«Бакунисты, — говорит Энгельс, — много лет проповедовали, что всякое революци­онное действие сверху вниз зловредно, что все должно быть организуемо и проводимо снизу вверх».

Дата: 2025-05-21; Просмотры: 4
Оценка:
0.00 из 5.00 — оценок
Скачиваний: 0

Итак, принцип: «только снизу» есть принцип анархический.

Энгельс показывает как раз сугубую нелепость этого принципа в эпоху демократи­ческой революции. Из него

_________________ О ВРЕМЕННОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ_______________ 245

вытекает естественно и неизбежно тот практический вывод, что учреждение революци­онных правительств есть измена рабочему классу. И бакунисты делали именно такой вывод, провозглашали именно как принцип, что «учреждение революционного прави­тельства есть новый обман рабочего класса, новая измена рабочему классу».

Как видит читатель, перед нами как раз те два «принципа», до которых договорилась и новая «Искра», именно: 1) допустимо лишь революционное действие снизу в проти­воположность тактике «и снизу и сверху»; 2) участие во временном революционном правительстве есть измена рабочему классу. Оба эти новоискровские принципа суть принципы анархические. Фактический ход борьбы за республику в Испании показал как раз всю нелепость и всю реакционность этих обоих принципов.

Энгельс показывает это на отдельных эпизодах испанской революции. Вот, напри­мер, вспыхивает революция в городе Алькой. Это фабричный город сравнительно но­вого происхождения с 30 тысячами жителей. Рабочее восстание побеждает, несмотря на руководство бакунистов, принципиально чуравшихся идеи организовать револю­цию. Бакунисты стали задним числом хвастать, что они оказались «господами положе­ния». И что же сделали эти «господа» из своего «положения», спрашивает Энгельс. Во-первых, они основали в Алькой «комитет благосостояния», т. е. революционное прави­тельство. Между тем эти самые аллиансисты (бакунисты) на своем конгрессе 15 сен­тября 1872 года, т. е. всего за десять месяцев до революции, постановили: «всякая орга­низация политической, так называемой временной или революционной власти может быть лишь новым обманом и оказалась бы столь же опасной для пролетариата, как все ныне существующие правительства». Вместо опровержения этих анархических фраз, Энгельс ограничивается саркастическим замечанием, что как раз сторонникам резолю­ции пришлось стать «участниками этой временной и революционной правительствен­ной

246__________________________ В. И. ЛЕНИН

власти» в Алькой. Энгельс третирует этих господ с заслуженным ими презрением за то, что они обнаружили, оказавшись у власти, «абсолютную беспомощность, растерян­ность и неэнергичность». Энгельс с таким же презрением ответил бы на обвинения в «якобинизме», излюбленные жирондистами социал-демократии. Он показывает, что в ряде других городов, напр., в Сан-Люкар-де-Баррамеда (портовый город с 26 тыс. жи­телей, около Кадикса) «аллиансистам тоже пришлось вопреки их анархическим прин­ципам образовать революционное правительство». Он упрекает их за то, что они «не знали, что делать с своей властью». Прекрасно зная, что бакунистские вожди рабочих участвовали во временных правительствах вместе с интрансижентами, т. е. вместе с республиканцами, представителями мелкой буржуазии, Энгельс ставит в упрек бакуни­стам не их участие в правительстве (как это следовало бы сделать по «принципам» но­вой «Искры»), а недостаток организованности, недостаток энергии участия, подчи­нение их руководству господ буржуазных республиканцев. Какими уничтожающими сарказмами осыпал бы Энгельс людей, принижающих в эпоху революции значение «технического» и военного руководства, видно, между прочим, из того, что Энгельс упрекал бакунистских вождей рабочих за то, что они, попав в революционное прави­тельство, предоставляли «политическое и военное руководство» господам буржуазным республиканцам, а сами кормили рабочих пышными фразами да бумажными прожек­тами «социальных» реформ.

Как настоящий якобинец социал-демократии, Энгельс не только умел ценить важ­ность действия сверху, не только вполне допускал участие в революционном прави­тельстве вместе с республиканской буржуазией, но требовал такого участия и энергич­ной военной инициативы революционной власти. Энгельс считал своим долгом при этом давать практически-руководящие военные советы.

