Землевладение в Европейской России к кощу XIX века

Число тт

На

владений десятин 1 владение (в миллионах)

а) Разоренное крестьянство, придавленное крепостниче­
ской эксплуатацией............................................................. 10,5 75,0 7,0

б) Среднее крестьянство.......................................................... 1,0 15,0 15,0

в) Крестьянская буржуазия и капиталистическое земле­
владение.................................................................................. 1,5 70,0 46,7

г) Крепостнические латифундии.......................................... 0,03 70,0 2 333

Всего 13,03 230,0 17,6

Не распределено по размерам владений........................... 50,0

Итого 13,03 280,0 21,4

Повторяем: правильность экономической характеристики взятых здесь групп будет доказана в дальнейшем изложении. И если частности этой картины

Например, к латифундиям добавлено сверх 62 млн. дес. помещичьих земель 5,1 млн. дес. удельных земель и 3,6 млн. дес. у 272 торгово-промышленных товариществ, имеющих каждое свыше 1000 десятин.

68___________________________ В. И. ЛЕНИН

(которая по существу дела не может не быть приблизительной) вызовут критику, то мы попросим читателя внимательно следить за тем, чтобы за критикой частностей нельзя было контрабандой провести отрицания сути дела. А эта суть дела состоит в том, что на одном полюсе русского землевладения мы имеем I0V2 миллионов дворов (около 50 млн. населения) с 75 млн. десятин земли, а на другом полюсе тридцать тысяч семей (тысяч около полутораста населения) с 70 млн. десятин земли.

Нам остается теперь, чтобы покончить с вопросом о землевладении, выйти за преде­лы Европейской собственно России и рассмотреть в общих чертах значение колониза­ции. Чтобы дать читателю некоторое представление о всем земельном фонде Россий­ской империи (кроме Финляндии), воспользуемся данными г. Мертваго. Для наглядно­сти мы приведем их в табличной форме и добавим цифры населения по переписи 1897 года. [См. таблицу на стр. 69. Ред.]

Из этих цифр ясно видно, как мало мы еще знаем об окраинах России. Конечно, ду­мать о «решении» земельного вопроса внутренней России посредством переселения на окраины было бы верхом нелепости. Не подлежит ни малейшему сомнению, что пред­лагать такое «решение» могут только шарлатаны, что те противоречия старых лати­фундий в Европейской России новым условиям жизни и хозяйства в той же Европей­ской России, которые мы показали выше, должны быть «разрешены» тем или иным пе­реворотом в Европейской России, а не вне ее. Не в том дело, чтобы переселением из­бавлять крестьян от крепостничества. Дело в том, что наряду с аграрным вопросом центра стоит аграрный вопрос колонизации. Не в том дело, чтобы заслонять кризис в Европейской России вопросом о колонизации, а в том, чтобы показать губительные ре­зультаты крепостнических латифундий и на центр и на окраины. Русскую колонизацию тормозят остатки крепостничества в центре России. Иначе как аграрным переворотом в Европейской России, иначе как освобождением крестьян от гнета крепостнических латифундий

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА

69

 

 

 

 

 

Всего земли

В том

числе

В том числе угодия

Население 1897 г.

 

Кв. верст тысяч

Десятин млн.

Земли, о которой нет никаких сведений, млн. дес.

Земли на учете млн. дес.

s

1

СЗ

о

§

а

СЗ

о

%

2

1

Всего тыс.

Он

 

Миллионы десятин

« й

СЗ

X

10 губ. Царства Польского 38 губ. на запад от Волги ..

12 губ. на сев. и вост. от Вол­ги

111,6 1 755,6

2 474,9

11,6 183,0

258,0

11,6 183,0

258,0

7,4 93,6

22,3

0,9 18,7

7,1

2,5 34,0

132,0

10,8 146,3

161,4

9 402,2

84,3

Итого 50 губ. Евр. России..
Кавказ.........................

4 230,5 411,7

441,0 42,9

22,1

441,0 20,8

115,9 6,5

25,8

2,2

166,0

2,5

307,7 11,2

93 442,9 9 289,4

22,1 22,6

Сибирь........................
Ср. Азия......................

10 966,1 3 141,6

1 142,6

327,3

639,7 157,4

502,9 169,9

4,3 0,9

3,9 1,6

121,0 8,0

129,2 10,5

5 758,8 7 746,7

0,5

2,5

Итого Азиатск. Россия Всего Российск. империя...

14 519,4 18 861,5

1 512,8 1 965,4

819,2 819,2

693,6 1 146,2

11,7 135,0

7,7 34,4

131,5 300,0

150,9 469,4

125 640,0

6,7


70___________________________ В. И. ЛЕНИН

нельзя освободить и урегулировать русской колонизации. Это урегулирование должно состоять не в бюрократических «заботах» о переселении и не в «организации переселе­ний», о которой любят говорить писатели либерально-народнического лагеря, а в уст­ранении тех условий, которые осуждают русского крестьянина на темноту, забитость и одичание в вечной кабале у владельцев латифундий.

Г-н Мертваго в брошюре, написанной им вместе с г. Прокоповичем («Сколько в Рос­сии земли, и как мы ею пользуемся?» М., 1907), справедливо указывает на то, что рост культуры превращает неудобные земли в удобные. Академики Бер и Гельмерсен, зна­токи дела, писали в 1845 году, что таврические степи «всегда будут принадлежать к беднейшим и неудобовозделываемым по климату и недостатку в воде!!»61. Тогда насе­ление Таврической губ. производило 1,8 млн. четвертей хлеба. Через 60 лет население удвоилось и производит 17,6 млн. четвертей, т. е. почти вдесятеро больше.

Это очень верное и важное рассуждение, но только г. Мертваго забыл одно: главным условием, позволившим быструю колонизацию Новороссии, было падение крепостно­го права в центре России. Только переворот в центре дал возможность быстро, широко, по-американски, заселить юг и индустриализировать его (про американский рост юга России после 1861 года говорено ведь очень и очень много). И теперь только переворот в Европейской России, только полное устранение в ней остатков крепостничества, из­бавление крестьян от средневековых латифундий в состоянии действительно открыть новую эру колонизации.

Колонизационный вопрос в России есть подчиненный вопрос по отношению к аг­рарному вопросу в центре страны. Конец XIX века ставит перед нами альтернативу: либо решительная ликвидация крепостничества в «исконных» русских губерниях; тогда быстрое, широкое, американское развитие колонизации наших окраин обеспечено. Ли­бо затяжка аграрного вопроса в центре; тогда неизбежна долгая задержка в развитии производительных сил, сохранение крепостнических

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 71

традиций и в колонизационном деле. В первом случае земледелие будет вести свобод­ный фермер, во втором — кабальный мужик и «хозяйничающий» посредством отрез­ных земель барин.

II

Переходим к организации помещичьего хозяйства. Общеизвестно, что основной чер­той этой организации является соединение капиталистической системы («вольный на­ем») с отработочной. Что же такое эта отработочная система?

Для ответа на этот вопрос необходимо взглянуть на организацию помещичьего хо­зяйства при крепостном праве. Всем известно, чем было крепостное право с точки зре­ния юридической, административной, бытовой. Но очень редко задаются вопросом о том, в чем была сущность экономических отношений помещиков и крестьян при крепо­стном праве. Крестьян наделяли тогда землей помещики. Иногда они ссужали крестья­нам и другие средства производства, напр., лес, скот и т. п. Какое же значение имело это наделение крепостных крестьян помещичьей землей? Надел был тогда формой за­работной платы, если говорить применительно к современным отношениям. В капи­талистическом производстве заработная плата рабочему выплачивается деньгами. При­быль капиталиста реализуется в виде денег. Необходимый и прибавочный труд (т. е. труд, оплачивающий содержание рабочего, и труд, дающий неоплаченную прибавоч­ную стоимость капиталисту) соединены вместе в один процесс труда на фабрике, в один фабричный рабочий день и т. д. Иначе обстоит дело в барщинном хозяйстве. Не­обходимый и прибавочный труд есть и здесь, как есть он и в рабском хозяйстве. Но эти оба вида труда разделены во времени и в пространстве. Крепостной крестьянин три дня работает на барина, три дня на себя. На барина он работает на помещичьей земле или над помещичьим хлебом. На себя он работает на надельной земле, добывая сам для се­бя и для своей семьи тот хлеб,

72___________________________ В. И. ЛЕНИН

который необходим на содержание рабочей силы для помещика.

Следовательно, крепостная или барщинная система хозяйства одинакова с капитали­стической в том отношении, что в обеих работник получает лишь продукт необходимо­го труда, отдавая продукт прибавочного труда без оплаты собственнику средств произ­водства. Отличается же система крепостного хозяйства от капиталистической в трех следующих отношениях. Во-первых, крепостное хозяйство есть натуральное хозяйство, капиталистическое же — денежное. Во-вторых, в крепостном хозяйстве орудием экс­плуатации является прикрепление работника к земле, наделение его землей, в капитали­стическом же — освобождение работника от земли. Для получения дохода (т. е. приба­вочного продукта) крепостник-помещик должен иметь на своей земле крестьянина, об­ладающего наделом, инвентарем, скотом. Безземельный, безлошадный, бесхозяйный крестьянин — негодный объект для крепостнической эксплуатации. Для получения до­хода (прибыли) капиталист должен иметь перед собой именно безземельного, бесхо­зяйного работника, вынужденного продавать свою рабочую силу на свободном рынке труда. В-третьих, наделенный землей крестьянин должен быть лично зависим от поме­щика, ибо, обладая землей, он не пойдет на барскую работу иначе как под принуждени­ ем. Система хозяйства порождает здесь «внеэкономическое принуждение», крепостни­чество, зависимость юридическую, неполноправность и т. д. Напротив, «идеальный» капитализм есть полнейшая свобода договора на свободном рынке — между собствен­ником и пролетарием.

Только отчетливо уяснив себе эту экономическую сущность крепостного или, что то же, барщинного хозяйства, мы можем понять историческое место и значение отработ-ков. Отработки, это — прямой и непосредственный пережиток барщины. Отработки, это — переход от барщины к капитализму. Сущность отработков в том, что помещичьи земли обрабатывают крестьяне своим инвентарем за плату частью денежную,

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 73

частью натурой (за землю, за отрезки, за выпас, за зимнюю ссуду и т. п.). Известная под именем испольщины форма хозяйства есть одна из разновидностей отработков. Для от­работочного помещичьего хозяйства необходим наделенный землей крестьянин, имеющий хоть самый плохенький живой и мертвый инвентарь; необходимо также, чтобы этот крестьянин был задавлен нуждой и шел в кабалу. Кабала вместо свободного найма есть необходимый спутник отработков. Помещик выступает здесь не как пред­приниматель-капиталист, владеющий деньгами и всей совокупностью орудий труда. Помещик выступает при отработках в качестве ростовщика, пользующегося нуждой соседнего крестьянина и приобретающего его труд втридешева.

Чтобы нагляднее показать это, возьмем данные департамента земледелия, — источ­ник, стоящий выше всяких подозрений в недоброжелательстве к господам землевла­дельцам. Известное издание «Вольнонаемный труд в хозяйстве и т. д.» (вып. V «С.-х. и стат. свед., получ. от хозяев». СПБ., 1892) дает сведения о средней черноземной полосе за 8 лет (1883—1891): средней платой за полную обработку крестьянским инвентарем одной десятины озимого хлеба надо считать 6 руб. Если же рассчитать стоимость тех же работ по вольному найму, то получаем — говорит то же издание — 6 р. 19 коп. только за пеший труд, не считая работы лошади; эту работу нельзя считать меньше 4 р. 50 к. (цит. изд., стр. 45; «Развитие капитализма в России», стр. 141 ). Следовательно, вольнонаемная цена равняется 10 р. 69 к., отработочная же — 6 р. Как объяснить это явление, если оно представляет из себя не случайное, не единичное что-либо, а нор­мальное и обычное? Такие слова, как «кабала», «ростовщичество», «лихоимство» и т. п., описывают форму сделки и характер ее, но не объясняют ее хозяйственной сущ­ности. Как может крестьянин в течение ряда лет исполнять за 6 р. работу, которая стоит 10 р. 69 к.? Крестьянин может это делать потому, что его надел покрывает

См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 196. Ред.

74___________________________ В. И. ЛЕНИН

часть расходов крестьянской семьи и позволяет понижать заработную плату ниже «вольнонаемной» нормы. Крестьянин вынужден это делать именно потому, что убогий надел привязывает его к соседнему помещику, не давая возможности жить со своего хозяйства. И понятно, что «нормальным» такое явление может быть лишь как одно из звеньев процесса вытеснения барщины капитализмом. Ибо крестьянин неминуемо ра­зоряется в силу таких условий и медленно, но верно превращается в пролетария.

Вот еще однородные, но несколько более полные данные по Саратовскому уезду. Средняя цена за обработку одной десятины с уборкой, возкой хлеба и молотьбой со­ставляет 9,6 рублей при зимнем заподряде с выдачей вперед 80—100% заработной пла­ты. При отработках за аренду пашни цена — 9,4 рубля. При вольном найме — I7V2 рублей! Жатва и возка при отработках стоит 3,8 рубля за десятину, при вольном найме — 8V2 рублей и т. д. Каждая из этих цифр содержит в себе длинную повесть бесконеч­ной крестьянской нужды, кабалы и разорения. Каждая из этих цифр свидетельствует о том, как живы к концу XIX века в России крепостническая эксплуатация и пережитки барщины.

Распространенность отработочной системы очень трудно поддается учету. Дело об­стоит обыкновенно так, что в помещичьем хозяйстве соединяются отработочная и ка­питалистическая система, применяемые по отношению к различным операциям земле­делия. Незначительная часть земли обрабатывается помещичьим инвентарем и наем­ными рабочими. Большая часть земли сдается в аренду крестьянам, испольно, под от­работки. Вот несколько иллюстраций, заимствуемых нами из обстоятельной работы г. Кауфмана, который свел ряд новейших данных о частновладельческом хозяйстве . Тульская губ. (сведения относятся к 1897—1898 гг.) — «помещики остались при ста­ром трехполье... дальняя земля разбирается крестьянами»;

«Аграрный вопрос». Изд. Долгорукова и Петрункевича, т. II, М, 1907, стр. 442—628: «К вопросу о культурно-хозяйственном значении частного землевладения».

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 75

обработка владельческих земель в высшей степени неудовлетворительная. Курская гу­берния: «... подесятинная раздача земли крестьянам, выгодная вследствие высоких цен..., привела к истощению почвы». Воронежская губ.: ... средние и мелкие владельцы «в большинстве ведут хозяйство исключительно при помощи крестьянского инвентаря или же сдают свои имения в аренду... в большинстве хозяйств практикуются приемы, отличающиеся отсутствием каких бы то ни было улучшений».

Подобные отзывы показывают нам, что к концу XIX века вполне применима та об­щая характеристика различных губерний Европ. России по преобладанию отработоч­ной или капиталистической системы, которую дал г. Анненский в книге «Влияние уро­жаев и т. д.». Приводим эту характеристику в виде таблички:


 

Число губерний

 

Всего посевов

В черно­земной

В нечерно­земной

Всего

у частновладельцев (тыс. дес.)

9

10

19

7 407

J

4

7

2 222

I. Губернии с преобладанием капитали­
стической системы...............................

П. Губ. с преобл. смешан, системы.......

III. Губ. с преобл. отработочной систе­
мы............................................................................... 12 5 17 6 281

Всего 24 19 43 15 910

В черноземной полосе, следовательно, отработки безусловно преобладают, отступая на задний план во всех 43 губерниях, включенных в данную таблицу. Важно отметить при этом, что в I группе (капиталистическая система) числятся как раз не характерные для земледельческого центра местности: прибалтийские губернии, юго-западные (свек­ловичный район), южные, обе столичные.

Какое влияние оказывают отработки на развитие производительных сил земледелия, об этом красноречиво говорят материалы, сведенные в работе г. Кауфмана. «Не может подлежать сомнению, — читаем там, —

76

В. И. ЛЕНИН

что мелкая крестьянская аренда и испольщина является одним из условий, наиболее тормозящих прогресс сельского хозяйства...» в обзорах сельского хозяйства по Полтав­ской губернии постоянно указывается на то, что «съемщики плохо обрабатывают зем­лю, засевают плохими семенами, засоряют ее».

В Могилевской губ. (1898 г.) «всякое улучшение в хозяйстве тормозится неудобст­вами испольного хозяйства». Скопщина62 является одной из главных причин того, что «сельское хозяйство в Днепровском уезде находится в таком положении, что нечего и думать о каких-либо нововведениях и улучшениях». «Наши материалы, — пишет г. Ка­уфман (стр. 517), — дают нам ряд определенных указаний на то, что даже в пределах одного и того же имения на землях, сдаваемых в аренду, старые, отжившие свой век способы хозяйства продолжают держаться в то время, когда на землях собственной за­пашки уже введены новые, более совершенные системы полеводства». Напр., на арен­дуемых землях держится трехполье иногда даже без навозного удобрения, — на землях экономической запашки многопольные севообороты. Испольщина тормозит травосея­ние, мешает распространению удобрения, задерживает применение лучших с.-х. ору­дий. Результат всего этого наглядно сказывается на данных об урожаях. Вот, напр., од­на латифундия Симбирской губернии: урожай ржи на экономической запашке 90 пуд. с дес, пшеницы 60 пуд., овса 74 пуд., а на испольных землях 58—28— 50 пудов. Вот об­щие данные по целому уезду (Горбатовский, Нижегородской губернии):

Урожайность ржи в пудах с десятины

Частновладельческие земли
Почвенные Надельные

разряды земли Эконом. Испольн А

посевы

1................................................................ 62 74 — 44

II............................................................... 55 63 49 —

III............................................................. 51 60 50 42

IV.............................................................. 48 69 51 51

Для всех разрядов 54* 66 50 45*

У г. Кауфмана, стр. 521, видимо, опечатка в этих двух цифрах.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 77

Итак, помещичьи земли, обрабатываемые крепостнически (испольщина и мелкая аренда), дают меньшие урожаи, чем надельные земли! Это — громадной важности факт, ибо он неопровержимо доказывает, что главная и основная причина сельскохо­зяйственной отсталости России, застоя всего народного хозяйства и невиданного на свете принижения земледельца есть отработочная система, т. е. прямой пережиток крепостничества. Никакие кредиты, никакие мелиорации, никакая «помощь» крестья­нину, никакие излюбленные бюрократами и либералами меры «содействия» не дадут никаких серьезных результатов, пока остается гнет крепостнических латифундий, тра­диций, систем хозяйства. И наоборот, аграрный переворот, уничтожающий помещичье землевладение и разрывающий старую средневековую общину (национализация земли, например, разрывает ее не полицейским, не чиновничьим путем), непременно послу­жил бы основой замечательно быстрого и действительно широкого прогресса. Неверо­ятно низкий урожай испольных и арендных земель обязан системе работ: «на барина». Не только урожаи с этих земель поднялись бы, если бы тот же, теперешний земледелец освободился от работы «на барина», но и урожай надельных земель поднялся бы неиз­бежно просто в силу устранения крепостнических помех хозяйству.

При данном же положении вещей капиталистический прогресс частновладельческо­го хозяйства имеется, конечно, налицо, но он чрезвычайно медленен и неизбежно об­ременяет Россию на долгие времена политическим и социальным господством «дикого помещика». Мы рассмотрим теперь, в чем проявляется этот прогресс, и попытаемся определить некоторые общие результаты его.

