Оно объемлет его. Свидетельствование ведется не «мной», даже не «мной», лишенным тела. Оно вообще не ведет­ся кем-либо, каким-либо существом. В том-то и дело: нет никаких существ, никого нет дома. Есть только сви­детельствование.

Внезапно, мгновенно. Без усилия, из недвижимости.

Мгновение, миг полной, сильнейшей дезориента­ции, разрывности; затем шаг сквозь нее в совершенную ясность, очень схожий с пробуждением от сна.

Сон, кажущийся реальностью, длиною в мнимую жизнь.

Одно движение — и сон без усилий уходит прочь.

Мгновение дезориентации во сне, распознавание то­го, что это сон, пробуждение к Реальности.

Моментально сновидение отступает, и становится понятным, что оно никогда не было реальным, что ты никогда не был тем, кем ты себе снился. Нет никакого «до и после», нет того момента, когда я «уже» не был «дэвидом». Это есть те «врата без врат»: только видение того, что «дэвида» никогда не было. Точнее всего: теперь есть ясное понимание, что не существует «меня», «дэвида», и что «Я» есть то, что всегда было Всем, Что Есть. Всегда, повсюду совершенное Сияние Недвижимости, и не-вещь, у которой нет имени, изливающееся беспре­станно, отныне и всегда доступное постоянному прямо­му видению, не из вещи ума-тела.

10

ЗА ПРЕДЕЛЫ

«Gate. Gale. Paragate. Parasamgate. Bodhi. Svaha!»