[107] Юркевич утверждал также, что коли- чественные различия превращаются в качест-

Дата: 2025-05-21; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

545

венные не в самом предмете, а в отношении его
к чувствующему субъекту. Но это очень гру-
бая логическая ошибка. Чтобы измениться
в своем отношении к чувствующему субъекту,
объект должен предварительно измениться

не логическая,
а гносеологи-
ческая

... Дудышкин в «Отечественных Записках»,
перечислив по пунктам будто бы неопровер-
жимые доводы Юркевича, писал, обращаясь
к Чернышевскому:

«Кажется, ясно; дело идет уже не о ком-либо
другом, а о вас, не о философии и физиологии
вообще, а о вашем незнании этих наук. К чему
же тут громоотвод о семинарской философии?
Зачем смешивать вещи, совершенно разные,
и говорить, что вы все это знали уже в семи-
нарии и даже теперь помните наизусть?»

На это Чернышевский отвечал, что незнакомство Дудыш-
кина с семинарскими тетрадками не позволило ему понять,
в чем дело. «Если бы потрудились вы просмотреть эти
тетрадки, — продолжает он, — вы увидели бы, что все
недостатки, которые г. Юркевич открывает во мне, откры-
вают эти тетрадки в Аристотеле, Бэконе, Гассенди, Локке

и т. д. и т. д., во всех философах, которые не были идеа-
листы. Следовательно, ко мне, как отдельному писателю,
эти упреки вовсе не относятся; они относятся собственно
к теории, которую популяризировать я считаю полезным
делом. Если вы не верите, загляните в принадлежащий
тому же, как г. Юркевич, направлению «Философский сло-
варь», издаваемый г. С. Г., — вы увидите, что там про
каждого не-идеалиста говорится то же самое: и психологии-
то он не знает, и естественные-то науки ему неизвестны,
и внутренний-то опыт он отвергает, и перед фактами-то он
падает во прах, и метафизику-то он с естественными нау-
ками смешивает, и человека-то он унижает, и т. д., и т. д... ».

Глава четвертая
учение о нравственности

[111—112] Вообще, во взгляде Чернышевского
на разумный эгоизм очень заметно свойственное
всем «просветительным периодам» (Aufklarungs-
perioden) стремление искать в рассудке опоры
для нравственности, а в более или менее основатель-
ной расчетливости отдельного лица объяснение его

546

характера и его поступков. Иногда относящиеся
сюда рассуждения Чернышевского, как две капли
воды, похожи на рассуждения Гельвеция и его еди-
номышленников. Почти так же сильно напоминают
они собой рассуждения типичного представителя
эпохи просвещения в древней Греции, Сократа,
который, выступая защитником дружбы, доказывал,
что друзей иметь выгодно, так как они могут
пригодиться в несчастии. Подобные |крайности

рассудочности! объясняются тем, что просветители
обыкновенно не умели стать на точку зрения
развития *...

ОТДЕЛ II

ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ Н Г ЧЕРНЫШЕВСКОГО

Глава вторая

материализм в исторических взглядах Чернышевского

[159—161] Чернышевский применил взгляды Фейербаха
к эстетике, и тут он достиг, как мы увидим ниже, результатов
в известном смысле весьма замечательных. Но и здесь его выводы
не были вполне удовлетворительны, потому что совершенно
правильное понятие об эстетическом развитии человечества пред-
полагает предварительную выработку общего понимания исто-
рии. Что же касается этого общего понимания истории, то Чер-
нышевскому удалось сделать лишь несколько — правда очень
верных шагов — в направлении к его выработке. Примерами
таких шагов могут служить только что сделанные нами большие
выписки из его сочинений...

Глава третья
идеализм в исторических взглядах Чернышевского

Вот что читаем мы у него в статье, посвященной известной
книге В. П. Боткина: «Письма об Испании» (Современник, 1857 г.,
кн. 2-ая):

«Разделение народа на враждебные касты бывает одним из
сильнейших препятствий улучшению его будущности, — в Испа-
нии нет этого пагубного разделения, нет непримиримой вражды
между сословиями, из которых каждое было бы готово пожерт-
вовать самыми драгоценными историческими приобретениями,
лишь бы только нанести вред другому сословию, — в Испании
вся нация чувствует себя одним целым. Эта особенность так
необычайна среди народов Западной Европы, что заслуживает

* Подробнее об этом см. в нашей книге: «Beitrage zur Gescluchte dеs
Materialismus — Holbach, Helvetius und Karl Marx». Stuttgart, 1896.

547

величайшего внимания, и уже одна, сама по себе, может считаться
ручательством за счастливую будущность страны» *.

Это не описка, потому что несколькими страницами ниже
Чернышевский в той же статье говорит: «Над большей частью
цивилизованных наций испанский народ имеет бесспорное пре-
имущество в одном, чрезвычайно важном отношении: испанские
сословия не разделены между собой ни закоренелой ненавистью,
ни существенной противоположностью интересов; они не состав-
ляют каст, враждебных одна другой, как то видим во многих
других западных европейских землях; напротив, в Испании
все сословия могут дружно стремиться к одной цели» **...

[163—165] У них *** являлось предрасположение смотреть
с идеалистической точки зрения и на прошлую историю челове-
чества. Вследствие этого мы в их рассуждениях об этой истории
очень нередко наталкиваемся на самые несомненные и, казалось
бы, самые очевидные противоречия: факты, которые истолковы-
вались, по-видимому, в совершенно материалистическом смысле,
вдруг получают совершенно идеалистическое объяснение; и
наоборот, идеалистические объяснения сплошь да рядом проры-
ваются вполне материалистическими отступлениями. Эта неустой-
чивость, этот постоянный, заметный для современного читателя,
но незаметный для автора переход от материализма к идеализму и
от идеализма к материализму дает себя чувствовать и в истори-
ческих рассуждениях Чернышевского, который в этом отношении
очень напоминает великих утопистов Запада. В последнем счете
он, подобно им, склоняется, повторяем, к идеализму.

Это хорошо видно из его интересной статьи «О причинах паде-
ния Рима (подражание Монтескье)», напечатанной в «Современ-
нике» 1861 г. (5-я книга). В ней он энергически восстает против
того, очень распространенного мнения, что Западная Римская
Империя погибла вследствие своей внутренней неспособности
к дальнейшему развитию, между тем как варвары, положившие
конец ее существованию, принесли с собой новые семена про-
гресса...

Здесь и речи нет ни о внутренних социальных отношениях
Рима, причинивших его слабость и указанных еще тем же Гизо
в первой статье его «Essais sur l'histoire de France», ни о тех фор-
мах общежития, которыми обусловливалась сила германских
варваров в эпоху падения Западной Римской Империи. Черны-
шевский забыл даже знаменитые, им же самим цитируемые в дру-
гом месте, слова Плиния: latifundia perdidere Italiam (латифундии
погубили Италию). В его «формуле прогресса», — как стали
выражаться у нас впоследствии, — не оказывается места для
внутренних отношений данной страны. Все дело сводится к ум-
ственному развитию. Чернышевский решительно заявляет, что
прогресс основывается на умственном развитии и что «коренная
сторона его прямо и состоит в успехах и развитии знаний». Ему

* Сочинения, т. III, стр. 38.
** Там те, стр 44.
*** социалистов-утопистов. Ред.

548

даже и в голову не приходит, что «успехи и развитие знаний»
могут зависеть от социальных отношений, в иных случаях спо-
собствующих этому успеху и этому развитию, а в других — пре-
пятствующих им. Социальные отношения изображаются у него,
как простое последствие распространения известных мнений.
Мы только что прочли это: «разрабатывается историческое зна-
ние; от этого уменьшаются фальшивые понятия, мешающие
людям устраивать свою общественную жизнь, и она устраивается
успешнее прежнего». Это очень непохоже на то, что говорил наш
автор в статье о книге Рошера. Там у него выходило, кроме того,
что невозможно и даже смешно судить об ученых, как о школь-
никах: не знал такой-то науки и потому составил себе ошибочный
взгляд. Там у него выходило, кроме того, что дело не в количестве
знаний у данного ученого, а в том, каковы интересы той группы,
которую он представляет. Словом, там выходило, что обще-
ственные взгляды определяются общественными интересами,
общественная мысль — общественной жизнью. Теперь выходит
наоборот. Теперь оказывается, что общественная жизнь опреде-
ляется общественной мыслью и что если общественный строй имеет
известные недостатки, то это происходит оттого, что общество,
подобно школьнику, плохо или мало училось и потому составило
себе ошибочные понятия. Нельзя придумать более поразитель-
ного противоречия...

[170] Взгляд Герцена на отношение России к «старому миру»
составился под сильным влиянием славянофилов и был ошибоч-
ным. Но и к ошибочному взгляду можно прийти, держась более
или менее правильного метода, точно так же, как правильный
взгляд может получиться в результате употребления более или "
менее ошибочного метода. Поэтому позволительно спросить себя,
как относился тот метод, с помощью которого Герцен выработал
свой ошибочный взгляд, к тому методу, который привел Черны. -
шевского к совершенно заслуженному отрицанию и осмеиванию
этого взгляда...