Что урожайность «экономических» посевов, т. е. обрабатываемых капиталистически помещичьих земель, выше крестьянских, это указывает на технический прогресс капи­тализма в земледелии. Прогресс этот связан с переходом от отработочной системы к вольнонаемной. Разорение крестьянства, обезлошадение,

78___________________________ В. И. ЛЕНИН

потеря инвентаря, пролетаризация земледельца заставляют помещиков переходить к работе своим инвентарем. Растет употребление машин в сельском хозяйстве, повы­шающих производительность труда и неизбежно ведущих к развитию чисто капитали­стических производственных отношений. Сельскохозяйственных машин ввозилось в Россию из-за границы на 788 тыс. руб. в 1869—1872 годах, на 2,9 млн. руб. в 1873— 1880 годах, на 4,2 млн. руб. в 1881—1888 годах, на 3,7 млн. руб. в 1889—1896 годах, на 15,2 —20,6 млн. руб. в 1902— 1903 годах. Производство с.-х. машин в России опреде­лялось (приблизительно, по довольно грубой статистике фабрик и заводов) в 2,3 млн. руб. в 1876 году, в 9,4 млн. руб. в 1894 году, в 12,1 млн. руб. в 1900— 1903 годах. Не­оспоримо, что эти цифры свидетельствуют о прогрессе земледелия и именно капитали­стическом прогрессе, конечно. Но так же неоспоримо, что прогресс этот чрезвычайно медленен по сравнению с тем, что возможно в современном капиталистическом госу­дарстве: пример — Америка. По переписи 1 июня 1900 года в Соед. Штатах было зем­ли под фермами 838,6 млн. акров, т. е. около 324 млн. дес. Число ферм — 5,7 млн., так что среднее на 1 ферму — 146,2 акра (ок. 60 дес). И вот, производство земледельческих орудий для этих фермеров равнялось 157,7 миллионам долларов в 1900 году (в 1890 г. — 145,3 млн. долл.; в 1880 г. — 62,1 млн. долл.) . Русские цифры до смешного малы по сравнению с этими, и малы они потому, что велики у нас и сильны крепостнические латифундии. Сравнительное распространение улучшенных сельскохозяйственных ору­дий у владельцев и крестьян было предметом специальной анкеты, произведенной ми­нистерством земледелия в середине 90-х годов прошлого века. Сводку данных этой ан­кеты, изложенных подробно у г. Кауфмана, мы можем привести в следующей таблице:

«Abstract of the Twelfth Census». 1900, Third Edition, Washington, 1904, pages 217 and 302 agricultural implements («Обзор двенадцатой переписи». 1900, 3-е изд., Вашингтон, 1904, стр. 217 и 302 сельскохозяйственные орудия. Ред.).

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 79

Процент показаний о широкой распростра-
Районы ненности улучшенных с.-х. орудий

У владельцев У крестьян

Центр, земледельч............................................... 20—51 8—20

Средневолжский.................................................. 18—66 14

Новороссийский................................................... 50—91 33—65

Белорусский.......................................................... 54—86 17—41

Приозерный 24—47 1—21

Подмосковный............................... 22—51 10—26

Промышленный........................................................ 4—8 2

В среднем по всем этим районам получаем 42% у помещиков и 21% у крестьян.

Относительно распространения навозного удобрения все данные статистики равным образом неопровержимо свидетельствуют, «что в этом деле владельческое хозяйство все время шло и до сих пор стоит далеко впереди крестьянского» (Кауфман, стр. 544). Мало того: довольно широко распространено было в пореформенной России такое яв­ление, как покупка навоза помещиками у крестьян. Это уже — результат самой крайней крестьянской нужды. В последнее время явление это идет на убыль.

Наконец, точные и массовые статистические данные по вопросу о высоте земледель­ческой техники в помещичьем и крестьянском хозяйстве имеются относительно рас­пространения травосеяния (Кауфман, стр. 561). Вот главные выводы:

Посев кормовых трав в Европ. России Годы

У крестьян У владельцев

1881............................................... 49,8 тыс. дес. 491,6 тыс. дес.

1901............................................... 499,0 » » 1046,0 » »

Каков результат всех этих различий между помещичьим и крестьянским хозяйст­вом? Для суждения об этом есть только данные об урожайности. По всей Европейской России в среднем за 18 лет (1883—1900) урожайность была следующая (в четвертях):

80________________________________ В. И. ЛЕНИН

Пшеница Пшеница „

Овес озимая яровая

У владельцев............................ 6,0 5,75 5,0 8,5

У крестьян................................. 5,0 5,0 4,25 7,0

Разница....................... 16,7% 13,0% 15,0% 17,6%

Г. Кауфман совершенно прав, когда говорит, что разница эта «очень не велика» (стр. 592). Надо принять при этом во внимание не только то, что крестьянам оставлены были в 1861 г. худшие земли, но и то, что общие средние относительно всего крестьян­ства скрадывают (как мы сейчас увидим) крупные различия.

Общий вывод, который мы должны сделать из рассмотрения помещичьего хозяйст­ва, следующий. Капитализм совершенно явственно пролагает себе дорогу в этой облас­ти. Смена идет от барщинного к вольнонаемному хозяйству. Технический прогресс ка­питалистического земледелия по сравнению с отработочным и мелким крестьянским намечается во всех направлениях вполне определенно. Но прогресс этот необыкновен­но медленен для современной капиталистической страны. И конец XIX века застает в России самое острое противоречие между потребностями всего общественного разви­тия и крепостничеством, которое в виде помещичьих дворянских латифундий, в виде отработочной системы хозяйства является тормозом хозяйственной эволюции, источ­ником угнетения, варварства, бесконечных форм татарщины в русской жизни.

III

Крестьянское хозяйство составляет центральный пункт современного аграрного во­проса в России. Мы показали выше, каковы условия крестьянского землевладения, и теперь должны обратиться к организации крестьянского хозяйства — не в техническом, а в политико-экономическом смысле слова.

На первом месте мы встречаем здесь вопрос о крестьянской общине. Ему посвящена чрезвычайно обширная литература, и народническое направление

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 81

нашей общественной мысли связывает основные пункты своего миросозерцания с на­циональными особенностями этого «уравнительного» учреждения. Надо прежде всего заметить по этому поводу, что в литературе о русской поземельной общине постоянно переплетаются и сплошь да рядом смешиваются две различные стороны вопроса: агри­культурная и бытовая, с одной стороны, и политико-экономическая, с другой. В боль­шинстве сочинений по общине (В. Орлов, Трирогов, Кейсслер, В. В.) первой стороне вопроса уделяется так много места и внимания, что вторую сторону совершенно остав­ляют в тени. Между тем подобный прием глубоко неправилен. Своеобразность русских поземельных отношений по сравнению с отношениями любой иной страны не подле­жит сомнению, но не найдется двух чисто капиталистических, общепризнанных капи­талистических стран, которые не различались между собой столь же значительно аг­рарным бытом, историей земельных отношений, формами землевладения и землеполь­зования и т. д. То, что придало вопросу о русской поземельной общине его значение и его остроту, то, что разделило, начиная со второй половины XIX века, два основные направления нашей общественной мысли — народническое и марксистское, — это во­все не агрикультурная и не бытовая сторона вопроса. Возможно, что ей должны были уделять много внимания местные исследователи как для того, чтобы всесторонне учесть именно местные особенности земледельческого быта, так и для того, чтобы от­разить невежественные, чисто наглые, покушения бюрократии на мелочную, проник­нутую полицейским духом, регламентацию. Но для экономиста во всяком случае со­вершенно непозволительно заслонять изучением разновидностей переделов, техники их и т. п. вопрос о том, какие типы хозяйств складываются внутри общины, как разви­ваются эти типы, как складываются отношения между нанимающими рабочих и нани­мающимися на черную работу, между зажиточными и беднотой, между улучшающими хозяйство и вводящими усовершенствования в технике и разоряющимися,

82___________________________ В. И. ЛЕНИН

забрасывающими хозяйство, бегущими из деревни. Несомненно, что сознание этой ис­тины и побудило наших земских статистиков — давших неоценимый материал для изучения народного хозяйства России — перейти в 80-х годах прошлого века от казен­ной группировки крестьян по общинам, по наделу, по числу ревизских63 или наличных душ мужского пола, к единственно-научной группировке по хозяйственной состоя­тельности дворов. Напомним, что в те времена, когда интерес к экономическому изу­чению России был особенно велик, даже такой «партийный» в этом вопросе писатель, как г. В. В., от всей души приветствовал «новый тип местно-статистического издания» (заглавие книги г. В. В. в «Северном Вестнике» за 1885 г., № 3) и заявлял: «необходи­мо цифровые данные приурочивать не к такому агломерату разнообразнейших эконо­мических групп крестьянства, как село или община, а к самим этим группам».

Основная черта нашей общины, придавшая ей особое значение в глазах народников, есть уравнительность землепользования. Мы оставим совершенно в стороне вопрос о том, как достигает община этой уравнительности, а обратимся прямо к экономическим фактам, к результатам этой уравнительности. Распределение всей надельной земли в Европейской России, как мы показали выше на точных данных, далеко не уравнитель­ное. Между разрядами крестьян, между крестьянами разных деревень, даже между кре­стьянами разных помещиков («бывших») в одной деревне, распределение тоже не име­ет ничего общего с уравнительным. Только внутри мелких общин аппарат переделов создает уравнительность этих небольших замкнутых союзов. Посмотрим же на данные земской статистики относительно распределения надельной земли между дворами. При этом, разумеется, мы должны взять группировку дворов не по величине семьи, не по числу работников, а непременно по хозяйственной состоятельности отдельных дво­ров (посев, число штук рабочего скота, количество коров и т. п.), ибо вся сущность ка­питалистической эволюции мелкого земледелия состоит

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 83

в создании и усилении имущественного неравенства внутри патриархальных союзов, далее в превращении простого неравенства в капиталистические отношения. Мы зату­шевали бы, следовательно, все особенности новой хозяйственной эволюции, если бы не задались целью изучить специально различия в хозяйственной состоятельности внутри крестьянства.

Возьмем сначала один типичный уезд (подворные исследования земской статистики с детальными комбинационными таблицами приурочены к отдельным уездам) и затем приведем основания, которые заставляют распространить интересующие нас выводы на крестьянство всей России. Материал заимствуем из «Развития капитализма», глава II .

В Красноуфимском уезде, Пермской губернии, в которой имеется исключительно общинное крестьянское землевладение, надельная земля распределяется следующим образом:

На один двор

π _ Надельн.

Душ об. п.

™ земли дес.

Не обрабатыв. земли....................... 3,5 9,8

Обраб. до 5 дес................................. 4,5 12,9

» 5—10 » 5,4 17,4

» 10—20 » .................................... 6,7 21,8

» 20—50 » .................................... 7,9 28,8

» более 50 ».................................... 8,2 44,6

Всего 5,5 17,4

Мы видим, что с повышением хозяйственной состоятельности дворов безусловно правильно повышается размер семьи. Ясно, что многосемейность является одним из факторов крестьянского благосостояния. Это бесспорно. Вопрос только в том, к каким общественно-экономическим отношениям приводит это благосостояние в данной об­становке всего народного хозяйства. Что касается до надельной земли, то мы видим не­равномерность ее распределения, хотя и не слишком значительную. Чем состоятельнее крестьянский

См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 61—180. Ред.

84

В. И. ЛЕНИН

двор, тем больше надельной земли приходится на 1 душу населения. В низшей группе меньше 3 дес. надельной земли на 1 душу обоего пола; в дальнейших группах около 3 десятин — три дес. — около 4-х — четыре — и, наконец, в последней высшей группе свыше 5 дес. надельной земли на 1 душу обоего пола. Следовательно, многосемейность и наибольшая обеспеченность надельной землей служат основой зажиточности не­ большого меньшинства крестьян. Ибо две высшие группы охватывают всего одну де­сятую долю общего числа дворов. Вот процентные соотношения между числом дворов, количеством населения и распределением надельной земли:

 

 

 

 

Проценты к итогу

 

Группы дворов

Дворов

Населения об. п.

Надельной зем­ли

Не обрабат. земли.............

10,2

6,5

5,7

Обраб. до 5 дес.................

30,3

24,8

22,6

» 5—10 » ......................

27,0

26,7

26,0

» 10—20 » ....................

22,4

27,3

28,3

» 20—50 » .....................

9,4

13,5

15,5

» более 50 »

0,7

1,2

1,9

 


Всего

100,0

100,0

100,0

Из этих цифр видно ясно, что пропорциональность распределения надельной земли есть налицо, что результат общинной уравнительности учитывается нами. Процентные доли населения по группам и надельной земли по группам довольно близки одна к дру­гой. Но и тут уже начинает сказываться влияние хозяйственной состоятельности от­дельных дворов: у низших групп доля земли меньше доли населения, у высших групп — больше. И это явление не единичное, не одного только уезда касающееся, а общее для всей России. В вышеуказанной работе мною сведены однородные данные по 21 уезду 7 губерний самых различных местностей России. Эти данные, охватывающие полмиллиона крестьянских дворов, показывают везде одинаковые отношения. У 20% зажиточных дворов 26,1% — 30,3% населения и 29,0%—36,7% надельной земли.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 85

У 50% беднейших дворов 36,6%—44,7% населения и 33,0%—37,7% надельной земли. Пропорциональность распределения надельной земли есть везде, и в то же время везде сказывается то, что община подается в сторону крестьянской буржуазии; отступления от пропорциональности идут повсюду в пользу высших групп крестьянства.

Таким образом, было бы глубокой ошибкой думать, что, изучая группировку кресть­янства по хозяйственной состоятельности, мы игнорируем «уравнительное» влияние общины. Как раз напротив, мы именно учитываем посредством точных данных дейст­вительное хозяйственное значение этой уравнительности. Мы именно показываем, на­сколько простирается эта уравнительность, к чему приводит, в конце концов, вся систе­ма переделов. Пусть эта система дает наилучшее распределение земель разного качест­ва и разных угодий, но неоспорим факт, что перевес зажиточных групп крестьянства над беднейшими сказывается и в распределении надельной земли. Распределение дру­гих, не надельных, земель, как мы сейчас увидим, неизмеримо более неравномерно.

Известно значение аренды в крестьянском хозяйстве. Нужда в земле вызывает не­обыкновенно разнообразные формы кабальных отношений на этой почве. Сплошь да рядом, как мы уже говорили выше, аренда земли крестьянами является по сути дела от­работочной системой помещичьего хозяйства, — является крепостническим способом приобретения рабочих рук для барина. Таким образом, крепостническое значение на­шей крестьянской аренды не подлежит сомнению. Но, раз мы имеем перед собой капи­талистическую эволюцию данной страны, мы должны специально исследовать, как проявляются и проявляются ли буржуазные отношения в крестьянской аренде. Для этого опять-таки необходимы данные о различных хозяйственных группах крестьянст­ва, а не о целых общинах и деревнях. Напр., в «Итогах земской статистики» г. Карышев должен был признать, что натуральные аренды (т. е. аренды не за деньги, а исполу или за

86___________________________ В. И. ЛЕНИН

отработки) по общему правилу везде дороже денежных, и притом значительно дороже, иногда вдвое; далее, что натуральные аренды развиты всего сильнее в беднейших груп­пах крестьянства. Сколько-нибудь состоятельные крестьяне стараются снимать землю за деньги. «Наниматель пользуется малейшей возможностью вносить арендную сумму деньгами и тем удешевить стоимость пользования чужой землей» (Карышев в цит. соч., стр. 265).

Значит, крепостнические черты нашей аренды всей тяжестью ложатся на беднейших крестьян. Зажиточные стараются высвободиться из средневекового ярма, и это удается им лишь в той мере, в какой они располагают достаточными денежными суммами. Есть деньги — можешь снять землю за наличные по обыкновенным рыночным ценам. Нет денег — идешь в кабалу, платишь втридорога за землю в виде ли испольщины или в виде отработков. Мы видели выше, во сколько раз отработочные цены за труд ниже вольнонаемных цен. А если условия аренды различны для крестьян разной состоятель­ности, то ясно, что мы не можем ограничиться (как это постоянно делает Карышев) группировкой крестьян по наделу, ибо такая группировка искусственно сливает дворы разной состоятельности, смешивает сельский пролетариат с крестьянской буржуазией.

Возьмем для иллюстрации данные по Камышинскому уезду, Саратовской губернии, почти сплошь общинной (из 2455 общин этой губернии 2436 имеют землю в общинном владении). Вот каковы здесь отношения между разными группами дворов по аренде земли:

воров

Надельной

Арендованной

 

пашни

земли

26,4

5,4

0,3

20,3

6,5

1,6

14,6

8,5

3,5

9,3

10,1

5,6

8,3

12,5

7,4

21,1

16,1

16,6

Приходится на 1 надельный двор десятин Группы домохозяев

Безрабоч. скота.................................

С 1 гол. рабочего скота..................

» 2 » » » .................................

» 3 » » » ................................

»4 » » »...................................

»5иболее » » ...............................

Всего 100,0 9,3 5,4

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 87

Распределение надельной земли уже знакомо нам: состоятельные дворы лучше обеспечены ею по расчету на единицу населения, чем бедные. Распределение аренды оказывается в десятки раз более неравномерное. В высшей группе втрое больше на­дельной земли, чем в низшей (16,1 против 5,4). Арендованной же земли в высшей группе в пятьдесят раз больше, чем в низшей (16,6 против 0,3). Аренда, следователь­но, не выравнивает различия между крестьянами по хозяйственной состоятельности, а в десятки раз усиливает, обостряет их. Обратный вывод, который неоднократно встреча­ется у экономистов-народников (В. В., Ник. —он, Маресс, Карышев, Вихляев и др.), основан на следующей ошибке. Берут обыкновенно группировку крестьян по наделу и показывают, что малонадельные больше арендуют, чем многонадельные. На этом и ос­танавливаются, не указывая, что арендуют землю преимущественно зажиточные дворы малонадельных общин и что поэтому кажущаяся уравнительность общин только при­крывает величайшую неравномерность распределения внутри общин. Карышев, напр., сам признает, что «большими арендами пользуются а) менее обеспеченные землей раз­ряды, но Ь) более обеспеченные в них группы» (стр. 139 указ. соч.), но, тем не менее, не исследует систематически распределения аренды по группам.

Чтобы яснее была эта ошибка экономистов-народников, приведем один пример — г. Маресса (в книге «Влияние урожаев и хлебных цен», т. I, стр. 34). Он выводит из дан­ных по Мелитопольскому уезду «приблизительно равномерное подушное распределе­ние аренды». В чем дело? В том, что если распределить дворы по числу работников мужского пола, то окажется, что дворы без работников арендуют «в среднем» по 1,6 дес. на арендующий двор, дворы с 1 работником по 4,4 дес, с двумя — по 8,3 дес, с тремя — по 14,0 дес. В том-то и соль, что эти «средние» объединяют дворы совершен­но различной хозяйственной состоятельности, что среди, например, дворов с работни­ком есть дворы, арендующие по 4 дес. и сеющие 5—10 дес. при 2—3 головах

В. И. ЛЕНИН

рабочего скота, и дворы, арендующие по 38 дес, сеющие более 50 дес. при 4 и более головах рабочего скота. Таким образом выведенная г. Марессом уравнительность фик­тивна. На деле в Мелитопольском уезде 20% богатейших дворов, несмотря на наи­большую обеспеченность их и надельной и купчей землей, концентрируют 66,3%, т. е. две трети всей арендованной земли, оставляя всего 5,6% ее на долю половины бедней­ших дворов.

Далее. Если мы видим, с одной стороны, аренду одной десятины или даже части ее в дворах безлошадных и однолошадных, а с другой стороны, аренду 7—16 десятин у дворов четырех- и более лошадных, то ясно, что здесь количество переходит в качест­во. Первая аренда есть аренда из нужды, аренда кабальная. «Арендатор», стоящий в подобных условиях, не может не превращаться в орудие эксплуатации посредством от-работков, зимней наемки, ссуды денег и т. п. Наоборот, двор, имеющий 12—16 десятин надельной земли, и арендующий сверх того по 7—16 десятин, явно арендует не от ну­жды, а от богатства, не для «продовольствия», а для обогащения, для того, чтобы «за­работать деньгу». Мы видим здесь воочию превращение аренды в капиталистическое фермерство, зарождение предпринимательства в земледелии. Подобные дворы, как увидим ниже, не обходятся без найма земледельческих рабочих.

