Среди миров, между звезд неслышно парят огромные космические вороны. Они столь огромны, что четыре таких ворона способны обхватить своими крыльями целую звезду.
Когда эти вороны подлетают к земле, они накрывают ее тенью своих крыльев и наступает ночь. Все живое погружается в сны, которые на самом деле есть развеянная в воздухе серебряная пыль из осколков звезд, принесенная сюда на их черных перьях. Так сны странствуют по душам и переносятся из одного конца вселенной в другой. И то, что снится тебе сегодня на самом деле, скорее всего, вчерашний сон неведомого существа из другой галактики.
Руки-крылья начинают совершать поглаживания – медленные, текучие, неторопливые. Сначала идет поглаживание тыльной стороной кисти, потом внешней, потом снова тыльной и т.д. Движения при этом достаточно широкие, размашистые. Мои руки имитируют плывущие по небу крылья, где небо это твое тело.
Однажды я проснулся в своем сне, невзначай угодив в разлом между мирами, как стриж в силок птицелова. Между явью и сном не чувствовалось никакой разницы...
Я вышел через стену на улицу. Уже светало, и мир был полон белой тишины. Я поднял голову вверх и увидел, что вокруг центра неба надо мной кружат четыре огромных космических ворона. Они плыли по кругу друг за другом медленно и величественно, а таинственный голос из ниоткуда рассказывал мне сказку
Про морского рака и ворона
В старину это было, в глубокую старину.
Бродил из деревни в деревню один нищий монах.
Зашел он однажды по дороге в чайный домик. Ест данго (шарики из рисовой муки) и чай попивает.
Поел он, попил, а потом говорит:
- Хозяйка, хочешь, я тебе нарисую картину?
"Какую картину может нарисовать этот оборвыш?" - подумала хозяйка.
А монах снял с одной ноги соломенную сандалию, обмакнул ее в тушь и сказал:
- Пожалуй, так занятней рисовать, чем кистью! - и начертал на фусума (раздвижная дверь) большого ворона.
Пошел дальше нищий монах. Стоит на склоне горы другой чайный домик. Отдохнул там монах, выпил чаю и говорит:
- Хозяйка, хочешь, я тебе что-нибудь нарисую?
Снял он сандалию с другой ноги, обмакнул в черную тушь и нарисовал на фусума морского рака.
Рак был совсем как живой: он шевелил хвостом и клешнями.
Множество людей приходило в чайный домик полюбоваться на морского рака. Деньги так и посыпались в кошель к хозяйке.
Прошло время. На обратном пути завернул нищий монах в тот чайный домик, где нарисовал он морского рака.
Стала хозяйка благодарить монаха:
- Вот спасибо вам! Прекрасного рака вы нарисовали. Только больно черен. Сделайте его, пожалуйста, ярко-красным!
- Что же, это дело простое! - ответил монах и выкрасил рака в красный цвет.
"Вот хорошо-то, - с торжеством подумала хозяйка, - теперь я еще больше денег заработаю".
Но красный рак был мертвый. Не шевелил он больше ни хвостом, ни клешнями. И никто уже не приходил на него любоваться.
А нищий монах завернул по пути в тот чайный домик, где он ворона нарисовал.
Хозяйка дома встретила его неласково, начала жаловаться:
- Заляпал своим вороном мои чистые фусума, вконец испортил! Сотри свою картину, да и только!
- Это дело простое, - улыбнулся монах. - Тебе не нравится этот ворон? Сейчас его не будет!
Достал он из-за пазухи веер, раскрыл его и несколько раз взмахнул им в воздухе...
И вдруг послышалось: "кра-кра-кра!" - ворон ожил, расправил крылья и улетел.
Онемела хозяйка от удивления, а нищий монах пошел дальше своим путем.
Тому, кто подпадает через мои руки и слова под власть и странное очарование этой ласки, становится необыкновенно хорошо и спокойно. В ней есть аромат сакрального и ощущение метафизического блаженства, которое знакомо всем удачливым странникам духа. Абсолютно трансовая вещь, образы следуют один за другим и погружают сознание все глубже и глубже в тишину зыбких и туманных видений …
А еще эта ласка наполняет душу чувством простора, грандиозности и великолепия, а тело ощущением своей юности и вечности одновременно.
Это очень интересные и глубокие ощущения.
Тебе понравится…