«Подлые Богатенькие Парни»
«Подлые Богатенькие Парни»
Серия: Богатенькие парни из Подготовительной Академии Бёрберри – 1
К. М. Станич
Аннотация:
Сломать новенькую.
Это должно быть легко, не так ли?
Такой дряни, как она, не место в
Подготовительной Академии Бёрберри.
Нет, Марни Рид пойдёт ко дну, и мы планируем
устроить из этого спектакль.
Давайте посмотрим, кто сможет заставить
её влюбиться первым.
Ставки сделаны. Есть желающие?
***
Сразиться с подлыми богатенькими парнями.
Они — кумиры школы, настоящие боги на земле.
Старые деньги. Новые деньги. Восходящие звёзды.
Эти ребята совсем не похожи на тех,
что были в моей старой школе.
Может, я и пришла из ниоткуда,
но я полна решимости стать кем-то,
и я не позволю им встать у меня на пути.
Они говорят, что превратят мою жизнь в сущий ад;
я думаю, они намерены
сдержать это обещание.
Автор: К. М. Станич
Название книги: «Подлые Богатенькие Парни»
Серия: «Богатенькие парни из Подготовительной Академии Бёрберри – 1»
Содержание: Пролог + 24 главы + Эпилог
Переводчик: Lana.Pa
Редактор: Настёна
Обложка: Wolf A.
Переведено для группы Золочевская Ирина || Б. Б. Рейд
Внимание!
Текст переведен исключительно с целью ознакомления, не для получения материальной выгоды. Создатели перевода не несут ответственности за его распространение в сети. Любое коммерческое или иное использование, кроме ознакомительного чтения, запрещено.
Приятного прочтения!
Примечание автора
***Возможные спойлеры***
«Подлые богатенькие парни» — это роман о гареме наоборот, о школьных хулиганах. Что именно это значит? Это означает, что у нашей главной героини, Марни Рид, к концу книг будет как минимум три любовных увлечения. Это также означает, что на протяжении большей части этой книги любовные интересы в буквальном смысле запугивают Марни. Эта книга ни в коей мере не оправдывает издевательства и не романтизирует их. Если любовные интересы в этой истории хотят расположить к себе главную героиню, им придётся изменить свой образ жизни, принять её месть и принять её прощение.
Карма — сука, особенно когда она приходит в виде Марни Рид.
Любые сцены поцелуев/секса с участием Марни разрешены по обоюдному согласию.
Возможно, это книга и о старшеклассниках, но я не назвала бы их детьми. Персонажи жестокие, эмоции настоящие, нецензурная лексика широко используются. Есть некоторые случаи употребления алкоголя несовершеннолетними, сексуальные ситуации, упоминания о прошлых попытках самоубийства и другие сценарии для взрослых.
Никому из главных героев не меньше пятнадцати лет. У этой серии будет счастливый конец в четвертой и последней книге.
Пролог
Моя униформа — и моё достоинство — разорваны в клочья.
Мои глаза осматривают собравшуюся толпу, но есть три лица, которые особенно привлекают моё внимание. Холодные, жестокие, прекрасные.
«Уродливая разновидность красоты», — думаю я, встречаясь с прищуренным серебристым взглядом и улавливая едва заметные намёки на ухмылку. Тристан Вандербильт думает, что победил меня; они все так думают. Но чего они не понимают, так это того, что я уже не та нервная, нетерпеливая маленькая Черити (прим. Charity — благотворительность), какой была, когда только начинала учиться в Академии Бёрберри.
Поднимая руку, я смахиваю немного крови со рта. Мой лифчик просвечивает сквозь разорванные остатки белой блузки, и это симпатичный красный лифчик, который я надела специально для Зейда. Он заставил меня поверить, что я ему небезразлична. Бросив взгляд в его сторону, я теперь совершенно ясно вижу, что это не так. Он не улыбается, не так, как Тристан, но в его зелёных глазах ясно читается: тебе здесь не место.
— Теперь тебе достаточно? — Харпер Дюпон мурлычет у меня за спиной. Я не утруждаю себя тем, чтобы повернуться и посмотреть на неё. Вместо этого я переключаю своё внимание на последнего из трёх парней. Три мои самые большие ошибки; три моих самых больших предательства. Крид хмурится, как будто вся эта конфронтация — неизбежное зло. Избавиться от отбросов низшего класса, навести порядок в школе.
Поднимается ветер, рваные красные складки моей формы развеваются на солёном ветру. Вдалеке я слышу шум моря. Оно разбивается о камни в такт бешеному биению моего сердца. Надвигается шторм.
Тристан приближается ко мне с хищной грацией, его дорогие мокасины собирают капельки росы, когда он подходит и встаёт со мной лицом к лицу, так близко, как в тот первый день, когда он оскорбил меня, а затем бросил вызов: «Как долго, по-твоему, ты продержишься?» Хорошо. Это последний день первого курса, а я всё ещё стою здесь, не так ли? Тристан, однако, думает, что хоть я пока и выиграла битву, но он выиграет войну.
Я застываю как вкопанная, когда он поднимает пальцы и пропускает сквозь них пряди моих забрызганных краской волос, слегка подёргивая короткие розово-золотистые пряди. Красная краска размазывается по его идеальной коже, когда я встречаюсь с его серыми глазами с вызывающим блеском в своих.
— Я так понимаю, ты не вернёшься в следующем году, да ведь, Марни? — шепчет он, его голос подобен виски со льдом. Тристан считает себя главой этой школы, настоящим богом. Другие парни тоже так о себе думают. Я бы хотела быть мухой на стене, чтобы увидеть, когда, наконец, наступит их противостояние. Они думают, что за их деньги можно купить весь мир. Может быть, в каком-то смысле так и есть.
Но они не купят им настоящей дружбы, и они не купят им любви. Они определённо не купят им меня.
Я перевожу взгляд мимо Тристана на Зейда и Крида, а затем снова фокусирую своё внимание на мудаке, который всё это затеял. С самого первого дня он изо всех сил старался превратить мою жизнь в сущий ад. Ему это удалось. А Зейд и Крид наслаждались каждой ужасной, грязной секундой этого процесса.
— Просто возвращайся домой, Марни, и всё закончится, — говорит Тристан, мягкость в его голосе граничит с жестокостью. Он похож на хищника, который слишком мил, чтобы его бояться. Я совершила ошибку, подпустив его слишком близко, и теперь я порезана и истекаю кровью — физически и эмоционально. Я чертовски разбита. — Тебе здесь не место.
Зейд слушает весь разговор, а затем обнимает Бекки Платтер своей татуированной рукой, забивая последний гвоздь в мой гроб. Он предпочёл её мне. Он выбрал её, её жестокость и её издевательский смех надо мной. Мои руки сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони полумесяцами.
Я встречаю надменный, самоуверенный взгляд Тристана. На моём лице слёзы, и когда он убирает пальцы с моих волос, он касается одной слезинки костяшками своих пальцев, поднося к губам, чтобы лизнуть её. Этот насмешливый, ужасный ход, врезается как нож в спину. Я чувствую лезвие у своего сердца, но оно промахнулось. Я ещё не сломлена.
— Я уже записалась на занятия, — заявляю я, и весь двор замолкает. Никто этого не ожидал, бедная девочка, ягнёнок в стае волков, способная постоять за себя. Чего они не знают, так это того, что самые твёрдые сердца выковываются в огне. Своей жестокостью, шутками и смехом они превратили меня в нечто более впечатляющее. — Наступит сентябрь, и я буду первой в очереди на ознакомление.
— Ты бы не посмела, — говорит Тристан, всё ещё холодный как лёд, всё ещё полный злого торжества из-за того, что, по его мнению, он сделал. Его тёмные волосы развеваются на ветру, смягчая некоторые жёсткие черты лица. Однако всё это иллюзия. Теперь я знаю это и больше не повторю ту же ошибку. — Я превращу твою жизнь в сущий ад.
— Ты можешь попробовать, — парирую я, залезая в карман и вытаскивая свой регистрационный бланк. Я вернусь в академию, несмотря ни на что. Это моя возможность, и я не позволю трём красивым лицам, трём парам горячих рук, трём парам пылких губ разрушить её. — Потому что вот, чего ты не знаешь… — я делаю глубокий вдох, а затем наклоняюсь, чтобы взяться за ручку своей старой потрёпанной спортивной сумки. У всех остальных здесь есть наёмные работники, которые несут их багаж. Только не у меня. Выпрямляясь, я вызывающе вздёргиваю подбородок, и Тристан хмурится. — Дело в том, что моя жизнь за пределами этих стен уже была сущим адом. Это просто ещё один уровень дантовского круга, и я не боюсь.
Мой взгляд скользит мимо Тристана и возвращается к Зейду и Криду.
— Никого из вас.
Я обхожу Тристана, намереваясь добраться до школьных ворот и трёх месяцев свободы от этих придурков, но он кладёт руку мне на плечо и удерживает меня. Опустив взгляд, я смотрю на его пальцы, прижатые к моей плоти, а затем снова поднимаю взгляд на его лицо. Он улыбается, но это некрасивая улыбка.
— Вызов принят, — мурлычет он, а затем отпускает меня.
Когда я иду по тропинке в своей порванной униформе, я высоко поднимаю подбородок и отбрасываю свои страхи назад.
Вызов принят — всё верно. Я не позволю лишить себя лучшей возможности в моей жизни. Ни Тристану, и никому другому.
Пока я иду, я чувствую три пары глаз на своей спине, наблюдающих, ожидающих, строящих козни.
Я должна быть уверена, что останусь на шаг впереди.
Глава 1
Впечатляющий каменный фасад академии Бёрберри скрывает множество порочных душ с симпатичными лицами. Я ещё не знала этого, стоя у подножия широких истёртых ступеней, и моё сердце колотится где-то в горле. Моё школьное расписание зажато в правой руке, помятое и безумно мною любимое; я смотрю на него с четвёртого июля.
Глубокий вдох, Марни. Моя красная плиссированная юбка свежевыглажена и развевается вокруг бёдер, когда я иду по старой кирпичной дорожке к главному входу. Согласно электронному письму с инструкцией, я должна встретиться со своим гидом прямо во внутреннем дворе. Интересно, выгляжу ли я бедно? Я с трудом сглатываю, борясь с собственной паранойей, но это нелегко. Декан заверил меня, что мой статус стипендиата не будет афишироваться; но это не значит, что никто об этом не узнает.
Я слышу журчание фонтана прежде, чем вижу его, тихий звенящий звук, похожий на перезвон колокольчиков на ветру. Когда я поднимаюсь на последнюю ступеньку, вижу бронзовую статую оленя, вода хлещет из скалистого основания, на котором он стоит. На краю фонтана сидит парень, одетый в форму, такую же, как у меня. «Значит, он тоже первокурсник», — думаю я, напоминая себе, что большинство здешних студентов посещают академию с дошкольного возраста. Разные здания, но один и тот же кампус. Так что гид для первокурсников не нужен. На самом деле, только два процента новых учеников поступают в течение первого года обучения в средней школе.
«Хорошо для меня», — размышляю я, когда парень встаёт, и я мельком замечаю, насколько он, невероятно красив: шелковистые каштановые волосы со светлыми прядями, ярко-голубые глаза, полные розовые губы. Всегда у меня нестандартные мысли. Теперь, если бы я только могла уберечь остальных присутствующих здесь студентов от того, чтобы они узнали, насколько я на самом деле нестандартна, как будто бы нахожусь по ту сторону баррикад.
— Тристан? — с надеждой спрашиваю я, пока мои новые мокасины стучат по замысловатому кирпичному патио. Я уже протягиваю руку в приглашении, на моих губах появляется яркая улыбка. Я решила, что, если кто-нибудь спросит меня о моей семье, я не буду лгать. Нет, я не стыжусь того, откуда я родом. На самом деле, я горжусь собой. Я не только собираюсь стать первым человеком в моей семье, который закончит старшую школу, но ещё и поступаю в престижную академию, обычно предназначенную для подлых богачей.
— Вообще-то, нет, — отвечает парень, беря меня за руку гладкой, сухой ладонью. От него пахнет кокосами и солнечным светом, если это вообще возможно, пахнуть солнечным светом. — Я Эндрю Пейсон. Тристан должен быть… — Эндрю на мгновение замолкает, и я ловлю мимолётный взгляд, брошенный им в сторону кладовки уборщика. — Где-то здесь.
Взгляд Эндрю снова переключается на меня, и на долю секунды я вижу вспышку интереса, прежде чем он моргает, и она исчезает. Или, может быть, мне это просто почудилось? Интересно, и тогда я впервые осознаю, что моя любовная жизнь здесь… вероятно, будет довольно скудной.
Парни могут поначалу проявить интерес, но ни один богатенький подросток не захочет встречаться с кем-то, у кого нет и двух центов, стучащих в кармане.
— Я полагаю, он твой студенческий гид? — добавляет Эндрю, отпуская мою руку. Он жестом приглашает меня присесть на бортик фонтана рядом с ним, и я подчиняюсь, слегка шипя от холода бронзы на своих бёдрах. К ношению такой юбки придётся серьёзно привыкнуть. Но я спросила о том, можно ли надеть брюки, и получила категорический отказ. Как и во многих элитарных начинаниях, в отношении униформы очень распространено представление о гендерных ролях.
— Ага, — отвечаю я с ещё одной улыбкой, поправляя бирку на шее. На одной стороне написано моё имя, на другой — имя Тристан. — Я буду проводить с ним весь день. — Эндрю улыбается мне в ответ, но на его лице появляется лёгкая гримаса. О-оу. У меня такое чувство, что мистеру Пейсону не очень нравится этот парень, Тристан. — Что? Есть ли что-то, о чём мне следует беспокоиться?
— Увидишь, — говорит Эндрю, откидываясь на ладони и изучая меня. На стропила сверху садится стая птиц, разбрасывая перья. Ветер подхватывает их и заставляет танцевать вокруг моего лица вместе с тёмными волнами моих волос.
— Он интересный парень. — Эндрю слегка наклоняет голову, посмеиваясь себе под нос. — Хотя ему чертовски повезло, что он в паре с тобой.
— Конечно, — говорю я со смехом, держа ручку своей новой кожаной сумки для книг в левой руке, стараясь, чтобы она не упала в воду. В этой штуке не только хранятся мои новые ноутбук и планшет, но и ещё она обошлась стипендиальному фонду в небольшое состояние. Честно говоря, она стоит больше, чем машина моего отца. Я киваю подбородком в сторону Эндрю. — Как зовут твою девушку?
— Девушку? Нет, — Эндрю пожимает плечами. — Мне не настолько повезло. — Он протягивает руку и переворачивает свой значок, открывая имя Роб. А. Я улыбаюсь, глядя, как солнечный свет струится между четырьмя колокольнями, окружающими внутренний двор, окрашивая волосы Эндрю в щедрый золотистый цвет. — И я определённо не такой уж гей — к сожалению. Между нами говоря, большинство здешних девушек уже помолвлены. — Я приподнимаю бровь, но Эндрю просто улыбается. — Старые деньги, ты же знаешь.
Верно.
— А как насчёт тебя? — спрашиваю я, и, хотя я этого не хотела, в конце концов я флиртую с этим парнем. Здорово. Наверное, я и впрямь дочь своей матери. — Ты помолвлен?
— Я, — начинает Эндрю, и его глаза мерцают, — совершенно одинок.
Мы оба замираем, когда парень в красных штанах, чёрной куртке и белой рубашке первокурсника поднимается по ступенькам и неловко останавливается, приветственно поднимая руку. После того, как он представился как Роб Уитни, я отступаю назад и прислоняюсь к прохладным каменным стенам одной из колоколен, взволнованная тем, что занятия всё ещё проводятся в этих узких зданиях. Я пытаюсь дать парням немного пространства, поэтому достаю из сумки одну из книг, открываю её и жду, когда появится мой гид. Обычно я бы всё время разговаривала по телефону, но в академии очень строго относятся к электронике: разрешены только школьные ноутбуки и планшеты.
Прежде чем Эндрю и Роб успевают начать свой собственный тур, дверь кладовки распахивается, и оттуда выходит девушка в униформе четверокурсницы — чёрная юбка, чёрная рубашка, чёрный жакет, одно плечо топа спущено, помада размазана.
За ней выходит парень, парень с серебристыми глазами и ужасной, ужасной ухмылкой. В тот момент, когда я вижу его, меняется всё. Чёрт, это меняет всю мою жизнь, перестраивает моё прошлое, диктует моё будущее. Когда я впервые вижу Тристана Вандербильта, я становлюсь другим человеком.
Тепло разливается по моему телу, и мне внезапно становится жарко, как будто я должна снять пиджак и ослабить галстук. Тристан застёгивает пуговицы на своей белой рубашке первокурсника, направляясь ко мне широкими, уверенными шагами, его волосы блестящие и чёрные, как вороново крыло, рот слишком опасный, чтобы быть соблазнительным. Мои пальцы крепко сжимают сумку с книгами, сердце бешено колотится, на висках выступают капельки пота.
Вот это реакция.
«Что, чёрт возьми, со мной не так?!» — с нарастающей паникой думаю я, когда Тристан подходит прямо ко мне, возвышаясь надо мной на добрых полфута (прим. около 15см). Он берёт куртку, перекинутую через руку, и надевает её, застёгивает две центральные пуговицы, а затем наклоняется вперёд, упираясь предплечьем в стену над моей головой. Я чувствую его запах, похожий на запах мяты и корицы. Это чертовски опьяняюще.
— Ты тот случай благотворительности, да? — спрашивает он меня, его улыбка становится ещё шире. В этом нет ничего приятного. Тристан выглядит совершенно порочным. Я открываю рот, чтобы ответить, жалея, что вообще приняла решение не лгать. Сейчас было бы неплохо опровергнуть обвинения этого парня. Но это правда, не так ли? Я — благотворительность. Но откуда, чёрт возьми, он знает?
— Меня зовут Марни Рид, и да, я получатель стипендии. — Господи, я звучу как школьный учитель или что-то в этом роде. Вот и всё, что нужно для того, чтобы вести себя не круто. Не то чтобы это имело значение для этого парня: он уже составил обо мне своё мнение. Всё написано у него на лице, оттенок презрения, тонущий в надменном высокомерии.
Тристан усмехается и качает головой, немедленно переводя свой взгляд на меня. Я не уверена, как долго смогу выдерживать этот взгляд, не потеряв при этом часть своей души. Это абсолютно пугающе… и волнующе одновременно. Я раньше встречала только одного такого парня, и с ним всё получилось не очень хорошо.
— Стипендия. Мусорная болтовня для бесплатной раздачи денег. — Его улыбка превращается в кошмарный оскал. — Моя семья построила эту школу, и всё же мы всё ещё платим за то, чтобы быть здесь. Что делает тебя такой особенной, что ты можешь приходить сюда бесплатно?
Я настолько не готова и не ожидаю этого нападения, что оно застаёт меня врасплох, и я остаюсь, разинув рот, когда он протягивает руку и накручивает прядь моих распущенных волос на палец. Он слегка дёргает меня за волосы и наклоняется ещё ближе, касаясь губами моего уха.
— Впрочем, ты достаточно симпатична для такого отребья. — Не раздумывая, я протягиваю обе ладони и отпихиваю этого незнакомца всеми силами, что у меня есть. Один из бонусов того, что ты растёшь не по ту сторону баррикад, — ты учишься постоять за себя. Тристан почти не двигается, выражение его лица не меняется. Это всё равно что толкать гору кирпичей. Совершенно неподвижный. — Как долго, по-твоему, ты продержишься? — продолжает он, слегка склонив голову набок. Я протягиваю руку, чтобы убрать его руку со своих волос, но он уже откидывается назад, опуская руку — и свою улыбку — с внезапным изменением выражения лица. Его веки полуприкрыты, когда он изучает меня. — Не думаю, что долго. — Этот прекрасный рот и его уродливый кошелёк. — Жаль. Я с нетерпением ждал вызова.
Тристан отворачивается от меня, как будто это я сделала что-то не так, когда он опоздал на встречу со мной и он… ну, делал что-то с девушкой постарше в кладовке. Что именно он делал, я не хочу знать. И всё же какая-то тёмная, запутавшаяся часть меня очень хочет. Чёрт возьми.
Несмотря на то, что мне этого не хочется, я выхожу в коридор под открытым небом с цветущим жасмином и догоняю своего гида на этот день. Фантастически. Меня явно поставили в пару с самым грубым — и, вероятно, самым богатым — парнем в этой школе. И, наверное, к тому же самым красивым. Моё сердце трепещет в груди, но я прогоняю это чувство прочь. Я стараюсь быть милой со всеми, но я не собираюсь жеманиться перед каким-то парнем только потому, что он сексуальный.
Он не ждёт, пока я догоню его, так что мне приходится бежать, задыхаясь к тому времени, когда мы оказываемся плечом к плечу. Тристан, кажется, не замечает и не заботится о том, что у меня одышка. Также он, кажется, не замечает и не заботится о том, что должен показывать мне, где находятся общежития — извините, квартиры — классные комнаты, кафетерий.
— Ты мой гид на этот день, — говорю я, щёки пылают от бега, мои пальцы поднимают значок, чтобы Тристан мог осмотреть его, высвечивая его имя на обратной стороне. — Нравлюсь я тебе или нет, не имеет значения, у тебя есть работа, которую нужно выполнить.
Тристан останавливается прямо перед дверью с красивыми витражными панелями, тянущимися от пола до потолка. Мой нутро хочет поглазеть на них, а потом сфотографироваться для отца, но мне придётся привыкнуть к мысли, что у меня нет телефона. Это, и мои внутренние инстинкты подсказывают мне, что было бы ошибкой позволить этому парню, Тристану, узнать что-либо обо мне, даже такую мелочь, как моё увлечение исторической архитектурой.
— Работа? — усмехается он, делая шаг назад и медленно оглядывая меня с ног до головы серебристыми глазами. Они режут меня, как лезвие, заставляя истекать кровью. Я бессознательно скрещиваю руки на груди, и он усмехается. Это неприятный звук, даже близко нет. Вместо этого смех Тристана издевательский, как будто он думает, что я какая-то космическая шутка, навязанная ему безразличной вселенной. — Послушай, Черити, (прим. Charity [черити] — благотворительность) — начинает он, и я открываю рот, чтобы отчитать его, когда его ладонь врезается в витражную панель за моей головой. — Нет, не разговаривай. Ты не можешь сказать ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. — Протягивая руку, Тристан проводит пальцами по моей щеке, и я отбрасываю его руку. Он хватает меня за запястье и держит так, как будто я принадлежу ему. Глядя на этого парня, у меня складывается впечатление, что он думает, что ему принадлежит вся школа.
— Ты знаешь, какая у меня фамилия?
— После того, как ты со мной обошёлся, — начинаю я, вздёргивая подбородок и раздувая ноздри. — Я не думаю, что мне это нужно.
В моей последней школе у нас были металлоискатели, собаки-нюхачи (прим. — собаки, обученные на поиск наркотиков) и полиция на территории кампуса. Если Тристан думает, что сможет запугать меня, то он совершенно не прав. Чего я в тот момент не знала, так это того, что богатые парни гораздо опаснее бедных. Бедняки могут объединяться в банды и устраивать погромы, могут избить вас за то, что вы гуляете не по тому району, но у богатых все те же инстинкты, воплощённые в красивых лицах и дизайнерской обуви, белозубых улыбках и благородных манерах. Дело в том, что с бесконечными ресурсами приходит способность причинять бесконечную боль.
— Если ты хочешь прожить хотя бы один день в кампусе, — продолжает он, наклоняясь и прижимаясь губами так близко к моему уху, что его дыхание шевелит мои волосы, вызывая мурашки на моей руке. Я не могу решить, нравится мне или ненавистна его близость, его длинное, худощавое тело, прижимающееся ко мне спереди, одно колено между моих ног. Мои груди едва касаются его груди, две накрахмаленные белые рубашки дразнят друг друга с каждым нашим вдохом. — Тогда тебе лучше выучить её — и побыстрее.
Тристан отпускает меня и отступает назад. Высокомерие на его красивом лице ошеломляет, высокие скулы и пухлый рот неуместны на таком надменном лице. Он слишком самонадеян, чтобы быть красивым. «Лгунья», — шепчет мой разум, но я отмахиваюсь от этого. Этот парень практически напал на меня. Если он думает, что я не донесу на его задницу, значит, он серьёзно ошибается.
— Та девушка в кладовке… — выпаливаю я прежде, чем успеваю остановиться. Во мне зреет болезненное влечение, которое, я знаю, мне следует подавить. Поиграй с пламенем и обожжёшься. Это суровый факт жизни, который я усвоила давным-давно, так какого черта я делаю?
Тристан проводит длинными пальцами по своим пышным волосам цвета воронова крыла, глядя на меня сверху вниз, как будто я жвачка на подошве его ботинка. Я не удивлена. К тому времени, как подадут обед, вся школа будет называть меня Черити.
— Хочешь, я расскажу тебе, как я её трахал? — спрашивает он, когда жар поднимается по моей шее и обжигает щёки. — Если ты продержишься неделю, — продолжает он, протягивая руку, чтобы поправить свой чёрный шёлковый галстук, — может быть, я так и сделаю.
Затем он поворачивается и оставляет меня стоять одну на дорожке. По обе стороны от тента начинает накрапывать дождь.
Это нехорошее предзнаменование, совсем нехороший знак.
Глава 2
Без гида Подготовительная Академия Бёрберри похожа на лабиринт старинных каменных коридоров и винтовых лестниц. В нём царит меланхоличная красота, от которой волосы у меня на затылке встают дыбом, как будто я чувствую историю, притаившуюся внутри здания, давно минувшие эпохи и жители, наблюдающие за мной затемнёнными глазами.
— Привет. — Позади меня раздаётся голос, и я подпрыгиваю, подавляя тихий вскрик, когда поворачиваюсь и нахожу девушку с ярко-белокурыми волосами и широкой улыбкой. Если бы не неподдельная теплота в её голубых глазах, её красота была бы пугающей, почти холодной в своём совершенстве. Она поразительно похожа на мраморную статую в углу, с высеченной непогрешимостью и гипсовой бледностью кожи. — Ты заблудилась?
— Неужели это так очевидно? — спрашиваю я, рискуя слегка улыбнуться и чертовски надеясь, что она совсем не похожа на Тристана. — Я бродила вокруг уже полчаса, но мне слишком неловко просить о помощи. — Смущена? Скорее, слишком встревожена. Взгляды, которые я получала от других студентов, были не совсем приветливыми. Они, а также персонал, который я видела, все бегали вокруг в панике в первый день в школе, готовя планы уроков и приветствуя учеников, которых они знают с дошкольного возраста. Я никогда не чувствовала себя таким изгоем — и поверьте мне, я и раньше была таковой.
— Ты лауреат стипендии Кэбота, верно? — спрашивает девушка, и её голос звенит, как колокольчики. Вау. Её голос такой же красивый, как и она сама. Но, похоже, что вся школа уже знает о моём социально-экономическом статусе, да? — О, нет, нет, — продолжает она, махая рукой в мою сторону, — это не то, о чём ты думаешь. Я просто… мою мать зовут Кэтлин Кэбот.
Мой рот приоткрывается, и я наклоняюсь вперёд, сжимая двумя руками свою кожаную школьную сумку.
— Твою маму зовут Кэтлин? — спрашиваю я, чувствуя, как меня охватывает острое чувство благоговения. Кэтлин Кэбот — миллиардер, сделавшая себя сама. Да, вы не ослышались: миллиардер. Она родилась в том же районе, что и я, воспитывалась матерью-одиночкой в однокомнатной квартире и в итоге стала техническим магнатом. Я встречалась с ней дважды: один раз на церемонии награждения, а потом на праздничном ужине. Она чёртова святая — и она единственная причина, по которой я стою здесь, в Академии Бёрберри.
— Я так понимаю, она произвела впечатление? — спрашивает девушка с кривой улыбкой. — Хорошее или плохое? Она может пойти в любую сторону, в зависимости от погоды, положения звёзд, полная луна или нет… — на моём лице появляется ухмылка.
— Определённо, хорошее впечатление. Последние три недели я потратила на то, чтобы написать идеальное благодарственное письмо. — Девушка улыбается мне в ответ, протягивая тёплую сухую ладонь для пожатия.
— Она будет довольна всем, что ты ей пришлёшь, — говорит она, когда мы пожимаем друг другу руки. — Миранда Кэбот. А ты — Марни Рид. — Миранда делает шаг назад и оглядывает меня. — Я надеюсь, ты сделана из прочного материала, — говорит она, но без злобы.
— И почему это? — спрашиваю я, когда её голубые глаза поднимаются на моё лицо, а одна светлая бровь приподнимается.
— Потому что Академия — это адская дыра, завёрнутая в деньги. — Миранда одаривает меня широкой улыбкой, а затем протягивает руку. — Дай мне своё расписание, и я скажу тебе, каких демонов следует избегать. — Она делает паузу и бросает на меня ещё один критический взгляд. — Но в основном тебе захочется держаться подальше от дьяволов.
— Дьяволы? — спрашиваю я, вытаскивая из кармана своё помятое расписание и передавая его Миранде. Она просматривает его, прикусывая пухлую нижнюю губу и размазывая блестящий розовый блеск. Когда она снова поднимает на меня взгляд и протягивает руку, чтобы перевернуть мой бейджик с именем, её рот сжимается в тонкую линию.
— Дьяволы, — говорит Миранда со вздохом. — Никто, кроме меня, их так не называет. Похоже, ты уже встречалась с одним из них сегодня утром? — теперь она смотрит на меня с жалостью, как будто хорошо знакома с Тристаном и его бредом.
— А как их называют все остальные? — спрашиваю я, и она вздыхает, беря меня под руку и увлекая за собой по длинному, широкому коридору. Он достаточно большой, чтобы по нему мог проехать грузовик, повсюду расставлены маленькие столики с лимонно-огуречной водой и стаканчиками. Иногда здесь также подают свежие фрукты или выпечку.
— О, девочка, нам с тобой предстоит долгий разговор. Оставайся со мной. По понедельникам у нас совместные занятия. К тому времени, как мы закончим, ты будешь знать всё, что тебе нужно знать об Идолах.
Голубая кровь Подготовительной Академии Бёрберри
Список, составленный Мирандой Кэбот
Идолы (парни): Тристан Вандербильт (первый курс), Зейд Кайзер (первый курс) и Крид Кэбот (первый курс)
Идолы (девушки): Харпер Дюпон (первый курс), Бекки Платтер (первый курс) и Джина Уитли (четвёртый курс)
Внутренний круг: Эндрю Пейсон, Анна Киркпатрик, Майрон Тэлбот, Эбони Питерсон, Грегори Ван Хорн, Эбигейл Фаннинг, Джон Ганнибал, Валентина Питт, Сай Патель, Мэйлин Чжан, Джален Доннер... и, думаю, я!
Плебеи: все остальные, извините. XOXO
— Почему я держу в руке список имён? — спрашиваю я, когда мы идём по коридору, останавливаясь выпить кофе за одним из боковых столиков. В моей старой школе никогда не подавали кофе ученикам. Иногда дети врывались в учительскую и крали что-нибудь, но это всё, к чему мы когда-либо были близки.
— Запомни этот список так, как будто от этого зависит твоя жизнь. — говорит Миранда, поднося к губам кружку с черным кофе.
— Мисс Кэбот, — произносит строгий голос, забирая белую чашку из тонких пальцев Миранды. — Вы же знаете, что кофейные столики предназначены только для персонала. — Я поворачиваюсь и вижу высокую брюнетку в юбочном костюме, наблюдающую за нами, приподняв бровь и криво улыбаясь. Она выглядит так, словно в Вашингтоне, округ Колумбия, чувствовала бы себя как дома, а не в сельской подготовительной школе в центральной Калифорнии. — В конце концов, тут есть знак. И я знаю, что вы умеете читать. Ваша мать клялась, что сама вас научила.
Мой рот кривится, когда Миранда отбрасывает волосы надменным жестом, который, кажется, не совсем соответствует её характеру. И это хорошо. В своей жизни я знавала много таких, кто обожал этот жест, и ни одна из этих девушек не была приятной. Они превратили мои школьные годы в сущий ад с помощью парня по имени Зак Брукс. Зак… Я не собираюсь позволять себе думать о нём. Это мой шанс начать всё сначала и получить новые, лучшие воспоминания.
— Мисс Фелтон, я вижу, война с кофеином всё ещё продолжается, — ворчит Миранда, ожидая, когда мисс Фелтон повернётся к ней спиной, чтобы она могла отшить её. — Это заранее проигранная битва — как война с наркотиками.
— Почему бы вам не подождать до завтра, и не сможете обсудить политику в классе? — мисс Фелтон выливает кофе в слив фонтанчика, когда мы поворачиваем за угол, и Миранда закатывает на меня свои голубые глаза.
— Извини, это мисс Фелтон. Она немного приверженка правил. Ей это сходит с рук, поскольку когда-то давным-давно она тоже была Идолом. Такое ощущение, что это дерьмо никогда не выветривается. — Миранда замолкает, а затем выглядывает из-за угла, как будто проверяет, не следует ли за нами мисс Фелтон. Её там нет. Миранда ухмыляется, а затем указывает на мои бёдра свободными пальцами. — Закатывай, или тебя навсегда назовут Плеб.
— А… что? — спрашиваю я, пока Миранда расстёгивает рубашку, а затем продолжает закатывать пояс своей красной плиссированной юбки, пока она не становится опасно короткой, не может наклониться или дотянуться до слишком высокой полочки короткой. Лёгкий ветерок может сразу же сдуть её. — Плеб? Как… Плебей?
— Да, — отвечает Миранда со вздохом, заправляя рубашку обратно, а затем смотрит на меня как на сумасшедшую. Когда я не двигаюсь, чтобы подражать ей, она стонет и делает шаг вперёд, вытаскивая накрахмаленную белую блузку из-за моего пояса. А я вроде как просто стою там и позволяю ей делать своё дело. Это волнующе, озорно, но в некотором роде невинно. — Это глупо, я знаю, но так оно и есть здесь.
Как только моя юбка достигает соответствующего уровня, ну, неуместного, Миранда наклоняется и постукивает по листку бумаги, который она выписала для меня. Внизу есть термин Плебей, а после него написаны слова все остальные.
— Плебей означает простолюдин или крестьянин, — продолжает Миранда, пыхтя и заправляя за уши выбившиеся пряди платиновой блондинки. Они такие бледные, практически белые, но, когда солнце проникает сквозь витражи и заливает её светом, они образуют ангельский, сияющий золотом нимб. — Если ты не Идол и не входишь во Внутренний круг, значит, ты Плеб. Однажды ставший Плебом, всегда остаётся Плебеем. — Миранда замолкает и поднимает глаза к потолку, длинные тёмные ресницы трепещут. Я думаю, она наращивает ресницы, но было бы невежливо спрашивать. Чёрт, может быть, я просто завидую, а она просто слишком хорошенькая?
— Ну, за исключением одного раза, когда Карен Эвермит трахнулась с футбольным тренером и поделилась видео со всей школой. — Миранда одаривает меня улыбкой модели. — За один день она превратилась из Плебея в кумира. Но этого почти никогда не случается.
Миранда снова делает паузу, а затем протягивает руку, чтобы взъерошить пальцами мои волосы, завивая один тёмный локон рядом с моим лицом.
— Я имею в виду, если только тебе не нравятся сорокалетние женатые спортсмены.
— Боюсь, я не настолько авантюрна, — говорю я, когда Миранда показывает подбородком, и я снова изучаю листок. Тристан Вандербильт, да? Когда я поднимаю глаза, то замечаю бронзовую табличку с надписью Учебный зал Вандербильта. Верно. «Моя семья построила эту школу, и всё же… мы всё ещё платим за то, чтобы быть здесь. Что делает тебя такой особенной, что ты можешь приходить сюда бесплатно?» Думаю, он не шутил насчёт первой части. Остальное же… этот засранец понятия не имеет, как усердно я работала, чтобы попасть сюда.
— Эй, не пытайся выставить себя напоказ. У тебя есть другие, более важные черты характера и таланты. Мы с мамой прочитали более тысячи эссе, прежде чем выбрали твоё. — Миранда изучает меня, пока мы идём, дождь ритмично барабанит по каменным дорожкам снаружи. Но почему-то, несмотря на то, что это здание, большое и продуваемое сквозняками, здесь уютно и тепло. — Должно быть, это была очень тяжело — справляться со всем этим… — Миранда говорит это немного отстранённо, как будто её мысли уже давно витают где-то в другом месте.
Что касается меня, то я раскраснелась, и моя кожа внезапно стала горячей. Я останавливаюсь, и Миранда останавливается рядом со мной, моргая, чтобы разогнать туман перед глазами. Я знала, что моё эссе будет прочитано «квалифицированными студенческими судьями», но… Наши взгляды встречаются, и выражение её лица смягчается. Теперь эта девушка официально знает обо мне всё, что только можно знать. Она знает мои самые мрачные воспоминания, мои самые большие страхи.
— Мне понравилось твоё эссе, — говорит она, протягивая руку, чтобы сжать мою. — И я никому не расскажу о том, что прочитала. Я не только всерьёз отчаянно хочу подружиться с тобой, но и моя мама убила бы меня. Вы с ней встречались: она ужасна.
Мои губы растягиваются в лёгкой улыбке, и я сжимаю её руку в ответ, прежде чем отпустить.
— Я ценю это, — молвлю я, чувствуя, как между нами закипает новый вид товарищества. В этом эссе есть вещи, которые могли бы уничтожить меня в Бёрберри.
Мы сворачиваем за угол, и я задаюсь вопросом, доберётся ли она до этого клочка бумаги в моей руке до того, как мы дойдём до часовни для утренних объявлений. Или, например, собираемся ли мы вообще добраться до часовни. Как далеко я забрела? И насколько велико это место?!
Я имею в виду, что я добросовестно изучала карту Подготовительной Академии Бёрберри, лёжа в разгар летнего зноя на выжженной солнцем лужайке моего отца, с очками на глазах и наушниками в ушах. Я запомнила весь макет, и всё же… Я так растерялась, что даже не помню, в какую дверь вошла. Смотреть на плоскую иллюстрацию чего-либо и лично наблюдать за этим — две совершенно разные вещи.
Поднимая голову, я вижу нечто такое, от чего у меня перехватывает дыхание.
Или… лучше сказать от кого-то.
— Кто это, чёрт возьми, такой? — я задыхаюсь, когда мой взгляд натыкается на платиново-белокурую голову самого красивого парня, которого я когда-либо видела. Он развалился в кресле с беззаботным пренебрежением, в его длинных конечностях чувствуется законная лень. То, как он сидит там, спокойный, скучающий, но с яркими, пронзительными глазами, всё это напоминает мне кота. Ленивого, избалованного домашнего кота.
Его волосы переливаются в лучах солнца, пробивающегося сквозь облака. Снаружи по кампусу раскинулась радуга, которую я едва могу разглядеть сквозь стекло, но она и близко не так прекрасна, как парень в распущенном галстуке и наполовину заправленной рубашке. Он по-прежнему бодр, по-прежнему отшлифован и собран, но с аурой непринуждённости, которой нет у Тристана Вандербильта. Нет, у того парня палка засунута так глубоко в задницу, что он никогда не смог бы развалиться на стуле так, как это делает этот.
— Это, — начинает Миранда, когда ледяные глаза парня устремляются в нашу сторону, — мой брат-близнец: Крид Кэбот.
Мой рот открывается, а затем захлопывается, когда я понимаю, что мне абсолютно нечего сказать дельного. Я очарована, удерживаемая этим острым взглядом, когда Крид направляется к нам. Он, конечно, высокий, но кажется ещё выше из-за того, как он стоит, его пальцы слегка засунуты в карманы, две верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты. Его пиджака нигде не видно.
— Мэнди, — говорит он вместо приветствия, с отвращением глядя на юбку своей сестры. Крид Кэбот… он даже не обращает на меня внимания. Не слишком ли грубо? Я приподнимаю бровь и скрещиваю руки на груди, ожидая, когда он посмотрит на меня. — Мне было интересно, куда ты исчезла. Эндрю ищет тебя. — Миранда кивает, а затем протягивает руку, указывая на меня.
— Ты собираешься поздороваться с новой ученицей? — спрашивает она, и эти льдисто-голубые глаза Крида скользят по мне. Клянусь, даже отсюда я чувствую его запах. У него такой свежий льняной аромат с лёгким привкусом табака, как будто он тусовался с кем-то, кто курит, но сам не курильщик.
— Правда? — спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы с расчётливой холодностью во взгляде. — А почему я должен это сделать?
— О, чёрт возьми, Крид, это Марни Рид. — Миранда приподнимает брови и ждёт, пока он установит связь. По-видимому, он уже это сделал.
— А, мамина любимая крестьянка. Я уже знаю про это. — Крид смотрит на меня, его кожа как алебастр, выражение лица такое же надменное, как у Тристана. — Благотворительность (Черити) — это её конёк. Но не обязательно должно быть моим. — Крид отворачивается, когда Миранда брызжет слюной, и я делаю всё возможное, чтобы придумать быстрый ответ.
— Благотворительность — это не то, что привело меня сюда, мистер Кэбот. Это была тяжёлая работа и самоотверженность.
Он даже не замедляет шага, чтобы убедиться, что я заговорила. Почему-то это хуже, чем, когда он атакует на меня словесными нападками, как это сделал Тристан. Что не так с этими людьми? Неужели все в этой школе высокомерные придурки?
— Не позволяй ему задеть тебя, — объясняет Миранда, но в её голосе нет особой уверенности в своих словах. — Он мудак со всеми. — Она берёт меня за запястье и тянет за собой, к толпе, которая запрудила вход в часовню, похожую на пещеру.
— Сюда, — продолжает она, кивая головой, когда мы подходим к маленькой двери слева от главного входа. Миранда открывает её ключом, а затем впускает меня в узкий коридор с красивыми розово-красными окнами с фрамугами, расположенными под высоким потолком.
— Ого, как тебя пустили в это место? — шепчу я, следуя за Мирандой по коридору, а затем вверх по каменной лестнице. До меня доносится запах сигаретного дыма, и мы останавливаемся на первой лестничной площадке. Не сбиваясь с ритма, Миранда отвечает мне и выхватывает сигарету из пальцев парня, который её курит.
— Сюда допускаются только Идолы, Близкий круг и персонал, — говорит она мне, выпячивая бедро, когда темноволосый парень, сидящий на краю подоконника, поворачивается и свирепо смотрит на неё. — Ты, блядь, издеваешься надо мной, Грегори Ван Хорн? Если мисс Фелтон поймает тебя за курением в первый же день, тебя ждут большие неприятности.
— Не будь такой грёбаной дочерью пастора, — отвечает парень, уныло прислоняясь к камню, а затем бросает взгляд на меня. Его взгляд оценивающий, но гораздо менее осуждающий, чем у двух моих предыдущих знакомых. — А кто это? Благотворительный фонд?
— Все уже знают? — спрашивает Миранда, и моё сердце проваливается в желудок. Это действительно так, правда ведь? Что все знают, что я единственный человек в этой школе, у семьи которого нет собственного капитала, эквивалентного ВВП маленькой страны? — Насколько серьёзен ущерб?
— Девушка из нищей касты, невысокая, пухленькая, с тусклыми волосами, даже не привлекательная для секса. Если бы её можно было трахнуть, возможно, она могла бы стать Плебейкой. На данный момент Харпер уже начала называть её Работяжкой.
Мои щеки краснеют, но я не настолько глупа, чтобы упустить связь. По общему признанию, это искусная игра слов: Работяжка, похоже на работающую девушку из «синих воротничков» (blue-collar working girl — девушки выполняющие тяжёлый ручной труд)... и Работяжка, это как-бы проститутка… но без полноценного секса…
— Что ты имеешь в виду, говоря, что, возможно, она могла бы быть Плебом? — спрашивает Миранда, замирая при звуке захлопнувшейся за нами двери. Мы обе оборачиваемся и обнаруживаем, что одна из самых красивых девушек, которых я когда-либо видела, смотрит прямо на меня. Почему все в этой школе такие красивые?! Как парни, так и девочки. Должно быть, это из-за личных поваров, шофёров, горничных, личных стилистов и пластических хирургов. Жизнь, должно быть, так легка, когда тебе почти не нужно её проживать. Мои руки сжимаются в кулаки; я ожидаю нападения.
Девушка у подножия лестницы уже смотрит на меня так, словно я враг общества номер один.
— Кеша Дарлинг — Плебей, — говорит девушка, её голос высокий и культурный, сопрано только и ждёт, чтобы спеть. — А её отец владеет сетью аптек стоимостью более ста шестидесяти миллионов долларов.
Девушка — я предполагаю, что это печально известная Харпер? — скрещивает одну руку на груди, положив локоть другой на ладонь. Она пренебрежительно жестикулирует в мою сторону.
— Так с какой стати какая-то нищая сучка из гетто должна быть поставлена в один ряд с ней? — Харпер движется ко мне, её блестящая грива каштановых волос развевается, юбка ещё короче, чем у Миранды, макияж нанесён профессионально. Она останавливается передо мной, становясь на несколько дюймов выше. К тому же на несколько дюймов стройнее. Мы обе это замечаем. Мои руки сжимают школьную сумку. — Ты знаешь, что такое социальный дарвинизм, Работяжка?
— Меня зовут Марни, — говорю я, мой голос опасно близок к рычанию. Я могу вынести много дерьма, но на сегодня я уже сыта по горло. — И да, я действительно знаю, что это такое: куча дерьмовой пропаганды, поддерживаемой сверхбогатыми, чтобы объяснить, почему они едят торт, а все остальные страдают.
— Оу, — мурлычет Харпер, надув свои идеально накрашенные розовые губки, — посмотри на себя, такая умная, используешь ссылку на Марию-Антуанетту. — Она наклоняется ко мне, от её сладкого ванильно-персикового запаха меня тошнит. — Если ты думаешь, что у тебя есть всё, что нужно, возьми свои вилы, крестьянка, и снеси мне голову. — Со смехом, похожим на шипучую воду, Харпер встаёт и перекидывает волосы через плечо.
И вот оно, непревзойдённое перекидывание волос. Она выполнила его безукоризненно, оно ей подходит.
Я знала, что мы никогда не поладим.
Харпер проходит мимо меня, бросая взгляд на парня на подоконнике, Грега.
— Никаких Работяжек в Галерее, — говорит она, и он кивает, приподнимая брови, глядя на Миранду, которая брызжет слюной и краснеет. Когда она поворачивается ко мне, я поднимаю руку, останавливая её от попыток объяснить.
— Всё в порядке, — отвечаю я ей, отступая назад. — Я понимаю. — Я разворачиваюсь и направляюсь обратно по коридору, оставляя за собой путь, которым пришла, и направляясь к толпе, толкающейся, чтобы попасть в часовню.
— Эй! — зовёт Миранда через мгновенье, бежит за мной и останавливается, чтобы отдышаться, когда догоняет. На её лице застыла решимость. — Я посижу с тобой сегодня.
Улыбка озаряет моё лицо, и тепло наполняет мою грудь.
Вот тогда я точно понимаю, что мы станем друзьями.
Судя по тому, как идут дела, она вполне может быть единственной подругой, которая у меня будет.
Глава 3
Подготовительная Академия Бёрберри — не религиозная школа, но раньше она такой была, и, хотя кресты убрали, немного католического колорита сохранилось в рядах скамей, возвышении, витражах и укромных уголках, где раньше жили святые, а теперь целующиеся подростки.
Когда в зал, превращённом в церковь, набивается так много людей, воздух наполнен волнением и предвкушением предстоящего учебного года. Я хотела бы разделить это с ними, но весь мой энтузиазм улетучился — и быстро. Я не ожидала, что мой дух будет сломлен ещё в течение нескольких недель.
— Я действительно сожалею о том, как прошло утро, — шепчет Миранда, её челюсти крепко сжаты, пальцы теребят подол её юбки. Она бросает на меня взгляд и заставляет себя улыбнуться. — Честно говоря, это моя вина, что я привлекла их внимание к тебе. Но я сниму его с тебя, клянусь.
— Твоя вина? — спрашиваю я, приподнимая обе брови. — Это и близко не твоя вина. Этот парень, Тристан, начал всё это, когда решил быть придурком по отношению ко мне этим утром. — Не думай о припухших губах той девушки, о её сбившейся набок одежде, о торжествующей ухмылке Тристана… — И не волнуйся, я ожидала этого. — сделав паузу, я окидываю Миранду критическим взглядом. Я не осуждаю, но мне любопытно понять, почему она так стремится подружиться со мной, когда её сверстники ведут себя так, будто им понравилось бы видеть, как меня вытаскивают и четвертуют.
— Могу я спросить тебя, почему ты так заинтересована в том, чтобы дружить со мной? — поднимая руки, я продолжаю, прежде чем успею задеть чувства Миранды. — Не то чтобы я не была благодарна или что-то в этом роде. Серьёзно, встреча с тобой была самым ярким событием моей недели.
Как раз перед тем, как я собрала вещи и была отправлена сюда, у меня дома была довольно дерьмовая неделя в честь дня рождения. Папа снова напился, так сильно, что я чуть было не отказалась от всего. Я почти осталась, чтобы позаботиться о нём, но, наверное, я слишком эгоистична, чтобы упускать такую возможность. Я думаю, это была мамина вина, что она сопротивлялась желанию дать волю своему старому гневу. Впервые почти за год она появилась на нашем пороге, и это прямо перед моим отъездом. Каждый раз, когда у него случается встреча с этой женщиной, папа слетал с катушек. Она попросила меня поблагодарить её за то, что она заботилась обо мне в детстве (отложив мой поход в детский сад до шести лет), вручила стопку подарков на мой пятнадцатый день рождения и развеялась, как листья на осеннем ветру.
— Я… — начинает Миранда, делая короткую паузу и выдыхая. Она поднимает на меня свои голубые глаза. — Мама рассказала тебе свою историю? — спрашивает она, и я киваю. Я знаю всё о Кэтлин Кэбот и её восхождении на вершину технологической индустрии и в список самых влиятельных женщин Америки по версии журнала Форбс.
— Как насчёт той части, где у неё были Крид и я, а потом она переехала в Гренадин-Хайтс и отправила нас в государственную школу?
Мои брови взлетают вверх, и мне кажется, что мой рот открывается от шока. Кэтлин Кэбот имеет миллиарды, и она переехала в Гренадин-Хайтс? Конечно, по сравнению с железнодорожным вагоном, в котором живёт мой отец (не спрашивайте, долгая история), он более шикарен, но большинство людей назвали бы его типичным для среднего класса. И государственная школа, серьёзно?
— Политическое заявление? — спрашиваю я, и Миранда пожимает плечами, заправляя прядь своих прекрасных платиновых волос за ухо. Волосы её брата были такими же светлыми, может быть, светлее, почти белыми, но с безошибочно узнаваемым золотым отливом на солнце. Ещё один бесполезный богатый засранец. Я изгоняю его из своих мыслей. Ну, я имею в виду, если бы я была одна в своей постели, тогда, возможно, я бы подумала о нём… Мои щёки пылают, и я снова сосредотачиваюсь на Миранде.
— Она хотела, чтобы мы выросли хорошими, но с достаточным здравым смыслом, чтобы… — Миранда указывает в сторону Галереи, которая, по-видимому, является названием балкона на втором этаже, слева от сцены. Ряды удобных кресел занимают всё пространство, и, хотя я стараюсь этого не делать, мне просто нужно поднять взгляд и посмотреть, кто там сидит.
Тристан Вандербильт в центре внимания, его невозможно не заметить с его мрачной ухмылкой, словно тени под маской полных, спелых губ. Крид Кэбот сидит рядом с ним, но не как лакей или закадычный друг, скорее, как соперник. Эта сучка, Харпер Дюпон, слева от Тристана, рядом с ней светловолосая девчонка. Эндрю тоже там, наверху, и когда он видит, что я пялюсь, он машет рукой.
Лёгкая улыбка тронула мои губы. Ладно, хорошо. У меня есть враги в лице Тристана, Крида и Харпер. Может быть, тот парень, который курил, тоже (Грегори, вроде?), но у меня также есть союзники. Так что Идолы и — я проверяю страницу, всё ещё зажатую в кулаке, — ближайшее окружение, они не могут быть все гнилыми. Я могу справиться с несколькими плохими парнями.
— Достаточно здравого смысла, чтобы не вести себя так, как Крид вёл себя сегодня, — наконец говорит Миранда, завершая свою мысль. — Думаю, с ним этот трюк не сработал, но, возможно, со мной он сработал слишком хорошо.
Она на мгновение опускает взгляд на свои голые колени.
— Я никогда не чувствовала себя комфортно, ходя в школу с этими людьми. Честно говоря, я скучаю по своей старой школе. Если бы я могла поступить в высшую школу Гренадин-Хайтс, я бы перевелась в одну секунду.
— Так ты хочешь сказать, что я единственный нормальный человек в кампусе? — спрашиваю я, и Миранда поднимает голову, одаривая меня улыбкой.
— В значительной степени. Все остальные здесь слишком заняты любовью к себе, чтобы тратить энергию на кого-то ещё. — Она пожимает плечами и откидывается на спинку скамьи, окидывая комнату критическим взглядом. Я никогда в жизни не была так благодарна за униформу; невозможно отличить миллиардеров от миллионерш, занимающихся… благотворительностью. Вздох. Однако кое-где есть небольшие штрихи, подчёркивающие индивидуальность: чёрный бант, украшенный черепами, охапка деревянных браслетов, ярко-красные шнурки на ботинках. Технически всё это противоречит дресс-коду, но это первый день; студенты переходят границы дозволенного.
— Я счастлива быть твоей единственной нормальной подругой во всей школе, — говорю я с усмешкой. — Но я далеко не старшеклассница Гренадин Хайтс. Больше похоже… если бы я осталась дома, я бы пошла в Лоуэр Бэнкс Хай. — Брови Миранды взлетают вверх, и я слегка улыбаюсь. Я знаю репутацию ЛБХ. В моей средней школе, расположенной прямо через дорогу, ненамного лучше.
— Я не уверена, что студенты в ЛБХ чем-то хуже здешних, — говорит Миранда, поднимая глаза на галерею, где сидят — эм, как их там — Идолы. Три идола парня и три девушки. Какая странная социальная иерархия, и к тому же так структурированная. Пока мы сидим там, Миранда вырывает листок у меня из рук, рисуя линии между именами.