Глава пятая
Чернышевский и маркс

[188—190] Нам могут напомнить, что, согласно нашему заме-
чанию, разобранные нами рецензии Чернышевского появились
уже после того, как исторические взгляды Маркса и Энгельса
сложились в стройное целое. Мы и не забываем этого. Но мы
думаем, что дело не решается здесь простыми хронологическими
справками. Главные сочинения Лассаля тоже явились уже после
того, как исторические взгляды Маркса и Энгельса приняли
стройный вид, а между тем, по своему идейному содержанию, со-
чинения эти тоже принадлежат к эпохе перехода от исторического
идеализма к историческому материализму. Дело не в том, когда
вышло данное сочинение, а в том, каково было его содержание...
Мы не станем повторять, что Чернышевский
был еще далек от разрыва с идеализмом и что его

549

представление о дальнейшем ходе общественного раз-
вития было совершенно идеалистическим. Мы только
попросим читателя заметить, что исторический идеа-
лизм Чернышевского заставлял его отводить в своих
соображениях о будущем первое место «передовым»
людям, — интеллигентам, как выражаются
у нас теперь, — которые должны распространить
в массе открытую, наконец, социальную истину.
Массе отводится у него роль отсталых солдат подви-
гающейся вперед армии. Конечно, ни один толковый
материалист не станет утверждать, будто средний
«простолюдин» только потому, что он простолюдин,
т. е. «человек массы», знает не меньше среднего
«интеллигента». Он знает, конечно, меньше его.
Но ведь речь идет не о знаниях «простолюдина»,
а об его поступках. Поступки же людей не всегда
определяются их знаниями и всегда определяются
не только их знаниями, а также — и самым
главным образом — их положением, которое только
освещается и осмысливается свойственными им зна-
ниями. Тут опять приходится вспомнить основное
положение материализма вообще и материалисти-
ческого объяснения истории в частности: не бытие
определяется сознанием, а сознание бытием. «Созна-
ние» человека из «интеллигенции» более развито,
нежели сознание человека из «массы». Но «бытие»
человека из массы предписывает ему гораздо более
определенный способ действия, нежели тот, который
предписывается интеллигенту его общественным
положением. Вот почему материалистический взгляд
на историю позволяет лишь в известном и притом
очень ограниченном смысле говорить об отсталости
человека из «массы» сравнительно с человеком из
интеллигенции: в известном смысле «простолюдин»,
несомненно, отстает от «интеллигента», а в другом
смысле он, несомненно, опережает его...

То, что в исторических взглядах Чернышевского было недо-
статком, вызванным неразработанностью фейербаховского ма-
териализма, стало впоследствии основой нашего субъективизма,

не имевшего ничего общего с материализмом и решительно
восстававшим против него не только в области истории, но также
и в области философии. Субъективисты хвастливо называли себя
продолжателями лучших традиций 60-х годов. На самом деле они
продолжали только слабые стороны свойственного этой эпохе
миросозерцания...

550

Глава шестая
последние исторические сочинения Чернышевского

[199] К этой теории * Чернышевский во-
обще относится крайне отрицательно. Вы-
сказывая идеалистический взгляд на ход
исторического развития, он продолжает счи-
тать себя последовательным материалистом.
Он ошибается. Но его ошибка коренится
в одном из главных недостатков материалисти-
ческой системы Фейербаха. Маркс очень
хорошо заметил: «Фейербах хочет иметь дело
с конкретными объектами, действительно от-
личными от объектов, существующих лишь
в наших мыслях. Но он не доходит до взгляда
на человеческую деятельность, как на п р е д -
м е т н у ю деятельность. Вот почему в «Сущ-
ности христианства» он рассматривает, как
истинно человеческую деятельность, только

деятельность теоретическую» **...

своему учителю, Чернышевский тоже сосредо-
точивает свое внимание почти исключительно

на «теоретической» деятельности человечества,
вследствие чего умственное развитие и ста-
новится в его глазах самой глубокой причиной
исторического движения...
[205] У Чернышевского выходит, что в истории норок всегда
несет заслуженное им наказание. На самом деле, известные нам
исторические факты не дают никакого основания для этого,
может быть, отрадного, но во всяком случае наивного взгляда.
Нас может интересовать только вопрос о том, как мог он возник-
нуть у нашего автора. А на этот вопрос можно ответить указанием
на ту эпоху, когда жил Чернышевский. Это была эпоха общест-
венного подъема, имевшая, можно сказать, нравственную потреб-
ность в таких взглядах, которые подкрепляли бы веру в неминуе-
мое поражение зла...

отдел третий

литературные взгляды н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

Глава первая

значение литературы и искусства

[221] Взгляд на искусство, как на игру, дополняемый
взглядом на игру, как на «дитя труда», проливает чрезвычайно
яркий свет на сущность и историю искусства. Он впервые по-

* идеализму. Ред.
" См. его тезисы о Фейербахе, написанные еще весной 1845 г.

551

зволяет взглянуть на них с материалистической точки зрения.
Мы знаем, что, при самом начале своей литературной деятель-
ности, Чернышевский сделал очень удачную, по-своему, попытку
применить материалистическую философию Фейербаха к эсте-
тике. Этой его попытке нами посвящена особая работа *. Поэтому
здесь мы только скажем, что хотя и очень удалась, по-своему,
эта попытка, на ней, точно так же, как и на исторических взгля-
дах Чернышевского, отразился основной недостаток философии
Фейербаха: неразработанность ее исторической, или, точнее
сказать, диалектической стороны. И только потому, что не разра-
ботана была эта сторона в усвоенной им философии, Чернышев-
ский мог не обратить внимания на то, как важно понятие игры
для материалистического объяснения искусства...

Глава вторая

БЕЛИНСКИЙ, ЧЕРНЫШЕВСКИЙ, ПИСАРЕВ

[236] «Прочное наслаждение дается человеку
только действительностью; серьезное значение имеют
только те желания, которые основанием своим имеют
действительность; успеха можно ожидать только
в тех надеждах, которые возбуждаются действитель-
ностью, и только в тех делах, которые совершаются
при помощи сил и обстоятельств, представляемых
ею» **.

Таково было новое понятие о «действительности». Говоря, что
оно было выработано современными мыслителями из темных
намеков трансцендентальной философии, Чернышевский имел
в виду Фейербаха. И он вполне правильно изложил фейербахово
понятие о действительности. Фейербах говорил, что чувствен-
ность или действительность тождественна с истиной, т. е. что
предмет в его истинном смысле дается лишь ощущением. Умозри-
тельная философия полагала, что представления о предметах,
основанные лишь на чувственном опыте, не соответствуют дей-
ствительной природе предметов и должны проверяться с помощью
чистого мышления, т. е. мышления, не основанного на чувствен-
ном опыте. Фейербах решительно восстал против этого идеали-
стического взгляда. Он утверждал, что основанные на нашем
чувственном опыте представления о предметах вполне соответ-
ствуют природе этих последних. Беда лишь в том, что наша
фантазия часто искажает эти представления, которые приходят
поэтому в противоречие с нашим чувственным опытом. Философия
должна изгнать из наших представлений искажающий их фан-
тастический элемент; она должна привести их в согласие с

* См. статью «Эстетическая теория Чернышевского» в сборнике «За
двадцать лет».

** Сочинения Н. Г. Чернышевского. Т. II, стр. 206,

552

чувственным опытом. Она должна вернуть человечество к преоб-
ладавшему в древней Греции не искаженному фантазией созер-
цанию действительных предметов. И поскольку человечество
переходит к такому созерцанию, оно возвращается к самому
себе, потому что люди, подчиняющиеся вымыслам, сами могут
быть только фантастическими, а не действительными сущест-
вами. По словам Фейербаха, сущность человека есть чувствен-
ность, т. е. действительность, а не вымысел и не абстракция...
[242—243] «Когда мы входим в общество,
мы видим вокруг себя людей в форменных
и неформенных сюртуках или фраках; эти
люди имеют пять с половиной пли шесть,
а иные и больше футов роста; они отращивают
или бреют волосы на щеках, верхней губе и
бороде; и мы воображаем, что видим перед со-
бой мужчин. Это совершенное заблуждение,
оптический обман, галлюцинация, не больше.
Без приобретения привычки к самобытному
участию в гражданских делах, без приобрете-
ния чувств гражданина, ребенок мужского
пола, вырастая, делается существом мужского
пола, средних, а потом пожилых лет, но муж-
чиной он не становится, или по крайней мере
не становится мужчиной благородного харак-
тера» *. У людей гуманных и образованных
недостаток благородного мужества бросается
в глаза еще больше, чем у людей темных,
потому что гуманный и образованный человек
любит поговорить о материях важных. Он
говорит с увлечением и красноречием, но лишь
до тех пор, пока не начнется речь о переходе
от слов к делу. «Пока о деле нет речи, а надобно
только наполнить праздное время, праздную
голову пли праздное сердце разговорами и
мечтами, герой очень боек; подходит дело
к тому, чтобы прямо и точно выразить свои
чувства, — большая часть героев начинает
уже колебаться и чувствовать уже неповорот-
ливость в языке. Немногие, самые храбрейшие,
кое-как успевают еще собрать все свои силы
и коснеющим языком выразить что-то, дающее
смутное понятие о их мыслях. Но вздумай
кто-нибудь схватиться за их желания, сказать:
вы хотите того-то; мы очень рады; начинайте же
действовать, а мы вас поддержим, — при такой
реплике одна половина храбрейших героев
падает в обморок, другие начинают очень

• Сочинения, т, I, стр. 97—98,

553

грубо упрекать вас за то, что вы поставили их
в неловкое положение, начинают говорить,
что они не ожидали от вас таких предложений,
что они совершенно теряют голову, не могут
ничего сообразить, потому что как это можно
так скоро, и притом они же честные люди,
и не только честные, но очень смирные, и
не хотят подвергать вас неприятностям, и что
вообще разве можно в самом деле хлопотать
обо всем, о чем говорится от нечего делать,
и что лучше всего — ни за что не приниматься,
потому что все соединено с хлопотами и неудоб-
ствами, и хорошего ничего пока не может быть,
потому что, как уже сказано, они никак
не ждали и не ожидали и проч. » *.

Портрет, написанный, можно сказать, рукой
мастера. Но мастер, писавший его, был не кри-
тиком, а публицистом...