Спрашивается теперь, насколько общее явление — эта явно предпринимательская аренда? Мы приведем ниже указание на то, что в различных районах торгового земле­делия рост предпринимательского хозяйства проявляется различно. Теперь же приве­дем еще несколько примеров и сделаем общие выводы об аренде.

В Днепровском уезде Таврической губернии дворы, сеющие 25 и более дес, состав­ляют 18,2% общего числа. Они имеют надельной земли по 16—17 дес. на двор и арен­дуют по 17—44 десятины. В Новоузенском уезде Самарской губ. дворы, имеющие 5 и более голов раб. скота, составляют 24,7% общего числа. Они сеют по 25—53—149 дес. на двор, арендуя вненадельной

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 89

земли по 14—54—304 дес. на двор (первая цифра относится к группе с 5—10 голов раб. скота, 17,1% дворов; вторая — 10—20 голов, 5,8% дворов; третья — 20 и более голов, 1,8% дворов). Надельной земли они арендуют в других обществах по 12—29—67 дес. и в своем обществе по 9—21—74 дес. В Красноуфимском уезде Пермской губернии об­рабатывают 20 дес. и более 10,1% всего числа дворов. Они имеют по 28— 44 дес. на­дельной земли на двор и арендуют по 14—40 дес. пашни и 118—261 дес. покоса. В двух уездах Орловской губ. (Елецкий и Трубчевский) дворы с 4 и более лошадьми со­ставляют 7,2% общего числа. Имея по 15,2 дес. надельной земли, они посредством куп­чей земли и аренды доводят свое землепользование до 28,4 дес. В Задонском уезде Во­ронежской губ. соответственные цифры: 3,2% дворов по 17,1 дес. надельной земли и по 33,2 дес. всего землепользования. В трех уездах Нижегородской губернии (Княгинин-ский, Макарьевский и Васильский) 9,5% дворов с 3 и более лошадьми. У них по 13—16 дес. надельной земли на двор, а всего землепользования по 21—34 дес.

Отсюда видно, что предпринимательская аренда в крестьянстве не единичное и не случайное явление, а общее и повсеместное. Везде и повсюду выделяются из общины зажиточные дворы, которые всегда составляют незначительное меньшинство и всегда организуют капиталистическое земледелие при помощи предпринимательской аренды. Поэтому общими фразами о продовольственной и капиталистической аренде нельзя ничего выяснить в вопросах нашего крестьянского хозяйства: необходимо изучать кон­ кретные данные о развитии крепостнических черт в аренде и об образовании в ней лее капиталистических отношений.

Мы привели выше данные о том, какую долю населения и надельной земли сконцен-трировывают 20% наиболее зажиточных дворов. Мы можем добавить теперь, что они сосредоточивают от 50,8% до 83,7% всей арендуемой крестьянством земли, оставляя на долю 50% дворов низших групп от 5% до 16% всей арендуемой земли. Вывод отсюда ясен: если нас спросят, какая

90___________________________ В. И. ЛЕНИН

аренда преобладает в России, продовольственная или предпринимательская, аренда из нужды или аренда зажиточных крестьян, аренда крепостническая (отработочная, ка­бальная) или буржуазная, то ответ может быть лишь один. По числу арендующих дво­ров, несомненно, большинство арендаторов арендует из нужды. Для громадного боль­шинства крестьян аренда есть кабала. По количеству арендуемой земли, несомненно, не менее половины ее находится в руках зажиточного крестьянства, сельской буржуа­зии, организующей капиталистическое земледелие.

Данные о ценах на арендуемую землю обыкновенно приводятся только «в среднем» для всех арендаторов и за всю землю. До какой степени прикрашивают эти средние безмерную нужду и угнетение крестьян, видно из данных земской статистики по Днеп­ровскому уезду Таврической губернии, где даны в виде счастливого исключения цены аренды у разных групп крестьянства:

Процент Дес. пашни Цена

арендующих на 1 аренд. 1 дес.

дворов двор в руб.

У сеющих до 5 дес.......................................... 25 2,4 15,25

» » 5—10 »................................................ 42 3,9 12,00

» » 10—25 »............................................... 69 8,5 4,75

» » 25—50 »................................................ 88 20,0 3,75

» » свыше 50 » ........................................... 91 48,6 3,55

Всего 56,2 12,4 4,23

Таким образом, «средняя» цена аренды — 4 руб. 23 коп. за десятину — прямо иска­жает действительность, погашая те противоречия, которые составляют самую суть де­ла. Беднота вынуждена арендовать за разорительную цену более чем втрое выше сред­ней. Богачи выгодно покупают землю «оптом» и, конечно, передают ее при случае ну­ждающемуся соседу с барышом в 275%. Есть аренда и аренда. Есть крепостническая кабала, есть ирландская аренда, и есть торговля землей, капиталистическое фермерство.

Такое явление, как сдача крестьянами надельной земли, еще более наглядно показы­вает капиталисти-

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 91

ческие отношения внутри общины, разорение бедноты и обогащение меньшинства на счет этой разоряющейся массы. Аренда и сдача земли, это — явления такого рода, ко­торые не стоят ни в какой связи с общиной и ее уравнительностью. Какое значение в действительной жизни будет иметь эта уравнительность распределения надельной зем­ли, если беднота вынуждена сдавать богатеям уравнительно данную ей землю? И ка­кое более наглядное опровержение «общиннических» взглядов можно себе предста­вить, чем этот факт обхода жизнью официальной, ревизской, казенной уравнительности наделов? Бессилие какой угодно уравнительности перед развивающимся капитализмом доказывается воочию фактом сдачи надельной земли беднотой и концентрации аренды богачами.

Как широко распространено это явление сдачи надельных земель? По тем, устарев­шим уже теперь, земско-статистическим исследованиям 80-х годов прошлого века, ко­торыми мы вынуждены пока ограничиваться, число сдающих землю дворов и процент сдаваемой надельной земли кажутся небольшими. Напр., в Днепровском уезде Таври­ческой губернии сдают надельную землю 25,7% домохозяев; процент сдаваемой на­дельной земли — 14,9%. В Новоузенском уезде Самарской губернии сдают землю 12% дворов. В Камышинском уезде Саратовской губ. процент сдаваемой земли = 16%. В Красноуфимском уезде Пермской губ. сдают надельную пашню 8V2 тысяч хозяев из 237г, т. е. более трети. Сдается 50V2 тыс. дес. надельной земли из 410 тыс., т. е. около 12%. В Задонском уезде Воронежской губ. сдается б7г тыс. дес. надельной земли из 1351/г тыс., т. е. менее 5%. В трех уездах Нижегородской губ. 19 тыс. дес. из 433 тыс., т. е. тоже менее 5%. Но все эти цифры только кажутся незначительными, ибо подобные процентные отношения включают молчаливое предположение, будто сдают землю бо­лее или менее равномерно хозяева всех групп. А такое предположение прямо противо­положно действительности. Гораздо важнее, чем абсолютные цифры аренды и сдачи, чем средние проценты сдаваемой земли

92___________________________ В. И. ЛЕНИН

или сдающих землю хозяев, тот факт, что сдает землю главным образом беднота, а арендуют наибольшее количество земли зажиточные. На этот счет данные земско-статистических исследований не оставляют и тени сомнения. На 20% наиболее зажи­точных дворов приходится от 0,3% до 12,5% всей сдаваемой земли. Наоборот, на 50% дворов низших групп падает из итога сдаваемой земли от 63,3% до 98,0%. И арендуют эти сдаваемые беднотой земли, конечно, те же зажиточные крестьяне. Тут опять-таки ясно, что в разных группах крестьянства сдача земли имеет различное значение: бедно­та сдает из нужды, не имея возможности обрабатывать землю, не имея семян, скота, инвентаря, нуждаясь дозарезу в деньгах. Богатые сдают мало, либо обменивая один ку­сок земли на другой в интересах хозяйства, либо прямо торгуя землей. Вот конкретные данные по Днепровскому уезду Таврической губернии:

Проценты

Домохозяев, Сдаваемой
сдающих надель- надельной
ную землю земли

Не сеющие................................................................. 80 97,1

Сеющие до 5 дес..................................................... 30 38,4

» 5—10 » ..................................... 23 17,2

» 10—25 » .................................... 16 8,1

» 25—50 » ..................................... 7 2,9

» свыше 50 дес................................................... 7 13,8

По уезду 25,7 14,9

Разве не ясно из этих данных, что забрасыванье земли и пролетаризация в громад­ных размерах соединяется здесь с торговлей землею ничтожной кучки богатеев? Разве не характерно, что процент сдаваемой надельной земли повышается как раз у тех круп­ных посевщиков, которые имеют по 17 дес. надельной земли на двор, по 30,0 дес. куп­чей и по 44,0 дес. арендованной земли? В общем и целом вся бедная группа в Днепров­ском уезде, т. е. 40% дворов, имея 56 тыс. дес. надельной земли, арендует 8 тыс., сдает 21V2 тыс. дес. А зажиточная группа, имея 18,4% дворов, при 62 тыс. дес.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 93

надельной земли, сдает 3 тыс. дес. надельной земли и арендует 82 тыс. дес. В трех уез­дах Таврической губ. эта зажиточная группа арендует 150 тыс. дес. надельной земли, т. е. три пятых всей сдаваемой надельной земли! В Новоузенском уезде Самарской губ. 47% безлошадных дворов и 13% однолошадных сдают надельную землю, а владельцы 10 и более голов рабочего скота, т. е. всего 7,6% общего числа дворов, арендуют на­дельной земли по 20—30—60—70 десятин.

Относительно купчей земли нам придется сказать почти то же, что и относительно аренды. Разница здесь та, что в аренде есть крепостнические черты, что аренда бывает в известных условиях отработочной и кабальной, т. е. бывает способом привязывания к помещичьему хозяйству рабочих рук из числа соседних обнищавших крестьян. Покуп­ка же земли в частную собственность надельными крестьянами представляет из себя чисто буржуазное явление. На Западе иногда привязывают батраков и поденщиков к земле посредством продажи им мелких участков земли. У нас в России аналогичная операция давно уже произведена казенным образом в виде «великой реформы» 1861 года, и теперь покупка земли крестьянами выражает исключительно выделение из об­щины представителей сельской буржуазии. О том, как развивалась после 1861 года по­купка земли крестьянами, мы сказали выше, разбирая данные о землевладении. Здесь же надо указать на громадную концентрацию купчей земли в руках меньшинства. У 20% зажиточных дворов сосредоточено от 59,7% до 99% купчей земли; у 50% бедней­ших дворов — от 0,4% до 15,4% всего количества купленной крестьянами земли. Мы смело можем утверждать поэтому, что из 71У2 млн. десятин земли, которую приобрели крестьяне в личную собственность с 1877 по 1905 год (см. выше), от /з до Ц находится в руках ничтожного меньшинства зажиточных дворов. То же самое относится, конечно, к покупке земель крестьянскими обществами и товариществами. В 1877 году крестьян­ские общества владели купчей землей в размере 765 тыс. дес, а в 1905 г. уже 3,7 млн. дес, а крестьянские

94___________________________ В. И. ЛЕНИН

товарищества в 1905 году имели 7,6 млн. десятин земли в частной собственности. Ошибочно было бы думать, что земля, покупаемая или арендуемая обществами, рас­пределяется иначе, чем при индивидуальной покупке или аренде. Факты говорят об­ратное. Напр., по трем материковым уездам Таврической губернии были собраны дан­ные о распределении земли, арендуемой у казны обществами крестьян, причем оказа­лось, что 76% арендованной земли находится в руках зажиточной группы (ок. 20% дво­ров), а 40% беднейших дворов имеют лишь 4% всей арендованной земли. Крестьяне делят арендуемые или покупаемые земли не иначе, как «по деньгам».

IV

Сумма приведенных выше данных о надельной, арендной, купчей и сдаваемой в аренду крестьянской земле приводит к тому выводу, что действительное землепользо­ вание крестьянства с каждым днем становится все менее и менее соответствующим официальному, казенному, надельному землевладению крестьянства. Конечно, если взять валовые цифры или «средние» величины, то сдача надельной земли погасится арендой, остальная аренда и купчая земля распределится между всей массой дворов как бы поровну, и получится впечатление, что действительное землепользование не очень существенно разнится от казенного, т. е. от надельного. Но такое впечатление будет фикцией, ибо действительное землепользование крестьян наиболее отступает от перво­начальной уравнительности надельной земли именно в крайних группах, так что при пользовании «средними» дело неминуемо искажается.

На самом деле все землепользование крестьян для низших групп оказывается отно­сительно, — а иногда и абсолютно, — меньшим по сравнению с надельным землевла­дением (сдача земли; ничтожная доля аренды); для высших же групп все землепользо­вание всегда оказывается и относительно и абсолютно более высоким по сравнению с надельным землевладением

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 95

в силу концентрации купчей и арендованной земли. У 50% дворов беднейших групп находится в руках, мы видели, от 33 до 37% надельной земли; всего же землепользова­ния только 18,6%—31,9%. Уменьшение оказывается в некоторых случаях почти вдвое: напр., в Красноуфимском уезде Пермской губернии 37,4% надельной земли и 19,2% всего землепользования. У 20% зажиточных дворов 29—36% надельной земли, всего же землепользования 34—49%. Вот некоторые конкретные данные для иллюстрации этих отношений. В Днепровском уезде Таврической губернии 40% беднейших дворов имеют 56 тыс. дес. надельной земли; все же землепользование их 45 тыс. дес, т. е. меньше на 11 тыс. дес. Зажиточная группа (18% дворов) имеет 62 тыс. дес. надельной земли; все же землепользование ее 167 тыс. дес, т. е. на 105 тыс. дес больше. Вот дан­ные по трем уездам Нижегородской губернии:

На 1 двор приходится десятин

земли всего

надельн. землепольз.

Безлошадные.................. 5,1 4,4

С 1лош............................ 8,1 9,4

»2 » ................................. 10,5 13,8

»3 » ................................................... 13,2 21,0

»4иболее....................... 16,4 34,6

Всего 8,3 10,3

И здесь в самой низшей группе в результате аренды и сдачи получилось абсолютное уменьшение землепользования. А эта низшая группа, т. е. безлошадные, обнимает це­лых 30% дворов. Почти треть дворов теряет абсолютно от аренды и сдачи. Одноло­шадные (37% дворов) увеличили свое землепользование, но чрезвычайно незначитель­но, в меньшей пропорции, чем среднее увеличение крестьянского землепользования (от 8,3 дес. до 10,3 дес). Поэтому доля этой группы в общем землепользовании уменьши­лась: у нее было 36,6% надельной земли по всем трем уездам, а стало 34,1% общего землепользования. Наоборот, ничтожное меньшинство высших групп увеличило свое землепользование гораздо выше среднего. Трехлошадные

96___________________________ В. И. ЛЕНИН

(7,3% дворов) увеличили землевладение в полтора раза: с 13 дес. до 21 дес. Многоло­шадные (2,3% дворов) — более чем вдвое, с 16 дес. до 35 дес.

Мы видим, следовательно, как общее явление, уменьшение роли надельной земли в крестьянском хозяйстве. Уменьшение это идет на обоих полюсах деревни различными путями. У бедноты роль надельной земли падает, потому что растущая нужда и разоре­ние заставляют сдавать ее, бросать землю, уменьшать земельное хозяйство в силу не­достатка скота, инвентаря, семян, денежных средств и переходить либо к какой-нибудь работишке по найму, либо... в царствие небесное. Низшие группы крестьянства выми­рают, — голодовки, цинга, тиф делают свое дело. В высших группах крестьянства на­дельная земля падает в своем значении, ибо расширяющееся хозяйство вынуждено вы­ходить далеко за ее пределы, вынуждено строиться на землевладении новом, не тягло­вом, а свободном, не исконно-родовом, а покупаемом на рынке: купля и аренда. Чем богаче землей крестьянство, чем слабее следы крепостного права, чем быстрее хозяйст­венное развитие, тем сильнее это высвобождение от надельной земли, втягивание всей земли в торговый оборот, построение коммерческого земледелия на арендованной зем­ле. Пример — Новороссия. Мы видели сейчас, как зажиточное крестьянство хозяйни­чает там более на купчей и арендованной земле, чем на надельной. Это кажется пара­доксом, но это факт: в самой многоземельной местности России самое обеспеченное надельной землей зажиточное крестьянство (16—17 дес. надельной земли на двор) пе­реносит центр тяжести земельного хозяйства с надельной земли на вненадельную!

Факт уменьшения роли надельной земли в обоих быстро прогрессирующих полюсах крестьянства имеет, между прочим, громадное значение для оценки условий того аг­рарного переворота, который завещан XIX веком XX и который вызвал борьбу классов в нашей революции. Этот факт показывает наглядно, что ломка старого землевладения, и помещичьего

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 97

и крестьянского, стала безусловной экономической необходимостью. Эта ломка абсо­лютно неизбежна, и никакие силы на земле не помешают ей. Борьба идет из-за формы этой ломки, из-за способов ее: по-столыпински ли, с сохранением помещичьего земле­владения и ограблением общины кулаками, по-крестьянски ли, с уничтожением поме­щичьего землевладения и устранением всех средневековых перегородок на земле по­средством национализации земли. Но об этом мы будем говорить подробнее ниже. Здесь же необходимо указать на то важное явление, что уменьшение роли надельной земли ведет к чрезвычайно неравномерному распределению податей и повинностей.

Известно, что подати и повинности с русского крестьянина сохранили на себе гро­мадные следы средневековья. Мы не можем входить здесь в подробности, которые от­носятся к финансовой истории России. Достаточно указать на выкуп — это прямое продолжение средневекового оброка, эту дань крепостникам-помещикам, взыскивае­мую при помощи полицейского государства. Достаточно напомнить неравномерность обложения дворянских и крестьянских земель, натуральные повинности и т. д. Мы приводим только итоговую величину податей и повинностей по данным воронежской статистики крестьянских бюджетов . Средний валовой доход крестьянской семьи (по данным о 66 типичных бюджетах) определен в 491 р. 44 к., валовой расход 443 р. Чис­тый доход 48 р. 44 к. Сумма же податей и повинностей, падающих на «средний» двор, равняется 34 р. 35 коп. Таким образом, подати и повинности составляют 70% чистого дохода. Конечно, это только по форме подати, а на деле это — прежняя крепостниче­ская эксплуатация «тяглового сословия». Денежный чистый доход средней семьи рав­няется всего 17 р. 83 коп., т. е. «подати» с русского крестьянина вдвое превышают его денежный чистый доход, — это по данным 1889, а не 1849 года!

Но средние цифры и здесь прикрашивают крестьянскую нужду и изображают поло­жение крестьянства во много раз лучше, чем оно есть в действительности.

98___________________________ В. И. ЛЕНИН

Данные о распределении податей и повинностей между группами крестьян различной хозяйственной состоятельности показывают, что у безлошадного и однолошадного крестьянина (т. е. у трех пятых всего числа крестьянских семей в России) подати и по­винности во много раз превышают не только чистый денежный, но и чистый валовой доход. Вот эти данные:

Бюджетные данные (на 1 хозяйство руб.)