— Сплошные линии означают, что они встречаются. Прерывистые линии означают, что они постоянно сходятся и расстаются. Волнистые линии означают, что они соперники.
— Насколько сильно я облажалась? — спрашиваю я наконец, как раз в тот момент, когда толпа начинает расходиться и группа администраторов занимает свои места на возвышении в передней части зала. Миранда не смотрит мне в глаза, переводя взгляд на мисс Фелтон, когда та выходит в центр сцены и начинает вступительную речь. Может, мы и учимся в школе для самых богатых учеников в мире, но, клянусь, я слышала эту же самую речь миллион раз в своей жизни.
— Если все Идолы против тебя… — начинает она, тяжело сглатывая и постукивая ручкой по бумаге у меня на коленях. — Тогда должна признать, что я бы беспокоилась о тебе. Серьёзно, чёрт возьми, беспокоилась. Шансы невелики, Марни.
Кивнув, я сосредотачиваю своё внимание на передней части комнаты и стараюсь не думать о худшем.
Я уже сталкивалась с хулиганами раньше, и я выжила; я смогу сделать это снова.
Чего я тогда не знала, так это того, что эти ребята… они совсем не похожи на тех, что были в моей старой школе.
Всё вот-вот станет намного, намного хуже, прежде чем станет чуть-чуть лучше.
РИД, МАРНИ – 1-й КУРС, УЧЕБНЫЙ ГРАФИК BURBERRY PREP
ПОНЕДЕЛЬНИК/СРЕДА/1-я ПЯТНИЦА:
Классная комната: миссис Фелтон, комната Т112
Занятие 1: Учебная литература, комната CH7
Занятие 2: Тригонометрия/Предварительный расчёт, комната CH9
Обеденный перерыв
Занятие 3: Начало занятий на японском языке, комната T210
ВТОРНИК/ЧЕТВЕРГ/2-я ПЯТНИЦА:
Классная комната: миссис Фелтон, комната Т112
Занятие 1: AP-Химия, комната SB1
Занятие 2: Искусство, музыка и танцы, комната MM1
Обеденный перерыв
Занятие 3: Государственное управление, история и гражданское право, комната CH3
ОБЯЗАТЕЛЬНО ДЛЯ ВСЕХ ПЕРВОКУРСНИКОВ:
Занятия по физической подготовке и оздоровлению проводятся в тренажёрном зале каждый второй понедельник после школы, за исключением случаев, когда учащийся участвует в командных видах спорта. Для отсутствия требуется письменное разрешение тренера. Это обязательное занятие, начиная со второй недели занятий.
Засовывая расписание в карман, я следую за Мирандой на наш общий урок на двенадцатом этаже первой из четырёх башен, которые я видела во дворе этим утром. Основываясь на моём собственном жизненном опыте, я уже боюсь, что придётся подниматься по двенадцати пролётам каменных ступеней. Но как только мы попадаем внутрь старинного на вид каменного сооружения, здесь царит вся современная роскошь, включая лифт.
Лифт в средней школе. Вау, так вот как живёт другая половина? Конечно, если бы это зависело от меня, я бы сдала лифты в утиль и предложила деньги, необходимые для их обслуживания и установки, большему количеству студентов-стипендиатов, но это только мои идеи. Думаю, я в меньшинстве. В конце концов, я единственный стипендиат во всей школе.
Между этими семьями буквально плавают миллиарды долларов, и они не могут побеспокоиться о том, чтобы найти дюжину квалифицированных студентов, и помочь им выбраться из нищеты. Фантастика.
— Чёрт, — бормочет Миранда, когда мы входим в лифт, прижимая сумки с книгами к коротким юбкам. Я начинаю понимать, что, когда дует ветер и приближается момент Мэрилин Монро, сумку с книгами следует использовать как щит. О, и ещё, мне нужно серьёзно вложиться в трусики получше. Те, что я ношу сейчас, из простого хлопка и неловкого оттенка нежно-розового. Судя по тому, что я видела — а я многое видела на прогулке между зданием часовни и тем, что студенты называют башней номер один, — все остальные одеты в кружевные стринги и шёлковые лоскутки. — Тристан идёт сюда.
— Вон из лифта, Черити, — говорит он мне, ухмылка кривит его губы, когда он хлопает ладонью по закрывающимся дверям и останавливает их на полпути. — Ты новенькая, так что я не прикажу тебя выпороть за нарушение, но убирайся к чёртовой матери.
— Во-первых, меня зовут Марни. Во-вторых, здесь достаточно места для всех нас, — начинаю я, но Миранда уже хватает меня за руку и тащит обратно в вестибюль. Серые глаза Тристана следят за моими движениями, как у хищника, который только и ждёт, когда его жертва ускользнёт. Я могу себе представить, что, если бы я упала, он в одно мгновение вцепился бы мне в горло.
— Идолы едут первыми, и они едут в одиночку, — говорит Миранда, но это как раз перед тем, как Тристан затаскивает троицу ухмыляющихся девушек позади себя в лифт. Он наблюдает за мной, пока закрываются двери, но выражение его лица далеко не приятное. Как будто он пытается впитать мои страдания, не оставляя ни одной капельки, он хочет проглотить их целиком. — Если, конечно, им не нужна компания. Первый день, а он уже собрал себе гарем. Типично.
— Как он может быть уже кумиром, если он первокурсник? — спрашиваю я, и Миранда вздыхает, ожидая, пока лифт поднимется на верхний этаж, прежде чем снова начнёт спускаться. — Это тоже полагается, как бонус к наследству? — я изо всех сил стараюсь не закатывать глаза, но баллы, которые мне были нужны, чтобы поступить в эту школу, должно быть на сорок процентов выше, чем у некоторых других учеников, из-за их «бонуса за наследие», то есть баллов по их заявке, начисляемых им просто за то, что члены семьи посещали эту школу до них.
— Ну, технически нет, но репутация имеет значение. Тристан Вандербильт стал большой шишкой с тех пор, как начал ходить в детский сад в кампусе для младших школьников. — Двери лифта открываются, и Миранда машет мне рукой, пропуская. Мы стоим бок о бок, наши блестящие чёрные мокасины одинаковы с носочков до пят.
Поджав губы, я решаю оставить остальную часть своего комментария при себе. Мой первый день ещё даже официально не начался, а у меня уже куча неприятностей.
Лифт дребезжит, и двери открываются, открывая взору классную комнату, превосходящую всё, что я когда-либо могла себе представить. Даже веб-сайт и брошюры не подготовили меня к этому.
— Срань господня, — шепчу я, глядя на люстру над нашими головами. Она явно новая, но спроектирована с учётом периода постройки здания: маленькие лампочки в форме пламени на том месте, где когда-то стояли свечи. Вместо письменных столов здесь установлены три U-образных стола с блестящими поверхностями из красного дерева.
Мисс Фелтон сидит в центре за своим маленьким, но богато украшенным столом. Большинство стульев уже заняты, и я понимаю, что все смотрят в нашу сторону, ожидая, когда мы сядем. Мы с Мирандой поспешно занимаем последние два свободных места, и я испытываю облегчение от того, что она сидит рядом с этим парнем, Грегори, а не я.
— Всем доброе утро, — говорит мисс Фелтон, вставая и разглаживая руками перед своего юбочного костюма. Политик. Вот что у меня возникает в мыслях, когда я смотрю на неё. Это или, может быть, адвокат. Лоббист. Что-то в этом роде. Она выглядит слишком умной и слишком хитрой, чтобы отсиживаться в частном университете у чёрта на куличках. — Меня зовут Кэрри-Энн Фелтон, и я буду вашим классным руководителем до конца года. — Нацепив на лицо улыбку, она расхаживает по комнате. — Это, так сказать, ваше безопасное пространство в академическом мире, место, где можно почувствовать себя заземлённым, обсудить проблемы, — мисс Фелтон делает паузу, и весь зал оборачивается, чтобы посмотреть, как открывается лифт и появляется парень с подстриженными мятно-зелёными волосами, рукава его накрахмаленной, белой рубашки задраны, его мускулистые предплечья покрыты татуировками. Мои глаза расширяются, а сердце пропускает несколько ударов, когда он входит в комнату, как будто это место принадлежит ему.
— Извините, что опоздал, Кэрри-Энн, — говорит он, зелёные глаза обводят комнату и останавливаются на мне. Почти уверена, что я единственный человек в этой комнате, которого он не узнает. Мгновение он разглядывает меня, а затем снова обращает своё внимание на нашего учителя. — Для меня нет места?
— Кажется, нам не хватает одного стула, — говорит мисс Фелтон, проверяя айпад в своих руках. — У нас на одного ученика больше, чем планировалось изначально…
— Вставай, Черити, — шепчет Тристан, наклоняясь и совершенно отчётливо фокусируя взгляд на мне. — Ты единственная, кто посещает занятия бесплатно. Семья Зейда платит за то, чтобы он приехал сюда. Тебе не кажется, что он заслуживает места?
Мои щёки пылают от гнева, но я не двигаюсь с места, где сижу. Я бы предпочла умереть. В тот момент я даже не подозревала, что Идолы будут стараться изо всех сил, чтобы достичь этой цели.
— Я думаю, что если академия может позволить себе лифты, то может позволить себе и дополнительный стул. — Мой голос тихий, но твёрдый. Миранда рядом со мной издаёт тихий беспомощный звук, а Тристан садится, вздёргивая подбородок, как будто я только что всерьёз разозлила его.
— Дело не в том, чтобы предоставить стулья, — перебивает мисс Фелтон, неверно истолковывая ситуацию и пренебрежительно махая рукой. — Это маленькая комната, и мы не хотели, чтобы мебели было больше, чем необходимо. Мистер Кайзер, поскольку вы единственный человек, который отказался прийти вовремя, вы можете пока постоять.
— С удовольствием, мисс Фелтон, — мурлычет он, с важным видом подходит к окну и облокачивается на один из широких каменных подоконников. Его глаза полуприкрыты, и он оценивающе оглядывает учителя с ног до головы. — Для вас всё, что угодно.
Большинство студентов посмеиваются, но я, кажется, не могу перестать изучать этого парня. Цветные волосы категорически запрещены студенческим дресс-кодом, а здесь этот парень с мятно-зелёными волосами, пирсингом в губах и на брови, а руки покрыты татуировками.
— Агент Зейда заключил с ним какой-то особый рабочий контракт, — шепчет Миранда, читая мои мысли. — Например, он должен поддерживать определённый внешний вид для своей карьеры. Это, и ходят слухи, что его агент, Боб Розенберг, грёбаный заместитель директора Кастор. — Уголок моего рта подёргивается, но я не удивлена. На данный момент ничто в этой школе не могло меня удивить.
— И какова его карьера? — спрашиваю я, бросая ещё один взгляд в сторону Зейда. На него приятно смотреть, это точно. Мой желудок скручивается в маленький узел, и я прикусываю нижнюю губу.
— Рок-звезда. — Миранда ухмыляется, когда я вопросительно смотрю на неё. — Солист группы Afterglow. Они своего рода важные персоны; в прошлом году у них было более ста тысяч загрузок их дебютного альбома и около ста миллионов стримов.
Мисс Фелтон бросает на Зейда прищуренный взгляд, как будто она привыкла к подобному дерьму от титулованных подростков, и возвращается к своей речи, говорит нам всем, что мы должны иметь возможность свободно говорить здесь, что нет никаких ограничений для дискуссий, которые мы можем вести, и так далее, и тому подобное. Почти уверена, что я единственная, кто слушает, и когда зазвонит колокол в часовне, я выхожу последней.
За исключением Зейда Кайзера.
— Ты, — говорит он, как будто ожидает, что я прыгну по его первому зову. — Ты здесь новенькая?
— Это Марни Рид, — произносит Миранда, счастливо улыбаясь и указывая на меня, как будто я её новейшая, величайшая находка. Я думаю, она чувствует в нём возможного союзника-Идола, но… Я так не думаю. По тому, как Зейд смотрит на меня, словно я кусок мяса, который он может использовать и выбросить, я почти уверена, что она глубоко ошибается. У меня есть способность разбираться в людях. Занимаюсь этим всю свою жизнь. Вернись я в ЛБХ, это могло бы в буквальном смысле стать решающим между жизнью и смертью. В конце прошлого года один из первокурсников был убит двумя старшекурсниками.
— Марни Рид, — начинает Зейд, его голос — это хрипловатое мурлыканье, которое проникает под кожу наилучшим из возможных способов. Он на мгновение прижимает испачканный тату-чернилами палец ко рту, а затем щёлкает пальцами.
— Точно. Несколько человек написали мне о тебе этим утром, перед великой телефонной чисткой. — Он морщит лоб, а затем теребит татуированным пальцем одно из своих серебряных колец в губе. — То, что они говорят о тебе, это просто неправильно. — Мой рот приоткрывается, и я чувствую мимолётный намёк на облегчение. Может быть, мне не обязательно враждовать с каждым популярным парнем в кампусе. — Они называют тебя Работяжкой, но они также говорят, что ты не для траха.
— Извини? — я задыхаюсь, но Зейд уже улыбается мне с острыми-преострыми зубами, похожими на лезвие бритвы, угрожающее порезать. Его волосы всклокочены, рубашка помята, а половина пуговиц расстёгнута. Я вижу ещё одну татуировку, сохранившуюся на изящных линиях его груди.
— Я хочу сказать, что ты не можешь быть Работяжкой и непригодной для секса девственницей одновременно. — Зейд наклоняется ко мне так близко, что я чувствую запах гвоздики и табака на его коже. Может быть, он думает, что курение сигарет с гвоздикой делает его крутым парнем. Не-а. Всё это выставляет его придурком.
— И правда, — он протягивает руку, чтобы подразнить прядь распущенных волос, свисающих мне на лицо. — Я бы трахнул тебя, если бы ты была в игре. — Зейд ухмыляется мне, но это не доброе выражение. Это насмешливо, издевательски, унизительно. — Это лучшее предложение, которое ты получишь за весь год, поэтому я предлагаю тебе воспользоваться им.
— Почему бы тебе не отправиться к чёрту? — выпаливаю я в ответ, мои щёки пылают, голова идёт кругом. Почему это происходит? У меня ещё даже не было первого занятия, а меня уже подвергли испытанию. Я устала. Интересно, сколько времени пройдёт, пока они не устанут придираться ко мне? Может быть, никогда. В средней школе они не уставали, пока… Зак не изменил ситуацию.
— Последний шанс, Работяжка. — Зейд наклоняется ещё ближе и прижимается губами к моему уху. — Я даже заплачу тебе за твои услуги: какова бы ни была плата, я могу себе это позволить.
Не раздумывая, я поднимаю руку, намереваясь влепить ему пощёчину. Зейд перехватывает это движение, сжимая моё запястье, прежде чем ухмыльнуться и отступить назад. Он отпускает меня, но не раньше, чем оглядывает с ног до головы с тёмным блеском в своих зелёных глазах.
— Ты пожалеешь об этом поступке, — говорит он мне, и я так взволнована, что, кажется, не могу придумать, что ответить.
Я? Сожалеть об этом моменте? Единственный человек, который сегодня о чём-то пожалеет — это Зейд Кайзер, когда я сообщу о нём администрации школы.
— Это того не стоит, — шепчет Миранда, беря меня под руку. — Давай, пойдём в класс, и, надеюсь, к концу дня они забудут о том, что мучили тебя.
Кивнув, я следую за ней. Мои глаза щиплет от слёз, но я не буду их проливать.
Я отказываюсь доставлять этим парням такое удовольствие.
К тому времени, как подали обед, Миранда провела некоторую разведку, скользнув на стул напротив меня и взяв меню со своей тарелки. И да, я это сказала: меню. «Столовая» устроена как ресторан с официантами и помощниками официанток, столами, уставленными тарелками и матерчатыми салфетками, маленькими меню, напечатанными на картоне, которые заставляют меня вспомнить два дня рождения назад, когда папа разорился и повёл меня в модный ресторан на ужин.
Мой разум лихорадочно работает, и я чувствую холод во всём теле, как будто я настолько не в своей тарелке, что, возможно, никогда сюда не подойду.
— Это плохо, Марни, — говорит она, вздыхая, а затем делает паузу, чтобы сделать заказ нашему официанту. Что касается меня, то у меня уже есть тарелка курицы сувлаки с запечённым картофелем с лимоном и фетой. Честно говоря, я не знаю и половину из этих вещей. Дома у нас есть слоуппи джо, бургеры и хот-доги. Это был типичный ужин с папой в вагончике. — Это действительно, очень, очень плохо.
— Что плохого? — спрашиваю я, удивляясь, как мой день может стать ещё хуже. Этим утром я пришла в Бёрберри с большими надеждами, готовая покорить весь мир. А прямо сейчас я чувствую себя так, словно переживаю социальный апокалипсис.
— Идолы, они объявили тебе войну. — Мой рот открывается, но я не совсем уверена, что на это сказать. Как вы реагируете, когда кто-то говорит вам, что самые богатые и популярные ребята в вашей школе хотят, чтобы вы были социально уничтожены?
— Все они? — спрашиваю я, бросая взгляд на большой стол в углу, где Тристан, Крид и Зейд сидят рядом с Харпер, Бекки и девушкой, которую, как я могу только предположить, зовут Джина Уитли. Они не смотрят на меня. Вместо этого они смеются и едят, вытягивая всю энергию из комнаты. Я должна признать, что у них есть харизма, у всех шестерых. С другой стороны, Гитлер тоже обладал харизмой, и посмотрите, чем это обернулось.
— Все, — подтверждает Миранда, поднося к губам стакан воды со льдом и окидывая взглядом круглый стол и всех его членов королевской семьи. — Они не хотят, чтобы ты была здесь.
— Почему? — спрашиваю я, но мне не нужно было беспокоиться. Миранда бросает на меня взгляд, но её лицо говорит само за себя: они не хотят, чтобы я была здесь, потому что я выросла в районе трейлеров и домов на колёсах, потому что большую часть своей жизни я прожила в старом железнодорожном вагоне, потому что у меня нет собственного капитала или семейного наследия. — И что мне, по-твоему, с этим делать? Я подумывала о том, чтобы сообщить о Тристане и Зейде администрации. Есть политика по борьбе с издевательствами, о которой я читала в руководстве для студентов…
Взгляд Миранды останавливает меня как вкопанную.
— Что? — спрашиваю я, беря вилку и ковыряясь в своём изысканном блюде с курицей в греческом стиле. У него… странный вкус. Может быть, мои вкусовые рецепторы просто не такие изысканные, как у всех остальных здесь? Интересно, могу ли я попросить кухню приготовить мне сэндвич с арахисовым маслом и желе? — Я что, должна просто спустить им это дерьмо с рук? — мой взгляд снова возвращается к столу, и я ловлю на себе пристальный взгляд Крида. Его голубые глаза сужаются, и он протягивает руку, чтобы откинуть со лба прядь светлых волос. Если и есть возможность высокомерно откинуть волосы с лица, то ему это удаётся. Зейд и Тристан замечают, что он смотрит в мою сторону, и вскоре все три Идола пялятся на меня.
Фантастика.
В моей старой школе я воочию видела последствия издевательств; я прочувствовала их на себе. Я чувствовала их так, как никогда не смогу забыть, никогда не сотру. Моё сердце начинает бешено колотиться в груди, а ладони становятся такими потными, что мне приходится отложить вилку.
Я оглядываюсь на Миранду.
— Если ты сообщишь о них, то всё, — говорит она, резко выдыхая. Её взгляд снова скользит к столику Идолов, наблюдая, как Эндрю подходит и заводит разговор с Тристаном. — Они прикончат тебя.
Мой рот сжимается в тонкую линию, но я не сомневаюсь, что то, что Миранда говорит мне, правда. У этих детей денег больше, чем ВВП маленькой страны. Чёрт, больше, чем несколько маленьких стран вместе взятых. Если я думаю, что это не оказывает никакого влияния на администрацию и персонал, значит, я усвоила не так много тяжёлых жизненных уроков, как мне кажется.
Закрыв глаза, я некоторое время сижу неподвижно, размышляя. Из этого должен быть выход; выход всегда есть, если вы знаете, как быть терпеливым и наблюдать. На данный момент я ничего не понимаю, но дайте мне время, и я с этим разберусь.
Есть причина, по которой меня выбрали для получения этой стипендии, и это была не моя способность сдаться и принять всё как есть.
Нет, я боец, всегда им была.
Я просто думаю, что мне придётся бороться усерднее, чем когда-либо прежде.
Глава 4
По мере того, как проходит моя первая неделя в Академии Бёрберри, кажется, что Идолы забыли обо мне.
Я нутром чувствую, что это неправда.
Хулиганы не сдаются, пока обстоятельства не вынудят их к этому. Такова природа зверя, а люди — худшие животные из всех. Достаточно умны, чтобы манипулировать, достаточно глупы, чтобы не волноваться. В моём сознании мелькают образы, о которых лучше забыть: шелковистые красные ленты, запах мокрых пенни, надвигающаяся мирная тьма.
Проводя языком по нижней губе, я дважды проверяю своё расписание. В первую и третью пятницу месяца у меня расписание понедельника; во вторую и четвертую пятницу у меня расписание вторника. Последняя пятница — если таковая вообще есть — является выходным днём.
Занятие 3: Государственное управление, история и гражданское право, комната CH3
Сочетание CH в CH3 расшифровывается как Chapel (часовня), что означает классные комнаты, расположенные в здании, пристроенном к старой часовне. Миранда исчезла во второй половине дня после обеда, но, думаю, теперь я знаю, как туда добраться. Следуя по лабиринту коридоров, я проскальзываю незамеченной среди других студентов — Плебеев, как их предположительно называют, — наслаждаясь своей анонимностью. Только Идолы и их ближайшее окружение смотрят на меня искоса. Больше никому нет дела.
Я невредимо вхожу в класс и со вздохом облегчения сажусь на стул в дальнем углу. Тристан Вандербильт — единственный член Голубокровных — их термин, не мой, — который делит этот класс со мной и Мирандой. Он поднимает взгляд, когда я вхожу, его серые глаза пронзают меня насквозь, прежде чем он возвращает своё внимание к невысокой девушке с волосами цвета воронова крыла, стоящей перед ним.
За последнюю неделю я видела его с доброй дюжиной разных девушек, флиртующих, улыбающихся и наклоняющихся ближе. Даже когда парень пытается с кем-то переспать, это высокомерие сидит как маска на его красивом лице. Кажется, он никогда не теряет бдительности и не проявляет никаких эмоций, которые не были бы запятнаны чувством превосходства и права собственности.
От одного взгляда на этого придурка у меня сводит живот.
— Извини, я опоздала, — выдыхает Миранда, садясь на стул рядом со мной. Её взгляд устремляется на Тристана, и он встречает её пристальный взгляд в упор, прежде чем вернуть своё внимание к своему новому завоеванию. Щёки Миранды загораются румянцем, и я приподнимаю бровь.
— Не извиняйся. Ты итак сидела со мной на каждом занятии и на каждом обеде в течение всей недели. Ты же не собираешься, типа, получить испытательный срок от Голубой Крови за это, не так ли?
Миранда достаёт свой айпад из сумки и кладёт его на стол. Техническая политика здесь безумно строгая, поэтому все ноутбуки и планшеты выданы школой и заблокированы в частной сети. Это безумие. Я безумно скучаю по своему телефону, но сегодня после школы я забираю его обратно на выходные.
Даже цифровой побег из академии сейчас звучит как рай.
— Нет. Я имею в виду, я так не думаю, поскольку Крид мой брат… — Миранда замолкает и выдыхает, проводя рукой по лбу, прежде чем искренне улыбнуться в мою сторону. — Я знаю, что он был по отношению к тебе настоящим придурком, но он слишком заботлив, когда дело касается меня. Однажды, ещё в средней школе, один парень кинул меня на свидании, и Крид обнимал меня, пока я плакала. Однако после того, как я заснула, он пошёл к дому мальчика и ударил его. — Её улыбка становится немного шире, и я улыбаюсь в ответ. То есть до тех пор, пока я не осознаю, что Тристан стоит прямо перед моим столом, эта огромная тень разрушает добродушный юмор момента.
Я с вызовом смотрю на него снизу-вверх. Я никого не боюсь, даже таких парней-миллиардеров, как Тристан Вандербильт.
— Сегодня вечеринка, Мэнди, — говорит он, и его лицо превращается в холодную, жестокую маску. — Ты собираешься там быть?
— Марни приглашена? — эхом отзывается Миранда, и, хотя я ценю её попытку заступиться за меня, внутри меня все съёживается. Тристан переводит взгляд на меня, его взгляд темнеет от отвращения. Кажется, он действительно ненавидит меня, и я, кажется, не могу понять почему.
— На вечеринке будет достаточно желающих девушек; нам там не нужны ещё и Работяжки. — Его речь ледяная, и каким-то образом это делает его ненависть ко мне ещё сильнее. Это холодное, пустое отвращение, которое оседает на моей коже, как солёный туман над тихим морем.
— Она мой друг, Тристан, — говорит Миранда, но он уже отворачивается, прекращая разговор ещё до того, как он начался. Вздохнув, она снова поворачивается ко мне. — Если ты хочешь пойти на вечеринку, Марни, мы найдём способ — это сделать.
— Не думаю, что хочу этого, — отвечаю я, наблюдая за спиной Тристана, когда он снова направляется к темноволосой девушке. — Иди. Я имею в виду, я всё равно не хочу идти. — Мой взгляд скользит по Миранде, наблюдая, как она устраивается на своём месте с айпадом на коленях. — Смотреть, как этот парень приударяет за каждой доступной девушкой на вечеринке, не моя тема.
— Хотя вечеринки здесь просто эпические, — говорит Миранда, поднимая глаза от экрана, когда наш профессор привлекает внимание класса. Она разговаривает со мной, но она отвлечена. Возможно, я знаю её недолго, но уже могу сказать наверняка. — Ты не можешь пройти всю свою школьную жизнь, не посещая ни одной из них. Я поговорю с Кридом после занятий.
Я открываю рот, чтобы сказать ей, чтобы она не беспокоилась, но занятия уже начались, и если есть что-то, что я знаю о своей жизни в Бёрберри, так это то, что мои оценки важнее любой вечеринки и любого дерьма от титулованных богатых парней. Но если Миранда хочет попытаться затащить меня туда, я пойду, хотя бы ради опыта.
И каким же это окажется опытом…
Моя новая квартира расположена на нижнем этаже здания часовни, в отличие от Третьей башни, как у всех остальных студентов. В то время как они наслаждаются пентхаусами и просторными студиями с видом на океан, меня поселили в старом помещении уборщика. Меня это не беспокоит. Честно говоря, пространство с одной спальней и одной ванной в два раза больше, чем в вагоне поезда у нас дома.
— Избалованные богатые сопляки, — бормочу я, плюхаясь на край кровати и закрывая лицо руками. Ходить по этим коридорам — всё равно что бросать вызов; я никогда в жизни не была так измотана.
— Меня бы устроило и общежитие обычного размера. — Закрыв глаза рукой, я делаю передышку, прежде чем сесть и включить телефон.
Каждую пятницу после третьей пары всем ученикам возвращаются их телефоны. До тех пор телефоны в кампусе запрещены. Если кому-то нужно позвонить, он должен связаться с заместителем директора. Подготовительная Академия Бёрберри — это хардкор. Предположительно, отказ от технологий помогает студентам сосредоточиться на учёбе и сокращает количество издевательств. Я бы сказала, что уверена в первом предположении… и совершенно определённо не во втором.
Сев, я окинула взглядом свою новую квартиру. Вся мебель, включая кровать, была приобретена за счёт стипендиального фонда, и, хотя я уверена, что это далеко от того, что есть в комнатах моих сокурсников, мне это кажется роскошью.
Изголовье моей кровати почти такое же высокое, как потолок, это роскошная арка из белого бархата с хрустальными бра по обе стороны. Она задаёт тон всему помещению, эта непринуждённая элегантность в кремовых и серых тонах, искусно нанесённая на древние каменные полы и стены.
Ладно, пап, давай посмотрим, в какие неприятности ты умудрился вляпаться за неделю. Включив телефон, я бегло проверяю свою электронную почту, текстовые сообщения и социальные сети, но там мало что можно найти. Несколько прощаний и приветствий от случайных знакомых, но ничего существенного. У меня не было настоящих друзей с тех пор, как…
Нет, прогони эту мысль. Мне неинтересно развлекаться тенями прошлого, особенно когда мне приходится иметь дело с довольно мрачным настоящим.
Я открываю свою голосовую почту и жду, улыбаясь, когда на линии раздаётся голос моего отца.
— Привет, Марни, это папа, — как будто я не знала. — Я просто хотел узнать, как идут дела в твоей новой школе. — Он делает паузу, и я напрягаюсь, гадая, звучит ли его голос фальшиво, гадая, не пьян ли он снова. — Держу пари, у тебя появилось много друзей. Я просто надеюсь, что у тебя ещё нет парня, хотя я уверен, что ты уже получала предложения. — Он усмехается, но я хмурюсь. Предложения? Не так уж и много. Когда тебя называют Работяжкой и предлагают деньги за секс? Да, вот это было. — Я уже с нетерпением жду родительских выходных. А до тех пор держи меня в своих мыслях. Люблю тебя, пока.
Я чувствую себя вполне хорошо, несмотря на то, что оставила папу одного, пока не понимаю, что это единственное сообщение, которое он мне оставил. Только одно голосовое сообщение, никаких сообщений, никаких постов в социальных сетях. Мои губы сжимаются в тонкую линию, когда я набираю наш домашний номер и жду. Ничего.
Если он вернулся к старым привычкам, то папа будет в баре на Чемберс-стрит. Но это наихудший сценарий. Я отправляю смс нашей старой соседке, миссис Флеминг, чтобы узнать, стоит ли его машина на подъездной дорожке. Она практически глухая, так что она — единственная известная мне девяностосемилетняя женщина, которая использует исключительно текстовые сообщения для общения. Она также неисправимая сплетница, фанатка «Сверхъестественного» и глава местной соседской стражи.
Когда она не отвечает сразу, я думаю, что она, вероятно, на одном из своих сеансов с Сэмом и Дином, и направляюсь к своему новому шкафу в углу, этому возвышающемуся антикварному предмету с узорами в виде лилий, вырезанными на декоративной арке наверху. Открывая его, я получаю острый укол лезвия реальности.
В школьные часы все носят свою школьную форму.
На вечеринке выходного дня её никто не наденет, и моё двадцатидолларовое платье из «Таргет» будет выделяться, как больной палец. То есть, если Миранда вообще найдёт способ получить для меня приглашение.
Пока я просматриваю свою скудную коллекцию находок из благотворительных магазинов, «Волмарт» (прим. эконом-магазин) и гаражных распродаж, раздаётся стук в дверь. С немалой осторожностью я подхожу, чтобы открыть её. Если это кто-нибудь, кроме Миранды, я оставлю дверь запертой.
Но когда я смотрю в глазок, то вижу, что Миранда улыбается и машет рукой, держа в одной руке платье, а в другой коробку из-под обуви. Я открываю её, и она влетает внутрь, улыбаясь от уха до уха.
— Я заставила их согласиться, — говорит она, запыхавшись после того, как добежала сюда из своей квартиры, которую они делят с Кридом. У них есть две спальни с балконом, который Миранда обещает, что я когда-нибудь увижу, но я не думаю, что это случится, поскольку её брат ненавидит меня до глубины души. — Что ж, я заставила только Крида согласиться, но это всё, что нам нужно.
— Вау, — говорю я, когда она бросает платье на кровать, и я вижу, что это дорогое, облегающее маленькое чёрное платье, в котором я бы не была застигнута врасплох. Хотя я уверена, что у Миранды не возникнет проблем с этим. — Твой брат действительно питает к тебе слабость, не так ли?
— Он также проникнется к тебе нежностью, когда увидит тебя в этом платье, — говорит она, ухмыляясь и выпячивая бёдра. На мгновение это выражение напоминает мне её близнеца, и у меня по коже бегут мурашки. — И в этих туфлях. — Миранда указывает длинным блестящим ногтем на коробку.
Я не могу не заметить этикетку, напечатанную сверху.
— Маноло Бланик? — я задыхаюсь, а затем мой взгляд снова падает на платье. — Мне всё равно, какой дизайнер сшил это платье; я в него не влезу.
Миранда закатывает глаза, как будто я сумасшедшая, а затем достаёт из-под платья бутылку шампанского, которую я раньше не заметила. — Ты слишком строга к себе. Позволь мне приодеть тебя, пока мы будем напиваться, и мы устроим грандиозную вечеринку. Это первый уик-энд нашего первого курса; мы должны это пережить. — Она открывает шампанское, и пробка взлетает вверх и ударяется о потолок, заставляя нас обоих смеяться. Меня, с нервозностью. Её, с обычным добродушием.
— Значит, Крид — это что-то вроде Янь для твоей Инь? — спрашиваю я, когда Миранда открывает прозрачный пластиковый пакет с одеждой, показывая два маленьких черных платья вместо одного. А я-то думала, что ткани с самого начала было немного. Теперь её стало ещё меньше.
— Он… сложный, — начинает она, проходя на кухню, открывая дверцу шкафчика из матового стекла и доставая два хрустальных стакана. Здесь нет бокалов для шампанского, но это не особенно удивительно, учитывая, что мы ещё несколько лет не сможем легально пить. — Ты не можешь позволить ему добраться до тебя. Он просто… он так озабочен тем, чтобы стать «Новыми Деньгами», что перестраховывается. — Миранда наливает каждой из нас по щедрому стакану шампанского и протягивает один мне.
Если меня поймают за пьянством, меня могут выгнать из академии — навсегда.
В то же время, я не хочу наплевать на добрую волю Миранды. Я жду, пока она пройдёт в ванную и включит свет, прежде чем быстро опорожнить свой стакан в раковину.
— Они переделали всё это место, да? — спрашивает она, когда я вхожу следом за ней, осматривая глубокую ванну, стоячий душ и окна, выходящие на похожий на парк внутренний двор позади церкви. В каждом номере есть удобные деревянные жалюзи, которые не пропускают весь свет, но сейчас они открыты, открывая вид на сумеречное вечернее небо.
— Для меня это, по сути, дворец, — говорю я с улыбкой, нервный трепет охватывает мой живот, когда я вижу количество косметики, которую Миранда запихнула в свою сумочку. Она выкладывает её на полированную золотистую столешницу, а затем поворачивается, чтобы окинуть меня критическим взглядом.
— Что? — спрашиваю я, внезапно насторожившись, и Миранда улыбается мне.
— Как ты относишься к кудряшкам? — спрашивает она, протягивая руку, чтобы поиграть с моими волосами. Я смотрю мимо неё в зеркало, встречаясь взглядом со своими собственными карими глазами. У меня слишком тонкие губы, слишком заострённый подбородок, слишком большой нос. По крайней мере, это мои суждения. То, что говорили мне дома, редко имело какое-либо отношение к моей внешности. В основном они нападали на мой характер.
— Кудри — это здорово, — отвечаю я, пытаясь выдавить улыбку. В глубине души я задаюсь вопросом, есть ли что-нибудь, что я могла бы надеть или сделать, что изменило бы ситуацию сегодня вечером. Я думаю, что нет. Потому что внутри я всё равно останусь бедной. В конце концов, у меня всё равно не будет частного самолёта или нескольких островов в грёбаном Карибском море. — Делай всё, что хочешь; я не сильна в причёсках и макияже.
Миранда издаёт тихий взволнованный звук, допивает шампанское и наливает нам обеим ещё по стакану.
Жаль, что я не могу его выпить.
У меня такое чувство, что мне это понадобится, чтобы пережить сегодняшний вечер.
Спуститься к пляжу несложно, вдоль него установлены фонари на солнечных батареях, которые придают извилистой, посыпанной галькой дорожке тёплое жёлтое свечение. Пробираться вниз на шпильках, которые принесла мне Миранда, нелегко, и я уверена, что выгляжу так, будто уже напилась к тому времени, как мы добираемся до костра.
Полагаю, это не имеет значения, поскольку, похоже, все остальные здесь уже действительно пьяны.
— Мэнди! — кричит рыжеволосая девушка, размахивая руками, как будто она под кайфом. В моей старой школе она, возможно, и была бы. Здесь… она всё ещё может. Вместо этого она, спотыкаясь, подходит к Миранде, держа туфли на каблуках в одной руке, характерные красные низы Лабутен заметны даже в мерцающем оранжевом свете костра. Подошвы потёрты, а обувь мокрая и покрыта песком. Не раздумывая ни секунды, девушка бросает их в кучу другой дорогой дизайнерской обуви, как будто это шлёпанцы из «Волмарт» или что-то в этом роде. — Я так рада, что ты здесь. Тристан спрашивал о тебе.
— Ага, — говорит Миранда, прикусывая нижнюю губу и поглядывая на меня. Кажется, она из-за чего-то нервничает, но я не собираюсь спрашивать, рядом с рыжеволосой девушкой, стоящей с нами. Я знаю, что должна знать её имя, но даже при том, что я выучила наизусть весь список Голубокровок, я не могу точно вспомнить, кто она такая. Внутренний круг, конечно. Может быть, Анна? Или Эбигейл? — Я поговорю с ним позже. А пока укажи нам направление к напиткам?
Рыжая слишком пьяна, чтобы обращать на меня внимание, или, может быть, она просто не узнаёт меня с копной больших шоколадных кудрей и в дизайнерском платье. Она указывает нам на стол, наспех заставленный стеклянными бутылками и стаканчиками. Сегодня вечером здесь нет никакой наёмной прислуги, и начинает казаться, что вечеринка богатых подростков — это почти то же самое, что вечеринка бедных подростков, только с гораздо лучшим алкоголем.
— Я приготовлю нам что-нибудь выпить, — говорит Миранда, таща меня за запястье к столу. Она отпускает меня и начинает готовить какую-то смесь, пока я стою там и ёрзаю, обшаривая глазами пляж в поисках потенциальных хищников. В конце концов, я привыкла к тому, что за мной охотятся.
Мой позаимствованный наряд слишком тесен и короток, чтобы быть удобным, и я ловлю себя на том, что оттягиваю ткань спереди. Я чувствую себя в нём не в своей тарелке, как будто играю роль кого-то другого, кого-то, кто носит облегающие платья и туфли от Маноло Бланик, и устраивает вечеринки с детьми сверхбогатых.
— Ух ты. Похоже, ты уже воспользовалась моим советом, — раздаётся позади меня протяжный голос, скрипучий, хрипловатый и сексуальный. От этого звука у меня мурашки бегут по коже, но когда я оборачиваюсь, то вижу Зейда Кайзера, стоящего там в чёрных плавательных шортах, без рубашки и ботинок, его тело подтянутое и мускулистое, все эти твёрдые плоскости отражают красно-оранжевый свет костра.
— Прости, что? — спрашиваю я, моё сердце бешено колотится, когда я смотрю на его волосы цвета морской волны и изумрудные глаза. У него больше татуировок, чем я думала, включая ту часть груди, которую я мельком заметила в понедельник. В полумраке трудно сказать, что это такое, но я не собираюсь подходить на шаг ближе и выяснять. Я уже на взводе и жду нападения. Если бы я была Марни Рид из средней школы, я бы, наверное, рассыпалась в прах при одном взгляде Зейда. Его глаза сузились до щёлочек, а рот — просто жёстокая рана на лице.
— Теперь ты и одета как Работяжка. Повезло тебе. Но я всё равно хотел бы узнать цену. Сколько за трах? — мои щёки пылают, а ноздри раздуваются, но я не собираюсь терять хладнокровие, только не из-за чего-то настолько бессмысленного. Тем не менее, я не могу справиться с беспокойством, скручивающим мой желудок, и смущением, пробирающимся вверх по затылку.
— Тебе недостаточно иметь спортивные машины, частные самолёты и особняки? Тебе тоже нужно добавить немного жестокости в эту смесь? — спрашиваю я, но Зейд уже кружит вокруг меня, его глаза изучают каждый мой изгиб. Моё платье кажется слишком коротким, слишком тесным, вырез слишком низкий, но я стою с прямой спиной, ожидая, когда он потеряет интерес и уберётся ко всем чертям. Теперь я сильнее из-за того, через что мне пришлось пройти, но я не непобедима. Я всё ещё хочу верить, что в мире есть добро. Зейд чертовски усердно старается, чтобы убедиться, что я изменю своё мнение по этому поводу.
Он улыбается мне, подходя так близко, что я чувствую запах соли на его коже, вижу засосы на его шее.
— Почему ты всё ещё здесь? Мы были милы на этой неделе, но это ненадолго. Начиная с понедельника, ты будешь по-настоящему жалеть, что не поползла обратно в тот дерьмовый пригород, из которого ты вылезла
— Зейд, отвали, — говорит Миранда, появляясь рядом со мной прежде, чем я успеваю ответить. Я так зла, может, это и к лучшему. Кто знает, что может сорваться с моих губ прямо сейчас. — Крид пригласил её сегодня вечером.
— Неужели он действительно это сделал? — спрашивает Зейд, и, если это возможно, его хмурый взгляд становится ещё более напряжённым. Его зелёные глаза встречаются с моими, но я отказываюсь отводить взгляд. По крайней мере, я могу сделать это, выдержать его взгляд. — Идиот. У него будут неприятности, из-за попыток удовлетворить любую твою прихоть. — Зейд замолкает, когда несколько грудастых брюнеток подскакивают к нему, хватая за удивительно мускулистые руки. — Отлично. Оставьте своего питомца на ночь. Просто помните: классовая система существует не просто так. Некоторым людям место на дне.
Зейд отворачивается со своими двумя новыми подружками, улыбаясь им так, что улыбка совсем не отличается от того, как он улыбался мне. Он просто не очень хороший человек.
— Забудь о нём, — говорит Миранда, протягивая мне стакан «Соло». Вау. Одиночные стаканчики — универсальный ключ к тому, чтобы напиться, независимо от социально-экономического класса. — Выпей, и пойдём окунем ноги в воду.
Она снимает свои дизайнерские туфли на каблуках и бросает их рядом со столом, почти так же, как та рыжеволосая девушка. Даже Миранда, какой бы милой она ни была, понятия не имеет, на каком уровне привилегий она находится. Цена этих туфель могла бы прокормить семью в Лоуэр-Бэнксе целый месяц. Может быть, даже больше. Нет, нет, определённо больше.
Выдавив из себя улыбку, я следую за ней, замечая, что Крид развалился на песке возле костра, захваченный аудиторией. Его глаза встречаются с моими с другого конца пляжа, но в них нет ненависти. Нет даже узнавания. Как будто я настолько ниже его, что он даже не считает нужным признавать моё существование.
«По крайней мере, я нигде не вижу Тристана», — думаю я, облегчённо выдыхая. К сожалению, это облегчение длится недолго, потому что Харпер, Бекки и Джина наблюдают за нами топлесс. Ага. Стоят топлесс в волнах и изучают нас глазами, которые сверкают в темноте, как обсидиан. Я притворяюсь, что подношу свой напиток к губам, чтобы на мгновение заглянуть в чашку, а не в их глаза.
— Постарайся повеселиться сегодня вечером, — произносит Миранда, дружески толкая меня локтем, когда мы идём по мокрому песку прочь от девушек-идолов. Идолы. Какое претенциозное название. Интересно, кто положил начало этой традиции? — Крид сказал, что ты можешь быть здесь; они пока оставят тебя в покое.
Миранда действительно старается, поэтому я заставляю себя оставаться позитивной.
— Спасибо, и ты права. Это первая вечеринка в этом году. И действительно, здесь очень красиво. — Я жду, пока она отвернётся, а затем выливаю свой напиток в воду, наслаждаясь удивительно тёплыми волнами и лунным светом на горизонте.
Мы проводим большую часть ночи, болтая и прогуливаясь по берегу, немного танцуя у костра. Через некоторое время к нам присоединяется Эндрю, и, хотя он в Узком кругу и должен относиться ко мне так, словно я заразилась чумой, он танцует со мной и Мирандой, пока мы обе не вспотели, не захохотали, и я не забыла, что моё платье продолжает задираться кверху.
Ближе к полуночи мы возвращаемся в школу, и мы с Мирандой расстаёмся, обнявшись возле часовни. Ей легче вернуться в Третью башню по тропинке, петляющей между зданиями. Итак, с позаимствованными туфлями в руках я пробираюсь босиком по каменным коридорам, но останавливаюсь только тогда, когда вижу мисс Фелтон и заместителя директора, мистера Кастора, стоящих перед моей дверью.
— Марни, — говорит он мрачным голосом и с таким же лицом. — Нам нужно серьёзно поговорить с вами.
— Что? Почему? — спрашиваю я, видя, как мои мечты в Бёрберри развеиваются в прах ещё до того, как они по-настоящему начались. Я не могу вернуться в Лоуэр-Бэнкс-Хай с его разваливающимся спортзалом, компьютерами эпохи динозавров и устаревшими учебниками. Не после того, как я так чертовски усердно работала, чтобы быть здесь.
— Было несколько человек, которые позвонили на линию экстренной помощи и сказали, что видели, как вы сильно выпивали. — Мой рот приоткрывается, и волна несправедливости захлёстывает меня. Что за чёрт?! Я, пьющая? Я была единственным человеком, который не был пьян на той вечеринке.
Вау.
Итак… с моей стороны нехорошо сообщать о Зейде и Тристане администрации, но они могут сообщать обо мне всё, что захотят?
— Я… — слова ускользают от меня. Я настолько потрясена этим обвинением, что понятия не имею, как реагировать. В конце коридора раздаётся грубый смех, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть группу студентов, наблюдающих за мной, всё ещё одетых в свои купальные костюмы. Крид среди них, прислонившись к стене в обманчиво небрежной позе, но всё это читается в его глазах: отражение моей обречённости.
Я снова поворачиваюсь к мисс Фелтон и мистеру Кастору. В руке заместителя директора я вижу устройство, которое мне хорошо знакомо: это алкотестер. Из-за проблем моего отца я хорошо это знаю. Раньше каждый его день начинался с подобной проверки, чтобы его отпустили домой. Когда я училась в начальной школе, было много случаев, когда его день вообще не начинался. Я люблю своего отца, но он потратил большую часть моей жизни на то, чтобы испортить жизнь нам обоим.
— Я собираюсь попросить вас вдохнуть в устройство, — говорит мистер Кастор, его голос жёсткий, но не недобрый. Мисс Фелтон ничего не говорит, скрестив руки на груди. Я удивлена, что она всё ещё так же одета, учитывая время. Мистер Кастор одет в серые спортивные штаны и чистую, но слишком большую белую футболку.
Мои глаза так сильно слезятся, что мне приходится закрыть их, чтобы сдержать слёзы. Может показаться, что это не так уж и важно. Я имею в виду, просто вдохни и покажи миру, что я не пьяна. Но… Я делаю всё, что в моих силах, чтобы не закончить так, как мои мама и папа. Однажды, когда мне было семь, оба моих родителя были так пьяны, что я подумала, что они мертвы, лёжа в коме на ковре в вагончике. В то время у нас не было телефона, поэтому я прошла почти две мили до круглосуточного магазина, чтобы попросить продавца позвонить в 911.
Быть обвинённой на пустом месте, вот так… это ужасно.
Я киваю, и мистер Кастор протягивает мне алкотестер, ожидая, пока я выдохну в него.
Закончив, я возвращаю его ему, и он смотрит на огоньки на лицевой стороне. Ноль. Уровень алкоголя в моей крови равен нулю. Лицо мистера Кастора краснеет, и он передаёт алкотестер мисс Фелтон.
— Мне жаль, Марни, но с таким количеством обвинений, которые мы получили, мы должны были разобраться в этом. — Я киваю и оглядываюсь назад по коридору, чтобы увидеть Крида, смотрящего на меня слегка расширенными глазами. Другие студенты перешёптываются, прикрываясь руками, глаза сузились до щёлочек, в их взглядах сквозит яд. Но Крид, он выглядит взбешённым, как будто я самолично грубо оскорбила его.
Я поворачиваюсь обратно к учителям и заставляю себя улыбнуться.
— Это не проблема, — говорю я, а затем пользуюсь своим ключом, чтобы войти в квартиру… и плачу.
Глава 5
К тому времени, как снова наступает понедельник, я совершенно измотана. Я провела все выходные, пытаясь дозвониться до своего отца и отбиваясь от попыток Миранды снова уговорить меня пойти куда-нибудь. Вместо этого я убедила её остаться дома в субботу и посмотреть фильмы. В воскресенье она написала мне, что плохо себя чувствует и хочет выспаться.
Но даже когда я жду неприятностей за каждым углом, ничего не приходит.
Это своего рода ментальная пытка прямо на месте, ожидание всех этих ужасных вещей, низкопробная тревога, гудящая во мне. Занятия, по крайней мере, сложные, даже более, чем я ожидала. В итоге почти каждый вечер на этой неделе я провожу в библиотеке на пятом этаже, занимаясь изо всех сил. Библиотекари в значительной степени книжные нацисты, так что я чувствую себя там в безопасности. Даже Идолы не могут прикоснуться ко мне в их владениях.
В четверг я сажусь на своё место на уроке рисования, прямо рядом с Мирандой, чувствуя, как моё сердце бешено колотится в груди. Наше задание на прошлой неделе состояло в том, чтобы создать абстрактное медиа-произведение, представляющее нашу любимую картину, песню, книгу, стихотворение или танец. Творческое мышление даётся мне нелегко. Можно решить, что с таким детством я хотела бы сбежать в выдуманный мир. Но хотя я и была заядлым читателем, я также была чрезмерно практична. Как бы мне ни нравился хороший роман, фильм или игра, я также знала, что единственный способ изменить свою ситуацию — это сражаться в реальном мире. Изгонять драконов с помощью волшебных клинков — это здорово, но это не помогло бы мне выбраться из Лоуэр Бэнкс. Это не помогло бы мне поступить в хороший колледж. Это не дало бы мне высокооплачиваемой работы.
Так что я действительно боролась с этим заданием, остановившись на «Сказках барда Бидла» Джоан Роулинг в качестве источника вдохновения. Одно из моих любимых детских воспоминаний — это то, как мы сидели на моей кровати с мамой и папой, ни один из них не был пьян, и они по очереди читали мне эту книгу. Независимо от того, насколько ужасными были некоторые события, у меня был этот момент, за который можно было ухватиться.
У нас в академии Бёрберри не просто один учитель рисования, у нас их три. У каждого из них есть свои особенности, а также впечатляющий список достижений и наград. Я решила, что миссис Эмбертон мне нравится больше всего. То, как сверкают её глаза, когда она говорит о творчестве, заставляет меня жалеть, что я не могу найти свою собственную страсть. Имею в виду, что я хорошо справилась со своим эссе на стипендию, но это была настоящая боль, изливающаяся из меня, вся история моей жизни в сравнениях и метафорах. Это было настолько личным, что, когда я писала его, я всё время плакала. Знать, что Миранда тоже это прочитала, — странное чувство, но, несмотря на то, что мы знаем друг друга недолго, я ей доверяю.
Может быть, это ошибка, но… думаю, иногда их нужно совершать.
— Публичные выступления сами по себе могут быть искусством, — говорит мисс Хайленд, её тёмные волосы собраны сзади в строгий пучок. Её одежда игрива, но очки, макияж и причёска совсем не такие. Это заставляет меня задуматься, что происходит у неё внутри, почему она должна быть такой сдержанной и такой открытой одновременно. — И это важно практически во всём, что вы, возможно, думаете сделать со своим будущим. Итак, сегодня вы будете представлять свои проекты перед классом — в случайном порядке.
Раздаётся хор стонов, и я чувствую, как моё сердце начинает бешено колотиться. Выступать перед аудиторией — я не против. Выступать перед Харпер, Бекки, Зейдом и Тристаном… не совсем. Они вчетвером сидят в конце класса, не совсем вместе, но и не далеко друг от друга. У меня складывается впечатление, что трое парней-Идолов не очень-то любят друг друга.
Мистер Картер использует свой айпад, чтобы выбрать ученика из класса, который пойдёт первым.
И поскольку мне не везёт больше всего на свете, этим студентом в конечном итоге становлюсь я.
— Марни Рид, — зовёт он, и я резко выдыхаю. Я чувствую, как взгляды каждого студента в этой комнате устремляются на меня. Это нехорошее чувство.
— Давай, Работяжка! — кричит одна из девушек, и по комнате разносится жестокий смех. Я игнорирую это, вынося свои рисунки в переднюю часть многоярусного лекционного зала. Я остановила свой выбор на смоле и акриле, создав эту зеркальную поверхность всех цветов радуги на квадратном холсте.
— Мисс Фаннинг, этого вполне достаточно, спасибо вам, — говорит миссис Эмбертон твёрдым голосом. Это первый раз, когда я слышу, чтобы она так огрызалась, и я сдерживаю лёгкую улыбку. Приятно чувствовать, что на моей стороне есть сотрудник Академии. — Прекрасная работа, — добавляет она, отходя в сторону, чтобы освободить мне сцену. Я возвращаю ей искреннюю улыбку и ставлю картину на ожидающий меня мольберт.
— Ты, блядь, отстой! — кричит какой-то парень, но я игнорирую его. Если я в чём-то и хороша, так это школа. Вот где я блистаю. Если бы я могла, я была бы профессиональным студентом до конца своей жизни. Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь лицом к классу. Мой взгляд ловит на себе серые глаза Тристана и его резкий хмурый взгляд, прежде чем скользнуть к изумрудно-зелёным радужкам Зейда и его насмешливой ухмылке. Я никому не позволю победить меня, больше никогда.
— Моё вдохновение для этой работы почерпнуто из «Сказок барда Бидла» Джоан Роулинг, — начинаю я, обращая свой голос к аудитории. Мне также пришлось это сделать, чтобы выиграть стипендию Кэбота, выступить с речью. Чем это отличается? Дело в том, что я определённо не собираюсь раскрывать свои секреты студентам Бёрберри. Ни за что на свете. — В детстве это была не только моя любимая книга, но и моё любимое воспоминание. Это то, за что я всегда буду благодарна. — Сделав паузу, я провожу пальцами по блестящей поверхности холста, восхищаясь цветами. Нелегко было добиться того эффекта, который я искала, — этого радужного оттенка, который переходит от фиолетового вверху к красному внизу.
— Разве это не флаг педиков? — спрашивает придурок, тот, что кричал на меня. — Ты выдала грёбаный флаг Гордости за искусство? (прим. — Pride flag — флаг Гордости, одно из названий флага представителей ЛГБТК)
Смех, который следует за его заявлением, мрачен и пронизан насилием, звук, который эхом отдаётся в смешках окружающих его людей. Зейд и Тристан не смеются, но, похоже, они наслаждаются моей болью, позволяя своим последователям делать за них грязную работу.