«Несмотря на то, — говорит он, — что восстание было начато бессмысленно, оно имело все же большие шансы

_________________ О ВРЕМЕННОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ_______________ 247

на успех, если бы оно было направляемо хоть с капелькой смысла , хотя бы даже по об­разцу испанских военных бунтов. При таких бунтах поднимается гарнизон одного го­рода, двигается в соседний город, увлекает за собой его гарнизон, распропагандирован­ный уже ранее, и таким образом повстанцы, возрастая в числе подобно лавине, идут на столицу, пока счастливое сражение или переход посланных против них войск на их сторону не решит победы. Этот способ был в особенности удобоприменим в данном случае. Инсургенты были давно уже организованы повсюду в добровольческие баталь­оны; правда, дисциплина в них была жалкая, но во всяком случае не хуже, чем в остат­ках старой, большей частью распущенной, испанской армии. Единственными надеж­ными войсками у правительства были жандармы, но они были рассеяны по всей стране. Задача состояла, прежде всего, в том, чтобы помешать этим жандармам стянуться вме­сте, а это было возможно лишь посредством наступательного образа действий и при смелом выступлении на бой в открытом поле. Большой опасности такой образ действий не представлял, потому что правительство могло выставить против добровольцев лишь столь же недисциплинированные войска, как и сами эти добровольцы. И кто хотел по­бедить, у того не было иных путей к победе».

Вот как рассуждал основатель научного социализма, когда ему приходилось иметь дело с задачами восстания и непосредственной борьбы в эпоху революционного взры­ва! Несмотря на то, что восстание было поднято мелкобуржуазными республиканцами; несмотря на то, что для пролетариата не стоял вопрос ни о социалистическом перево­роте, ни об элементарно необходимой политической свободе; — несмотря на это, Эн­гельс страшно высоко ценил активнейшее участие рабочих

* Ware er nur mit einigem Verstand geleitet worden. Бедный Энгельс! Жаль, что незнаком он с новой «Искрой»! Тогда он знал бы о гибельности, зловредности, утопичности, буржуазности, технической од­носторонности и заговорщической узости «якобинской» идеи о проведении (geleitet werden) восстания!

248__________________________ В. И. ЛЕНИН

в борьбе за республику, Энгельс требовал от вождей пролетариата, чтобы они всю свою деятельность подчинили необходимости победы в начавшейся борьбе; Энгельс входил при этом и сам, как один из вождей пролетариата, даже в детали военной организации, Энгельс не пренебрегал, раз это нужно было для победы, и устаревшими способами борьбы военных бунтов, Энгельс во главу угла ставил наступательный образ действий и централизацию революционных сил. Самые горькие упреки направлял он против ба­кунистов за то, что они возвели в принцип «то, что было неизбежным злом в эпоху не­мецкой крестьянской войны и во время майских восстаний в Германии в 1849 году, именно раздробленность и обособленность революционных сил, позволившие одним и тем же правительственным войскам подавлять одно отдельное восстание за другим». Взгляды Энгельса на проведение восстания, на организацию революции, на использо­вание революционной власти, как небо от земли, отличаются от хвостистских взглядов новой «Искры».

Подводя итог урокам испанской революции, Энгельс отмечает прежде всего, что «бакунисты оказались вынужденными, как только они очутились перед серьезным ре­волюционным положением, выбросить за борт всю свою прежнюю программу». Имен­но, во-первых, пришлось выбросить за борт принцип воздержания от политической деятельности, от выборов, принцип «уничтожения государства». Во-вторых, «они вы­бросили за борт тот принцип, что рабочие не должны участвовать ни в какой револю­ции, которая не преследует цели немедленного полного освобождения пролетариата, они участвовали сами в движении заведомо чисто буржуазном». В-третьих, — и этот вывод дает ответ как раз на наш спорный вопрос — «они попирали только что провоз­глашенный ими самими принцип: будто учреждение революционного правительства есть лишь новый обман и новая измена рабочему классу, — они попирали его, преспо­койно заседая в правительственных комитетах отдельных городов и притом почти вез­де как

_________________ О ВРЕМЕННОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ_______________ 249

бессильное меньшинство, майоризируемое господами буржуа и политически эксплуа­тируемое ими». Не умея руководить восстанием, раздробляя революционные силы вме­сто централизации их, уступая проведение революции господам буржуа, распуская прочную и крепкую организацию Интернационала, «бакунисты дали нам в Испании неподражаемый образчик того, как не следует делать революцию».

* * *

Суммируя вышеизложенное, получаем следующие выводы:

1. Принципиально ограничивать революционное действие давлением снизу и отка­
зываться от давления также и сверху есть анархизм.