[246—247] Ясно и без пояснений, что всякий тео-

ретический вывод относительно способности данного
общественного класса или слоя к определенному
практическому действию всегда нуждается до извест-
ной степени в проверке путем опыта и что, вследствие
этого, он может считаться достоверным a priori лишь
в известных, более или менее широких, пределах.
Так, например, можно было с полной достоверностью
предсказывать, что даже и более образованная часть
дворянства не согласится принести своп интересы
в жертву крестьянам. Такое предсказание совсем
не нуждалось в практической проверке. Но когда
нужно было определить, в какой мере способно
образованное дворянство сделать крестьянам уступки
в своих собственных интересах, тогда
уж никто не мог с полной достоверностью сказать
наперед: оно не перейдет в этом направлении такого-
то предела. Тут всегда можно было предположить,
что оно при известных обстоятельствах пойдет
несколько дальше его, обнаружив несколько более
правильное понимание своих собственных выгод.
Практику, каким является в интересующем нас
случае Чернышевский, не только можно, но и должно
было попытаться убедить дворян в том, что их
собственные выгоды требуют некоторых уступок
освобождаемым крестьянам. Таким образом, то, что
могло показаться в его статье противоречием, —
требование благоразумного и решительного шага

* Сочинения, т, 1, стр. 90—91.

554

от людей, неспособность которых к решительности
и благоразумию тут же признается и объясняется
как необходимый продукт обстоятельств, — на самом
деле противоречия в себе не заключало. Подобные
мнимые противоречия можно найти также и в поли-
тической практике людей, стоящих на твердой почве
материалистического объяснения истории. Однако
тут приходится сделать весьма существенную ого-
ворку. Когда материалист с известной осмотритель-
ностью применяет свои теоретические выводы на
практике, он все-таки может поручиться за то, что
в этих его выводах есть некоторый элемент самой
неоспоримой достоверности. И это потому, что,
когда он говорит: «все зависит от обстоятельств»,
он знает, с какой стороны надо ждать появления тех
новых обстоятельств, которые изменят волю людей
в желательном для него направлении; ему хорошо
известно, что их, в последнем счете, надо ждать со
стороны «экономики» и что чем вернее его анализ
общественно-экономической жизни общества, тем
достовернее его предсказание насчет будущего
развития общества. Не то с идеалистом, который
убежден в том, что «миром правят мнения». Если
«мнения» представляют собой наиболее глубокую
причину общественного движения, то обстоятельства,
от которых зависит дальнейшее развитие общества,
приурочиваются главным образом к сознательной
деятельности людей, а возможность практического
влияния на эту деятельность обусловливается боль-
шей или меньшей способностью людей к логическому
мышлению и к усвоению новых истин, открываемых
философией или наукой. Но эта способность сама
зависит от обстоятельств. Таким образом, идеалист,
признавший материалистическую истину о том, что
характер, а также, конечно, и взгляды человека
зависят от обстоятельств, попадает в заколдован-
ный круг: взгляды зависят от обстоятельств; обстоя-
тельства — от взглядов. Из этого заколдованного
круга никогда не вырывалась мысль «просветителя»
в теории. На практике же противоречие разрешалось
обыкновенно усиленным призывом ко всем мыслящим
людям, независимо от того, при каких обстоятель-
ствах такие люди жили и действовали. То, что мы
говорим теперь, может показаться ненужным, а по-
тому скучным отступлением. Но на самом деле это
отступление было для нас необходимо. Оно поможет
нам понять характер публицистической критики

60-х годов.

555

[253—254] Но Н. Успенскому случалось высказываться еще
решительнее. Он писал, например: «От теперешних крестьян,
недавно бывших жертвами крепостного состояния, ждать не-
чего: не воскреснуть им!... атрофию едва ли когда-нибудь
будет лечить медицина, потому эта болезнь основывается на
органическом повреждении... »*. С этим уже совсем
трудно было согласиться «людям 70-х годов». Отсюда и проис-
ходило главным образом недоброжелательное отношение критика
этой эпохи к Н. В. Успенскому.

Читатель спросит, пожалуй: а легко ли было
согласиться с совершенно безнадежным взглядом
Н. В. Успенского на «теперешних крестьян» самому
Чернышевскому, который, по-видпмому, считал тог-
да возможным широкое движение в народе, недоволь-
ном условиями отмены крепостного права. На это
мы ответим, что, разумеется, это было бы нелегко
для него, если б он счел себя обязанным безусловно
согласиться с Н. В. Успенским. Но в том-то и
дело, что он с ним не безусловно соглашался.
«... Возьмите самого дюжинного, самого бесцветного,
слабохарактерного, пошлого человека: как бы апа-
тично и мелочно ни шла его жизнь, бывают в ней
минуты совершенно другого оттенка, минуты энер-
гических усилий, отважных решений. То же самое
встречается и в истории каждого данного народа» * *...

[262] Писарев обладал огромным литературным талантом.
Но как ни велико удовольствие, доставляемое непредубежден-
ному читателю литературным блеском его статей, все-таки при-
ходится признать, что «писаревщина» была чем-то вроде приве-
дения к абсурду идеализма наших «просветителей»...

[266] Некоторые социологические статьи Михайлов-
ского переведены теперь на французский и, если не оши-
баемся, на немецкий язык. Большой европейской извест-
ности они его имени, надо думать, никогда не доставят.
Но очень возможно, что они удостоятся похвал со стороны
того или другого из тех европейских мыслителей, которые
пятятся «назад к Канту!» из ненависти к марксизму. В та-
кихпохвалах, вопреки мнению нашего новейшего историка
литературы, не может быть ничего лестного. Но в высшей
степени достойна замечания эта ирония истории, превра-
щающей в теоретическое орудие реакции то, что было

• Сочинения Н. В. Успенского, т. II, 1883, стр. 202.
* ♦ Сочинения Н. Г. Чернышевского, т. VIII, стр. 357,

556

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ
ВЗГЛЯДЫ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

отдел первый

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

Глава первая
утопический социализм

NB [281—282] В заключение Чернышевский говорит

о реформаторских идеях: «Скоро мы увидим, что они
стали проявляться в формах более рассудительных и
доходить до людей, у которых бывают уже не востор-
женной забавой, а делом собственной надобности,
а когда станет рассудительно заботиться о своем
благосостоянии тот класс, с которым хотели играть
кукольную комедию сен-симонисты, тогда, вероятно,

будет лучше ему жить на свете, чем теперь» *. Это. —
в высшей степени важное замечание. Оно показывает,
что в своих рассуждениях о будущности западноев-
ропейского социализма Чернышевский очень близко
подошел к теории борьбы классов. Однако мы уже
знаем, какую роль играла эта теория в его историче-
ских взглядах. Иногда она помогала ему очень удачно
объяснять некоторые отдельные исто-
рические явления; но он смотрел на нее
скорей как на весьма важное препятствие для про-
гресса, нежели на необходимое его условие в обществе,
разделенном на классы...

Отсталость европейского «простолюдина» объясняется
у него тем, что до народа не дошли еще известные научные
понятия. Когда они дойдут до него; когда «простолюдины»
ознакомятся с философскими воззрениями, «соответствую-
щими их потребностям», тогда уже не далеко будет торже-

• Сочинения, т. VI, стр. 150.

557

ство новых начал в общественной жизни Запада *. Черны-
шевский не ставит себе вопроса о том, существуют ли в этой
жизни такие явления, которые могли бы послужить объек-

тивным ручательством за то, что до «простолюдина» в самом
деле дойдут, наконец, новые философские идеи. Ему нет
надобности в таком ручательстве, потому что совер-
шенно достаточным залогом торжества новых начал яв-
ляется в его глазах сама природа этих начал, а также и
природа человека...

Глава вторая

утопический социализм

(Продолжение)

[289] Чернышевский смотрит на вопрос о со-
циализме, как и на все другие общие вопросы
исторического развития, с точки зрения идеа-
лизма. И это идеалистическое отношение к
важнейшим историческим явлениям свойст-
венно было социализму всех стран в утопический
период его развития. Эта черта утопического
социализма имеет такую огромную важность,
что на ней необходимо остановиться, не опа-

саясь некоторых, вполне возможных в этом слу-
чае, повторений...

Глава третья

«собственный» план чернышевского и вопрос
о поземельной общине

[313] «Предположим, — говорит он, обращаясь к своему
любимому способу объяснения посредством «парабол», — пред-
положим, что я был заинтересован принятием средств для сохра-
нения провизии, из запаса которой составляется ваш обед. Само
собой разумеется, что если я это делал собственно из располо-
жения к вам, то моя ревность основывалась на предположении,
что провизия принадлежит вам и что приготовляемый из нее обед
здоров и выгоден для вас. Представьте же себе мои чувства, когда
я узнаю, что провизия вовсе не принадлежит вам и что за каждый
обед, приготовляемый из нее, берутся с вас деньги, которых
не только не стоит самый обед, но которых вы вообще не можете
платить без крайнего стеснения. Какие мысли приходят мне
в голову при этих столь странных открытиях?... Как я был глуп,
что хлопотал о деле, для полезности которого не обеспечены усло-
вия! Кто, кроме глупца, может хлопотать о сохранении собст-
венности в известных руках, не удостоверившись прежде, что

558

собственность достанется в эти руки и достанется на выгодных
условиях?.. Лучше пропадай вся эта провизия, которая приносит
только вред любимому мной человеку! Лучше пропадай все дело,
которое приносит вам только разорение! Досада за вас, стыд за
свою глупость — вот мои чувства» *.

[315—316] Необходимо отдать Чернышевскому ту справедли-
вость, что он уже при самом начале своей литературной деятель-
ности обнаружил в рассуждениях об общине гораздо больше
вдумчивости, нежели многие и многие «русские социалисты»
даже в середине 90-х годов, когда уже, казалось бы, только слепой
мог не видеть, что наши пресловутые «вековые устои» разлезаются
по всем швам. Уже в апреле 1857 года он писал: но «нельзя
скрывать от себя, что Россия, доселе мало участвовавшая в эко-
номическом движении, быстро вовлекается в него, и наш быт,
доселе оставшийся почти чуждым влиянию тех экономических
законов, которые обнаруживают свое могущество только при уси-
лении экономической и торговой деятельности, начинает быстро
подчиняться их силе. Скоро и мы, может быть, вовлечемся в сферу
полного действия закона конкуренции» **...

