Очевидно, что версия с «опознанием партнера на расстоянии», в качестве причины яркой окраски у бабочки - явно не выдерживает столкновения с реальностью.

Но может быть, во всём виноват половой отбор? Может быть, эти полуслепые бабочки, тем не менее, являются настолько творческими натурами, что всё-таки требуют от своих партнеров именно яркую окраску? Несмотря на то, что эта окраска, с одной стороны, хорошо заметна птицам, а с другой стороны, сами бабочки способны оценить эту красоту лишь с расстояния в пару сантиметров. Да и то, скорее всего, лишь в виде расплывчатых образов, которые легко могут представить себе люди с плохим зрением, если снимут очки. Такие предположения, в принципе (теоретически) возможны, но звучат весьма сомнительно.

То есть, теория полового отбора в отношении бабочек выглядит сомнительной уже сама по себе. Но что делать этой бедной «теории» в случае с непарным шелкопрядом?

О непарном шелкопряде мы с Вами уже успели почти позабыть. Но теперь пришла пора о нем вспомнить. Ведь в случае с непарным шелкопрядом «теория полового отбора» начинает вести себя, как несгибаемый партизан. То есть, эта теория просто отмалчивается, почему конкретно у непарного шелкоряда – всё наоборот. Действительно, у непарного шелкопряда яркую окраску имеет, наоборот, самка, а не самец. Хотя непарный шелкопряд – это именно такой биологический вид, где у самцов имеются проблемы с завоеванием самок. Самец непарного шелкопряда способен спариваться (и по возможности спаривается) с несколькими самками. А вот самка непарного шелкопряда редко участвует более чем в одном спаривании. Предполагается, что сразу после первого спаривания самка перестаёт выделять пахучий феромон, привлекающий самцов. Поэтому становится практически «невидимой» для самцов. И поскольку соотношение полов одинаковое, то автоматически получается, что самцы непарного шелкопряда страдают от нехватки самок и, естественно, конкурируют за них.

Видимо по этой причине самцы непарного шелкопряда имеют большие перистые усы, которые исключительно чувствительны к запаху феромона, выделяемого самкой.

Давайте представим себе, насколько сложную задачу решают самцы. Чтобы привлечь самца, самка непарного шелкопряда выполняет специальное «упражнение», которое энтомологи прозвали «вызовом» (или «звонком»). Она периодически вытягивает самый кончик своего брюшка, в результате чего с этого кончика испаряется микроскопическое количество летучего вещества, привлекающего самцов (несколько нанограммов). Это специальное вещество испаряется с брюшка самки и распространяется в воздухе. Естественно, в ходе его распространения (или «растворения») в воздухе реализуется обычный эффект разбавления. Концентрация вещества резко падает по мере удаления от источника запаха. При этом даже небольшие воздушные потоки могут сильно «вытягивать» эти «запаховые следы», закручивать их или изменять еще каким-нибудь причудливым образом. В этом им помогают разные физические препятствия. Например, многочисленные деревья в лесу, находящиеся между ищущим самцом и «вызывающей» самкой, наверняка запутывают «запаховый след» не менее серьезно, чем потоки воздуха. И вот во всём этом самцу надо как-то разобраться и всё-таки найти самку.

Практика показывает, что самцы справляются со своей задачей чрезвычайно эффективно – установлено, что обычно лишь считанные доли процента всех отложенных яиц непарного шелкопряда оказываются неоплодотворенными (см. напр., Белов, 1998). А это значит, что подавляющее большинство самок успешно обнаруживается самцами.[150]