Валовой _ Подати и Тоже в %

Расход
доход повинности к расходу

а) Безлошадные....................... 118,10 109,08 15,47 14,19

б) С 1лош................................. 178,12 174,26 17,77 10,20

в) »2 » ....................................................... 429,72 379,17 32,02 8,44

г) »3 »........................................................ 753,19 632,36 49,55 7,83

д) »4 » ....................................................... 978,66 937,30 67,90 7,23

е)»5иболее.......................... 1766,79 1593,77 86,34 5,42

В среднем 491,44 443,00 34,35 7,75

Безлошадные и однолошадные крестьяне выплачивают под видом податей седьмую и десятую часть всего своего валового расхода. Едва ли крепостнические оброки были так высоки: помещику невыгодно было бы неизбежное разорение массы принадлежав­ших ему в собственность крестьян. Что касается до неравномерности податей, то она оказывается огромной: зажиточные платят втрое — вдвое меньше пропорционально своему доходу. От чего зависит эта неравномерность? От того, что главную массу по­датей крестьяне делят по земле. Доля податей и доля надельной земли сливаются для крестьянина в одно понятие: «душа». И если мы в нашем примере вычислим сумму по­датей и повинностей, приходящихся в разных группах на 1 десятину надельной земли, то получим такие цифры: а) 2,6 руб.; б) 2,4; в) 2,5; г) 2,6; д) 2,9 и е) 3,7 руб. За исключе­нием самой высшей группы, где есть крупные промышленные заведения, облагаемые особо, мы видим приблизительно равномерное распределение податей. Доля надельной земли и здесь соответствует, в общем и целом, доле податей. Это явление есть прямой пережиток (и прямое доказательство) тяглового харак-

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА__________________ 99

тера нашей общины. По самым условиям отработочного хозяйства это и не может быть иначе: помещики не могли бы обеспечить себе на полвека после «освобождения» ка­бальных работников из среды соседних крестьян, если бы эти крестьяне не были привя­заны к голодным наделам, не были обязаны втридорога платить за них. Не надо забы­вать, что в конце XIX века в России вовсе нередки случаи, когда крестьянам приходится откупаться от надельной земли, платить «верхи» за отказ от надела, т. е. доплачивать некоторую сумму тому, кто взял на себя надел ушедшего. Напр., г. Жбанков, описывая быт костромских крестьян в книге «Бабья сторона» (Кострома, 1891 г.), говорит, что из отхожих костромичей «редко хозяева получают за землю известную небольшую часть податей, а обыкновенно ее сдают только за то, чтобы нанявшие городили вокруг нее огороды, а все подати платит сам хозяин». В «Обзоре Ярославской губернии», вышед­шем в 1896 году, встречается целый ряд однородных указаний на то, что отхожим ра­бочим приходится откупаться от надела.

Конечно, в чисто земледельческих губерниях такой «власти земли» мы не встретим. Но и для них в другой форме имеет, безусловно, силу то явление, что роль надельной земли на обоих полюсах деревни падает. Это факт всеобщий. А раз так, то распределе­ние податей по надельной земле неизбежно вызывает все большую и большую нерав­номерность обложения. Экономическое развитие со всех сторон и самыми различными путями ведет к тому, что средневековые формы землевладения рушатся, сословные пе­регородки (надельные, помещичьи и т. д. земли) идут на слом, новые формы хозяйства складываются безразлично из кусочков того и другого землевладения. XIX век завеща­ет XX, как безусловно обязательную задачу, докончить эту «чистку» средневековых форм землевладения. Борьба идет из-за того, будет ли эта «чистка» произведена в виде крестьянской национализации земли или в виде ускоренного грабежа общины кулака­ми и превращения помещичьего хозяйства в юнкерское.

100__________________________ В. И. ЛЕНИН

Продолжая разбор данных о современном строе крестьянского хозяйства, перейдем от вопроса о земле к вопросу о скотоводстве. И здесь мы должны установить опять-таки, как общее правило, что распределение скота между крестьянскими хозяйствами гораздо более неравномерно, чем распределение надельной земли. Вот, например, раз­мер скотоводства у крестьян Днепровского уезда Таврической губернии:

Приходится на один двор

надельн. земли всего скота
дес. гол.

Не сеющие.................................... 6,4 1,1

Сеющие до 5 десятин.............. 5,5 2,4

» 5—10 ».......................... 8,7 4,2

» 10—25 »....................... 12,5 7,3

» 25—50 »............................................ 16,6 13,9

» свыше 50 » ...................... 17,4 30,0

В среднем 11,2 7,6

Различие между крайними группами по количеству скота вдесятеро больше, чем по количеству надельной земли. Действительный размер хозяйства оказывается и по дан­ным о скотоводстве очень мало похожим на то, что обыкновенно принимают, когда ог­раничиваются средними данными и предположениями о всеопределяющей роли наде­ла. Какие бы мы уезды ни взяли, везде и повсюду распределение скота оказывается го­раздо более неравномерным, чем распределение надельной земли. У 20% зажиточных дворов при 29— 36% надельной земли сосредоточено от 37% до 57% всего количества скота, имеющегося у крестьянства в данном уезде или группе уездов. На долю 50% дворов низших групп остается от 14% до 30% всего количества скота.

Но эти данные еще далеко не оценивают всей глубины действительных различий. Наряду с вопросом о количестве скота не менее, а иногда даже более важное значение имеет вопрос о его качестве. Понятно само собою, что полуразоренный крестьянин при ни-

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 101

щенском хозяйстве и опутанный со всех сторон кабалой не в состоянии приобретать и держать сколько-нибудь хорошего качества скот. Голодает хозяин (горе-хозяин), голо­дает и скот, иначе быть не может. Бюджетные данные по Воронежской губернии пока­зывают чрезвычайно наглядно всю мизерность скотоводческого хозяйства безлошад­ных и однолошадных крестьян, т. е. трех пятых всего числа крестьянских хозяйств в России. Приводим выборку из этих данных для характеристики скотоводческого хозяй­ства крестьян:

Средний размер расходов в год
На 1 хозяйство все- (руб.)

го скота в переводе На пополнение и На

на крупн. гол. ремонт инвента- корм

ря и скота скота

а) Безлошадные..................................... 0,8 0,08 8,12

б) С 1 лошадью...................................... 2,6 5,36 36,70

в) »2 »............................ 4,9 8,78 71,21

г) »3 »............................ 9,1 9,70 127,03

д) »4 »............................. 12,8 30,80 173,24

е)»5иболее....................................... 19,3 75,80 510,07

В среднем 5,8 13,14 98,91

Безлошадных крестьян в Европейской России в 1896—1900 годах было 3 Ц миллио­на дворов. Можно себе представить, каково их земледельческое «хозяйство» при рас­ходе восьми копеек в год на инвентарь живой и мертвый. Однолошадных крестьян 3V3 миллиона дворов. При пяти рублях годового расхода на пополнение инвентаря и скота они могут только вечно маяться в безысходной нужде. Даже у двухлошадных крестьян (2V2 млн. дворов) и трехлошадных (1 млн. дворов) расход на живой и мертвый инвен­тарь составляет всего 9—10 руб. в год. Только в двух высших группах (по всей России таких крестьянских хозяйств 1 млн. из 11 млн. всех крестьянских хозяйств) расход на живой и мертвый инвентарь хоть сколько-нибудь приближается к подобию правильно­го земледельческого хозяйства.

102__________________________ В. И. ЛЕНИН

Совершенно естественно, что при таких условиях качество скота не может быть одинаково в хозяйствах различных групп. Стоимость одной рабочей лошади определя­ется, напр., у однолошадного крестьянина в 27 руб., у двухлошадного в 37 р., у трехло-шадного в 61 р., у четырехлошадного в 52 р. и у многолошадного в 69 руб. Разница ме­жду крайними группами выше 100%. И это явление общее для всех капиталистических стран, где есть мелкое и крупное хозяйство. В своей книге «Аграрный вопрос» (часть I,

СПБ. 1908) я показал, что исследования Дрекслера в области германского земледелия

66 /^

и скотоводства дали совершенно такой же результат . Средний вес средней штуки ско­та составлял в крупных имениях 619 килограммов (1884 г., цит. соч., стр. 259), в кре­стьянских хозяйствах, имеющих 25 и более гектаров, — 427 клгрм., в хозяйствах с Ίχ Ιι — 25 гект. — 382; с 27г — Ίχ Ιι гект. — 352 и, наконец, в хозяйствах, имеющих до 2V2 гектаров, — 301 килограмм.

В зависимости от количества и качества скота находится также уход за землей, в ча­стности удобрение ее. Мы показали выше, что все данные статистики по всей России свидетельствуют о лучшем удобрении помещичьих земель по сравнению с крестьян­скими. Теперь мы видим, что такое деление, бывшее правильным и законным во вре­мена крепостного права, устарело. Между различными крестьянскими хозяйствами оказывается глубокая пропасть, и все исследования, расчеты, заключения, теории, ис­ходящие из представлений о «среднем» крестьянском хозяйстве, ведут к абсолютно не­правильным выводам в данном вопросе. Земская статистика, к сожалению, чрезвычай­но редко изучает различные группы дворов, ограничиваясь по-общинными данными. Но вот в Пермской губернии (Красноуфимский уезд) в виде исключения собраны были при подворном исследовании точные данные об удобрении земли различными кресть­янскими дворами:

См. Сочинения, 5 изд., том 5, стр. 235—245. Ред.

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 103

Процент хозяйств, Вывозилось навоза
вообще вывозящих возов на 1 двор (вы-
навоз возящий)

Обраб. до 5 десятин 33,9 80

» 5—10 » 66,2 116

» 10—20 » 70,3 197

» 20—50 » 76,9 358

» свыше 50 » 84,3 732

В среднем 51,7 176

Тут мы видим уже различные агрикультурные типы хозяйства в зависимости от раз­меров хозяйства. И в другой местности исследователи, обратившие внимание на этот вопрос, пришли к аналогичным выводам. Орловские статистики сообщают, что у зажи­точных крестьян скоп навоза от одной головы крупного скота почти вдвое больше, чем у несостоятельных. При 7,4 штуках скота на двор этот скоп равняется 391 пуд., а при 2,8 гол. скота на двор — 208 пуд. «Нормальным» считается скоп в 400 пуд., следова­тельно, норма достигается только у небольшого меньшинства зажиточных крестьян. Беднота вынуждена употреблять солому и навоз на топливо, иногда даже продавать на­воз и т. д.

В связи с этим надо рассмотреть вопрос о росте числа безлошадных среди крестьян­ства. В 1888— 1891 годах в 48 губерниях Европейской России было 2,8 миллиона дво­ров безлошадных из всего числа 10,1 млн., т. е. 27,3%. Приблизительно через 9—10 лет, в 1896—1900 гг., из 11,1 млн. дворов было 3,2 млн. безлошадных, т. е. 29,2%. Рост экс­проприации крестьянства, следовательно, несомненен. Но если взглянуть на этот про­цесс с агрономической точки зрения, то получается парадоксальный на первый взгляд вывод. Этот вывод сделал известный народнический писатель г. В. В. еще в 1884 году («Вестник Европы»67, 1884 г., № 7), сопоставляя количество десятин пашни, приходя­щееся на 1 лошадь в нашем крестьянском хозяйстве и в «нормальном» трехпольном хо­зяйстве — нормальном с точки зрения агрономии. Оказалось, что крестьяне держат слишком много лошадей: у них приходится

104__________________________ В. И. ЛЕНИН

только 5—8 дес. пашни на лошадь вместо требуемых агрономией 7—10 дес. «Следова­тельно, — умозаключил г. В. В., — на обезлошадение части населения этой области России (центральной черноземной полосы) нужно смотреть, до известной степени, как на восстановление нормального отношения между количеством рабочего скота и пло­щадью, подлежащей обработке». На самом деле, парадокс объясняется тем, что обез­лошадение сопровождается концентрированием земли в руках зажиточных дворов, у которых получается «нормальное» соотношение числа лошадей с обрабатываемой площадью. Это «нормальное» соотношение не «восстановляется» (ибо его не было ни­когда в нашем крестьянском хозяйстве), а достигается только крестьянской буржуази­ей. «Ненормальность» же сводится к раздроблению средств производства в мелком крестьянском хозяйстве: то количество земли, которое миллион однолошадных кресть­ян обрабатывает при помощи миллиона лошадей, зажиточные крестьяне обрабатывают лучше и тщательнее при помощи 1/2 или 3/4 миллиона лошадей.

Относительно мертвого инвентаря в крестьянском хозяйстве надо различать обыч­ный крестьянский инвентарь и усовершенствованные земледельческие орудия. Распре­деление первого соответствует, в общем и целом, распределению рабочего скота; ново­го в данных этого рода для характеристики крестьянского хозяйства мы не найдем. Улучшенные же орудия, которые стоят гораздо дороже, окупаются только при более крупном хозяйстве, вводятся только успешно развивающимися хозяйствами, концен­трированы несравненно сильнее. Данные об этой концентрации чрезвычайно важны, потому что это единственные данные, позволяющие точно судить о том, в какую сто­рону, при каких общественных условиях идет прогресс крестьянского хозяйства. Не подлежит сомнению, что с 1861 года в этом направлении сделан шаг вперед, но очень часто оспаривается или подвергается сомнению капиталистический характер этого про­гресса не только в помещичьем, но и в крестьянском хозяйстве.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 105

Вот данные земской статистики о распределении улучшенных орудий среди кресть­ян:

На 100 хозяйств приходится улучшенных с.-х. орудий

2 уезда 1 уезд

Орловской губ. Воронежской губ.

Безлошадные.................. 0,01 —

Cl лошадью................... 0,2 0,06

»2—3 » ................................................ 3,5 1,6

»4иболее....................... 36,0 23,0

В среднем 2,2 1,2

В этой местности сравнительно слабо распространены среди крестьян улучшенные орудия. Общий процент дворов, владеющих таковыми, совершенно ничтожен. Но низ­шие группы почти совершенно не пользуются такими орудиями, а среди высших они входят в употребление систематически. В Новоузенском уезде Самарской губернии всего 13% хозяев имеют улучшенные орудия, причем этот процент повышается до 40% в группе с 5—20 шт. раб. скота и до 62% в группе с 20 и более голов рабочего скота. В Красноуфимском уезде Пермской губ. (три района уезда) на 100 хозяйств приходится 10 улучшенных орудий; это — общая средняя; на 100 хозяйств, обрабатывающих 20— 50 дес, приходится 50 орудий, а на 100 хозяйств, обрабатывающих 50 дес, даже 180 орудий. Если взять те процентные отношения, которые мы брали выше для сравнения данных по различным уездам, то окажется, что 20% зажиточных дворов имеют от 70% до 86% всего числа улучшенных орудий, оставляя на долю 50% дворов бедноты от 1,3% до 3,6%. Не подлежит, следовательно, никакому сомнению, что прогресс в рас­пространении улучшенных орудий среди крестьянства (об этом прогрессе говорит, ме­жду прочим, в цитированной выше работе 1907 года г. Кауфман) есть прогресс зажи­точного крестьянства. Три пятых всего числа крестьянских дворов, безлошадные и од­нолошадные, почти совершенно не в состоянии пользоваться этими улучшениями.

106__________________________ В. И. ЛЕНИН

Рассматривая крестьянское хозяйство, мы до сих пор брали крестьян преимущест­венно как хозяев, указывая в то же время, что низшие группы постоянно выталкивают­ся из числа хозяев. Выталкиваются куда? Очевидно, в ряды пролетариата. Мы должны теперь рассмотреть подробно, как именно идет это образование пролетариата, в осо­бенности сельского, и как складывается рынок на рабочую силу в земледелии. Если для отработочного хозяйства типичными классовыми фигурами являются помещик-крепостник и наделенный землей кабальный крестьянин, то для капиталистического хозяйства типичны наниматель-фермер и нанимающийся батрак или поденщик. Пре­вращение помещика и зажиточного крестьянина в нанимателя мы показали. Теперь по­смотрим на превращение крестьянина в нанимающегося.

Велико ли употребление наемного труда зажиточными крестьянами? Если взять средний процент дворов с батраками ко всему числу крестьянских дворов (как обыкно­венно делают), то получим очень невысокий процент: 12,9% в Днепровском уезде Тав­рической губ., 9% в Новоузенском уезде Самарской губернии, 8% в Камышинском уез­де Саратовской губ., 10,6% в Красноуфимском уезде Пермской губ., 3,5% в 2-х уездах Орловской губ., 3,8% в 1 уезде Воронежской губ., 2,6% в 3-х уездах Нижегородской губернии. Но этого рода данные, в сущности, фиктивны, ибо определяется отношение дворов с батраками ко всему числу дворов, в том числе и дворов, отпускающих батра­ков. Буржуазия во всяком капиталистическом обществе составляет ничтожное мень­шинство населения. Дворов с наемными рабочими всегда будет «мало». Вопрос в том, складывается ли здесь особый тип хозяйства, или наем случаен? И на этот вопрос дают совершенно определенный ответ данные земской статистики, повсюду показывающей в группах зажиточного крестьянства процент дворов с батраками, несравненно более вы­сокий, чем в среднем по уезду вообще.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 107

Приведем данные по Красноуфимскому уезду Пермской губ., где в виде исключения есть сведения не только о найме батраков, но и о найме поденщиков, т. е. о форме най­ма, более типичной для земледелия.

Процент хозяйств, наним. рабочих Число работник.

муж. п. на 1 двор Сроковых На На На _

косьбу жатву молотьбу

Не обраб. земли ............................ 0,6 0,15 0,6 — —

Обраб. до 5дес........................ 1,0 0,7 5,1 4,7 9,2

» 5—10 ».................................. 1,2 4,2 14,3 20,1 22,3

» 10—20 »................................. 1,5 17,7 27,2 43,9 25,9

» 20—50 »................................. 1,7 50,0 47,9 69,6 33,7

»свыше 50 »................................. 2,0 83,1 64,5 87,2 44,7

В среднем 1,2 10,6 16,4 24,3 18,8

Мы видим, что состоятельные дворы отличаются более высоким семейным соста­вом, имеют больше своих, семейных, работников, чем дворы неимущие. Но тем не ме­нее они употребляют несравненно больше наемного труда. «Семейная кооперация» служит основой для расширения хозяйства и превращается таким образом в капитали­стическую кооперацию. В высших группах наем рабочих явно становится системой, условием ведения расширенного хозяйства. При этом наем поденщиков оказывается весьма значительно распространенным даже в средней группе крестьянства: если в двух высших группах (10,3% дворов) большинство дворов нанимает рабочих, то в группе, обрабатывающей 10—20 дес. (22,4%) свыше двух пятых всего числа дворов на­нимает рабочих на жатву. Вывод отсюда тот, что зажиточное крестьянство не могло бы существовать без миллионной армии готовых к их услугам батраков и поденщиков. И если поуездные данные о среднем проценте дворов с батраками представляют, как мы видели, значительные колебания, то безусловно всеобщим является концентрация дво­ров с батраками в высших группах крестьянства, т. е. превращение зажиточных дворов в предпринимателей. На 20%

108__________________________ В. И. ЛЕНИН

зажиточных дворов приходится от 48% до 78% общего количества дворов с батраками.

На другом полюсе деревни статистика не дает нам обыкновенно сведений о числе дворов, отпускающих наемных рабочих всякого рода. В целом ряде вопросов наша зем­ская статистика сделала чрезвычайно крупный шаг вперед по сравнению со старой ка­зенной статистикой губернаторских отчетов и всяческих департаментов. Но в одном вопросе старая казенная точка зрения сохранилась и в земской статистике, именно в вопросе о так называемых «заработках» крестьян. Занятие земледелием на своем наде­ле считается настоящим занятием крестьянина; всякое же постороннее занятие отно­сится к сторонним «заработкам» или «промыслам», причем тут смешиваются такие хо­зяйственные категории, различать которые требует азбука политической экономии. В разряд «сельскохозяйственных промышленников», например, попадут наряду с массой наемных рабочих и хозяева-предприниматели (напр., бахчевники), рядом с ними тоже в числе «дворов с заработками» будут считаться нищие и торговцы, прислуга и ремес­ленники-хозяева и т. п. Ясно, что эта вопиющая политико-экономическая путаница есть прямой пережиток крепостничества. Для помещика действительно безразлично было, чем занимается на стороне его оброчный крестьянин: торговлей, работой по найму или промышленностью в качестве хозяина; на всех крепостных крестьян одинаково падал общий оброк, все считались во временной и условной отлучке от своего настоящего дела.