Конечно, когда в азиатской стране, издавна знакомой с вися-
чими мостами, явятся европейские техники, то им легче будет
убедить иного мандарина в том, что новейшие висячие мосты
не представляют собой безбожной затеи. Но и только. Несмотря
на свои висячие мосты, азиатская страна все-таки останется
отсталой страной, а Европа все-таки будет ее учительницей. То
же с русской общиной. Она, может быть, облегчит дело развития
нашей родины; но главный толчок для него все-таки придет
с Запада, и обновлять человечество нам, даже с помощью общины,
все-таки не пристало...

Глава четвертая
социализм и политика

[318—319] «У либералов и демократов существен-
но различны коренные желания, основные побужде-
ния. Демократы имеют в виду по возможности
уничтожить преобладание высших классов над низ-
шими в государственном устройстве, с одной стороны,
уменьшить силу и богатство высших сословий,
с другой — дать более веса и благосостояния низшим
сословиям. Каким путем изменить в этом смысле
законы и поддержать новое устройство общества,
для них почти все равно. Напротив того, либералы
никак не согласятся предоставить перевес в обществе
низшим сословиям, потому что эти сословия по своей
необразованности и материальной скудности рав-
нодушны к интересам, которые выше всего для

* Сочинения, т. IV, стр. 307.
** Сочинения, т. III, стр. 185,

559

либеральной партии, именно, к праву свободной речи
и конституционному устройству. Для демократа
наша Сибирь, в которой простонародье пользуется
благосостоянием, гораздо выше Англии, в которой
большинство народа терпит сильную нужду. Демо-
крат пз всех политических учреждений непримиримо
враждебен только одному — аристократии; либерал
почти всегда находит, что при только известной
степени аристократизма общество может достичь
либерального устройства. Потому либералы обык-
новенно питают к демократам смертельную непри-
язнь, говоря, что демократизм ведет к деспотизму
и гибелен дчя свободы» *...

Далее Чернышевский разъясняет свою мысль с помощью
таких доводов, которые еще больше подтверждают наше предпо-
ложение о том, что под демократами он понимает социалистов.
Он говорит: «С теоретической стороны, либерализм может ка-
заться привлекательным для человека, избавленного счастливой
судьбой от материальной нужды: свобода — вещь очень приятная.
Но либерализм понимает свободу очень узким, чисто формаль-
ным образом. Она для него состоит в отвлеченном праве, в разре-
шении на бумаге, в отсутствии юридического запрещения. Он
не хочет понять, что юридическое разрешение для человека имеет
цену только тогда, когда у человека есть материальные средства
пользоваться этим разрешением **...

[329—342] В политическом обозрении 6-ой книжки
«Современника» за 1859 год, он, сообщив о том, что
в Германии усиливается движение, требующее
вмешательства Немецкого Союза в пользу Австрии,
замечает: «мы говорили не о простолюдинах, а соб-
ственно о классах, в которых сосредоточивается
общественное мнение, которые заняты политиче-
скими делами, читают газеты и обнаруживают влия-
ние на ход дел, — эта толпа, повсюду служащая
игрушкой своекорыстия и интриги» ***.

«Простолюдины» не читают газет, не занимаются
политическими делами и не имеют влияния на их
ход. Так обстоит дело теперь, пока еще глубоко спит
их сознание. А когда оно пробудится под влиянием
передового отряда действующей исторической армии,
состоящего из «лучших людей», усвоивших себе
выводы современной науки, тогда «простолюдины»

поймут, что их задача состоит в коренном переустрой-
стве общества, и тогда они возьмутся за дело этого
переустройства, не имеющее прямого отношения

* Сочинения, т. IV, стр. 156—157,
** Там же, стр. 157.
*** Сочинения, т. V, стр. 249.

560

к вопросам о формах политического устройства.
Таков был преобладавший взгляд Чернышевского,
который и обнаруживается в большинстве его
многочисленных политических обозрений *. Если
иногда этот, по существу своему идеалистический,
взгляд на политику уступает место другому взгля-
ду, являющемуся как бы зачатком материалисти-
ческого понимания, то это есть лишь исключение,

совершенно подобное тому, с которым мы встре-
чались при изучении исторических взглядов Черны-
шевского: читатель помнит, что в этих взглядах,
тоже идеалистических по своему существу, тоже
встречались зачатки материалистического взгляда
на историю. Поясним же теперь двумя примерами,
какой характер должны были принимать политиче-
ские обозрения Чернышевского под влиянием толь-
ко что указанного нами и преобладавшего у него
взгляда на отношение политики к главным задачам
рабочего класса... I

Из-за теоретического различия идеалистического
и материалистического взгляда на историю Плеха-
нов просмотрел практически-политическое и классовое
различие либерала и демократа.

... Подобные доводы, приводившие к тому
заключению, что деспотическое австрийское
правительство поступает совершенно пра-
вильно, должны были поражать и в самом деле
поражали очень многих читателей «Современ-
ника». Они производили впечатление даже
не равнодушия к вопросам политической
свободы, а прямого сочувствия обскурантам.
Противники не раз обвиняли Чернышевского
в таком сочувствии. Именно ввиду подобных
обвинений он в конце своего мартовского
политического обозрения 1862 года делает
ироническое признание: «для нас нет лучшей
забавы, как либерализм, — так вот п подмы-
вает нас отыскать где-нибудь либералов, чтобы

потешиться над ними». Но на самом деле он
писал свои парадоксальные обозрения, разу-
меется, не затем, чтобы «потешиться» над

* Эти обозрения составляют по объему, по крайней мере, два точа пол-
ного собрания его сочинений.

563

либералами, и не затем, чтобы защищать
деспотические правительства. В их основе
лежала та мысль, что при наличности данных
общественных отношений дела не могут идти
иначе, чем они идут, и что тот, кто желает,
чтобы они шли иначе, должен направить свои
усилия на коренную переделку общественных
отношений. Поступать иначе значит только
даром тратить свое время. Либералы вызы-
вали насмешки Чернышевского именно тем,
что они предлагали паллиативы там, где нужно
было радикальное лечение *.

Второй пример. В апреле того же года по
поводу столкновения прусского правительства
с прусской палатой депутатов, Чернышевский
опять как будто берет сторону абсолютизма
в его борьбе с либерализмом. По его словам,
либералы напрасно удивлялись тому, что
прусское правительство не сделало им добро-
вольной уступки, а предпочло волновать стра-
ну распущением палаты. «Мы находим, —
говорит он, — что прусскому правительству
так и следовало поступить» **. Это опять
должно было поразить наивного читателя и
показаться ему изменой делу свободы. Само
собой понятно, однако, что и тут наш автор
вовсе не ополчался па защиту деспотизма,
а только хотел воспользоваться прусскими
событиями для сообщения наиболее догадли-
вым из своих читателей правильного взгляда
на то главное условие, от которого зависит
в последнем счете исход всех крупных обще-
ственных столкновепий. И вот что говорит
он на этот счет:

«Как споры между различными государст-
вами ведутся сначала дипломатическим путем,

NB

* В своих «Очерках политической экономии» Чернышевский, указы-
вая на несоответствие существующего экономического порядка с «требо-
ваниями здравой теории», прерывает иногда свое изложение вопросом:
«должен ли оставаться такой быт, при котором возможна подобная несоот-
ветственность?» (см., например, Соч., т. VII, стр. 513). На такой же вопрос
должны были наводить его читателей и политические его обозрения — осо-
бенно те, из которых следовал тот «несообразный» вывод, что правы не враги
деспотизма, а его защитники. Такой вывод являлся у Чернышевского
только лишним доводом против нынешнего «быта». Но ли-
бералы часто не понимали этого.

•* Сочинения, т. IX, стр. 236,

564

точно так же борьба из-за принципов внутри
самого государства ведется сначала средствами
гражданского влияния или так называемым
законным путем. Но как между различными
государствами спор, если имеет достаточную
важность, всегда приходит к военным угрозам,
точно так и во внутренних делах государства,
если дело немаловажно... ».

С этой точки зрения он и смотрел на то, что
происходило тогда в Пруссии. Он защищал и
хвалил прусское правительство — необходимо
заметить это — единственно потому, что оно
«действовало как нельзя лучше в пользу
национального прогресса», разрушая полити-
ческие иллюзии тех наивных пруссаков,
которые, неизвестно на каком основании,
воображали, что система истинно конститу-
ционного правления водворится у них сама
собой, без борьбы со старым порядком. И если
он не обнаруживал ни малейшего сочувствия
к прусским либералам и даже потешался

над ними, то это объясняется тем, что и они,
по его справедливому мнению, хотели добиться

своих целей без решительной борьбы со своими
политическими врагами. Говоря о возможном
исходе столкновения между палатой и прави-
тельством, он с большою проницательностью
замечает, что «судя по нынешнему настроению
общественного мнения в Пруссии, надобно
полагать, что противники нынешней системы
находят себя слишком слабыми для военной
борьбы и готовы смириться при первой реши-
тельной угрозе правительства, что оно при-
бегнет к военным мерам» *. Так оно и вышло.
Чернышевский был прав в своем презрении
к прусским либералам. Они действительно
хотели, чтобы конституционный порядок утвер-
дился в Пруссии сам собой. Они не только
не прибегли к решительным действиям, —
за это их нельзя было бы винить, так как при
тогдашнем соотношении общественных сил
это было невозможно, — но в принципе осу-
ждали всякую мысль о таких действиях, т. е.

• Сочинения, т. IX, стр. 241,

565

препятствовали, насколько это зависело от
них, такому изменению общественных сил,
которое позволило бы прибегнуть к таким
действиям в будущем...