По поводу того, с какого расстояния самцы непарного шелкопряда начинают чуять «запах женщины», существуют весьма противоречивые результаты разных исследований. Ранние исследования показали, что эта чувствительность имеет совершенно поразительный характер. Например, в одном из самых ранних исследований было установлено, что несколько отмеченных и выпущенных самцов смогли вернуться на запах самки с расстояния 800 м. Другие (тоже ранние) исследования проводились на удаленных от берега островах, где все посторонние факторы, которые могли бы исказить результаты (например, запах неучтенных диких самок), были исключены (Carde, 1981:576). И всё равно, в ловушки, содержащие несколько (10-15) фертильных самок, залетели 4 самца. На основании этих результатов, другие исследователи вычислили, что поскольку самец непарного шелкопряда может найти группу из 10-15 самок с расстояния до 3.72 км, то единственную самку он сможет найти с предельного расстояния от 2 до 4.5 километров, в зависимости от того, насколько благоприятно сложатся условия. Например, в зависимости от того, насколько силен ветер, дующий со стороны самки навстречу самцу (Carde, 1981:576).

Однако такие исследования и расчеты имеют один методический недостаток (Carde, 1981:576). Они предполагают по умолчанию, что самец всё это время летел именно по следу, а не просто в случайном направлении, хотя бы на некоторых участках всего пройденного пути. То есть, может быть, те четыре самца, попавшие в ловушки, удаленные почти на 4 км, просто сразу удачно полетели в нужном направлении, и только потом (существенно позже) «скорректировали курс», наткнувшись на «запаховый след» группы самок? Кроме того, одно дело – лететь по открытому пространству, с постоянным потоком воздуха, дующим в одном направлении, и совсем другое дело, «вынюхивать» самок среди густого леса. В таких условиях, может быть, и расстояние в 100 метров окажется для самца сложной задачей.

Действительно, более поздние исследования показали весьма низкий процент самцов, возвращающихся в ловушки, даже если эти самцы выпускались на расстоянии всего несколько сотен или даже десятков метров от ловушки (Mastro, 1981:553). Конкретно, с расстояния 344 метра вернулось в ловушки всего 1.5% самцов, со 170 метров вернулось 1.7% самцов, с расстояния 88 метров вернулось 4.7% самцов, и с расстояния всего 22 метра вернулось… снова 1.7% самцов. Причем остаётся непонятным, почему с расстояния 88 метров вернулось примерно в два с половиной раза больше самцов, чем с расстояния 22 метра. Поскольку самцы выпускались большими партиями (по 100 штук), да еще и в 10-20 повторностях, то роль случайности здесь, вроде бы, не должна была иметь большого значения. Тем не менее, получилось то, что получилось (Mastro, 1981:553).[151]

В общем, по поводу предельной дальности расстояния, на котором самец непарного шелкопряда может учуять женщину, здесь пока, как говорится, «дело ясное, что дело темное» (С). Но понятно, что это расстояние должно очень сильно варьировать в зависимости от окружающих условий:

1) от воздушных потоков,

2) от числа, плотности и сложности препятствий,

3) от фонового содержания феромона в воздухе.

Последнее условие тоже является важным. Ведь одно дело, когда самок в лесу совсем мало, то есть, популяция находится в фазе депрессии численности. В этом случае самцу, наверное, ориентироваться несколько проще. В таких условиях наблюдались самцы непарного шелкопряда, которые меняли свой полет с «ищущего» (зигзагообразного) на практически прямой (т.е. прямо по направлению к источнику запаха) иногда с расстояния уже 30 метров. И приземлялись сразу рядом с самкой, или в непосредственной близости от неё (Carde, 1981:579).