После отмены крепостного права эта точка зрения с каждым днем приходила все бо­лее и более в резкое противоречие с действительностью. Большинство крестьянских дворов с заработками, несомненно, принадлежат к числу дворов, отпускающих наем­ных работников, но вполне точной картины мы здесь иметь не можем, потому что меньшинство хозяев-промышленников все же попадает в общее число и прикрашивает положение нуждающихся. Приведем для иллюстрации один пример. По Новоузенско-му уезду Самарской

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 109

губ. статистики выделили «земледельческие промыслы» из общей массы «промы­слов» . Конечно, и этот термин не точен, но список профессий дает, по крайней мере, то указание, что из 14 063 «промышленников» этого рода 13 297 батраков и поденщи­ков. Здесь, значит, преобладание наемных рабочих очень велико. И распределение зем­ледельческих промыслов оказывается следующее:

Процент работников муж.

пола, занятых землед.

промыслами

Без рабочего скота....................................... 71,4

С 1 гол. рабочего скота...................... 48,7

» 2—3 » » »................................... 20,4

» 4 » » » .................................... 8,5

» 5—10 » » » .................................. 5,0

» 10—20 » » » ............................... 3,9

»20 и более» » » ................................ 2,0

По уезду 25,0

Из безлошадных крестьян, следовательно, семь десятых наемные рабочие, а из одно­лошадных почти половина. По Красноуфимскому уезду Пермской губ. средний про­цент дворов с земледельческими промыслами равен 16,2%, а из числа необрабатываю­щих земли 52,3% «промышленников», из обрабатывающих до 5 дес. — 26,4%. По дру­гим уездам, где не выделены специально земледельческие промыслы, картина получа­ется менее яркая, но все же остается общим правилом, что «промыслы» и «заработки», вообще говоря, специальность низших групп. На 50% дворов низших групп приходится от 60% до 93% всего числа дворов с заработками.

Мы видим отсюда, что низшие группы крестьянства, в частности однолошадные и безлошадные дворы, представляют из себя, по своему положению в общем строе на­родного хозяйства, батраков и поденщиков (шире: наемных рабочих) с наделом. Этот вывод подтверждают и данные о росте употребления наемного труда после 1861 года во всей России, и бюджетные

110__________________________ В. И. ЛЕНИН

исследования об источнике дохода у низших групп, и, наконец, данные о жизненном уровне этих групп. На этом трояком доказательстве мы и остановимся несколько под­робнее.

Общие данные о росте числа сельских наемных рабочих во всей России имеются только относительно отхожих рабочих без точного различения земледельческих и не­земледельческих. Вопрос о том, преобладают ли в общем числе первые или вторые, решался в народнической литературе в пользу первых, но мы укажем ниже основания обратного взгляда. Факт быстрого увеличения после 1861 года числа отхожих рабочих в крестьянстве не подлежит никакому сомнению. Об этом свидетельствуют все источ­ники. Приблизительное статистическое выражение явления дают сведения о паспорт­ном доходе и о числе выдаваемых паспортов. В 1868 году паспортный доход составлял 2,1 млн. руб., в 1884 году — 3,3 миллиона, в 1894 году — 4,5 млн. руб. Это дает увели­чение более чем вдвое. Число выдаваемых паспортов и билетов в Европейской России было 4,7 миллиона в 1884 году и 7,8— 9,3 млн. в 1897—1898 гг. Здесь за тринадцать лет мы видим удвоение. Все эти данные в общем и целом соответствуют другим расче­там, напр., расчету г. Уварова, который свел данные земской статистики, большей ча­стью, устаревшие, по 126 уездам 20 губерний и определил вероятную цифру отхожих рабочих в 5 млн. чел.69. Г-н С. Короленко по данным о числе местных избыточных ра­бочих определял эту цифру в 6 млн. чел.

Из всей этой суммы, по мнению г. Николая —она, «громаднейшее большинство» — промыслы земледельческие. Я подробно изложил в «Развитии капитализма» , что дан­ные и исследования 60-х, 80-х и 90-х годов вполне доказывают неверность этого выво­да. Большинство, хотя и не громаднейшее, из отхожих рабочих рабочие неземледельче­ские. Вот наиболее полные и наиболее новые данные о погубернском рас-

См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 569—581. Ред.

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ Ш

пределении видов на жительство, выданных в Европейской России в 1898 году:

Количество всех

Группы губерний видов на жительство,

выданных в 1898 г.

1) 17 губерний с преобладанием не­
земледельческого отхода ............................. 3 369 597

2) 12 губерний переходных................................ 1 674 231

3) 21 губерния с преобладанием
земледельческого отхода.............................. 2 765 762

Всего по 50 губерниям 7 809 590

Если в переходных губерниях предположим половину земледельческих рабочих, то приблизительное, самое вероятное, распределение будет таково: около 4,2 миллиона неземледельческих наемных рабочих и около 3,6 миллиона земледельческих наемных рабочих. В параллель к этой цифре надо поставить цифру г-на Руднева , который в 1894 году свел данные земской статистики по 148 уездам в 19 губерниях и определил приблизительное число сельскохозяйственных наемных рабочих в 3 /г млн. человек. Эта цифра охватывает, по данным 80-х годов, и местных и отхожих земледельческих рабочих. В конце 90-х годов одних только отхожих с.-х. рабочих было столько.

Рост числа земледельческих наемных рабочих стоит в прямой связи с тем развитием капиталистического предпринимательства в земледелии, которое мы проследили на помещичьем и крестьянском хозяйстве. Возьмите, напр., употребление машин в сель­ском хозяйстве. Что у зажиточного крестьянина оно означает переход к предпринима­тельству, мы показали на точных данных. А в помещичьем хозяйстве употребление машин и вообще улучшенных орудий означает неминуемо вытеснение отработков ка­питализмом. На место крестьянского инвентаря ставится помещичий; на место старого трехполья новые технические приемы, связанные с переменой орудий; кабальный кре­стьянин не годится для работы с улучшенными орудиями, и его место занимает батрак или поденщик.

112__________________________ В. И. ЛЕНИН

В том районе Европейской России, в котором всего более развилось после реформы употребление машин, — всего более распространено и употребление наемной рабочей силы пришлых рабочих. Этот район — южные и восточные окраины Европейской Рос­сии. Приход земледельческих рабочих в этот район создал чрезвычайно типичные и ярко выраженные капиталистические отношения. На них следует остановиться, чтобы сопоставить старые и преобладающие до сих пор отработки с все более пробивающейся новой струей. Прежде всего следует отметить, что южный район отличается наиболее высокой заработной платой в земледелии. По данным за целое десятилетие (1881— 1891 гг.), устраняющим всякие случайные колебания, заработная плата выше всего в России в губерниях Таврической, Бессарабской и Донской. Годовой работник здесь получает, считая и содержание, 143 р. 50 к., сроковый (на лето) — 55 р. 67 к. Следующее место по высоте заработной платы занимает наиболее промышленный район — губернии Петербургская, Московская, Владимирская и Ярославская. Здесь платят годовому сельскому рабочему 135 руб. 80 коп., сроковому 53 руб. Самый низкий уровень заработной платы встречаем в центральных земледельческих губерниях (Казанская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская, Тульская, Орловская и Курская), т. е. в главной местности отработков, кабалы и всевозможных пережитков крепостничества. Здесь годовой работник в земледелии получает всего 92 р. 95 коп. — в полтора раза меньше, чем в наиболее капиталистических губерниях, а сроковый — 35 руб. 64 коп., на 20 руб. в лето меньше, чем на юге. Именно из этого центрального района мы наблюдали громадный уход рабочих. Свыше 1V2 миллиона человек каждую весну уходят отсюда частью на земледельческие заработки (главным образом на юг, частью, как увидим ниже, и в промышленные губернии), а также на неземледельческие работы в столицы и в промышленные губернии. Между этим главным районом отхода и двумя главными районами прихода (земледельческий юг и столицы с двумя промышленными

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 113

губерниями) лежат полосы губерний со средней заработной платой. Эти губернии при­влекают к себе часть рабочих из самого «дешевого» и самого голодного центра, отпус­кая в свою очередь часть рабочих в более дорогие районы. В книге г. С. Короленко о «Вольнонаемном труде» на основании очень обширного материала подробно изобра­жен этот процесс рабочих странствований и перемещения населения. Капитализм дос­тигает таким образом более равномерного (с точки зрения потребностей капитала, ко­нечно) размещения населения; нивелирует заработную плату по всей стране, создает действительно единый, национальный, рынок труда; вырывает постепенно почву у ста­рых способов производства, «соблазняя» кабального мужика высокой заработной пла­той. Отсюда — бесконечные жалобы господ помещиков на развращение местных рабо­чих, на разгул и пьянство, порождаемое отходом, на «порчу» рабочих городом и т. д. и т. д.

В районе наибольшего прихода рабочих сложились к концу XIX века довольно крупные капиталистические предприятия в земледелии. Капиталистическая кооперация сложилась при употреблении, напр., таких машин, как молотилки. Г-н Тезяков, опи­савший условия жизни и труда сельскохозяйственных рабочих в Херсонской губер­нии , указывает, что конная молотилка требует от 14 до 23 и более рабочих, а паровая от 50 до 70. В некоторых хозяйствах собиралось по 500—1000 рабочих — цифра чрез­вычайно высокая для земледелия. Капитализм дал возможность заменять более дорогой мужской труд женским и детским. Напр., в местечке Каховке — одном из главных ра­бочих рынков Таврической губ., где прежде собиралось до 40 000 рабочих, а в 90-х го­дах прошлого века 20— 30 тысяч, в 1890 году было зарегистрировано 12,7% женщин, а в 1895 году уже 25,6%. Детей в 1893 г. было 0,7%, а в 1895 году уже 1,69%.

Собирая рабочих со всех концов России, капиталистические экономии сортировали их по своим надобностям, создавая нечто подобное иерархии фабричных рабочих. Раз­личают, напр., полных рабочих,

114__________________________ В. И. ЛЕНИН

полурабочих — из них выделяют еще «рабочих большой силы» (16—20 лет) — и полу­рабочих «малой помощи» (дети 8—14 лет). Никакого следа старых так называемых «патриархальных» отношений помещика к «своему» крестьянину здесь не остается. Ра­бочая сила становится товаром, подобным всякому другому. Кабала «истинно русско­го» типа исчезает, уступая место понедельной денежной расплате, бешеной конкурен­ции и стачкам рабочих и хозяев. Скопление громадных масс рабочих на рынках найма и невероятно тяжелые, антигигиеничные условия труда создали попытки общественно­го контроля за крупными экономиями. Эти попытки характерны для «крупной индуст­рии» в земледелии, но, разумеется, никакой прочности они иметь не могут при отсутст­вии политической свободы и открытых рабочих организаций. До чего тяжелы условия труда пришлых рабочих, видно из того, что рабочий день продолжается от I2V2 до 15 часов. Травматические повреждения рабочих, занятых при машинах, стали обычным явлением. Развились профессиональные болезни рабочих (напр., занятых при молотил­ках) и т. д. Все «прелести» чисто капиталистической эксплуатации в самом развитом, американском, виде можно наблюдать в России конца XIX века, наряду с чисто средне­вековыми, давным-давно исчезнувшими в передовых странах, приемами отработочного и барщинного хозяйства. Все громадное разнообразие аграрных отношений в России сводится к переплетению крепостнических и буржуазных приемов эксплуатации.

Чтобы закончить изложение условий наемного труда в русском земледелии, отметим еще бюджетные данные о хозяйстве крестьян низших групп. Наемная работа фигури­рует здесь под эвфемистическим наименованием «заработков» или «промыслов». В ка­ком отношении стоит доход от этих заработков к доходу от земледельческого хозяйст­ва? Воронежские бюджеты безлошадных и однолошадных крестьян дают на это точ­ный ответ. Валовой доход от всех источников определяется для безлошадного в 118 руб. 10 коп., в том числе от земледелия 57 руб. 11 коп., от «промыслов» 59 руб. 4 коп.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 115

Эта последняя сумма составляется из 36 руб. 75 коп. дохода от «личных промыслов» и 22 руб. 29 коп. разных доходов. К числу последних относится доход от сдачи земли! У однолошадного крестьянина валовой доход 178 руб. 12 коп., в том числе 127 руб. 69 коп. от земледелия и 49 руб. 22 коп. от промыслов (35 руб. — личные промыслы, 6 руб. извоз, 2 руб. от «торгово-промышленных заведений и предприятий» и 6 руб. разных доходов). Если вычесть расходы на земельное хозяйство, то получим 69 руб. 37 коп. от земледелия против 49 руб. 22 коп. от промыслов. Вот как добывают себе средства к жизни три пятых всего числа крестьянских дворов в России. Понятно, что уровень жизни таких крестьян не выше, а иногда ниже, чем у батраков. По той же Воронежской губернии средняя плата годовому батраку (за десятилетие 1881—1891 гг.) 57 руб., плюс содержание, стоящее 42 руб. Между тем стоимость содержания всей семьи у безлошад­ного 78 руб. в год при семье в 4 души, у однолошадного 98 руб. в год при семье в пять душ. Русский крестьянин сведен отработками, податями и капиталистической эксплуа­тацией до такого нищенского, голодного уровня жизни, который в Европе кажется не­вероятным. Там называют подобный социальный тип пауперами.

VI

Для того, чтобы подвести итоги всему сказанному выше о разложении крестьянства, мы приведем сначала единственные имеющиеся в литературе итоговые данные по всей Европейской России, позволяющие судить о различных группах внутри крестьянства за различные периоды. Это — данные военно-конских переписей. Во втором издании сво­ей книги «Развитие капитализма» я свел эти данные по 48 губерниям Европейской Рос­сии за периоды 1888—1891 и 1896—1900 годов . Вот извлечение наиболее существен­ных результатов:

См. Сочинения, 5 изд., том 3, стр. 138. Ред.

116

В. И. ЛЕНИН

Число крестьянских дворов (миллионов)

В 1888—1891 гг. В 1896—1900 гг.

Всего % Всего %

Безлошадные............ 2,8 27,3 3,2 29,2

С 1 лошадью............. 2,9 28,5 3,4 30,3

»2 » ......................... 2,2 22,2 2,5 22,0

»3 ».......................... 1,1 10,6 1,0 9,4

»4иболее................. 1,1 11,4 1,0 9,1

Всего 10,1 100,0 11,1 100,0

Эти данные, как я уже отметил мимоходом выше, свидетельствуют о растущей экс­проприации крестьянства. Весь миллионный прирост числа дворов пошел на увеличе­ние двух низших групп. Общее число лошадей уменьшилось за это время с 16,91 мил­лионов голов до 16,87 млн., т. е. все крестьянство в целом стало несколько беднее ло­шадьми. Обеднела и высшая группа, в 1888—1891 гг. имевшая по 5,5 лош. на двор, а в 1896— 1900 гг. — по 5,4 лош.

Из этих данных легко сделать тот вывод, что «дифференциация» в крестьянстве не происходит: всего больше увеличилась самая бедная группа, всего больше уменьши­лась (по числу дворов) самая богатая. Это не дифференциация, а нивелировка нищеты! И такие выводы, основанные на подобных приемах, очень часто можно встретить в ли­тературе. Но если мы поставим вопрос: изменилось ли взаимоотношение групп внутри крестьянства, то мы увидим иное. В 1888—1891 гг. половина дворов низших групп имела 13,7% общего числа лошадей, и в 1896—1900 гг. ровно такой же процент. Пятая доля дворов из наиболее зажиточных групп имела в первый период 52,6% всего числа лошадей, во второй — 53,2%. Ясно, что взаимоотношение групп почти не изменилось. Крестьянство обеднело, зажиточные группы обеднели, кризис 1891 года дал себя знать самым серьезным образом, но отношения сельской буржуазии к разоряющемуся кре­стьянству от этого не изменились и не могли, по существу дела, измениться.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 117

Это обстоятельство часто упускают из виду люди, берущиеся судить о разложении крестьянства на основании отрывочно взятых статистических данных. Смешно было бы думать, напр., что отдельные данные о распределении лошадей в состоянии разъяс­нить хоть что-нибудь по вопросу о крестьянском разложении. Это распределение ровно еще ничего не доказывает, если не взять его в связи со всей совокупностью данных о крестьянском хозяйстве. Если мы, разобрав эти данные, установили общее между груп­пами по распределению аренды и сдачи земли, улучшенных орудий и удобрения, зара­ботков и купчей земли, наемных рабочих и количества скота, если мы доказали, что все эти различные стороны явления неразрывно связаны между собою и обнаруживают действительно образование противоположных экономических типов — пролетариата и сельской буржуазии, — если мы установили все это, и только в той мере, в какой это установлено, мы можем брать отдельные данные о распределении хотя бы лошадей для иллюстрации всего изложенного выше. Наоборот, если нам ссылаются на тот или дру­гой случай уменьшения количества лошадей, положим, в зажиточной группе за такой-то период, то выводить только отсюда какие-либо общие выводы о соотношении сель­ской буржуазии внутри крестьянства и других групп его было бы вопиющей нелепо­стью. Ни в одной капиталистической стране, ни в одной отрасли хозяйства нет и быть не может (при господстве рынка) равномерного развития: иначе как скачками, зигзага­ми, то быстро шагая вперед, то временно падая ниже прежнего уровня, не может раз­виваться капитализм. И суть вопроса о русском аграрном кризисе и о предстоящем пе­ревороте состоит вовсе не в том, какова именно степень развития капитализма или ка­ков темп этого развития, а в том, есть ли это капиталистический кризис и переворот, или нет, происходит ли он при условиях превращения крестьянства в сельскую буржуа­зию и пролетариат, или нет, являются ли отношения между отдельными дворами внут­ри общины

118__________________________ В. И. ЛЕНИН

буржуазными, или нет. Другими словами: первой задачей всякого исследования об аг­рарном вопросе в России является установление основных данных для характеристики классовой сущности аграрных отношений. И лишь потом, когда выяснено, с какими классами и с каким направлением развития мы имеем дело, может идти речь о частных вопросах, о темпе развития, о тех или иных видоизменениях общего направления и т. д.

Основой марксистских взглядов на пореформенное крестьянское хозяйство в России является признание типа этого хозяйства мелкобуржуазным. И споры экономистов марксистского лагеря с экономистами-народниками, прежде всего, шли (и должны ид­ти, если имеется в виду выяснение действительной сущности разногласий) именно о том, правильна ли, применима ли такая характеристика. Не выяснив с полной опреде­ленностью этого вопроса, нельзя сделать ни шагу вперед к каким-нибудь более кон­кретным или практическим вопросам. Например, рассматривать те или иные пути ре­шения аграрного вопроса, завещанные XIX веком XX, было бы предприятием совер­шенно безнадежным и путаным, если бы не было выяснено предварительно, в каком направлении вообще идет наша аграрная эволюция, какие классы могут выиграть при том или ином ходе событий и т. д.