В противоположность Лассалю, он в своих
рассуждениях о прусских делах выступает
гораздо более последовательным идеалистом,
чем во многих других своих статьях поли-
тического или исторического содержания.
Эта разница тоже должна быть целиком от-
несена на счет «соотношения общественных
сил». В Пруссии, как ни слаб был прусский
капитализм сравнительно с тем, что он пред-
ставляет собой в настоящее время, все-таки
уже начиналось рабочее движение
в новейшем смысле этого слова; а в Рос-
сии только начинало расцветать то дви-
жение разночинцев, которое на-

зывается обыкновенно движением и и т е л-
л и г е н ц и и...

Политические обозрения Чернышевского предназна-
чались для «лучших людей», которым нужно было
знать, чему они должны учить отсталую массу. Дело
«лучших людей» сводилось главным образом
к пропаганде. Однако не исключительно к ней.
«Простонародье», вообще говоря, не фигурирует на по-
литической сцене. И то, что происходит на этой сцене, —
тоже говоря вообще, — мало касается его интересов.
Но бывают исключительные эпохи, в течение которых
народная масса пробуждается от своей обычной спячки
и делает энергичные, хотя нередко малосознательные
попытки к улучшению своей судьбы. В такие исключи-
тельные эпохи деятельность «лучших людей» более или
менее утрачивает свой преимущественно пропа-
гандистский характер и становится агита-
ционной. Вот что говорит Чернышевский о подобных

эпохах:

«Исторический прогресс совершается медленно и тяжело...
так медленно, что если мы будем ограничиваться слишком корот-
кими периодами, то колебания, производимые в поступательном
ходе истории случайностями обстоятельств, могут затемнить
в наших глазах действие общего закона. Чтобы убедиться в его
неизменности, надобно сообразить ход событии за довольно
продолжительное время... Сравните состояние общественных
учреждений и законов Франции в 1700 году и ныне, — разница
чрезвычайная, и вся она в выгоду настоящего; а между тем почти
все эти полтора века были очень тяжелы и мрачны. То же самое

566

и в Англии. Откуда же разница? Она постоянно подготовлялась
тем, что лучшие люди каждого поколения находили жизнь своего
времени чрезвычайно тяжелой; мало-помалу хотя немногие из
их желаний становились понятны обществу, и потом, когда-
нибудь, через много лет, при счастливом случае, общество пол-
года, год, много три или четыре года, работало над исполнением
хотя некоторых из тех немногих желаний, которые проникли
в него от лучших людей. Работа никогда не была успешна: на
половине дела уже истощалось усердие, изнемогала сила общества
и снова практическая жизнь общества впадала в долгий застой,
и по-прежнему лучшие люди, если переживали внушенную ими
работу, видели свои желания далеко не осуществленными и
по-прежнему должны были скорбеть о тяжести жизни. Но в ко-
роткий период благородного порыва многое было переде-
лано. Конечно, переработка шла наскоро, не было времени
думать об изяществе новых пристроек, которые оставались
не отделаны начисто, некогда было заботиться о субтиль-
ных требованиях архитектурной гармонии новых частей с уце-
левшими остатками, и период застоя принимал перестроен-
ное здание со множеством мелких несообразностей и некраси-

востей... »

Политические обозрения Чернышевского
имели целью именно показать «лучшим людям»,
что старое здание современного общественного
порядка все более и более ветшает и что необ-
ходимо «вновь приняться за дело в широких
размерах». И, как это по всему видно, ему
к концу первого, — т. е. до-сибирского, —
периода его литературной деятельности стало
казаться, что общество все больше и больше
прислушивается к его мнению и все больше и
больше соглашается с ним. Другими словами,
он стал думать, что и в русской истории при-
ближается один из тех благодетельных скачков,
которые редко совершаются в истории, но
зато далеко подвигают вперед процесс обще-
ственного развития. Настроение передовых
слоев русского общества в самом деле быстро
поднималось, а вместе с ним поднималось и
настроение Чернышевского. Он, находивший
когда-то возможным и полезным разъяснять
правительству его собственные выгоды в деле
крестьянского освобождения, теперь уже и
не думает обращаться к правительству. Всякие
расчеты на него кажутся ему вредным само-
обольщением. В статье «Русский реформатор»
(«Современник» 1861 года, октябрь), написан-
ной по поводу выхода книги М. Корфа: «Жизнь

567

графа Сперанского», Чернышевский подробно
доказывает, что никакой реформатор не должен
обольщаться у нас подобными расчетами.
Враги называли Сперанского революционером.
Этот отзыв смешит Чернышевского. У Сперан-
ского, действительно, были очень широкие
планы преобразования, но смешно называть
его революционером по размеру средств,
какими он думал воспользоваться для испол-
нения своих намерений. Он держался только
тем, что успел приобрести доверие имп.
Александра I. Опираясь на это доверие, он и
думал осуществить эти планы. И именно
поэтому Чернышевский называет его мечта-
телем...

Не поддается вредным увлечениям в поли-
тике только тот, кто постоянно помнит, что
ход общественной жизни определяется соот-
ношением общественных сил. Тому, кто хочет
действовать сообразно с этим основным поло-
жением, приходится иногда переживать тяже-
лую нравственную борьбу...

В начале 60-х годов правительство вознаме-
рилось несколько ослабить цензурные стесне-
ния. Решено было написать новый цензурный
устав, и печати позволили высказаться по
вопросу об ее собственном обуздании. Черны-
шевский не замедлил выразить по этому поводу
свой собственный взгляд, по обыкновению
сильно расходившийся с обычным либераль-
ным взглядом. Чернышевский признает, что
бывают такие эпохи, когда печать может
оказаться опасной для правительства данной
страны не менее картечи. Это именно та-
кие эпохи, когда интересы правительства
расходятся с интересами об-
щества и приближается революционный
взрыв. Находясь в подобном положении,
правительство имеет все основания стеснять
печать, потому что печать, наравне с другими
общественными силами, готовит его падение.
В таком положении постоянно находились
почти все часто сменявшиеся французские
правительства нынешнего века. Все это очень
обстоятельно и спокойно изложено Чернышев-
ским. О русском правительстве до самого
конца статьи нет и речи. Но в заключение
Чернышевский неожиданно спрашивает чи-
тателя, — а что если бы оказалось, что законы

„Социал-
Демократ",

с. 161
изменено ²²³

568

NB

idem
„Социал-
Демократ"
№ 1, с. 163

о печати действительно нужны у нас? «Тогда
мы вновь заслужили бы имя обскурантов,
врагов прогресса, ненавистников свободы,
панегиристов деспотизма и т. д., как уже много
раз подвергали себя такому нареканию».
Поэтому он и не хочет исследовать вопроса
о надобности или ненадобности специальных
законов о печати у нас. «Мы опасаемся, —
говорит он, — что добросовестное исследова-
ние привело бы нас к ответу: да, они нужны» *.
Вывод ясен: нужны потому, что и в России

приближается время «скачка».

В той же мартовской книжке «Современ-
ника», в которой была напечатана только что
цитированная нами статья, появилась также
полемическая заметка: «Научились ли?» по
поводу известных студенческих беспорядков
1861 года. Чернышевский защищает в ней
студентов от упрека в нежелании учиться,
который делали им наши «охранители», и по
пути высказывает также много горьких истин
правительству. Ближайшим поводом к этой
полемике послужила статья неизвестного ав-
тора в «С. -Петербургских Академических Ве-
домостях» под заглавием: «Учиться или
не учиться?» Чернышевский отвечает, что
по отношению к студентам такой вопрос
не имеет смысла, так как они всегда хотели
учиться, но им мешали стеснительные универ-
ситетские правила. Студентов, — людей, на-
ходящихся в том возрасте, когда по нашим
законам мужчина может жениться, прини-
мается на государственную службу и «может
быть командиром военного отряда», — уни-
верситетские правила хотели поставить в по-
ложение маленьких ребят. Неудивительно,
что они протестовали. Им запрещали даже
такие совершенно безвредные организации,
как товарищества взаимной помощи, безус-
ловно необходимые при материальной необес-
печенности большинства учащихся. Студенты
не могли не восстать против таких порядков,
так как тут дело шло о «куске хлеба и о воз-
можности слушать лекции. Этот хлеб, эта
возможность отнимались». Чернышевский
прямо заявляет, что составители универси-
тетских правил именно хотели отнять возмож-

• Сочинения, т. IX, стр. 130, 156.

569

ность учиться у большинства людей, посту-
пающих в студенты университета. «Если автор
статьи или его единомышленники считают
нужным доказать, что эта цель нисколько
не имелась в виду при составлении правил,
пусть они напечатают документы, относящиеся
к тем совещаниям, из которых произошли
правила». Безымянный автор статьи «Учиться
или не учиться?» направил свой упрек в неже-
лании учиться не только против студентов,
но и против всего русского общества. Этим н
воспользовался Чернышевский, чтобы свести
спор о беспорядках в университете на более
общую почву. Противник его допускал, что
существуют некоторые признаки желания
русского общества учиться. Доказательством
этому служили по его мнению «сотни» возни-
кающих у нас новых журналов, «десятки»
воскресных школ. «Сотни новых журналов, да
где же это автор насчитал сотни? — восклицает
Чернышевский. — А нужны были бы дей-
ствительно сотни, и хочет ли автор знать,
почему не основываются сотни новых журна-
лов, как было бы нужно? Потому, что по на-
шим цензурным условиям невозможно суще-
ствовать сколько-нибудь живому периодиче-
скому изданию ншде, кроме нескольких
больших городов. Каждому богатому торго-
вому городу было бы нужно несколько хотя
маленьких газет; в каждой губернии нужно
было бы издаваться нескольким местным
листкам. Их нет потому, что им нельзя
быть... Десятки воскресных школ... Вот это
не преувеличено, не то что сотни новых журна-
лов: воскресные школы в Империи, имеющей
более 60 миллионов населения, действительно
считаются только десятками. А их нужны
были бы десятки тысяч, и скоро могли бы
точно устроиться десятки тысяч, и теперь же
существовать, по крайней мере, много тысяч.
Отчего же их только десятки? Оттого, что они
подозреваются, стесняются, пеленаются, так
что у самых преданных делу преподава-
ния в них людей отбивается охота препода-
вать».