И совсем другое дело, когда самок в лесу много. Тогда для самца непарного шелкопряда, наверное, весь лес начинает «пахнуть самками». И его ориентация, вероятно, затрудняется. Во всяком случае, в таких условиях существенная часть самцов непарного шелкопряда начинает демонстрировать характерное поведение - они сильно привлекаются любыми вертикально стоящими объектами (Carde, 1981:578). Понятно, что чаще всего этими объектами оказываются стволы деревьев. Самцы начинают последовательно летать вверх и вниз вдоль этих стволов на близком расстоянии (до 1 м), независимо от того, сидят ли там самки или нет. Они могут так же летать (вверх и вниз) перед кустами или даже перед большими камнями. Получается, что самцы непарного шелкопряда в своём поиске, скорее всего, руководствуются еще и зрением. А именно, с расстояния около одного метра они начинают различать вертикальные силуэты крупных объектов (которыми чаще всего оказываются стволы деревьев), и подлетают к ним, потому что самки обычно находятся именно на стволах деревьев. Летая вверх и вниз вдоль ствола, самец непарного шелкопряда, видимо, пытается унюхать самку.

Если запах самки, действительно, присутствует, то самец переходит к следующей фазе своего полового поведения, которую можно назвать «прогулкой». Он приземляется на ствол дерева и начинает уже идти «пешком» по стволу, разыскивая самку на дереве (Carde, 1981:579). В процессе этой «прогулки», самец совершает очень быстрые движения крыльями – быстро подрагивает (взмахивает) ими, немного напоминая в этот момент вентилятор. Видимо, для того, чтобы усилить поток воздуха, проходящий через его усы, и тем самым облегчить поиск самки по запаху с близкого расстояния (Carde, 1981:579). И вот в такой манере самец достаточно проворно движется по стволу. При этом он может много раз останавливаться и резко изменять направление своего движения. В результате создаётся ощущение, что самец пытается просто «нащупать» самку на стволе (т.е. просто наткнуться на неё). Но на самом деле, самец движется, ориентируясь на запах самки. Во всяком случае, специальные исследования показали, что пахнущих самок (даже мертвых) самцы легко находили и пытались «вступить с ними в контакт», а вот на мертвых самок, искусственно лишенных их привлекательного запаха, самцы вообще никак не реагировали, и соответственно, не находили (см. ниже).

Находясь в стадии «прогулки по стволу», самцы времени даром не теряют. В среднем, стадия прогулки длится не более одной минуты. За это время самец либо находит самку на стволе, либо вновь возвращается к стадии поискового полёта. Причем новый поиск никогда не осуществляется на прежнем месте.

 

Весьма забавные результаты получились в исследованиях, где биологи пытались установить, насколько важен самцу непарного шелкопряда внешний вид его самки. То есть, какую роль в поиске самки играют для самца визуальные стимулы самой этой самки.

В более раннем исследовании один биолог отметил, что самцы могут приземляться вблизи уже оплодотворенной (т.е. непривлекательной для самца) самки, если находятся на расстоянии примерно 30 см от неё, и если рядом находится еще источник женского запаха от невидимой для самца девственной самки (Carde, 1981:579). Таким образом, возможно, самец с 30 см реагировал именно на визуальный облик самки? Однако методика этого наблюдения несовершенна. Потому что остаётся неизвестным, то ли самец реагировал на саму самку (её внешний вид), то ли просто садился рядом с источником привлекательного запаха, чтобы начать свою «прогулку пешком», как, собственно, самец всегда и поступает (Carde, 1981:579). Поэтому позже другие биологи тоже пытались выяснить роль зрения самца для определения местонахождения самки. Например, другой биолог занимался купанием, рисованием и «садизмом» в отношении самок непарного шелкопряда. Он «купал» некоторых самок в растворителе (смывая белую окраску). Других самок он выкрашивал в разные цвета (красный, синий). Третьих самок он безжалостно лишал их белых крыльев, а также удалял белые чешуйки с их брюшка (Carde, 1981:579). А потом наблюдал, насколько часты будут попытки самцов спариться с этими самками, в сравнении с обычными девственными самками, не подвергнутыми никаким мучениям ради науки. Результаты исследования получились трагико-комичными. Оказалось, что больше всего попыток спариваний самцы устроили с теми самками, которых вообще никак не «модифицировали» … но также и с теми самками, у которых были удалены крылья. Отсюда получается, что имеются ли у самки белые крылья, или же этих крыльев вообще нет - на эффективность поиска самки (и на желание самца спариться с этой самкой) это вообще никак не влияет. Более того, и все другие «модифицированные» самки тоже отнюдь не оказались обделенными вниманием самцов. Для них было зафиксировано меньше попыток спариваний, но любая из этих бабочек всё-таки привлекла внимание хотя бы нескольких самцов. Даже бедную самку, выкупанную в растворителе, тоже попытались «полюбить».