Те подробные данные о разложении крестьянства, которые мы приводили выше, вы­ясняют именно ту основу всех остальных вопросов аграрного переворота, без понима­ния которой нельзя идти дальше. Та сумма взаимоотношений между различными груп­пами крестьянства, которую мы в противоположных концах России детально изучали, показывает нам как раз сущность общественно-экономических отношений внутри об­щины. Эти взаимоотношения показывают наглядно мелкобуржуазную природу кресть­янского хозяйства в данной исторической обстановке. Когда марксисты говорили, что мелкий производитель в земледелии (все равно, на надельной ли земле он хозяйничает или на какой другой) является неизбежно при разви-

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 119

тии товарного хозяйства мелким буржуа, — это положение вызывало недоумение; го­ворили, что оно бездоказательно, шаблонно переносится с чужих образцов на наши оригинальные условия. Но данные о взаимоотношении групп, о перебивании арендо­ванной земли богатыми общинниками у несостоятельных общинников, о найме батра­ков первыми и о превращении вторых в наемных рабочих и т. д., и т. д., и т. д. — все эти данные подтверждают теоретические выводы марксизма и делают их неоспоримы­ми. Вопрос о значении общины в деле направления хозяйственного развития России решается бесповоротно этими данными, ибо как раз это действительное направление действительной (а не выдуманной) общины наши данные и показывают. Несмотря на всю уравнительность надельной земли, несмотря на переделы и т. п., оказывается, что направление действительного хозяйственного развития крестьян-общинников состоит именно в образовании сельской буржуазии и в вытеснении массы беднейших хозяев в ряды пролетариата. И столыпинская аграрная политика, как мы увидим ниже, и тре­буемая трудовиками национализация земли лежат по линии этого развития, хотя между этими двумя формами «решения» аграрного вопроса есть громадная разница с точки зрения быстроты общественного развития, роста производительных сил и наибольшего соблюдения интересов массы.

Нам следует теперь рассмотреть еще вопрос о развитии торгового земледелия в Рос­сии. Предыдущее изложение включало в себя, как предпосылку, тот общеизвестный факт, что вся пореформенная эпоха отличается ростом торговли и обмена. Приводить статистические данные, подтверждающие это, нам кажется совершенно излишним. Но надо показать, во-первых, насколько именно подчинено уже рынку теперешнее кресть­янское хозяйство, а во-вторых, какие особые формы принимает земледелие по мере подчинения его рынку.

По первому вопросу всего более точные данные имеются в бюджетной статистике воронежского земства. Мы можем выделить здесь денежные расход и доход

120__________________________ В. И. ЛЕНИН

крестьянской семьи из всего расхода и дохода (валовые итоги дохода и расхода приво­дились выше). Вот табличка, показывающая роль рынка:

Какой процент составляют денежные

расход и доход у крестьянина ко всему

расходу и доходу?

Безлошадные............................ 57,1 54,6

С1 лошадью.............................. 46,5 41,4

»2 » ......................................... 43,6 45,7

»3 » ......................................... 41,5 42,3

»4 » ......................................... 46,9 40,8

»5 и более................................. 60,2 59,2

В среднем 49,1 47,9

Таким образом, даже хозяйство среднего крестьянина, — не говоря уже о хозяйстве зажиточных и обнищавших, полупролетариев, крестьян, — в чрезвычайно сильной сте­пени подчинено рынку. Поэтому всякое рассуждение о крестьянском хозяйстве, игно­рирующее преобладающую и растущую роль рынка, обмена, товарного производства, неправильно в корне. Уничтожение крепостнических латифундий и помещичьего зем­левладения — эта мера, на которой сосредоточены все помыслы русского крестьянства к концу XIX века, усилит, а не ослабит власть рынка, ибо рост торговли и товарного производства задерживается отработкой и кабалой.

По второму вопросу необходимо указать, что проникновение капитала в земледелие есть своеобразный процесс, который нельзя понять правильно, если ограничиваться огульными, общерусскими данными. Земледелие становится торговым не вдруг и не одинаково в различных хозяйствах и в различных районах государства. Наоборот, ры­нок подчиняет себе обыкновенно в одной местности одну, в другой — другую сторону сложного земледельческого хозяйства, причем остальные стороны не исчезают, а при­способляются к «главной», т. е. денежной стороне. Например, в одной местности скла­дывается по преимуществу торговое зерновое

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 121

хозяйство; главным продуктом, производимым на продажу, является зерно. Скотовод­ство играет подчиненную роль в таком хозяйстве и далее — в крайних случаях одно­стороннего развития посевного хозяйства — почти исчезает. Например, «пшеничные фабрики» дальнего запада в Америке организовывались иногда на одно лето почти без скота. В других местностях складывается по преимуществу торговое скотоводческое хозяйство; главными продуктами, производимыми на продажу, являются мясные или молочные продукты. Чисто земледельческое хозяйство приспособляется к скотоводче­скому. Понятно, что и размеры хозяйства и способы организации хозяйства будут раз­личны в том и другом случае. Нельзя судить по величине посева о подгородном молоч­ном хозяйстве. Нельзя брать одинаковую мерку крупного и мелкого хозяйства для степного посевщика, для огородника, для табаковода, для «молочного фермера» (если употребить английское выражение) и т. д.

Проникновение обмена и торговли в земледелие вызывает специализацию его, и эта специализация все растет. Одни и те же показатели хозяйства (число лошадей, напри­мер) получают разное значение в различных районах торгового земледелия. Среди без­лошадных крестьян в подстоличной местности есть, напр., крупные хозяева, имеющие, допустим, молочный скот, делающие большие обороты, держащие наемных рабочих. Конечно, в общей массе безлошадных и однолошадных число подобных фермеров со­вершенно ничтожное, но если мы будем брать одни валовые данные, охватывающие целую страну, то мы не сможем учесть особого вида капитализма в земледелии.

На это обстоятельство надо обратить особое внимание. Игнорируя его, нельзя соста­вить правильного представления о развитии капитализма в земледелии и легко впасть в ошибку упрощения. Всю сложность процесса можно охватить, лишь считаясь с дейст­вительными особенностями земледелия. Когда говорят, что земледелие в силу его осо­бенностей не подчиняется законам капиталистического развития, то это совершенно

122__________________________ В. И. ЛЕНИН

неверно. Особенности земледелия тормозят подчинение земледелия рынку, это так, но тем не менее везде и во всех странах идет неудержимо процесс роста торгового земле­ делия. Но формы этого образования торгового земледелия, действительно, своеобразны и требуют особых методов изучения.

Чтобы пояснить сказанное, возьмем наглядные примеры из различных районов тор­гового земледелия в России. В районе торгового зернового хозяйства (Новороссия, За­волжье) мы видим чрезвычайно быстрый рост сбора зерновых хлебов; в 1864—1866 годах эти губернии стояли позади центральных черноземных, имея только 2,1 четверти чистого сбора на душу населения; в 1883—1887 годах эти губернии были впереди цен­тра, имея чистый сбор по 3,4 четверти на душу. Расширение посевов, вот что всего бо­лее характерно для этого района в пореформенную эпоху. Очень часто обработка земли здесь самая примитивная — все внимание устремлено исключительно на запашку как можно большей площади. Здесь складывалось во второй половине XIX века нечто по­добное американским «пшеничным фабрикам». По величине посева (доходившей у крестьян высших групп до 271 дес. на двор) вполне можно судить о размере и типе хо­зяйства. В другом районе — в промышленном и, в частности, подстоличном — о по­добном расширении посевов не может быть и речи. Не торговое зерновое хозяйство, а торговое скотоводство является здесь особенно характерным. По числу десятин обра­батываемой земли или по числу рабочих лошадей здесь уже нельзя составить правиль­ного представления о хозяйстве. Гораздо более пригодным мерилом является число ко­ров (молочное хозяйство). Изменение севооборота, посев трав, а не расширение посе­вов составляет здесь характерный признак прогресса крупного хозяйства. Многоло­шадных дворов здесь меньше; может быть, даже уменьшение числа лошадей означает иногда прогресс хозяйства. Зато коровами здешние крестьяне богаче, чем в остальной России. Г-н Благовещенский по итогам земской статистики считал в среднем по 1,2 ко­ровы на двор;

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 123

в 18 уездах Петербургской, Московской, Тверской и Смоленской губерний имеем по 1,6, а в одной Петербургской — по 1,8 на двор . И торговый капитал и капитал, вкла­дываемый в производство, оперируют здесь преимущественно с продуктами скотовод­ства. Размер дохода зависит всего больше от числа молочных коров. Складываются «молочные фермы». Развивается наем земледельческих рабочих зажиточными крестья­нами; мы уже отмечали, что в промышленные губернии идут из оскуделого центра на земледельческие работы. Одним словом, те же самые общественно-экономические от­ношения проявляются здесь в совершенно иной форме, при агрикультурных условиях, непохожих на чисто земледельческие.

А если взять специальные культуры, напр., табаководство, или соединение земледе­лия с технической обработкой продуктов (винокурение, свекло-сахарное, маслобойное, картофельно-крахмальное и др. производства), то формы проявления предпринима­тельских отношений здесь окажутся непохожими ни на те, которые существуют при торговом зерновом хозяйстве, ни на те, которые складываются при торговом скотовод­стве. За мерило здесь придется взять либо количество специальных посевов, либо раз­мер того предприятия по технической обработке продуктов, которое связано с данным хозяйством.

Валовая статистика земледелия, имеющая дело только с размерами площадей или с количеством скота, далеко не учитывает всего этого разнообразия форм, и поэтому сплошь да рядом заключения, основанные только на справке с подобной статистикой, оказываются неверными. Рост торгового земледелия идет гораздо быстрее, влияние об­мена простирается шире, капитал преобразует сельское хозяйство гораздо глубже, чем можно думать по общим валовым цифрам и абстрактным средним.

VII

Подводим теперь итоги изложенному выше о сущности аграрного вопроса и аграр­ного кризиса в России к концу XIX века.

124__________________________ В. И. ЛЕНИН

В чем сущность этого кризиса? М. Шанин в брошюре «Муниципализация или раздел в собственность» (Вильна, 1907 г.) настаивает на том, что наш земледельческий кризис есть кризис агрикультурный, что самые глубокие корни его — необходимость поднятия техники земледелия, невероятно низкой в России, необходимость перехода к высшим системам полеводства и т. д.

Это мнение неверно, потому что оно слишком абстрактно. Необходимость перехода к высшей технике несомненна, но, во-первых, этот переход и происходил на деле после 1861 года в России. Как ни медленен прогресс, но совершенно бесспорно, что и поме­щичье и крестьянское хозяйство в лице зажиточного меньшинства переходили к траво­сеянию, к употреблению улучшенных орудий, к более систематическому и тщательно­му удобрению земли и т. д. А раз этот медленный прогресс земледельческой техники есть всеобщий процесс, идущий с 1861 года, то очевидно, что недостаточно еще ука­зать на него для объяснения всеми признаваемого обострения земледельческого кризи­са к концу XIX века. Во-вторых, обе формы «решения» аграрного вопроса, наметив­шиеся в жизни, и столыпинское решение его сверху, путем сохранения помещичьего землевладения и окончательного уничтожения общины, разграбления ее кулаками, — и крестьянское (трудовическое) решение снизу, путем уничтожения помещичьего земле­владения и национализации всей земли, оба эти решения по-своему облегчают переход к высшей технике, идут по линии агрикультурного прогресса. Только одно решение ба­зирует этот прогресс на ускорении процесса выталкивания крестьянской бедноты из земледелия, другое — на ускорении процесса вытеснения отработков путем уничтоже­ния крепостнических латифундий. Что крестьянская беднота «хозяйничает» на своей земле из рук вон плохо, это факт несомненный. Несомненно, значит, что если отдать ее земли на поток и разграбление кучке зажиточного крестьянства, то агрикультура под­нимается. Но точно так же несомненный факт и то,

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 125

что помещичьи земли, эксплуатируемые посредством отработков и кабалы, обрабаты­ваются из рук вон плохо, хуже надельных земель (припомните приведенные выше дан­ные: с надельных земель 54 пуда с 1 дес, с экономических 66, с находящихся в исполь­ной обработке 50, с арендованных погодно крестьянами 45). Отработочная система по­мещичьего хозяйства есть сохранение невероятно отсталых приемов земледелия, есть увековечение варварства и в агрикультуре и во всей общественной жизни. Несомненно, значит, что если вырвать все отработки с корнем, т. е. совершенно уничтожить (и при­том без выкупа) все помещичье землевладение, то агрикультура поднимется.

Следовательно, сущность аграрного вопроса и аграрного кризиса состоит не в том, чтобы устранить помехи поднятию агрикультуры, а в том, каким образом устранить эти помехи, какому классу и какими методами провести это устранение. А устранить поме­хи развитию производительных сил страны безусловно необходимо, не только в субъ­ективном смысле слова необходимо, но и в объективном, т. е. это устранение неизбеж­но, и никакие силы не в состоянии предотвратить его.

Ошибка М. Шанина, которую делают также очень многие писатели по аграрному вопросу, состоит в том, что он взял верное положение о необходимости поднятия зем­ледельческой техники слишком абстрактно, не учтя своеобразных форм сплетения кре­постнических и капиталистических черт в русском земледелии. Главной и основной помехой развитию производительных сил сельского хозяйства России являются пере­житки крепостничества, т. е. отработки и кабала прежде всего, затем крепостнические подати, неравноправность крестьянина, приниженность его перед высшим сословием и т. д. и т. д. Устранение этих пережитков крепостничества давно стало хозяйственной необходимостью, и кризис земледелия к концу XIX века обострился невероятно сильно именно потому, что процесс освобождения России от средневековья слишком затянул­ся, что отработки и кабала слишком долго «зажились». Они отмирали после 1861 года до того

126__________________________ В. И. ЛЕНИН

медленно, что новому организму потребовались насильственные способы быстрого очищения от крепостничества.

Каков этот новый хозяйственный организм русского земледелия? Это мы старались показать в предыдущем изложении особенно подробно, ибо на этот счет существуют особенно неправильные представления у экономистов либерально-народнического ла­геря. Новый хозяйственный организм, который вылезает у нас из крепостнической скорлупы, есть торговое земледелие и капитализм. Экономика помещичьего хозяйства, поскольку оно ведется не отработками, не кабалой надельного крестьянина, показывает с полнейшей ясностью капиталистические черты. Экономика крестьянского хозяйства — поскольку мы умеем заглянуть внутрь общины и посмотреть, что делается в жизни вопреки официальной уравнительности надельного землевладения — показывает нам опять-таки везде и повсюду чисто капиталистические черты. Рост торгового земледе­лия идет в России непрерывно, несмотря на все помехи, и это торговое земледелие не­избежно превращается в капиталистическое, хотя формы этого превращения в высшей степени разнообразны и видоизменяются в отдельных районах.

В чем должно состоять то насильственное устранение средневековой скорлупы, ко­торое стало необходимостью для дальнейшего свободного развития нового хозяйствен­ного организма? В уничтожении средневекового землевладения. Средневековым явля­ется в России до сих пор и помещичье землевладение и в значительной части также крестьянское. Мы видели, как новые экономические условия ломают эти средневеко­вые рамки и перегородки землевладения, заставляя бедного крестьянина сдавать свой исконный надел, заставляя зажиточного крестьянина составлять свое, сравнительно крупное, хозяйство из кусочков различных земель: и надельных, и купчих, и арендо­ванных у помещика. И на помещичьей земле разделение земель под отработками, под погодной крестьянской арендой, под экономическим посевом, показывает, что новые системы

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 127

хозяйства строятся вне рамок старого, средневекового, землевладения.

Уничтожить это землевладение можно сразу, решительно разорвав с прошлым. Та­кой мерой является национализация земли, которой и требовали, более или менее по­следовательно, все представители крестьянства в период 1905—1907 годов. Уничтоже­ние частной собственности на землю нисколько не изменяет буржуазных основ торго­вого и капиталистического землевладения. Нет ничего ошибочнее того мнения, будто национализация земли имеет что-либо общее с социализмом или даже с уравнительно­стью землепользования. Что касается социализма, то известно, что он состоит в унич­тожении товарного хозяйства. Национализация же есть превращение земли в собствен­ность государства, и такое превращение нисколько не затрагивает частного хозяйства на земле. Будет ли земля собственностью или «достоянием» всей страны, всего народа, от этого не меняется система хозяйства на земле, совершенно точно так же, как не ме­няется (капиталистическая) система хозяйства у зажиточного мужика, покупает ли он землю «навечно», арендует ли помещичью или казенную землю, «собирает» ли наделы опустившихся несостоятельных крестьян. Раз остается обмен, о социализме смешно и говорить. А обмен продуктов земледелия и средств производства совершенно не зави­сит от форм землевладения. (Замечу в скобках, что я излагаю здесь только экономиче­ское значение национализации, а не защищаю ее, как программу; такую защиту я дал в названной выше работе .)

Что касается уравнительности, то мы уже показали выше применение ее на деле при распределении надельной земли. Мы видели, что надельная земля распределяется внутри общины довольно уравнительно, лишь слегка подаваясь в сторону богатеев. Но от этой уравнительности остается в результате очень мало вследствие сдачи земли бед­нотой и концентрации аренды в руках богатеев. Ясно, что никакая уравнительность

См. Сочинения, 5 изд., том 16, стр. 271—304. Ред.

128__________________________ В. И. ЛЕНИН

землевладения не в силах устранить неравномерности действительного землепользова­ния, раз есть налицо имущественные различия между хозяевами и система обмена, обо­стряющая эти различия.

Экономическое значение национализации совсем не в том, где его сплошь да рядом ищут. Не в борьбе с буржуазными отношениями состоит оно (национализация — самая последовательная буржуазная мера, как давно показал Маркс73), а в борьбе с крепост­ническими отношениями. Пестрота средневекового землевладения тормозит хозяйст­венное развитие; сословные рамки мешают торговому обороту; несоответствие старого землевладения и нового хозяйства порождает острые противоречия; помещики благо­даря латифундиям затягивают существование отработков; крестьяне заперты точно в гетто, в надельном землевладении, рамки которого жизнь ломает на каждом шагу. На­ционализация сметает все средневековые отношения в землевладении дочиста, унич­тожает все искусственные перегородки на земле, делает землю действительно свобод­ной — для кого? для всякого гражданина? Ничего подобного. Свобода безлошадного крестьянина (т. е. 3 Ц миллионов дворов) состоит, как мы видели, в том, чтобы сдавать надельную землю. Земля становится свободной — для хозяина, для того, кто действи­тельно хочет и может обрабатывать ее так, как этого требуют современные условия хозяйства вообще и мирового рынка в частности. Национализация ускорила бы смерть крепостничества и развитие чисто буржуазного фермерства на свободной от всяческого средневекового хлама земле. Вот действительное историческое значение национализа­ции в России, как она сложилась к концу XIX века.

Что касается до другого, объективно не невозможного, пути расчистки землевладе­ния для капитализма, то он состоит, как мы видели, в ускоренном ограблении общины богатеями и в укреплении частной земельной собственности у зажиточного крестьянст­ва. Главный источник отработков и кабалы остается при этом незатронутым, помещи­чьи латифундии остаются. Ясно,

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 129

что такой способ расчистки пути для капитализма в неизмеримо меньшей степени обеспечивает свободное развитие производительных сил, чем первый. Раз сохраняются латифундии, неизбежно сохранение и кабального крестьянина, испольщины, мелкой погодной аренды, обработки «барских» земель крестьянским инвентарем, т. е. сохране­ние самой отсталой культуры и всего того азиатского варварства, которое называется патриархальным деревенским бытом.

Два, указанные мною, способа «решения» аграрного вопроса в развивающейся бур­жуазной России соответствуют двум путям развития капитализма в земледелии. Я на­зываю эти пути прусским и американским. Первый характеризуется тем, что средневе­ковые отношения землевладения не ликвидируются сразу, а медленно приспособляют­ся к капитализму, который надолго сохраняет в силу этого полуфеодальные черты. Прусское помещичье землевладение не разбито буржуазной революцией, а уцелело и стало основой «юнкерского» хозяйства, капиталистического в основе, но не обходяще­гося без известной зависимости сельского населения вроде Gesindeordnung и т. п. От этого социальное и политическое господство юнкеров упрочено на долгие десятилетия после 1848 года, и развитие производительных сил германского земледелия шло не­сравненно медленнее, чем в Америке. Там, наоборот, основой капиталистического зем­леделия послужило не старое рабовладельческое хозяйство крупных помещиков (граж­данская война разбила рабовладельческие экономии), а свободное хозяйство свободно­го фермера на свободной земле, свободной от всех средневековых пут, от крепостниче­ства и феодализма, с одной стороны, а с другой стороны, и от пут частной собственно­сти на землю. Земли раздавались в Америке из ее громадного земельного запаса за но­минальную плату, и лишь на новой, вполне капиталистической основе развилась там теперь частная собственность на землю.