2. Кто не понимает новых задач в эпоху революции, задач действия сверху, кто не
умеет определять условия и программу такого действия, тот понятия не имеет о задачах
пролетариата во всякой демократической революции.

3. Тот принцип, что для социал-демократии недопустимо участвовать вместе с
буржуазией во временном революционном правительстве, что всякое такое участие
есть измена рабочему классу, есть принцип анархизма.

4. Перед партией пролетариата всякое «серьезное революционное положение» ста­
вит задачу сознательного проведения восстания, организации революции, централиза­
ции всех революционных сил, смелого военного наступления, энергичнейшего исполь-

* зования революционной власти .

5. Маркс и Энгельс не могли одобрить и никогда не одобрили бы тактики новой
«Искры» в теперешний революционный момент, ибо эта тактика как раз состоит в по­
вторении всех перечисленных выше ошибок. Маркс

В рукописи после слова «власти» следует: «Руководители рабочего класса, не понимающие этих за­дач или систематически принижающие эти задачи, должны быть беспощадно выбрасываемы за борт пролетариатом». Ред.

250__________________________ В. И. ЛЕНИН

и Энгельс назвали бы принципиальную позицию новой «Искры» созерцанием «задней» пролетариата и перепевом анархических заблуждений .

* * *

В следующей статье мы перейдем к разбору задач временного революционного пра­вительства.

В рукописи: «... анархических пошлостей». Ред.

251

РАЗГРОМ

Морской бой в Корейском проливе заполонил внимание политической печати всего мира. Сначала царское правительство пыталось скрыть горькую истину от своих вер­ноподданных, но скоро убедилось в безнадежности такой попытки. Скрыть полный разгром всего русского флота было бы все равно невозможно.

Оценивая политическое значение последнего морского боя, приходится повторять то, что мы говорили в № 2 «Вперед» по поводу падения Порт-Артура. Полный воен­ный крах царской России стал очевиден уже тогда, но балтийская эскадра внушала еще русским патриотам тень надежды. Все понимали, что окончательный исход войны за­висит от победы той или другой стороны на море. Самодержавие видело, что несчаст­ный исход войны равносилен победе «внутреннего врага», т. е. победе революции. По­этому на карту было поставлено все. Сотни миллионов рублей были затрачены на спешную отправку балтийской эскадры. С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, увеличено число этих судов посредством добавления к новым и сильным броненосцам «старых сундуков». Великая армада, — такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чу­довищная, как вся Российская империя, — двинулась в путь, расходуя бешеные деньги

* См. Сочинения, 5 изд., том 9, стр. 151—150. Ред.

252__________________________ В. И. ЛЕНИН

на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы, особенно после блестящей победы над рыбацкими лодками, грубо попирая все обычаи и требования нейтралитета. По самым скромным расчетам, эта армада стоила до 300 миллионов рублей, да посылка ее обошлась в 100 миллионов рублей, — итого 400 миллионов рублей выброшено на эту последнюю военную ставку царского самодержавия.

Теперь и последняя ставка побита. Этого ожидали все, но никто не думал, чтобы по­ражение русского флота оказалось таким беспощадным разгромом. Точно стадо дика­рей, армада русских судов налетела прямиком на великолепно вооруженный и обстав­ленный всеми средствами новейшей защиты японский флот. Двухдневное сражение, — и из двадцати военных судов России с 12—15 тысячами человек экипажа потоплено и уничтожено тринадцать, взято в плен четыре, спаслось и прибыло во Владивосток только одно («Алмаз»). Погибла большая половина экипажа, взят в плен, «сам» Рожде­ственский и его ближайший помощник Небогатое, а весь японский флот вышел невре­димым из боя, потеряв всего три миноносца.

Русский военный флот окончательно уничтожен. Война проиграна бесповоротно. Полное изгнание русских войск из Маньчжурии, отнятие японцами Сахалина и Влади­востока — теперь лишь вопросы времени. Перед нами не только военное поражение, а полный военный крах самодержавия.