Можно предположить, что меньшая привлекательность тех самок, которых «модифицировали» с помощью окраски или купания, была вызвана определенным изменением «запахового фона», вызванного этими процедурами. Тем не менее, некоторых самцов даже такие модификации не сумели сбить с толку.

И наконец, в третьем исследовании также изучался этот вопрос, но методика была применена другая, более строгая. Здесь использовалось три модели:

1. Просто комочки белой ваты, размером примерно с самку, на которые был нанесен (искусственный) феромон.

2. Мертвые самки, сначала выкупанные в ацетоне (и поэтому лишившиеся своего естественного аромата), а потом на них тоже нанесли искусственный феромон, то есть, обратно сделали их пахнущими.

3. Мертвые самки, просто выкупанные в ацетоне. То есть, вообще не пахнущие. На них искусственный феромон не наносился.

При этом модели, сделанные из комочков белой ваты, вообще скрыли от глаз самцов под искусственно сделанной откидной «створкой» древесной коры. А модели с мертвыми бабочками (как пахнущими, так и не пахнущими) оставили на открытых местах.

После этого исследователи наблюдали, насколько быстро самцы, оказавшиеся поблизости, будут находить все представленные модели. Временем нахождения считалось время от начала ориентации самца (которое начинало считаться с того момента, как самец оказывался в 2 метрах от модели), до успешного физического контакта самца с моделью.

Результаты получились крайне красноречивыми (Carde, 1981:580):

1) Среднее время поиска самцом пахнущих кусочков ваты, скрытых под искусственной корой, оказалось равным 43.5 секунды.

2) Среднее время поиска самцом мертвых самок, пахнущих феромоном, составило 49.2 секунды.

3) И наконец, в отношении выставленных напоказ мертвых самок, которые не пахли феромоном, вообще не наблюдалось никакой ориентации самцов.

Итак, получилось, что самцы разыскивали скрытые под корой кусочки ваты, пахнущие самками, немного быстрее, чем, собственно, самих самок, выставленных на открытых местах (и тоже пахнущих тем же количеством феромона). Такой результат звучит довольно забавно, если не учитывать, что эти забавные различия не достигли порога статистической значимости. То есть, установленная разница может быть объяснена чисто случайными причинами. А вот достоверный результат здесь такой – для самца непарного шелкопряда нет никакой разницы, искать ли скрытый под корой кусочек ваты, пахнущий самкой, или же реальную (тоже пахнущую) самку, расположенную на открытом месте. Получается, что внешний вид самки непарного шелкопряда никак не влияет на эффективность её поиска самцом этого вида.

Наконец, на выставленных напоказ не пахнущих самок самцы вообще не обращали никакого внимания. Это еще раз (дополнительно) показывает, что определяющую и подавляющую роль в поиске самки для самца играет её запах, а не внешний вид.

И наконец, в исследованиях, где феромон наносился просто на толстые стволы (взрослых) деревьев и на тонкие стволы (молодых) деревьев, было установлено, что к толстым стволам деревьев привлеклось существенно больше самцов, чем к тонким стволам (Carde, 1981:579). Поскольку на стволах взрослых деревьев самки непарного шелкопряда сидят гораздо чаще, чем на стволах молодых деревьев, то отсюда следует, что самец всё-таки использует своё зрение для поиска самки, но лишь для обнаружения типичных мест, где могут находиться эти самки. То есть, самцы привлекаются вертикальными силуэтами стволов деревьев с расстояния примерно 1-2 метра, если от этих стволов пахнет самками.