Сославшись на существование «сотен» новых
журналов и «десятков» воскресных школ, как
на кажущиеся признаки желания общества
учиться, автор разобранной Чернышевским
статьи поспешил прибавить, что признаки эти

570

idem „Социал-
Демократ"
№ 1, 164

До сих пор
„Социал-
Демократ"
№ 1, 164

обманчивы. «Послушаешь крики на улицах, —
меланхолически повествовал он, — скажут,
что вот там-то случилось то-то, и поневоле
повесишь голову и разочаруешься»... «По-
звольте, г. автор статьи, — возражает Черны-
шевский, — какие крики слышите вы на
улицах? Крики городовых и квартальных, —
эти крики и мы слышим. Про них ли вы гово-
рите? Скажут, что вот там-то случилось
то-то... — что же такое например? Там случи-
лось воровство, здесь превышена власть, там
сделано притеснение слабому, здесь оказа-
но потворство сильному, — об этом беспре-
станно говорят. От этих криков, слышных
всем, и от этих ежедневных разговоров в са-
мом деле поневоле повесишь голову и разоча-
руешься»...

Понятно, какое впечатление должны были
производить подобные статьи Чернышевского
на русское студенчество. Когда впоследствии
студенческие беспорядки повторились в конце
шестидесятых годов, то статейка «Научи-
лись ли?» читалась на сходках студентов, как
лучшая защита их требований. Понятно также,
как должны были встречать подобные вызы-
вающие статьи гг. «охранители». «Опасное»
влияние великого писателя на учащуюся мо-
лодежь все более и более становилось для них
несомненным...

Стоя на точке зрения утопического социализма, Черны-
шевский находил, что те планы, к осуществлению которых
стремились его западные единомышленники, могли осу-
ществиться при самых различных политических формах.
Так-говорила теория. И пока Чернышевский не уходил из
ее области, он не обинуясь высказывал этот свой взгляд.
В начале его литературной деятельности наша обществен-
ная жизнь как будто обещала дать некоторое, хотя бы
только косвенное, подтверждение справедливости этого
взгляда: у наших передовых людей явилась тогда надежда
на то, что правительство возьмет на себя почин беспри-
страстного решения крестьянского вопроса. Это была
несбыточная надежда, от которой Чернышевский отка-
зался едва ли не ранее, чем кто-либо другой. И если в тео-
рии он и впоследствии неясно видел связь экономики с по-
литикой, то в своей практической деятельности, — говоря
это, мы имеем в виду его деятельность, как п у б л и ц и-
с т а, — он выступал непримиримым врагом нашего
старого порядка, хотя его своеобразная ирония продол-
жала вводить многих либеральных читателей в заблужде-

571

ние на этот счет. На деле, — если не в теории, — он стал
человеком непримиримой политической борьбы, и жажда
борьбы сказывается едва ли не в каждой строке каждой
из его статей, относящихся к 1861 г. и, в особенности,
к роковому для него 1862 году.

Замечания написаны не ранее
октября 1909 г. — не позднее
апреля 1911 г.

Впервые напечатаны частично
в 19 S 3 г. в Ленинском сборнике XXV

Полностью напечатаны
в 195 S г. в 4 издании Сочинений Печатаются по подлиннику

В. И. Ленина, том SS

572

Ю. М. СТЕКЛОВ. «Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ,
ЕГО ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (1828—1889)» ²²⁵

СПБ., 1909
ГЛАВА I

МОЛОДОСТЬ ЧЕРНЫШЕВСКОГО. - УНИВЕРСИТЕТ. —
ЖЕНИТЬБА

[11] Как мы увидим дальше, Чернышевский своеобразно
переработал и претворил положения утопического социализма.
Пытаясь объединить их с выводами гегельянской философии,
с материалистическим мировоззрением и с критикой существую-
щих экономических отношений, Чернышевский самостоятельно
стал на путь, приближавший его к выработке системы научного
социализма. Но создать такую цельную систему ему не удалось.
С одной стороны, этому помешал насильственный перерыв в его
литературной деятельности, вызванный его арестом и ссылкой;
с другой стороны, неразвитость общественных отношений в тог-
дашней России лежала на нем тяжелым балластом и не давала
ему возможности развить до логического конца свои взгляды.
Карл Маркс, который за три года до Чернышевского приступил
к изучению социальных систем (1843 г. ), жил в другой обста-
новке и сумел сделать то, чего не суждено было сделать Черны-
шевскому. По силе же своего ума и по разносторонности знаний
«великий русский ученый и критик», как назвал его Маркс,
вряд ли уступал основателю научного социализма...

ГЛАВА II

ОБЩИЙ ОЧЕРК ЛИТЕРАТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ЧЕРНЫШЕВСКОГО

[30—35]... Никогда незлобивый поэт не может
иметь таких страстных почитателей, как тот, кто, по-
добно Гоголю, питая грудь ненавистью ко всему низ-
кому, пошлому и пагубному, враждебным словом
отрицания против всего гнусного проповедует любовь
к добру и к правде. «Кто гладит по шерсти всех и всё,
тот кроме себя не любит никого и ничего; кем доволь-

ны все, тот не делает ничего доброго, потому что
добро невозможно без оскорбления зла. Кою никто
не ненавидит, тому никто ничем не обязац»...

• — хорошо сказано! Ред,

573

Близилась отмена крепостного права, и кре-
стьянский вопрос был поставлен на очередь дня.
Интересы высших классов защищались правитель-
ством, дворянскими организациями и большинством
литературы; только интересы крестьянских масс
не находили искренних и бескорыстных защитников.
И вот Чернышевский, очертя голову, ринулся в бой ?

как с открытыми и лицемерными защитниками инте-
ресов крепостников, так и с представителями наро-
ждающихся буржуазных тенденций...

С этой целью Чернышевский написал ряд блестя-
щих статей, из которых укажем статьи «Экономи-
ческая деятельность и законодательство», «Капитал
и труд», «Июльская монархия», «Кавеньяк» п пр.
В этих же статьях п в целом ряде других Черны-
шевский старался разоблачить буржуазный либера-
лизм и показать, что он неспособен даже довести
до конца свою собственную борьбу с абсолютизмом

и пережитками феодального строя и что он по
существу является представителем интересов круп-
ных собственников, будучи принципиально враж-
дебен интересам трудящихся демократических
масс...

Чтобы подвести фундамент под мировоззрение
складывающейся юной русской демократии, Чер-

нышевский воспользовался появлением брошюры
Лаврова «Очерки вопросов практической философии»
и написал свою блестящую статью «Антропологиче-
ский принцип в философии», в которой излагал основ-
ные положения фейербаховского материализма и
подвергал безжалостной критике идеалистическое
мировоззрение...

Можно сказать без преувеличения, что не было
ни одного крупного политического вопроса, интере-
совавшего русское общество, на который Чернышев-
ский не спешил бы откликнуться своим разумным и
авторитетным словом... Прометей русской револю-
ции, как удачно называет его Русанов *, не жалел

себя, отстаивая счастье родного народа и расчищая
дорогу для грядущих борцов...

[37—38] Реакционеры, враждебные эмансипации
женщины, как и раскрепощению личности вообще,
инсинуировали, будто Чернышевский в «Что делать?»

* Н. Русанов — Социалисты Запада и России, СПб., 1908, стр. 286.

574

NB

проповедует так наз. «свободную любовь»*. Разу-
меется, это клевета или органическая неспособность
понять психологию новых свободных людей...

Мы знаем, что Чернышевский некогда мечтал об
ученой карьере. Но скоро он убедился, что будет
гораздо полезнее русскому народу на другом поприще.
Этот демократ по убеждению и боец по темпераменту
не мог удалиться на холодные вершины академической
науки в то время, когда кругом закипала жизнь и
чувствовалась необходимость осветить широким слоям
русского общества смысл совершавшихся вокруг них
и подготовлявшихся событий...

[42] От начала деятельности Лессинга до смерти
Шиллера, в течение 50 лет, развитие одной из вели-
чайших европейских наций, будущность стран от Бал-
тийского до Средиземного моря, от Рейна до Одера,
определялась литературным движением. Почти все
другие социальные факторы не благоприятствова-
ли развитию немецкого народа. Одна литература
вела его вперед, борясь с бесчисленными препят-
ствиями.

Здесь в Чернышевском заговорил просветитель,
здесь уверенность в могуществе разума и силе знания
взяла в нем перевес над его материалистическими

взглядами в социологии. Типичный просветитель

Лессинг был особенно дорог Чернышевскому еще п
потому, что он напоминал ему во многих отношения х
Белинского, а эпоха Лессинга напоминала ему 40-ые
и 50-ые годы русской истории. В том и другом случав
это был «период бури и натиска», и вполне изви-
нительно увлечение просветителя другими просветите-
лями **...

* См., например, гнусную брошюру проф. одесского университет"»
П. П. Цитовича, вышедшую в 1879 г. под заглавием «Что делали в романе
«Что делать?»». — Серия клеветнических брошюр этого пасквилянта,
направленных против «нигилизма», обратила на него внимание правитель-
ства, которое в 1880 г. дало ему субсидию на издание антиреволюционной
газеты «Берег». Этот прототип «России» и «Русского знамени» никакого
успеха не имел, а издание скоро закончилось плачевным фиаско и, кажется,
растратой. — Выдержки из этой брошюры, к сожалению, очень неполные,
см. в книге Я. Денисюка — «Критическая литература о произведениях
Н. Г. Чернышевского». Москва, 1908 г.