— Мистер Ганнибал, не хотели бы вы пойти со мной в офис и обсудить ваше отношение к представителям ЛГБТК? — губы миссис Эмбертон поджаты, и то, как она смотрит на Джона Ганнибала, не слишком приятно. Он входит во Внутренний круг, это я выучила наизусть. Знай своих врагов и всё такое.
— Давайте, вперёд. Вы знаете, позицию моего отца по этому поводу. — Миссис Эмбертон хмурится, но больше ничего не говорит. Тогда я решаю, что даже если она мне действительно нравится, она недостаточно сильна, чтобы защитить меня здесь. Отец Джона Ганнибала — сенатор-консерватор от штата Теннесси, и построил свою политическую позицию на том, чтобы не регистрировать однополые браки в своём штате. Конечно, теперь, после решения Верховного суда, это утратило силу, но я готова поспорить на свою жизнь, что его взгляды остались во многом прежними.
— Тёплые воспоминания о том времени в моей жизни просочились в сознание ребёнка и превратились в цветную призму, — продолжаю я, чувствуя, как мои ладони начинают потеть. Я чувствую на себе взгляды Идолов, особенно Тристана и Зейда. Последний приподнимает одну бровь, его татуированные пальцы отбивают ритм на подлокотнике кресла. Другой же… теперь у него слегка приподнимается уголок рта, как будто он только что подумал о чем-то ужасном, что мог бы сделать со мной. — Превращение слов этой книги и воспоминаний о том времени в произведение динамичного искусства стало катарсическим опытом. С ним я переживала свои лучшие детские воспоминания с каждым мазком и ударом.
— Она сама это сказала, (прим. — That’s what she said - используется, чтобы перевернуть самую обычную фразу в сексуальный или обидный подтекст) — мурлычет Харпер, и класс взрывается смехом.
Миссис Эмбертон тяжело вздыхает, но никто из учителей ни черта не делает.
Я думаю, классицизм господствует в каждом уголке мира. Даже искусство и учёные не в безопасности.
— Спасибо, — говорю я, оставляя свою работу на сцене и возвращаясь на своё место. Никто не хлопает мне, кроме Миранды и преподавателей, что ещё более унизительно из-за того, что это отдаётся эхом в огромном лекционном зале. Мистер Картер отодвигает мой проект в сторону и называет следующее имя в своём списке.
Когда я поднимаюсь по ступенькам к своему месту, кто-то ставит ногу в проход и подставляет мне подножку. Я падаю так сильно, что мой подбородок ударяется об пол, а рот наполняется кровью.
Остаток дня я провожу в кабинете медсестры с мигренью.
Когда я возвращаюсь в своё общежитие позже в тот же день, к моей двери приклеена связка радужных флажков, а на полу лежит Blu-ray с лесбийским порно. Я со вздохом поднимаю его и срываю всё, кроме самого большого флага, оставляя его гордо висеть на моей двери. Я настолько гетеро, насколько это возможно, но в то же время я ярый союзник. У меня нет проблем с флагом Гордости на моей двери.
Остальные флажки я убираю в ящик прикроватной тумбочки на всякий случай.
Если студенты академии хотят сломить меня, им придётся постараться гораздо, гораздо лучше.
— Эта неделя была не такой уж плохой, верно? — спрашивает Миранда, присаживаясь на край стола в библиотеке и болтая ногами. Сегодня на ней такая короткая юбка, что я вижу, что на ней пояс с подвязками и чулки до бёдер, а не просто колготки, как я думала. Мне любопытно, но я не чувствую, что мы достаточно хорошие подруги, чтобы спрашивать о таком. Часть меня думает, что она, возможно, встречается с Тристаном Вандербильтом, но это такая ужасная мысль, что я не хочу облекать её в слова.
— Если ты считаешь, что открыть мой шкафчик и увидеть, как оттуда высыпаются радужные презервативы, не так уж плохо, то ты права. — Я наклоняюсь поближе к своему ноутбуку и щурюсь на экран, как будто очень сосредоточена на эссе, которое пишу для правительства. На самом деле, я настолько рассеяна, насколько это возможно. В то время как все остальные в восторге от того, что снова пятница, я с ужасом жду приглашения от Миранды на какую-нибудь вечеринку.
Она ничего не говорит, потягивая кофе со льдом, который прихватила из учительской.
— Добрый вечер, дамы, — говорит Эндрю, останавливаясь рядом с нашим столиком. Его глаза останавливаются на моих и задерживаются там, на его губах появляется улыбка. Я с трудом сглатываю и притворяюсь, что настолько поглощена своей работой, что едва могу отвести от неё взгляд. Ложь. Мне нравится, как он смотрит на меня, как будто у него действительно может быть интерес ко мне. — Чем вы двое занимаетесь сегодня вечером?
Миранда поправляет юбку, чтобы прикрыть бретельки пояса с подвязками, приподнимая бровь в ответ на его вопрос.
— Если ты закидываешь удочку и пытаешься выяснить, пойдём ли мы на вечеринку к Тристану, то ответ таков… это зависит от Марни.
Ах. Итак, сегодня вечеринка у Тристана. Судя по сплетням, которыми меня снабдила Миранда, идея с костром принадлежала Зейду. Наверное, это правда, что трое парней-Идолов не так уж хорошо ладят друг с другом. Они по очереди развлекают своих верноподданных.
— На яхте его отца, — добавляет Эндрю, пожимая плечами, как будто устроить вечеринку в выходные на яхте -пустяк. — Поскольку она припаркована в гавани за школой, нам даже не нужны разрешения на выезд за пределы кампуса.
Я поднимаю глаза, чтобы снова встретиться с ним взглядом, искрящимся голубым цветом, который соответствует его улыбке. Когда он поднимает пальцы и проводит ими по своим каштановым волосам, я почти улыбаюсь по-настоящему. Эндрю Пейсон действительно довольно симпатичный.
— Если у тебя ещё не назначено свидание, Марни, я бы с удовольствием сводил тебя. Если ты будешь со мной, остальные тебя не побеспокоят.
— Как бы я ни была признательна за твоё предложение, не думаю, что моё присутствие там будет оценено по достоинству. — От одной мысли о том, чтобы бездельничать на яхте Тристана, у меня сводит живот. Я собираю свои книги и поднимаюсь на ноги. Я бы предпочла вернуться в свою комнату с Мирандой, чем рисковать идти одной. Зейд обещал причинить мне боль на этой неделе, и мне ещё многое предстоит увидеть.
Я думаю, он просто ждёт подходящего момента.
— Если ты со мной и Мирандой, — начинает Эндрю, но я бросаю на него взгляд, и он поднимает руки, сдаваясь. — Обещаю: к тому времени, как мы доберёмся туда, Зейд будет слишком пьян, чтобы связываться с тобой. Тристан будет на верхней палубе, в окружении девушек. А Крид… — он бросает взгляд на Миранду, и она бросает на меня сочувственный взгляд. Она знает, что он сделал со мной; все знают. — Мы просто будем пить газировку и танцевать. Что ты на это скажешь? — Эндрю улыбается своими жемчужными зубами, но всё, чего я действительно хочу, это вернуться в свою комнату и посмотреть, смогу ли я дозвониться до своего отца. Я начинаю беспокоиться.
— О, перестань, Марни, — умоляет Миранда, складывая руки в молитвенную позу. — Я не говорю, что нужно отбрасывать осторожность, но ты ведь тоже не позволишь им победить, верно? — чёрт, в чём-то она права. Вздыхая и слегка кивая головой, я заставляю Миранду взвизгнуть, и она обхватывает меня руками, прижимая к себе. — Ты не пожалеешь об этом, — обещает она мне, но я уже уверена, что пожалею.
Яхта Тристана не похожа ни на что, что я когда-либо видела раньше. Здесь есть несколько ярусов палуб, некоторые с мебелью, на одном установлена гидромассажная ванна, на другом студенты уже вовсю танцуют. Миранда говорит мне, что создание Идола на заказ обошлось более чем в сто миллионов долларов, и у меня скручивает живот от такого избытка. Сто миллионов долларов за яхту? Это похоже на долбаный плавучий дворец.
— И назвал её Идолом? — я вздрагиваю, когда мы идём по траве к причалу. — Из-за Тристана?
— Не-а, — говорит Миранда, одаривая меня сочувственной полуулыбкой, — это потому, что его прадедушка положил начало идольной традиции здесь, в Бёрберри. С тех пор все Вандербильты стали Идолами.
Здорово.
Так что даже издевательства Тристана имеют своё наследие. Это не сулит мне ничего хорошего.
На яхте и на причале уже так много людей, что я задаюсь вопросом, будет ли там достаточно места всем, чтобы просто постоять. Мои ладони вспотели, когда я провожу ими по переду джинсов. Надеть нарядное платье на последнюю вечеринку не принесло мне никакой пользы, так что на этот раз я надета в свою собственную одежду. По крайней мере, когда я так одета, я знаю, как себя вести, как реагировать.
— Это плохая идея, — стону я, когда Эндрю берёт меня под руку слева, а Миранда делает то же самое справа от меня. Они тащат меня сквозь толпу на яхту, находя в каюте внизу диван, на котором мы можем посидеть. Напитки раздают по кругу, но я ни к чему не прикасаюсь. Не то чтобы я планировала это, но на этот раз я даже не притворяюсь.
Я пыталась вписаться в общество, и всё, что это делало — это выделяло меня из толпы. Думаю, пока я буду оставаться самой собой.
Миранда уже выпивает второй бокал шампанского, но, похоже, Эндрю готов стать со мной абсолютным трезвенником. Он видит, что я смотрю в его сторону, и улыбается; я улыбаюсь в ответ и делаю глоток своей вишнёвой колы.
— Итак, Идолы должны встречаться друг с другом? — спрашиваю я, когда вижу, как Харпер Дюпон опирается на какого-то парня в чёрной футболке и рваных джинсах, которые, я чертовски уверена, он купил заранее порванными. Я могла бы узнать пару поношенных джинсов где угодно, но эти накрахмаленные уродства — не то. — Потому что я как бы вижу их вместе… повсюду.
— Все знают, что первый год — это, типа, время для экспериментов, — говорит Миранда, её взгляд блуждает по комнате и на минуту задерживается на Тристане. Вот оно снова, её странная одержимость им. Они должны встречаться или, по крайней мере, спать вместе. Хоть что-то. — Но все также знают, что Харпер и Тристан сойдутся в конце года.
— И почему это? — спрашиваю я, когда Эндрю устраивается поудобнее на подушках и откидывается назад. Он всё ещё одет в форму академии, как и несколько других парней. Почти каждая девушка же одета в дизайнерское платье и какие-нибудь туфли на каблуках. Думаю, что, возможно, я единственная в джинсах и кроссовках.
— Его семья — это старые деньги, хорошее воспитание, безупречная репутация. — Миранда переводит на меня свои льдисто-голубые глаза. На мгновение я вспоминаю Крида, пристально смотрящего на меня через весь коридор, и меня пробирает озноб.
— Дедушка Харпер — тот, кто принёс Дюпонам деньги, так что, условно говоря, они новички на сцене. — Она улыбается и отвечает на вопрос, который я собираюсь задать, прежде чем у меня появляется шанс озвучить его. — Если бы мы не были самой богатой семьёй в этой школе, Крид и я наверняка были бы Плебеями. — Она пренебрежительно машет рукой, расплёскивая шампанское на своё платье телесного цвета, усыпанное стразами. — Семья Харпер хочет престижа Вандербильтов, а Вандербильты хотят денег Дюпонов. Это всего лишь простая экономика.
— Как… романтично, — уклоняюсь я, когда мой взгляд возвращается к Тристану, стоящему в углу со скрещёнными на груди руками. Он слушает какой-то рассказ от одного из своих друзей, уголки его губ приподнимаются в самоуверенной улыбке. Его серые глаза поворачиваются в мою сторону, и я встречаюсь с ним взглядом. Это длится всего секунду, потому что группа пьяных девушек проходит между нами, но этого было достаточно. Он знает, что я здесь.
— Я собираюсь принести ещё шампанского, — заявляет Миранда, поднимаясь на ноги и немного спотыкаясь на каблуках. У меня такое ощущение, что в прошлом она носила каблуки не так уж часто. Она перебрасывает свои светлые волосы через плечо, преуспевая лишь в том, что запутывает их вокруг своих длинных ногтей, и я ухмыляюсь. Как я уже сказал, она слишком хорошая, чтобы уметь правильно перекидывать волосы.
— Я возьму ещё содовой, пока Грег не использовал её всю для своего рома с колой, — бормочу я, закатывая глаза. — Тебе что-нибудь нужно?
Эндрю демонстрирует свой почти полный стакан, и я ухожу, пробираясь сквозь толпу и направляясь к кухоньке в задней части комнаты.
К сожалению, Крид там, и его глаза сужаются, когда он видит меня.
— Разве это не Работяжка, — протягивает он, обхватывая пальцами верхушку своего бокала. Он взбалтывает алкоголь внутри, наблюдая за мной. — Пришла поработать на вечеринке? Здесь можно заработать кучу денег для такой девушки, как ты.
— Твоя сестра привела меня, — невозмутимо отвечаю я, хватая пригоршню льда из ведёрка на стойке и наливая в него содовую. — Если у тебя с этим проблемы, обсуди это с ней.
— Миранде всегда нравилось заводить домашних животных, — говорит Крид, закрывая холодильник плечом и отталкивая блондинку, висящую у него на руке. Она дуется на него и бросает на меня убийственный взгляд, но я поднимаю брови. Уверяю тебя, тебе не о чем беспокоиться, милая. — Она слишком милая, всегда готова не обращать внимания на недостатки других людей.
— Быть бедной — это недостаток? — спрашиваю я, и Крид пожимает плечами. Он тоже одет в форму академии, и в том же ленивом, элегантном стиле, который я увидела в первый день. Вся его личность основана на безразличии, хотя для меня очевидно, что ему не всё равно. О, ему чертовски не всё равно.
— Я слышал, сегодня вечером Тристан принёс особый подарок, — продолжает он, кружа вокруг меня, как хищник. Я тоже чувствую это, сдерживаемую жестокость в нём. Крид Кэбот действительно ненавидит меня. Я остаюсь на месте, потягиваю содовую и наблюдаю за ним. Мой первый порыв — убежать, но куда бы я пошла? Толпа вокруг нас плотная, жар от такого количества тел приторный. Он приближается ко мне, так близко, что его дыхание касается моего затылка, и я напрягаюсь. — Подарок, специально для тебя, Работяжка.
— Ты в порядке? — слева от меня появляется Эндрю, проталкиваясь сквозь хорошо одетую толпу. Крид оглядывает его с ног до головы, надменно ухмыляется и отворачивается. Студенты расступаются с его пути, освобождая ему путь к двери. — Я подумал, может, мы могли бы уйти, только я и ты. — Я смотрю на Эндрю и нахожу его с натянутой улыбкой на красивом лице. Одна из моих бровей приподнимается. — Вместо всего этого мы могли бы прогуляться по пляжу.
— Ты пытаешься вытащить меня с этой яхты после того, как так усердно старался, чтобы затащить меня сюда? — спрашиваю я, узел в моём животе затягивается. Меня охватывает ужас, и я точно знаю, что вот-вот получу все издевательства за неделю одним большим глотком. В моей старой школе это означало бы, что мне надерут задницу за научным корпусом.
В Подготовительной Академии Бёрберри я понятия не имею, что это значит. И это пугает меня до чёртиков.
— Давай просто прогуляемся или что-нибудь в этом роде, — говорит Эндрю почти умоляюще, но потом я замечаю, что толпа выходит из двери и поднимается по ступенькам на верхнюю палубу. Даже если я знаю, что не должна этого делать, даже если я знаю, что буду сожалеть об этом… Я иду следом.
— Марни, подожди!
Эндрю гонится за мной, но я слишком далеко впереди, лавируя между девушками в Александр МакКуин и парнями в Живанши. Как будто толпа тоже расступается передо мной, но по совершенно неправильным причинам. Когда я добираюсь туда, Миранда уже наверху, раскрасневшаяся и растрёпанная. Она смотрит на Тристана Вандербильта прищуренными глазами.
— Что происходит? — я задыхаюсь, и она вздрагивает, поворачиваясь и глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— О, смотрите, ребята, Черити здесь, — говорит Тристан, не утруждая себя повышением голоса. Он низкий и тёмный, такой же холодный, как туман, стелющийся по заливу. — Я рад, что ты смогла прийти на вечеринку сегодня вечером. — Его улыбка, когда он её дарит, примерно такая же тёплая, как лёд в моём стакане. Его тёмные волосы гладкие и блестящие, падают на лоб так, что у меня сжимается желудок, но его серебристые глаза почти такие же манящие, как и его улыбка.
Зейд заливается смехом из угла, брюнетка прижимается к его левому боку. Он не смотрит на меня, просто подносит ко рту бутылку чего-то, похожего на ром, и отпускает шутку о пиратах, которую я едва слышу.
Тристан тем временем занят тем, что разворачивает что-то из свёртка с тканью, который лежит на краю перил. Дыхание толпы затихает, их возбуждение подавлено. Время от времени пара глаз устремляется в мою сторону, и я чувствую, как они обжигают мою кожу, словно языки пламени. Когда Тристан развязывает упаковку, я вижу, что в руке у него книга.
— Никогда не говори, что мы тебя не слушаем, — продолжает он, переворачивая книгу, чтобы я могла взглянуть на обложку. Моё сердцебиение ускоряется, и внезапно становится трудно дышать. Даже не приближаясь к нему, я вижу, какое издание у него в руке. И даже не спрашивая, я знаю, что она настоящая.
— Ты знаешь, что это такое, Черити?
— Одна из семи рукописных копий «Сказок барда Бидла» Джоан Роулинг, — шепчу я. Я знаю, что сейчас играю им на руку, но, похоже, ничего не могу с собой поделать. В мире насчитывается всего семь экземпляров этой книги. Шесть были подарены друзьям и родственникам, а один был продан с аукциона на благотворительность.
Ой.
О нет.
Нет, нет, нет.
— Правильно: редкое издание твоей любимой книги, той самой, которая вдохновила тебя на создание такого… интересного произведения искусства.
Тристан открывает книгу и заглядывает внутрь, облизывая палец, прежде чем перевернуть страницу.
— Мы хотели почтить рабочий класс, и по итогу тебя, поэтому мы все скинулись нашими еженедельными пособиями и купили это. — Он поднимает на меня взгляд и ухмыляется, жестокость сочится из каждой поры.
— Триста шестьдесят тысяч фунтов стерлингов — примерно четыреста семьдесят пять тысяч долларов США (прим. — 36-38 миллионов руб.) — и она наша. — Он захлопывает книгу и полностью поворачивается ко мне лицом, удерживая её в одной руке, в то время как другой достаёт зажигалку.
Теперь я дрожу, пот струится по моим щекам. Мой стакан падает на пол, и я начинаю двигаться вперёд. Кто-то удерживает меня, и сначала я думаю, что это Миранда пытается предотвратить драку, но потом понимаю, что на самом деле это пара ближайших друзей Харпер. Они обхватывают меня руками, когда король Идолов подносит зажигалку к первой открытой странице. Мои глаза бегают по сторонам в поисках союзников, но Миранду и Эндрю удерживают сзади. Крид стоит рядом с ними с таким видом, словно это скучная, но необходимая маленькая рутинная работа.
— Пожалуйста, не надо. Эта книга — современная классика. Прямо здесь творится история. — Мои слова срываются; я кажусь задушенной. Что ещё я должна была сказать? Пожалуйста, не уничтожайте бесценный артефакт, чтобы помучить меня? Есть и другие, менее разрушительные способы. Поверьте мне: я была посвящена во многие из них.
Тристан игнорирует меня, позволяя пламени лизать край страницы, пока она не начинает дымиться и подгорать. Он кладёт книгу на край перил, наблюдая, как она медленно сгорает, превращаясь в хлопья серого пепла, которые разлетаются по ветру. Зейд неторопливо подходит к нему и поднимает белую бутылку с жидкостью для розжига, встречаясь со мной взглядом, прежде чем сжать её и обдать остальную часть книги жаром.
Слёзы текут по моим щекам, но я перестала сопротивляться. Теперь уже слишком поздно. Книга испорчена.
Толпа ликует, когда Тристан перекидывает пылающую книгу через край в бухту.
Когда он придвигается ко мне вплотную, мне требуются все мои силы, чтобы не закричать.
— Я же говорил тебе, Черити. Эта школа не для тебя. Считай это своим последним предупреждением.
Он уходит, и, наконец, две девушки ослабляют хватку настолько, что я могу вырваться.
— Марни, подожди! — зовёт Миранда, когда я проталкиваюсь сквозь хихикающую толпу, спускаюсь по ступенькам и пересекаю причал. Я начинаю бежать и не останавливаюсь, пока не оказываюсь в безопасности у себя в общежитии.
Думаю, именно здесь я проведу остаток года, несчастная и одинокая.
Это нехорошее чувство.
Глава 6
В течение следующих нескольких недель, похоже, Идолы довольствуются наблюдением и ожиданием. Но если они думают, что так легко победили меня, то они серьёзно ошибаются. В средней школе Лоуэр Бэнкс подобный трюк был бы встречен сжатыми кулаками и брызгами крови. Я не говорю, что собираюсь затевать настоящую драку с Идолами (конечно, трусы набросились бы на меня, и я бы проиграла), но наблюдение за тем, как горит эта книга, хоть и огорчило меня, не было последним гвоздём в мой гроб.
— Родительская неделя начинается в понедельник, — говорит Миранда, устраиваясь рядом со мной в «столовой». Не совсем подходящее описание для этого места. Это слово обозначает красные пластиковые подносы, пиццу на бумажных тарелках и длинные очереди. Это… лучше, чем в самом хорошем ресторане, в котором я когда-либо была. На вывеске снаружи написано «Столовый зал», но здешние студенты называют это просто Столовой. — А твои придут?
Я откусываю макароны и стараюсь не задаваться вопросом, во сколько эта тарелка обошлась стипендиальному фонду.
— Мой папа должен быть здесь, — уклоняюсь я, пытаясь решить, как лучше описать свою маму. Всю правду слишком трудно произнести вслух; она режет, как нож, а я уже истекаю кровью после сцены на яхте. — Моя мама… снова вышла замуж и переехала. — Да, на другой конец города. Из стоянки для трейлеров в особняк. — Вообще-то она живёт в Гренадин-Хайтс, с моей сестрой.
— У тебя есть сестра? — спрашивает Миранда, её блестящие розовые губы приоткрываются от удивления. — Может я знаю её? — я пожимаю плечами в ответ, потому что последнее, что я хочу сказать, это: может быть и да, но я её не знаю. — И как я могла не знать, что у тебя есть сестра? — она продолжает, когда я набиваю рот ещё макаронами.
Пока Миранда хмуро смотрит на меня, Эндрю останавливается у нашего столика и пододвигает дополнительный стул. Почти уверена, что у него и Миранды неприятности из-за того, что они водятся со мной, и всё же они всё ещё это делают. Я начинаю задаваться вопросом, действительно ли я могу подружиться с этой парой по-настоящему.
— У тебя есть сестра? — повторяет он, пока я вздыхаю и проглатываю свою еду, беру стакан с водой и смотрю на позвякивающие кубики льда.
— Её зовут Изабелла. Но она на три года младше нас. Она только что пошла в шестой класс средней школы Гренадин-Хайтс. — Я делаю глоток воды и надеюсь, что на этом эта история закончится. Теперь я ругаю себя за то, что вообще заговорила о своей маме. Понимаете, что я имею в виду? У меня уже появилось это неприятное ощущение в животе.
— Изабелла Кармайкл? — спрашивает Миранда, и я чувствую, как это напряжённое чувство становится ещё туже, словно узел с удушающей хваткой вокруг моего живота. — Да, я помню её. Я думаю, она была у меня в одной из художественных групп, например, когда они объединяют детей постарше с младшими. — Она пожимает плечами и поднимает на меня идеально изогнутую светлую бровь. — Я до сих пор не понимаю, как мы с тобой дружили несколько недель и ничего не слышали о твоей сестре.
— Может быть, потому, что я никогда её не встречала? — выпаливаю я, и Эндрю с Мирандой обмениваются взглядами. Резко встав, я поворачиваюсь и врезаюсь в крепкое тело Крида Кэбота. Он кладёт руки мне на плечи, и моя кожа горит, даже сквозь ткань моего чёрного пиджака академии. Он отодвигает меня на некоторое расстояние и обращает своё внимание на свою сестру.
Мой взгляд поднимается к его холодному, жестокому лицу, фарфоровой коже и ангельским волосам. И эти его глаза, похожие на осколки льда, голубые, но холодные, как зима. Из-за опущенных век он выглядит скучающим и усталым, как будто в любой момент может просто лечь и вздремнуть, как кот.
— Тристан хотел, чтобы я кое о чём поговорил с тобой, — говорит он, его голос, самоуверенный и растягивающий слова, как будто это было слишком сложно произнести вслух. На долю секунды мне кажется, что он обращается ко мне, что просто глупо, потому что, типа, с чего бы ему это делать? Он пристально смотрит на свою сестру, но не потрудился отойти от меня ни на шаг. Мы так близко, что, если бы я сделала глубокий вдох, моя грудь коснулась бы слегка помятой ткани его белой рубашки. — У тебя есть минутка? Или вы слишком заняты благотворительностью для рабочего класса?
— Мне не о чем с тобой говорить, — отвечает Миранда, бросая взгляд в сторону Эндрю. Он притворяется, что не замечает, но, клянусь, здесь происходит что-то такое, чего я не понимаю. Это выбивает меня из колеи, но я боюсь спрашивать. Эти двое — единственные во всей школе, с кем я чувствую себя комфортно, и я отказываюсь всё портить. — Только не тогда, когда ты обращаешься с Марни так, словно её не существует.
— О, я знаю, что она существует, — говорит он, всё ещё глядя на свою сестру, и поднимает длинные пальцы, чтобы взъерошить свои белокурые волосы. — Поверь мне: мы все прекрасно понимаем, что она здесь. — Он обращает своё внимание на меня, и я вынуждена сделать шаг назад. Достаточно одного его пристального взгляда, как физического толчка в грудь. — Чего я не понимаю, так это почему она всё ещё здесь.
— Она стоит прямо перед тобой, — выдавливаю я, вспоминая лицо Крида на яхте, его скучающее, почти безэмоциональное выражение, когда Тристан сжёг книгу. — Ты можешь швырять в меня всем, чем захочешь. Я могу согнуться, но не сломаюсь.
В мгновение ока длинные пальцы Крида оказываются на моём подбородке, поднимая моё лицо, чтобы я посмотрела на него. Мою кожу, там, где к ней прикасаются кончики его пальцев, покалывает и обжигает. Проглотив комок в горле, я заставляю себя посмотреть ему прямо в лицо.
— Сделана из более прочного материала, хм? — спрашивает он, наклоняя мою голову из стороны в сторону, как будто изучает меня. Я отбрасываю его руку и делаю ещё один шаг назад. То, как его рот изгибается в сторону в высокомерной ухмылке, настораживает, он такой самоуверенный и дерзкий. Я бы с удовольствием посмотрела, как она сотрётся с его лица.
— Тебе следовало прочитать её эссе о стипендии, — вмешивается Миранда, поднимаясь на ноги. Я осознаю, что весь зал сосредоточен на нашем противостоянии. — Марни — классная, в отличие от тебя. Я знаю, что мама и папа уже забили на тебя, но я ожидала лучшего. — Она обходит стол и хватает меня за руку, увлекая прочь, в то время как её брат засовывает пальцы в карманы брюк, наблюдая за нами прищуренными глазами.
Но если бы я съёживалась каждый раз, когда кто-нибудь из Идолов смотрел на меня, как на букашку, которую раздавят своими дорогими мокасинами, я бы уже была зачислена в среднюю школу Лоуэр Бэнкс и давно покинула Подготовительную Академию Бёрберри.
Мой отец намеренно избегает моих звонков. Мне ни разу не удалось поговорить с ним с тех пор, как я приехала сюда. Вместо этого я получаю пропущенные звонки и невнятные голосовые сообщения. Почти уверена, что он снова напивается, но я ничего не могу поделать отсюда, в дне езды от дома и в ловушке собственного ада.
Предполагается, что родительская неделя начнётся со специального завтрака и речи декана и печально известной Кэтлин Кэбот. Мой отец — и, по итогу, я — уже пропустили их. Я последняя ученица, которая сидит во дворе перед домом и ждёт, когда придут её родители.
Ну, на самом деле, предпоследняя.
Зейд Кайзер прислоняется к каменной стене башни номер два, руки скрещены на груди, зелёные глаза устремлены на горизонт. Они лишены ожиданий, когда он смотрит на извилистую дорогу и постукивает испачканными чернилами пальцами по штанине своих брюк.
Когда он видит, что я смотрю на него, он хмурится и отворачивается.
— Мой отец сейчас в турне. Какое, чёрт возьми, оправдание у твоих родителей? Слишком занят работой на заводе?
— Нет ничего плохого в том, чтобы работать на заводе, — выдавливаю я, крепко сжав челюсти, — но нет, мой папа будет здесь. — Я не собираюсь объяснять Зейду, что я беспокоюсь, что он слишком пьян, что он где-то отключился, что он забыл. Это просто дало бы ему больше боеприпасов, чтобы швырнуть их в меня, и даже без такого количества, Идолы чертовски хорошо справляются с охотой на меня.
— Он будет здесь, — повторяю я, скрещивая руки на груди и поёживаясь от прохладного ветерка. Мне всегда не нравился октябрь и холодная прохлада осени. В то время как все остальные собирались со своими семьями на тыквенную грядку, покупали сладости, устраивали большие посиделки в честь Дня благодарения, только мы с папой изо всех сил пытались выжить.
Зейд игнорирует меня, напевая себе под нос какую-то песню, которую я смутно узнаю. Я больше увлекаюсь классической музыкой, поэтому не очень хорошо знакома с роком, но я почти уверен, что отец Зейда — Билли Кайзер, солист «Battered Wings», популярной рок-группы времён моих родителей. Бьюсь об заклад, это тяжело —иметь родителя, который всё время в разъездах.
Затем Зейд бормочет себе под нос что-то вроде бедная маленькая Работяжка, и всё моё сочувствие улетучивается.
Мы оба немного оживляемся при звуке автомобиля, едущего по извилистой дороге. Невозможно сказать, кто в нём, потому что стекла тонированные, а сбоку — логотип академии. Родителям не разрешается подъезжать к школе, и вместо этого они вынуждены парковаться на стоянке для посетителей в пяти милях от неё. Всех ё даже представителей рабочего класса — подвезут к главному входу на одном и том же автомобиле.
Когда дверь открывается, и я вижу, как из машины вылезает мой папа, мне приходится сдержать тихий вскрик радости, мои щёки загораются. Когда я встаю и разглаживаю юбку, я замечаю, что Зейд наблюдает за мной, и пытаюсь не чувствовать самодовольства. Мой папа здесь, так где же твой? Даже если парень придурок, эта мысль просто слишком подлая. Я не такой человек. Или… по крайней мере, я стараюсь не быть такой.
Я начинаю спускаться по лестнице, бодро подпрыгивая, улыбаясь от уха до уха, когда папа улыбается мне и раскрывает руки для объятий. Он явно трезв, его волосы выглядят свежевымытыми и уложенными, лицо чисто выбрито.
— Малышка! — зовёт он, заключая меня в свои сильные объятия и кружа вокруг себя. Мы не расставались так надолго с тех пор, как… целую вечность назад. Когда мама впервые ушла и попыталась забрать меня с собой. Качая головой, я решаю не думать об этом. Эти воспоминания лучше оставить забытыми. — Я так сильно скучал по тебе, милая.
Я открываю рот, чтобы сказать ему то же самое, когда из машины выходит вторая фигура, и моё сердце превращается в лёд.
— Зак, — выдыхаю я, расширяя глаза.
— Привет, Марни, — говорит он, его голос всё тот же мрачный бас, каким он был в восьмом классе. Зак повзрослел быстрее остальных мальчиков, подскочив до впечатляющих шести футов трёх дюймов (прим. — 190см), с большими руками и мускулами из-за футбола и лёгкой атлетики. Но за лето он стал просто… гигантским. У меня пересыхает во рту, а ладони начинают потеть.
— Что… — я начинаю спрашивать своего бывшего парня, что он здесь делает, но папа отвечает за меня.
— Школа дала мне два билета на сегодня, а твоя мама… — ему не нужно заканчивать эту мысль; мы оба знаем, что думала мама, заботясь о своём новом муже и дочери и оставляя нас двоих гнить. — Ну, я позвонил и спросил, и они сказали, что ничего страшного, если я захочу привести друга семьи.
— Друг семьи, — шепчу я, заправляя выбившуюся прядь каштановых волос за ухо. Сейчас волосы практически у меня до задницы, и ими трудно управлять при сильном ветре. — Ну, можно назвать и так. — Я окидываю взглядом крупную, мускулистую фигуру Зака, удивляясь, когда его грудь и живот стали такими плоскими, а мышцы рук такими большими, что рукава его кожаной куртки кажутся натянутыми. Его тёмные волосы уложены гелем на макушке, и пока я смотрю на него, он протягивает руку и приглаживает их ладонью.
— Зак помогал мне по дому, — говорит папа, когда я оглядываюсь и обнаруживаю, что Зейд исчез. Хорошо. Последнее, что мне нужно, — это чтобы он подслушивал наш разговор. Одному богу известно, какую чушь выкинули бы Идолы, услышав его. — Он также помогал мне оставаться трезвым.
Прикусив нижнюю губу, я киваю, оглядывая папин наряд. Он не сам выбирал эти чёрные брюки и белую рубашку на пуговицах. Семья Зака владеет несколькими магазинами свадебной одежды, несколькими салонами для новобрачных, несколькими портными, пунктом проката смокингов. Раньше я думала, что семья Брукс богата. По сравнению со здешними студентами он такой же бедняк, как и я.
— Что ж, я рада, что вы оба здесь, — нерешительно говорю я, пытаясь не обращать внимания на то, как карие глаза Зака разглядывают мою форму. Он явно благодарен мне за эти слова, и я не знаю, как к этому относиться. Мы встречались шесть месяцев, но это было в средней школе. По сути это значит меньше, чем ничего. — Пойдём, мы можем совершить утреннюю экскурсию.
Я беру отца за руку и веду его вверх по ступенькам, Зак плетётся за нами. Он присвистывает, когда мы проходим мимо фонтана и спускаемся по дорожке к часовне.
— Милое у вас тут местечко, — говорит Зак, и от его голоса у меня по коже бегут мурашки. Папа придерживает для нас обоих витражные двери, и наши руки соприкасаются, заставляя меня с трудом сглотнуть.
— Приятно смотреть, — бормочу я, и, хотя папа пропускает это утверждение мимо ушей, Зак определённо слышит. По тому, как он смотрит на меня, я знаю, что он думает о розыгрышах, драках, постоянных пытках. Сначала всё это началось с него, но потом мы начали встречаться и…
Нет, Марни, мы не переживаем старые воспоминания. Предполагается, что Бёрберри — это новое начало.
— Учителя сегодня выставляют оценки, — говорю я с лёгким вздохом. — Я знаю, что справилась хорошо, но конкуренция здесь жестокая. Я никогда не участвовала ни в чём подобном.
— Они публично выставляют оценки? — спрашивает Зак, его тёмные брови удивлённо приподнимаются. — Звучит как верный путь к катастрофе. — Я пожимаю плечами, но знаю, что он прав. Каким бы ни был мой рейтинг, я буду уничтожена за это. Я уже пыталась подготовиться.
— Марни! — кричит Миранда, дико размахивая руками. Я рада видеть её, но в груди у меня всё сжимается, когда я замечаю Крида позади. К счастью, их мать, Кэтлин Кэбот, основательница программы присуждения стипендий Кэбота, находится рядом с ними. Она тоже улыбается мне, и узел немного ослабевает. — Марни, — выдыхает Миранда, тяжело дыша, когда обхватывает пальцами моё предплечье. Она начинает открывать рот, чтобы что-то сказать, но замолкает, глядя мимо моего отца прямо на Зака.
— Ой. Кто это? — она моргает своими длинными ресницами, а я нервно прикусываю губу.
— Миранда, это мой папа, Чарли, и мой… друг нашей семьи, Зак Брукс.
— Ну, привет, Зак Брукс, — говорит она, сверкая своей обаятельной улыбкой. — И мистер Рид, приятно с вами познакомиться. — Она протягивает руку и пожимает её обоим мужчинам, в то время как её мать и брат направляются к нам. Крид отстраняется, но я замечаю, что его глаза с презрением смотрят на Зака. Когда я оглядываюсь через плечо, то вижу, что мой бывший смотрит на меня прищуренными глазами. Я видела, как Зак уничтожал более сильных людей, чем Крид Кэбот, одними словами. Раньше я думала, что он настоящий монстр.
— Что ты собиралась сказать? — шепчу я после того, как обнимаю Кэтлин, и они с моим отцом заводят разговор о подготовительном кампусе Бёрберри. — Ты практически задыхалась, когда прибежала сюда. — Голубые глаза Миранды загораются, превращаясь в сапфиры. В них так много тепла; я с трудом могу представить, что глаза Крида делают то же самое. Нет. Скорее всего, ад замёрзнет.
— Верно, — говорит она, улыбаясь мне. Я замечаю, что сегодня её юбка не закатана по подолу, и она доходит до колен, а не до середины бёдер. — Оценки были вывешены сразу после завтрака. — Я приподнимаю бровь, ожидая, когда упадёт вторая туфля. — И Марни, ты в это не поверишь.
— Чему? — спрашиваю я, пока Крид и Зак продолжают смотреть друг на друга сверху вниз. Честно говоря, они оба придурки. Они, вероятно, стали бы отличными друзьями. С другой стороны, у меня такое ощущение, что Крид, Зейд и Тристан не очень-то нравятся друг другу. Птички из одного пера слетаются вместе, пока не появится кошка, да? — Перестань говорить загадками и просто скажи мне.
— Подруга, — выпаливает она, и это первый раз, когда она так меня назвала, поэтому я ухмыляюсь, — ты номер один. — У меня отвисает челюсть, и вся кровь отливает от моего лица к ногам.
— Что?
— Ты номер один из всего класса первого курса.
— Ты издеваешься надо мной, — выдыхаю я, чувствуя, как на меня накатывает первая волна страха. Крид только что переключил своё внимание на меня, и я вижу ненависть, горящую глубоко в его взгляде.
— Первая? — эхом отзывается папа, кладя руку мне на плечо и заставляя меня подпрыгнуть. — Марни, это невероятно.
— Я знала, что мы выбрали правильную девушку, — говорит Кэтлин, её рыжие волосы вьются и изящной волной падают на плечи. У неё такие же голубые глаза, как у её детей, такая же тёплая улыбка, как у Миранды. — Поздравляю, Марни, это невероятное начало.
«Невероятное начало, которое убьёт меня», — думаю я, снова оглядываясь на Крида. Но он уже отвернулся, чтобы пофлиртовать с какой-то девушкой в форме второкурсницы. Нет лучшего способа разжечь огонь под задницей хулигана, чем превзойти его в его собственной игре. Моё первое место в академических кругах сулит только неприятности.
— Спасибо всем, — выдавливаю я с улыбкой. Зак ловит мой взгляд, и я отворачиваюсь. Мы расстались не совсем друзьями, хотя папа этого не знает. Я не собираюсь делиться своими страхами ни с кем из них. — Нам стоит идти?
Я замечаю, что экскурсия начинается в конце коридора, и машу нашей маленькой группе, приглашая присоединиться к ней.
Поскольку я погружена в свои мысли, я немного отстаю и чувствую, как меня охватывает дрожь как раз перед тем, как ладонь врезается в стену перед моим лицом. Я оглядываюсь и нахожу Тристана с его остро-серыми глазами, которые отталкивают меня.
— Ты маленькая сучка, — рычит он, в его голосе слышится ярость, которую ни с чем нельзя спутать. — Что ты сделала? К чему твоя ёбаная целеустремлённость?
Мои щёки вспыхивают, и я сжимаю руки в кулаки.
— Я училась, Тристан. Может быть, если бы ты проводил меньше времени, выпивая и спя со случайными девушками, ты тоже смог бы добиться успеха. — Он снова ударяет ладонью по стене, и я подпрыгиваю. В его теле столько напряжения, что даже в зале, полном людей, мне страшно.
— Эти твои маленькие выходки Мэри Сью надоедают, — рычит он, отталкиваясь от стены и оглядывая меня с ног до головы с насмешкой, которая, к сожалению, никак не портит красивые черты его лица. — Если у тебя в шкафу есть скелеты, возможно, ты захочешь убедиться, что они похоронены. Потому что я собираюсь уничтожить тебя.
— Марни, ты в порядке? — спрашивает Зак, появляясь слева от меня. То, как он смотрит на Тристана, заставляет меня задуматься, встречались ли они раньше. Что-то мелькает на лице Тристана, прежде чем он ухмыляется.
— Брукс. Я удивлён видеть тебя здесь. Разве тебе не отказали? Даже денег твоей семьи было недостаточно, чтобы заставить Бёрберри заняться твоей неудачливой задницей. — Гнев Тристана немного утихает, сменяясь надменным высокомерием. Он поднимает подбородок и улыбается, протягивая руку, чтобы откинуть тёмные волосы со лба. — Или ты тоже спишь с Черити? Даже с её внешностью, кажется, у неё полно клиентов.
— Черити (прим. — Благотворительность)? — Зак смеётся тем сухим, мрачным, пугающим звуком, который раньше заставлял меня дрожать. — Ты считаешь себя остроумным, Вандербильт? Не забывай, что я не раз надирал тебе задницу и рад сделать это снова.
— Так ты трахаешь её? — Тристан продолжает, его серебристый взгляд возвращается ко мне. Кажется, он взволнован тем, что узнал эту скандальную новость. Для него же хуже, так как я девственница. Здесь нет скелета, который можно было бы откопать. Я не уверена, что Зак имеет в виду, говоря о том, чтобы надрать задницу Тристану, но ясно, что эти двое действительно знают друг друга. Тем не менее, Тристана нисколько не смущает присутствие Зака. — Где вы двое познакомились? В твоей школе в гетто?
— Прибереги это для осенних каникул, придурок, — огрызается Зак, и мои брови приподнимаются. Когда он тянется к моему запястью, я вырываюсь из его хватки, и в итоге мы смотрим друг на друга. Мой отец может называть его другом семьи, но он никогда не был моим другом. Глаза Зака сужаются, но он поворачивается и направляется по коридору, где его ждёт Миранда, наблюдающая и слушающая словесную перепалку между парнями с открытым ртом.
— Приятной экскурсии, Черити, — шепчет Тристан, дерзко приподнимая бровь. — Потому что ты здесь ненадолго.
На следующее утро у нас, как обычно, занятия. Единственное отличие заключается в том, что семьям разрешается находиться поблизости и наблюдать. Большинство так и делают, но я замечаю, что отца Зейда всё ещё здесь нет. Я думаю, он вообще не придёт. Этот засранец ведёт себя так, будто его это не беспокоит, пристаёт к девушкам и, как обычно, издаёт свой хриплый смех. Однако я задаюсь вопросом, не является ли всё это прикрытием, чтобы скрыть боль. Я всё об этом знаю.
Зак сидит рядом со мной во время утренних объявлений, но Чарли нигде не видно. Я знаю, что родителей поселили в домиках (думаю, в стиле глэмпинга) на берегу озера, и они приезжали туда на досуге. Но когда я спрашиваю Зака, где мой папа, он просто пожимает своими широкими плечами и отказывается смотреть на меня.
К тому времени, как мы добираемся до нашего занятия по смешанным медиа, я уже начинаю потеть. Мало того, что папа всё ещё отсутствует, сегодня мы сосредоточились на музыке, оценили таланты каждого и начинаем прослушивание в школьный оркестр. Я полагаю, что у меня, вероятно, не так уж много конкурентов, учитывая, что я играю на арфе. Это своего рода редкий инструмент. Это тоже хорошо, поскольку обычно есть только одно место для арфиста.
— Все садитесь, — говорит мистер Картер, беря на себя руководство классом на этот день. Он дирижёр оркестра Подготовительной Академии Бёрберри, и именно на него мне больше всего нужно произвести впечатление на этой неделе. — Сегодня мы познакомимся с типом музыки и инструментами, которые интересуют каждого студента.
На моём айпаде, выданном академией, появляется электронное письмо от мистера Картера, и я нажимаю на него, просматривая форму, пока он объясняет, как её заполнить.
— Как думаешь, кто-нибудь из этих чопорных засранцев сможет переиграть тебя? — спрашивает Зак, и я пожимаю плечами. Харпер Дюпон сидит прямо за мной, и последнее, что я хочу сделать, это привлечь внимание к выбранному мной инструменту. Судя по тому, как она на меня смотрит, было бы неудивительно, если бы она выбрала арфу просто назло мне.
— Думаю, мы это выясним, — бормочу я, заполняя анкету, а затем откидываюсь на спинку стула и жду всех остальных, слушая, как мистер Картер бубнит о программе хора, оркестре и возможностях стажировки в музыкальной индустрии. Дверь в лекционный зал открывается, и я лениво оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, кто это.
Это Чарли.
И он пьян в стельку.
Он вваливается в класс, спотыкаясь о собственные ноги, одна рука опускается на плечо Анны Киркпатрик. Она кривит лицо от отвращения и отстраняется от него, когда я встаю, роняя свой айпад на землю.
— Марни, детка? — кричит папа, и аромат перегара заполняет комнату. — Где ты?
Всё моё тело заледенело, и я чувствую себя прикованной к месту. Зак реагирует быстрее меня, прокладывая себе путь бульдозером из прохода и хватая Чарли за плечи.
— Нет, я хочу увидеть Марни, — невнятно произносит папа, пытаясь отбиться от Зака. Но, несмотря на разницу в возрасте, Зак примерно в миллион раз сильнее. Он берёт моего отца под контроль, подталкивая его к двери, пока весь класс молча наблюдает за происходящим.
— Думаю, яблоко от яблони недалеко падает, — усмехается Бекки Плэттер, и комната оглашается смехом.
— Если вам нужна минутка, вы можете отлучиться, мисс Рид, — говорит мистер Картер, но не поправляет Бекки за её комментарий. Да и почему он должен это делать? У большинства из этих детей серебряная ложка до сих пор торчит изо рта. Щёки пылают, я пробираюсь по проходу и поднимаюсь по ступенькам, сдерживая слёзы.
Протискиваясь к выходу из кабинета смешанных медиа, я нахожу своего отца прислонившимся к стене, хватка Зака едва удерживает его на ногах. Я разрываюсь между беспокойством и расстроенностью, мои эмоции в диком смятении. Я люблю своего отца, но его поведение, это… это чертовски неприемлемо.
— Ты понимаешь, что ты только что сделал? — шепчу я, сдерживая слёзы. — Ты дал им оружие, которое им нужно, чтобы добить меня.
— Им? — спрашивает Зак, когда папа стонет. Мужчина едва в сознании. Мой крик на него ничего не даст. Как бы сильно мне ни хотелось выразить свой гнев, я беру его с другой стороны и помогаю Заку вести его к передней части здания, где ждут машины, чтобы отвезти родителей туда и обратно из домиков.
— Не волнуйся об этом, — бормочу я, чувствуя, что тёмные глаза Зака всё ещё устремлены на меня. Он ничего не говорит, пока мы идём по коридору, выходим за дверь, по коридору и входим во двор.
— Твой отец получил кое-какие новости прошлой ночью, — говорит мне Зак, но, когда я спрашиваю, в чём дело, он весь сжимается. Придурок.
Я вся взмокла от пота к тому времени, как сажаю отца на заднее сиденье машины. Зак делает паузу, как будто не уверен, стоит ли ему остаться или уйти.
— Ты нужен ему, — неуверенно говорю я, поднимая ладонь. — Он едва может ходить, не говоря уже о том, чтобы переодеться и лечь в постель. Просто убедись, что он спит лицом вниз. — Мои глаза поднимаются, чтобы встретиться с глазами Зака, эти тёмные впадины, которые совершенно непроницаемы. — Я не знаю, почему ты мне помогаешь, но… спасибо тебе.
— Не беспокойся, — произносит Зак, проскальзывая на заднее сиденье рядом с моим отцом. Он захлопывает дверцу, и машина трогается с места по боковой дороге, ведущей к озеру. Я смотрю на него, пока он не исчезает, закрываю глаза и изо всех сил пытаюсь собраться с мыслями, прежде чем вернуться в класс. Это нелегко, особенно когда у меня трясутся руки, рубашка прилипла к спине от пота, но я справляюсь.
Как только я переступаю порог, я чувствую это, тяжесть их осуждения, глубину их ненависти.
Я усаживаюсь на своё место и умудряюсь сдерживать слёзы до конца дня.
На следующей неделе мне, возможно, повезёт меньше.
Глава 7
— Пожалуйста, расскажи мне побольше о Заке, — умоляет Миранда, развалившись на моей кровати и наблюдая, как я рассматриваю в зеркале свой позаимствованный костюм. У нас ещё есть две недели до Хэллоуина, но, судя по всему, эта вечеринка здесь, в Бёрбрерри, — это грандиозное событие. Не то чтобы я удивлена. Я почти уверена, что все вечеринки здесь — грандиозные.
— А что тут можно рассказать? — спрашиваю я, отворачиваясь в сторону и удивляясь, почему все костюмы, которые Миранда приносила мне на примерку, такие короткие и с глубоким вырезом. О, подождите. Помните, в «Дрянных девчонках», когда Линдси Лохан озвучивает ту сцену в Хэллоуин, объясняя, что в этот день девушки могут одеваться распутно, не боясь, что их назовут шлюхами? Не то чтобы я соглашалась с позором шлюхи, но это утверждение всё ещё, к сожалению, верно.
— Он был таким мрачным и загадочным, — бормочет она, зарываясь нижней половиной лица в мою подушку. — Почти уверена, что он неравнодушен к тебе. — Я фыркаю и решаю, что красное облегающее платье с рогами и туфли на каблуках от Прада мне не подойдут. Миранда видит выражение моего лица и хлопает ладонью по кровати.
— Насколько умён этот наряд?! Это концептуальная идея, как «Дьявол носит Прада», понимаешь?
— Я поняла, — говорю я ей с лёгким смешком. — Я просто не думаю, что это поможет моей репутации Работяжки, понимаешь? — схватив следующий наряд из стопки, я направляюсь в ванную и начинаю переодеваться в другой, почти идентичный костюм. — А у Зака ко мне нет никаких чувств. Он всегда меня ненавидел.
— Ненавидел тебя? У него практически слюнки текли. — Я слышу скрип кровати, когда Миранда встаёт, прикрывая глаза рукой и прислоняясь к двери ванной. — Да ладно, только не говори мне, что ты не считаешь его сексуальным.
— Он… Зак Брукс. — Мои губы поджимаются, когда я надеваю костюм ангела, который ещё короче и теснее, чем костюм дьявола, который я только что примерила. Нет. Если я всё-таки пойду на эту вечеринку в честь Хэллоуина, то надену джинсы и футболку. — Он обращался со мной как с дерьмом все три года средней школы. Я ненавидела его с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. — За исключением тех последних нескольких месяцев, когда мы встречались. Фу. Я ещё не рассказала Миранде об этой части.
— Да, но люди меняются… — Миранда машет рукой, подглядывая, её глаза загораются. — Ты выглядишь в этом чертовски мило, — говорит она, но я даже не собираюсь надевать нимб. Этого просто не произойдёт. — Хотя костюм дьявола был моим любимым.
Она заходит в ванную и собирает мои густые волосы в искусный шиньон.
— Может быть, с причёской? Кстати, у тебя потрясающие волосы. Сочетай их с костюмом, и ты будешь самой горячей девушкой на вечеринке.
Я улыбаюсь, она милая, она действительно такая, но это просто невозможно.
— Тебе стоит надеть это, — говорю я Миранде, выпроваживая её из ванной, чтобы я могла снова переодеться. Она уходит, прихватив по дороге красные туфли на каблуках от Прада и платье. Когда я слышу, как она роется в моём гардеробе, я закатываю глаза, натягиваю серую майку и шорты, прежде чем выйти и встретиться с ней лицом к лицу, положив руку на бедро. — Что ты делаешь?
— Я буду Фаррой Моан, я же тебе говорила. — Она выглядывает на меня из-за дверцы шкафа. — Трансвеститка? Из драг-рейса Рупола. О, да ладно тебе, Марни.
Я скрещиваю руки на груди и указываю на неё подбородком.
— Я знаю, что такое драг-рейсинг Рупола. Я спрашиваю, зачем ты запихиваешь этот наряд в мой шкаф?
— Если я оставлю его здесь, возможно, тонкое внушение овладеет тобой во сне, и ты наденешь его на вечеринку. — Миранда закрывает двери и поднимает на меня брови. — А теперь перестань уходить от темы и расскажи мне о Заке.
— Тут не о чем говорить. Он… его семья раньше знала моего отца. Иногда он приходит и помогает. Это всё, что я знаю. — Миранда вздыхает и хватает свою сумку, пристально глядя на меня.
— Тебе лучше ничего не скрывать от меня. — Она делает паузу, и выражение её лица смягчается. Когда она протягивает руку, чтобы заправить прядь волос мне за ухо, я улыбаюсь. Всё, что она делает, исходит из хороших побуждений. На неё трудно сердиться. — Помнишь, я читала твоё эссе. Ты вложила в него своё сердце и душу, и там не было никаких упоминаний о Заке. Я чувствую запах тайны.
— Зака там не было, потому что он не часть моего сердца и души, — говорю я ей, хватая её за руку и ведя к двери. — А теперь иди домой и ложись спать.
— Люблю тебя, ночки! — кричит она, когда я закрываю дверь и запираю её на ключ.
На следующее утро Миранды нигде нет, так что я провожу утренние занятия без неё. Я мельком вижу Эндрю с его друзьями, но только мимоходом. Он поднимает руку, чтобы помахать, и я машу в ответ, но на этом всё. Мой день — это социальная пустыня, и, что удивительно, я благодарна за это. Приятно отдохнуть от того, что надо мной издеваются и спрашивают, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Да ладно, ребята, первые несколько раз это звучит умно, но на самом деле, как дочь алкоголика, я всё это уже слышала. Им придётся придумать какой-нибудь новый материал, если они хотят издеваться надо мной.