Приходится заключить, что дела со зрением у самца непарного шелкопряда обстоят совсем неважно. Вертикальные силуэты деревьев он начинает различать только с расстояния 1-2 метра. А самку, он, похоже, вообще не видит вплоть до того момента, пока не утыкается в неё «носом» в прямом смысле этого слова. Во всяком случае, результаты соответствующих исследований говорят в пользу именно такого сценария.

 

Таким образом, получается, что самке непарного шелкопряда нет никакого резона оставаться белой и хорошо заметной - её самцу столь самоотверженная внешность самки совершенно ничем не помогает. А вот насекомоядные птицы наверняка очень рады столь откровенной окраске (самки!) непарного шелкопряда.

В связи с этим возникает большое недоумение по поводу теории естественного отбора – это что ещё за неисповедимый «эволюционный каприз» демонстрирует нам естественный отбор в случае с самкой непарного шелкопряда?

Даже если бы внешний вид самки имел значение для самца непарного шелкопряда, то даже в этом случае, к теории естественного отбора оставались бы большие претензии. Действительно, если самцы десятков тысяч других видов бабочек, чьи самки окрашены покровительственно (в том числе, даже шедеврально-покровительственно, см. выше рисунки 38,40) успешно справляются с поиском своих самок, то как естественный отбор более приспособленных допустил такое безобразие конкретно у непарного шелкопряда, что самец не может найти самку, если она не будет выкрашена в самый заметный цвет из всех возможных, на радость всем пролетающим мимо птицам?

Но поскольку на самом деле, внешность самки не имеет значения для самца непарного шелкопряда, то претензии к теории естественного отбора сразу вырастают в тысячу раз. Ибо возникает вопрос – а где, собственно (в данном случае) пресловутая «эволюция более приспособленных»? Ведь получается, что самке непарного шелкопряда нет никакого резона оставаться белой. И одновременно, на примере «эволюции березовой пяденицы» мы уже знаем, насколько важно бабочке стать менее заметной для птиц. Тем не менее, самка непарного шелкопряда - никуда не эволюционирует. Это как вообще понимать?

В общем, у нас осталось в запасе только еще одно, последнее предположение, спасающее теорию естественного отбора от этого «поразительного эволюционного недоразумения». Может быть, самка непарного шелкопряда – просто несъедобна? То есть, в случае непарного шелкопряда нам приходится «откатиться обратно» к версии несъедобности, которую мы уже рассматривали выше.

Но и это предположение вряд ли соответствует действительности. Очень много видов разных птиц поедают непарного шелкопряда (и не только птиц). Уже в исследовании 1896 года (Forbush & Fernald, 1896) перечислено 38 разных видов птиц, замеченных за поеданием непарного шелкопряда (на одной или более жизненных стадиях этого насекомого).

Меньше всего животных питаются яйцами непарного шелкопряда. Яйцекладки этого вида бабочек покрыты густыми волосками, которые, видимо, не нравятся большинству хищников. Поэтому из позвоночных, яйца непарного шелкопряда поедают только несколько видов птиц (например, синица-гаичка).

А вот гусеницами непарного шелкопряда на их ранних возрастных стадиях (когда они еще маленького размера) питается уже множество самых разных птиц, млекопитающих (включая не только насекомоядных, но даже наземных и древесных грызунов), а также других животных.

Гусениц поздних стадий ест уже меньшее число хищников, потому что эти гусеницы уже большие и защищены жесткими волосками. Тем не менее, и на таких гусениц находится много охотников, которые либо вообще игнорируют эту «волосатую» защиту, либо обходят её. Например, мелкие млекопитающие могут нападать на таких гусениц снизу, со стороны мягкого и незащищенного брюшка, и выедают внутренности гусениц, оставляя кожу с защитными волосками просто нетронутыми. А некоторые птицы, которые глотают больших гусениц целиком, периодически отрыгивают содержимое своих желудков, избавляясь от скопившихся там гусеничных волос (Smith & Lautenschlager, 1978). Помимо хищников, ряды гусениц непарного шелкопряда «прореживают» разные паразиты. И еще смертельно опасные болезни.

