…Последний индивид имел чрезвычайно широкие плечи при довольно высоком росте и сравнительно узком тазе. Своей массивностью он выделяется даже среди других верхнепалеолитических сапиенсов.
Так вот, «широкие плечи при довольно высоком росте и сравнительно узком тазе» - это как раз и есть те самые классические признаки мужской привлекательности, от которых так млеют наши женщины.[107] Таким образом, в самом начале нашей истории мы уже имели практически идеал «женского полового отбора». А вот к настоящему времени этот идеал заметно «поистрепался», несмотря на неусыпный «половой отбор» со стороны наших женщин на протяжении всех прошедших 25 тысячелетий.
Кстати, можно немного поиронизировать над верующими дарвинистами еще и по такому антропологическому поводу. Известно, что сравнительно недавно антрополог Лавджой буквально потряс всех новой «теорией» происхождения человека из обезьяны. Если раньше Фридрих Энгельс провозгласил довольно красивый лозунг про то, как:
- Труд сделал из обезьяны человека.
То антрополог Лавджой провозгласил совершенно новую движущую силу антропогенеза:
- Проституция сделала из обезьяны человека.
По мнению Лавджоя, древние человекообразные обезьяны встали на задние лапы, возможно, потому, что самцам пришлось носить в передних лапах еду своим самкам. Поскольку эти самки стали придерживаться принципа «секс в обмен на пищу» (Lovejoy, 2009).
И вот в результате такого полового отбора,[108] через много-много лет и развился человек из обезьяны.
Что и говорить, верующие дарвинисты, как говорится, «отжигают». Причем эти вольные рассуждения Лавджоя (с некоторыми признаками сексуальной озабоченности) редакция журнала Science назвала… «научным прорывом 2009 года»!
Так и хочется ответить на это словами одного мультипликационного персонажа:
- Да уж, это прорыв… (С) [109]
Никак не меньше отожгли и другие авторы, которые предположили, что:
- Бокс сделал из обезьяны человека.
Они даже проделали серию экспериментов, в которых выяснили, что наиболее хороший удар кулаком получается в том случае, если рука имеет такое же строение, как человеческая кисть. Вот авторы и предположили, что лапы обезьян эволюционировали в человеческие кисти (хотя бы частично) в результате боксерских матчей, проводимых между самцами этих обезьян. То есть, в результате соответствующего полового отбора (Morgan & Carrier, 2013).
К сожалению, авторы этой гипотезы не учли, что само сжатие кисти в кулак и правильный удар таким кулаком – это определенное искусство, которому необходимо сначала специально обучиться (прежде чем бить). Иначе рискуешь остаться с выбитыми пальцами.
В общем, создаётся ощущение, что антропологов кто-то специально отбирает на предмет богатства воображения и буйства фантазии. Может быть, это как раз и есть тот самый долгожданный пример естественного отбора?
На самом деле, вопрос, что же побудило древних обезьян встать на задние лапы, похоже, уже достаточно ясен. Скорее всего, ведующую роль в ранних этапах эволюции человека из обезьяны сыграла аллергия. Дело в том, что в то время стали происходить климатические изменения, которые привели к расширению саванн и сокращению лесов. Поэтому в воздухе появилось, во-первых, существенно больше пыли, а во-вторых, появилась аллергенная пыльца тех видов травянистых растений саванны, к которым древние человекообразные обезьяны были непривычны. В связи с этим у древних обезьян стали чесаться носы, и во многих случаях развивалась аллергия разной степени тяжести. Отчего древние обезьяны впадали в стресс и начинали хуже размножаться. В этих условиях преимущество в выживании получали те особи, которые могли чаще вставать на задние лапы, освобождая руки для того, чтобы почесать у себя в носу. Именно те обезьяны, которые могли чаще и дольше ковыряться в носу пальцами, стали выигрывать борьбу за существование у своих менее одаренных сородичей. Под давлением этого нового фактора естественного отбора, начался соответствующий эволюционный процесс, который, в конце концов, и привел к тому, что древние обезьяны совершенно освободили руки, став полностью двуногими.