Плюхнувшись на своё место в классе смешанных медиа, я достаю свой айпад и, согласно инструкциям на экране в передней части класса, проверяю электронную почту на предмет назначения по инструменту. Вместо того, чтобы получить арфу, единственный инструмент, который я выбрала в анкете, меня записали в хор.
Мой рот приоткрывается, и я поднимаю взгляд, замечая педальную арфу на сцене впереди.
Позади меня раздаётся визг, Бекки встаёт и размытым пятном спускается по ступенькам, её юбка по крайней мере на два-три дюйма короче, чем у нас с Мирандой. Я вижу мелькание её трусиков, когда она спускается к мистеру Картеру. Я не слышу, о чём они говорят, но она дико жестикулирует, а потом… садится за арфу.
— Что за вечный грёбаный ад? — ворчу я, мои руки сжимают края планшета. Запах ванили и персиков окутывает меня, когда Харпер наклоняется вперёд, её тёмные волосы развеваются и щекочут мою правую щеку. Я медленно перевожу взгляд в её сторону.
— А ты что думала, Работяжка? Моя мама в школьном совете, и ей действительно нравится Бекки. В конце концов, мы были друзьями много лет. — Она постукивает острым розовым ногтем по экрану моего планшета. — Я заметила, что ты отметила хор в разделе формы «Нет, спасибо». Но таким девушкам, как ты, нужно расширять свой кругозор, тебе так не кажется?
Меня трясёт, но я ничего ей не говорю, по крайней мере, не сейчас. Что хорошего было бы в том, чтобы устроить сцену? Вместо этого я смотрю вперёд и притворяюсь, что не замечаю, как Тристан подходит и садится позади меня.
Итак, меня определили в хор. Отлично. Это не значит, что я не могу попробовать себя в академическом оркестре. Не теряя ни секунды, я нажимаю на ссылку на форму регистрации и начинаю заполнять её, когда чья-то рука ложится мне на плечо. Оглядываясь назад, я вижу, что это снова Харпер.
— Не смей, — шипит она, но я вырываюсь из её хватки и продолжаю то, что делаю. — Только попробуй записаться в оркестр, и я сама тебя убью. — На этот раз я всё-таки оборачиваюсь, встречаясь с её резким голубым взглядом. Тристан стоически сидит рядом с ней, его лицо застыло в маске высокомерия, которую, кажется, невозможно сломать. Но я видела во время Родительской недели, как его безупречный фасад рушился от гнева.
— Вместо того, чтобы угрожать мне, может быть, тебе следует спросить, почему ты так меня боишься? — я поднимаю обе брови, а затем нажимаю кнопку отправки. Накрашенные розовым губы Харпер кривятся в усмешке, но она ничего не говорит, предпочитая вместо этого пофлиртовать с Тристаном.
С другой стороны, когда занятия продолжаются, и Бекки играет свою первую пьесу, я сразу понимаю: я намного лучше её.
Хорошо для меня. Мне придётся это сделать, если я хочу выиграть это место.
После окончания занятий я трачу несколько минут на поиски Миранды, а затем сдаюсь и направляюсь в столовую без неё. Как только я вхожу, понимаю, что что-то не так.
Крид развалился на столе, как ленивый принц, с элегантной причёской, одна нога вытянута прямо перед ним, другая согнута в колене. Он опирается на левый локоть, а в правой руке держит стопку бумаги. Его ледяные голубые глаза поднимаются на меня, как только я переступаю порог.
— «В средней школе не было ни одного момента, когда я не чувствовала бы, что на меня нападают. Осада была со всех сторон: отец-алкоголик дома, мать, которая не хотела меня, и одноклассники, которые поставили своей личной задачей уничтожить меня».
Он делает паузу, уголки его рта приподнимаются в улыбке. Его пленённая аудитория поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и в их коллективных взглядах появляется понимающий блеск.
Не осознавая этого, я роняю свою сумку с книгами на пол. У меня слабеют колени, и кружится голова. Нет, этого не происходит. Этого не может быть на самом деле.
Крид снова откашливается и снова смотрит на свой телефон.
— «Долгое время я не могла понять, почему они так сильно меня ненавидели. Когда я это поняла, это чуть не сломило меня. Однажды, когда мне было совсем худо, я села на пол в женском туалете и проглотила пузырёк с таблетками, выписанными по рецепту, который я украла из маминой сумочки. По иронии судьбы, первый и единственный раз, когда она навестила меня за многие годы, должен был стать последним разом, когда она меня видела: таков был мой план. Прими её таблетки, покончи со всем этим, позволь боли утихнуть».
Моё сердце колотится так быстро, что я едва слышу, как Крид читает вслух на весь класс моё эссе для стипендии. Кровь стучит у меня в ушах так же громко, как океанские волны, бьющиеся о скалы снаружи. Как сказала Миранда, я вложила в это эссе всё своё сердце и душу. Это было для меня всем, целой историей моей жизни и моим билетом из нищеты в академию Бёрберри, в будущее, в котором не было железнодорожных вагонов, переделанных в жилые дома, или необходимости полагаться на непостоянный заработок моего отца, едва хватающего на продукты питания и одежду.
Я чувствовала себя так, словно меня выпотрошили, словно куски меня лежали на полу у ног Идолов и их порочного Ближайшего окружения.
Воспоминания промелькнули в моей голове, воспоминания о том, как Зак ворвался в комнату и опустился на колени рядом со мной, вжимая пальцы в моё горло, отчего меня вырвало. Если бы он не пошёл туда за мной, я вполне могла бы быть мертва. И всё же он был одним из зачинщиков, одним из моих злейших врагов. Я никогда не понимала, как и почему он изменился после того момента.
— Прекрати, — выдыхаю я, но Крид только улыбается шире, Зейд ухмыляется от уха до уха с одной стороны, Тристан стоит стойко и молчит с другой. — Просто остановись.
— «Издевательства чуть не сломили меня, настолько сильно, что я попробовала снова, всего два месяца спустя. Я пытался перерезать себе вены, и у меня тоже ничего не получилось».
Крид замолкает, Зейд разражается смехом, а Тристан скрещивает руки на груди. «Шах и мат» — говорит мне его лицо. Я едва могу разглядеть Харпер, Бекки и Джину, стоящих рядом с ним. Они становятся расплывчатыми. Вся комната плывёт перед глазами.
Дверь рядом со мной открывается, и входят Эндрю и Миранда. Эндрю подхватывает меня прямо перед тем, как я падаю, и я слышу, как Миранда кричит на своего брата. Последнее, что я вижу, прежде тем, как Эндрю подхватывает меня на руки и уносит, — это Миранда, вырывающая бумаги из рук Крида.
Остальные освистывают её и бросают салфетки, но мы уже выходим за дверь, и Эндрю несёт меня прямо в мою комнату.
— Я не могу поверить, что Крид зашёл так далеко! — Миранда задыхается, её лицо раскраснелось, когда она расхаживает перед моей кроватью.
Эндрю укладывает меня, приносит холодную тряпку и стакан воды, садится рядом и кладёт руку мне на ногу. Я накрываю его пальцы своими и сжимаю. «Нет искры» — рассеянно думаю я, стараясь не блевать. Какая случайная мысль пришла в голову в такой ужасный момент. Может быть, я нахожусь в какой-то форме эмоционального шока?
— Как он получил его? — спрашивает Эндрю тихим и мрачным голосом. Он оглядывается на Миранду, и она качает головой.
— Я понятия не имею. Наверное, от моей мамы. Но как он получил его, я не знаю. Она яростно защищает эти эссе.
Откидываясь на подушки, я закрываю лицо руками.
С шестого класса до первой половины восьмого надо мной издевались так сильно, что мне хотелось умереть. Так сильно, что я пыталась покончить с этим, и не один раз, а дважды. После этого всё стало лучше. Люди сдались, и я поняла, что должна принять позитив, иначе негатив поглотит меня. Когда я пришла в академию, у меня была такая идея: принять свою новую жизнь, начать всё сначала.
И теперь я вновь тону в этом.
— Кажется, меня сейчас стошнит, — шепчу я, вскакивая с кровати. Я едва успеваю добежать до ванной, как то, немногое, что я съела на обед, возвращается обратно. Миранда идёт в ванную и помогает мне откинуть волосы назад, поглаживая меня по лбу для утешения. — Я никогда больше не смогу ходить на занятия.
— Не дай им победить, Марни, — шепчет она дрожащим голосом, как будто тоже может заплакать. — Крид… он худший из всех хулиганов на свете. Он, и Зейд, и Тристан, и Харпер, и Бекки. Не поддавайся им.
Сама того не желая, я заканчиваю тем, что плачу и ненавижу себя за это. Я могу вынести много дерьма, но это эссе было моей вывернутой душой на одной странице. Теперь у Идолов есть всё, что им нужно, чтобы превратить мою жизнь в сущий ад. Они знают всё об алкоголизме моего отца, о его борьбе за то, чтобы сводить концы с концами, о том, что моя мать делала со мной.
После того, как меня тошнит, я выгоняю Миранду и залезаю в душ, позволяя воде смыть моё унижение. С этими людьми это просто нескончаемо. И всё потому, что я бедная. Вот оно. А я думала, что причины издевательств в Лоуэр Бэнкс были чушью собачьей. Это ещё более необоснованно.
Выбравшись из душа, я обнаруживаю, что Миранда принесла в комнату стопку пижамы, поэтому я переодеваюсь в неё и возвращаюсь к выходу, обнаруживая, что Эндрю уже ушёл.
— Мне пришлось умолять его не избивать Крида, — говорит она, заламывая руки. Я приподнимаю бровь, но слишком устала, чтобы спрашивать, зачем Эндрю вообще беспокоиться. Конечно, мы друзья, но и то едва ли. Я не могу представить, чтобы он избивал кумира ради меня. — Ты хочешь, чтобы я побыла с тобой некоторое время?
Я качаю головой.
— Нет, я… Я хочу побыть одна сегодня вечером.
— Да, конечно, хорошо, — говорит она, обнимая меня, прежде чем выйти.
Присаживаясь на край кровати, я всерьёз подумываю о том, чтобы пойти в кабинет директора и попроситься домой. Если я уйду, может быть, я снова смогу дышать. Такое чувство, что я не сделала ни единого вдоха с тех пор, как попала сюда.
Всё, чего я хочу, — это учиться и получить образование, вот и всё. Почему это должно быть так сложно?
Откидываясь на спинку кровати, я закрываю глаза и через несколько минут засыпаю.
Передвигаться по школе, не столкнувшись с Идолами или их закадычными друзьями, невозможно. Они повсюду, и они усилили свою игру. Даже занятия с мисс Фелтон стали небезопасны. Когда она поворачивается ко мне спиной, в меня бросают таблетки. Почти у всех на запястьях нарисованы порезы красным фломастером, они закатывают рукава своих академических курток и демонстрируют мне их в коридорах.
Единственный человек, который, кажется, не в восторге от моего уничтожения, — это Тристан. Он всегда угрюмый и нахмуренный и едва успевает на занятия. В четверг перед Хэллоуином я сбегаю с третьего урока, чтобы сходить в туалет.
Как только я переступаю порог, я слышу стоны.
Девушка склонилась над раковиной перед Тристаном, и он трахает её.
Он бросает на меня взгляд, когда я вхожу, но не останавливается. Его глаза сужаются, поблёскивая каким-то нечитаемым выражением.
Что касается меня, то я просто стою там, разинув рот, совершенно потрясённая открывшимся передо мной зрелищем.
— Собираешься стоять там и смотреть? — огрызается он через минуту. Пятясь, я поворачиваюсь и выбегаю из туалета, заворачиваю за угол и прислоняюсь спиной к каменной стене. Я думала, что Тристан тайно встречается с Мирандой, но… это определённо была не Миранда. Почти уверена, что это была Киара Сяо, ещё одна студентка первого курса.
По какой-то причине моё тело горит от разочарования, и мне хочется врезать кому-нибудь кулаком. Больше всего мне хочется врезать Тристану. Ему наплевать на эту девушку. Ему на всех наплевать.
Когда я позже рассказываю об этом Миранде, она проперчивается чаем со льдом и поднимает на меня огромные глаза.
— Прямо там, в женском туалете? — спрашивает она, быстро моргая. — Обычно он более осторожен в этом деле.
— Более осторожен? — шепчу я в ответ, лицо пылает. Все те разы, когда он прикасался ко мне или подходил слишком близко, и я чувствовала те искры… меня тошнит. Что за подонок. — Значит… все девушки знают, что он будет спать с кем попало, и им всё равно?
Миранда пожимает плечами и делает глоток своего напитка. Мы единственные в столовой, кто пользуется ранним ужином. Я пыталась зайти сюда, пока все остальные здесь, но это уже слишком. Я была доведена до того, что кралась по коридорам. Хотите верьте, хотите нет, но для того, кто пытался покончить с собой, постоянные вспышки покрасневших запястий и пузырьки с таблетками довольно провоцирующее зрелище.
— Он: красив, популярен и богат. Конечно, они все хотят с ним переспать. — Уже не в первый раз я задаюсь вопросом, спит ли она с ним. Мне неприятно думать так о моей подруге, но она иногда исчезает и не говорит мне, где была. Иногда она появляется с ним в разных местах, и он всегда бросает на неё взгляды.
Честно говоря, я не хочу этого знать.
Я сосредотачиваюсь на своей еде, но мне не хочется есть. Мой желудок словно покрылся льдом.
— Ну, я не хочу с ним переспать, — бормочу я, откладывая вилку, когда беспокойство покалывает мою кожу. Я бы хотела убраться отсюда до того, как кто-нибудь ещё придёт на ужин. Честно говоря, я чувствую себя так, словно меня выжали досуха, мои последние запасы сил иссякли вместе со словами в моём эссе. Я боюсь получать свой телефон обратно завтра. Что, если Крид опубликует моё эссе в Интернете? Это действительно стало бы моим концом.
Кроме того, я боюсь услышать то, что мой отец захочет мне сказать. Ни одно извинение в мире не сможет искупить того, что он сделал. Я отчаянно хочу узнать, что это за новость, которую он получил и которая якобы так сильно его расстроила, и чёрт бы побрал Зака за то, что он не сказал мне, что это было.
— Есть ли кто-нибудь, с кем ты действительно хочешь переспать? — спрашивает Миранда, откладывая вилку в сторону и пытаясь встать и последовать за мной к двери. — Например… может быть, Зак?
— Ты когда-нибудь оставишь эту историю с Заком в покое? — я бросаю на неё сердитый взгляд, но Миранда просто улыбается мне в ответ. — Он раньше издевался надо мной, ты ведь знаешь? Это, и ещё он наговорил Тристану каких-то странных вещей, когда тот спросил меня о моих оценках.
— Что за странные вещи? — спрашивает Миранда, её плечи напрягаются. И снова, одно упоминание о Тристане — и она становится такой загадочной.
— Было совершенно ясно, что они двое встречались раньше. Зак бросил вызов Тристану, чтобы тот подошёл к нему во время осенних каникул, и Тристан намекнул, что Зак подал заявление в академию и не поступил. — Миранда прикусывает нижнюю губу, привычка, которая обычно свойственна для меня. Она не смотрит на меня, просто нерешительно поправляет причёску.
— Ну, я никогда раньше не видела Зака, — добавляет она, пожимая плечами. Она поворачивается ко мне лицом, её красная плиссированная юбка кружится. — Может быть, они познакомились во время летних каникул или что-то в этом роде? Семья Тристана всегда ездит в Хэмптонс.
Я понятия не имею, куда Зак ездит на летние каникулы, знаю только, что он достаточно богат, чтобы ходить в частную школу, подобную этой, но его выгнали из многих, прежде чем перевести в среднюю школу Лоуэр Бэнкс. Понятия не имею, в какую школу он пошёл в этом году. Интересно, стали бы мы друзьями, если бы он сейчас был здесь?
— А твоя семья не ездит в Хэмптонс? — спрашиваю я, и Миранда краснеет, как будто её поймали на лжи.
— Иногда, но не на всё лето, как некоторые люди. У нас есть домик на озере Тахо… — она замолкает, а затем переводит наш разговор на другую тему. — Ты уверена, что не пойдёшь на вечеринку в честь Хэллоуина в субботу?
— Однозначно нет, — отвечаю я ей, дрожа, когда мы проходим мимо улыбающихся лиц Харпер и Бекки, их рук, сцепленных перед собой, их глаз, устремлённых на меня. Харпер намеренно толкает меня локтем в бок, и я спотыкаюсь. Гнев наполняет меня, раскалённый добела и пульсирующий, но нет смысла признавать это. Если я ударю Харпер, то гарантирую, что именно у меня будут неприятности. — Но я хочу, чтобы ты пошла и повеселилась. Сделай для меня фото, ладно?
Миранда бросает на меня взгляд, но отпускает в часовню, махнув рукой и уходя.
Я даже не помню, как вернулась в свою комнату и как заснула.
На самом деле, следующее, что я помню, — это как я проснулась с похмелья.
Мои глаза слипаются, веки тяжелеют, когда я с трудом пытаюсь сесть в своей постели. У меня серьёзный случай сухости во рту и сильная мигрень.
— Что за… хрень? — я стону, когда протягиваю руку и провожу пальцами по своим волосам.
Мои волосы.
Вскакивая с кровати, я проскальзываю по полу в ванную, изумлённо разглядывая себя в зеркале над раковиной. Когда я прикоснулась к своим волосам, мне показалось, что что-то не так. Но, о боже мой. Что-то действительно, совсем не так.
Мои длинные тёмные волны исчезли, их заменила красная стрижка пикси. И когда я говорю «красный», я имею в виду красный, как кровь. Крик застревает у меня в горле, но я сдерживаю его, наклоняясь вперёд и уставившись на растрёпанные кончики своих волос. Они такие короткие, что я даже не уверена, что смогла бы их уложить.
Несколько долгих мгновений я просто стою там и смотрю, мои карие глаза широко раскрыты, губы приоткрыты, мои волосы… в чертовски грёбаном беспорядке. Спотыкаясь, возвращаюсь в свою комнату, проверяю дверь своей спальни и обнаруживаю, что нижний замок на месте. Однако замок на цепочке расстегнут, а я всегда, всегда закрывала его — потому что боялась, что произойдёт что-то подобное.
В оцепенении я тяжело сажусь на край своей кровати, в голове крутятся всевозможные варианты.
— Я всё это время проспала, — бормочу я, проводя ладонью по своей новой причёске. Но потом у меня начинает пульсировать в голове, и я содрогаюсь. Нет, нет, меня накачали наркотиками. Грёбаными наркотиками. Другого объяснения нет. Нормальный человек не проспит всё осветление, покраску и стрижку. Это просто невозможно.
На мне всё ещё вчерашняя форма, но, когда я приподнимаю белую рубашку и смотрю на неё сверху-вниз, я вижу красные пятна, похожие на кровь.
Это, конечно, работа девушек. Ни за что ни один из этих засранцев Идолов не поймёт, как сильно это может причинить мне боль. Мои волосы, мои волосы, мои долбаные волосы… Я отращивала их с тех пор, как себя помню. Они были почти до моих чёртовых ягодиц, а теперь всё пропало, и это не то, что я смогла бы вернуть.
Мои кости превращаются в желе, поэтому я плюхаюсь на край кровати и смотрю в пол. Я бы заплакала, но мои глаза такие липкие, и я чувствую себя такой опустошённой. Длина моих волос, лёгкая волна, густота… это была одна из немногих вещей, которые мне действительно нравились в себе. Годы и годы работы, расчёсывания колтунов, заплетения кос перед сном, трата ста долларов, чтобы мне не пришлось отрезать их из-за жвачки во время издевательств в средней школе…
Из меня вырывается звук, похожий на крик, и я закрываю лицо руками.
Моё первое побуждение — бежать. В сочетании с болью от того, что моё эссе прочли вслух, это чересчур. Меня трясёт, моя защита рушится.
Какая польза от побега? Вместо этого я спрашиваю себя. Мама подумала, что её жизнь с моим папой и маленькой дочерью была слишком тяжёлой, и она сбежала. Последний человек в мире, на которого я хотела бы быть похожей, — это она. Уронив руки на колени, я заставляю себя подняться и иду в ванную, ополаскивая щеки и лоб прохладной водой.
Я не могу убежать.
И я никогда больше не позволю себе соскользнуть в то тёмное место. В первый раз, с таблетками, я была настолько не в себе, что всё, что я помню, это то, что меня вырвало, а потом я разрыдалась на груди Зака. Во второй раз это было мучительно — сидеть там, истекая кровью и испытывая боль, гадая, что ждёт в наступающей темноте. Я не хочу снова видеть эту тьму, по крайней мере, пока не состарюсь, не покроюсь морщинами и не проживу хорошую жизнь. Ещё нет. Ещё слишком рано.
И мой лучший шанс на хорошую жизнь — это эта школа, отличные оценки, оркестр.
Я могу это сделать.
Оттолкнувшись от раковины, я снимаю свою испачканную форму и принимаю душ. Красная краска стекает с моих волос, окрашивая дно душа в такой же красный цвет, как моя кровь в тот день, когда я порезала себе вены. Это плохо. Это так плохо. У меня сводит живот, и я снова чуть не срываюсь.
Вместо этого я каким-то образом нахожу в себе силы надеть чистую форму и направиться по коридору туда, где Миранда ждёт меня каждое утро. Она там с Эндрю, и они оба таращатся на меня, когда я вхожу в толпу.
Все взгляды устремлены на меня.
— Марни, — шепчет она, прикрывая рот рукой. Эндрю просто потрясённо смотрит на меня, его рот сжат в тонкую линию. Смех начинается медленно, но распространяется как лесной пожар, пока все не начинают смотреть на меня, показывать пальцами и отпускать шутки в мой адрес. — Что ты сделала со своими волосами?
Я смотрю на неё, и то, что она видит в выражении моего лица, заставляет её расплакаться. Она заключает меня в объятия, но от моего внимания не ускользает, что она была единственным человеком, который был со мной за ужином вчера вечером. Она могла бы легко накачать меня наркотиками. Может, я и знаю её всего несколько месяцев, но я ей доверяю. В этом моя ошибка?
— Ты собираешься сообщить об этом? — спрашивает Эндрю, засовывая руки в карманы куртки. Его галстук завязан криво, и я вижу отчётливый отпечаток засоса у него на шее. Ой. Я вроде как… ну, я подумала, что, может быть, я ему нравлюсь. Не то чтобы меня это волновало. Между нами не было искры, но… это всего лишь ещё один маленький удар, добавляющийся к непосильному грузу на моих плечах.
— Что я могу сказать? Что был выполнен какой-то гениальный план, включающий лекарства и косметические принадлежности? Кто мне поверит?
— Привет, Эстер! — кричит Харпер, и её лицо озаряется надменной радостью. — Милая алая буква! — она хихикает, и Бекки следует её примеру. Но то, как они смотрят на меня… У меня нет ни малейших сомнений в том, кто главные виновники. Зейд подходит через несколько секунд, смотрит в мою сторону, и его глаза расширяются. Он расплывается в улыбке, которая была бы очаровательной, если бы не использовалась для того, чтобы уничтожить меня, и смех вырывается из его горла, когда он обнимает двух девушек Идолов.
— Пошли, — выдавливаю я, уводя Миранду прочь и направляясь в башню номер один, в классную комнату с мисс Фелтон. У неё довольно строгая причёска, а цветные волосы решительно противоречат школьному дресс-коду — за исключением Зейда Кайзера, потому что, знаете ли, его агент трахается с заместителем директора.
Мы поднимаемся на верхний этаж и направляемся в классную комнату. Как только взгляд мисс Фелтон падает на меня, её глаза расширяются, и я вижу, как краснеют её щеки.
— Мисс Рид, — говорит она, и класс взрывается насмешками и хихиканьем. Тристан внимательно наблюдает за мной, но невозможно прочесть это каменное выражение его лица. — Могу я минутку поговорить с вами наедине? — я киваю и следую за ней в соседнюю комнату, которая является её кабинетом. Едва за ней закрывается дверь, как она поворачивается ко мне. — Мисс Рид, что здесь происходит?
— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, задыхаясь от усилий сдержать слёзы. Из окна кабинета мисс Фелтон открывается захватывающий вид на пляж и гавань с её покачивающимися лодками. В Бёрберри есть великолепный студенческий яхт-клуб, разве вы не знали? Я надеюсь, что все их лодки перевернутся, и они утонут в пьяном угаре. Мои руки сжимаются в кулаки.
— Вы подстригли и покрасили волосы вчера вечером, мисс Рид? — спрашивает она, очень, очень тщательно формулируя свой вопрос. Я понятия не имею, что сказать, поэтому просто стою и смотрю на неё. Должно быть, в моем лице есть что-то такое, что заставляет её пожалеть меня, потому что она вздыхает. — Вы ведь знаете, что неестественный цвет волос противоречит уставу академии? — я киваю головой, плотно сжимая губы. — Но, учитывая ваши успехи в учёбе, я готова отправить вас обратно в общежитие с предупреждением. Вы сегодня не допускаетесь на занятия, но я попрошу Миранду Кэбот принести вам конспекты и всё для окрашивания.
Мисс Фелтон оглядывает меня и вздыхает.
— Просто убедитесь, что вы исправите эту проблему к понедельнику?
Я киваю, потому что слишком взвинчена, чтобы говорить.
Я так накручена, что… Я чувствую, что могу совершить что-то опрометчивое.
Протискиваясь в дверь её кабинета, я встречаюсь взглядом с Тристаном, но он не улыбается и не ухмыляется. Он не даёт мне ничего, на что можно было бы направить мой гнев. Ни на кого больше не глядя, я возвращаюсь в свою комнату и достаю костюм дьявола из своего гардероба.
Глава 8
На следующий день Хэллоуин, и я приняла решение насчёт вечеринки.
— Ты… — Миранда пристально смотрит на меня, одетую в красное облегающее платье, красные туфли на каблуках от Прада, рожки и хвост на заколке. Я даже сделала макияж, накрасив дымчатые кошачьи глаза и яркие губы. Красные блёстки украшают обе щеки, и я сбрила по бокам то, что осталось от моих волос. Теперь они собраны в стильный, но мягкий гребень посередине, нежными волнами изгибающийся вокруг моих ушей. — Выглядишь чертовски сексуально. — Она закрывает рот и просто смотрит на меня так, словно никогда раньше меня не видела.
Я всё ещё закипаю от злости, но в то же время схожу с ума. Красться по коридорам и прятаться в своей комнате — это не для меня.
Я улыбаюсь.
— Ты тоже. — Я указываю на обтягивающее розовое платье Миранды и уложенные светлые волосы. Её макияж безупречен, на руках длинные белые перчатки, на пальцах сверкают золотые кольца. Я не полностью забыла, что в четверг меня в какой-то момент накачали наркотиками, но я также не думаю, что смогу пережить обучение в Бёрберри без неё. Кроме того, мне проще сохранять доверие, чем верить в обман моих друзей.
— Я вроде как… в шоке, — продолжает она, кружа вокруг меня и оглядывая с ног до головы. — Ты выглядишь такой чертовски горячей. — Она щёлкает пальцами в моём направлении. — Дьявол носит Прада — в реале с алой буквами, на охоте.
Искренний смех вырывается из моего горла, когда я провожу ладонями по переду своего платья. Оно слишком обтягивающее, слишком короткое, и я почти уверена, что оно лучше смотрелось бы на худенькой фигуре Миранды, чем на моей, э-э, не совсем худой фигуре, но я полна решимости.
Я собираюсь оторваться сегодня вечером, и ничто меня не остановит.
Мне запретили возвращать свой телефон в эти выходные, так что я не беспокоюсь о папе или о любых сообщениях, которые он мог мне отправлять, а мог и не отправлять. Нет, вместо этого я собираюсь сосредоточиться на выживании. Я всё ещё лидирую в школе по успеваемости и уже готовлюсь к прослушиваниям в оркестр в эту пятницу. Если я смогу преуспеть в чём-то, тогда я буду держать голову опущенной и терпеть всё, что подкинут мне Идолы.
— Подожди, пока Эндрю не увидит тебя, — хихикает Миранда, поднимая мою руку вверх и заставляя меня покружиться перед ней. — Он сойдёт с ума. — Она выводит меня в холл, где ждёт Эндрю, одетый в смехотворно дорогой на вид костюм от Зут (прим. — костюм популярный среду английской молодёжи в 50-е года). Я видела дешёвые версии в магазине для Хэллоуина в Лоуэр Бэнксе, но это… срань господня. Его волосы зачёсаны назад и прячутся под широкополой фетровой шляпой. Его ботинки чёрно-белые, такие же блестящие, как цепочка, свисающая с его кармана. Он вертит её в руках, изумлённо глядя на меня.
— Разве она не выглядит совершенно шикарно?
Брови Эндрю взлетают вверх, и он тянется, чтобы поправить свою шляпу в тонкую полоску.
— Ты серьёзно превратила эту причёску в чудо, — говорит он мне, и я улыбаюсь, слегка покручиваясь, прежде чем позволить ему взять нас с Мирандой за руки. Сегодняшняя вечеринка спонсируется академией, поэтому она проводится в спортзале с ди-джеем, яркими стримерами и множеством сопровождающих. Судя по тому, что рассказала мне Миранда, настоящая вечеринка начинается потом, у озера.
— Я стараюсь сохранить оптимизм. — Я выдыхаю, когда мы приближаемся к нелепой арке над дверью спортзала. Это должно быть дорого — я почти уверена, что это настоящие розы, вплетённые в решётку, — но выглядит почти так же, как на всех других школьных танцах, на которых я была.
— Тристан сказал, что я нервная, что я нетерпеливая Черити. И меня это устраивает. Я горю желанием, и я нервничаю, и я здесь с благотворительной целью, так что я собираюсь воспользоваться этим сегодня вечером.
— Ты убьёшь их, — растягивает слова Миранда, затаскивая нас внутрь и направляясь к фото-будке. Люди пялятся на меня. Нет, не просто люди, все пялятся на меня, но я игнорирую их, хватаю реквизит и делаю нелепые, откровенные фотографии со своими друзьями. Мы садимся за соседний столик, и Эндрю уходит, чтобы взять прохладительные напитки.
Оглянувшись через плечо, я вижу, что танцпол полностью забит, в основном Идолами и головорезами из их ближайшего окружения, но есть и плебеи. Честно говоря, я даже перестала утруждать себя различием. Чего бы ни захотели Идолы, это распространяется по школе подобно лесному пожару. Обычные студенты обращались со мной так же плохо, как и самозваные элитные студенты.
— Посмотрите-ка, кто это, — мурлычет Зейд, подходя к столу и опираясь на него локтями. Я не уверена, кем он должен быть, но похоже, что он пользуется послаблением дресс-кода, чтобы ходить топлесс. Вся верхняя часть его тела и обе руки покрыты татуировками, а мышцы под ними твёрдые, как камень. Что-то сжимается внизу моего живота, но я почти уверена, что это ненависть, поэтому игнорирую это. — Посмотри на себя, Работяжка. Ты и впрямь выглядишь сногсшибательно-ебабельной сегодня?
Его улыбка заразительна, но она не рассчитана быть доброй, поэтому я сдерживаю свою улыбку, которая пытается скользнуть по моим губам. Чёрт возьми, он только что снова назвал меня Работяжкой. Однако из трёх парней Идолов он был наименее жестоким. Я стараюсь отдать ему за это должное.
— Не связывайся с дьяволом, Кайзер, — невозмутимо отвечаю я, и даже когда он разражается смехом, я никак не реагирую.
— Вау, — начинает он, вставая и проводя пальцами по своим волосам цвета морской волны. Его изумрудные глаза сверкают, когда он рассматривает меня. — Порочная. — Он показывает на меня пальцами, покрытыми кольцами, а другой рукой подтягивает свои чёрные узкие джинсы с очень низкой посадкой.
— Я тащусь от твоих волос. Бекки проделала хорошую работу. — Он делает паузу и притворяется, что скорчил гримасу, как будто случайно проговорился. Насколько я понимаю, Зейд Кайзер ничего не делает случайно. Глядя на него, я пытаюсь вспомнить боль на его лице, когда подъехала машина, а внутри был мой отец, а не его. Затем он снова открывает рот. — Ах, но ты уже знала, что это сделала она, да, Черити? Её мать управляет какой-то известной косметической линией. — Он закатывает глаза, как будто эту информацию вряд ли стоит повторять.
— Кто накачал меня наркотиками? —спрашиваю я, потому что, если он уже полупьян и болтает без умолку, я вполне могу кое-что из него вытянуть. — Потому что очевидно, что кто-то это сделал.
— Я не знаю, почему бы тебе не пригласить сюда свою подругу? — он указывает на Миранду накрашенным чёрным ногтем и теребит одно из колец для губ, проколотых по обе стороны его рта. Когда я перевожу взгляд в её сторону, на её лице читается боль.
— Я бы никогда не сделала ничего подобного, — выплёвывает она, и горячность в её голосе заставляет меня захотеть ей поверить. — Я не знаю, как вы, ребята, это сделали, но вам повезло, что Марни не выдвинула обвинений.
Зейд пожимает плечами, как будто ему на это наплевать, и проходит мимо, покровительственно поглаживая меня по голове, прежде чем обхватить Анну Киркпатрик за талию и заключить в объятия, пока она визжит.
— Марни?
Я оборачиваюсь и вижу, что Миранда наблюдает за мной, и заставляю себя улыбнуться.
— Не волнуйся. Я знаю, что это была не ты. — Я снова сажусь, когда Эндрю подходит к столу, расставляя три бокала с красным пуншем и тарелку с закусками. Миранда всё ещё смотрит на меня так, словно думает, что я злюсь на неё, но сегодня не о том, что Бекки и кто бы там ни был ещё сделали со мной. Нет, мы должны были повеселиться сегодня вечером.
Я делаю глоток пунша, а затем поднимаю брови. В нём явно что-то есть. Отложив его в сторону, я поднимаюсь на ноги, опершись ладонями о стол.
— Кто-нибудь из вас хочет потанцевать со мной?
— Я ещё недостаточно пьяна! — Миранда стонет, а Эндрю смеётся, когда я рывком поднимаю её на ноги и тащу на танцпол. Зейд уже там, прижимается к Анне. На противоположной стороне комнаты я вижу Тристана, который обнимает какую-то третьекурсницу в жёлтом платье. Крид просто развалился за одним из столиков, но он полностью предоставлен своей аудитории.
Я игнорирую их и пытаюсь хорошо провести время с Мирандой, даже когда Харпер Дюпон намеренно придвигается к нам, чтобы она могла толкнуть меня локтем и задеть своими волосами. Подобная мелкая чушь меня больше не беспокоит. Между эссе и оплакиванием волос я чуть не рассыпалась в прах, но вместо этого я осталась на высоте. Что-то настолько глупое, как это, ничего не значит.
Через некоторое время я меняюсь местами с Эндрю и беру бутылку воды из кулера у входной двери. Именно тогда я замечаю, что Зейд, Тристан, Крид, Харпер, Бекки и Джина уходят со свитой.
Они, должно быть, отправились на озеро.
— Нам пора идти, — говорит Миранда, задыхаясь, когда подходит и встаёт рядом со мной, её покрытая блёстками кожа взмокла от пота, рука сжимает руку Эндрю. Она тоже хватает меня за руку и вытаскивает на прохладный октябрьский воздух, прежде чем я успеваю ответить.
Повсюду стоят машины, и студенты просто набиваются в них наугад. Миранда внимательно оглядывается по сторонам, а затем выбирает машину, за рулём которой находится незнакомая мне четверокурсница. Разумный выбор. Девушка смотрит на меня и пожимает плечами, возможно, она слишком близка к выпуску, чтобы обращать на меня внимание. В любом случае, мы едем к озеру в её синем кабриолете с откидным верхом, петляющем по грунтовой дороге к месту для пикника, которое уже увешано фонарями, завалено бочонками и наполнено сильным басовым ритмом.
Кто это подготовил, я понятия не имею.
Сегодняшняя вечеринка намного красочнее, чем обычно, но и немного жутковатая, тут много студентов в масках. Неподалёку есть кладбище, которое я едва различаю сквозь деревья. Из брошюры я знаю, что это семейный участок Лукаса Бёрберри, основателя Подготовительной Академии Бёрберри, и его потомков. Там никого не хоронили с пятидесятых годов, но всё равно чертовски жуткое зрелище, окутанное покрывалом солёного тумана с залива.
Студенты тоже тусуются там, балансируя на могилах, прижимаясь к стенам мавзолеев. Это не для меня, хотя я могу оценить кое-что из архитектуры. Мой взгляд отрывается от готической зловещности кладбища и устремляется к ряду фонариков, горящих на берегу озера. Сейчас оно кажется тёмным и бесконечным, как будто одно неверное движение, и ты будешь вечно кувыркаться в ледяных глубинах.
Дрожь охватывает меня за несколько секунд до того, как чья-то рука обхватывает меня за талию и притягивает ближе к тёплому, потному телу.
— Ты пришла на афтепати, — воркует Зейд, явно уже близкий к тому, чтобы напиться. — У тебя яйца больше, чем я думал.
— Я надеюсь, ты на самом деле не думал, что у меня вообще есть яйца, — парирую я, протягивая руку, чтобы толкнуть его в грудь. Это ошибка — прикладывать свою голую ладонь к этим твёрдым, покрытым чернилами мышцам. У меня так сдавливает горло, что внезапно становится трудно дышать. — Возможно, у меня большие яичники.
Зейд замолкает на минуту, и я чувствую биение его сердца под татуировками в виде крыльев, покрывающими его грудь. В центре есть какой-то герб, который смутно напоминает мне герб академии с грифонами по обе стороны. А потом он взвывает от смеха и подхватывает меня на руки, как делал с Анной тогда, в спортзале.
В глазах Миранды отражается потрясение, когда Зейд несёт меня к одному из бочонков, где Тристан и Крид наблюдают, как некоторые из их приятелей из Ближнего круга соревнуются в выпивке. Когда они видят, что он держит меня на руках, они быстро переглядываются.
— Смотрите, у кого большие яичники! — кричит он, поднимая меня на руки, как будто я ничего не вешу. На самом деле, я в шоке. Знаю, что я невысокая, но я точно не самая худая девочка в школе. — Работяжка пришла на вечеринку.
Он разворачивает меня, и я автоматически протягиваю руки, чтобы обнять его за шею, чувствуя, как тонкие волоски у основания его головы щекочут мою кожу. — Танцуешь, Работяжка?
— Не совсем, — отвечаю я, но сейчас я окружена Идолами и их ближайшим окружением. У меня такое чувство, будто я только что попала в ловушку. Конечно, трудно расстраиваться, когда сильные, покрытые татуировками руки Зейда обнимают меня за бёдра и талию. Его тело твёрдое, как скала, и обжигающе горячее. Во всех местах, где соприкасается наша обнажённая кожа, я горю. — Я пытаюсь, ради забавы, но это мило.
— Прямо как ты, — вставляет Харпер, одетая как — и я не употребляю это слово легкомысленно, потому что на самом деле нет ничего плохого в том, чтобы быть шлюхой, — распутная принцесса. На ней корона, скипетр и пышная юбка, которая едва прикрывает её нижнее белье. Топ розовый с глубоким вырезом, и она с ног до головы усыпана блёстками. Мне неприятно это признавать, но она хорошо выглядит в этом наряде.
Тристан стоит рядом с ней, одетый в чертовски строгий костюм, со всеми скроенными линиями и складками, столь отутюженными, что могли бы порезать. Я не уверена, кем он должен быть, он не видит, что я смотрю на него, и улыбается, медленно, ужасно приоткрывая губы, обнажая два искусно расположенных клыка во рту. Вампир, как изобретательно. Правда, что… это зрелище на самом деле заставляет моё сердце немного учащённо биться.
Крид одет в кроваво-красную рубашку, обтягивающие чёрные брюки, ботинки и повязку на глазу. Пират. Я думаю, что меч у него на боку действительно может быть настоящим. Он изучает меня, как насекомое, которое нужно приколоть за крылья, и навеки заключить под стекло. Жутко.
— Я не помню, чтобы тебя приглашали на эту вечеринку, — выплёвывает Бекки, одетая в такой же наряд, как у Джины Уитли. Я думаю, что они обе должны быть джиннами, но всё, что на них надето, — это прозрачные струящиеся брюки и бюстгальтеры, покрытые блёстками, с высокими ручками на голове, так что я не уверена. — Её пригласили, Харпер?
— Все приглашены на эту вечеринку, — кричит Зейд с улюлюканьем, и половина толпы аплодирует вместе с ним. Я думаю, большинство собравшихся здесь сегодня слишком пьяны, чтобы ненавидеть меня. Миранда и Эндрю парят неподалёку, они входят во Внутренний круг, но чертовски близки к тому, чтобы быть вытесненными из него. — Приглашены все, — повторяет Зейд, кружа меня, а затем увлекая сквозь толпу к костру и танцевальной вечеринке, происходящей по краям.
Он опускает меня на землю, а затем слегка спотыкается, используя моё плечо в качестве опоры.
Зейд моргает зелёными глазами, глядя на меня, а затем прищуривается.
— Хочешь поплавать? — спрашивает он, но не дожидается моего ответа, поднимает кулак в воздух с криком, привлекающим внимание других студентов. Он хватает меня за руку и направляется к причалу, но я отстраняюсь в последнюю секунду, с недоверием наблюдая, как он запрыгивает в воду вместе с дюжиной других завсегдатаев вечеринки. Моё сердце замирает на несколько ударов, пока я жду, когда они все всплывут из чернильной тьмы, но они всплывают, подпрыгивая, как яблоки в бочке.
Зейд вылезает из воды, насквозь мокрый, его зелёные волосы прилипли к обеим сторонам лица. Он ухмыляется, когда встаёт, возвышаясь надо мной, с него повсюду капает вода.
— Ты действительно хорошенькая с этими красными волосами, — говорит он, а затем обхватывает моё лицо двумя влажными, холодными ладонями и наклоняется, прижимаясь своими губами к моим. Сначала меня поражает шок от холодной воды, а затем странное осознание того, что я целую какого-то парня, которого едва знаю, парня, который с самого начала был не так уж мил со мной. Но затем его губы обжигают мои, пробуждая странные чувства у меня в животе.
На краткий миг его язык касается моего, и я чувствую, что таю.
Но потом кто-то оттаскивает Зейда назад и сталкивает его обратно в воду. Он возвращается к ним, смеясь, а я стою с приоткрытыми губами и пылающими щеками. Я поворачиваюсь и отступаю, в то время как друзья Зейда брызгают на него водой и притворяются, что заталкивают под воду. Наверное, не самая безопасная игра в пьяном виде и в темноте, но нет ни единого шанса, что кто-нибудь из них меня послушает.
— Я только что… — начинает Миранда, и я морщусь, замечая, что Эндрю тоже смотрит на меня так, словно у меня выросла вторая голова. — Ты только что поцеловала Зейда Кайзера?
— Я… понятия не имею, — шепчу я, но, конечно же, да. Я всё ещё чувствую кончик его языка, обжигающий, когда он скользнул по моему собственному. — Он пьян в стельку, — добавляю я, но Миранда всё ещё смотрит на меня так, будто я сошла с ума.
— Да, верно, — уклоняется она, пожимая худыми плечами. — Это неважно. Он так поступает со всеми, когда пьян в стельку. Однажды я видела, как он поцеловал Джона Ганнибала в губы после того, как выпил слишком много пива. Потом они подрались, и Тристану пришлось разнять их.
У меня немного сжимается сердце, но я отгоняю это чувство. Зейд поцеловал меня не потому, что у него есть ко мне какие-то чувства. Это просто то, что он делает, когда пьян. Очевидно. Я имею в виду, мы даже не ладим. Я даже не хотела его целовать.
Миранда, Эндрю и я берём газировку из холодильника рядом с парковкой и несём её на кладбище. Кто-то зажёг свечи, и у подножия одной из могил собралась группа людей. Тристан Вандербильт сидит на ней верхом с девушкой у себя на коленях, одной рукой обнимая её за талию, другой поглаживая её колено.
Он рассказывает какую-то историю о привидениях, его голос такой тихий, что я не могу разобрать слов. Мы избегаем их маленькой группы, в которую входят Харпер и Бекки, и бродим по остальной части кладбища, проводя пальцами по истёртым верхушкам надгробий, когда зачитываем имена и даты.
— Бу, — протягивает Крид, когда мы заходим за угол и обнаруживаем его сидящим с несколькими другими студентами с косяком в руке. Он даже не пытается скрыть это, когда я смотрю на него, подносит его к губам и делает затяжку. Его голубые глаза сужаются до щёлочек, когда он хмуро смотрит на меня, прежде чем переключить своё внимание на Миранду. — Ты ведь не влипла ни в какие неприятности? — спрашивает он, и она изумлённо смотрит на него.
— Спрашивает тот, у кого в одной руке пиво, а в другой косяк? Ты что, издеваешься надо мной? — Миранда выпячивает грудь, когда её брат подходит и встаёт рядом с ней, бросая взгляд сначала на Эндрю, а затем снова на меня. — Не читай мне нравоучений, Крид. Ты мой близнец, а не старший брат.
— Так это значит, что я не могу защищать тебя? — спрашивает он, всё ещё глядя на меня. — Почему ты вообще тусуешься с этой девушкой? Никому это не нравится. Если бы не я, ты бы совершила социальное самоубийство. — Он передаёт косяк Эндрю, и после секундного колебания тот берёт его, отходя от нас с Мирандой, чтобы сесть со своими друзьями. Он бросает на меня извиняющийся взгляд, но всё в порядке, я понимаю.
— Она хороший человек, в отличие от некоторых других людей в этой школе. — Миранда поворачивается, чтобы уйти, но Крид хватает её за руку. Когда она бросает взгляд через плечо, его лицо каменеет, но он отпускает её. — Держу пари, мама согласилась бы со мной. Если бы у неё был выбор, она бы в мгновение ока променяла Марни на тебя. — Уголки рта Крида приподнимаются в усмешке, но он ничего не говорит. — Твои новые друзья знают, что над тобой издевались, когда мы жили в Гренадин-Хайтс? Я думала, ты, по крайней мере, понимаешь какого это.
Мои глаза расширяются, когда Крид стискивает зубы, но затем Миранда хватает меня за руку и тащит прочь от их маленькой группы.
— Эндрю, грёбаный предатель, — ворчит она, когда мы направляемся к выходу. Я знаю, что не должна оглядываться, когда мы уходим, но я оглядываюсь, ловя на себе взгляд серых глаз Тристана. Он следит за мной, пока я иду, даже когда девушка оседлала его бедра, а его руки сжимают её задницу.
Мерзость.
В своей естественной стихии эти ребята ещё хуже, чем в школе.
Остаток ночи я стараюсь избегать их любой ценой. Миранда помогает, показывая мне, где найти дополнительные тыквы, ножи и свечи. Мы вырезаем фонарики, потягиваем яблочный сидр и едим миниатюрные шоколадные батончики из апельсиновой вазочки. Пока я держусь подальше от Идолов, всё в порядке.
Протягивая руку, я касаюсь того, что осталось от моих волос, и съёживаюсь.
Жаль, что это не работает в другие дни.
Если я хочу остаться здесь, мне придётся бороться за своё личное пространство.
Я просто надеюсь, что смогу выиграть эту битву.
На следующий день я беру пропуск за пределы кампуса, который дала мне мисс Фелтон, прошу одну из машин академии отвезти меня в город и покупаю коробку розово-золотистой краски для волос. Поскольку душ, который я приняла сегодня утром, смыл большую часть кроваво-красного цвета, он отлично схватывается, и, когда смотрюсь в зеркало, я понимаю… Мне действительно нравится.
«Получай, Бекки Платтер», — думаю я, выключая свет в ванной и направляясь в кабинет смешанной медиа, чтобы поиграть на педальной арфе. Держу пари, я единственная студентка, которая сегодня вечером играет на их инструменте.
И вот как всё будет с этого момента: я собираюсь сделать всё возможное для себя. Что бы ни делали или ни говорили другие, пусть всё слетает как с гуся вода.
Легче сказать, чем сделать, правда?
Пятница после Хэллоуина — это день, когда я по-настоящему дам отпор Бекки.
Месть может быть сладкой, особенно когда причиной её является только мой успех.
Прослушивание оркестра проводится после уроков в школьном театре. Приглашают всех желающих прийти и посмотреть. Там, в Лоуэр Бэнксе, никто бы этого не сделал. Ладно, может быть, один-два встревоженных родителя, лучший друг, желающий оказать поддержку, но по большей части это никого не волновало.
Здесь… всё не так.
Зал набит так плотно, что некоторые студенты стоят в задней части зала, наблюдая, как мистер Картер проходит через каждого студента в списке прослушиваний. Судя по номеру, приколотому к моей рубашке, я в самом конце, сразу после Бекки. Мы единственные две студентки в школе, претендующие на первое место в арфе. Это тоже хорошо, потому что здесь всего одно место.
Харпер здесь для поддержки, но она не участвует. Вместо этого она сосредоточена на хоре, довольная тем, что, по крайней мере, в каком-то отношении я буду у неё под каблуком. Петь в младшем хоре, чтобы получить зачёт в классе, и пробоваться в хоровую группу академии — это две совершенно разные вещи, но она довольна тем, что управляет ими обоими.
— Тристан начинает приходить в себя, — говорит она Бекки, пока я стою там, прислонившись к колонне, и наблюдаю, как миниатюрная брюнетка возится со своей флейтой. Она так нервничает, что у неё потеют руки, и она едва может держать инструмент. — Я сказала ему, что больше не буду спать с кем попало, и спросила, не хочет ли он сделать всё официально этим летом.
Бекки хихикает и поправляет номер, приколотый к её блузке.
— Ну, я не уверена, что закончила развлекаться с парнями, но, чтобы заполучить Тристана, я бы тоже это сделала. — Бекки замолкает, и две девушки бросают на меня взгляды, как будто только что поняли, что я стою здесь. — Обручиться с кем-то вроде него так рано и забронировать его, вероятно, хорошая идея.
Мой рот сжимается, но я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них. Какое мне дело до того, что одна женщина-монстр хочет обручиться с другим мужчиной-монстром? Они могут нарожать маленьких детей-монстров и вместе продолжать терроризировать мир. Они заслуживают друг друга.
Мои губы подёргиваются, когда я думаю о Тристане, склоняющем Киару над раковиной. Харпер может заполучить своего жениха-мужчину-шлюху. И всё же… у меня скручивает живот, и моё хорошее настроение улетучивается.
В этой академии учатся невероятно талантливые студенты, и наблюдать за их игрой на сцене внушает благоговейный трепет. Настолько сильно, что вскоре я забываю этот странный укол ревности, мой разум блокирует постоянную болтовню двух девушек Идолов. Зейд находится в центре зала, сидя прямо рядом с мистером Картером. Он студент-помощник вместе с полудюжиной четверокурсников, которые все играют в продвинутом оркестре. Как этот придурок оказался на месте критика, выше моего понимания. Он рок-звезда, а не концертный пианист.
Я не думаю о том поцелуе. Держу пари, он всё равно был слишком пьян, чтобы что-то вспомнить.
Как только наступает очередь Бекки, она протискивается мимо меня, чуть не сбивая с ног. Я спускаю ей это с рук, стиснув зубы, и жду, пока она сядет играть. В толпе воцаряется тишина, потому что в этой академии нет ни одного студента — ни первокурсника, ни четверокурсника, — который не знал бы, что со мной творится.
Бекки вздыхает, перекидывает свои светлые волосы через плечо и одаривает толпу обаятельной улыбкой. Она начинает играть, и я узнаю, что это единственное произведение, когда-либо написанное Моцартом для арфы: концерт для флейты, арфы с оркестром. Это хороший выбор и один из моих личных фаворитов. Однако у Бекки просто не хватает навыков, чтобы справиться с ним, даже если её сопровождают друзья из ближайшего окружения.
Она хорошенькая, когда играет, её глаза полуприкрыты, эта её злая ухмылка на краткий миг стёрта начисто. Знание того, что она способна отгонять ненависть, заставляет меня любить арфу ещё больше. Выражение её лица ясное и открытое, как будто она не была дочерью сатаны. Что ж… Я бросаю взгляд на Харпер, которая проводит пальцами по своим длинным тёмным волосам и полностью игнорирует выступление своей подруги в пользу своего телефона. Может быть, Харпер — настоящая дочь сатаны, а Бекки просто её лучшая подруга.
Бекки заканчивает под бурные овации, кланяясь и краснея, прикладывая руку к груди. Когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, в её глазах вспыхивает тьма, и я стараюсь обходить её стороной, когда она проходит мимо. Я продвигаюсь по сцене под звуки неодобрительного свиста и шипения.
— Хорошо, хорошо, — кричит мистер Картер, вставая и поднимая ладони, пока не воцаряется тишина. — Следующий звук, который я услышу из чьих-либо уст, но не подбадривающий, и вы идёте вон. — Он снова садится и кивает, чтобы я продолжала. Улыбка озаряет моё лицо, и я сажусь.
Я выбрала более современную пьесу, на свой страх и риск, но она отзывается во мне, и мне нужно почувствовать эту радость — сидеть здесь и играть перед такой враждебной аудиторией. Мой взгляд блуждает по толпе и натыкается на изумрудный взгляд Зейда, сверкающий, когда он наклоняется вперёд и кладёт подбородок на сложенные руки. Тристана и Крида легко заметить, они сидят в противоположных концах зала. Их притяжение одинаково сильно, и я перевожу взгляд с одного на другого, прежде чем снова сфокусироваться на арфе «Lyon & Healy», стоящей передо мной. Это прекрасный инструмент, который стоит больше, чем дом моего отца… э-э, железнодорожный вагон, если быть точнее.
Закрыв глаза, я сосредотачиваюсь и делаю глубокий вдох.
Мои пальцы начинают двигаться, играя «Хау Хилл» Патрика Хейза, написанную для королевской арфистки Клэр Джонс. Мелодия начинается красиво и легко, как солнечный свет сквозь облака, и я делаю всё возможное, чтобы передать это чувство в своей игре, на моих губах появляется улыбка. Педальные арфы — это не шутка, один из самых дорогих инструментов в мире. Чтобы арендовать даже самую дерьмовую арфу, папе приходилось подрабатывать на второй работе. Он привёл меня сюда, на это место, и даже если я расстроена из-за родительской недели, я люблю его до безумия.