Следующей жизненной стадией непарного шелкопряда – его куколкой, стремятся полакомиться, наверное, вообще все, кто может её найти или хотя бы просто на неё натолкнуться. В результате, непарный шелкопряд несет серьезный урон ещё и на этой стадии своего жизненного цикла.

Поэтому в итоге с непарным шелкопрядом получается всё точно по Гоголю. Как у Гоголя «лишь редкая птица долетает до середины Днепра»… так и у непарного шелкопряда «лишь редкое отложенное яйцо доживает до стадии взрослой бабочки». В рамках нашей любимой «теории естественного отбора», каждая такая особь, которая сумела это сделать, то есть, успешно избежала массового выжирания, паразитирования и болезней на ранних стадиях своей жизни, и наконец, вылупилась из куколки на каком-нибудь стволе дерева… каждая такая бабочка должна теперь быть, буквально, «на вес золота» (с позиций дарвинизма). Действительно, если из тех 500 яиц (в среднем), которые отложила «мама» непарного шелкопряда в недавнем прошлом, сумели успешно вылупиться из куколок (допустим) лишь две взрослых бабочки, тогда цена выживания каждой такой бабочки становится неизмеримо высокой. По сути, каждая такая бабочка сейчас «несет ответственность» примерно за две с половиной сотни своих братьев и сестер, погибших на более ранних стадиях. И особенно сильную «эволюционную ответственность» несёт за своё выживание только что вылупившаяся молодая самка, полная девичьих мечтаний о нежном самце, и о пятистах своих собственных будущих детях. И от того, успеет ли эта молодая самка встретиться с самцом и отложить яйца до того момента, как её съедят, зависит очень многое. По сути, на кону стоит вопрос - прервётся, или наоборот, продолжит своё существование конкретная «фамилия» (родословная линия) этих бабочек.

Понятно, что с точки зрения «единственно верного учения», любой признак, который бы прямо сейчас (в этот критический момент) помог бы самке непарного шелкопряда повысить шансы успешно отложить свои яйца, оказался бы крайне полезным. Этот полезный признак наш замечательный естественный отбор просто обязан будет тут же подхватить, и начать распространять по популяциям непарного шелкопряда. Распространять самым прямым способом из всех возможных – автоматической заменой тех, кто не успел успешно отложить яйца, на тех, кому это удалось успешно сделать.

Какие же признаки помогли бы самке непарного шелкопряда успеть отложить свои яйца?

Благодаря замечательному примеру с «эволюцией березовых пядениц» мы теперь точно знаем, что если бы самки непарного шелкопряда сменили бы свой «белоснежный наряд невесты» на хотя бы какой-нибудь более скромный – на серенький, буренький, серо-буренький или тускло-пятнисто-коричневый, то это сразу бы и повысило шансы самки успешно отложить свои яйца. Это доказано на березовых пяденицах. Однако самки непарного шелкопряда ни одну из возможных (перечисленных выше) окрасок почему-то в ходе эволюции не приобретают. Даже несмотря на то, что это им, кажется, было бы очень легко сделать в плане «случайных мутаций». Ведь они уже имеют и крапинки темного пигмента на своих белых крыльях (крапинки и линии), и даже вариации окраски (от белоснежной до грязно-белой) тоже имеют. Казалось бы, «еще немного, еще чуть-чуть»… Но мы видим, что этого «чуть-чуть» не происходит по факту.