Значение этого краха, как краха всей политической системы царизма, становится все яснее и для Европы и для всего русского народа с каждым новым ударом, наносимым японцами. Все ополчается против самодержавия, — и оскорбленное национальное са­молюбие крупной и мелкой буржуазии, и возмущенная гордость армии, и горечь утра­ты десятков и сотен тысяч молодых жизней в бессмысленной военной авантюре, и оз­лобление против расхищения сотен миллионов народных денег, и опасения неизбежно­го финансового краха и долгого экономического кризиса вследствие такой войны, и страх перед грозной народной революцией, которой

РАЗГРОМ__________________________________ 253

(по мнению буржуазии) царь мог бы и должен бы был избежать путем своевременных «благоразумных» уступок. Растет и ширится требование мира, негодует либеральная печать, начинают грозить даже умереннейшие элементы, вроде землевладельцев «ши-повского» направления, требует немедленного созыва народных представителей даже холопское «Новое Время».

Европейская буржуазия, этот вернейший оплот царской власти, начинает тоже те­рять терпение. Ее пугает неизбежная перегруппировка в международных отношениях, растущее могущество молодой и свежей Японии, потеря военного союзника в Европе. Ее беспокоит судьба тех миллиардов, которые она великодушно ссудила самодержа­вию. Ее серьезно тревожит революция в России, слишком волнующая европейский пролетариат и грозящая всемирным революционным пожаром. Во имя «дружбы» с ца­ризмом она взывает к его благоразумию, настаивает на необходимости мира — мира с японцами и мира с либеральной русской буржуазией. Европа нисколько не закрывает глаз на то, что мир с Японией может быть куплен теперь лишь очень дорогой ценой, но она трезво и деловито рассчитывает, что каждый новый месяц войны извне и револю­ции внутри неизбежно повышает эту цену и увеличивает опасность такого революци­онного взрыва, который как песчинку сметет всю политику «уступок». Европа понима­ет, что самодержавию страшно трудно, почти невозможно уже остановиться теперь, — слишком далеко оно зашло, и вот она, эта буржуазная Европа, старается успокоить и себя самое и своего союзника розовыми мечтами.

Вот что пишет, например, газета французской патриотической буржуазии, «Le Siecle» , в статейке Корнели, озаглавленной «Конец одной эпопеи»: «Теперь, когда русские разбиты на море после ряда поражений на суше, на их правительство ложится обязанность заключить мир и преобразовать свои военные силы. Правительства аван­тюристские бывают иногда вынуждены в силу своих притязаний или в целях своей

254__________________________ В. И. ЛЕНИН

безопасности вовлекать в войну те народы, над которыми они властвуют. И, так как для таких правительств ставкой в борьбе за победу является самое их существование, то они требуют от их народов новых и новых жертв, ведя их таким образом к конечной гибели. Такова была во Франции история двух наших империй. Такова была бы исто­рия и третьей империи, если бы удалось создать таковую у нас.

Наоборот, положение русского правительства именно не таково; оно держится за самые недра русского народа, и общие несчастья не разъединяют правительство и на­род, а лишь теснее спаивают их друг с другом. Побежденный Цезарь не есть уже Це­зарь. Несчастный царь может остаться священным и популярным царем».

Увы, увы! Хвастовство шовинистского французского лавочника «уже слишком яв­но», его уверения, будто война не разъединила русского правительства и народа, на­столько противоречат общеизвестным фактам, что вызывают улыбку и кажутся наив­ной и невинной хитростью. Чтобы предостеречь своего друга и союзника, русского са­модержца, от неизбежного краха, к которому он, как истинный «Цезарь», идет слепо и упорно, французский буржуа ласково уверяет этого Цезаря, что он не должен походить на других цезарей, что у него есть еще иной, лучший выход. «Чего хочется, тому верит­ся». Французской буржуазии так хочется иметь могущественного союзника — царя, что она убаюкивает себя романтической сказкой о несчастье, спаивающем русский на­род с царем. Серьезно и сам г. Корнели не верит, разумеется, в эту сказку, — тем менее нам стоит брать ее всерьез.

Авантюристскими бывают не только правительства цезарей, но и правительства за­коннейших монархов старейшей династии. В русском самодержавии, отставшем от ис­тории на целое столетие, авантюристского больше, чем в любой из французских импе­рий. Самодержавие именно по-авантюристски бросило народ в нелепую и позорную войну. Оно стоит теперь перед заслуженным концом. Война вскрыла все его язвы,

РАЗГРОМ__________________________________ 255

обнаружила всю его гнилость, показала полную разъединенность его с народом, разби­ла единственные опоры цезарьянского господства. Война оказалась грозным судом. Народ уже произнес свой приговор над этим правительством разбойников. Революция приведет этот приговор в исполнение.