Это тоже я пытаюсь вложить в свою музыку, чувствуя вибрации на своей коже, как будто я купаюсь в этом звуке. Песня замедляется, останавливается и возвращается к жизни, оптимистичная мелодия напоминает о дожде тёплым летним днём, питающем иссушенную землю. Я отдаюсь этому чувству, на мгновение забывая, где я нахожусь, и кто за мной наблюдает.
Песня заканчивается небольшим росчерком, который затухает, смягчается и прощается лёгким поцелуем.
Выдыхая, я опускаю руки по швам и смотрю на аудиторию.
У Зейда отвисла челюсть, и прежде чем я успеваю встать, он вскакивает на ноги и хлопает. Я немного… шокирован, если не сказать больше. Он был со мной так груб, а теперь так активно хлопает? Мистер Картер тоже встаёт, и затем все остальные следуют его примеру.
Тристан не хлопает, и Крид тоже, но они наблюдают за мной с определённым уровнем одобрения, который невозможно скрыть. Мои щёки вспыхивают, и я отвешиваю лёгкий поклон, прежде чем поспешно покинуть сцену.
Позже тем же вечером, когда результаты будут опубликованы в Интернете… Я занимаю единственное место.
Глава 9
После вечеринки в честь Хэллоуина и прослушиваний в оркестре прошло уже две недели насмешек, толчков локтями и дерьмовых записок, приклеенных скотчем к моей двери, но это в значительной степени всё. Клянусь, я чувствую, как трое парней-Идолов наблюдают за мной, но в основном игнорируют. Бекки и Харпер — худшие, они вырезали слово Работяжка на моём шкафчике. Когда я подхожу и застаю их за этим занятием, они даже не выглядят сожалеющими.
Зак время от времени отправлял мне сообщения, просто случайные, но я так озадачена тем, почему он утруждает себя этим, что почти не отвечаю. Примерно через неделю после прослушиваний Миранда зависает в моей комнате и случайно видит серию приходящих сообщений. Она впивается в меня ногтями и отказывается отпускать, пока я не расскажу ей всё, о том, что Зак был зачинщиком издевательств, которым я подвергалась в шестом, седьмом и восьмом классе. Как он был тем, кто нашёл меня после того, как я приняла таблетки. Как мы недолго встречались.
Она оставляет эту тему в покое… примерно на три дня, прежде чем снова поднимает её. По большей части мне удаётся избегать её расспросов, притворяясь, что я поглощена школьными занятиями. В основном это тоже правда. Учитывая нагрузку, которая свалилась на нас перед нашими первыми официальными каникулами в этом году, я вымотана до предела. Я испытываю облегчение, когда сдаю последнее задание в ноябре.
Первый день осенних каникул проходит в суматохе: студенты прощаются, собирают чемоданы и уезжают на блестящих чёрных автомобилях академии. Я смотрю, как они покидают уютный пентхауса, где Миранда живёт с Кридом. В первый раз, когда она пригласила меня сюда, я отказалась, потому что не хотела в конечном итоге столкнуться с этим придурком. Она обещала, что он почти не бывает здесь, и пока что она была права. У меня не было ни одной стычки с Кридом ни в квартире, ни поблизости от неё.
— Значит, ты уезжаешь в понедельник? — спрашиваю я, и Миранда кивает, запихивая свою волейбольную форму в спортивную сумку. Кэботы уехали из страны до конца месяца, так что Миранда собирается принять участие в розыгрыше призов по лёгкой атлетике, спонсируемом академией. Я не совсем спортивный человек, а папа уехал из города по работе, так что… Я застряла здесь.
— Я чувствую себя Гарри из первой книги, — стону я, утыкаясь лицом в одну из декоративных подушек, застилающих сиденье у окна. — Осталась одна в Хогвартсе на каникулах.
Миранда ухмыляется, убирая свои блестящие светлые волосы в высокий хвост.
— Крид остаётся здесь, — шутит она, и я вздрагиваю. Мне даже не нужно притворяться; моё отвращение к нему непроизвольно. — Но я уже предупредила его, чтобы он держался от тебя подальше. Он, вероятно, будет занят с… ты знаешь, что бы это ни было, что бы он там ни делал. — Миранда бросает свою сумку рядом с входной дверью как раз перед тем, как мы оба слышим щелчок замка. Мы обмениваемся взглядами, когда дверь распахивается и входит Крид, замирая, когда замечает меня в своей гостиной.
— Хай. — В этом слоге есть мрачная нотка, его голубые глаза скользят по мне. Он замечает мои розово-золотистые волосы и невозмутимое выражение лица, а затем оглядывается на Миранду, закрывает за собой дверь и затем тянется, чтобы расстегнуть рубашку. Непрошеный мой взгляд падает на его длинные пальцы, наблюдая, как ткань его рубашки расходится и обнажает гладкие, твёрдые мышцы под ней. — Я войду и выйду. Не беспокойся, помощь не нужна.
— Ты можешь идти к чёрту, — огрызается Миранда, упирая руки в бёдра, когда её брат проносится мимо, захлопывая за собой дверь своей спальни. Как раз перед тем, как она закрывается, я мельком вижу его спину, сплошные извилистые мышцы на худощавом теле. Чёрт. Когда я снова смотрю на Миранду, она таращится на меня, разинув рот. — Ты засматривалась на него? — задыхается она, и я такой ужасный лжец, что мой рот просто открывается и закрывается пару раз. — Ты заглядывалась на него! И после того, как он был груб с тобой.
— Я… он… Я не слепая, — ворчу я, скрещивая руки на груди. Мои щёки пылают, когда я снова выглядываю в окно и вижу, как Тристан провожает Харпер и Бекки к машине. Однако он не садится внутрь, просто помогает им сесть и закрывает дверь, прежде чем отступить назад. Хм. Он тоже не уезжает на неделю? Если я в конечном итоге застряну здесь с несколькими Идолами, этот День благодарения может стать похуже, чем в тот раз, когда папа потерял сознание от слишком большого количества пива, а сырая индейка протухла на кухонной стойке. Мне тогда было всего пять лет, иначе я бы попробовала приготовить её сама.
— Отвратительно, — бормочет Миранда, дрожа и тряся головой, конский хвост развевается. — Я всё ещё думаю, что тебе следует перезвонить Заку. — Я поджимаю губы, но мой телефон прожигает дыру в кармане.
От Зака: «Я сожалею о том, что случилось с твоим отцом. Я буду в городе на День благодарения, если ты хочешь, чтобы я заехал за тобой».
Я думаю, чёрт возьми, к чему это приглашение? Мой мозг лихорадочно ищет объяснение, но ничего не приходит в голову. Слова Зака, обращённые к Тристану, эхом отдаются в моей голове: прибереги это для осенних каникул, придурок. Приберечь что? Вся эта ситуация странная.
— Почему бы и нет?
— Потому что он обращался со мной как с полным дерьмом в течение многих лет, а потом встречался со мной скрытно в течение шести месяцев. Например, он никогда ни одному человеку не говорил, что мы вместе. — Глядя вниз на свои руки, я ковыряю кончики ногтей. Мне бы действительно не помешала новый маникюр. Красный лак, которым я покрыла их на Хэллоуин, отваливается рваными кусками.
— И что именно вы делали, когда были вместе? — спрашивает Миранда, плюхаясь рядом со мной на подоконник. Она заговорщически наклоняется ко мне, её глаза сияют. Мне жаль разочаровывать её, но рассказывать особо нечего. Кроме того, Крид находится всего в одной двери отсюда, и я не собираюсь раскрывать никаких секретов.
— Ходили в кино. Гуляли по парку. Целовались. — Я пожимаю плечами и провожу пальцами по волосам. Я всё ещё привыкаю к длине, но мне нравится новый цвет. Розовое золото мне идёт, а осветлённые брови, который мне сделала Миранда, получились действо неплохими. — Что же ещё?
— Значит, ты просто собираешься его игнорировать? — подталкивает она, вздыхая и прислоняясь спиной к окну. Её глаза осматривают квартиру, её простые, но элегантные белые диваны, люстру над обеденным столом, мини-кухню. Даже в Гренадин-Хайтс такая квартира обошлась бы в десять раз дороже обычной месячной зарплаты моего отца. Для студенческого общежития это просто… чересчур. В Бёрберри всё чересчур. Мне нравятся мои занятия, но я не уверена, как я отношусь ко всему остальному.
Дверь в спальню Крида открывается прежде, чем я успеваю ответить, и я разинула рот, когда он выходит в серых спортивных штанах, низко сидящих на бёдрах, эти великолепные V-образные линии его тела бросаются в глаза при слабом освещении. Они настолько заметны, что отбрасывают тени. Входя, он натягивает на себя майку, и я успеваю заметить широкую, плоскую грудь и живот, прежде чем он, наконец, опускает её. Почти уверена, что я даже видела татуировку, но не точно.
— Если у тебя есть хотя бы капля здравого смысла, ты будешь держаться подальше от Зака Брукса, — растягивает Крид, слова легко слетают с его идеальных губ. Он открывает холодильник и низко наклоняется, его длинное тело складывается пополам, мышцы верхней части спины и плеч напрягаются, когда он роется в нём в поисках чего-нибудь выпить. — Он не из хороших парней.
— Прямо как ты? — рявкаю я, чувствуя, как по мне разливается горячее тепло. Это незнакомый ожог, который заставляет меня ёрзать от дискомфорта.
Крид встаёт, откидывая со лба белокурые волосы, его глаза отяжелели и полуприкрыты. В одной руке у него банка содовой, на лице пустое, скучающее выражение.
— Разве я когда-нибудь говорил обратное? Не заблуждайся, Черити: ты мне не нравишься. Я довольно ясно высказался о своих чувствах и своих намерениях. Так что прими во внимание то, что я говорю: Зак Брукс — это плохой вариант. — Он выходит на середину комнаты и открывает банку, глядя на меня поверх края, когда делает глоток.
— Отвали, Крид, — огрызается Миранда, но он игнорирует её, стоя там и уставившись на меня. После вечеринки в честь Хэллоуина всё изменилось; я чувствую это, когда он так смотрит на меня, и у меня на затылке выступают капельки пота. Не получив ответа от брата, Миранда вздыхает и убирает несколько прядей волос со лба. — Тристан остаётся на неделю?
— Ага, а что? — спрашивает Крид, и я, вздрогнув, понимаю, что мне действительно нравится звук его голоса. Ну, когда он не читает мои самые сокровенные мысли вслух всему миру. — Вы двое хотите о чём-то поговорить со мной? — то, как холодеет его голос, когда он говорит, впечатляет, передавая около миллиона различных эмоций, которые незаметны на его скучающем царственном лице. Единственное заметное изменение в выражении его лица — это прищуривание глаз.
— Просто… когда ты, Зейд и Тристан остаётесь наедине, случаются плохие вещи. — То, как Крид улыбается словам своей сестры, делает это заявление намного более ужасающим. Все трое парней собираются быть здесь на этой неделе? Фантастика.
— Мм. — Крид снова смотрит на меня, и я стараюсь не замечать, что его соски слегка затвердели под белой майкой. Я вижу их тень под тонкой тканью. Проглотив комок в горле, я заставляю себя снова обратить внимание на его лицо. — Знаешь, Зак может ошиваться вокруг, независимо от того, игноришь ты его или нет. — Он делает ещё глоток содовой, пристально глядя на меня своими льдисто-голубыми глазами.
— Что Заку здесь делать? — спрашиваю я, и Крид усмехается, качая головой.
— Скажи ему, чтобы он шёл к чёрту, переводись из этой школы, и я позабочусь о том, чтобы ты поступила в среднюю школу Гренадин-Хайтс. Что ты об этом думаешь? — мой рот приоткрывается, но он поднимает руку, прежде чем я успеваю ответить. Меня трясёт, и у меня снова возникает странное скручивающее ощущение в животе, но у меня нет времени анализировать это. — Я делаю это не для тебя. Это для Миранды.
— Отослать мою единственную подругу прочь, потому что тебе не нравится её положение — это каким-то образом должно быть мне на пользу? — огрызается Миранда, но Крид уже отворачивается, останавливаясь в дверях, положив свои длинные, элегантные пальцы на дверной косяк. От того, как он смотрит на меня, мне хочется съёжиться, но я заставляю себя сидеть спокойно и смотреть в ответ.
— Это предложение действует до понедельника. У тебя есть два дня, чтобы решить, что ты собираешься делать. — Крид улыбается мне, медленно изгибая губы, отчего у меня в животе порхают бабочки. Я знаю, что он жесток, и я не мазохистка, но не могу сдержать странную дрожь возбуждения, которую испытываю, когда он так смотрит на меня. — Это моё последнее предложение.
— Или что? — спрашиваю я, вызывающе вздёргивая подбородок. Крид игнорирует меня, проскальзывает в свою комнату, как тень, и хлопает дверью. Через несколько мгновений мы обе слышим медленные, чувственные звуки мужчины, ублажающего себя.
— Фу, мерзость! — кричит Миранда, закрывая уши ладонями. — Может, мы и близнецы, но это уже слишком, придурок! — она встаёт, хватает меня за руку и тащит в холл.
Но я не могу отрицать, что эти звуки останутся со мной надолго, очень надолго.
Чёрт. Может быть, я действительно мазохистка?
В понедельник я наконец набираюсь смелости написать Заку. Просто факт того, что Крид пытается оттолкнуть меня от него, заставляет меня хотеть продолжать. Глупо, я знаю, но всё, что выводит из себя Идолов, делает меня счастливой.
«У меня нет никаких планов на День благодарения», — печатаю я, на мгновение обдумывая свои слова. Я бы не возражала, если бы рядом был кто-нибудь, с кем можно было бы поесть индейку и тыквенный пирог. Отправив сообщение прежде, чем успеваю задаться вопросами, я со вздохом падаю обратно на кровать. Миранда уехала, но Эндрю здесь… где-то здесь. Я подумываю о том, чтобы пойти поискать его, и решаю, что с таким же успехом могу сходить в столовую пообедать.
Насколько я могу судить, в кампусе около дюжины студентов, возможно, меньше. Там работает небольшой штат поваров, уборщиц и учителей. Мисс Фелтон и мистер Картер на дежурстве, и я думаю, что не помешает ещё немного попрактиковаться на арфе в течение недели. Я имею в виду, что ещё мне остаётся делать? Сидеть в телефоне и листать «Instagram» весь день?
Натягивая дырявые джинсы, розовую майку и кожаную куртку, я выхожу в холл и направляюсь за угол, мимо входа в часовню, вниз, к столовой. Я не вижу Эндрю, но посылаю ему быстрое сообщение, чтобы узнать, не хочет ли он поужинать со мной.
Прямо перед тем, как зайти в столовую, я едва замечаю расплывчатое зелёное пятно и перепроверяю. Зейд идёт по коридору, как будто он очень занят. Даже зная, что веду себя глупо, я решаю выглянуть из-за угла и посмотреть, что он задумал. Я имею в виду, что без девушек, за которыми можно приударить, без меня, над которой можно издеваться, или без школьных занятий, на которых можно сосредоточиться, чем вообще занимаются эти парни?
Зейд направляется прямо по коридору и выходит через заднюю дверь, которая ведёт к открытому амфитеатру и небольшой парковке для персонала. Вопреки здравому смыслу, я направляюсь в ту же сторону. Думаю, если он поймает меня на том, что я слежу за ним, я просто скажу, что собираюсь прогуляться к пруду и почитать. У меня есть свой телефон и приложение Киндл, так кто скажет, что это не так?
Задние двери покрыты витражным стеклом, изображения плачущих ангелов выгравированы яркими красками и облицованы свинцом. Они пропускают свет внутрь, но загораживают вид снаружи. Поэтому я жду добрую минуту или около того, чтобы оказаться в безопасности, а затем выскальзываю наружу и направляюсь по посыпанной гравием дорожке, пока парковка не оказывается в поле моего зрения.
— Ну, чёрт возьми, Вандербильт, я впечатлён, — присвистывает Зейд, засовывая татуированные пальцы в карманы своих облегающих черных джинсов. Приподняв брови, он обходит чёрный винтажный автомобиль, бросая взгляд на Тристана Вандербильта, который прислоняется к капоту.
— Полагаю, тебе понадобилась новая машина после того, как ты намотал последнюю вокруг дерева, — протягивает Крид, уже развалившись в машине и раскинув руки на спинках сидений. — Во сколько она встала твоему папаше?
— Тебя действительно это волнует? — спрашивает Тристан, когда Зейд закуривает сигарету, останавливаясь у передней части маленького спортивного автомобиля. — Это «Феррари Спайдер» 1961 года выпуска. Цена не имеет значения. Кроме того, у моего отца достаточно машин. Он может выделить мне одну на недельку.
— А если он узнает, что ты её взял? — спрашивает Крид, но взгляд, которым Тристан одаривает его, без сомнения, доказывает мне, что они трое могут быть сносно дружелюбны друг к другу, но они не совсем друзья. — Я имею в виду, он явно не в восторге, учитывая твои оценки. — Крид улыбается, но это мерзкое выражение, когда он поворачивается к Тристану. — Второе место означает, что ты проиграл тому, кто на первом, верно? И какой-то цыпочке, которая ходила в государственную школу? Как унизительно.
— Почему бы тебе не позволить мне самому волноваться о моём отце? — говорит Тристан, его голос подобен тёмному яду. От этого у меня по коже бегут мурашки, а мозг отправляется в такие места, куда бы я не хотела возвращаться. Руки Тристана обхватили бёдра той девушки, Киары, его член вонзился между её ног. Тряхнув головой, я сбрасываю изображение, прижимая ладонь к каменной стене в нише. — У тебя есть более важные вещи, о которых стоит подумать: например, о том, как я собираюсь заполучить Харпер на втором курсе. В конце концов, она практически умоляла меня об обручальном кольце.
— Ну, думаю, твоей семье пригодятся её деньги, да? — Крид отвечает, его светлые волосы развеваются на ветру. Его улыбка порочна. — Но мы посмотрим, как пройдёт? Сук по осени считают.
— Умно, — присвистывает Зейд, а затем со смехом откидывает голову назад.
Дверь в амфитеатр позади меня открывается, и один из уборщиков — кажется, его зовут Марк — выходит с метлой. Все трое парней переводят взгляды в его сторону, останавливаясь на мне.
Чёрт.
Что ж, теперь, когда меня заметили, я не могу просто стоять здесь, и повернуться, чтобы войти внутрь, всё равно что сбежать, так что… Я заставляю себя двинуться вниз по тропинке, в последнюю секунду сворачивая, чтобы встать между Тристаном и Зейдом.
Они просто пялятся на меня пока Зейд курит, Крид бездельничает, а глаза Тристана сужаются.
— Хорошая машина, — говорю я, резко выдыхая и засовывая руки в карманы. Хоть убей, не могу понять, зачем я сюда пришла. Я, должно быть, сошла с ума. Как будто внутри меня есть какая-то ниточка, которая тянет меня к этим сумасшедшим придуркам.
— Почему бы тебе не залезть внутрь? — спрашивает Тристан, умудряясь скрыть свою обычную ненависть и презрение в голосе. Он возвышается надо мной, одетый в чёрное шерстяное пальто, чёрную рубашку на пуговицах и брюки. Он выглядит на тридцать, а не на пятнадцать. Но в хорошем смысле — зрелый, загадочный. Его волосы цвета воронова крыла развеваются на ветру, и он зачёсывает их назад. — Это самая красивая машина, в которой ты когда-либо посидишь. Можешь воспользоваться этим преимуществом.
— Ты придурок, — выплёвываю я, чувствуя, как во мне поднимается горячая волна гнева. — С чего ты взял, что я когда-нибудь вообще сяду в твою машину?
— Потому что тебе интересно, чем мы заняты, — говорит Зейд хриплым голосом, в его зелёных глазах мерцает озорство. На нём кожаная куртка, но она намного моднее моей, с дюжиной случайных молний, нашивок и булавок. Он докуривает сигарету, отбрасывает её в сторону и раздавливает ботинком, прежде чем забраться на багажник и засунуть ботинки между двумя передними сиденьями. — Вот почему ты пошла за мной, верно?
— Я…
— Ты можешь присесть ко мне на колени, — говорит Крид совершенно невозмутимо. Он пристально смотрит на меня, изучая выражение моего лица, пока я перевожу взгляд с одного на другого и взвешиваю свой выбор. Я могу развернуться и вернуться внутрь, что, вероятно, является разумным решением. Или я могу рискнуть пойти с тремя парнями, которые меня ненавидят, просто чтобы удовлетворить своё любопытство. Я задумчиво провожу языком по нижней губе.
— Залезай, — повторяет Тристан, подходя ко мне вплотную. От него пахнет корицей и мятой, и я чувствую, как маленькие бабочки в моём животе взлетают. Они Идиоты, эти насекомые эмоций, реагирующие на красоту лица Тристана вместо гнева в его душе.
Через мгновение я сдаюсь и направляюсь к двери со стороны пассажира, открываю её и настороженно смотрю на колени Крида. «Это странно, Марни», — думаю я, но я отбрасываю это чувство в сторону и сажусь, прежде чем успею хорошенько подумать об этом.
Рука Крида обвивается вокруг моей талии, и знакомый узел в моей груди затягивается. Моё сердце колотится, пульс учащается, когда он закрывает дверь, и я сажусь к нему на колени, лицом к Тристану, когда он забирается на водительское сиденье. Когда я слегка ёрзаю у него на коленях, пальцы Крида впиваются в мой бок.
— Не ёрзай так, у меня встанет, — протягивает он, как будто его слова не имеют большого значения. Что касается меня, то я разинула рот и задаюсь вопросом, жила ли я слишком уединённой жизнью, или эти парни просто чёртовы гедонисты.
— Серьёзно? Я думала, что я просто бесполезная благотворительная организация? — Крид пожимает плечами и наклоняется ближе, прижимаясь губами к чувствительному месту между моей шеей и плечом. Его дыхание тёплое, но я вздрагиваю, когда оно касается моей кожи.
— Даже у шлюх есть своё предназначение. — Я поднимаю руку, чтобы дать ему пощёчину, но он хватает меня за запястье, сжимая достаточно сильно, чтобы я вскрикнула. Как только он отпускает меня, я заканчиваю то, что начала, и ударяю ладонью по его щеке. Тристан смеётся, этот низкий, жестокий звук, когда он заводит сладко урчащий двигатель и трогается с места с такой скоростью, что я боюсь, как бы Зейд не свалился с заднего сиденья на гравий.
Он просто кричит от возбуждения и поднимает руки в воздух, как будто катается на американских горках.
Тристан делает несколько дрифтов на гравии, отчего у меня сводит живот, и рука Крида ещё сильнее сжимается вокруг меня, когда нас швыряет внутри маленькой спортивной машины.
— Я не шлюха, — наконец выдавливаю я, когда мы останавливаемся и сворачиваем на одну из грунтовых дорог, ведущих вглубь кампуса. Большинство занятий на третьем и четвёртом курсах проводятся во вспомогательных помещениях, разбросанных по обширной территории академии, но у меня, первокурсницы, вряд ли есть какие-либо причины приходить сюда, так что для меня всё это в новинку.
— Это верно: ты же девственница, — поправляет Крид, но от этого его голос не становится менее презрительным. — Моя ошибка.
— Как… — я вздрагиваю, а потом понимаю, что мне следовало отрицать это обвинение. Мой рот сжимается в тонкую линию, когда Тристан ухмыляется с водительского сиденья.
— Какое грёбаное клише. Ты действительно жалкая.
— Жалкая? Потому что я не трахаюсь со всем, что движется? Если хочешь знать моё мнение, то это ты жалок. Тебя когда-нибудь волновала хоть одна девушка, с которой ты переспал? — руки Тристана сжимаются на руле, но он не реагирует, ведя себя так, будто я снова невидимка. Я не могу решить, что хуже — быть осмеянной или быть проигнорированной.
— Некоторые парни обожают рвать целки, — рассеянно замечает Зейд, как будто мы обсуждаем погоду. — Это никогда не было моим коньком. Извини, но это так непривлекательно. Мне нравятся девушки, которые знают, что делают.
— Тогда, очевидно, я не в твоём вкусе, — огрызаюсь я в ответ, и он воет от смеха. Свинья. Отворачиваясь, я пытаюсь сосредоточиться на меняющейся листве деревьев, великолепных жёлтых, оранжевых и красных тонах, которыми усеян пейзаж, разбитый зелёными лужайками и небольшими кирпичными зданиями с вывесками из золотых букв.
— Думаю, так, — бормочет Зейд, наклоняясь вперёд и упираясь локтями в колени.
Мы с грохотом несёмся по дороге мимо классных комнат, резко сворачивая налево как раз перед тем, как попасть на спортивные площадки, корты и стадионы. Есть по одному для каждого вида спорта: бейсбол, лакросс, гольф, лёгкая атлетика, теннис, футбол, мини-футбол, кросс по пересечённой местности, хоккей, баскетбол, сквош, борьба, плавание и стрельба из лука. Было бы впечатляюще, если бы меня хоть немного заботил спорт.
Через некоторое время Тристан включает стереосистему в машине, и оттуда доносится мурлыкающий полузнакомый голос.
Это группа Зейда.
— Выключи это дерьмо, — рявкает Крид, и Зейд хмурится у него за спиной.
— Серьёзно? Пошёл ты, чувак.
— Это лучше, чем дерьмовая музыка твоего отца, но всё равно отстой, — добавляет Тристан, и лицо Зейда темнеет на несколько оттенков. Он проводит татуированной рукой по лицу, когда Тристан переключается на другую песню, какой-то хип-хоп трек, который я не узнаю.
В итоге мы заезжаем на небольшую парковку позади главного коттеджа на озере Лукас, и я хмурю брови, когда Тристан паркуется рядом с задним входом.
— Почему мы приехали к чёрному входу, если просто ехали сюда? — я спрашиваю, и на меня смотрят как на идиотку.
— Потому что мы здесь сделаем ужасные, ужасные вещи с тобой, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь знал, где мы находимся. — Тристан смотрит на меня своими тёмными глазами, его полные губы сжаты в тонкую линию, и, несмотря на то, что моё сердце подпрыгивает в груди, возникает прилив дискомфорта. у меня мелькает мысль, что, возможно, это его попытка пошутить. Как молодая девушка, я не нахожу это таким уж забавным.
— Не шути так, — огрызаюсь я, моя кожа покрывается гусиной кожей, когда я начинаю задаваться вопросом, хорошая это была идея. Зейд снова смеётся надо мной, выпрыгивая из машины, а затем протягивает руку, чтобы вырвать меня из рук Крида. Он перекидывает меня через плечо и шлёпает по заднице.
— Остынь, Работяжка. Мы здесь просто для того, чтобы потусить и поиграть, вот и всё. — Он несёт меня к ступенькам и ставит на землю, пока я пытаюсь ударить его кулаком по лицу.
— Ты серьёзно только что лапал мою задницу? — моё лицо пылает, и я не знаю, то ли ударить его, то ли обругать словесно, то ли ещё что. Прежде чем у меня появляется шанс сделать что-либо из этого, шум машин, доносящийся от южного входа в академию, разрывает неподвижный воздух, и я поднимаю брови, когда добрых две дюжины машин с грохотом въезжают на парковку, заполняя всё свободное место, а затем и ещё несколько. Это как Тетрис, но с машинами за миллион долларов. Самая дешёвая вещь здесь — «Кадиллак Эскалэйд» спортивной комплектации.
Дверь оранжевого «Макларена» открывается, и оттуда выходит Зак.
Мой рот приоткрывается при виде него, его тёмные глаза изучают меня и прищуриваются. Он переводит взгляд с Зейда на Крида, потом на Тристана, а затем снова на меня. Похоже, он не очень рад видеть меня здесь или с ними.
— Марни, — говорит он, его голос подобен прохладной тени, когда он подходит ближе, его огромная фигура загораживает остальную толпу. Я испытываю облегчение, когда вижу других девушек, и понимаю, как мне чертовски повезло, что эти парни не насильники. После того, как я столько времени прожила в Лоуэр Бэнкс, мне следовало бы знать, что лучше не рисковать подобным образом. — Что ты здесь делаешь?
— Я могла бы спросить тебя о том же, — начинаю я, оглядывая его с ног до головы в куртке Леттермана (прим. Куртка Letterman – спортивная куртка, выдаваемая участникам спортивных команд), джинсах и чёрной футболке. Хлопчатобумажная ткань облегает его широкую грудь, подчёркивая, насколько подтянутым он стал за лето. Парень, на которого я сейчас смотрю, больше похож на мужчину, чем тот, которого я в последний раз видела в ЛБМС. — Я отправила тебе ответное сообщение, чтобы подтвердить планы на День благодарения. — Он засовывает руки в карманы, и я снова встречаюсь с ним взглядом, рассеянно осознавая, что Тристан, Крид и Зейд уставились на меня.
— У меня не было возможности посмотреть на свой телефон. — Я уклоняюсь, когда Тристан снимает куртку и бросает её на заднее сиденье своей машины, прежде чем подняться по ступенькам к коттеджу. Он отпирает двери парой ключей из кармана, и толпа начинает таскать спортивные сумки и чемоданы.
Эм, что?
— Твои волосы… — начинает он, но не заканчивает фразу, и мне остаётся гадать, нравится ему или нет. По сути, не имеет значения, что он думает, но было бы неплохо, если бы он это закончил мысль, верно? Зак возвращается к своей машине, достаёт спортивную сумку и несёт её к ступенькам, ненадолго останавливаясь рядом со мной. Наши взгляды встречаются, и в воздухе между нами проносится электрический разряд.
Мне трудно вспомнить, как дышать.
— Выглядит мило, — наконец добавляет Зак, а затем проходит мимо меня, и я остаюсь стоять, разинув рот.
— Держу пари, Лиззи появится сегодня вечером, — говорит Зейд Криду, пока Зак поднимает свою сумку по ступенькам, оглядываясь на меня в последний раз, прежде чем исчезнуть внутри.
— На что спорим? — спрашивает Крид, небрежно прислоняясь к внешней стене домика и скрестив руки на груди. — Если поставишь те ковбойские сапоги, которые твой отец купил тебе на аукционе, тогда я в деле.
Зейд на мгновение разевает рот, а затем захлопывает его, позволяя уголкам губ изогнуться в лёгкой усмешке.
— Ты хочешь быть ковбоем, детка? — растягивает он слова, смеясь и на мгновение теребя кольцо в губе.
— Я хочу трахнуть наездницу, — исправляет его Крид, когда я смотрю на них обоих, нахмурив брови.
— Договорились, но, если я выиграю, ты отстаёшь от Бекки Платтер до конца года. Она моя. — Крид пожимает плечами, а затем протягивает руку. Оба парня жмут руку, а потом я слышу, как Зейд бормочет себе под нос идиот.
— Не мог бы кто-нибудь, пожалуйста, объяснить мне, что происходит? — спрашиваю я, когда Зейд кладёт руку мне на плечо и разворачивает, чтобы мы зашли внутрь. Даже при том, что я не особенно в восторге от того, что он прикасается ко мне, кажется, он делает это со всеми, так что я не обращаю на это внимания. — Нам вообще разрешено сюда входить?
— Разрешено? Какое интересное слово… — Зейд тянет меня в прохладную темноту здания, и я вижу, что кто-то уже развёл огонь. Честно говоря, здесь довольно прохладно, и обогревателю потребуется некоторое время, чтобы добраться до всех комнат. Это огромное место. — Я бы не стал так сильно беспокоиться об этом, Черити.
— Меня, блять, зовут Марни, — выдавливаю я, но знаю, что это бесполезно. Это не значит, что я должна мириться с тем, что меня так называют, хотя это предпочтительнее, чем Работяжка. — Кто все эти люди?
— Друзья. — Зейд подмигивает темноволосой девушке, которая пристально смотрит на меня со стороны раздвижных дверей. Её глаза следят за нашими движениями, пока Зейд ведёт меня на кухню, и, наконец, опускает руку, доставая пару бутылок алкоголя из одного из бумажных пакетов на стойке. — Из других школ. — Он откручивает крышку с бутылки рома, подносит её к губам, а затем протягивает мне. Я приподнимаю бровь и вежливо отказываюсь. — Поступай как знаешь, — ворчит он, пожимая плечами, а затем ухмыляется, когда появляется пара парней в куртках Леттермана и начинает раздавать пятюни и некоторые из тех неловких мужских объятий, когда они хлопают друг друга по спине.
— Марни. — Это снова Зак. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто со мной разговаривает. Его голос звучит слишком отчётливо, пробиваясь сквозь бормотание других студентов. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он сбрасывает куртку, демонстрируя толстые, твёрдые мышцы на руках и ширину плеч. Его карие глаза приковывают мой взгляд, и моё сердце трепещет в груди. — Ты останешься здесь с ночёвкой?
— Мы не будем здесь спать, — издевается Тристан, выходя из заднего коридора, его серебристые глаза сосредоточены на лице Зака. Он закатал рукава до локтя, и пока я наблюдаю, он расстёгивает рубашку, обнажая кусочек кожи над поясом. Я мельком замечаю там татуировку, но потом он закрывает её, и я задаюсь вопросом, не показалось ли мне это. — Мы вернёмся в главный кампус. — Улыбка, которой он одаривает Зака, напоминает мне паука-чёрную вдову, расчётливую и своекорыстную. В этом выражении нет места эмоциям. — А что? Ты надеялся уговорить Черити остаться в твоей комнате?
Зак ничего не говорит, но его взгляд перемещается с Тристана на меня, как будто он думает, что между нами что-то происходит. Ничто не могло быть ещё дальше от истины. Честно говоря, от одной этой мысли у меня сводит живот. Тристан, ну, за неимением лучшего слова, он злой.
— Я в замешательстве, — начинаю я, когда Тристан оглядывает меня и ухмыляется. — Какая ночёвка? Разве это не просто вечеринка?
— Ты привёл её сюда, а она даже не знает, что происходит? — огрызается Зак, его голос злой и хриплый от эмоций. — Какого чёрта, Вандербильт?
— Мы как раз подходим к этому, Брукс, — огрызается Тристан, его голос, как удар хлыста, разносится по комнате подобно молнии. Этот парень, наверное, мог бы командовать армиями. Учитывая его склонность к жестокости, это меня пугает. Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы спереди. Здесь явно происходит многое, чего я не понимаю, и у меня такое чувство, что я не пойму этого, пока один из этих загадочных придурков не сядет и не объяснит мне всё.
Насколько я понимаю, это вряд ли произойдёт.
— Держу пари, к концу недели она тебя возненавидит, — мурлычет Тристан, улыбаясь, как кот, который слизал — а может, и трахнул — сливки. — Как только она узнает, что ты сделал, та девушка, которую ты убил…
— Господи Иисусе, чувак, — рычит Зак, и я поднимаю брови. Даже в те годы, когда он придирался ко мне, он никогда не злился, просто был холоден и серьёзен. Видеть, как он злится, довольно страшно. И… подождите, что только что сказал Тристан?
— Ты убил кого-то? — я задыхаюсь, а Зак качает головой, проводя пальцами по своим шоколадным волосам. Он выглядит так, словно собирается убить Тристана, это точно.
— Всё не так, — продолжает Зак, пока Тристан наливает себе ром с колой, а затем выходит на улицу, оставляя за собой больше вопросов, чем ответов. Мгновение я смотрю на Зака, ожидая дальнейших объяснений, но вместо этого он просто поворачивается и уходит, хлопнув дверью в одну из спален.
Вау.
Я действительно не в курсе всех событий?
Зейд занят тем, что расставляет бочонки в углу, а Крида нигде не видно. Так что, хотя я определённо не дружу ни с одним из этих парней, я ищу Тристана на террасе, его серые глаза того же цвета, что и небо над озером.
— Я задолжал тебе объяснение, — говорит он, его голос гладок, как шёлк. Один только звук этого заставляет меня дрожать. Я очень стараюсь не обращать внимания на бугры мышц на его предплечьях, просто взглянув на то, сколько силы, должно быть, в его подтянутом теле. К тому же у него симпатичная задница для психопата. Я имею в виду, он, должно быть, один из них, верно, учитывая то, как он себя ведёт?
— Это так, — начинаю я, слегка смягчаясь. Насколько я глупа? Я слишком легко прощаю, я это знаю. Папа однажды сказал мне, когда он был сильно пьян, я слишком легко простила свою маму за то, что она ушла от нас. Она нашла свой путь к более лёгкой жизни, но я всегда старалась не забывать, что она пыталась забрать меня с собой. Пыталась. А потом… бросила меня на остановке в возрасте трёх лет, потому что её новый парень не любил детей. Мои глаза закрываются от боли, а когда я их открываю, Тристан смотрит на меня сверху вниз со своим каменным выражением лица.
— Я пообещал, что, если ты продержишься первую неделю, я расскажу тебе про ту девушку, которую я трахнул. — У меня отвисает челюсть, но я серьёзно теряю дар речи. Каждый раз, когда я думаю, что эти ребята достигли своего дна, они опускаются ещё ниже в моём списке респектабельности. Они были так ужасны по отношению ко мне, что даже если бы они начали пускать радуги, носить нимбы и дарить всем мир, я не думаю, что мы когда-нибудь смогли бы по-настоящему подружиться.
— Хочешь верь, хочешь нет, но мне всё равно, что ты делал с той девушкой или с любой другой. — Я скрещиваю руки на груди и делаю шаг в сторону от его холодного мятного запаха. Ветер треплет его волосы вокруг жестокого лица, но от моих волос осталось не так уж много, чтобы ветер мог играть с ними. С грустью я подношу пальцы к затылку. Больше никаких ниспадающих волн брюнетки.
— Ты сама спросила, — продолжает Тристан, поворачиваясь ко мне лицом, как будто он почуял, что ему бросили вызов и теперь он не может от него отказаться. Его глаза мерцают, как кремень, твёрдые, но готовые вспыхнуть и разжечь пламя. — Я предположил, что тебе было любопытно, потому что ты хотела знать, что смогу с тобой сделать.
— Чувак, ты снова хвастаешься своими завоеваниями? — спрашивает Зейд, вытаскивая бочонок на террасу и вставая, чтобы вытереть рубашкой пот с лица. Через мгновение он просто пожимает плечами и полностью снимает её, демонстрируя все свои красочные татуировки. Когда он оборачивается, я смотрю снова, и на этот раз я уверена, что вижу это: на его правом бедре татуировка в виде бесконечности.
Так что... у Зейда определённо есть тату. Почти уверена, что видела такую же у Крида. И у Тристан тоже.
Какого чёрта?
— Почему бы тебе просто не предоставить ей список девушек, с которыми ты не трахаешься? Это было бы проще. — Тристан ухмыляется, но то, как он смотрит на Зейда, неприятно. Там наверняка есть какое-то соперничество. Зейд мгновение переводит взгляд с меня на него, а затем качает головой. — Крид что-то замышляет, и у меня такое чувство, что ничего хорошего в этом не будет. — Он замолкает, когда Эндрю выходит на террасу.
Я сразу же чувствую это — напряженность между Эндрю и Тристаном. Кулаки последнего крепко сжимаются, костяшки пальцев белеют. Другой рукой он потягивает свой напиток.
— Марни? — спрашивает Эндрю, его голубые глаза расширяются от удивления. — Что ты здесь делаешь?
— Мы пригласили её, — отвечает Тристан с каменным спокойствием. Он смотрит на меня сверху вниз, и выражение его лица становится каким-то диким, но в то же время пылким. Когда он наклоняется ближе и его губы касаются моей щеки, в моей груди разливается тепло. — Постарайся пережить вечеринку, и мы посмотрим, из чего ты на самом деле сделана. — Он уходит в дом, оставляя меня одну на растерзание волкам.
Клянусь, все пялятся на меня.
— Ты продолжаешь говорить, что не пьёшь, но, может быть, сегодня вечером тебе стоит попробовать. — Зейд протягивает красную чашку Соло (прим. — красные одноразовые стаканчики, используемые для вечеринок), его зелёные глаза сосредоточены на мне.
— Тебе это может понадобиться. Не волнуйся: Крид никогда не проворачивает один и тот же трюк дважды. Сегодня никаких алкотестеров.
Он бросает чашку мне в руку, а затем отворачивается, чтобы сосредоточиться на своих друзьях.
Я выливаю жидкость в кусты рядом с террасой и готовлюсь к долгой-предолгой ночи.
Глава 10
К счастью, не все на вечеринке маньяки-психопаты, и в итоге я сижу за столом с кучей пьяных футболистов, надирая им задницы в различных настольных играх. Я так сильно смеюсь, что у меня болит живот, и впервые с тех пор, как я попала в эту академию, я почти снова чувствую себя нормальной.
Хотя внутри я знаю, что это ненадолго.
И в этом я права. Около одиннадцати часов начинается всё дерьмо, и Крид проносится через сторожку на террасу. Он выключает стереосистему, и вся толпа замолкает.
— Деррик Барр, — слышу я его голос, когда поднимаюсь на ноги и проталкиваюсь сквозь толпу, пока не оказываюсь на террасе, где Крид противостоит этому огромному парню в красной футболке. Я обхожу образовавшийся круг, пока не вижу его лицо. Он не улыбается.
— Чёрт, началось, — бормочет Зейд, явно пьяный. Однако его глаза по-прежнему остры. Он делает ещё глоток из своего пластикового стаканчика, а затем поднимает его в приветствии.
— Скатертью дорожка, Деррик, было приятно с тобой познакомиться.
— Что происходит? — спрашиваю я, но Зейд только пожимает плечами, стоя так близко ко мне, что я чувствую жар его тела. Сквозь лёгкий запах алкоголя и табака я улавливаю аромат герани и шалфея, этот сладко-пикантный аромат, от которого у меня покалывает в носу. — Крид собирается кого-то уничтожить, — произносит он, а затем делает паузу, как будто только что о чём-то подумал. Зейд полностью поворачивается, чтобы посмотреть на меня, приподнимая одну тёмную бровь. Его волосы могут быть цвета морской волны, но брови всё ещё черные.
— Когда Крид решает, что пришло время покончить с кем-то, он делает это одним, чистым ударом. Тристан же любит играть со своей едой. Я никогда раньше не видел, чтобы они терпели неудачу… кроме как с тобой. — Зейд склоняет голову набок. — Срань господня. Кроме тебя, да, Работяжка?
Я поджимаю губы при этом прозвище, но возвращаю своё внимание к сцене на террсае.
Крид босиком, но всё ещё одет в рубашку и брюки, которые составляют форму академии. Его белокурые волосы взъерошивает ветер, но в остальном он неподвижен.
— Ты переписывался с моей сестрой? — спрашивает он, и я вижу, как Эндрю и Тристан оживляются на противоположной стороне круга. Эндрю дружит с Мирандой и со мной, так что в этом есть смысл. Но Тристан? Я всё ещё не могу понять его намерений по отношению к ней. Он явно страстно недолюбливает её брата.
— И что с того? Она большая девочка, — говорит Деррик, опрокидывая свою чашку и сминая пластик. Он швыряет его с края террасы в темноту, что выводит меня из себя — я терпеть не могу мусорить, — но я приросла к месту, переводя взгляд с одного парня на другого.
— Она давала тебе разрешение поделиться своими фотографиями с твоими дружками? — Крид продолжает, его голубые глаза сужаются до щёлочек. Чёрт. Я думала, он ненавидит меня, но лёд в его голосе такой же тёплый, как в глубоком космосе. Деррик проводит пальцами по своим тронутым инеем волосам, его лицо напряжено, как будто он знает, что сильно облажался, но не уверен, как это исправить. — Ну, я задал тебе вопрос, грёбаный неандерталец. Да или нет?
— Какое тебе дело до того, что я сделаю с твоей сестрой? — Деррик начинает отходить, когда Крид протягивает руку и хватает его за плечо.
— Ты не уйдёшь, пока я с тобой не закончу, — говорит он, и больше не растягивает слова в своей ленивой, царственной манере. Вместо этого он говорит так, словно вот-вот потеряет самообладание. — Я предельно ясно дал понять: моя сестра — недоступна.
— Ага, ну, твоя сестра шлюха, — произносит Деррик с грубым смехом, стряхивая руку Крида. Он направляется к раздвижным дверям, и на краткий миг мне кажется, что Крид действительно собирается позволить ему уйти. Глупая я.
— Твой брат, Дэррин Барр, как у него дела в последнее время? — спрашивает Крид, и лёд в его голосе серьёзно вызывает у меня мурашки по коже. Это ужасный, ужасный звук. Деррик останавливается, но не оборачивается. — Потому что, судя по тому, что я видел, он наслаждался своими новыми членами команды больше, чем обычно.
Крид достаёт свой телефон из кармана и отправляет массовое сообщение, которое приходит на все телефоны на этой вечеринке, включая мой. Интересно, откуда у него мой номер, но, с другой стороны, я полагаю, что он мог легко украсть его с телефона Миранды.
«О, Миранда», — думаю я, чувствуя, как у меня сжимается желудок. Не нужно быть гением, чтобы понять, какими фотографиями могли поделиться окружающие. Почему она мне ничего не сказала? Укол боли прокрадывается в мою грудь, но я изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания. Мы дружим всего три месяца. Вполне логично, что есть вещи, которыми она со мной не поделилась. В конце концов, я не рассказал ей о своей матери и остановке. Или о том, что она живёт всего в тридцати минутах езды от меня, но за последние двенадцать лет я видела её всего несколько раз.
У всех нас есть секреты, которыми мы не можем или не хотим делиться. Такова человеческая природа.
Я не смотрю на свой телефон, но вижу, что Зейд держит свой. Там есть фотография, на которой какой-то парень в футбольной майке сосёт член другого парня. Мои брови удивлённо поднимаются, когда Деррик рычит и разворачивается к Криду.
— Где, чёрт возьми, ты это взял? — требует Деррик, вставая прямо перед Кридом. Крид на несколько дюймов ниже и не такой широкий, как Деррик, но, честно говоря, Деррик сложен как пикап, и у него немного выпирает живот. Если бы дело дошло до драки, это был бы довольно равный поединок.
— Знаешь, тебе не обязательно это смотреть, — говорит Зак, заставляя меня подпрыгнуть, когда его голос звучит рядом со мной. Я оглядываюсь, но его тёмный взгляд сосредоточен исключительно на Криде и Деррике. — Если ты хочешь, чтобы я отвёз тебя обратно в кампус, я могу это сделать.
— Нет, я… Всё в порядке. — Я скрещиваю руки на груди, чтобы защититься от вечерней прохлады, и обнаруживаю, что мне не хватает дыхания, тревожная энергия овладевает толпой, которая быстро становится заразительной.
— У меня есть ещё много похожего, если хочешь взглянуть, — говорит Крид, снова поднимая свой телефон. Деррик выхватывает его у него из рук, швыряет на пол и раздавливает экран кроссовкой, прежде чем снова вернуться к Криду.
— Ты пожалеешь об этом дерьме, — рычит он, но Крид, похоже, нисколько не обеспокоен.
— Мм, я так не думаю. — Он засовывает пальцы в карманы своих красных брюк и вздёргивает подбородок. — Почему-то я почти уверен, что это ты будешь сожалеть об этом моменте долгие годы. — Его лицо застывает, рот превращается в тонкую полоску льда, а затем он улыбается. Я должна сказать, что между Тристаном и Кридом… ну, если бы я увидела любого из них в тёмном переулке, я бы убежала изо всех сил. — Ты исключён из клуба Бесконечность.
— Ты не можешь принимать такое решение! — рычит Деррик, но Крид только качает головой.
— Могу, и я уже это сделал, так что садись в свою машину и проваливай к чёрту. — Деррик набрасывается на Крида, но близнец Миранды намного хитрее, чем кажется. Он уклоняется от атаки, позволяя Деррику споткнуться, а затем готовится к тому, что здоровяк развернётся. Когда Деррик наносит удар, Крид оказывается рядом, чтобы поймать его. Он использует собственный вес и инерцию Деррика против него, низко пригибаясь, а затем подбрасывает противника в воздух спиной.
Деррик переворачивается через борт и с проклятием приземляется в кусты, Крид стоит над ним, освещённый фонарём на веранде.
— Майрон, возьми пистолет, — говорит Крид, и темноволосый парень в толпе кивает, прежде чем уйти. Пистолет? Какой пистолет? О боже мой, он же не собирается в него стрелять, правда? У меня перехватывает горло, а руки сжимаются в кулаки. Я ни за что на свете не собираюсь стоять здесь и смотреть, как в какого-то парня — каким бы большим засранцем он ни был — стреляют.
Но когда Майрон возвращается, в руке у него тату-машинка, под мышкой коробка с перчатками и маленькая пластиковая коробочка с бинтами и другими различными принадлежностями для оказания первой помощи.
— Удали его метку, — говорит Крид, отходя от края площадки, когда толпа колышется, и начинается шёпот. Когда он возвращается в дом, его голубые глаза останавливаются на моих и застывают там. Что-то странное проходит через меня, но я не знаю, как это описать, поэтому игнорирую его. В последнее время я часто этим занимаюсь.
— Пойдём со мной наверх, — говорит он, и мои глаза становятся круглыми. Подняться наверх?! Этот придурок серьёзно мне это предлагает? — Начнём игру.
Толпа одобрительно бормочет, но затем Деррик снова встаёт и подходит к Криду.
— Ты такой же ублюдок, как и твоя сестра-шлюха, — рычит он, слюна и кровь от падения стекают по его губам. — В следующий раз, когда я буду с ней, это будет нечто большее, чем просто несколько снимков.
Крид оборачивается очень медленно, но у него не появляется шанса вмешаться, потому что Тристан оказывается рядом, всего в нескольких дюймах от лица Деррика.
— Ты покончил с Клубом, Деррик. — Серые, как лезвие, глаза Тристана сужаются, и мне почти — почти — становится жаль Деррика. Быть объектом такого пристального взгляда — не из приятных ощущений. — ФБР уже ведёт расследование в отношении твоего отца по обвинению в отмывании денег. — Тристан улыбается, как акула, сплошные зубы и первобытный, сводящий с ума голод.
— Ты… — заикается Деррик, его глаза расширяются. — Ты это подстроил.
Одна из этих идеально изогнутых тёмных бровей приподнимается, и улыбка Тристана превращается в насмешку.
— Ты думаешь, я заставил твоего папочку перевести проценты со счетов его клиентов в трастовый фонд на Каймановых островах? Мм, боюсь, это немного выходит за рамки моих обязанностей. К несчастью для тебя, Деррик, ты скоро останешься без друзей, без денег и изгоем, а мне даже делать ничего не пришлось.
Майрон выходит вперёд, на его руках пара чёрных латексных перчаток, и он кивает в сторону стула, который был установлен в центре площадки.
— Сядь и добровольно подчинись, или увидишь, как легко тебя одолеет толпа. — Тристан просто стоит там и ждёт, наблюдая, как на челюсти Деррика напрягается мускул, а его глаза бегают взад-вперёд по толпе. Никто больше не улыбается, и по всем пробегает отчётливый ледяной холод.
На минуту мне кажется, что Деррик действительно собирается это сделать, что он собирается сбежать. Но в конце концов он садится и стаскивает через голову футболку, хмурясь и дрожа, его зубы сжаты так сильно, что, кажется, вот-вот треснут.
Майрон опускается на колени и начинает протирать область над правым бедром Деррика дезинфицирующей салфеткой. Вот тогда-то я и вижу это: татуировку бесконечности. В основании моей шеи начинается покалывание, и я дрожу, обхватывая себя руками, наблюдая за разворачивающейся сценой. Майрон очищает область, а затем устанавливает тату-машинку рядом с символом бесконечности, включает её и наполняет внезапную тишину механическим жужжанием.
Я привстаю на цыпочки, пытаясь разглядеть, какой рисунок он мог бы нанести чернилами на кожу Деррика. Это занимает всего несколько минут, а затем Майрон вытирает излишки чернил чистым бумажным полотенцем. Он встаёт и передаёт свою тату-машинку кому-то другому, прежде чем перевязать это место.
Тёмная линия проходит горизонтально по центру символа бесконечности, разрезая его пополам. Как бы просто это ни было, в этом есть что-то жестокое, вот так нарушающее первоначальный дизайн.
— Вставай и убирайся отсюда. — Тристан стоит как вкопанный, пока Деррик надевает майку и направляется внутрь, сопровождаемый людьми, чтобы убедиться, что он забрал свою спортивную сумку и уходит. Я обгоняю толпу, обегая дом сбоку, чтобы украдкой взглянуть на парковку.
Деррик забирается в жёлтый «Астон Мартин» и выезжает с подъездной дорожки, взвизгнув клаксоном и показав средний палец. Я стою там, в тени, пока оседает пыль, а затем подпрыгиваю, когда чувствую руку на своём плече.
Обернувшись, я обнаруживаю, что Тристан стоит слишком близко ко мне.
— Что… это было? — мне не удаётся понять, почему я испытываю в равной степени ужас и возбуждение, оставаясь с ним наедине в темноте. Он просто смотрит на меня, молчаливый, холодный и непроницаемый. Это вызывает у меня желание взломать его фасад и посмотреть, что скрывается под ним, если вообще хоть что-то скрывается.
— Поднимись наверх и сыграй с нами в маленькую игру, и, может быть тогда, мы тебе расскажем. — Он проводит ладонью по моему плечу и вниз по обнажённой руке. Я давным-давно сняла свою кожаную куртку, но сейчас жалею, что не надела её. Его кожа слишком горячая там, где он прикасается ко мне, посылая по мне неистовый трепет, который не имеет ничего общего со страхом. «Я предположил, что тебе было любопытно, потому что ты хотела знать, что смогу с тобой сделать». Его слова громом отдаются в моём черепе, но я отталкиваю их.
Моя мать потеряла девственность в четырнадцать лет, и как раз перед тем, как я покинула дом, чтобы приехать сюда, она впервые за много лет навестила меня. «Ты долго не продержишься в этой академии. Ты слишком похожа на меня, Марни. Ты будешь обнюхивать этих подлых богатых парней, как собака во время течки». Я на целый год превзошла её отметку и планирую продержаться ещё несколько лет.
В любом случае… не то чтобы я была заинтересована в том, чтобы потерять свою девственность с Тристаном Вандербильтом. Он красив, я не могу этого отрицать, но внутри он слишком холоден, слишком жесток. Даже несмотря на то, что его руки ужасно горячие.
— Что за игра? — спрашиваю я, и он ухмыляется, оглядывая меня с искоркой тепла в глазах, что явно удивляет.