Поскольку подобную гипотезу становления двуногости у древних приматов еще никто не озвучивал, то я в ближайшее время собираюсь опубликовать эту гипотезу в том же самом журнале, где антрополог Лавджой опубликовал свою. Может быть, моя гипотеза тоже будет названа новым «научным прорывом»? Тем более что моя гипотеза, в отличие от гипотезы Лавджоя, прекрасно объясняет, почему на задние лапы встали сразу оба пола обезьян, а не только самцы (как следовало бы ожидать из гипотезы Лавджоя).
В ожидании же этой эпохальной научной публикации давайте пока возвратимся именно к версии Лавджоя - к эволюции человека из обезьяны в результате «секса за еду». Многие глубоко верующие дарвинисты с энтузиазмом восприняли эту гипотезу. Но дело в том, что эволюция по механизму «секс в обмен за пищу» относится к области именно полового отбора.[110] Таким образом, получается, что именно половой отбор сумел создать из какой-то «древней гориллы» – человека.
И в то же самое время, когда спрашиваешь дарвиниста – почему мужчины не развили себе атлетичные фигуры, несмотря на половой отбор, дарвинисты отвечают, что мужчины просто «не шмогли». Потому что не хватало ресурсов для такой эволюции. Тем не менее, той же горилле вполне хватает ресурсов (в дикой природе!), чтобы набрать массу тела, равную примерно 250 кг, имея при этом фигуру исключительной атлетичности.
Давайте посмотрим для наглядности на современную гориллу (Рис. 34):
Рисунок 34. Самец гориллы во всей красе.
Наверное, многие мужчины мечтали бы иметь такие мышцы спины, рук и плеч, как современная горилла. Тем не менее, они их не имеют. Несмотря на то, что питаются (в том числе) мясом, причем мясо нередко достигает значительной доли в рационе. А вот горилла нарастила себе такие мышцы почти исключительно на вегетарианской диете.
Таким образом, получается, что верующие дарвинисты в этом конкретном случае просто не верят в идею «эволюции без границ». Они не верят, что человек под действием полового отбора смог бы превратиться в гориллу (и выдвигают разные воображаемые ограничивающие факторы). И в то же самое время, эти же загадочные дарвинисты почему-то верят, что какая-то (древняя) горилла смогла превратиться в человека… под действием всё того же полового отбора. Что и говорить, завидовать логическому мышлению верующих дарвинистов вряд ли стоит.
На самом деле, придумывая какие-то очередные объяснения, почему мужчины Homo sapiens под действием мощнейшего (двойного) полового отбора, тем не менее, «сэволюционировали» не в сторону повышения атлетичности, а наоборот, в сторону её деградации… верующие дарвинисты фактически признают, что у биологического вида Homo sapiens имеются определенные пределы и по массе тела, и по атлетичности, которые характерны для этого вида, и которые этот вид преодолеть просто не может .
А вот, например, горилла преодолевает эти пределы с легкостью. Зато для неё, наоборот, невозможно стать такой же «стройной», как Homo sapiens. То есть, получается, что у гориллы имеются уже свои границы этих признаков, характерные уже для этого биологического вида, которые не совпадают с границами этих же признаков, характерных для человека. И похоже что эти (видовые) признаки просто не могут эволюционировать, то есть, не могут преодолевать рамки своих возможных значений (для этого вида) несмотря ни на какие (даже самые мощные) «половые предпочтения».
Во всяком случае, мы теперь имеем хороший пример, как под действием строго установленных половых предпочтений соответствующая эволюция не состоялась. И одновременно не имеем (пока) ни одного строго установленного примера, где бы такая эволюция вообще состоялась. В связи с этим, меня даже терзают сомнения – а стоило ли вообще терять время на написание книги, опровергающей существование некоего воображаемого явления, если это явление вообще не зафиксировано в реальной природе?