** В этом отношении Чернышевский иногда доходит до преувеличе-
ний, не свойственных его обычному строгому реализму. Так, противодей-
ствие чиновников народной трезвости он объясняет тем, что «они дурно
воспитаны и слишком мало учились» (Соч., IV, 396). Но такие утверждения
встречаются у него редко.

575

[45] Чтобы составить себе понятие о миросозерцании
Чернышевского, приходится (быть может, несколько
искусственно) соединять отдельные его суждения и
мысли, высказанные по различным поводам в разроз-
ненных статьях и заметках и потому иногда противо-
речащие друг другу или недодуманные до логического
конца. И тем не менее внимательное изучение полного
собрания сочинений Чернышевского приводит нас
к глубокому убеждению, что он обладал довольно цель-

ным материалистическим мировоззрением, которое
старался проводить при обсуждении всех вопросов, как
теоретических, так и практических...

NB

ГЛАВА III

ФИЛОСОФСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ЧЕРНЫШЕВСКОГО. —
МОРАЛЬ РАЗУМНОГО ЭГОИЗМА

[47—50] На Западе эволюция левого гегельян-
ства привела к Фейербаху, который заложил
основу материалистической философии. «Тем, —
говорит Чернышевский, — завершилось развитие
немецкой философии, которая теперь в первый раз
достигла положительных решений, сбросила свою
прежнюю схоластическую форму метафизической

трансцендентальности и, признав тождество своих
результатов с учением естественных наук, сли-
лась с общей теорией естествоведения и антропо-
логией» *.

Этими словами Чернышевский совершенно определенно при-
мыкает к «антропологическому принципу» и «гуманизму» Фейер-
баха.

Основным вопросом философии является во-
прос об отношении между мышлением и бытием.

Идеализм признает ||примат|| духа над природой,

материализм утверждает примат природы или

материи. В этом отношении Фейербах шел

навстречу материализму, отвергая идеализм
Гегеля с его абсолютной идеей ***...

* Очерки гогол. периода. Соч., II, 162.
** Сравни Энгельс. Фейербах по отношению к общему итогу. Ред.
*** Попытка Ланге доказать, что Фейербах не был материалистом
(«История материализма», СПб., 1899, т. 2, стр. 394 и сл. ), не выдержи-
вает критики. См. Плеханов — Основные вопросы марксизма, СПб.,
1908, стр. 7 и сл.; его же — За двадцать лет, изд. 3, СПб., 1909, стр. 271
и сл.

576

[53] Прежние теории нравственных наук, говорит Чер-
нышевский, лишены были всякого научного значения
благодаря пренебрежению к антропологическому прин-
ципу. Что же это за антропологический принцип? «Антро-
пология, — отвечает Чернышевский, — это такая наука,
которая, о какой бы части жизненного человеческого
процесса ни говорила, всегда помнит, что весь этот процесс
и каждая часть его происходит в человеческом организме,
что этот организм служит материалом, производящим
рассматриваемые ею феномены, что качества феноменов
обусловливаются свойствами материала, а законы, по
которым возникают феномены, есть только особенные
частные случаи действия законов природ" (курсив наш)...

[58—60] Такова была эта знаменитая статья, которая
впервые в русской литературе определенно излагала
основные начала фейербахова материализма, доведенного
у Чернышевского до крайних логических выводов... Эта
статья была философским манифестом «новых людей»,
разночинской интеллигенции — и так на нее и взгля-
нули враги революционной демократии...

«Отеч. Записки» сгруппировали возражения, сделан-
ные Юркевичем против Чернышевского *. Они своди-
лись к тому, что 1) Чернышевский не знает филосо-
фии; 2) что он смешал применение естественно-научного
метода к изучению психических явлений с самим объяс-
нением душевных явлений; 3) что он не понял важности
самонаблюдения как особенного источника психологи-
ческих познаний; 4) что он «перемешал (?) метафизическое
учение о единстве материи»; 5) что он допустил возмож-
ность превращения количественных различий в качест-
венные; 6) наконец, «вы допустили, что всякое воззрение
есть уже факт науки, и таким образом утратили раз-
ницу жизни человеческой от животной. Вы уничтожили
нравственную личность человека и допускаете только
эгоистические побуждения животною» **.

На это Чернышевский отвечает, что все те же самые
смертные грехи, которые Юркевич открывает в нем,
семинарские тетрадки открывают в Аристотеле, Бэконе,
Гассенди, Локке и т. д., — словом во всех философах,
которые не имели чести принадлежать к цеху идеалистов...

• Своей статьей против Чернышевского «скромный» профессор Киев-
ской духовной академии Юркевич сделал карьеру: Катков и Леонтьев
вскоре устроили ему перевод на кафедру философии в Москву. Вместе с тем
этот несчастный человек таким образом обессмертил свое имя. Можно ли
только позавидовать такому бессмертию?

** Как увидим нише, аналогичный аргумент почти через сорок леи
приводит г, Иванов в своей «Истории русской критики». Недурно?

577

[63] Идеализм по своему существу созерцателен; ?
материализм же - система действенная, соответствую-
щая периодам общественного подъема и классам револю-
ционно настроенным. Вместе со всем своим поколением
Чернышевский естественно стал на точку зрения материа-
листического монизма...

[66] Чернышевский, связывавший философское миро-
воззрение с определенными практическими стремлениями,
понимал, что новейший материализм является философией

рабочего класса...

[71] Этика Чернышевского сильно напоминает этику
Фейербаха; скажем поэтому несколько слов о последней.
Как замечает Энгельс*, этика Фейербаха по форме
реалистична, по существу же своему совершенно аб-
страктна...

[74] Чернышевский продолжает свою аргументацию.
Человек, проводящий целые недели у постели больного
друга, приносит свое время и свою свободу в жертву
своему чувству дружбы: это «свое» чувство в нем так
сильно, что, удовлетворяя его, он получает большую
приятность, чем получил бы от всяких других удоволь-
ствий и даже от свободы; а нарушая его, оставляя без
удовлетворения, чувствовал бы больше неприятности, чем
сколько получает от временного стеснения своей свободы.
То же можно сказать об ученых, отрекающихся от лич-
ной жизни во имя интересов науки, или о политических
деятелях, «называемых обыкновенно фанатиками», —по-
ясняет Чернышевский, т. е. о революционерах...

[82] Теория разумного эгоизма не должна вводить нас.
в заблуждение. Это на первый взгляд индивидуалисти-
ческое учение в действительности насквозь проникнуто
общественным характером. Важна не форма, а содержа-
ние «разумного эгоизма» — и, как мы видели выше,
Чернышевский и его последователи решали все относя-
щиеся сюда спорные вопросы в социальном духе, в смысле

служения общественным и общечеловеческим интересам.
В основе морали разумного эгоизма лежит идея долга,
но долга свободного, идея выбора, соответствующе-
го внутреннему, органическому благородству. «Быть

• Энгельс. От классического идеализма и пр. ²²⁸, стр. 35 и сл. —
Энгельс зло вышучивает этику Фейербаха, утверждая, что по его морали
биржа — высший храм нравственности, если только спекуляция ведется
с правильным расчетом. Это, конечно, полемический прием, но он удачно вскрывает абстрактность и неисторичность фейербаховской морали.

578

защитником притесняемых или защитником притесне-
ний, — выбор тут не труден для честного человека» *.
Теория разумного эгоизма — это и есть мораль честных

людей, мораль революционного поколения 60-х годов...

ГЛАВА IV

ЭСТЕТИКА И КРИТИКА ЧЕРНЫШЕВСКОГО

[93] Исполненный сил и надежд представитель начинающей
свою историческую карьеру революционной демократии реши-
тельно отказывается признать идеалистический взгляд, видящий
в трагическом закон вселенной. И здесь он пытается стать на
«антропологическую» точку зрения...

[104] Эстетические вопросы были для него только полем
битвы, на котором юный революционер мысли давал первое сра-
жение ненавистному старому миру, ненавистному со всеми его
политическими и экономическими учреждениями и со всей его
идеологией и моралью. В своей диссертации, «где под несколько
схоластической формой бурлит жажда жизни, работы, земного
счастья» **, Чернышевский выступил в качестве выразителя идей
и настроения разночинной интеллигенции, в то время (после
Крымской войны) смело выходившей на историческую сцену
с развернутым знаменем протеста...

ГЛАВА V
ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО

[135] Если вспомнить, что Чернышевский жил в эцоху
глухой европейской реакции, наступившей вслед за подав-
лением революционного движения 1848—49 гг., что во
Франции торжествовал Наполеон III, в Австрии был вос-
становлен абсолютизм, Пруссия изнывала в тисках фео-
дальной реакции, Италия тщетно стремилась к своему
освобождению, Россия собиралась только разделаться
с крепостным правом, если вспомнить, что в Европе поли-
тическое оживление начало наступать только после австро-
итальянской войны 1859 года, а в наличность серьезных
революционных сил в России Чернышевский, как мы уви-
дим ниже, не верил, то мы поймем, что его объективизм
должен был сплошь и рядом приводить его к безотрадному
пессимизму. И тем не менее Чернышевский считал долгом
чести не скрывать от себя и своих читателей всей правды,

• Сочинения, IV, 475.

** Андреевич—Опыт философии русской литературы. СПб., 1905,
стр. 249,

579

как бы горька она ни была, и никогда не признавал поло-
жения: «тьмы низких истин нам дороже нас возвышаю-
щий обман»...

[145—147] Итак, Чернышевский рекомендовал опти-
мистическое отношение к жизни именно на основании
того, что в наше время главная движущая сила истории —
промышленное направление... «... Победы Наполеона в
Испании и Германии принесли некоторую пользу этим
странам, как же не принесут некоторую пользу победы
фабрикантов и инженеров, купцов и технологов? Когда
развивается промышленность, прогресс обеспечен. С этой
точки мы преимущественно и радуемся усилению промыш-
ленного движения у нас». И дальше Чернышевский с вос-
торгом отмечает несколько новых фактов из области
промышленного развития: основание нового пароходного
общества по Волге и ее притокам, сельскохозяйственную
выставку в Киеве и т. п. *...