— Покер.
То, как он ухмыляется, говоря это, окончательно говорит мне о том, что я становлюсь свидетелем очень большой ошибки.
Покер, да? То, как он это говорит, заставляет меня решить, что он чертовски хороший игрок. Держу пари, что они все такие.
Дело в том, что я выросла в Лоуэр Бэнксе, самом бедном районе Круз-Бей. Никто не сможет превзойти меня в раунде Техасского Холдема (прим. — разновидность покера).
Сдерживая улыбку, я следую за ним обратно внутрь и вверх по лестнице.
На верхнем этаже есть вторая зона отдыха с собственным баром и рядом круглых столов. Крид и Зейд садятся за один из них, рядом с каждым стоит пустой стул, в то время как другие завсегдатаи вечеринки занимают остальные. Зак уже там, сидит за другим столиком, но его тёмные глаза следят за мной, когда я пересекаю зал.
Карты и фишки уже разложены, но у меня такое чувство, что здесь мы будем играть не только на деньги. Идолам наплевать на деньги. Ну, я имею в виду, что на самом деле им очень не всё равно, просто у них их так много, что игра на деньги, вероятно, их не сильно волнует.
И это… немного пугает.
— Присаживайся, Работяжка, — говорит Зейд с ухмылкой, протягивая руку, чтобы пригладить покрытые гелем пряди своих волос. Я сажусь рядом с ним, наблюдая, как он опрокидывает ещё одну полную кружку пива. После того, сколько он выпил сегодня вечером, я удивлена, что он всё ещё на ногах. С другой стороны, практика приводит к идеалу, и я предполагаю, что он выработал свою терпимость на многих-многих вечеринках.
Крид раздаёт карты, а затем равномерно распределяет фишки между нами.
— Техасский холдем? — спрашиваю я, и он бросает взгляд в мою сторону, едва признавая меня лёгким наклоном подбородка. Он всё ещё цепляется за этот гнев извне, его ярость по отношению к Деррику удовлетворена лишь частично. Тристан садится напротив меня и, положив руки на стол, наклоняется ближе.
— Мы начнём с разминки, — начинает Тристан, и мне приходится сдерживать улыбку. Они думают, что обыграют меня. Я счастлива доказать, что они ошибаются. Зейд закуривает сигарету, а Крид морщит нос, но я к этому привыкла. Все в деревне передвижных домов Круз-Бей курят, включая моего собственного отца. — Бай-ин (прим. — вступительный взнос) составляет десять тысяч; я покрою расходы за Черити. У тебя ведь нет с этим никаких проблем, верно, Работяжка, забирающая чужие деньги? — он смотрит на меня без всяких эмоций в глазах, и я пожимаю плечами.
— Я не могу позволить себе бай-ин в десять тысяч долларов, так что, если ты хочешь, чтобы я сыграла с тобой, то да, я согласна. — Я пристально смотрю на него, но он только ухмыляется мне. Он, вероятно, думает, что всё равно отвоюет всё это обратно. Внутри у меня колотится сердце, и мне трудно не думать о том, как сильно десять тысяч долларов могли бы помочь моему отцу. Он мог бы починить заплесневелые стены в нашей ванной, купить грузовик, который действительно будет всегда заводится, может быть, даже взять отпуск…
— Раздавай. — Тристан откидывается на спинку стула и переводит взгляд с меня на троих. — Вы готовы?
— Я родился готовым, — говорит Зейд, ослепительно улыбаясь, и затем начинается раунд. Я сижу слева от Крида, поэтому начинаю с малого блай-нда (прим. — половина от минимальной ставки, которую делает игрок слева от раздающего), пытаясь видеть в фишках просто фишки, а не настоящие доллары. Если я это сделаю, то отвлекусь.
Все знают, что они делают, поэтому раунды проходят быстро. Зейд настолько общительный и экспрессивный, что я улавливаю его поведение в течение нескольких минут. Если он уверен в своих картах, он протягивает руку, чтобы поиграть со своими волосами. Если это не так, он почёсывает свою татуированную грудь пальцами, покрытыми тату. Он первый сбрасывает карты.
— Чувак, к чёрту эту игру, — стонет он, закрывая лицо руками, когда я улыбаюсь. Крид, как всегда, непроницаем, но он осторожен и в конце концов тоже сдаётся.
Тристан — тот, кого нужно победить. Он каждый раз делает высокие ставки, и когда приходит время раскрывать наши карты, у меня флеш-рояль (прим. — сильнейшая комбинация), а у него стрит (прим. — «средняя» комбинация).
Он хмуро смотрит на меня, пока я собираю горку фишек, и не в силах сдержать ухмылку на своём лице.
— Нас только что поимела Работяжка? — спрашивает Зейд, моргая широко раскрытыми зелёными глазами в мою сторону. — Срань господня.
— Где, чёрт возьми, ты научилась играть? — огрызается Тристан, в то время как Крид изучает меня своим скучающим, слишком-богатым-чтобы-волноваться взглядом.
— Я выросла в районе Лоуэр Бэнкс, — объясняю я, мои руки дрожат, когда я складываю фишки. Я что, только что выиграл сорок тысяч? Невозможно. Буквально невозможно. Я совершенно не ожидаю, что ребята действительно заплатят. Почему они должны это делать? Что я могла бы сделать, пожаловаться персоналу на то, что мы использовали студенческую ложу во время перерыва для незаконной игры в покер, и я не получила свою выплату? — Ты думаешь, что хорош в покере? Я знаю ребят, которые могли бы поиметь нас всех вместе взятых.
Губы Тристана сжимаются, но это не мешает ему передать мне кнопку дилера и потребовать, чтобы мы начали новый раунд.
— Пришли нам информацию о своём счёте, и мы переведём деньги, — говорит он, гнев исчезает с его лица и голоса. Снова стал холодным, как камень.
— У меня нет счёта в банке, — отвечаю я, и все трое парней поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Зейд недоверчиво приподнимает бровь, и Тристан вздыхает.
— Ну конечно, нет, — говорит он, когда я скептически смотрю на него в ответ. Они ни за что на самом деле не переведут мне никаких денег. Ни за что на свете. — Я попрошу помощника моего отца создать его для тебя.
— Тебе не нужно притворяться, — говорю я ему, тасуя карты. — Я не ожидаю, что вы, ребята, действительно заплатите мне.
— А почему бы и нет? — Крид растягивает слова, прижимая скрюченные пальцы к щеке. — Таковы правила клуба Бесконечности: ты делаешь ставку, ты платишь.
— Вы собираетесь отдать мне сорок тысяч долларов? — я задыхаюсь от усмешки. Ну, технически половина моего выигрыша принадлежит Тристану за то, что он одолжил мне бай-ин, но это спорный вопрос, если деньги не передают из рук в руки.
— Не-а, ты честно выиграла сорок тысяч долларов, — говорит Крид, опуская руку на колени. Его голубые глаза такие пронзительные, что мне хочется отвести взгляд, но я чувствую, что что-то потеряю, если сделаю это. В итоге мы просто смотрим друг на друга. — Кроме того, моя мать подтирает себе задницу такой суммой денег. Это точно не разорит наши банки.
Он достаёт свой телефон из кармана и хмурится, прочитав текстовое сообщение.
Я слишком увлечена идеей получить столько денег, чтобы даже заметить это. Моему отцу могли бы пригодиться эти деньги, чтобы купить дом. Или, эгоистично, я подумываю о том, чтобы оставить их для колледжа. Насколько это было бы удивительно? Я всегда предполагала, что стипендии и займы помогут мне свести концы с концами, но эти деньги действительно могут изменить мою жизнь.
— Извините, — говорит Крид, вставая и бросая взгляд на Зейда.
Тристан, прищурившись, наблюдает, как Зейд следует за ним, спускаясь по лестнице. Несколько секунд спустя раздаётся звук подъезжающей к дому машины.
— Полагаю, мы сделаем перерыв? — начинаю я, но Тристан не смотрит на меня и даже не слушает. Вместо этого он уставился в окно, как будто увидел привидение, его лицо побелело, руки сжались в кулаки. Он вскакивает со стула, чуть не опрокинув его при этом, и спускается по лестнице.
— Что происходит? — спрашиваю я, когда Зак подходит, чтобы выглянуть в окно. Что бы он там ни увидел, его лицо напрягается. — Зак?
— Бывшая Тристана здесь. — Он оглядывается на меня, его рот изогнут в резкой гримасе. — Лиззи Уолтон.
— Ты её знаешь? — спрашиваю я, и Зак пожимает своими массивными плечами.
— Мы вместе ходим в Подготовительную Академию Ковентри. — Мои брови поднимаются. Я думала, что Зак перейдёт в ЛБХ.
— Ты ходишь в Ковентри? — спрашиваю я, и он снова пожимает плечами, отходя от окна и направляясь вниз по лестнице. Поскольку я здесь больше никого не знаю, в итоге я снова тащусь за ними по пятам. То, к чему я прихожу, — это напряжённая, некомфортная сцена. Ничего не говорится, но в воздухе витает ощутимое напряжение.
Тристан смотрит на Лиззи, прищурив глаза, в то время как она стоит рядом с каким-то высоким парнем со светло-каштановыми волосами и глазами в тон. У него дерзкая развязность, которая сразу же выводит меня из себя. Неудивительно, поскольку с каждым другим самоуверенным парнем здесь приходится разбираться как с ночным кошмаром.
— Лиззи, — говорит Тристан, и она улыбается. А ещё у неё мягкая, миловидная улыбка. По какой-то причине у меня возникает неприятное ощущение в животе, и я прижимаю руку к животу. Зак замечает это и поднимает брови, но я на самом деле не уверена, что меня беспокоит, поэтому опускаю руку.
— Тристан, — отвечает Лиззи, и в её янтарных глазах появляются морщинки. Она отделяется от высокого парня с каштановыми волосами, и я замечаю, что его глаза следят за ней через всю комнату. К моему огорчению, она направляется прямо ко мне. — Ты ведь не член Клуба Бесконечности, так ведь? — спрашивает она, но не так, будто это плохо, скорее, она полна надежды. Клуб Бесконечности. В любом случае, что это, чёрт возьми, такое?
— Определённо нет, — отвечаю я, и её грудь опускается, когда она выдыхает. Лиззи берёт меня под руку, её упругие чёрные кудри падают ей на лицо, когда она улыбается.
— Выпьешь со мной? — а потом она тащит меня на кухню, и напряжение спадает. Однако я чувствую, что Тристан наблюдает за нами, его серебристый взгляд скользит по комнате и буравит меня. Лиззи игнорирует его, наполняет стакан льдом и содовой, а затем предлагает его мне. Я с благодарностью беру его, чувствуя, как на моём лице расцветает лёгкая улыбка. — Лиззи Уолтон. — Она указывает на свою грудь.
— Марни Рид, — отвечаю я, делая паузу, пока один из парней приносит стопку свежей пиццы и раскладывает белые картонные коробки на прилавке. Все спешат перекусить, но я замечаю, что вокруг нас с Лиззи осталось небольшое пространство. Учитывая, что я здесь никто, я должна задаться вопросом, кто же эта девушка.
— Ты здесь с Тристаном? — спрашивает она, но не так, чтобы осуждающе, просто с любопытством.
— Не совсем, — отвечаю я, хватая кусок пиццы с сыром и перекладывая его на бумажную тарелку. Я протягиваю её Лиззи, и она берёт с лучезарной улыбкой. Как только в руках парней, жаждущих пиццы, появляется перерыв, я беру ещё один. — Я имею в виду, он привёз меня сюда с Зейдом и Кридом, но…
— Зейд Кайзер и Крид Кэбот? — спрашивает Лиззи, её глаза блестят от интереса. — Так ты ходишь Бёрберри?
— Я выиграла стипендию, — начинаю я, ожидая, когда изменится выражение её лица. Но нет. На самом деле, кажется, сейчас она ещё больше заинтересована мной. На ней футболка персикового цвета и джинсы, совершенно непритязательный наряд, но я могу сказать, что каждая вещь на этой девушке дорогая.
— Стипендиальная премия Кэбота, верно? У меня была подруга, которая тоже пробовалась туда. Должно быть, ты была хороша, раз вывела её из игры. — Лиззи делает паузу, чтобы откусить кусочек пиццы, но она всё ещё улыбается мне. Проглотив, она продолжает. — Она получила премию Ковентри за выдающиеся достижения, что почти так же хорошо, и, честно говоря, я рада, что она ходит со мной в академию.
— Подготовительная Академия Ковентри находится… в скольких, в трёх часах езды от Круз-Бей? — спрашиваю я, когда Лиззи начинает двигаться к раздвижным дверям, и я следую за ней, находя пару мест снаружи. Тристан всё ещё смотрит на нас. Я чувствую его взгляд, подобный ледяному лучу, обжигающий меня ледяным холодом, когда я плюхаюсь в деревянное кресло из Адирондака. Зейд и Крид вполголоса спорят в углу напротив входной двери, а Зак снова исчез.
Что за ночь.
«Я выиграла сорок тысяч долларов», — напоминаю я себе, но не поверю в это, пока не увижу сама. Я усвоила несколько довольно тяжёлых жизненных уроков, и не считать своих цыплят до того, как они вылупятся — это очень важный урок. И всё же я не могу избавиться от пузырька возбуждения внизу живота.
— Подготовительная Академия Ковентри — это примерно… в тринадцати часах езды к северу отсюда, — говорит Лиззи, — так что да, звучит примерно так. Явно ближе к дому, чем Бёрберри. Я думаю, именно поэтому Зак смог помочь моему отцу. — Северная Калифорния, рядом с секвойями.
— Я из Круз-Бей, так что точно знаю, что ты имеешь в виду, — говорю я с усмешкой. — Так откуда ты знаешь Тристана? — Зак сказал, что она бывшая Тристана, но я предпочла бы услышать историю из первых уст, так сказать. Лиззи замолкает, корочка от пиццы на полпути к её губам.
— Мы знаем друг друга целую вечность, — отвечает она, кладя корж на тарелку и вздыхая. — Мы начали встречаться в седьмом классе, но этим летом мой папа…
— А я то подумал, что это у меня уши горят, — говорит Тристан, останавливаясь рядом с нами, засунув руки в карманы брюк.
— Твоей подруге было любопытно, откуда мы знаем друг друга. Я просто сказала, что мы познакомились в… каком, третьем классе? — Тристан улыбается, и, хотя это чуть менее ядовитое выражение, чем обычно, оно всё равно не очень радостное. — И что мы встречались больше двух лет. — Она делает паузу, и напряжение возвращается в воздух. Лицо Тристана смягчается, и он открывает рот, как будто собирается что-то сказать. Но потом он как будто вспоминает, что я всё ещё сижу тут, и снова начинает хмуриться.
— Мы собираемся возвращаться в кампус. — Он практически рявкает это мне в лицо, как будто это приказ или что-то в этом роде. Проверяя свой телефон, я вижу, что уже чертовски близко к полуночи. Технически, во время каникул комендантского часа нет, но пары начинают расходиться по тёмным углам, и я полагаю, что с этого момента вечеринка будет становиться только более… пошлой. — Лиззи, тебе нужно где-нибудь остановиться? Ты можешь переночевать сегодня в моём общежитии.
Мои глаза так расширяются, что, клянусь, они вот-вот выкатятся у меня из орбит.
Вау. Тристан… любезничает с этой цыпочкой Лиззи? Мне действительно трудно в это поверить, но, когда он смотрит на неё, у него совершенно другое выражение лица, чем когда он смотрит на меня. Узел в моём животе затягивается туго, но я не обращаю на это внимания.
— Марни, — говорит Зак, появляясь в дверях. Тристан поднимает голову и смотрит на него прищуренными глазами. — Ты хочешь остаться здесь на ночь? У меня в комнате есть дополнительная кровать.
Напряжение нарастает до невыносимого уровня. Мы с Лиззи бросаем взгляды между двумя мужчинами, но невозможно сказать, что происходит за масками, которые они носят. Тристан, прячущийся за слоем льда. Зак, скорчившийся в море теней.
— Я займу эту кровать, — говорит Лиззи, глядя на меня сверху вниз. — То есть, если ты не против, конечно? — она снова оглядывается на Зака, быстро моргая. — Или… наверное, это самонадеянно с моей стороны. Вы двое вместе?
— Нет, — выпаливаем мы с Заком одновременно. — Это прекрасная идея, — добавляю я, одаривая Зака извиняющейся улыбкой. — Думаю, мне было бы удобнее в моей собственной постели. — Он кивает, вздыхает, а затем отворачивается, исчезая в толпе. Я смотрю ему вслед, прежде чем снова посмотреть на Тристана. Его счётчик бешенства поднялся до совершенно нового максимума.
— Я не хочу, чтобы ты спала в одной комнате с Заком Бруксом, — процедил Тристан, и Лиззи отпрянула, как будто ей дали пощёчину. Её глаза темнеют, и она резко отводит взгляд.
— Меня не волнует, чего ты хочешь, Тристан. Мой отец даже не хочет, чтобы я с тобой разговаривала, не говоря уже о том, чтобы прислушиваться к твоим советам.
— И его слово — закон, да? — выдыхает Тристан, вызывающе вздёргивая подбородок. Лиззи отставляет тарелку и встаёт, откидывая тёмные волосы с лица.
— Извини, Марни. — Она начинает уходить, но затем останавливается, оглядываясь на меня. — Увидимся завтра вечером в казино? — мой рот приоткрывается, но Тристан отвечает за меня.
— Она придёт, — говорит он, и я поворачиваюсь на своём месте, чтобы свирепо посмотреть на него.
— Ты не можешь отвечать за меня. — возмущаюсь я, яркий уголёк гнева горит в моей груди. Тристан наклоняется вперёд, кладя ладони по обе стороны от меня, эффективно пригвоздив меня к стулу.
— Если ты придёшь завтра, я снова с тобой сыграю. — Он делает паузу и поворачивает голову так, что его губы дразнят мочку моего уха. — Гарантирую целый месяц свободы: никакого дерьма от меня или любого другого Идола.
Всё моё тело сейчас в огне, и я застыла на месте. Кажется, что невозможно пошевелиться. Тристан поворачивает голову так, что его губы прижимаются к моей щеке.
— Ни от кого в академии не будет никакой чуши. Вы с Мирандой будете заниматься только своими делами. — «Это похоже на рай», — думаю я, тихий звук срывается с моих губ, когда я исправляю свою собственную мысль, это звучит как рай. — Что скажешь на это, Черити?
— Тристан, — рявкает Лиззи, и он на мгновение замолкает, оставляя поцелуй на моей щеке, прежде чем снова встать, его жестокая маска плотно возвращается на место. — Оставь её в покое. Я не позволю тебе беспокоить мою новую подругу.
— Подругу? — он усмехается, глядя на меня в ответ, как на отброса. И я чувствую себя такой болезненной внутри, потому что мне нравились его прикосновения. На самом деле, даже сейчас, когда я сижу здесь, я хочу большего. У меня между бёдер возникает странное, тёплое ощущение, это что-то новое, и я не знаю, как выразить это словами. — Ты только что с ней познакомилась.
— Я узнаю хороших людей, когда вижу их, — заявляет Лиззи, начиная отворачиваться от нас. Она снова останавливается и оглядывается. — Если ты будешь груб с ней, я узнаю, Тристан. И меня от этого уже тошнит. — Лиззи срывается с места, направляется в ванную и исчезает внутри.
Тристан несколько минут смотрит на закрытую дверь, прежде чем достаёт ключи и, прищурившись, смотрит на меня своими серыми глазами.
— Вставай и пойдём.
Он скрывается за углом дома, и я следую за ним, мои эмоции превратились в запутанный узел, который я не собираюсь распутывать в ближайшее время.
Глава 11
Раздаётся стук в мою дверь, сильный и ранний, и я со стоном скатываюсь с кровати и иду открывать. Как только я открываю замок, дверь распахивается, и там меня ждёт Зейд, прислонившись одной рукой к дверному косяку. Он одет в рваную чёрную майку с молнией, пришитой по диагонали сбоку. В паре с белыми узкими джинсами и ботинками он выглядит как панк-рокер 90-х, но в хорошем смысле этого слова.
— Доброе утро, Работяжка, — говорит он, насвистывая, когда входит в мою квартиру и оглядывается по сторонам. — Не ожидал, что Бордель будет выглядеть так мило.
— Бордель? — спрашиваю я, протирая заспанные глаза. Я слишком устала, чтобы злиться из-за этого. Слишком устала, чтобы беспокоиться о Зейде, расхаживающем по моей комнате. Он протягивает руку и прикасается к кристаллам на люстре, позволяя им звякнуть друг о друга с мягким позвякивающим звуком. — Серьёзно?
— Это то, как все называют твоё общежитие, — говорит он, пожимая плечами, как будто в этом нет ничего особенного. — Ты готова или как?
— Готова? — спрашиваю я, проверяя свой телефон. Пришло сообщение от Зака: «Дай мне знать, что ты добралась домой, хорошо? Я беспокоюсь за тебя из-за Тристана Вандербильта». Упс. Прошлой ночью я так устала, что забыла проверить свой телефон. Плюхнувшись на край своей кровати, я отправляю быстрый ответ, чтобы сообщить ему, что со мной всё в порядке. — Сейчас семь тридцать утра.
— Дорога до казино долгая, — говорит Зейд, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. Я не отрываю глаз от своего телефона, но чувствую, как его взгляд прожигает меня, словно огонь. Когда я обращаю своё внимание на его лицо, я вижу, что он изучает мои ноги, и с удивлением понимаю, что на мне нет ничего, кроме трусиков и майки.
— Господи Иисусе, — выпаливаю я, когда Зейд смеётся, звук следует за мной в ванную, когда я захлопываю дверь и натягиваю джинсы, оставшиеся там со вчерашнего вечера. Когда я снова открываю дверь, он всё ещё воет от смеха. — Сколько времени займёт поездка? — спрашиваю я, надеясь отвлечь его. Это почти срабатывает, но я замечаю, что его взгляд всё ещё задерживается на моих обтянутых джинсами ногах.
— Не знаю. Никогда раньше там не был. — Он достаёт свой телефон, смотрит на экран, а затем набирает текст большим пальцем, прежде чем снова поднять взгляд. Просматривая другие свои сообщения, я чувствую острую боль в груди при виде одного из них от моего отца. «Мне действительно жаль, милая. Пожалуйста, позвони мне». Мой гнев давно утих, и, хотя его слова звучат у меня в голове — «ты слишком легко прощаешь», — я решаю позвонить ему сегодня, узнать, как проходит его выступление за городом.
— Ты уверен, что всё будет в порядке, если на пороге казино появится куча детей? Я имею в виду, что для нас незаконно даже ступать туда, верно? — Зейд приподнимает свои тёмные брови, глядя на меня, проводя татуированной левой ладонью по своей правой руке, покрытой такими же узорами. На его коже так много переплетённых рисунков, что трудно разобрать их, не подойдя немного ближе. Но мне комфортно в другом конце комнаты от него, большое вам спасибо.
— Казино не работает уже, наверное, кучу лет. — Он снова пожимает плечами, и у меня по спине пробегают мурашки. — Но там всё готово для игр. — Он одаривает меня ухмылкой, и я представляю, как легко ему, должно быть, завоёвывать расположение толпы. Примечание для себя: позже посмотреть несколько видео с Зейдом Кайзером. На самом деле я никогда не слушала и не видела ничего из его работ. — У них даже есть гоночный трек.
— Как для гоночных машин?
— Нет же, дурочка, для скачек с борзыми. — Он закатывает свои зелёные глаза, и я хмурюсь. — Да, конечно, для машин.
— Зачем казино гоночный трек? — спрашиваю я, и Зейд стонет, протягивая руку, чтобы закрутить свои намазанные гелем волосы в колючки.
— Серьёзно, ты задаёшь много глупых вопросов. Одевайся, и пошли.
— Я не собираюсь часами ехать на коленях у Крида. — Я тоже серьёзно отношусь к этому. Мне всё равно, даже если на кону целый месяц свободы. Этого не произойдёт. Всего тех нескольких скудных минут было достаточно, чтобы… смутиться.
— Ага, тогда не беспокойся, потому что я тебя отвезу. — Зейд подходит к шкафу в углу и распахивает дверцы. Мой рот приоткрывается, шокированный его дерзким поведением, но он не смотрит на меня. Вместо этого он швыряет на кровать Маноло Бланик которые мне подарила Миранда. Он добавляет чёрное платье к стопке, а затем идёт к ящику с моим нижним бельём.
— Эй! — кричу я, вскакивая с кровати и подбегая к нему. Я пытаюсь оттащить его назад, но это всё равно что тянуть булыжник. — Руки прочь, придурок. — Зейд теребит пару красных кружевных трусиков, которые я надевала на Хэллоуин. Это единственная хорошая пара, которая у меня есть, и я получила их в подарок от мамы в последнюю минуту. Да. Именно такие подарки дарит мне моя мама: облегающие платья, туфли на высоких каблуках и кружевное бельё. Почти уверена, что её точными словами были: «найди себе богатого, Марни, ты порадуешься, что последовала моему совету. Посмотри, чем это для меня обернулось!»
Часть меня задаётся вопросом, ненавижу ли я её, но потом я чувствую вину за то, что даже думаю о таком, и прогоняю эту мысль.
— Надень это, — продолжает Зейд, добавляя к комплекту соответствующий красный бюстгальтер. — Ты будешь выглядеть чертовски классно.
— Ага. А потом вы все назовёте меня Работяжкой и скажете, чтобы я трахнула вас, а потом уползла обратно в мой бордель. Извини, но этого не произойдёт. — Я протягиваю руку, чтобы взять футболку из стопки, моя грудь прижимается к его спине. Зейд напрягается и переводит взгляд на меня, но я уже краснею и отстраняюсь, сжимая в руке белую футболку. Высоко на лицевой стороне написано Нижние Банки Хайт, и, честно говоря, это, наверное, самая уродливая вещь, которая у меня есть. Я всегда носила её только как пижамный топ.
— Ты хочешь вместо этого надеть что-то вроде ерунды «Добрая воля»? Чем это лучше? — хмурое выражение, появляющееся на его лице, приводит меня в бешенство, и я протискиваюсь мимо него, чтобы получить доступ к ящику в нижней части шкафа, вытаскивая пару потрёпанных черных джинсов, потёртый кожаный ремень, доставшийся мне в наследство от отца, и пару кроссовок.
— Сейчас вернусь, — весело говорю я, хватая красный лифчик и трусики, когда он не смотрит. Я не собираюсь снова протискиваться мимо него, чтобы взять другой набор. Проскользнув в ванную, я переодеваюсь в свой новый наряд, понимая, когда натягиваю рубашку через голову, что она буквально покрыта дырами. Сквозь них просвечивает мой красный лифчик, и я вздыхаю.
Когда я открываю дверь, чтобы взять новую рубашку, Зейд ждёт меня, прислонившись к стене рядом с кухней. Он окидывает меня порочно-медленным взглядом, проводит языком по нижней губе и поворачивает одно из своих колец.
— Я подумал, что в этом ты будешь выглядеть как благотворительница, но на самом деле это довольно горячо. — Он делает шаг вперёд и касается пальцем одной из дырок у меня на плече. Я отвожу его руку, но это только заставляет его ухмыльнуться. — Ну, привет… — мурлычет он, переводя взгляд с моей груди на лицо. — Мы сейчас совсем одни, вся школа предоставлена только нам.
— И что? — мой голос звучит немного более дрожаще, чем я намеревалась. Здорово. У меня нет проблем с противостоянием этим придуркам, когда они жестоки, но, когда они начинают флиртовать, к гневу примешивается другой накал страстей.
— Итак… — Зейд проводит пальцем по моему плечу, а затем щекочет кончиками пальцев мою шею сзади, заставляя меня дрожать от удовольствия. Приятно, когда к тебе прикасаются, даже те, кого я ненавижу так сильно, как этого мудака. — Мы могли бы окрестить школу, провести время в каждой комнате. Ты знаешь, я никогда не трахался в часовне. Ты могла бы стать первой.
Отвращение смешивается во мне с похотью, и я отталкиваю руку Зейда. Он прищуривает свои зелёные глаза, глядя на меня, но всё ещё улыбается. Это заразительная улыбка, совсем не похожая на жестокий изгиб губ Тристана, но я знаю, что она больше не искренняя. Зейд — музыкант. Он зарабатывает на жизнь тем, что завораживает людей. Честно говоря, я бы лучше поддалась Криду.
— Я не буду с тобой спать, — произношу я ему, и на этот раз мой голос совсем не дрожит.
Зейд хмуро смотрит на меня и протягивает руку, чтобы поиграть со своими волосами. Я замечаю татуировку на тыльной стороне его левой руки — стилизованную синюю птицу над черно-белой гитарой. Кольца на его пальцах сверкают в свете люстры, и на секунду я не могу не подумать о том, как он красив. Потом, конечно, он открывает рот.
— Тогда с кем ты спишь? Эндрю? Потому что Крид и Тристан, возможно, и увлеклись бы девственницей, но мне трудно в это поверить. Для такой девушки, как ты, из Лоуэр Бэнкса, это просто невозможно.
— Это потому что все, кто беден, автоматически неразборчивы в связях? — спрашиваю я, стараясь не думать о своей маме. Она исключение, а не правило. — И даже если бы это было так, это не твоё дело, и это не имеет никакого отношения к характеру человека. Посмотри на себя, Тристана и Крида, спящих с кем попало. И это не то, что делает вас плохими людьми. Есть множество других качеств, но сейчас не об этом.
— Посмотри-ка, ты умеешь постоять за себя. Держу пари, твой пьяный папочка был бы очень горд. — Зейд отходит от меня, прежде чем я успеваю сообразить, как реагировать, и вытаскивает пачку сигарет из кармана.
— По крайней мере, мой папа появился, — шепчу я, и как только слова слетают с моих губ, я сожалею о них. Это нормально — защищаться, но я никогда не хочу заставлять кого-то чувствовать себя так, как я чувствовала себя в младших классах. Никто не заслуживает того, чтобы чувствовать себя так низко. Челюсти Зейда сжимаются, а ноздри раздуваются, но затем он ухмыляется и закуривает сигарету резкими, отрывистыми движениями.
— Неплохо, Черити. Думаю, даже такие девушки, как ты, время от времени могут придумать остроумный ответ. — Он курит свою сигарету и смотрит на меня, всё ещё хмурясь. — Если ты закончила валять дурака, нам пора. Мне не нравится опаздывать на клубную хрень.
— Мне жаль, что я сказала про отца, — говорю я вместо этого, и он замолкает, как будто я только что дала ему пощёчину. Зейд отворачивается и пинком распахивает дверь в моё жилище, выходя в коридор. Я могу только молиться, чтобы здесь не было достаточного запаха от сигарет, чтобы меня поймали. Это было бы просто моей удачей. — И вообще, что такое, этот ваш Клуб бесконечности? — спрашиваю я, придерживая дверь открытой и надевая кроссовки.
Зейд стоит ко мне спиной, но в его голосе слышатся стальные нотки, когда он оглядывается через плечо.
— Ты у нас в гостях, Марни Рид. Не облажайся.
— Первое правило Клуба Бесконечности — не говорить о Клубе Бесконечности? — я шучу, но Зейд не смеётся. Вместо этого он направляется по коридору, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма. Вздохнув, я следую за ним, идя по той же тропинке, что и вчера, к гравийной парковке.
Там есть спортивное купе малинового цвета с темными колёсными дисками и тонированными стёклами.
— «Мазерати ГранТуризмо», — говорит Зейд, неуверенно указывая в сторону машины. — Я позаимствовал её у Шелдона Барнса. — Он докуривает свою сигарету, а затем просто выбрасывает окурок, как будто ожидает, что кто-то другой уберёт за ним. Держу пари, что большую часть — если не всю — его жизни люди так и делали. — Ему разрешено иметь машину в кампусе, потому что ему восемнадцать, а его бабушка типа больна или что-то в этом роде, и она живёт всего в пятнадцати минутах езды отсюда. Он может приезжать и уезжать, когда ему заблагорассудится.
— Ну, для бабушки… — я начинаю, но Зейд уже ухмыляется мне через плечо, волосы цвета морской волны падают ему на лицо. Он протягивает руку и скручивает их в покрытый гелем шип.
— На самом деле он никогда не навещает эту старую летучую мышь. В любом случае, дома у неё под рукой целый сестринский персонал. Он просто использует её как предлог, чтобы подцепить проституток в городе. — Мои брови взлетают вверх, но я не могу решить, действительно ли Зейд имеет в виду, что этот Шелдон платит проституткам за секс, или он снова ведёт себя как осуждающий, стыдящий шлюх, придурок.
— Хорошая машина, — увиливаю я вместо этого, и Зейд взрывается смехом.
— Ты могла бы купить сотню таких по цене того Феррари Спайдер. — Зейд открывает дверь со стороны водителя и забирается внутрь. Я замечаю, что он не потрудился открыть мне дверь. Не то чтобы я ожидала от него этого, но всё же.
Внутри пахнет новой машиной, смесью кожи и масла, от которой у меня покалывает в носу. К приборной панели приклеен оторванный клочок бумаги со следами губной помады и номером телефона, но на самом деле это единственный признак того, что кто-то когда-либо раньше пользовался этим автомобилем. Здесь нет ни старых кофейных стаканчиков, ни обёрток от фастфуда, ни грязных пятен от ботинок, как в грузовике моего отца.
Зейд заводит машину, а затем включает стереосистему, извергая поток рок-музыки своей собственной группы. Его хрипловатый голос слишком узнаваем. Когда он выезжает со стоянки, я достаю телефон из кармана и тайком ищу Зейда Кайзера.
Он появляется сразу же, с более чем десятью миллионами результатов поиска. Зейд Кайзер, солист американской группы «Afterglow», современной рок-группы с несколькими хитами номер один. Их последний летний тур имел огромный успех, появляясь в заголовках «Indecency». Также в списке были такие группы, как «Amatory Riot», «Beauty in Lies», «Caged Impulse» и «Pistols and Violets».
— Если хочешь что-то узнать обо мне, ты можешь просто спросить, — говорит Зейд, слегка приглушая музыку. На правой руке у него резиновые браслеты, и я замечаю, что названия групп, перечисленных в списке участников тура, совпадают. Интересно. Жаль, что я не очень слежу за популярной музыкой. Вместо этого я как тот чудак в углу, слушающий малоизвестные пьесы Карлоса Сальседо.
— Мой папа слушает некоторые песни твоего отца, — начинаю я, — но лично я провожу большую часть своего времени, слушая классическую музыку. Честно говоря — и не пойми меня неправильно — я понятия не имею, кто ты такой, кроме какого-то придурка, который ходит в мою школу.
— Какой-то придурок, да? — спрашивает Зейд, но, похоже, ему немного приятно это чувство. — Я четвёртое поколение в моей семье, у которого есть хит номер один. Мой личный капитал больше, чем семейный капитал некоторых из этих других засранцев. Я играю на четырёх разных инструментах, а мой менеджер трахается с заместителем директора.
Я моргаю, глядя на него, а затем приподнимаю бровь.
— Это мало, что говорит мне о тебе как о личности. Я имею в виду, есть ли у тебя какие-нибудь увлечения, кроме музыки и издевательств? — Зейд ухмыляется мне, его зелёные глаза сверкают, но он не отрывает своего внимания от дороги. Это тоже хорошо, потому что теперь, когда мы выехали за ворота академии, он разгоняется почти до ста миль в час (прим. — 161км).
— Мне нравятся быстрые машины, красивые девушки и порочные чернила. Что ещё здесь нужно знать?
— Ты когда-нибудь садился и просто погружался в хорошую книгу? Ты чрезмерно эмоциональный или подавляешь свои чувства? Чего ты больше всего боишься и чему больше всего радуешься? — теперь Зейд действительно смотрит на меня, широко раскрыв глаза и приподняв брови. Он смотрит на меня так, словно я какое-то инопланетное существо.
— Что, чёрт возьми, с тобой не так? — спрашивает он, качая головой и поворачиваясь обратно к дороге. — Ты реально чертовски странная, ты же знаешь это? Большинство девушек либо попытались бы отсосать мне, либо проклинали бы меня прямо сейчас. Ты позволяешь нам издеваться над тобой, но ты едва сопротивляешься, ровно настолько, чтобы остаться на ногах. И всё же, ты могла бы уже трахнуть нас всех троих, если бы захотела. Так почему ты этого не сделала?
«Я могла бы переспать с ними?» — думаю я, а потом, хоть единственный человек, с которым я сейчас говорю — это я сама, добавляю: — Не то чтобы меня это волновало, потому что я определённо этого не хочу. Определённо нет. Ни за что».
— Тебе серьёзно нужно про это спрашивать? — я прислоняюсь спиной к двери и оглядываю Зейда. — Потому что, может быть, я не хочу заниматься сексом с парнями, которые обращаются со мной как с дерьмом. Тебя это как-то удивляет?
— Честно говоря, да, отчасти так оно и есть. Раньше ни одна девушка не говорила мне «нет», особенно когда я открыто предлагал себя. Большинство девушек из Бёрберри пускают слюни и вешаются на меня.
— Ну это их прерогатива, — говорю я, выдыхая и закрывая глаза. — Каждый ищет что-то своё.
— Что же ты ищешь, Работяжка? Романтику? Привязанность? Любовь?
— Хорошее образование, многообещающая карьера и возможность играть на арфе перед аудиторией. Вот и всё. — Я снова открываю глаза, но Зейд, похоже, не слушает. Вместо того, чтобы ответить мне, он просто делает музыку громче и подпевает тексту, идеально гармонируя со своим собственным голосом. Судя по всему, он не пользуется автотюном.
Купаюсь в лучах славы своих последователей, купаюсь в крови своих врагов, тону в волнах собственной лжи. Вот что это значит, вот как это ощущается, вот каково это — быть мной.
Я слушаю, как Зейд поёт свои собственные тексты, и мне интересно, правда ли что-нибудь из них.
Если это так, то мне его действительно жаль.
За деньги нельзя купить всё.
Должно быть, я устала, потому что в конце концов засыпаю по дороге и просыпаюсь в пустой машине. Зейда нигде не видно, и я остаюсь в недоумении, куда, чёрт возьми, я должна идти. Здание передо мной совершенно очевидно заброшено, окна и двери заколочены досками, дорожки заросли кустарником.
Стук в окно пугает меня, и я вскрикиваю, оборачиваясь, чтобы увидеть Зака, ожидающего меня с нахмуренными бровями. Я открываю дверь, и он помогает мне выйти, его рука прохладная и сухая касается моей.
— Мне стало интересно, где ты была, когда Кайзер пришёл на вечеринку без тебя. — Зак проводит пальцами по своим шоколадным волосам и вздыхает. — Я всё ещё не понимаю, почему ты тусуешься с этими парнями.
— Знаешь, меня также предупреждали держаться от тебя подальше, — говорю я ему и наблюдаю, как темнеют его глаза. — И ты предостерегаешь меня держаться от них подальше. Честно говоря, я склонна держаться от всех вас подальше.
— Зачем ты пришла сюда, Марни? Ты не член клуба и никогда им не будешь. — Мой рот сжимается, а ноздри раздуваются. Если мне придётся выслушивать, как Зак отчитывает меня за то, что я бедная, то сегодня вечером я сорвусь из-за этого дерьма.
— Тристан сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться, — отвечаю я, прикусывая нижнюю губу и глядя на многоуровневое казино. Название на вывеске трудно прочесть, но я почти уверена, что когда-то это было заведение коренных американцев. Это объяснило бы удалённое местоположение. Я думаю, что здесь, возможно, была одна из резерваций (прим. — территория, отведённая для поселения (в прошлом насильственного) остатков коренного населения). Мою кожу покалывает, и я чувствую себя неуважительно из-за того, что вообще стою здесь. Очевидно, что казино закрыто. Может быть, они предпочли бы, чтобы надоедливые белые люди не рыскали по всей их земле?
— Что он тебе предложил? — спрашивает Зак, засовывая руки в карманы своей куртки своей студенческой команды. Она голубая с золотом, и я полагаю, что это, должно быть, цвета Подготовительной Академии Ковентри. Академия Бёрберри — это всё о красном и чёрном, хотя спортсмены определённо не правят нашей школой: это делают деньги.
— Месяц, когда никто не беспокоил бы меня по поводу моего статуса стипендиата — или чего-либо ещё, если уж на то пошло. — Я бросаю на него взгляд, но он, как всегда, непроницаем. — Он хочет сыграть со мной в покер. Ты же знаешь, что я могу надрать ему задницу. — Едва Заметное подобие улыбки касается губ Зака, прежде чем снова исчезнуть.
— Просто будь осторожна с этими парнями. Они Идолы не просто так. Они требуют жертвоприношений. — Он начинает спускаться по тропинке, не потрудившись объяснить этот загадочный маленький кусочек информации. Вздохнув, я иду следом, обходя дом сзади, где развешаны белые гирлянды, расставлены бочонки и люди уже танцуют. Сзади тоже выстроилась стайка великолепных спортивных автомобилей, на капотах которых развалились девушки или целуются с парнями внутри.
Зак ведёт меня через заднюю дверь мимо прилавков с тёмными экранами, за которыми посетители обычно выпивали и играли в игровые автоматы. Некоторые аппараты, подключённые к сети, ярко светятся, и хриплый смех наполняет комнату, когда студенты дёргают за ручки и наблюдают, как загораются экраны.
— Полагаю, на самом деле они не выдают денег? — Зак качает головой в ответ на мой вопрос.
— Любые сделанные ставки являются частными. Машина просто делает всё это рандомным. — Он показывает мне на помещение, огороженное наполовину стеной. Похоже, раньше здесь был ресторан или что-то в этом роде. Растения, обрамляющие его и свисающие с потолка, все искусственные, поэтому он выглядит странно современным, даже среди странного городского упадка остального помещения.
Тристан, Крид и Зейд сидят за столом с тремя девушками, все они топлесс.
Я морщу нос, когда девушки хихикают и притворяются, что не знают, что делать со своими картами. Либо так, либо они действительно понятия не имеют, как играть в покер.
— Покер на раздевание, — объясняет мне Зейд, ослепительно улыбаясь. — Тебе следует поучаствовать с нами, Работяжка.
— Нет, спасибо. — Я скрещиваю руки на груди. — Если бы я сыграла с вами в покер на раздевание, я бы выиграла, а потом была бы вынужден пялиться на вас троих голыми. Извини, мне это неинтересно.
— Ты стала слишком храброй, — протягивает Крид, выглядя так, словно он наполовину засыпает от скуки. Даже три девушки с обнажённой грудью не привлекли его внимания. Нет, единственный раз, когда я видела его живым — это когда он уничтожал того парня с Вышки. — Мы были слишком ленивы, показывая тебе твоё место, не так ли? — Тристан и Зейд бросают на него пару загадочных взглядов, на которые он не утруждает себя ответом. — Вы трое, вставайте. Мы здесь закончили.
Все девушки таращатся друг на друга, хватают свои рубашки и бросают на меня мрачные взгляды, как будто это я виновата, что игра окончена.
— Полагаю, ты сможешь развлечь их всех четверых, — начинает она, тыча большим пальцем в сторону Тристана, Зейда, Крида и Зака, — в одиночку. Неудивительно, что тебя называют Работяжкой. — Рыжеволосая отталкивает меня с дороги бедром, и я стискиваю зубы. По правде говоря, мне её жаль. Должно быть, это ужасно — всё время быть такой злой.
— Присаживайся, Черити, чтобы я мог размазать твою задницу по полу. — Тристан тасует карты, а затем раздаёт новую комбинацию, делая паузу, когда смотрит на Зака. — Какого хрена тебе нужно? Я не помню, чтобы приглашал тебя.
Они так долго смотрят друг на друга, что Крид на самом деле закатывает глаза, и на его скучающем, величественном лице появляются первые признаки жизни. Длинными, элегантными пальцами он откидывает со лба прядь своих белокурых волос. Жаль, что Миранды здесь нет, но поскольку она в поездке, спонсируемой академией, телефоны запрещены. Я даже не могу написать ей.
— Позволь ему сыграть, Тристан. Кого он волнует? Я не боюсь этого засранца.
— Не возражаешь, если я тоже заскочу? — спрашивает Эндрю, подходя со стороны игровых автоматов. На нём форма академии, а его каштановые волосы гладкие и блестящие. Он улыбается мне, и я улыбаюсь ему в ответ. Тристан, с другой стороны, совершенно застывает, и его глаза превращаются в серебристые щёлочки.
— Как скажешь. — Крид рассеянно указывает на три пустых стула, оставленных девушками, а затем переводит свои голубые глаза на меня.
— Вы понимаете, что, играя здесь, вы обязуетесь соблюдать правила Клуба Бесконечности?
— Я даже не знаю, что это за клуб такой, — отвечаю я, сажусь и притворяюсь, что не замечаю, как Крид и Тристан изучают мой наряд. Они кажутся… озадаченными. Как будто они никогда раньше не видели девушку в потрёпанной футболке и старых джинсах.
Тристан швыряет в меня чем-то, и это попадает мне в грудь, прежде чем упасть на пол. Он едва поднимает глаза, деля фишки. Я прищуриваюсь, глядя на него, когда беру то, что он швырнул и нахожу дебетовую карту с моим именем на ней. Вокруг неё обёрнуто бумажное заявление, которое соскользнуло, так что я хватаю и его тоже.
Мои глаза вылезают из орбит, когда я смотрю на строку баланса.
— Сорок тысяч долларов?! — я задыхаюсь, поднимая глаза на Тристана. — Как… не стоит… — я улучаю момент, чтобы прочистить горло, когда Зейд смеётся надо мной очень издевательским тоном. Сделав глубокий вдох, я успокаиваюсь и собираюсь с мыслями. — Ты дал мне бай-ин, так что мы должны разделить прибыль, верно?
— Оставь всё себе. Это не стоит моего времени, — говорит Тристан, и я не думаю, что он каким-либо образом пытается быть милым. Ему просто в буквальном смысле всё равно.
— В любом случае, как вы получили всю мою информацию, чтобы открыть счёт? — спрашиваю я, переводя взгляд на Крида. Он просто смотрит на меня в ответ из-под полуприкрытых век.
— У моей мамы есть вся твоя информация о стипендии. Она связалась с твоим отцом, и он согласился предоставить тебе собственный счёт.
Эндрю занимает место слева от меня, в то время как Зак садится справа, а я просто смотрю на листок со слезами на глазах. «Не дай слезам скатиться» — думаю я. «Если ты позволишь этим парням увидеть хоть малейшую слабость, они сразу атакуют». Скомкав бумажку, я засовываю её вместе с дебетовой картой в карман джинсов. Позже я снова лягу в постель и буду фантазировать о сорока тысячах. Но не прямо сейчас.
— Так ты собираешься рассказать мне что-нибудь о клубе Бесконечность? Или просто будем думать, что я итак понимаю все правила?
— Как только ты заключаешь пари, — говорит Зак, снимая куртку и бросая на меня взгляд, — ты обязана это выполнить. Что бы ты ни пообещала, ты обязана это выполнить. В противном случае ты потеряешь своё место в клубе и подвергнешься самосуду.
— Как Деррик? — спрашиваю я, и Крид напрягается, в то время как Тристан пожимает плечами.
— Кто? — спрашивает он, и когда поднимает на меня свой холодный взгляд, я на самом деле задаюсь вопросом, не забыл ли он уже. — Никогда не ставь на то, чего ты не можешь выполнить, Черити. — Я хмурюсь, когда он откидывается назад и кивает подбородком в сторону группы. — Если она победит, то получит иммунитет на целый месяц. Никаких дерьмовых разговоров, никаких розыгрышей, никаких стрижек. — Губы Тристана изгибаются в лёгкой властной улыбке. — Разве это не так, Черити?
— А если выиграешь ты? — спрашиваю я, глядя ему в глаза и внезапно обнаруживая, что мне трудно дышать. Он не должен быть таким красивым, таким резным и изваянным, таким уверенным в себе. Невозможно отвести взгляд. — Чего ты хочешь?
— Если я выиграю этот раунд, я хочу личного одолжения от каждого из вас.
— Это… слишком расплывчато, — уклоняюсь я, чувствуя, как моё сердце бешено колотится в груди.
— Ничего предосудительного или изменяющего жизнь. Что-нибудь простое, что ты сделала бы для друга. — Судя по тому, как Тристан произносит последнее слово, я не совсем уверена, что он знает, что такое друг.
— Например… забрать одежду из химчистки? — спрашиваю я, и почти уверена, что каждый парень за этим столиком смотрит на меня как на идиотку.
— Например, сказать Криду, чтобы он отвалил от Харпер. Этот флирт начинает раздражать. — Тристан многозначительно смотрит на Крида, но тот отмахивается от него. Это второй раз, когда я слышу, как эти парни предъявляют претензии на девушек, как будто они действительно имеют на это право. Это беспокоит меня.
— Отлично. Но если ты выиграешь и поимеешь нас этими услугами, я уничтожу тебя. — Крид бросает взгляд на Эндрю, и между ним и Тристаном возникает заметная напряжённость. — А ты?
— Я тоже сыграю на неприкосновенность Марни, — говорит он, и я поворачиваюсь, чтобы удивлённо посмотреть на него. Он улыбается и пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.
— Сомнительно, что я выиграю, но я, по крайней мере, здесь, чтобы попытаться и поддержать тебя.
— Что за дерьмо, — бормочет Тристан, убирая с лица волосы цвета воронова крыла и очень медленно проводя языком по нижней губе. Его серые глаза находят Зака. — А как насчёт тебя? Ты тоже играешь за Марни?
Зак пристально смотрит на него в ответ, а затем скрещивает свои массивные руки на груди.
Тристан хмурится и поворачивается к Зейду.
— Я хочу получить ключи от Паука (прим. spider — вид спортивной машины) твоего отца до конца недели, без лишних вопросов. — На лице Зейда появляется многозначительная ухмылка. — У меня есть планы.
— Отлично. Крид? — Тристан поворачивается к своему другу, и я наблюдаю, как его голубые глаза скользят по мне.
— Я хочу узнать, с кем трахается моя сестра.
— Что? — спрашиваю я, и это слово просто непроизвольно слетает с моих губ. Мои щёки краснеют, потому что даже если бы у меня была эта информация, я бы не стала ему её сообщать. — С чего ты взял, что она с кем-то спит?
— Ну, для начала фотографии обнажений, которые были у Деррика, — протягивает Крид, махая мне рукой. — Ты её единственная подруга. Наверняка она тебе что-нибудь рассказала. — Он смотрит на меня сверху вниз, как будто, если он посмотрит достаточно пристально, может быть, я выложу правду на покерный стол. Я просто смотрю на него в ответ.
— Я не пойду на эту сделку. Миранда доверяет мне. — Крид сжимает челюсти, твёрдость на его лице так резко контрастирует с его обычной апатичной натурой. — Я не буду играть, если это то, чего ты хочешь.
— Однажды ночью она рыдала, пока не уснула, — возражает он, прищурив на меня голубые глаза. — И она не рассказывает мне, что случилось. — Моё сердце замирает на мгновение, и я ловлю себя на том, что посасываю нижнюю губу. Я знаю, что он играет со мной, но я также чертовски уверена, что он говорит правду. Единственное, о чём Крид, похоже, действительно заботится, — это о своём близнеце. — Ей не обязательно знать, что информация исходит от тебя.
— Хорошо, — выдыхаю я, но я уже решила, что, как только мы закончим здесь, я напишу Миранде и расскажу ей об этом. Крид просил информацию; но он не говорил, что я не могу сказать Миранде, что он охотится за ней. Кроме того, секреты порождают недоверие. Без них не осталось бы никаких скелетов, которые можно было бы вытащить из пресловутого шкафа.
— Договорились — если выиграешь.
— Мы закончили с этой болтовнёй? — спрашивает Тристан, когда вокруг нас образуется небольшая толпа людей, которым любопытно посмотреть, что задумали Идолы. Все девочки разъехались по разным семейным делам, но я не могу не задаться вопросом, не являются ли они тоже частью Клуба Бесконечности. Может быть, все Голубокровные в нём? В любом случае, я всё ещё не совсем уверена, что это за клуб, но это не имеет значения. Я здесь по одной причине, и только по одной: выиграть этот месяц свободы. И, может быть, ещё немного уважения? — Потому что, если вы, придурки, хотите посплетничать, вы можете сделать это где-нибудь в другом месте. Сегодня вечером у меня назначена встреча с Эбони Питерсон.
— Разве она не встречается с Джаленом? — спрашивает Крид с беззаботной ухмылкой на лице.
— И что? — таков ответ Тристана. Мои щёки краснеют, когда он раздаёт новую комбинацию и жестом приглашает начать игру. Мы по-прежнему используем фишки для ставок, но всё это просто шоу. На карту поставлены не деньги, а только личная выгода.
Всё происходит почти так же, как и раньше, Зейд быстро сдаётся, Эндрю следует его примеру, а Зак, Тристан и Крид следят за каждым моим движением. В конце концов, все они сдаются, и я последняя, кто остаётся в игре.
С ухмылкой я переворачиваю свои карты и бросаю их на стол.
Мои карты — чушь собачья.
— У тебя совершенно непроницаемое лицо (прим. игра слов — poker face — покерное лицо, нельзя понять волнение или мухлёж), — говорит Эндрю с улыбкой, кладя руку мне на колено. Моя ухмылка превращается в гримасу удивления, и его щёки пылают. Он отдёргивает руку, как будто не совсем понимает, что делает. Наши глаза встречаются, и он одаривает меня той самой обаятельной улыбкой, которую я увидела в свой первый день здесь. Эндрю Пейсон был первым человеком, который был добр ко мне, и он до сих пор не прекращает. — Могу я подвезти тебя обратно в академию? По дороге есть закусочная Двадцать четыре.
— Серьёзно, Пейсон? — Зейд сплёвывает, наклоняясь и кладя руки на стол. Казалось, его не волновал фолд (прим. — проигрыш), но сейчас он выглядит взбешённым. — Я привёл её сюда сегодня вечером. Она моя. Ты знаешь правила.
— Я — что? — спрашиваю я, и Зак застывает рядом со мной. — Я тебе даже не нравлюсь.
— Когда Идол приводит девушку на вечеринку, она под запретом. Все это знают, даже грёбаные Плебеи. Тебе нравится быть в Кругу, Эндрю? Или ты хочешь присоединиться к рабочему классу? — Зейд проводит языком по одному из колец в губе, его покрытые чернилами пальцы сжимают край стола.