Однако мы опять незаметно ушли от обсуждения возможных скоростей эволюции (под действием естественного или полового отбора), отвлекшись на буйно-фантастические гипотезы антропогенеза.
Тем не менее, мы всё-таки успели обсудить то, что хотели. Подводим итоги:
1) Признак даёт преимущество в приспособленности +100% - ожидаемая скорость распространения признака 20 поколений.
2) Признак даёт преимущество в приспособленности +10% - ожидаемая скорость распространения признака примерно 150 поколений.
3) Признак даёт преимущество в приспособленности +1% - ожидаемая скорость распространения признака примерно 1000-2000 поколений.
4) Признак даёт преимущество в приспособленности +0.1% - ожидаемая скорость распространения признака примерно 8000-20000 поколений.
И пришли к общему выводу, что учитывая огромный биологический материал, который имеется в распоряжении биологов (вся живая природа Земли с миллионами видов и миллиардами популяций), биологи вполне могли бы уже (за 150 лет существования дарвинизма) разыскать и накопить целый массив убедительных фактов наблюдаемой эволюции в природе под действием именно естественного или полового отборов… если бы такая эволюция действительно имела место в природе. Но вместо этого массива, мы имеем 12.5 примеров «эволюции», из которых 90% либо установлено недостаточно надежно, либо вообще раскритиковано. Такая картина – уже сама по себе весьма красноречива и является хорошим показателем, насколько, на самом деле, «справедливо» данное учение.
Тем не менее (абстрагируясь от этой печальной ситуации), озвученные рейтинги скоростей эволюции теперь позволят нам примерно ориентироваться в тех примерах «эволюции», которые мы будем разбирать ниже. Например, если в каком-либо «примере эволюции» скорость произошедшей замены признака составила, допустим, 50 поколений, а давление естественного отбора при этом было установлено в районе 10-20%, то такая скорость эволюции примерно совпадает с теоретически ожидаемой. Следовательно, предположение именно о естественном отборе, как причине зафиксированных изменений, в данном случае будет вполне достаточным и убедительным.
А вот если, допустим, измеренное давление естественного отбора оказалось низким, и не превышало, например, 1%, но тем не менее, установленная скорость эволюционных изменений оказалась очень высокой, например, всего 10–20 поколений (вместо необходимых 1000-2000), то отсюда следует, что за эти изменения было ответственно что-то другое, но никак не естественный отбор, который просто не успел бы распространить данный признак за такое короткое время при столь небольшом оказываемом давлении. Давайте запомним это обстоятельство.
Дополнительно помочь здесь может еще и сама картина распространения признака. Например, если сначала признак регистрировался лишь у единичных особей, но постепенно распространился на всю популяцию, то такая картина соответствует именно механизму естественного отбора.
Если же признак взрывообразно появляется сразу у целой массы особей, то здесь можно сказать совершенно определенно, что в этом были повинны не случайные мутации (с последующим отбором), а что-то совершенно другое. И это обстоятельство тоже давайте запомним.
И наконец, что будет, если признак – очень слабо полезный? Например, если признак повышает выживаемость на 0.01%, или на 0.001%, или даже на 0.0001%? В этом случае, признак является почти нейтральным. Теоретически, естественный отбор такого признака всё равно должен идти, но этот отбор растянется уже на миллионы поколений (т.е. практически на неопределенное время). Такие медленные изменения действительно уже весьма трудно пронаблюдать и непосредственно зафиксировать.
Причем здесь возникает еще одна теоретическая трудность. Возникает вопрос, а способна ли эволюция вообще идти по таким признакам, которые повышают приспособленность на столь малую величину? Чисто теоретически (если ничего больше не учитывать), то способна. Но имеем ли мы право в данном случае ничего больше не учитывать?