После вышесказанного нас, конечно, не уди-
вит, когда мы услышим от Чернышевского,
что в основе политического брожения обыкно-
венно лежит недовольство социальное**. Нас
не поразит его фраза, как бы выхваченная из
брошюр Маркса 1848—49 года, что «соль и вино
участвовали в падении Наполеона, Бурбонов
и Орлеанской династии» ***. И мы не удивимся,
читая у него рассуждение о причинах падения

Рима, которое он вслед за Плинием объясняет
изменением земельных отношений: «большепо-
местность разорила Италию — latifundia perdi-
dere Italiam» ****...

[152] В статье «Капитал и труд» Чернышев-
ский показывает, что в основе древней истории
лежала борьба классов. В Афинах, по его мнению,
в этой борьбе преобладал чисто политический
элемент: эвпатриды и демос боролись почти исклю-
чительно за или против распространения поли-
тических прав на массу демоса*****. В Риме

* Современное обозрение (ноябрь 1857 г. ). Соч., III, 561—2. Ср.
«Заметки о журналах» (ноябрь 1856 г. ), где Чернышевский «важнейшим
из всех улучшений» после Крымской войны признает «принятие мер к по-
строению обширной сети железных дорог». Соч., II, стр, 653.
** Июльская монархия. Соч., VI, 63.
*** Кавеньяк. Соч., IV, 33.
**** «Капитал и труд». Соч., VI, 15.

***** Совершенно ясно, что Чернышевский здесь ошибается, но это
ошибка случайная, так как он же обыкновенно доказывает, что в основе
политической борьбы лежит столкновение экономических интересов. —
Впрочем, и у Энгельса мы встречаем такую фразу: «По крайней мере, в но-
вейшей истории государство, политический строй является подчинен-

580

Ср. Marx

„Das
Kapital",
III, 7 ²³⁰

фальшь!

гораздо сильнее выступает на первый план борьба
за экономические интересы...

[154—155] Итак, для Чернышевского было ясно,
что современные общественные классы складываются
в процессе производства: трем элементам производ-
ства — земле, капиталу и труду — соответствуют
три основных класса современного общества: земле-
владельцы, буржуазия и рабочие. В примечаниях
к Миллю он определенно указывает, что в общем и
целом взаимные отношения этих трех классов обу-
словливаются трехчленным делением продукта на
ренту, прибыль и заработную плату...

[157—160] Правда, у Чернышевского встречается
выражение «язва пролетариата», но употребляет он
собственно это выражение во время полемики с бур-

жуа — западниками, склонными усматривать в За-
падной Европе чуть ли не рай и не желающими кри-
тически отнестись к отрицательным сторонам запад-
ноевропейских отношений *... Чернышевский мог
в интересах более верной защиты общинного земле-
владения ставить русскому обществу на вид угро-
жающую народу пролетаризацию. Но ведь и социал-
демократы, возражающие против столыпинских аг-
рарных мероприятий, прибегают к аналогичному
аргументу (не по форме, конечно, а по существу)...
Но что такое пролетарий? Быть может, Черны-
шевский разумел под ним просто бедняка или того
же «простолюдина»? А вот послушаем самого Чер-
нышевского. Издеваясь над Вернадским за его
фразу, что во Франции «множество пролетариев
имеют недвижимую собственность», Чернышевский
пишет: «Мы осмеливаемся спросить, каким же обра-
зом могла произойти такая странность? Сколько нам
случалось читать экономистов, пролетарий всегда
означает у них человека, не имеющего собствен-
ности; это вовсе не то, что просто бедняк; да, эконо-
мисты строго различают это понятие: бедняк просто

ным элементом, а гражданское общество, область экономических отношений
имеет решающее значение» (loc. cit., 57). Будто так обстоит дело только
«в новейшей истории»? Это, конечно, обмолвка. Не будем же особенно

? строги к аналогичным обмолвкам Чернышевского.

* Заметки о журналах («Русская беседа» и славянофильство), март,
1857 г., Соч., III, 151. — В то время Чернышевский еще надеялся, что
«лучшие представители» славянофильства, на которых правительство смот-
рело довольно косо, пойдут с демократами рука об руку по некоторым
вопросам (в частности, по вопросу о политической свободе и обеспечении
народного благосостояния). Скоро он в этом разочаровался.

581

человек, у которого средства к жизни скудные, а проле-
тарий — человек, не имеющий собственности. Бедняк
противопоставляется богачу, пролетарий — собствен-
нику. Французский поселянин, имеющий 5 гектаров
земли, может жить очень скудно, если земля его дурна
или семейство его слишком многочисленно, но все-таки
он не пролетарий; напротив, какой-нибудь парижский
или лионский мастеровой работник может жить в бо-
лее теплой и удобной комнате, может есть вкуснее и
одеваться лучше, нежели этот поселянин, но все-таки
он будет пролетарием, если у него нет ни недвижи-
мой собственности, ни капитала, и судьба его исклю-
чительно зависит от заработной платы»*. Эти слова
родоначальника народничества показывают, насколько
выше он стоял таких эпигонов народничества, как на-
пример В. Чернов, до сих пор не желающий усвоить
разницу между бедняком и пролетарием. Они же по-
казывают, почему он считал «пролетариатство... за язву,
более тяжелую для народной жизни, нежели простая бед-
ность».. Чернышевский имел в виду необеспеченность су-
ществования, которая в случае безработицы, болезни или
старости обрекала пролетария на голодную смерть... «Мы
нимало не сомневаемся в том, — говорит он, — что эти
страдания будут исцелены, что эта болезнь не к смерти,
а к здоровью»**. Пролетарии не успокоятся, пока
пе добьются удовлетворения своих требований, и вот
почему капиталистическим нациям предстоят новые
смуты, жесточайшие прежних. «С другой стороны, —
говорит Чернышевский, — число пролетариев все уве-
личивается, и главпое, возрастает их сознание о своих
силах и проясняется их понятие о своих потребно-
стях» ***. Скажите откровенно, читатель, эта фраза
но напоминает вам ничего из «Коммунистического
манифеста»?

[174—176] Народнически настроенная часть нашей
публики меньше всего интересовалась анализом воззре-
ний Чернышевского с точки зрения его близости к на-
учному социализму; и очень возможно, что установление
такой близости она сочтет оскорблением памяти великого
мыслителя. Среди большинства марксистов, напротив,
господствует взгляд на Чернышевского, как на писателя
очень симпатичного, в свое время полезного, но весьма
далекого от современного материалистического миро-
воззрения. На их отношение к Чернышевскому сильно

NB

NB

NB

• О поземельной собственности. Соч., III , 418 (1857 г. ).
*• Соч., III, 303 (1857 г. ).
*** О поземельной собственности. Соч., III, 455 (1857 г. ).

582

действует тот каприз истории, в силу которого этот
объективист и материалист сделался родоначальником

народничества. Вообще же большинство публики знает
о Чернышевском лишь то, что он написал утопический
роман «Что делать?» и якобы мечтал о переходе России
от общины сразу к социализму посредством заговора
небольшой кучки революционеров-интеллигентов.
Действительная научная физиономия Чернышевского имеет
весьма мало общего с этим фантастическим образом...

Чернышевский смотрел на историю человечества глазами
строгого объективиста. Он видел в ней диалектический процесс
развития путем противоречий, путем скачков, которые сами
являются результатом постепенных количественных изменений.
В итоге этого безостановочного диалектического процесса про-
исходит переход от низших форм к высшим. Действующими
лицами в истории являются общественные классы, борьба которых
обусловливается экономическими причинами. В основе истори-
ческого процесса лежит экономический фактор, определяющий
политические и юридические отношения, а также идеологию

общества.

Можно ли отрицать, что эта точка зрения
близка к историческому материализму Маркса
и Энгельса? От системы основателей современ-
ного научного социализма мировоззрение Чер-
нышевского отличается |лишь| отсутствием систе-

матизации и определенности некоторых терминов.
Единственный серьезный пробел в историко-
философских воззрениях Чернышевского заклю-
чается в том, что он не указал определенно на
решающее значение развития производительных
сил как основного фактора исторического про-
цесса...

?

ГЛАВА VII

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ И СОЦИАЛИЗМ

[275—280] В рассуждениях Чернышевского по этому
поводу мы снова наталкиваемся на причудливое смешение

гениальных прозрений и утопических тенденций, —

смешение, объясняемое, как и во всех других случаях,

общим характером его экономической системы, о котором

мы говорили неоднократно.

Он упрекает Милля за то, что «о самом главном товаре —

о труде» тот ограничивается парой замечаний, в то время как

«труд — единственный или важнейший товар для огромного

583

большинства людей» *. Чернышевский объясняет это обстоятель-
ство тем, что весь анализ ведется у Милля с точки зрения капита-
листа, что «точка зрения, из которой возникает идея стоимости
производства, — точка зрения производителя, п собственно
только производителя, покупающего труд у наемных работни-
ков» **. Если не поставить коренного вопроса об этом «странном
товаре», то ничего особенного и нельзя будет сказать о его мено-
вой стоимости: товар как товар подчинен уравнению снабжения
и запроса — только и всего. «Но коренной-то вопрос состоит
в том: следует ли труду быть товаром, следует ли ему иметь мено-
вую ценность?»...

Покупка труда от покупки раба отличается только продол-
жительностью времени, на которое совершается продажа, и
степенью власти, какую дает над собой продающийся покупа-
ющему. Основная черта здесь одна и та же: власть частного
человека над экономическими силами другого человека. «Юрист
и администратор могут интересоваться разницей между по-
купкой труда и невольничеством; но политикоэконом не
должен»...