— Прости меня, чувак, Господи… — Эндрю проводит рукой по своим блестящим каштановым волосам и бросает на меня извиняющийся взгляд. — Извини, Марни.
— Давайте сделаем ещё один круг, — произносит Тристан, глядя прямо на меня. Когда я поднимаю глаза и встречаю на себе его серебристый взгляд, я чувствую себя подавленной, как будто не смогла бы устоять, даже если бы попыталась. У меня подкашиваются колени, и я рада, что уже сижу.
— А как насчёт Эбони? — спрашивает Зейд, за долю секунды переходя от гнева к возбуждению. У него на лице широкая ухмылка. — Если ты отменишь с ней встречу, можешь поцеловать её задницу на прощание. Она никогда не оставит Джалена.
— Её грёбаная потеря. — Тристан не сводит с меня глаз. — Если ты снова выиграешь, я предложу вот что: до конца года никакого дерьма от Голубокровых. — Мои глаза расширяются.
— Это довольно щедрое предложение, — протягивает Крид, наклоняясь вперёд и опуская локоть на край стола. Он подпирает подбородок рукой, глаза полуприкрыты и лишены какого-либо интереса вообще. Должно быть, нелегко всё время притворяться незаинтересованным. Я представляю, как все мои эмоции засоряются и застревают внутри, не имея выхода, и на мгновение почти испытываю жалость к Криду. — Ты уверен, что хочешь это предложить? Как ты сможешь получать удовольствие до конца года?
— Голубокровные будут достаточно злы из-за месяца халявы. Харпер от этого с ума сойдёт. — Зейд откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. — Бекки тоже. Им это не понравится.
— При условии, что её победная серия продолжится, — продолжает Тристан, всё ещё пристально глядя на меня.
— Ты должна сдаться и бежать, пока у тебя есть шанс, — говорит мне Зак, вставая из-за стола. Его тёмный взгляд привлекает моё внимание, и его пальцы на мгновение задерживаются на моём плече, прежде чем он убирает их. — Я не принадлежу к Голубокровым Бёрберри, поэтому мне насрать на их правила. Позволь мне отвезти тебя домой.
— Если ты останешься и сыграешь, я добавлю ещё пять тысяч на твой счёт. — Тристан кладёт стопку карточек на стол и достаёт свой телефон. Он набирает текст, а затем кладёт его на стол экраном вниз. — Что скажешь? Пять тысяч ни за что. Бьюсь об заклад, для кого-то вроде тебя это звучит многовато.
— Это действительно много, — поправляю я, чувствуя, как меня снова охватывает гнев. Когда надо мной издевались в младших классах, мне было грустно. Всё, что я делала, это плакала. Эти же парни просто выводят меня из себя. — Но, если ты хочешь заплатить мне пять тысяч, чтобы я снова надрала тебе задницу, тогда ладно.
— Это, блядь, ужасная идея, — рычит Зак. — Может быть, сейчас они и улыбаются, но эти ребята — монстры. — Он взмахивает рукой, указывая на трёх парней-Идолов на дальнем конце стола.
— Мы — монстры? Разве не из-за тебя в прошлом году убили какую-то девушку в рамках пари? — Тристан смотрит на Зака и улыбается. — Ты проиграл мне гонку на модном дрэгстере (прим. — гоночная машина) своего дедушки, и…
— Заткни свой рот, Вандербильт, или я заткну его за тебя. — Зак делает шаг вперёд, и Тристан поднимается на ноги. Они оба выглядят так, словно вот-вот подерутся, когда я тоже встаю. К счастью — или, может быть, к несчастью, учитывая обстоятельства, — их прерывает большая группа, выходящая из толпы.
Эбигейл Фаннинг и Валентина Питт идут впереди отряда, но я вижу позади них раскрасневшуюся Эбони, Джален Доннер цепляется за её руку. Похоже, он не понимает, что его девушка была настроена на то, чтобы переспать с Тристаном сегодня вечером.
— Мы ничего не сказали прошлой ночью, — начинает Эбигейл, её зелёные глаза скользят по мне, — но сейчас я чувствую, что нам нужно это сделать. Почему она здесь, Тристан?
— Она здесь, потому что я попросил её, — говорит он ровным и мрачным голосом. Он отворачивается от Зака, чтобы посмотреть на небольшую группу Голубокровых позади него. Я никогда раньше не видела такой большой группировки Внутреннего круга в одном месте. Это, мягко говоря, пугает.
— Ну, Харпер не знала об этом, и она сейчас в бешенстве. — Эбигейл выпячивает бедро, упирается в него кулаком, а затем перекидывает гриву каштановых волос через плечо. Она действительно хороша в этом. Мой желудок скручивается в узел, и я чувствую, как капелька пота стекает по спине. Зак мог бы поддержать меня, если бы возникла стычка. Эндрю… Я понятия не имею. Но я вдруг начинаю нервничать, как овца, которая только что поняла, что играет в покер в волчьем логове. — Она не хочет, чтобы она была здесь.
— Я не отчитываюсь перед Харпер, — произносит Тристан, прищурив глаза.
— Работяжка пришла со мной, — добавляет Зейд, не потрудившись встать. Он откидывается на спинку стула, скрестив лодыжки и положив ступни на стол. Он балансирует на двух ножках стула, и я начинаю задаваться вопросом, не упадёт ли он. — И ещё я тоже не отчитываюсь перед Харпер. А также я не отчитываюсь перед Тристаном. Не разговаривай с ним так, будто он грёбаный король академии.
— Харпер и Бекки вернутся пораньше, благодаря тебе, — продолжает Эбигейл, вздёргивая подбородок. Она вообще меня не признаёт. Валентина стоит рядом с ней, глаза прищурены, внимание сосредоточено на моём лице. Она морщит нос, как будто я отброс на земле. — Они будут здесь в пятницу, а не в воскресенье.
— Скажи им, чтобы не беспокоились, — растягивает слова Крид, обводя рукой вокруг. — Черити заработала себе бесплатную карточку на выход из тюрьмы. До первого января она под запретом. — Он также не утруждает себя тем, чтобы встать, откидываясь на спинку и развалившись, как будто сидит на шезлонге, а не на жёстком деревянном стуле.
Эбигейл открывает рот, но Эбони уже схватила Джалена за руку и оттащила его, прежде чем всё станет плохо. Парень Эбигейл, Грегори Ван Хорн (да, тот самый засранец, который позвал меня на свидание в мой первый день) подходит, чтобы занять своё место рядом с ней.
— Мы все согласились с тем, что она отброс. Ей не место в академии Бёрберри. Другие студенты уже говорят об этом, о том, что академия теряет свой престиж. С каждым крестьянином, которого мы впускаем в дверь, появляется ещё дюжина желающих попасть сюда. — Грегори взъерошивает свои каштановые волосы до плеч и обнимает Эбигейл за талию. — Мы все усердно трудились, чтобы быть здесь. Наши семьи усердно зарабатывали деньги, чтобы отправить нас сюда. И только потому, что у нас есть ресурсы, а у неё нет, мы автоматически обязаны делиться? Это грёбаное коммунистическо-фашистское дерьмо.
Я почти уверена, что Грегори Ван Хорн не знает значения всех слов, которые он только что употребил.
— Я тоже усердно работала, чтобы быть здесь, — выпаливаю я, и все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, включая сына сенатора, Джона Ганнибала, который только что вальсировал с девушкой-второкурсницей под руку. Она в форме… ну вроде того. Её топ расстегнут, из-под него виден кружевной лифчик. А её белая юбка закатана так коротко, что я удивлена, что не вижу её трусиков.
— Мы давали тебе разрешение говорить, Работяжка? — рявкает Эбигейл, и Тристан поднимает руку.
— Я сказал, она под запретом, — повторяет он, голос становится ещё холоднее и мрачнее. В этом есть невысказанная угроза. Продолжай говорить, и я прикончу тебя. Я практически слышу, как он говорит это своим взглядом.
— Значит, она обманом пробивается в лидеры класса, трахается с мистером Картером за первое место с арфой и подлизывается к дочери Кэтлин Кэбот в поисках новых бесплатных обносков? Я знаю, тебе нравятся бездомные животные, Тристан, но ты заходишь слишком далеко, тебе не кажется? — Эбигейл поворачивается ко мне, её глаза пылают жаром. Я помню, как она смотрела на меня на вечеринке в честь Хэллоуина, пока Зейд держал меня в своих объятиях. — Может, ты и трахаешься с Идолами, но это ненадолго. Тебя ведь не просто так называют Работяжкой, верно?
— Эбигейл, — произносит Тристан, и его голос смягчается. Он хороший актёр, и, если бы я не видела, как он разговаривал с Лиззи раньше, я бы, возможно, поверила, что его тон был искренним. — Иди сюда. — Она моргает, глядя на него, и Зейд усмехается. Он знает что-то, чего не знаю я. Крид тоже, судя по почти ухмылке, играющей на его губах. — Я сказал, иди сюда.
Она снова колеблется, поглядывая на своего парня в поисках утешения. Он хмурит брови, но ничего не говорит.
— Что не так? — продолжает Тристан, улыбаясь. У него такое ужасное выражение лица. Раньше я думала, что, может быть, это потому, что в нём не было радости. Теперь же, когда я действительно смотрю, когда он фокусирует это на ком-то другом, так что у меня действительно есть время подумать, я понимаю, что это страшно, потому что он правда находит удовольствие в том, чтобы мучить других. — Раньше у тебя не было никаких проблем с тем, чтобы подойти ко мне.
У Эбигейл отвисает челюсть, а Грегори выпрямляется во весь рост.
— Ещё больше дерьма Бёрберри, — бормочет Зак себе под нос. Он наклоняется и берёт меня за руку, оставляя огненный след на моей руке. Крид замечает это и прищуривает глаза, то же самое происходит и с Эндрю. Ну, он не прищуривает глаза, но приподнимает брови. Я вырываю руку из хватки Зака и прижимаю её к своей груди.
— Что он несёт? — спрашивает Грег, когда глаза Эбигейл останавливаются на лице Тристана. Она выглядит испуганной… но в то же время полной надежды. Карие глаза Грега мечутся между ними двумя. — Эби?
— А ты не собиралась ему рассказать? — спрашивает Тристан, приподнимая бровь. — Я точно не могу пригласить тебя на зимний бал, если он не знает.
— Знает, что? — спрашивает Грег, и глаза Эбигейл темнеют.
— Прекрати это, Тристан. Прибереги свою ложь и чушь собачью для Работяжки.
— Мы с Эбигейл переспали в ночь перед вечеринкой в честь Хэллоуина. Разве ты этого не знал? Я полагал, у вас двоих были свободные отношения. — Тристан засовывает пальцы в карманы брюк, его улыбка становится шире, когда глаза Грега расширяются от ярости. Тристан делает шаг ближе к Эбигейл, и Грег толкает его. Лёгким движением Тристан отскакивает с пути парня, и Грег в конце концов врезается в Зака.
Зак толкает его на пол и с бесстрастным отвращением наблюдает за разворачивающейся драмой.
Тристан подходит к Эби, обхватывая ладонью её лицо. Сердитое выражение её лица смягчается, а глаза полуприкрыты. Когда он наклоняется ближе, чтобы что-то прошептать ей, её щеки краснеют от удовольствия. Но по мере того, как он продолжает говорить, её глаза начинают расширяться, а рот опускается в испуганной гримасе. Тристан отстраняется и проводит большим пальцем по её нижней губе.
— Когда я сказал, что Черити под запретом, именно это я и имел в виду. — Он отпускает её, и Эбигейл разворачивается, убегая через казино, а Валентина гонится за ней. Джон помогает Грегори подняться на ноги, удерживая его, когда Грег снова пытается броситься на Тристана.
— Ты сукин сын! — рычит он, вырываясь из хватки Джона, в то время как Зейд воет от смеха. Крид наблюдает за всем этим так, как можно было бы наблюдать за падением капель дождя за запотевшим окном. Ему скучно, ему наплевать. На этот раз я почти уверена, что он не притворяется. На самом деле ему просто наплевать на Эбигейл и Грега. — Я тебя…
— Что, Грегори? — спрашивает Тристан, улыбаясь ему. Он такой зловещий, плетёт свои маленькие сети. Интересно, как ему вообще удалось заполучить такую девушку, как Лиззи Уолтон? Её поведение, по сути, противоположно его поведению. — Бросаешь мне вызов? Начинаешь социальную войну? Давай, вперёд. Мы оба знаем, кто победит. — Тристан кладёт руку на плечо Грега, и тот отталкивает его. Этот шаг, похоже, не беспокоит Тристана; он просто улыбается шире. — У тебя есть два варианта: встать в очередь и пойти искать свою развратную подружку или объявить мне войну. Продолжай, я жду.
Грегори так долго смотрит на Тристана, что я на самом деле задаюсь вопросом, не собирается ли он сделать это, сбросить бомбу в социальную среду Подготовительной Академии Бёрберри. Если бы он не обращался со мной так ужасно раньше, я могла бы посочувствовать ему. Тристан — грозный противник. Мою кожу покалывает, и на мою душу ложится ледяной покров. Чёрт возьми. Я не думаю, что до конца понимала, с каким человеком мне пришлось столкнуться.
— Грёбаный мудак, — стонет Грег, и кажется, что он вот-вот расплачется. Он отталкивает Джона, когда тот делает шаг вперёд, чтобы помочь, а затем уходит сквозь собравшуюся толпу. Никто не произносит ни слова, и вскоре снова начинается смех, выпивка и азартные игры.
Тристан снова садится за стол, как будто он только что отлучился на минутку в уборную и вернулся.
— Может, сыграем ещё один раунд? — спрашивает он, когда Эндрю поднимается на ноги.
— Я ухожу. Марни, завтра я свободен, не хочешь пообедать со мной? — я киваю, и он улыбается, с искренним выражением лица, которое почти раздражает после того, как я так долго смотрела на Тристана. — Я напишу тебе. — Он протягивает руку, как будто собирается коснуться моей, и резко останавливается, когда видит, что Зейд пристально смотрит на него.
После того, как он уходит, я снова сажусь на своё место.
— Ты продолжаешь тут ошиваться, придурок? — спрашивает Зейд, ухмыляясь. Он просто поглощает драму ложкой. — Потому что, если ты слоняешься здесь из-за Черити в поисках лёгкого перепихона, ты будешь жестоко разочарован. Я уже спрашивал сегодня утром, и это был точный отказ.
— Ты невыносимо груб, — ворчу я, наблюдая и ожидая, что собирается сделать Зак. Он ничего не говорит, просто садится обратно и устремляет свои тёмные глаза на Зейда.
— Я не играю по твоим правилам, Кайзер. Запомни это. — Он кивает подбородком в сторону Тристана. — Сдавай карты, и начинаем. Я снова играю за Марни.
— Ставки те же? — спрашивает Крид, переводя взгляд на меня. — Только… Я хочу добавить в качестве дополнения, что Черити ни черта не скажет Миранде. По-моему, это справедливо, учитывая, что поставлено на кон.
— Согласен. Если Работяжка хочет получить такой огромный куш, тогда я хочу чего-нибудь получше, чем взятая напрокат машина. — Зейд делает паузу и постукивает татуированными пальцами по столу. — Я хочу поцелуй. Настоящий. Язык и всё такое. — Он ухмыляется мне, и я сердито смотрю на него в ответ. — Что? Я не прошу многого. Это всего лишь поцелуй.
— Хорошо. — Я не собираюсь проигрывать, так что мне всё равно. — Сдавай карты.
Он замолкает, когда Лиззи подходит к столу, высокий парень, с которым мы встречались прошлой ночью, следует за ней.
— Привет, Марни, — говорит она, её тёмные волосы собраны в причудливый узел на затылке, макияж тёмный, но подходящий для вечера. На ней лавандовое платье, которое идеально подходит к её янтарным глазам. — Зак, спасибо, что позволил мне переночевать в твоей комнате прошлой ночью. — Зак кивает, но больше между ними ничего не происходит, так что я думаю, что это была довольно скучная ночь. Внутри меня поселяется прохлада, и я понимаю, что на самом деле нервничала, может быть, ревновала.
Из-за Зака? Серьёзно?
— Я тоже рад тебя видеть, Лиззи, — язвит Тристан, практически выбрасывая карты. — Спасибо за приветствие.
— Я как раз собиралась, — говорит она, выглядя озадаченной. Между ними есть нечто большее, чем простая дружба и полюбовное расставание. Я почти уверена, что Тристан всё ещё влюблён в неё. Лиззи отступает назад и берёт своего друга под руку. — Это Марсель Стоун, мой кавалер на этот вечер. — Она касается тыльной стороны его руки, но я замечаю, что Марсель больше заинтересован в том, чтобы ухмыляться Тристану, чем обращать внимание на свою спутницу.
Лиззи поднимает руку, и свет падает на кольцо у неё на пальце.
Тристан сразу замечает его и напрягается.
— Она упоминала, что мы только что обручились? — спрашивает Марсель, его карие глаза не отрываются от серых глаз Тристана. Я помню, Эндрю говорил, что многие студенты в Бёрберри были помолвлены, но, по словам Миранды, это больше похоже на предварительные деловые договорённости. Студенты по-прежнему делают то — и с кем — они хотят.
— Мы как бы прощупываем почву, — добавляет Лиззи, когда лицо Тристана из бледного становится красным, а затем пепельно-серым. — На самом деле мы поженимся только после окончания колледжа, но наши родители…
— Уолтоны и Стоунз, средневековый поединок за объединение двух великих семей. — Тристан прищуривает глаза и свирепо смотрит на Зака. — Продолжаем игру.
Зак свирепо смотрит на него в ответ, но пододвигает стопку фишек. Лиззи тем временем просто стоит там с потерянным видом. Мне действительно жаль её. Ни одна пятнадцатилетняя девушка не захочет обручаться, особенно с каким-то случайным парнем, которого её родители выбрали из-за денег или престижа. Я думала, что подобные вещи перестали происходить в средние века.
— Тристан, — начинает она, но он сейчас в такой ярости, что его руки дрожат, когда он держит их на коленях, ожидая, когда игра разойдётся по столу. — Мы можем поговорить? Ты же знаешь, я всё ещё хочу быть друзьями.
— Отъебись, Лиззи, — отвечает он, но в его голосе слышится грусть, которая не наигранна. Он скучает по ней. Я начинаю задаваться вопросом, не по этой ли причине они расстались, не по этой ли причине её отец не хочет, чтобы она с ним разговаривала. Её лицо вытягивается, и она отпускает руку Марселя, чтобы обойти стол и занять стул позади меня.
Она наблюдает, как мы играем, и её присутствие вызывает у Тристана такое заметное напряжение, что его невозможно прочесть. Он ставит всё, и я не могу решить, то ли это потому, что у него действительно хорошая рука, то ли потому, что он зол. Я иду на риск.
В конце концов, всё сводится к нам двоим, и когда он кладёт свои карты рубашкой вверх на стол, я чувствую, как мой желудок болезненно сжимается. У него три пары; у меня есть две пары. Мы оба полны дерьма, но это всё равно означает, что я проиграла.
— Полагаю, мы все тебе должны отсосать, да? — спрашивает Зейд, но Тристан не в настроении смеяться, и мои глаза вылезают из орбит. Если он попросит об этом, чтобы удовлетворить только что оказанную ему услугу, я убью его.
— Марни, — начинает Зак, но моя кожа вся горит, и я практически чувствую вкус свободы, которую мне обещают. Целый год никто меня бы не беспокоил. Я могла бы сосредоточиться на учёбе, весело проводить время с Мирандой, ходить по коридорам, не беспокоясь…
— Ещё раз, — говорю я и слышу тихий вздох Лиззи. — Ставки те же?
Но Тристан уже встаёт из-за стола, его глаза потемнели, губы поджаты.
— С меня достаточно, — говорит он, а затем стремительно уходит. Лиззи встаёт со своего места, как будто собираясь последовать за ним, но затем останавливается как вкопанная. Через мгновение она поворачивается ко мне, в глазах блестят непролитые слёзы. Марсель наблюдает за всем этим с хмурым видом, и тогда я решаю, что, хотя мне и не нравится Тристан, этот парень нравится мне ещё меньше…
— Как ты думаешь, мы могли бы обменяться номерами? — спрашивает меня Лиззи через мгновение, и мой рот открывается от удивления. — Я почувствовала какую-то связь прошлой ночью, не знаю. — Она улыбается, а затем достаёт свой телефон из сумочки и протягивает его мне. — Я имею в виду, никогда не помешает завести новых друзей, верно?
— Определённо нет, — отвечаю я, добавляя свой номер телефона в список её контактов, а затем отправляю сообщение самой себе, так что её номер тоже будет у меня под рукой. — У меня не так уж много друзей в Бёрберри…
— Ни хрена подобного, — фыркает Зейд, но мы оба игнорируем его. Лиззи берёт свой телефон и своего несносного жениха и исчезает в толпе. — Ну, Тристан сегодня вечером не вернётся. Он болен Лиззи Уолтон с начальной школы. Когда её отец запретил им видеться, он был потрясён. — Зейд берёт бутылку пива из ящика, стоящего на полу рядом с ним, и, откупорив крышку, выпивает большую часть одним глотком. — Он, вероятно, отправился искать какую-нибудь Плебееху, чтобы зализать свои раны.
Моё лицо морщится от этого, но я ничего не говорю. Я не удивлена.
— Если ты всё ещё хочешь играть, — говорит Крид, полностью игнорируя Зейда и случившийся инцидент. Его глаза прикованы ко мне, и моё сердце бешено колотится в груди. — Я в деле. Предлагаю ещё пять штук для тебя.
— Нам пора, — рычит на меня Зак, но, когда я беру карты, чтобы сдать, он просто вздыхает и остаётся на месте.
К сожалению, я слишком самонадеяна, слишком отчаялась показать этим парням, кто здесь главный. Крид наблюдал за мной весь вечер, улавливая мои мысли. Он начинает следующий раунд, и, хотя я знаю, что мне следует остановиться, что я давлю слишком сильно и захожу слишком далеко, я вздёргиваю подбородок.
— Ещё раз.
Выражение лиц Зейда и Крида должно было стать моим первым предупреждением. Зак кладёт руку мне на колено и сжимает, но я игнорирую его, полная решимости победить, отчаянно нуждающаяся в этом.
Зейд сдаёт, мы играем… и я проигрываю. Снова.
Глава 12
На следующий день обед с Эндрю проходит приятно, непринуждённо, в его голосе нет скрытых намерений. Мы говорим о пляжном доме его семьи на Гавайях, о зимнем бальном вечере в следующем месяце, и я вкратце рассказываю ему о своём доме в старом вагоне поезда. На его лице нет осуждения, и когда он спрашивает меня, можем ли мы как-нибудь сходить куда-нибудь, я отвечаю «да». Та искра интереса, которую, как мне показалось, я заметила в первый день учёбы, всё ещё присутствует; я вижу это, когда он смотрит на меня.
Эндрю приглашает меня провести День благодарения с другом его семьи, у которого загородный дом недалеко от академии, но у нас с Заком уже есть планы. Ужин в доме его семьи на озере заканчивается тем, что мы остаёмся только вдвоём, и подаётся огромное блюдо со всеми обычными закусками. Это восхитительно, но немного одиноко, особенно из-за того, что я чувствую — Зак чем-то расстроен. Я предполагаю, что это из-за того, что его родители и их друзья отменили деловую встречу в последнюю минуту, но его невозможно прочитать, и я не спрашиваю.
Я до сих пор не совсем понимаю, зачем он вообще пригласил меня в гости, или почему он вдруг снова так заинтересовался мной и моим отцом.
— Кого волнует, почему он объявился? — Миранда стонет, закрывая лицо руками, а затем роняя их на колени. Она определённо шипперит меня и Зака. Когда я рассказала ей, что произошло, пока её не было, она была странно молчалива по поводу всего произошедшего. Она даже не придала значения моему свиданию с Эндрю. Но прямо сейчас, кажется, я не могу заставить её замолчать. — Ты ему явно нравишься. Кроме того, у него потрясающее тело, он мог бы стать профессионалом в футболе, если бы захотел, и у него есть то качество чрезмерной опеки, которое мне нравится.
— Тебе встречаться с ним или мне? — спрашиваю я, улыбаясь, пока мы идём по коридорам под звуки сладкой, сладостной неприкосновенности. Прошло две недели после вечеринки в казино, и никто меня не побеспокоил. Никаких грубых записок, подсунутых в мой шкафчик, или презервативов, подсунутых под дверь. Они ненадолго перестали называть меня Работяжкой, и меня оставили в покое, чтобы я могла спокойно поиграть на арфе, поесть в столовой или даже поплавать в бассейне академии.
— Я просто говорю, что Зак — хороший парень. Он мне нравится. — Миранда размахивает своей кожаной сумкой с книгами, пока мы идём, направляясь в спортзал. Харпер, Бекки, Эбигейл и Валентина превратили этот урок для меня в сущий ад, насмехаясь над моим телом, прикрываясь поднятыми руками, крича на меня, когда я стою на трамплине для прыжков в воду, крадя моё полотенце, когда я в душе. Но не после ночи в казино. Мне действительно начинает нравиться учиться правильно плавать. До прихода в Бёрберри всё, с чем я могла справиться — это трясясь плавать по собачьи.
Конечно, в глубине души я знаю, что этот покой ограничен по времени, и я с ужасом отсчитываю дни до первого числа нового года. Этого, и… вот и всего остального. Я не просто сыграла с ребятами один раз и проиграла. Я играла три раза и трижды проиграла. Как это произошло, я понятия не имею. Мне следовало просто забить после первого же проигрыша.
По крайней мере, теперь у меня на счету пятьдесят пять тысяч долларов — сорок за первую игру, которую мы сыграли, и ещё по пять за каждый из трёх проигранных мной раундов. Я чувствую, что позволила своей жадности взять надо мной верх, и мои щёки краснеют при одном воспоминании об этом.
Я решила, что пока приберегу их для колледжа.
С положительной стороны, мы с Лиззи переписываемся после казино, и я чувствую, что мы действительно начинаем становиться друзьями. Миранда кажется настороженной всякий раз, когда я упоминаю о ней, но я предполагаю, что это больше связано с Тристаном, чем с самой Лиззи.
Я стараюсь не думать о том, что я задолжала Идолам.
Одолжение. Поцелуй. Секрет.
Миранда придерживает дверь в спортзал, и я вхожу внутрь, врезаясь в чью-то грудь с такой силой, что у меня болит нос.
Крид там, и он прищуривает глаза, когда я протягиваю руку, чтобы потереть лицо.
— У тебя мышцы болючие, — ворчу я, но он уже игнорирует меня, вместо этого сосредоточившись на своей сестре.
— Ты не разговаривала со мной несколько недель. Меня уже от это тошнит.
— Так ты пойдёшь за мной в женскую раздевалку? — спрашивает Миранда, поджимая губы. Её глаза внезапно наполняются слезами. — Почему бы тебе просто не взять под контроль всю мою жизнь? — она поворачивается, чтобы уйти, и я так потрясена, что просто стою там. Крид, однако, протягивает руку и хватает её за предплечье, удерживая на месте. — Тристан сказал мне, что ты вынюхивал всё вокруг, расспрашивал обо мне всех на вечеринке. — Она пытается вырваться из хватки брата, но его пальцы сжимаются так сильно, что она морщится. Он видит это, и почти незаметный мускул на его челюсти дёргается, прежде чем он отпускает её. — Если ты хочешь что-то узнать, Крид, тогда спроси меня сам. — Она свирепо смотрит на своего брата, ноздри раздуваются, левая рука спрятана в складках юбки.
— С кем ты встречаешься? И как этот долбаёб Деррик раздобыл твои голые фотографии?
— Деррик… — начинает Миранда, её щёки краснеют. Я рассказала ей, что произошло в домике, но она отшутилась, сказав, что Деррик Барр был просто увлечением по переписке. Она показала мне снимки, на которые ссылался Крид, объяснив это тем, что на ней был лифчик, поэтому они на самом деле не были обнажёнными. Я не знала, что на это сказать. Неважно, насколько обнажённой она была на тех фотографиях, это не давало Деррику и его друзьям права распространять их и отпускать вульгарные комментарии. Я почти рада, что Крид и Тристан надрали ему задницу. — Он ничего не значит.
— Ты трахаешься с Тристаном? — спрашивает Крид, его голубые глаза сверкают от ярости. У меня отвисает челюсть. Он пришёл к тому же выводу, что и я… Я помню лицо Эбигейл, когда Тристан прошептал ей что-то на ухо. Он монстр, в этом нет никаких сомнений. Как раз перед тем, как мы с Зейдом покинули казино, я нашла его и спросила, что он сказал, и он улыбнулся мне. «Я сказал ей, что она никогда не сможет заполучить меня. Никто не сможет. И если бы каким-то чудом я выбрал себе девушку, то, чёрт возьми, это была бы точно не она». Тристан ухмыльнулся мне, наклонившись ближе и прижавшись своей щекой к моей. «Я сказал, что предпочёл бы встречаться с нетерпеливой маленькой благотворительницей». А потом он развернулся и уехал на машине своего отца.
— С Тристаном? — Миранда задыхается, её голос звучит нервно. Она бросает взгляд в мою сторону, а затем качает головой. — Прости, Марни, просто… скажи тренеру, что у меня месячные.
Она поворачивается и уходит по коридору, её сумка с книгами и конский хвост подпрыгивают.
Мы с Кридом поворачиваемся и смотрим друг на друга почти в унисон. Он хмуро смотрит на меня.
— У тебя было две недели, а я так нихрена и не услышал.
— Ого, — начинаю я, когда он протягивает руку и убирает с лица прядь своих белокурых волос. Теперь он хмурится, и я вспоминаю выражение его лица, когда он бросил вызов Деррику на задней палубе. Когда дело доходит до семьи, Крид предельно серьёзен. — Она мне ничего не сказала, Крид. Мы говорим обо всём, кроме её личной жизни. Буквально, я могла бы назвать любимую марку тампонов твоей сестры, но не то, с кем она встречается.
— Пожалуйста, не надо, — говорит Крид, закрывая глаза. Сейчас он выглядит по-настоящему уставшим, прислонившись плечом к стене. Скучная королевская рутина приостанавливается на самое короткое время, и я обнаруживаю, что мои щёки пылают. Я полагаю, что такое случается нечасто. — Я бы предпочёл не знать о Миранде таких подробностей.
— В конце концов, она твой близнец, — шучу я, пытаясь выдавить улыбку. Окей — это слишком. Глаза Крида распахиваются, и он выпрямляется, возвращая на место своё беззаботное выражение. — Но я тоже беспокоюсь за неё. Она ведёт себя как-то… отстранённо. Она почти не разговаривает со мной, она разозлилась на меня за то, что я написала Лиззи, а когда появляется Тристан, она убегает. Единственный человек, с которым она, кажется, разговаривает, кроме меня — это Эндрю.
— Эндрю, да? — Крид вздрагивает, на мгновение задумываясь.
— Крид! — кричит Харпер, с энтузиазмом маша рукой с другой стороны спортзала. — Поторопись и переоденься. Мы заключаем пари на то, кто из парней покажет лучшее время на круге. — Она опускает руку и поворачивается, чтобы уйти, но не раньше, чем бросает на меня сердитый взгляд и в высшей степени стервозно встряхивает волосами.
— Ты думаешь, Миранда встречается с Эндрю? — спрашиваю я. — Но что насчёт Тристана? — при звуке имени Идола Крид снова начинает хмуриться.
— Если я узнаю, что он трахает мою сестру, я убью его. — Крид делает паузу, как будто только что понял, с кем разговаривает. Его лицо меняется, как будто его высокомерное выражение наследника на быстром наборе. — Не забудь о нашем пари.
Я закатываю глаза.
— Как будто я могла бы, если бы попыталась. Я ничего не знаю.
Он оглядывает меня с ног до головы, прищуривает глаза, а затем поворачивается и направляется в сторону мужской раздевалки. В часовне звучит запоздалый колокольный звон, и я стону.
Теперь я официально опаздываю на занятия.
Спасибо, Крид.
Наша учительница химии, миссис Зиммерман, древняя, ей около восьмидесяти с чем-то лет. Она двигается медленно, но её разум подобен хлысту. Я видела, как она заставила Тристана замолчать одним лишь взглядом. В пятницу она назначает нам встречу в лекционном зале, а не в лабораторной.
— Для чего, чёрт возьми, это нужно? — спрашивает Харпер, выпячивая бедро. Похоже, она люто ненавидит миссис Зиммерман. Может быть, потому, что она одна из немногих учителей в кампусе, которая не преклоняется перед Голубокровными?
— Мы меняемся партнёрами по лабораторной, — хрипит миссис Зет (прим. Mrs. Z. — аббревиатура по первой букве фамилии. Z — Зет), свирепо глядя на Харпер сквозь толстые линзы своих очков. Её седые волосы собраны в пучок на макушке, и она выглядит элегантно в белой блузке на пуговицах и юбке в цветочек. Возможно, она единственная учительница в академии, кроме миссис Эмбертон и мисс Хайленд, которая одевается не как политик.
— Меняемся? — визжит Харпер, и я съёживаюсь. Иногда она издаёт звуки как динозавр. Каждый раз, когда она так кричит, я представляю себе ту гифку с кричащим парнем и словами визг птеродактиля, написанными внизу. — Почему? — она сразу же смотрит на меня, как будто я каким-то образом организовала все это.
— Фамильярность порождает лень. — Миссис Зет включает экран в передней части класса и показывает список оценок с именами рядом с ними. К сожалению, никогда не стоит недооценивать его влияние на мотивацию учащихся. Ещё до того, как мне разрешили записаться на занятия в Бёрберри, нам с папой пришлось подписать согласие, которое позволял школе публиковать оценки учащихся. — Внимательно взгляните на этот список.
Я прикусываю нижнюю губу. Миранда (которой всё ещё здесь нет) и я занимаем третье место, в то время как Тристан и Харпер на первом. Хотя мне неприятно это признавать, но не отставать от Тристана на академическом уровне непросто. Думаю, он умнее, чем кажется.
— У нас с Тристаном всё хорошо получается вместе. Какое вы имеете право разлучать нас? — Харпер проводит языком по нижней губе и хмурится.
— Право, которое было заработано тремя докторскими степенями и временем, потраченным на обучение членов королевской семьи в Европе. Вы не самый особенный человек в этом классе, мисс Дюпон. Вы полагаетесь на мистера Вандербильта в осуществлении вашего партнёрства. То же самое с мисс Рид и мисс Кэбот, которая, как я вижу, решила не присоединяться к нам сегодня. — Я немного съёживаюсь, когда Миранда, спотыкаясь, входит в класс с опозданием, пытаясь спуститься по ступенькам и проскользнуть на место рядом со мной. — А, я вижу, вы решили почтить нас своим присутствием.
— Мне жаль, — шепчет Миранда, когда миссис Зет переводит взгляд с неё на Харпер.
— Разделитесь на пары.
— Что?! — Харпер снова завела свой птеродактильный визг.
— Мистер Вандербильт, мисс Рид, вы в паре, — продолжает она, направляя студентов друг к другу. Харпер всё ещё разевает рот, когда Миранда встаёт, чтобы сесть рядом с ней. Тристан садится на табурет рядом со мной, скрестив руки на груди. Кажется, он и близко не так обеспокоен, как Харпер.
— Это, должно быть, твой худший кошмар, да? — спрашиваю я, и он переводит свои серые глаза в мою сторону. Уголки его порочного рта тронула улыбка.
— Мой худший кошмар? Вряд ли. Больше похоже на твой. — Тристан поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и протягивает руку, чтобы поправить мой галстук. Его пальцы скользят по верхушкам моих грудей, и у меня перехватывает дыхание. Харпер смотрит на нас с горящими глазами, как будто я девушка, стоящая между ней и её предполагаемым будущим женихом. По иронии судьбы, я, возможно, единственная девушка в классе, с которой Тристан не переспал. — Если бы у нас не было нашего маленького пари, я бы уничтожил тебя. — Он делает паузу, раздумывая. — Хотя я полагаю, что каким-то образом, даже с твоим чёртовым плохим образованием государственной школы, ты преуспеваешь в учёбе. Я предполагал, что ты трахаешься с кем-нибудь из профессоров, но не думаю, что ты соответствуешь вкусам миссис Зет. — Он бросает взгляд в переднюю часть комнаты, где сейчас стоит Харпер, споря учителем приглушённым, сердитым тоном.
— Это настолько невежественные, женоненавистнические слова, что я даже не собираюсь их комментировать. — Я открываю свой ноутбук и загружаю лабораторные материалы на следующую неделю, открываю документы и просматриваю эксперимент, пока Тристан наблюдает за мной.
— Как у тебя это получается? Если ты ни с кем не трахаешься, тогда в чём дело? Жалость? Подлизывания?
— Попробуй предположить усердную работу и целеустремлённость, — огрызаюсь я, захлопывая крышку своего компьютера. Мои глаза встречаются с глазами Тристана, но мне трудно выдержать его взгляд. Он просто такой… тьфу. У него такое бесцеремонное отношение ко мне, которое началось ещё с первого дня. Кроме того, он слишком красив для его же блага. Хуже всего то, что он полностью осознает свою внешность. — Поступление в эту школу было одной из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала. Я провела весь свой восьмой класс, добиваясь этой стипендии и этого места.
— А я провёл всю свою жизнь, работая, чтобы поступить в эту школу. — Тристан смотрит на меня сверху вниз глазами цвета грозового неба над морем, плоско-серого от набегающих облаков, густого от грома и сверкающего молниями. — На протяжении четырёх поколений Вандербильты произносили прощальные речи в академии Бёрберри. Если это твоя цель, то я предлагаю тебе перейти в другую школу.
— Насколько я помню, я всё ещё первая в классе первого курса, — язвительно замечаю я, и его лицо напрягается. Но Харпер, наконец, протопала и села рядом с Мирандой, кипя от злости, её пальцы так сильно впились в её бледные бёдра, что я вижу красные отметины. Миссис Зет начинает свою лекцию, и я достаю свой планшет, чтобы сделать заметки.
Тристан не разговаривает со мной остаток дня, но я знаю, что он меня услышал.
И я знаю, что он даст отпор.
Приближается январь, а я так облажалась.
Глава 13
В пятницу Зейд появляется у моей двери, проскальзывая внутрь прежде, чем Миранда и Эндрю успевают её закрыть.
— Тебя сюда не приглашали, — говорю я, но он игнорирует меня, зелёные глаза без интереса разглядывают моих друзей, а затем переводят взгляд на меня.
— Нет, но у есть кое-что, что я хочу от тебя. — Он делает паузу и поднимает обе брови, его униформа полностью расстёгнута, галстук распущен и съехал набок. Он воткнул булавку в лацкан пиджака, скрывая эмблему Бёрберри. — Я собираю долги с нашего маленького пари. И я хочу сделать это сегодня вечером на вечеринке у Бекки Платтер.
Мои щёки пылают, а Эндрю хмурится. Миранда скрещивает руки на груди и свирепо смотрит на Зейда. Она входит в Ближний круг, является членом престижных Голубокровных Бёрберри, ей это позволено. Её связь с Кридом делает её непобедимой. Пока он у власти, она тоже.
— Где Бекки устраивает свою вечеринку? Потому что меня не пригласили. — Миранда бросает взгляд на Эндрю, и он вздыхает.
— Мне она тоже об этом не рассказывала.
— Нет, потому что вы двое всегда торчите здесь, в Борделе. — Зейд берёт горсть арахиса из миски на моём столе. — Она всем рассказывает, что у вас троих какие-то долбанутые любовные отношения и что у вас у всех хламидиоз или что-то в этом роде. Или это была гонорея? — он делает паузу, чтобы отправить арахис в рот, глаза его темнеют. — Дело вот в чём: я хочу трахнуть Бекки Платтер. Она ведётся на ревность, и ты знаешь, что она чертовски тебя ненавидит, Черити. Приходи на вечеринку, потанцуй со мной немного, а потом поцелуй меня.
Мой рот открывается, а затем резко закрывается.
— Это глупое пари, — огрызается Миранда, откидывая светлые волосы с лица. Она выглядит точь-в-точь как Крид, когда делает это. — Вот почему я не вступаю в Клуб Бесконечности. Это того не стоит.
— Клуб — это нечто большее, и ты это знаешь. — Зейд улыбается мне, а затем задирает рубашку, демонстрируя свою татуировку Бесконечность. — Такая чертовски загадочная, верно? Девушки всегда спрашивают меня о ней, когда набрасываются на меня. — Он опускает ткань, и я хмурюсь. Я не впечатлена.
— А тебя не беспокоит, что я слишком много знаю? — сухо спрашиваю я, моё сердце бешено колотится. Последнее, что я хочу делать сегодня вечером, — это веселиться, особенно с Зейдом. И поцеловать его? Я имею в виду, это был бы не первый наш поцелуй. Тот, что был на Хэллоуин, мог бы стать моим первым, если бы у нас с Заком не было ровно одного невероятного сеанса поцелуев перед тем, как мы расстались.
— Э-э, почему? Мой отец платит больше миллиона за охрану в год. Если бы ты начала распускать язык, он мог бы просто послать за тобой своих головорезов. — Зейд протягивает руку и ерошит свои волосы. Он часто подводит глаза, что чертовски раздражает Миранду. Я ещё не призналась ей в этом, но, по-моему, он действительно хорошо так смотрится. От этого его изумрудные глаза становятся больше. — Вечеринка у родителей Бекки, примерно в часе езды отсюда. Её родители пользуются этим домом только тогда, когда у них соревнования по верховой езде или ещё что-нибудь в этом роде. Она говорит, что там будет спокойно, ни учителей, ни полиции, у чёрта на куличках.
— Полагаю, дресс-код такой же, как обычно: распутный, короткий и обтягивающий? — спрашивает Миранда.
— Предпочтительно, — отвечает Зейд, посмеиваясь. Он садится на мою кровать, как будто намеревается подождать меня. Он скрещивает ноги в лодыжках, и я понимаю, что на нём ботинки вместо мокасин. Итак, это его наряд для вечеринки. Он замечает, что я смотрю, и делает жест подбородком. — Сегодня вечером может появиться пара других школ. Я хочу иметь возможность презентовать себя. — И тут я замечаю, что на его булавке написано: Идол. Ух ты, как тонко.
— Тогда я надену свою форму с кроссовками, — говорю я, и Зейд стонет, поднимаясь с моей кровати и снова направляясь прямиком к моему гардеробу. — Прошу прощения, но мы не настолько близки. Убери свои руки от моей долбаной одежды. — Зейд швыряет в меня обтягивающую чёрную майку, затем хватает мою кожаную куртку, а затем крадёт мои красные туфли на каблуках Прада с Хэллоуина.
— Надень это дерьмо вместе со своей юбкой.
— Я не пойду на вечеринку на каблуках. Я едва могу в них ходить. — Я бросаю всю эту кучу на кровать, но, возможно, я надену майку и куртку. Накрахмаленные белые блузки академии душные, и они чертовски дорогие. Когда я забирала свою униформу у портного, мне пришлось подписать счёт с тремя нулями. Она обошлась мне больше чем в пять тысяч долларов. — И, кроме того, мы поспорили на поцелуй, а не на вечеринку.
— Вот что я тебе скажу, — говорит Зейд, подходя и становясь передо мной. Я всегда думала, что он ниже ростом, чем Крид и Тристан, потому что он всегда сутулится. Когда он стоит прямо передо мной, как сейчас, я вижу, что это совсем не так. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на него снизу-вверх. — Ты приходишь на вечеринку, танцуешь со мной, и я сочту это оплатой вместо поцелуя.
— Ты действительно заинтересовался Бекки Платтер, да? — спрашиваю я, но Зейд только смеётся.
— Заинтересовался? — эхом отзывается Миранда, качая головой. — Он просто хочет вычеркнуть её имя из своего списка бинго. — Зейд не отрицает её обвинений, вытаскивая телефон из кармана и набирая текстовое сообщение.
— Ага, и что? Бекки всё равно стерва. Какая тебе разница, если я её трахну? — он поднимает свои зелёные глаза от экрана и приподнимает бровь. — Ты бы слышала, какую чушь она несёт за твоей спиной, Работяжка.
— Что другие люди думают обо мне, не моё дело, — отвечаю я, и Миранда ухмыляется. Это цитата РуПола. — Но всё в порядке. Я пойду на вечеринку, потанцую несколько песен, и с моим долгом будет покончено?
Зейд показывает мне большой палец и ухмыляется, поглядывая на Эндрю. Он почти ничего не сказал, просто прислонился к стене, наблюдая за нашей перепалкой. Может быть… он ревнует, что я иду на свидание с Зейдом сегодня вечером? Не знаю. Я имею в виду, не то чтобы я поощряла хрупкую мужественность и чрезмерную ревность, но небольшое доказательство того, что кому-то небезразлично, никогда не бывает плохо, верно?
— А как насчёт тебя, Пейсон? Возьми Миранду и устроим двойное свидание? — Зейд ухмыляется ему и протягивает руку, чтобы закрутить пучки его волос цвета морской волны в колючки.
— Я предпочла бы остаться дома сегодня вечером, если ты не против? — спрашивает Миранда, отвечая за Эндрю. — Если тебе нужна моя поддержка, я приду, но никто из Внутреннего круга не станет нарушать приказы Тристана.
— Это приказ не только Тристана, — огрызается Зейд, и у меня возникает мысль, что и его, и Крида возмущает тот факт, что все ведут себя так, будто Тристан — король школы. — И она права: сегодня ночью ты будешь в безопасности. Если кто-то обидит тебя, значит, он социально облажается. Даже Харпер знает, что если она будет связываться с тобой, то потеряет свои шансы с Тристаном.
— Оставайся дома, — говорю я Миранде, думая о выражении её лица, когда Крид наехал на неё в спортзале. Мой взгляд переметнулся к Эндрю, но только на секунду. Я не хочу, чтобы Зейд знал, о чём я думаю, пока нет. Если я получу подтверждение, что она встречается с Эндрю, или с Тристаном, или с кем-то ещё, я должна сообщить Криду. Но я не обязана делиться этой информацией с Зейдом. — Я справлюсь.
— Люблю тебя, — говорит она, целуя меня в щеку. Я думаю, что это правда, и улыбаюсь.
— Я тоже ухожу, но, может быть, приду на вечеринку позже? — Эндрю быстро обнимает меня и шепчет на ухо. — Не позволяй Идолам раздавить себя. — Он встаёт, машет рукой и направляется в холл вместе с Мирандой.
— Они ебутся, — говорит Зейд, как только дверь захлопывается.
— Это не так, — автоматически выпаливаю я, думая о своём свидании с Эндрю. — Почему ты так говоришь?
— Любой, кто ещё не понял этого, либо слеп, либо его зовут Крид Кэбот. — Зейд указывает на стопку одежды на моей кровати, а затем постукивает по модным часам на своём накрашенном запястье. — Поторопись, Черити, меня ждёт Бекки Платтер, чтобы шокировать её твоим присутствием.
— Почему Крид должен был не знать? — спрашиваю я, собирая одежду в охапку. Зейд закатывает свои изумрудные глаза.
— Он знает всё обо всём, за исключением тех случаев, когда речь заходит о его сестре. Она отгораживается от него, и он это ненавидит.
— Может быть, она встречается с Тристаном? — спрашиваю я, и Зейд воет от смеха.
— Тристан? Чёрт возьми, нет. Он был бы идиотом, если бы хоть прикоснулся к Миранде. Может быть, в долгой, затяжной схватке Тристан и победил бы, но Крид превратил бы его жизнь в сущий ад. Они оба унизили бы друг друга до такой степени, что ни один из них больше не стал бы больше Идолом. Может быть, он и подозревает Тристана, но это невозможно.
Отложив эту информацию на потом, я проскальзываю в ванную, чтобы переодеться.
Но я определённо не надену каблуки.
Зейд везёт нас на вечеринку в том же «Мазерати», что и раньше, поворачивая так быстро, что у меня побелели костяшки пальцев, которыми вцепилась в сиденье. На этот раз я определённо не засну.
Дом, к которому мы подъезжаем, высотой в несколько этажей и шириной с главное здание академии. По всей длине первого этажа расположены окна от пола до потолка, и все они открыты, люди высыпают во внутренний двор.
Зейд проталкивается сквозь них на машине, опуская стекло и улюлюкая, когда нажимает на клаксон. Кажется, никого не волнует, что он паркуется наполовину на ступеньке крыльца, оставляя машину под неудобным углом.
— Давай, Черити, — говорит Зейд, протягивая мне руку. У меня нет выбора, кроме как воспользоваться им, переползая через водительское сиденье, чтобы выйти. Из-за того, как мы припаркованы, я не могу открыть свою дверь; она заблокирована гигантским квадратом цемента со статуей наверху. Зейд вытаскивает меня, и я, спотыкаясь, падаю на него. Моё сердце колотится так громко, что заглушает шум толпы вокруг нас. Когда он наклоняется и прижимает свой рот к моему на расстоянии волоска, я перестаю дышать. Если бы я вдохнула, наши рты встретились бы. — Ты моя на эту ночь, ладно? И я могу быть очень собственническим засранцем.
Я делаю шаг назад и оказываюсь прижатая к боку машины. Зейд кладёт ладони по обе стороны от моих плеч, его улыбка — тлеющий уголёк, который угрожает упасть и сжечь меня.
— Ладно, неважно, — огрызаюсь я, чувствуя, как по спине стекает струйка пота. — Ради пари. Просто убедись, что сегодня вечером меня никто не побеспокоит. — Зейд усмехается и прижимается своим лицом к моему, шепча мне на ухо.
— Обещаю, Работяжка. — Он отходит из машины и поворачивается, чтобы подняться по лестнице, давая пять нескольким другим парням. Несколько девушек пристально смотрят на меня, но ни одна из них не входит во Внутренний круг, так что я не знаю их имён. Никто не был добр ко мне, а Идолы и их Ближайшее окружение были самыми жестокими. Знай своих врагов, верно?
— Шлюха, — выплёвывает одна из девушек, когда я поднимаюсь по ступенькам. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё, но на ней бледно-голубая куртка из подготовительной школы Беверли-Хиллз. Девушка рядом с ней, которую я смутно узнаю с занятий в спортзале, маниакально ухмыляется. Использовать ученицу из другой школы, чтобы напасть на меня. Это своего рода блестящий ход. — Мы все наслышаны о твоих подвигах.
— Я не уверена, о каких подвигах ты говоришь, — отвечаю я ей, лёгкий ветерок треплет мои золотисто-розовые волосы вокруг моего лица. — Но, несмотря ни на что, какое это даёт тебе право оскорблять меня? Тебе, наверное, стоит сходить на курсы по изучению феминизма или что-то в этом роде и почитать о внутреннем женоненавистничестве.
— О чём, чёрт возьми, ты вообще говоришь, сучья лесбиянка? — огрызается девушка из Беверли-Хиллз, делая шаг ко мне.
— Она говорит тебе отвалить, и я всячески поощряю это, — огрызается Зейд, появляясь на верхней ступеньке лестницы. Девушка из Беверли-Хиллз выглядит озадаченной, но, очевидно, даже она знает, кто такие Идолы в Бёрберри. — И ещё, Кларисса, думаешь, что сможешь действовать через марионетку и не попасться? Нет уж. Ты исключена из команды по плаванию на сезон.
— Зейд! — кричит она, но он берёт меня под руку и тянет вверх по ступенькам. Один раз он останавливается наверху, чтобы оглянуться на неё. Его лицо такое же тёмное, как у Крида, но раскалённое добела, а не холодное как лёд.
— Ещё раз побеспокоишь Черити перед Идолом и рискнёшь собственной шеей. Если я узнаю, что ты была на тренировке по плаванию, можешь забыть о походе на зимний бал с Саем. — Зейд поворачивается, и гнев исчезает с его лица. Он провожает меня через массивные парадные двери, и я изо всех сил стараюсь не глазеть на красоту дома. Потому что, этот дом принадлежит Бекки Платтер, и она ужасный человек, но…
— Этот дом, — начинаю я, потрясённо моргая, — выглядит точь-в-точь как плантация магнолий в Чарльстоне. Он был построен в 1676 году и сгорел во время…
Взгляд, который бросает на меня Зейд, состоит из девяти частей замешательства и одной части острого интереса.
— Тебе реально не наплевать на всё это? Дом есть дом, верно? Кого он волнует? — я закатываю глаза, но он уже тащит меня мимо изогнутой лестницы с оригинальной деревянной лепниной и по полам, которые, как я подозреваю, на самом деле могут быть из кипариса. Чёрт. Сейчас кипарис охраняется, но в прежние времена его обычно использовали для строительства на юге. Увидеть такое в Калифорнии действительно странно и говорит о большом богатстве. Либо семья Бекки всегда была богатой, либо они купили этот дом у кого-то другого с богатым семейным наследством. — Танцпол в этой стороне.
Мы идём по длинному коридору, увешанному фотографиями улыбающейся Бекки и её семьи. Все до единого светловолосые и голубоглазые, все высокие и худощавые. Они пялятся на нас, когда мы проходим через затенённый зал, где целуются парочки, и выходим в своего рода гигантский бальный зал.
В углу играет ди-джей, столы заставлены стеклянными бутылками из-под алкоголя, и отчётливо пахнет травкой.
Место другое, но вечеринка всё такая же, не отличается от тех, что я видела дюжину раз.
Зейд наливает себе выпить и протягивает мне неоткрытую банку содовой, опрокидывая свои порции рома быстрее, чем я успеваю пригубить свой напиток. Как мы собираемся возвращаться в кампус, когда он будет пьян в стельку, выше моего понимания. Я не сяду в машину к пьяному парню, несмотря ни на какие ставки.
— Бекки в углу, — говорит он мне, указывая на её белокурую головку. Она танцует тверк на Джоне Ганнибале, его руки на её бёдрах. Честно говоря, они оба выглядят нелепо. — Давай пройдём в середину. — Зейд наклоняется и берёт меня за руку, его пальцы оставляют клеймо на моей коже. У меня внезапно пересыхает в горле, и я выпиваю остатки содовой, прежде чем Зейд выхватывает банку у меня из рук и протягивает её какому-то случайному парню. — Плебей, — объясняет он, как и другие студенты в академии — его личные рабы.
— На самом деле я не очень хо… — начинаю я, когда Зейд разворачивается, а затем притягивает меня в свои объятия. Внезапно начинается песня в стиле поп-рок, и по его ухмылке я понимаю, что это его музыка.