Во-первых, что такое «миллионы поколений»? За такое время в большинстве местообитаний Земли условия изменятся настолько радикальным образом, что столь вялотекущий отбор вполне может стать уже не актуальным. Причем несколько раз подряд. Например, еще 10.000 лет назад пустыня Сахара была цветущей страной. А 20.000 лет назад в Европе был ледниковый период. Громадный ледник покрывал всю северную её часть. Наверное, только в экваториальной зоне Земли можно допустить существование столь стабильных условий, что даже отбор некоего признака длиной в миллионы поколений успеет успешно завершиться до того, как условия среды поменяются. В других же регионах Земли столь медленная фиксация признаков вряд ли успеет дойти до своего успешного завершения прежде, чем в конкретной экосистеме что-нибудь серьезно поменяется.
Во-вторых, вероятность закрепления столь слабо полезных мутаций в популяциях небольшого размера очень низка (вследствие дрейфа генов в самом начале этого процесса). Например, в популяции со средним размером 1000 особей вероятность успешного закрепления мутации, повышающей общую приспособленность организма на 0.001%, будет всего примерно 0.05%. То есть, только одна (!) из примерно 2000 таких слабо-полезных мутаций вообще сможет закрепиться в этой популяции.
Но в это же время происходят ведь и другие мутации. Причем принято считать, что подавляющее большинство этих мутаций – вредные или слабо-вредные. И если слабо-вредных мутаций в тысячи раз больше, чем полезных мутаций, то получается, что на одну слабо-полезную мутацию, которой удалось закрепиться и победить в популяции, придётся в десятки, сотни, или даже в тысячи раз больше слабо-вредных мутаций, которым тоже удастся закрепиться в этих же популяциях по чисто случайным причинам. А это значит, что любая популяция со временем будет постепенно вырождаться. То есть, общая приспособленность любой популяции должна постепенно падать, вследствие того, что естественный отбор не будет успевать удалять из популяций слабо-вредные (или слабо-слабо-вредные) мутации из того общего потока мутаций, которые будут происходить в этой популяции. В результате, накопление вредных мутаций будет идти быстрее, чем их удаление из популяции. Ситуация еще больше усугубляется, если вспомнить, что значительная часть этих слабо-вредных мутаций будут рецессивными. Следовательно, такие слабо-вредные мутации могут «входить» в популяцию вообще как нейтральные. Более того, в этом случае смогут «войти» и достаточно распространиться даже и не очень то слабо-вредные мутации. А может быть, и просто вредные (без приставки «слабо»).
В общем, озвученная проблема - «слабо-полезные мутации vs слабо-вредные» теоретически весьма актуальна. Возникает вопрос, а возможна ли вообще столь медленная эволюция по слабо-полезным признакам в рамках механизма естественного отбора? Или же эволюция под действием естественного отбора может идти только по таким признакам, которые повышают приспособленность особей достаточно ощутимым образом? Но тогда и эволюционные изменения по такому сценарию должны протекать быстро. Настолько быстро, что многие такие случаи мы вполне могли бы замечать и фиксировать (если бы теория естественного отбора была правдой).
Интересно, что компьютерное моделирование всех этих процессов в популяциях, учитывающих как естественный отбор полезных мутаций, так и мощный поток слабо-вредных мутаций, показывает, что естественный отбор, скорее всего, не способен даже удержать популяцию на приемлемом уровне приспособленности (Sanford et al., 2007a,b). Приспособленность популяции будет постепенно снижаться из-за постепенного накопления слабо-вредных мутаций, с которыми естественный отбор не будет успевать справляться. Таким образом, если предложенная компьютерная модель верна во всех исходно заданных параметрах, то о теории естественного отбора можно смело забыть. И начинать говорить о постепенном вырождении мира живой природы.[111]
Но компьютерная модель – это всё-таки теоретическая вещь. Может быть, в ней тоже что-то не учтено, или учтено как-то не так. Поэтому опираться на компьютерные модели (пусть даже самые продвинутые) в опровержении дарвинизма мы не будем. А будем опираться только на строго установленные эмпирические факты.
На этом мы заканчиваем с предварительными пояснениями. И переходим к разбору конкретных установленных примеров «наблюдаемой эволюции».