- Устава о челяди. Ред.

130__________________________ В. И. ЛЕНИН

Оба эти пути капиталистического развития вполне ясно обрисовались в России по­сле 1861 года. Несомненен прогресс помещичьего хозяйства, причем медленность этого прогресса не случайна, а неизбежна, пока сохраняются пережитки крепостничества. Несомненно также, что чем свободнее крестьянство, чем меньше давят на него остатки крепостного права (на юге, например, есть все эти благоприятные условия), наконец, чем лучше в общем и целом обеспечено крестьянство землей, тем сильнее разложение крестьянства, тем быстрее идет образование класса сельских предпринимателей-фермеров. Весь вопрос дальнейшего развития страны сводится к тому, какой же из этих путей развития возьмет окончательно верх над другим, и, соответственно этому, какой класс проведет необходимое и неизбежное преобразование: старый ли барин-землевладелец или свободный крестьянин-фермер.

У нас думают нередко, что национализация земли означает изъятие земли из торго­вого оборота. На этой точке зрения безусловно стоит большинство передовых крестьян и идеологов крестьянства. Но такой взгляд в корне ошибочен. Как раз наоборот. Част­ная собственность на землю является помехой свободному приложению капитала к земле. Поэтому при свободной аренде земли у государства (а к этому сводится сущ­ность национализации в буржуазном обществе) земля сильнее втягивается в торговый оборот, чем при господстве частной поземельной собственности. Свобода приложения капитала к земле, свобода конкуренции в земледелии гораздо больше при свободной аренде, чем при частной собственности. Национализация земли, это — так сказать, лендлордизм без лендлорда. А что значит лендлордизм в деле капиталистического раз­вития земледелия, об этом замечательно глубоко рассуждает Маркс в «Теориях приба­вочной стоимости». Я привел его рассуждение в названной выше работе об аграрной программе, но позволю себе ввиду важности вопроса повторить его здесь еще раз .

См. Сочинения, 5 изд., том 16, стр. 249—253. Ред.

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 131

В параграфе об исторических условиях теории ренты Рикардо («Theorien über den Mehrwert». П. Band, 2. Teil, Stuttgart, 1905, S. 5—7 ) Маркс говорит, что Рикардо и Ан­дерсон «исходят из воззрения, кажущегося очень странным на континенте». Именно: они предполагают, что «не существует вовсе поземельной собственности, как помехи любому применению капитала к земле». На первый взгляд, это — противоречие, пото­му что как раз в Англии феодальная поземельная собственность считается в особенно­сти полно сохранившейся. Но Маркс объясняет, что именно в Англии капитал «рас­правлялся так беспощадно с традиционными земледельческими порядками, как нигде на свете». В этом отношении Англия «самая революционная страна в мире». «Все ис­торически унаследованные распорядки там, где они противоречили условиям капита­листического производства в земледелии или не соответствовали этим условиям, были беспощадно сметены: не только изменено расположение сельских поселений, но смете­ны сами эти поселения; не только сметены жилища и места поселения сельскохозяйст­венного населения, но и само это население; не только сметены исконные центры хо­зяйства, но и само это хозяйство. У немцев, — продолжает Маркс, — экономические распорядки оказались определены традиционными отношениями общинных земель (Feldmarken), расположением хозяйственных центров, известными местами скопления населения. У англичан исторические распорядки земледелия оказались постепенно соз­даны капиталом, начиная с XV века. Английское техническое выражение «clearing of estates» («чистка земель») не встречается ни в одной континентальной стране. А что оз­начает это clearing of estates? Оно означает, что не считались совершенно ни с оседлым населением — его выгоняли; ни с существующими деревнями — их сравнивали с зем­лей; ни с хозяйственными постройками — их отдавали на слом; ни с данными видами сельского хозяйства — их меняли

- «Теории прибавочной стоимости». II том, 2 часть, Штутгарт, 1005, стр. 5—7.74 Ред.

132__________________________ В. И. ЛЕНИН

одним ударом, превращая, напр., пахотные поля в выгон для скота; одним словом, не принимали всех условий производства в том виде, как они существовали но традиции, а исторически создавали эти условия в такой форме, чтобы они отвечали в каждом дан­ном случае требованиям самого выгодного приложения капитала. Постольку, следова­тельно, действительно не существует собственности на землю, ибо эта собственность предоставляет капиталу — фермеру — хозяйничать свободно, интересуясь исключи­тельно получением денежного дохода. Какой-нибудь померанский помещик» (Маркс имеет в виду Родбертуса, теорию ренты которого он опровергает блестяще и детально в данном сочинении), «у которого в голове только и есть, что стародедовские общинные земли, центры хозяйства, коллегия землевладения и т. п., может поэтому в ужасе вспле­скивать руками по поводу «неисторического» воззрения Рикардо на развитие земле­дельческих отношений». На самом же деле «английские условия — единственные ус­ловия, в которых адекватно (с идеальным совершенством) развилась современная соб­ственность на землю, т. е. собственность на землю, видоизмененная капиталистическим производством. Английская теория (т. е. теория ренты Рикардо) является в этом пункте классической для современного, т. е. капиталистического, способа производства».

В Англии эта чистка земли шла в революционных формах с насильственной ломкой крестьянского землевладения. Ломка старины, отжившей свое время, абсолютно неиз­бежна и в России, но девятнадцатый век (да и первые 7 лет двадцатого) не решили еще вопроса о том, какой класс и в какой форме произведет необходимую для нас ломку. Мы показали выше, какова основа распределения земли в России в настоящее время. Мы видели, что 10 /г миллионам крестьянских дворов с 75 миллионами десятин земли противостоят 30 000 владельцев латифундий с 70 миллионами десятин. Один из воз­можных исходов борьбы, которая не может не разгораться на такой почве, состоит в том, что землевладение десяти миллионов дворов почти

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 133

удвоится, а землевладение верхних тридцати тысяч исчезнет. Рассмотрим этот возмож­ный исход чисто теоретически, с точки зрения того, как сложился аграрный вопрос в России к концу XIX века. Каковы должны были бы быть результаты такой перемены? С точки зрения отношений землевладения очевидно, что средневековое надельное и средневековое помещичье землевладение были бы перетасованы заново. Старина была бы сметена дотла. В отношениях землевладения не осталось бы ничего традиционного. Какая же сила определила бы новые отношения землевладения? «Принцип» уравни­тельности? Так склонен думать передовой крестьянин, затронутый народнической идеологией. Так думает народник. Но это иллюзия. В общине признанный законом и освященный обычаем «принцип» уравнительности ведет на деле к приспособлению землевладения к различиям в имущественной состоятельности. И на основании этого экономического факта, тысячекратно подтверждаемого и русскими данными и запад­ноевропейскими, мы утверждаем, что надежда на уравнительность разлетелась бы как иллюзия, а перетасовка землевладения осталась бы как единственный прочный ре­зультат. Велико ли значение такого результата? Чрезвычайно велико, ибо никакая иная мера, никакая иная реформа, никакое иное преобразование не могли бы дать таких полных гарантий наиболее быстрого, широкого и свободного прогресса земледельче­ской техники в России и исчезновения из нашей жизни всех следов крепостничества, сословности, азиатчины.

Прогресс техники? — возразят нам, пожалуй. Но не показано ли выше точными дан­ными, что помещичье хозяйство стоит выше крестьянского хозяйства и по травосея­нию, и по употреблению машин, и по удобрению, и по качеству скота, конечно, и т. д.? Да, это показано, и факт этот совершенно несомненен. Но не надо забывать, что все эти различия в хозяйственной организации, технике и проч. суммируются в урожайности. А мы видели, что урожаи с помещичьих земель, находящихся в испольной и т. п. обра­ботке у крестьян, ниже урожаев на надельной земле. Вот какое

134__________________________ В. И. ЛЕНИН

обстоятельство почти всегда забывают, говоря об агрикультурном уровне помещичьего и крестьянского хозяйства в России! Помещичье хозяйство стоит выше, поскольку оно ведется капиталистически. И вся суть в том, что это «поскольку» к концу XIX века ос­тавило отработки преобладающей в нашем центре системой хозяйства. Поскольку на помещичьих землях хозяйничает и теперь своими стародедовскими орудиями, спосо­бами и т. д. кабальный крестьянин, постольку помещичье землевладение есть главная причина отсталости и застоя. Перемена в землевладении, обсуждаемая нами, подняла бы урожай с испольных и арендованных земель (теперь этот урожай — см. цифры вы­ше — 50 и 45 пуд. при 54 пуд. на надельной земле и 66 пуд. на владельческих посевах). Если бы даже этот урожай поднялся только до уровня урожая с надельных земель, то и тогда шаг вперед был бы громадный. Но понятно само собой, что и урожай с надель­ных земель поднялся бы как вследствие освобождения крестьянина от гнета крепост­нических латифундий, так и в силу того, что надельные земли стали бы тогда, подобно всем остальным землям государства, свободными землями, одинаково доступными (не всем гражданам, а гражданам с земледельческим капиталом, т. е. —) фермерам.

Этот вывод вытекает вовсе не из данных об урожайности, взятых нами. Напротив, эти данные взяты лишь для наглядной иллюстрации вывода, вытекающего из всей со­вокупности данных об эволюции русского помещичьего и крестьянского хозяйства. Чтобы опровергнуть этот вывод, надо опровергнуть тот факт, что история русского земледелия во второй половине XIX века есть история смены крепостнических произ­водственных отношений буржуазными.

Если держаться данных о числе крестьянских хозяйств в настоящее время, то может получиться впечатление, что рассматриваемое нами аграрное преобразование повело бы к чрезвычайному раздроблению земледелия. Помилуйте, тринадцать миллионов хо­зяйств на 280 миллионах десятин! разве это не чудовищное распыление? Мы ответим на это: ведь это теперь

__________________ АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 135

мы видим такое безмерное распыление, ибо теперь тринадцать миллионов хозяйств хозяйничают на меньшей площади, чем 280 млн. дес. ! Следовательно, перемена, инте­ресующая нас, ни в каком случае не внесла бы ухудшения в рассматриваемом отноше­нии. Мало того. Мы ставим дальше вопрос, есть ли основание думать, что общее число хозяйств останется при этой перемене прежним? Обыкновенно смотрят именно так под влиянием народнических теорий и мнений самих крестьян, которые всеми помыслами тянут к земле и способны мечтать даже о превращении промышленных рабочих в мел­ких земледельцев. Несомненно, некоторое число русских промышленных рабочих в конце XIX века стоят и сами на этой крестьянской точке зрения. Но вопрос в том, верпа ли эта точка зрения? соответствует ли она объективным хозяйственным условиям и ходу экономического развития? Достаточно поставить ясно этот вопрос, чтобы увидеть, что крестьянский взгляд определяется отживающим и безвозвратным прошлым, а не нарастающим будущим. Крестьянский взгляд неверен. Он представляет из себя идеоло­гию вчерашнего дня, а экономическое развитие на деле ведет не к увеличению, а к уменьшению земледельческого населения.

Перемена в отношениях землевладения, рассматриваемая нами, не уничтожит и не может уничтожить этого процесса уменьшения доли земледельческого населения, про­цесса, общего всем странам развивающегося капитализма. Каким образом могла бы эта перемена, спросят меня, пожалуй, повлиять на уменьшение земледельческого населе­ния, раз доступ к земле стал бы свободен для всех? Я отвечу на это цитатой из одной думской речи крестьянского депутата (Полтавской губернии), г. Чижевского. В заседа­нии 24 мая 1906 года он говорил: «У нас крестьяне, те же выборщики, которые посыла­ли нас сюда, производили, например, такой расчет: «Если бы мы были немного богаче и если бы каждая наша семья могла пять-шесть рублей в год расходовать на сахар, — в каждом из тех уездов, где возможно производство свеклы,

136__________________________ В. И. ЛЕНИН

возникло бы несколько сахарных заводов, в добавление к тем, которые существуют те­перь». Совершенно естественно, что если бы эти заводы возникли, какая масса рук по­требовалась бы для хозяйства при его интенсификации! Увеличилось бы производство сахарных заводов и т. д.» («Стенографические отчеты», стр. 622).

Это — чрезвычайно характерное признание местного деятеля. Если бы спросить его мнение о значении аграрного преобразования вообще, он, наверное, высказал бы на­роднические взгляды. Но раз вопрос встал не о «мнениях», а о конкретных последстви­ях преобразования, капиталистическая правда сразу взяла верх над народнической утопией. Ибо то, что сказали крестьяне своему депутату г. Чижевскому, есть именно капиталистическая правда, правда капиталистической действительности. Рост числа сахарных заводов и производительности их действительно был бы громаден при вся­ком сколько-нибудь серьезном улучшении положения массы мелких земледельцев; и само собою понятно, что не только свеклосахарное производство, но все отрасли обра­батывающей промышленности: текстильная, железоделательная, машиностроительная, строительная вообще и проч. и проч., получили бы громадный толчок, потребовали бы «массы рук». И эта экономическая необходимость оказалась бы сильнее всех прекрас­ных упований и мечтаний об уравнительности. Три с четвертью миллиона безлошад­ных дворов не станут «хозяевами» ни от какого аграрного преобразования, ни от каких перемен в землевладении, ни от какого «наделения землей». Эти миллионы дворов (да и не малая часть однолошадных) маются, как мы видели, на своих кусочках земли, сдают свои наделы. Американское развитие промышленности неминуемо отвлекло бы большинство таких безнадежных в капиталистическом обществе хозяев от земледелия, и никакое «право на землю» не в силах будет помешать этому отвлечению. Тринадцать миллионов мелких хозяев с самым жалким, нищенским и устарелым инвентарем, ковы­ряющих и свою надельную и барскую землю, это — действительность сегодняшнего дня; это — искус-

АГРАРНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ К КОНЦУ XIX ВЕКА_________________ 137

ственное перенаселение в земледелии, искусственное в смысле насильственного удер­жания тех крепостнических отношений, которые давно пережили себя и не могли бы продержаться ни одного дня без экзекуций, расстрелов, карательных экспедиций и т. п. Всякое серьезное улучшение в положении массы, всякий серьезный удар крепостниче­ским пережиткам неминуемо подорвали бы это перенаселение деревни, усилили бы в громадных размерах (идущий медленно и теперь) процесс отвлечения населения от земледелия к промышленности, уменьшили бы число хозяйств с 13 миллионов до го­раздо более низкой цифры, повели бы Россию вперед по-американски, а не по-китайски, как теперь.

Аграрный вопрос в России к концу XIX века поставил на разрешение общественным классам задачу: покончить с крепостнической стариной и очистить землевладение, очистить всю дорогу для капитализма, для роста производительных сил, для свободной и открытой борьбы классов. И эта же борьба классов определит, каким образом будет решена эта задача.

1 июля нов. ст. 1908 г.

138

О НЕКОТОРЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОГО РАСПАДА

Нам неоднократно приходилось отмечать идейный и организационный распад спра­ва, в лагере буржуазных демократов и социалистических оппортунистов, распад, неиз­бежный — в период разгула контрреволюции — среди партий и течений с преоблада­нием мелкобуржуазной интеллигенции. Но картина распада была бы неполна, если бы мы не остановились и на распаде «слева», в лагере мелкобуржуазных «социалистов-революционеров».

Конечно, выражение «слева» можно употребить здесь только в очень и очень услов­ном смысле, для характеристики тех, кто склонен играть в левизну. Мы уже не раз ука­зывали в «Пролетарии», что именно период русской революции в ее наибольшем подъ­еме обнаружил особенно наглядно в открытой, массовой, политике всю неустойчи­вость, непрочность, всю беспринципность эсеровского «революционализма». Доста­точно напомнить только крупнейшие события. Осенний подъем 1905 года: эсеры в тай­ном блоке с энесами, которые тянут к легальной «народно-социалистической партии». Съезд партии с.-р. в декабре 1905 г. отвергает «план» образования подобного двойника эсерской партии, но в весенний и летний подъем 1906 года мы видим опять эсеров в ежедневных газетах, т. е. на главной трибуне всенародной агитации, идущими в блоке с энесами. Эти последние открыто отказываются от революции осенью 1906 г., после по­ражения Свеаборга

__________________ О НЕКОТОРЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОГО РАСПАДА_________________ 139

и Кронштадта , открыто выступают, как оппортунисты, и, тем не менее, выборы во II Думу в Петербурге (весна 1907 года) опять возрождают «народнический блок» эсеров, энесов и трудовиков. Одним словом, революция вполне и окончательно вскрыла отсут­ствие сколько-нибудь определенной классовой опоры у партии с.-р., свела ее на деле к роли придатка, крыла мелкобуржуазной крестьянской демократии, заставила ее коле­баться постоянно между словесным революционным порывом и энесовско-трудовической дипломатией. Выделение максималистов, которые все время в течение революции выделялись и не могли выделиться из эсеров окончательно, только под­тверждало классовую неустойчивость народнической революционности. Эсеровскому центру, «чистым» эсерам — писали мы еще в № 4 «Пролетария», в статье «Эсеровские меньшевики», — ничего не остается, как защищаться заимствуемыми у марксистов до­водами от обоих «новых» направлений в эсерстве . Если социал-демократы вышли из революции, окончательно сплотив с собой один определенный класс, именно пролета­риат, и отчеканив два течения, свойственные всей международной социал-демократии, оппортунистическое и революционное, то социалисты-революционеры вышли из рево­люции без всякой прямой базы, без всякой определенной межи, способной отделить их, с одной стороны, от трудовиков и энесов, связанных с массой мелких хозяйчиков, с другой стороны, от максималистов, как интеллигентской террористической группы.

И теперь, после исчезновения — может быть, временного — максимализма, мы ви­дим возобновление родственного ему течения в новом костюме. Газетка «Революцион­ная Мысль»76 (№1 — апрель 1908, №2 — июнь), орган «группы социалистов-

центрального органа, «Знамени Труда» , и провозглашает «пересмотр нашего (т. е.

революционеров», отгораживает себя от «официального органа партии с.-р.», т. е. от центрального органа, «Знамени Труда»77, и провс эсерского) теоретического миросозерцания, наших

См. Сочинения, 5 изд., том 13, стр. 398—399. Ред.

140__________________________ В. И. ЛЕНИН

эсерских методов борьбы и организации». Конечно, весь этот «пересмотр», вся эта «критическая творческая работа», обещанная новой газетой, есть чистейшая фраза. На деле ни о каком пересмотре теории нет и не может быть речи, ибо нет у новой газеты никакого теоретического миросозерцания, а есть только перепев на тысячу ладов при­зывов к террору, да неуклюжее, неумелое, наивное приспособление к этому якобы но­вому, а на деле старому и очень старому приему взглядов на революцию, на массовое движение, на значение партий вообще и т. д. Поразительное убожество такого «теоре­тического» багажа бьет в глаза при сопоставлении с велеречивыми обещаниями пере­смотра, критики и творчества. Полная спутанность теоретических взглядов и у «ново­го» и у «старого» направления в эсерстве выступает тем более ярко, что «Революцион­ная Мысль» сама подчеркивает «эволюцию, происходящую во взглядах руководителей официального органа партии с.-р.» — эволюцию, состоящую в усиленнейшем подчер­кивании «систематического центрального политического террора» для «ускорения со­бытий». Это — цитата из №8 «Знамени Труда». А в № 10—11 (февраль — март 1908 г.) мы встречаем совершенно такие же речи о «напряжении усилий всей партии» на «центральном политическом терроре», о необходимости найти на это «крупные де­нежные средства», причем тут же рядом делается «тонкий намек» на возможный ис­точник этих средств: «все партии, — пишет «Знамя Труда», стр. 7—8, — вплоть до ка­детов и мирнообновленцев, воспользуются ближайшими плодами этой деятельности. И потому партия вправе рассчитывать на самую широкую общественную помощь в этой своей борьбе».