Таким образом, нам приходится констатировать превосходство мужского пола над женским. Хотя бы в эволюционном плане, и хотя бы только у непарного шелкопряда. Но поскольку самцы бабочек этого вида окрашены покровительственно, а самки так и не смогли «додуматься» до столь элементарного эволюционного решения, то мы с радостью заявляем превосходство мужчин над женщинами.[152] Таким образом, мы возращаемся в лоно истинного (первозданного) дарвинизма. Ведь, как известно, Чарльз Дарвин считал превосходство мужчин над женщинами настолько очевидным фактом, что даже не пытался как-то доказывать этот тезис. Превосходство мужчин над женщинами было для Дарвина столь же очевидным, как и «эволюция под действием естественного отбора», или как превосходство белой расы над низшими расами.[153]

Но не будем отвлекаться.

Вторым решением, которое помогло бы самкам успеть отложить яйца до того момента, как их съедят – это стать несъедобными для птиц и млекопитающих. Действительно, мы знаем, что сотни видов самых разных бабочек являются именно такими (несъедобными). Причем несъедобны они тоже тысячью и одним (разным) способом (анализом этих способов мы сейчас заниматься, конечно, не будем). Почему бы и самке непарного шелкопряда тоже не приобрести себе столь полезное биологическое свойство? Понятно, что какие-нибудь специализированные хищники всё равно будут продолжать кушать непарного шелкопряда. Но, по крайней мере, эти бабочки избавились бы от целой толпы неспециализированных хищников, которые едят всё что съедобно, не заостряя свое внимание на какой-то конкретной добыче. Ведь в летних лесах умеренного пояса обитает громадное изобилие птиц. Которые к тому же, в это время еще и выкармливают своих птенцов. А когда они это делают, то даже виды, обычно предпочитающие растительную пищу (зерна, плоды и т.п.), в этот период часто тоже становятся насекомоядными, выкармливая своих птенцов насекомыми, а также пауками и прочей животной пищей, богатой белками. По разным оценкам, в тех лесных местообитаниях, которые благоприятны для птиц, в период гнездования и выкармливания птенцов, число гнездящихся птичьих пар колеблется от 5 до 10 на каждый гектар (Smith & Lautenschlager, 1978), то есть, на участок площадью 100x100 м.

И вот в таких условиях, молодая, красивая и съедобная самка непарного шелкопряда сидит на стволе дерева совершенно открыто, да еще и в совершенно откровенном белом наряде. Понятно, что многие птицы с удовольствием собирают такие «подарки леса». Несколько десятков видов лесных птиц (в том числе, самых распространенных), поедают непарного шелкопряда на стадии взрослой бабочки (см., напр., Smith & Lautenschlager, 1978). И поскольку дневные птицы в своей охоте руководствуются почти исключительно зрением, которое у них очень хорошее, то наша «теория выживания более приспособленных» в данном случае начинает выглядеть уже просто анекдотически. Особенно в сравнении с только что рассмотренной стремительной «эволюцией березовой пяденицы».

Причем это анекдотическое «эволюционное недоразумение» происходит не только между птицами и белыми самками непарного шелкопряда, но еще и между самками непарного шелкопряда и мелкими млекопитающими, которые тоже совсем непрочь полакомиться этими бабочками. Например, лесные грызуны, как наземные, так и древесные, с удовольствием поедают бабочек непарного шелкопряда везде, где находят. Некоторые наземные грызуны для этих целей умудряются даже залезть на нижнюю часть стволов деревьев (если там сидит белая самка непарного шелкопряда).

Вообще, грызуны у многих из нас ассоциируются с мирным поеданием какого-нибудь зернышка или желудя, трогательно зажатого в лапках. На самом же деле, многие лесные грызуны (как наземные, так и древесные) с удовольствием дополняют свой рацион хищнической диетой. Вот, например, следы трапезы белоногого хомячка (широко распространенного американского грызуна), который так пристрастился к поеданию непарного шелкопряда, что стал одним из основных врагов этого насекомого, после того, как эти бабочки попали в Америку (Рис. 60):