Читатель видит, что нового в речах новой газеты нет ничего. Она характерна только с той стороны, что дает поучительный материал для оценки распада, прикрытого «ле­выми» и якобы революционными фразами. Меньшевики в «Голосе Социал-Демократа» (№ 1) оправдывают сборы денежных средств с либералов известной политической со­лидарностью целей. Эсеры

__________________ О НЕКОТОРЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОГО РАСПАДА_________________ 141

в «Знамени Труда» говорят кадетам и мирнообновленцам: вы же воспользуетесь пло­дами. Крайности сходятся. Мелкобуржуазный оппортунизм и мелкобуржуазная рево­люционность одинаково «поглядывают» — хотя с разных сторон — на кадетов и мир-нообновленцев. И не только в этом сходятся указанные крайности. Разочарованность вынесена из революции и меньшевиками и «революционными» народниками. Махнуть рукой на партийность, на старые партийные традиции, на революционную массовую борьбу готовы те и другие. «Ошибка, общая почти всем революционным партиям, — пишет «Революционное Недомыслие», — ошибка, сыгравшая пагубную роль в пережи­ваемом ныне кризисе, заключается в преувеличенной вере в возможность и необходи­мость массового народного восстания»... «Жизнь не оправдала ожидания партии». На­прасно, видите ли, строили социалисты-революционеры «социалистическую програм­му по марксистскому шаблону», строили «представление о революции в отождествле­нии ее с массовым движением и массовым восстанием, вызываемым экономическими потребностями, правда, делая поправку на инициативное меньшинство». Надо, вместо поправок, развить «теорию и практику активного действия инициативного меньшинст­ва» (№ 1, стр. 6—7). Надо превозносить значение «непосредственного чувства, которое охватывает революционера, и идеалов, которые его одухотворяют» (№ 2, стр. 1), а тео­ретические вопросы, философия, научный социализм, это все пустяки, по мнению «но­вых» социально-революционных обскурантов. «Есть ли надежда на вооруженное вос­стание в более или менее ближайшем (так и сказано: «в более или менее ближайшем») будущем?» — спрашивает «Революционное Недомыслие» и отвечает: «В этом все со­гласны: нет такой надежды» (№ 2, стр. 2). Вывод: в России «политический переворот не может быть произведен иначе, как революционным меньшинством» (стр. 7). «Причины неудачи революционных партий за последние три года не были случайными и зависе­ли, на наш взгляд, не только от объективных условий и не только от тактических

142__________________________ В. И. ЛЕНИН

ошибок, а лежали также в самой концепции их организации» (стр. 10): революционеры ставили себе, видите ли, «невыполнимые задачи» действительно руководить массами; социал-демократы смущали эсеров и побуждали их, в ущерб настоящему делу — тер­рористической борьбе — думать об организации крестьянства и подготовке его к все­общему вооруженному восстанию (стр. 11). Крайняя централизация партий — «гене­ральство» — «дух авторитарности» (стр. 12) — вот зло. «В большой сильной партии революционеры видели единственное средство и залог достижения поставленной цели, не замечая ни практической невозможности, при наших русских условиях, создать та­кую партию, ни всех ее темных сторон» (стр. 12).

Кажется, довольно! Какой хаос мысли царит в «Революционной Мысли», какой об­скурантизм она проповедует, на каком пошлом обывательском отчаянии, малодушии и разочарованности после первых трудностей дела строится якобы революционная про­грамма, — об этом не стоит тратить слов. Приведенные цитаты говорят сами за себя.

Но пусть не думает читатель, что подобные рассуждения — просто вздор, случайно выболтанный неведомой и незначительной группкой. Нет, такой взгляд был бы ошибо­чен. Тут есть своя логика, логика разочарованности в партии и в народной революции, разочарованности в способности масс к непосредственной революционной борьбе. Это — логика интеллигентской взвинченности, истеричности, неспособности к выдержан­ной, упорной работе, неуменья применить основные принципы теории и тактики к из­менившимся обстоятельствам, неуменья вести пропагандистскую, агитационную и ор­ганизационную работу при условиях, резко отличных от тех, которые мы пережили не­давно. Вместо того, чтобы направить все усилия на борьбу с обывательским развалом, проникающим не только в высшие, но и низшие классы, вместо того, чтобы крепче сплачивать разрозненные партийные силы на отстаивании испытанных революционных принципов, вместо этого неуравновешенные люди, оторванные от

__________________ О НЕКОТОРЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОГО РАСПАДА_________________ 143

классовой опоры в массах, выкидывают за борт все, чему они учились, и провозглаша­ют «пересмотр», т. е. возврат к старенькому хламу, к революционному кустарничеству, к раздробленной деятельности группок. Никакой героизм этих группок и отдельных лиц в террористической борьбе не изменит того, что деятельность их, как людей пар­ тии, есть проявление распада. И чрезвычайно важно усвоить себе ту истину, — под­тверждаемую опытом всех стран, переживших поражения революции, — что одна и та же психология, одна и та же классовая особенность, напр., мелкой буржуазии, проявля­ется и в унынии оппортуниста и в отчаянии террориста.

«Все согласны, что нет надежды на вооруженное восстание в более или менее бли­жайшем будущем». Подумайте над этой хлесткой и шаблонной фразой. Люди, очевид­но, никогда не задумывались над объективными условиями, порождающими сначала широкий политический кризис, а потом, при обострении этого кризиса, гражданскую войну. Люди заучили наизусть «лозунг» вооруженного восстания, не поняв значения и условий применимости этого лозунга. Поэтому так легко и бросают они непродуман­ные, на веру взятые, лозунги после первых же поражений революции. А если бы эти люди ценили марксизм, как единственную революционную теорию XX века, если бы они поучились истории русского революционного движения, то они увидели бы разли­чие между фразой и развитием действительно революционных лозунгов. Социал-демократы не ставили «лозунга» восстания ни в 1901 г., когда демонстрации заставили Кричевского и Мартынова закричать о «штурме», ни в 1902 и 1903 гг., когда покойный Надеждин обозвал план старой «Искры» «литературщиной». Лозунг восстания поста­вили только после 9-го января 1905 г., когда ни единому человеку нельзя уже было со­мневаться в том, что общенациональный политический кризис разразился, что он обо­стряется в непосредственном движении масс не по дням, а по часам. И в несколько ме­сяцев этот кризис довел до восстания.

144__________________________ В. И. ЛЕНИН

Какой урок вытекает из этого? Тот, что мы должны теперь внимательно следить за подготовляющимся новым политическим кризисом, учить массы урокам 1905 г., неиз­бежности перехода всякого острого кризиса в восстание и укреплять организацию, ко­торая бросит этот лозунг в момент наступления кризиса. Ставить же вопрос так: «есть ли надежда в ближайшем будущем?» бесплодно. Положение дел в России таково, что ни один сколько-нибудь вдумчивый социалист не отважится на предсказания. Все, что мы знаем и что можем сказать, сводится к тому, что без пересоздания аграрных отно­шений, без полной ломки старого земельного строя Россия жить не может, а жить она будет. Борьба идет из-за того, удастся ли Столыпину по-помещичьи совершить эту ломку, или крестьяне под руководством рабочих сами произведут ее так, как им это вы­годно. Дело социал-демократов — внедрить в массы ясное понимание этой экономиче­ской основы нарастающего кризиса и воспитывать серьезную партийную организацию, которая бы помогла народу усвоить богатые уроки революции и способна была руково­дить им в борьбе, когда созреют зреющие силы для новой революционной «кампании».

Но этот ответ, конечно, покажется «неопределенным» для людей, которые смотрят на «лозунги» не как на практический вывод из классового анализа и учета определен­ного исторического момента, а как на талисман, раз навсегда данный партии или на­правлению. Таким людям непонятно, что неуменье сообразовать свою тактику с разли­чиями определившихся вполне и неопределенных моментов есть результат политиче­ской невоспитанности и узости кругозора. Укреплять организацию! Наши герои рево­люционного «визга» презрительно морщат нос по поводу такой скромной, невинной задачи, не обещающей «сейчас», немедленно, завтра же, никакого шума и треска. «Жизнь не оправдала ожидания партии». И это говорится после 3-х лет революции, давшей невиданное в мире подтверждение роли и значения сильных партий! Именно русская революция в первом же своем периоде показала, что можно даже при плевен-ских порядках78 создать пар-

__________________ О НЕКОТОРЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОГО РАСПАДА_________________ 145

тию, действительно способную руководить классами. Весной 1905 г. наша партия была союзом подпольных кружков; осенью она стала партией миллионов пролетариата. «Сразу» это стало так, господа, или десятилетие медленной, упорной, невидной и не­шумной работы подготовили и обеспечили такой результат? И если в такой момент, как переживаемый нами, гг. официальные и неофициальные эсеры ставят на первый план цареубийство, а не создание в крестьянской массе партийной организации, спо­собной выковать нечто более прочное, идейное, твердое и выдержанное из киселеоб­разной революционности трудовичества, как течения, — то мы скажем, что народниче­ский социализм в России умирает, что он уже умер давно, что его вожди чувствуют смутно свой «крах», как народников, за первую же кампанию народной революции.

Мы не ждали от крестьян способности к руководящей или даже самостоятельной роли в революции, и мы не падем духом от неудачи первой кампании, показавшей гро­мадную распространенность революционно-демократических, хотя крайне смутных и хлюпких идей в крестьянстве. И мы сумеем работать опять так же выдержанно и упор­но, как работали до революции, чтобы не порвалась партийная традиция, чтобы укре­пилась партия и могла руководить во вторую кампанию не 2—3 миллионами пролета­риев, а впятеро, вдесятеро большим числом. Вы не верите в эту задачу? вам скучна она? Скатертью дорога, почтеннейшие: вы не революционеры, вы просто крикуны!

И так же по-кликушески ставит ваш официальный орган вопрос об участии в III Ду­ме . В номере 10—11

Подробный разбор эсеровского бойкотизма см. в № 18 «Пролетария» — статья о «Парламентском кретинизме наизнанку». Уже осенью 1907 г. эсеры, взывая как будто к действительно революционной бойкотистской традиции, на деле опошляли эту традицию, сводили ее на нет, подменяя революционный бойкот-нападение жалким и бессильным «отказом участвовать»... Уже тогда они заверяли доверчивую публику, что «повернуться спиной» к реакционной Думе значит-де нанести «крупное моральное» пора­жение правительству и сделать «первый серьезный шаг к перемене общей политической картины».

И тогда же был уже вскрыт нами истинный характер этой «революционной риторики... господ, не стесняющихся ради наивной партийной рекламы вносить путаницу в головы масс».

146__________________________ В. И. ЛЕНИН

«Знамени Труда» один кликуша издевается над ошибками наших с.-д. депутатов III Думы и восклицает по поводу их заявлений: «Кто знает об этих заявлениях, об этих го­лосованиях и воздержаниях?» (стр. 11).

Мы скажем на это: да, наши с.-д. депутаты в III Думе делали много ошибок. И имен­но этот пример, который угодно было взять эсерам, показывает различие в отношении к делу рабочей партии и интеллигентской группы. Рабочая партия понимает, что в пери­од политического затишья и распада неизбежно проявление этого распада и на думской фракции, которая у нас в III Думе еще меньше, чем во второй, могла сосредоточить наиболее крупные партийные силы. Поэтому рабочая партия критикует и исправляет ошибки своих депутатов; каждая организация, обсудив каждую речь и придя к выводу, что такое-то и такое заявление или выступление есть ошибка, дает материал для поли­тического выступления масс. Не беспокойтесь, гг. эсеры: в момент обострения полити­ческого кризиса наша фракция и уже во всяком случае члены нашей думской фракции сумеют выполнить свой долг. А наша критика их ошибок делается гласно, открыто пе­ред массами. Из этой критики учатся депутаты, учатся классы, учится партия, которая видывала трудные времена и знает, что не кликушеством, а только упорной и стойкой работой всех организаций можно выйти с честью из тяжелого положения. «Пролета­рий», как заграничная газета, сознавал свою обязанность осторожно давать советы из­далека, но и он предлагал открыто меры к улучшению работы фракции. Наша открытая партийная критика в дополнении к работе фракции достигает того, что массы знают и думские заявления и характер партийных поправок к ним. А не уметь ценить думского слова в такие моменты, когда партийные организации и партийная печать переживают большой распад, значит проявлять безмерное интеллигентское легкомыслие.

Гг. эсеры не понимают значения открытых социалистических выступлений при пря­мой критике и исправлении их в партийных органах их. Гг. эсеры предпо-

__________________ О НЕКОТОРЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОГО РАСПАДА_________________ 147

читают замалчивать ошибки своих деятелей: об этом напомнил еще раз номер 10—11 «Знамени Труда», обругав нас за «пошлые» заявления о кадетолюбии Гершуни. Мы давно уже сказали свое мнение по этому вопросу и не стали бы повторять его непре­менно теперь, вскоре после смерти истерзанного царскими палачами человека, который своей преданностью революционной организации заслужил себе глубокое уважение. Но если гг. эсерам угодно было поднять вопрос, — мы дадим ответ. Кроме брани, вы не можете ничем ответить нам, господа, не можете сказать прямо и открыто, кто из вас одобряет и не одобряет позиции Гершуни на февральском (1907 г.) съезде партии с.-р. Вы не можете ответить по существу и вскрыть ошибки своих вождей, число их сторон­ников и т. д., потому что вы не имеете партии, не цените воспитания масс на открытой критике лиц, заявлений, направлении и оттенков.

Рабочий класс сумеет воспитать и закалить свои организации, открыто критикуя своих представителей. Не сразу, не без трений, не без борьбы и не без труда, но мы ре­шим поставленную перед нами трудным поворотом событий трудную задачу: соеди­нить открытые думские выступления с партийной нелегальной деятельностью. В реше­нии этой задачи скажется зрелость партии, пережившей первую кампанию революции, — в решении этой задачи будет дана одна из гарантий того, что во вторую кампанию пролетариат сумеет под руководством социал-демократии более умело и более спло­ченно бороться и более решительно побеждать.

«Пролетарий» № 32, Печатается по тексту

(15) 2 июля 1908 г. газеты «Пролетарий»

См. Сочинения, 5 изд., том 16, стр. 159—166. Ред.

148

АГРАРНАЯ ПРОГРАММА СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ В РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ79

АВТОРЕФЕРАТ

Исполняя просьбу польских товарищей, я попытаюсь изложить здесь вкратце со­держание моей книги, носящей вышеприведенное название, которая была написана в ноябре 1907 г. и не вышла до сих пор по независящим от меня обстоятельствам .

В первой главе этой книги я рассматриваю «экономические основы и сущность аг­рарного переворота в России». Сопоставляя новейшие (относящиеся к 1905 г.) данные о землевладении в России и определяя, в круглых цифрах, земельный фонд во всех 50 губерниях Европейской России в 280 млн. десятин, я получаю в результате нижесле­дующую картину распределения всей земельной собственности, надельной и частно­владельческой:

а) разоренное крестьянство, задавленное
крепостнической эксплуатацией................

б) среднее крестьянство.....................................

в) крестьянская буржуазия и капиталистич.
землевладение..................................................

г) крепостнические латифундии......................

 

Число

Число десятин

Средн. на

владений

земли

1 влад. дес

миллионах)

 

10,5

75,0

7,0

1,0

15,0

15,0

1,5

70,0

48,7

0,03

70,0

2 333,0


Всего 13,03 230,0 17,6

Не распределено по владениям....................... — 50,0 —

Итого 13,03 280,0 21,4

См. Сочинения, 5 изд., том 16, стр. 193—413. Ред.

________________ АГРАРНАЯ ПРОГРАММА С.-Д. В РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ_______________ 149

Всякий, сколько-нибудь знакомый с общественной статистикой, поймет, что эта кар­тина может быть лишь приблизительно верной. Для нас, однако, важны не те подроб­ности, в которых обыкновенно тонут сами и топят сущность дела экономисты либе­рально-народнического направления, а классовое содержание процесса. Моя картина выясняет это содержание, показывает, из-за чего происходит борьба в русской револю­ции. 30 000 помещиков — главным образом, дворянство, а также удельное ведомство владеют 70 млн. десятин земли. Этот основной факт следует сопоставить с другим фак­том: во владении 10 /г млн. крестьянских дворов и наиболее мелких собственников на­ходится 75 млн. десятин земли.

Эти последние могли бы вдвое увеличить свои владения за счет первых: такова объ­ективно неизбежная тенденция борьбы, независимо от различных взглядов на нее раз­ных классов.

Экономическая сущность аграрного кризиса с полной очевидностью выясняется из вышеприведенной картины. Миллионы мелких, разоренных, обедневших крестьян, уг­нетаемых нуждою, невежеством и остатками крепостничества, не могут жить иначе, как в полукрепостной зависимости от помещика, обрабатывая его землю своим сель­скохозяйственным инвентарем за выпасы, выгоны, водопои, вообще за «землю», за зимние ссуды и т. д. и т. д. С другой стороны, владельцы огромных латифундий не мо­гут при таких условиях хозяйничать иначе, как при помощи труда соседних разорен­ных крестьян, так как этого рода хозяйничание не требует затрат капитала и перехода к новым системам обработки земли. По необходимости получается то, что многократно описывалось в русской экономической литературе как система отработков. Это есть не что иное, как дальнейшее развитие крепостничества. Основой эксплуатации является не отделение рабочего от земли, а принудительное прикрепление к ней разоренного крестьянина, не капитал собственника, а его земля, не инвентарь владельца латифун­дий, а старинная соха крестьянина, не прогресс земледельческой культуры, а старая долголетняя

150__________________________ В. И. ЛЕНИН

рутина, не «вольный наем», а закабаление ростовщичеству.

Результаты вышеуказанного положения дел в сфере земледельческой культуры можно выразить следующими цифрами: урожай на надельной земле дает 54 пуда с де­сятины, на помещичьей земле при хуторском посеве и при обработке на счет помещика с помещичьим инвентарем и при пользовании наемным трудом — 66 пудов, на той же помещичьей земле при так называемой «испольной» обработке — 50 пудов и, наконец, на земле помещичьей, арендованной крестьянами, — 45 пудов. Помещичьи земли при крепостнически-ростовщической обработке (вышеупомянутая «испольщина» и кресть­янская аренда) дают худший урожай, чем истощенные, качественно худшие надельные земли. Это закабаление, упрочиваемое крепостническими латифундиями, становится главным препятствием для развития производительных сил России.

Однако из вышеприведенной картины выясняется еще и нечто иное. А именно: это развитие в капиталистической стране может происходить двояким образом. Или ла­тифундии сохраняются и постепенно становятся основою капиталистического хозяйст­ва на земле, — это прусский тип аграрного капитализма; господином положения явля­ется юнкер. На протяжении целых десятилетий удерживаются его политическое преоб­ладание и забитость, унижение, нищета и невежество крестьянина. Развитие произво­дительных сил подвигается вперед очень медленно — подобно тому, как в русском земледелии от 1861 до 1905 г.

Или же революция сметает помещичьи владения. Основой капиталистического зем­леделия становится свободный фермер на свободной, т. е. очищенной от всего средне­векового хлама, земле. Это — американский тип аграрного капитализма, наиболее бы­строе развитие производительных сил при условиях, наиболее благоприятных для массы народа из всех возможных при капитализме.