— Просто позволь своему телу повторять форму моего, и я позабочусь о тебе. — Зейд притягивает меня ближе к себе, и я быстро обнаруживаю, что то, как он двигается, так же заразительно, как и его улыбка. Он прирождённый исполнитель, подпрыгивает в такт мелодии и беззвучно подпевает словам, когда хватает меня за руку и кружит. Он даже наклоняет меня в танце, и я обнаруживаю, что моё сердцебиение учащается, когда толпа расступается от нашего места в центре комнаты, прямо под хрустальной люстрой над нашими головами.
Кажется, никто другой не знает, как танцевать под такую музыку, поэтому они просто смотрят. Бекки Платтер стоит в центре, её лицо пылает. Харпер стоит рядом с ней, уперев руки в бёдра, и, прищурившись, смотрит на нас.
— Показуха! — кричит она, и группа, собравшаяся вокруг неё, хихикает.
«Целовать тебя — всё равно что целовать звезды. Трахать тебя — всё равно что спать с сиренами. Твоё прикосновение — это раскалённое железо, которое обжигает, и я люблю тебя и все твои шрамы».
Голос Зейда воркует из динамиков, это хрипловатое мурлыканье, от которого у меня мурашки бегут по коже. Если бы он не был таким придурком, я бы действительно поискала его треки на Spotify, iTunes или ещё где-нибудь.
Песня заканчивается, но сразу же начинается другая, какой-то мрачный, потный хип-хоп-бит, который Зейд воплощает в своих танцевальных движениях. Его таз прижат ко мне, его руки на моей талии. То, как он смотрит на меня, когда мы двигаемся, — это… Мне приходится тряхнуть головой, чтобы прояснить её. Я чувствую вялость от жары, танцев и того, как он меня обнимает.
Его руки скользят вверх по моей талии, и моё дыхание становится учащённым. Я близка к обмороку, и не могу решить, то ли это давление толпы, то ли жара, то ли тот факт, что я ничего не ела с обеда… Зейд полон дикой химии, я не могу этого отрицать. Он был придурком по отношению ко мне, но моё тело этого не знает. Сама того не желая, я обнаруживаю, что наклоняюсь навстречу его прикосновениям, мои руки обвивают его шею.
Он прижимается своим потным лбом к моему, и мы танцуем вместе ещё три песни. В этот момент мне кажется, что я чувствую, как его твёрдость прижимается ко мне сквозь красную ткань его академических брюк. Это очень отвлекает.
— Зейд… — я вздрагиваю, когда его рот прижимается к моему. Я думаю, что это плохая идея, но потом это происходит, и у меня перехватывает дыхание. Кольца на губах Зейда дразнят мою кожу как раз перед тем, как он сокращает расстояние между нами, его язык касается моей нижней губы, прежде чем проникнуть в мой рот. Его покрытые татуировками руки сжимаются на моих бёдрах, и наши тела замедляют свои движения, губы подхватывают ритм.
До Зейда я целовалась только с одним парнем, и это был Зак. Поцелуи Зейда совершенно другие, раскалённые добела и уверенные в себе, как будто он знает, что может заполучить практически любую девушку, которую захочет. Когда Зак поцеловал меня, это было с мрачным чувством собственника, которое напугало меня так сильно, что я перестала разговаривать с ним на целую неделю. Потом он порвал со мной, и я… Может быть, он был также против моего поцелуя, как и я против его?
Мои руки сжимаются вокруг шеи Зейда, и он ещё глубже прижимается ко мне, сливая наши тела в одно целое. Его язык скользит по моему собственному, контролируя поцелуй, но не подавляя меня. Это так приятно, что трудно вспомнить, что он ненавидит меня, что он, вероятно, целует всех других девушек точно так же.
Со вздохом я обнаруживаю, что мой рациональный мозг прячется где-то там, и отталкиваюсь от Зейда, его ухмылка становится ещё острее, глаза встречаются с моими. Вытирая рот рукой, я понимаю, что меня трясёт, что между моими бёдрами ощущается тепло, к которому я не привыкла.
Зейд хихикает, низко, соблазнительно и наводяще на размышления, но, по крайней мере, большинство других студентов вернулись к танцам. Единственные, кто всё ещё наблюдает за нами — это Харпер, Бекки, Валентина и Эбигейл. О-о-о. Их глаза следят за мной, когда я поворачиваюсь и бегу к двери. Зейд сказал, что мой долг перед ним будет погашен простым танцем, и всё же… Я всё равно поцеловала его.
По крайней мере, мне не нужно беспокоиться о том, что возникнут какие-либо сомнения относительно того, играла ли я по правилам Клуба Бесконечности или нет.
— Эй, Работяжка, куда ты? — Зейд выходит следом за мной, но я остолбенела. Тристан стоит у подножия лестницы с девушкой, прижавшейся к статуе с противоположной стороны от того места, где Зейд припарковал машину. Он целует её, и одно из её бёдер находится в его руке, но я не думаю, что они занимаются сексом… пока ещё.
Он смотрит на меня холодными серыми глазами, а затем… резкая вспышка гнева и жара пронзает его, и он отталкивает девушку. Она смотрит ему вслед, разинув рот, и тянется к его руке, но он стряхивает её.
— Что ты здесь делаешь? — он огрызается, но не на меня, а на Зейда. Когда я оглядываюсь на парня-рокера, он засунул пальцы в карманы, на его лице расплылась высокомерная ухмылка. — Мы договорились, что ты не придёшь сегодня вечером.
— Предложение было сделано, но я с ним так и не согласился. — Зейд замолкает, когда Крид подходит к нему сзади, его голубые глаза встречаются с моими, а затем снова переводятся на лицо Зейда. — Если ты хотел быть уверен, что этого не произойдёт, тебе следовало заключить со мной пари. — Он бросает мне ключи от «Мазерати». — Побудешь моим водителем, Черити?
— А что насчёт Бекки? — я задыхаюсь, мой мозг кружится от последствий того поцелуя. Я даже не собираюсь пытаться расшифровать борьбу, которая происходит между тремя Идолами. Они мне ничего не скажут, даже если я спрошу. — Я думала, ты собирался «трахнуть её сегодня вечером». — Я не могу сдержать хмурого выражения на своём лице, когда сжимаю в ладони ключи от машины.
— Нет, я думаю, что провёл достаточно времени с твоим лицом, чтобы вывести её из себя. Но как только она успокоится, она будет моей.
— Ты жалок, — протягивает Крид, но я не думаю, что он имеет в виду всю эту чушь с Бекки.
— Пошёл ты, Зейд, — рычит Тристан, его глаза горят, когда он рассматривает меня. — Я надеюсь, ты знаешь, что сегодня вечером пришла на вечеринку со змеёй.
— В противоположность чему? — спрашиваю я, потому что не могу отделаться от сравнения с чёрной вдовой. Тристан ядовит, склонен к манипуляциям, довольствуется ожиданием и планирует свою месть. Когда он не отвечает мне, я поворачиваюсь и открываю дверцу «Мазерати». Зейд ухмыляется своим друзьям (если они вообще друзья?), а затем забирается на пассажирское сиденье. Я присоединяюсь к нему, завожу машину и даю задний ход. Несмотря на то, что у меня нет прав, я возила своего отца по городу с тринадцати лет. Иногда он просто был слишком пьян, чтобы сделать это самостоятельно.
Мы едем обратно в академию, но ни один из нас не упоминает о поцелуе. Зейд, потому что это, вероятно, мало что значит для него. Я, потому что это слишком много значит для меня.
Глава 14
Зимний бал — и зимние каникулы — быстро приближаются, но я не знаю, как я к этому отношусь. Я наслаждаюсь спокойной жизнью, учусь и провожу время с Мирандой и Эндрю. Я переписывалась с Заком, но не так часто, как с Лиззи. Она кажется действительно милой, и я начинаю с нетерпением ждать её сообщений.
— Я с ужасом жду Нового года, — стону я, потому что мне кажется, что время утекает у меня сквозь пальцы. Когда я перестала подвергаться издевательствам, мой год прошёл на сверхскорости, и теперь у меня в животе появляются тревожные бабочки, когда я думаю о возвращении к тому, что было, эта низкопробная тревога пронизывает меня, я всегда задаюсь вопросом, не охотятся ли за мной. — И не уверена, что чувствую по поводу возвращения домой.
Миранда смотрит на меня с сочувствием, но её семья собирается в Париж на зимние каникулы. Пребывание в большой, холодной академии со скудным персоналом было прекрасным вариантом на осенние каникулы, но не на зиму. Я хочу отпраздновать Рождество, украсить ёлку, съесть ветчину и сладкий картофель с зефиром. Кроме того, я не могу вечно злиться на своего отца; я скучаю по нему.
— Кажется, ты неплохо ладишь с парнями, — замечает Миранда, уголок её рта подёргивается. Я закатываю глаза, но знаю, что мы ещё ни раз заговорим об этом. — Те видео, где ты целуешься с Зейдом…
— Пожалуйста, не надо, — стону я, останавливаясь перед лифтом в башне номер один по пути в класс. — Я уже говорила тебе, это было всего лишь частью пари.
— Как скажешь, — присвистывает Миранда, делая паузу, когда к нам приближается Тристан, без своей обычной стайки девушек. Двери лифта открываются, и он протягивает руку, его серые глаза остры и сосредоточены. У него такой вид, будто он чего-то хочет. Как ни странно, он выглядит так, словно хочет меня. Эта мысль приходила мне в голову много раз за последнюю неделю, начиная с вечеринки у Бекки. Я пытаюсь понять, когда произошёл этот сдвиг, когда парни из Идолов начали относиться ко мне чуть лучше, и я могу точно сказать, что это произошло сразу после вечеринки в честь Хэллоуина.
Это заставляет меня задуматься.
— Сначала дамы, — произносит Тристан, но это сказано с таким сильным чувством, что у меня по спине пробегает дрожь. Я не собираюсь спорить, и думаю, что правило Идол/лифт безумно глупое, поэтому я вхожу и прислоняюсь к задней стене, крепко держа перед собой сумку с книгами. Тристан нажимает кнопку двенадцатого этажа, и мы все едем в тишине. — Миранда, — наконец произносит он, но двери открываются, и она, усмехаясь, выбегает в класс, даже не дожидаясь меня.
— Что происходит между вами двумя? — спрашиваю я его, и он бросает на меня мрачный взгляд. Его чёрные, как вороново крыло, волосы сияют на солнце, когда мы входим в класс. Они иссиня-чёрные с прядками спереди, которые мягко падают ему на лоб. Интересно, каково было бы провести по ним пальцами? Эта мысль приходит мне в голову, и я чувствую, как горячий румянец заливает мои щёки.
— А что происходит между нами? — спрашивает он, как будто обдумывает этот вопрос. — Мм. Почему бы тебе не поговорить со своей подругой и не выполнить свою часть пари для Крида? — он заходит в класс впереди меня, но, когда к нему подбегает его обычная стайка девочек, он отмахивается от них и садится, открывая свой ноутбук.
Интересно.
С ребятами-Идолами определённо что-то происходит. Харпер мгновение наблюдает за Тристаном, прежде чем перевести свой прищуренный взгляд на меня, поджав губы. Она отстраняет меня, когда он не смотрит, а затем отворачивается, чтобы занять своё место рядом с ним. Прежде чем она успевает отодвинуть стул, Тристан хватается за его спинку и бросает мрачный взгляд на свою коллегу-Идола.
Между ними происходит какой-то сердитый разговор шёпотом, прежде чем её глаза расширяются, и она бросается прочь, раздувая ноздри от ярости. Через минуту Тристан оборачивается и смотрит мне в глаза.
— Это твоё новое место, — говорит он, отодвигая стул, а затем возвращается к своему ноутбуку.
Я так потрясена, что даже не спорю, опускаясь на стул, в то время как Харпер садится рядом с Мирандой. Мы с моей лучшей подругой обмениваемся взглядами через всю комнату, но я не могу решить, что на моём лице должно быть — облегчение, волнение или замешательство.
Ребята хорошо ко мне относятся, но почему? И как надолго?
Какая-то часть меня знает, что это ненадолго. Остальная часть меня… желает, чтобы так и оставалось.
Поскольку академия Бёрберри — это школа-интернат со строгими привилегиями на территории кампуса и за его пределами, большинство учеников давно определились со своими вечерними платьями на зимний бал. Что касается меня, то я не могла себе его позволить, поэтому Миранда принесла несколько своих запасных платьев, чтобы я их примерила. Это как повторение Хэллоуина снова и снова, я примеряю слишком обтягивающие, слишком короткие вещи, которые даже отдалённо не в моём стиле.
— Ты не можешь надеть дырявые джинсы на бал, — говорит она мне, наблюдая за выражением моего отвращения в зеркале в полный рост на задней стенке моего шкафа. — Просто выбери одно. Ты выглядишь великолепно в каждом из них. — Миранда откидывается на спинку моей кровати, одетая в сверкающее голубое платье, которое демонстрирует, насколько потрясающий у неё естественный цвет глаз. Она богиня в бледно-голубом, с уложенными в причёску светлыми волосами, украшенными жемчугом. И это даже не её итоговый вид, просто тренировочная подготовка. В тот день она будет неотразима. — Кроме того, я почти уверена, что Эндрю собирается попросить тебя пойти с ним.
— Эндрю? — спрашиваю я, потому что после нашего единственного свидания, и того единственного раза, когда он положил руку мне на колено, я не уловила от него никаких признаков того, что он заинтересован во мне. — В самом деле? Я не думаю, что я ему настолько нравлюсь.
Я делаю фотографию и отправляю её Лиззи. Я вижу танцующие точки, которые показывают, что она печатает, а затем меня заваливают кричащие смайлики.
«Ты выглядишь чертовски потрясающе!» — посылает она сообщение, и я улыбаюсь. Это тоже, что сказала и Миранда, но я не чувствую себя красивой. Может быть, это просто мои нервы сдают, но я не в таком восторге от танцев, как следовало бы. По наитию я также отправляю фотографию Заку.
Он отвечает не сразу, и я кладу свой телефон на кровать. Мои руки пробегают по расшитому серебряными блёстками переду платья, но я качаю головой. Это не сочетается с моей новой, резкой стрижкой. Острая боль пронзает меня, когда я представляю, как красиво смотрелись бы мои тёмные волосы с этим нарядом. Миранда могла бы применить ко мне немного своей магии, уложив мои непослушные локоны в причудливую причёску.
— Он сказал мне, что подумывает пригласить тебя, — говорит она, садясь и оглядывая море сверкающих платьев. — Ты должна пойти с ним, даже если это просто по-дружески.
— Почему бы тебе не пойти с ним? — спрашиваю я, и в её плечах чувствуется напряжение, которое невозможно не заметить. Хм-м. — Или, может быть, с Тристаном? Кажется, ты ему нравишься? — Миранда поднимает на меня глаза, приподнимая брови, а затем смеётся.
— Тристан — придурок. Ни за что на свете я бы не пошла с ним. Я, наверное, просто пойду с Кридом, сделаем фишку с близнецами или что-нибудь в этом роде. — Она достаёт золотое платье с длинными рукавами и возмутительно глубоким вырезом на спине. Оно очень короткое, доходящее мне до середины бедра, но оно прекрасно смотрится с моими золотисто-розовыми волосами и юбкой струящейся, как у сказочной принцессы. Маленькую девочку во мне это очень привлекает. — Я позвоню своей маме и попрошу её достать нам пропуск за пределы кампуса. Мы можем пригласить кого-нибудь прокатиться и купить новую обувь. За мой счёт.
— Я не могу просить тебя об этом, — начинаю я, но Миранда машет рукой, прерывая меня.
— Я хочу это сделать. Кроме того, кто не любит ходить по магазинам обуви? Мне бы тоже не помешала новая пара. — Она поднимает ногу и покачивает блестящей серебряной туфелькой Золушки. Почти уверена, что это Лабутены. И они выглядят практически неношеными. Хотя ненадолго отказаться от Бёрберри в пользу девичьего дня звучит довольно круто…
— Ладно, — говорю я, поднимая золотое платье для ещё одного осмотра. — Давай сделаем это.
Кэтлин без проблем достаёт нам пропуск за пределы кампуса и даже нанимает водителя, который отвезёт нас в город. К сожалению, Крид тоже решает отправиться с нами.
Он сидит напротив Миранды на заднем сиденье машины, но его запах щекочет мне ноздри, как свежее бельё и мыло. Это вызывает раздражающее привыкание. Миранда заполняет тишину, но это в основном односторонний разговор, и я испытываю огромное облегчение, когда мы подъезжаем к обувному бутику. Он расположен в небольшом, но эксклюзивном городке Лухо. В переводе с испанского это буквально означает роскошь, и это немного напоминает мне долину Коачелла близ Лос-Анджелеса.
Улица, на которой мы находимся, выложена кирпичом, вдоль неё расположены исторические здания и дизайнерские магазины. Я впервые возвращаюсь в город с тех пор, как уехала в академию, и у меня немного кружится голова от волнения, когда мы выбираемся наружу.
— Сначала кафе, потом туфли. Как бы ни были важны высокие каблуки, кофе — это мой бог. — Миранда берёт меня под руку и тянет нас в милое маленькое кафе с кожаными креслами с высокими спинками, камином и плюшевыми ковриками из искусственного меха на кирпичном полу. Мы изучаем меню на доске, и я выбираю латте с датским сыром, в то время как Миранда заказывает полную перегрузку шоколадом и берёт шоколадный брауни и мокко.
Крид расплачивается за нас, а затем оглядывает меня, прежде чем переключить внимание на свою сестру.
— Идите найдите столик, а я принесу наши заказы.
— Он сегодня ужасно послушный, — молвлю я, когда мы проходим через маленькую дверь во вторую зону отдыха. На этой стороне гораздо меньше народу, и мы занимаем место на маленьком кремовом диване с деревянными вставками, выкрашенными серебристой краской. Я бы с удовольствием захватила его с собой по пути домой, если бы могла. Я бы взяла с собой всю эту улицу, если бы это было возможно. Внутренний фанат архитектуры внутри меня визжит.
— Да, но он связан своими же правилами, понимаешь? Он тоже не может придираться к тебе. — Миранда откидывается на спинку дивана и смотрит на старинную люстру над нами.
— У вас сейчас… между вами всё хорошо? — я уклоняюсь, и она опускает взгляд, чтобы посмотреть мне в глаза. В её голосе слышится мольба, как будто она хочет о чём-то поговорить со мной, но на это нет времени. Появляется Крид, балансируя двумя чашками кофе и двумя тарелками. Он кладёт их перед нами и снова исчезает, чтобы взять себе еду.
— Мы всегда стоим на шаткой почве, Крид и я. Я имею в виду, мы были очень близки в детстве, но не с шестого или седьмого класса. Он слишком сильно старается контролировать меня и никогда не слушает наших родителей. Они вроде как немного разочаровались в нём. Они знают, что он получит хорошие оценки, окончит школу, что угодно, но он натворил кое-что действительно ужасное. Я думаю, он может ревновать к моим отношениям с мамой. — Миранда делает паузу, когда Крид возвращается и устраивается в кожаном кресле напротив нас. Он никогда просто так не сидит. Нет, это всегда постановка.
— Ты покупаешь туфли для бала в пятницу? — спрашивает он, и в его обычно скучающем голосе слышится слабая нотка интереса.
— Марни нужны туфли, — начинает Миранда, а затем её глаза сужаются, как будто она только что о чём-то подумала. — А ещё ей нужна пара.
Крид пристально смотрит на своего близнеца сверху вниз, и между ними словно передаются какие-то тайные послания. В конце концов, он облизывает губы, а затем полностью обращает своё внимание на меня.
— Пойдёшь со мной на зимний бал. — Это не вопрос, а утверждение. Я приподнимаю бровь.
— Серьёзно? — спрашиваю я, и мне не нравится, как звучит мой голос, на мой вкус, слишком нетерпеливый. — Почему? Ты ненавидишь меня.
— Раньше да. Больше нет. — И всё. Вау, этот парень действительно словоохотлив. Он кладёт локоть на подлокотник кресла и подпирает подбородок ладонью. Бледно-голубые глаза оттеняются цветом рубашки, две верхние пуговицы расстёгнуты, чёрные джинсы резко контрастируют с такой прилично выглядящей рубашкой. На Криде мужские туфли с черепом и скрещёнными костями на носке, на мой вкус, немного готические. Когда он замечает, что я смотрю на него, его рот кривится в острой улыбке. — Пакстон Блэкуэлл, слышала о нём?
— Не совсем, — начинаю я, гадая, к чему всё это клонится. Я беру свой латте, пока Миранда наслаждается брауни. — А что?
— Он солист группы «Красота во лжи». Они отправились в турне с группой Зейда «Afterglow». Эти туфли, Баркер Блэкс — его любимые. Он надевает их на каждый концерт.
Я глупо моргаю, делая глоток своего напитка, чтобы нарушить тишину. Это самый длинный и самый нормальный разговор, который у нас с Кридом когда-либо был. Я даже не уверен, что сказать.
— Извини, я не слушаю рок, или поп, или вообще какую-либо мейнстримную музыку, если уж на то пошло. В основном я сосредоточен на Софии Дюссек или Кэтрин Финч. — Я меняю свой кофе на датский сыр, а Крид наблюдает за мной, как будто изучает каждое моё движение. Я понимаю, что не дала ему ответа на его вопрос: должна ли я пойти на зимний бал с этим парнем?
— Арфисты, — произносит Крид, но не так, как будто он совсем не уверен, скорее, он ожидал бы, что любой культурный человек узнает эти имена. — Бекки хочет убить тебя за то, что ты заняла её место в оркестре.
— Я не занимал её место; я просто играю лучше. Кроме того, она дублёрша. Это тоже большое дело.
Крид наклоняется вперёд, его ресницы длинные и загнутые, более бледные, чем у его сестры, но не такие тонкие, как его волосы. Они более золотисто-коричневого цвета, привлекают больше внимания к его великолепным глазам.
— Ты врываешься в нашу школу и уничтожаешь учеников, у которых были все преимущества в жизни. Ты играешь лучше, ты усерднее учишься. Люди чувствуют, что ты отнимаешь у них роскошь, принадлежащую им по праву рождения.
— Несмотря на всё, что я слышала, как они жаловались, что я лишь случай благотворительности, забираю с трудом заработанные деньги других людей, похоже, никто на самом деле не хочет работать усерднее, чтобы победить меня. Они просто хотят, чтобы я исчезла. — Крид протягивает руку и касается уголка моего рта костяшками пальцев.
— Крошка, — объясняет он, но моё лицо пылает, а Миранда переводит взгляд с меня на него, как будто никогда раньше нас не видела. Крид продолжает слизывать упомянутую крошку, что на самом деле может быть истолковано только одним образом: он ко мне клеится. — Итак, да или нет, ты пойдёшь со мной на зимний бал?
— Ты не дал мне ни малейшего повода сказать да, — отвечаю я ему, и его ленивые губы растягиваются в беззаботной улыбке. Он берёт свой кофе — чёрный, без сахара и сливок — и отхлёбывает, наблюдая за мной поверх края кружки. Я думаю, он не собирается спорить с этим утверждением. Он, наверное, просто думает, что я сдамся.
Я стараюсь не обращать на него внимания, пока мы доедаем еду и напитки, вместо этого поворачиваюсь к Миранде и обсуждаю её планы на предстоящую поездку в Париж. Она бывала там так много раз, что для неё это не имеет большого значения, но у меня болит сердце при мысли о том, чтобы увидеть Эйфелеву башню, или Лувр, или Катакомбы. Однажды, если я останусь на верном пути, я смогу сама оплачивать свой проезд по всему миру.
Как только мы заходим в бутик — какое-то заведение под названием «Chaussures du Monde», — я совершенно ошарашена. Стеклянные полки занимают все стены и доходят до двадцатифутового потолка со старинной жестяной потолочной плиткой и люстрами.
— Впечатляет, правда? — спрашивает Миранда, задыхаясь от волнения. Она подводит меня к витрине в углу и начинает указывать на вещи, которые, по её мнению, я должна надеть. К счастью, указав на добрых тридцать или около того пар, которые она хочет, чтобы я примерила, она отвлекается на обувь для своего собственного наряда.
Я скорее чувствую, чем слышу, как Крид подходит ко мне сзади.
Он обнимает меня, его тело прижимается к моей спине, и у меня мурашки бегут по коже, когда он протягивает пару туфель на каблуке, украшенных золотыми лунами и серебряными звёздами. Честно говоря, они идеально подходят к платью, которое я беру у Миранды, но я могу только представить, насколько они дорогие.
— Померь вот эти, — шепчет он так близко к моему уху, что мне приходится закрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы отогнать странное трепещущее чувство в животе. Я оборачиваюсь, ожидая, что он отодвинется, но это получается не совсем так. Моя грудь прижимается к его груди, и моё дыхание прерывается. Крид долго смотрит на меня сверху вниз, прежде чем протянуть руку и убрать с моих глаз выбившуюся прядь розово-золотистых волос. — Мы можем примерить их, тридцать седьмой? — спрашивает он, и помощник, помогающий нам, спешит выполнить его просьбу.
— Это жутко, — говорю я ему, когда он, наконец, отступает, и я подхожу, чтобы сесть на изогнутый золотой диван, который проходит по центру магазина. Это диван — лишь одна непрерывная деталь, и я задаюсь вопросом, где они его взяли и как им удалось втиснуть его в двери. — Откуда ты знаешь мой размер?
— Потому что Миранда — моя сестра-близнец, и ты делишь с ней обувь. — Он ждёт, пока сотрудница вернётся, а затем берёт коробку у неё из рук. — Я сам. — Его голос не терпит возражений, а его одежда и поза явно говорят о деньгах, поэтому женщина отодвигается в сторону и смотрит, как Крид опускается передо мной на колени.
Ого.
Вау.
Моё сердце колотится, когда он смотрит на меня сквозь пряди своих шелковистых белокурых волос, и я задаюсь вопросом, не так ли чувствовала бы себя крестьянская девушка, если бы принц поклонился ей. У меня перехватывает горло, и я с трудом вспоминаю английский язык.
Медленно, почти мучительно медленно Крид стаскивает белые кружевные балетки, которые я позаимствовала у Миранды, дразня подъём моей ноги своими длинными пальцами. Мою кожу покалывает от удовольствия, и мне приходится на секунду закрыть глаза, чтобы удержаться от стона. Когда я открываю их, то вижу, как Крид вытаскивает из коробки одну из туфель и благоговейно засовывает в него мою правую ногу. Он застёгивает замшевую застёжку на лодыжке, а затем переходит к другой.
Закончив, он встаёт и протягивает мне руку.
Я немного дрожу, но протягиваю руку и беру его, чувствуя небольшой электрический разряд от его прикосновения. Он проводит меня через весь магазин и обратно, наши шаги смягчает плюшевый ковёр, покрывающий пол.
— Ну, что думаешь? — спрашивает он, когда мы останавливаемся перед зеркалом. Я примерила только одну пару, но, по-моему, я влюблена. В обувь, я имею в виду. Влюблена в эти туфли.
— Они красивые, но слишком дорогие, — начинаю я, но он перебивает меня, поворачиваясь к продавцу. Когда я поднимаю взгляд, вижу, что его глаза горят чем-то похожим на желание.
— Мы берём их, — говорит он мне, вытаскивая свой бумажник. Он протягивает ей свою карту, и она исчезает за стойкой. Эти льдисто-голубые глаза останавливаются на мне, и мне внезапно становится трудно дышать. Миранда прервала свой поход по магазинам, чтобы вновь посмотреть на нас.
— Это не значит, что я пойду с тобой на зимний бал, — шепчу я, и Крид дотрагивается до моего подбородка, поднимая мой взгляд на него. Его взгляд прожигает мою защиту насквозь и проникает в бурлящие глубины моих эмоций.
— Значит.
Крид наклоняется, и прежде чем я успеваю сообразить, как отреагировать, он касается своими губами моих, а затем отстраняется. Я всё ещё не оправилась от удара электрическим током от прикосновения его губ к моим, когда он поворачивается, берёт двумя пальцами свою карту у помощника и выходит прямо за дверь.
Глава 15
— Может быть, это ошибка? — шепчу я, пока Миранда заканчивает мой макияж и проводит пальцами по моим волосам. Мы сделали причёску такой же, какой она была на Хэллоуин, но с небольшой дополнительной длиной и превосходными навыками Миранды, она выглядит в сто раз лучше.
Я поворачиваюсь на своём месте, чтобы посмотреть на неё.
— В чём ошибка? Идти с Кридом? — она подмигивает мне и отступает назад, её бледно-голубое платье ловит свет и отбрасывает мерцающие искорки на стены её ванной. Мы никогда раньше не готовились в её квартире, но, учитывая, что Крид не только перестал приставать ко мне, но и ведёт меня на танцы, это показалось достаточно безопасным.
Но теперь я начинаю беспокоиться, что обрекаю себя на неудачу.
— Что, если это похоже на все когда-либо снятые подростковые фильмы, где популярный парень приглашает девушку-неудачницу на свидание, а затем швыряет в неё яйцами или ведёт на танцы кого-нибудь ещё… — я замолкаю, когда Миранда смотрит на меня сверху вниз, как на сумасшедшую. Она упирает руки в бёдра и принимает серьёзно-устрашающее выражение лица.
— Если бы Крид поступил так с тобой, он потерял бы меня навсегда. Он это знает.
— Он прекрасно это понимает, — растягивает слова Крид, появляясь в дверном проёме, одним плечом прислоняясь к дверному косяку, остальная часть его высокой мускулистой фигуры одета в костюм белое на белом. Брюки, пиджак, рубашка и обувь — всё одного цвета. Единственное, чего выделяется — это галстук, ярко-золотой, в тон моему платью.
Мои щёки вспыхивают, а руки вцепляются в расшитую блёстками ткань.
— Твоё присутствие сегодня вечером слишком ценно для меня, чтобы всё испортить, — продолжает он, входя в комнату и протягивая букетик. Он состоит из белых роз с одной из них из чистого золота в центре. Часть меня задаётся вопросом, настоящее ли это золото. Крид открывает коробочку и надевает её мне на запястье, его пальцы скользят по моей чувствительной коже, вызывая у меня мурашки по всему телу.
— Ценно? — спрашиваю я, и он ухмыляется, берёт меня за руку и поднимает на ноги.
— Зейд и Тристан, они взбешены, потому что хотели первыми пригласить тебя. — Мои брови взлетают вверх при этих словах. Ни разу я не получила никаких намёков на то, что они были заинтересованы. Я имею в виду, они были достаточно добры ко мне, но только по сравнению с тем, как дерьмово они обращались со мной раньше. Мои ладони потеют, когда глаза Крида тяжелеют, они полуприкрыты, он впитывает меня, как будто моя внешность — это нечто такое, чем можно насладиться.
Зак был не в восторге от новости о том, что я иду на зимний бал с Кридом. Я даже не уверена, зачем вообще рассказала ему об этом, но сейчас мой желудок скручивается в узел, и я начинаю сомневаться в себе. Может быть, потому, что я так сильно хочу, чтобы всё получилось? Я хочу пойти с Кридом и танцевать всю ночь напролёт, видеть, как он наблюдает за мной через весь зал так же, как он наблюдает за мной сейчас.
— Мерзость, снимите комнату, — фыркает Миранда, протискиваясь мимо нас и направляясь в гостиную. После некоторого ободрения с моей стороны они с Эндрю наконец решили пойти вместе. На её щеках тоже появился румянец, по которому я не скучаю. Она взволнована не меньше меня, и я начинаю думать, что в полном одиночестве решаю эту головоломку.
Зейд был уверен, что Миранда и Эндрю были вместе. Я тоже начинаю так думать, хотя и не могу понять, зачем он пригласил меня на свидание или почему она подталкивала меня пойти с ним на сегодняшние танцы. Что-то не так, особенно в отношении Тристана. Может быть, он знает? Может быть, есть причина, по которой никто из них не хочет, чтобы Крид знал?
Он ведёт меня к лифту, где уже стоят Тристан, Зейд и Эндрю. Тристан и Эндрю свирепо смотрят друг на друга, но Миранда делает вид, что не замечает этого, берёт Эндрю за руку и бросает на Крида косой взгляд, который, кажется, замечаю только я.
— Где ваши пары? — спрашиваю я двух других парней Идолов. Крид напрягается рядом со мной и устремляет свой ледяной взгляд на своих друзей. Что ж, возможно, знакомые — более подходящее слово. — Я думала, что вы двое пойдёте с Харпер и Бекки?
Зейд ухмыляется и пожимает плечами, его красный пиджак усеян булавками, брюки в обтяжку заправлены в ботинки. Его волосы красиво зачёсаны назад, а галстук завязан ровно, но он всё ещё похож на рок-звезду.
— Я собираюсь прогуляться, проверить своих потенциальных клиенток, — говорит он, оглядывая меня с ног до головы, а затем присвистывает. — Хотя, если этот холодный ублюдок прогонит тебя сегодня вечером, я буду милым, тёплым и буду ждать тебя. Классно выглядишь, Работяжка. — Я прищуриваюсь, глядя на него, но какая-то маленькая часть меня теплеет от его слов. Крид замечает это и обнимает меня за талию, притягивая ближе.
— Ну разве вы двое не прелестно выглядите, — протягивает Тристан, его серые глаза изучают нас. Я задаюсь вопросом, может быть, он отказался от пары на бал из-за Лиззи или чего-то в этом роде, но она уверяет меня, что они не разговаривали с той ночи в казино. И всё же я думаю, что он влюблён в неё. — Какая очаровательная пара из вас получится. — Его слова сухи и саркастичны, и он кажется чертовски опечаленным, но, хоть убей, я не могу понять почему.
— Без пары? — я спрашиваю снова, но Тристан игнорирует меня, заходя в лифт, как только двери открываются. Мы спускаемся на первый этаж и присоединяемся к толпе во внутреннем дворе. Все ждут, когда можно будет сесть в один из лимузинов, выстроившихся снаружи, чтобы нас отвезли на пароме в гавань.
Танцы проходят на старомодном пароходе под названием «Л.Б.Бёрберри», названном в честь основателя школы Лукаса Бенджамина Берберри.
— Вы, ребята, знаете историю, стоящую за пароходом, верно? — спрашиваю я, когда толпа расступается перед нами. Тристан идёт впереди по дороге, и люди просто инстинктивно расступаются, оставляя свободный путь от лифта к ступенькам. Следующий лимузин в очереди быстро освобождается студентами, которые садились в него, и направляется к нам.
Половина меня озадачена таким вниманием, а другая половина… взволнована. Что за жизнь ведут эти ребята.
— Какой-то парень построил его для своей любовницы, верно? — спрашивает Зейд, забираясь в лимузин и затем складывая руки за шеей, как будто это место принадлежит ему. Зная его, можно предположить, что у него, вероятно, есть лимузин получше этого.
— Не для любовницы, — выдыхаю я, когда Крид садится, а затем сажает меня к себе на колени, точно так же, как он сделал в машине в тот день. Всё моё тело раскаляется добела, а затем тускнеет до мучительного жара. Я изо всех сил стараюсь не вертеться на нём. Если я прямо сейчас почувствую, как он твердеет подо мной, я могу умереть. — Для его жены. Он спроектировал пароход именно так, чтобы он мог пригласить её на ужин на верхнюю палубу. Она всегда хотела съездить в Новый Орлеан и совершить круиз на пароходе по Миссисипи, но заболела и не смогла путешествовать. — Моё сердце сжимается, и я знаю, что мой внутренний интерес к истории проявляется, но я ничего не могу с собой поделать.
— Это так романтично, — говорит Миранда, сжимая руку Эндрю. Он бросает на неё взгляд, и они вдвоём делают паузу, чтобы посмотреть друг на друга, прежде чем отодвинуться. Крид наблюдает, и его глаза сужаются.
— Они что, трахаются? — шепчет он, и его дыхание щекочет мне ухо, заставляя меня поёжиться. Он хмыкает, и в конце концов мы смотрим друг на друга. Слишком поздно. Я чувствую, как его тело отзывается на меня, его руки крепче обхватывают мою талию. Моё сердце сейчас бьётся так громко, что у меня от этого болит голова.
— Я не… Я не знаю… — шепчу я в ответ, когда он наклоняется ещё ближе, проводя рукой вверх по моему боку.
Ещё один человек садится в лимузин, и мы все оборачиваемся, чтобы увидеть Харпер, за которой следуют Бекки, Эбигейл и Валентина.
Фантастика.
Затем идут их пары, и я узнаю хмурое лицо Грегори, за которым следует Джон. Последнего Идола, Джины Уитли, нигде не видно. Я заметила, что у неё есть свой собственный круг друзей, к которым она иногда тяготеет.
— Что ты здесь делаешь, Харпер? — огрызается Тристан, и его голос звучит так, словно он хочет вышвырнуть её зад прямо на тротуар. Дверь закрывается, кто-то стучит по крыше, и мы отправляемся в путь. Харпер улыбается, но выражение её лица напоминает мне акулью улыбку.
— Я твоя пара на танцах, что же ещё, глупышка? — говорит она, её розовое платье задирается вверх по бёдрам, когда она продвигается к Тристану и хватается за его руку. Он стряхивает её с себя, мрачно нахмурившись, но это, похоже, её не смущает. Она создана из несгибаемого железа, эта девушка непоколебима. Выражение его лица напугало бы меня до чёртиков. Он похож на человека, который только что оперся в стену, которая закрывает от него то, чего он действительно, очень хочет.
— Ты спросила меня, и я сказал тебе нет, — говорит Тристан, пока мой взгляд перебегает с одного на другого. Воу. Во время нашей игры в казино он предположил, что собирается использовать свой выигрыш, чтобы держать Крида подальше от Харпер. А теперь…
— Тристан, — огрызается Харпер, садясь прямо. Её взгляд пронзает его насквозь, и тогда я понимаю, что все эти прикусывания губ, взъерошивание волос и хихиканье — притворство. Её позвоночник состоит из стального стержня. — Тебе не кажется, что твоё будущее более…
Он поворачивается и прикладывает палец к её губам, наклоняясь с рычанием.
— Если ты продолжишь болтать, я вышвырну тебя прямо из этого лимузина, и тогда мы выясним, кто больше нравится Плебеям — их королева… или их король. Не испытывай меня, Харпер. — Она отшатывается, как будто он дал ей пощёчину, в глазах вспыхивает боль.
— Ты всегда становишься таким, когда Лиззи…
Выражение лица Тристана в этот момент становится ядовитым.
— Не смей упоминать её имя. — Его слова — приказ, сорвавшийся с языка, похожего на хлыст. — Ещё раз упомяни Лиззи, и клянусь, Харпер Дюпон, ты пожалеешь.
Лимузин подкатывает к остановке, и Харпер практически выбегает из него со слезами на глазах. Бекки следует за ней, Эбигейл, Валентина и парни — за ними.
Зейд присвистывает.
— Это было чертовски грубо, — выдыхает Зейд, но затем он ухмыляется, как будто всё это забава и игры. Истязание людей не беспокоит идолопоклонников. — Ты же знаешь, что она влюблена в тебя.
— Она влюблена в мою фамилию и репутацию Вандербильтов. — Тристан выходит из лимузина и направляется к причалу. Зейд помогает мне слезть с колен Крида и выйти на тротуар снаружи. На самом деле мне немного больно носить эту обувь на улице. Они стоят две тысячи долларов. За одну пару туфель. Это просто… Я даже представить себе не могу, что потрачу такие деньги на обувь.
— У меня ужасный стояк, — протягивает Крид, и Миранда морщит нос.
— Ты отвратителен. Никто не хочет этого знать, — говорит она, отстраняясь от своего близнеца и ведя Эндрю вверх по трапу на пароход. Зейд ухмыляется и разворачивается, пятясь назад, когда Крид снова берёт меня за руку.
— Прости? — я вздрагиваю, а потом не могу удержаться от смеха. Крид прищуривает глаза, но на его губах появляется слабый намёк на улыбку. Он и в грош не ставит то, что все могут увидеть доказательство его возбуждения через брюки. На самом деле, кажется, ему нравится всеобщее внимание.
Напряжение, возникшее между нами в лимузине, всё ещё существует, лишь слегка ослабленное драмой между Харпер и Тристаном. Когда Крид ведёт меня внутрь и к нашему столику в задней части корабля, он кладёт руку мне на поясницу, и мои кости превращаются в желе. Он отодвигает для меня стул, проталкивает меня внутрь, а затем кладёт руки мне на плечи, наклоняясь, чтобы прижаться губами к моему уху.
— Я сейчас вернусь. — Он запечатлевает поцелуй на моей щеке, и мои глаза расширяются.
— Так… значит, он тебе нравится? — спрашивает Миранда, уставившись на меня через стол так, словно никогда раньше меня не видела. — Он… прочитал твоё эссе вслух. — Мои щёки вспыхивают. Я не забыла об этом, но я также не могу отрицать, что, когда он не ведёт себя как полный придурок, мне нравится компания Крида Кэбота. Как я уже сказала, мне легче доверять людям, чем постоянно верить в обман. И я хочу верить, что смогу подружиться с этими ребятами.
— Не знаю, — шепчу я, кладя салфетку на колени, когда Зейд, а затем и Тристан присоединяются к нашему столику. За соседним с нами столиком сидят девушки-Идолы, в том числе Джина и её кавалер, а также Эбони Питерсон и Джален Доннер. Остальные Голубокровные распределены между двумя столами у основания помоста, на котором мы сидим. Я думаю, этот дизайн предназначался для проведения свадебной вечеринки или чего-то в этом роде. Сцена расположена по диагонали напротив нас, тускло освещена и ждёт группу.
Согласно программе, которая находится на обратной стороне моего меню, музыка включится только после того, как мы поедим. На данный момент из динамиков доносится едва слышный шёпот классической музыки.
Крид присоединяется к нам как раз перед началом ужина, и Зейд одаривает его понимающей ухмылкой.
— Какого чёрта ты там делал? Решил посрать?
— О, прекрати, — стонет Миранда, когда Крид ухмыляется и придвигает свой стул ближе ко мне, обнимая меня за плечи.
— Я решил свою небольшую проблемку, — отвечает он, его светлые волосы закрывают глаза. Он наклоняется ближе и поворачивается так, что его губы оказываются у моей щеки. — И я думал о тебе, пока делал это.
— Ты только что сознался, что дрочил в уборной? — задыхаюсь я, а Крид откидывается на спинку сиденья, ленивый и счастливый, как сытый кот. Он не отвечает, но воющий смех Зейда и красное лицо Миранды говорят мне всё, что мне нужно знать. Я замечаю, как она несколько раз наклоняется, чтобы прошептать что-то Эндрю, и решаю, что если они и встречаются, то не очень-то скрывают это. Они всегда вместе и вытворяют странные вещи, но… может быть, я не замечала этого раньше, потому что между ними нет искры? Абсолютно. Они выглядят как друзья, и на этом всё.
Искра, которую я испытываю к Криду, в сто раз сильнее их, а мне даже не нравится этот парень.
— Они вместе, правда ведь? — шепчет Крид, прямо перед подачей тёплого хлеба с маслом пока принимаются заказы на напитки. Я не отвечаю, но я действительно не думаю, что это так. В какой-то момент мне просто придётся спросить напрямую.
Ужин, как обычно, экстравагантный, но вкусный, даже блюда, которые я никогда раньше не пробовала.
Глаза каждого человека в этой комнате устремлены на нас, наблюдая за тем, что едят Идолы, как они сидят, над чем смеются. Сейчас я сижу за столом с людьми, которых заметила в тот первый школьный день, за столом, полным энергии и харизмы. Улыбка изгибает мои губы, и в груди разливается тепло.
Я чувствую, что… Я принадлежу этому месту.
После подачи десерта — фантастического шоколадного торта со свежими фруктами и съедобными серебряными бусинками — Крид встаёт и протягивает мне руку, делая нас первой парой на танцполе посреди всех столиков. Над нашими головами серебряные ленты, сделанные из звёзд, вазы, наполненные свежими цветами, и маленькие белые рождественские ёлки, украшенные мерцающими огоньками.
Группа, которая выходит на сцену, молода, горяча и явно очень узнаваема. Каждый студент в этой комнате сходит с ума, когда они начинают играть, и я чувствую, что пробел в моих знаниях о поп-культуре становится очевидным. Крида, похоже, это не беспокоит, он помогает мне исполнять более зажигательные танцы и поддерживает меня во время медленных. У него на лице постоянная полуулыбка, которая, как мне кажется, на самом деле может быть настоящей.
Танцевать с ним — это совсем не то, что танцевать с Зейдом. Зейд Кайзер сам по себе — сила, которая выводит меня на орбиту, заставляет моё тело двигаться вместе с его телом. Крид — терпеливый учитель, он показывает мне, куда идти, но ожидает, что я доберусь туда сама. Мне нравятся оба подхода. Интересно, как бы танцевал Тристан? Эта мысль приходит мне в голову, и я перевожу взгляд обратно на стол, чтобы обнаружить, что он наблюдает за мной.
Похоже, он не заинтересован в танцах сегодня вечером. Но взгляд у него тёмный, пытливый. У меня от этого мурашки по коже — в хорошем смысле этого слова.
Я снова сосредотачиваюсь на Криде, его голубые глаза смотрят в мои, его руки опускаются ниже. Он на мгновение обхватывает мою задницу, прежде чем снова убрать руки. Мой рот приоткрывается, и его улыбка становится немного шире, его глаза всё ещё полуприкрыты. Похотливые глаза, вот как это называется. Раньше я не знала, как их описать, но у него всегда такое выражение лица, как будто он собирается заняться сексом.
— Ты должна стать моим репетитором, — говорит он через некоторое время. — Из тебя получилась бы сексуальная учительница, и мне бы не помешало повысить свои оценки. — Мои брови взлетают вверх, но это неплохая идея. В академии Бёрберри есть официальная программа обучения, на которую я могла бы записаться и получить зачёт. А потом я смогла бы провести немного времени один на один с Кридом…
Когда группа делает перерыв, Крид ведёт меня на верхнюю палубу. Несмотря на то, что на улице холодно, мы устраиваемся на одной из скамеек и смотрим через воду на сверкающие огни кампуса академии. Крид снимает свой белый пиджак и накрывает им мои плечи, снова притягивая меня к себе на колени. На улице ледяной холод, и мои бёдра примёрзли к скамейке, так что я более чем довольна таким расположением.
Моя правая рука обнимает его за шею, пальцы теребят тонкие светлые волоски.
Мы не разговариваем, просто смотрим на горизонт, пока пароход плывёт вдоль берега, а затем разворачивается, чтобы направиться обратно в гавань. Между едой, танцами и… чем бы это ни было, что происходит между мной и Кридом, я обнаруживаю, что мои веки начинают опускаться. В конце концов я кладу голову ему на плечо, уютно устроившись в изгибе его шеи.
— Спасибо тебе за туфли, — шепчу я, и тут Крид поворачивается и приподнимает пальцами мой подбородок.
Медленно, почти настолько медленно, что кажется, будто мы вообще не двигаемся, мы с Кридом наклоняемся. Его пальцы скользят к моему затылку, и наши губы встречаются. Сначала языка нет, только губы, но потом Крид притягивает меня ближе, устраивая моё тело так, чтобы я оказалась верхом на нём.
Я никогда раньше не делала ничего подобного, и моё тело пульсирует как сумасшедшее. Это так чертовски приятно, что я хочу продолжать. Мои руки обвиваются вокруг шеи Крида, и мы целуемся, пока я не чувствую, как он снова становится твёрдым подо мной.
Нет.
Чёрт, нет.
Я знаю этого парня четыре месяца, и большинство из них он обращался со мной как с дерьмом.
— Я… должна идти, — шепчу я, отрываясь от него и мчусь через всю палубу парохода в уборную.
Прежде чем я успеваю проскользнуть в дверь, Тристан встаёт передо мной и преграждает мне путь.
— Что… — начинаю я, и тут он хватает меня за бёдра, притягивает к себе и прижимает к своему телу. Пиджак Крида соскальзывает с моих плеч и, развеваясь, падает на пол, когда Тристан запускает пальцы в мои волосы и завладевает моим ртом.
Всё моё тело обмякает в его объятиях.
Мои собственные пальцы впиваются в его грудь на его чёрном смокинге, требуя большего. Как будто в меня попала стрела Купидона, и я медленно тону в нужде. «Проснись, Марни!» — кричу я на себя, но едва могу пошевелиться, едва дышу. Единственное, что имеет значение в этот момент, — это то, что язык Тристана касается моего собственного, а его руки сжимают мои бёдра.
Он подводит меня к грани того, с чем я могу справиться, а затем резко отступает назад, отпуская меня.
Его серые глаза мерцают похотью, и, хотя сейчас он хмуро смотрит на меня, совершенно ясно, что он заинтересован во мне.
— Что… зачем это было? — я тяжело дышу, наклоняясь, чтобы поднять пиджак Крида. Моё сердце бешено колотится. Я собираюсь рассказать ему об этом поцелуе. Мне придётся.
— Просто помни, что Крид не единственный, кто заинтересован в тебе. — Тристан поворачивается и идёт вдоль борта парохода. Мои губы распухли, сердце бешено колотится, и я знаю, что мне понадобится минутка, прежде чем я смогу снова встретиться с кем-нибудь из парней.
Я проскальзываю в уборную и толкаю дверь в первую кабинку, даже не проверяя, занята ли она.
И она не заперта.
Она распахивается и открывает мне вид на Миранду, сидящую на унитазе с размазанной помадой и слезами, текущими по её лицу. Она поднимает на меня взгляд, широко раскрыв глаза, а затем снова закрывает дверь.
Когда она выходит через несколько минут, мы не упоминаем об этом.
— Я собираюсь взять ещё один кусочек торта, — наконец говорит она, исчезая и унося с собой появившуюся неловкость.
Зайдя в уборную и вымыв руки самой холодной водой, на какую только способен кран, я возвращаюсь к Криду и выпаливаю это.
— Тристан поцеловал меня, — шепчу я, чувствуя, как краснеют мои щёки, когда он поднимает на меня свои полуприкрытые глаза. — И я думаю… Я поцеловала его в ответ.
— Он тебе нравится? — спрашивает Крид, развалившись на скамейке, и единственным заметным признаком его дискомфорта является то, как его рука сжимает белую ткань брюк.
— Я не знаю, — шепчу я, присаживаясь рядом с ним.
Я так растеряна.
Слава богу, завтра начинаются зимние каникулы.
Я не уверена, как смогу справиться со всем происходящим без передышки.
Глава 16
Папа ждёт меня на парковке для посетителей, стоит рядом со своим проржавевшим «Фордом», засунув руки в карманы джинсов. Он улыбается мне, но мне трудно улыбнуться в ответ. Выбираясь из кондиционированного кожаного салона автомобиля академии, моя плиссированная юбка мягко развевается на ветру, я чувствую, что нахожусь на границе двух реальностей.
— Эй, — шепчу я, когда его взгляд скользит по моим волосам. Мне и в голову не пришло упомянуть об этом. Я была слишком зла из-за Родительской недели, и, честно говоря, не казалось, что у него хватит эмоциональных сил справиться с любым моим дерьмом. Он и так достаточно борется в одиночку. Водитель выходит и закрывает за мной дверцу машины, прежде чем тронуться с места.
Потом мы с папой остаёмся вдвоём на пустой парковке.
— У тебя красивая стрижка, — говорит он, и, по крайней мере, я думаю, что он действительно так считает. Он одет в клетчатую рубашку на пуговицах и новые джинсы, и кажется, что он правда старается. Чарли кажется трезвым, и это приносит облегчение. Прошлая ночь была весёлой, хотя и немного сбивающей с толку, и я слишком устала, чтобы везти нас обоих всю дорогу домой. — Когда ты решила подстричься?
— Я… моя подруга Миранда сделала это для меня, — решаю сказать я вместо правды. — Помнишь девушку, которую ты встретил? Дочь Кэтлин Кэбот? — папа кивает, открывает передо мной дверь и берёт мою сумку. Он бросает её в кузов грузовика, рядом со своими ящиками с инструментами, и садится со стороны водителя. У меня мелькает желание добавить, но, возможно, ты был слишком пьян, чтобы запомнить, но я держу рот на замке.
Некоторое время мы едем молча, и я стараюсь не выдавать своих чувств из-за того, что он не задаёт мне никаких вопросов. Мы почти не разговариваем, когда я в академии, и теперь, когда направляясь домой, я подумала, что он захочет знать всё. У нас всегда были хорошие отношения.
— Твоя мама хочет увидеть тебя на Рождество, — выпаливает он, и вот тогда всё обретает смысл. Здорово. Он никогда не разлюбит эту женщину, даже после всего дерьма, через которое она нас заставила пройти. Иногда мне просто хочется, чтобы она ушла и оставила нас совсем одних. То появляясь в нашей жизни, то исчезая из неё, она всё только усложняет.
— Зачем? — спрашиваю я, моё сердце бешено колотится. Мой телефон жужжит в кармане, и я достаю его, чтобы обнаружить сообщение от Зака, отвечающее на мою фотографию в платье прошлой ночью.
«Ты — грёбаное видение».
Я провожу языком по нижней губе, моё сердце бешено колотится, пока он продолжает печатать.
«На пути домой. А ты?»
— Она твоя мать, Марни, — говорит папа, но, похоже, он взволнован этим не больше, чем я. — Она хочет построить с тобой отношения. — Я набираю ответ Заку.
«Ага. На целых две недели».
— Может быть, ей следовало подумать об этом до того, как она оставила меня на остановке у магистрали и уехала? — спрашиваю я, поднимая своё лицо, чтобы изучить папино. Он смотрит на дорогу с неоправданным напряжением. Его каштановые волосы взъерошены и в них пробивается седина. Этому мужчине всего сорок лет, а он уже поседел. Это меня беспокоит.
— Люди совершают ошибки, Марни, — говорит он, и я закатываю глаза, прислоняясь к двери грузовика.
— Ты всегда находишь для неё оправдания, даже сейчас. Она оставила меня на привале, потому что её парня беспокоил мой плач. Мне было три года, папа. Меня могли похитить или… — нет смысла облекать в слова все ужасные вещи, которые могли бы произойти. Он знает. Он подъехал к её шикарному новому дому в Гренадин-Хайтс и ударил её нового бойфренда — ныне мужа — по лицу. Папа провёл в тюрьме две недели, а я осталась с миссис Флеминг.
«Потусуешься со мной как-нибудь?» — Зак отправляет, а затем минуту спустя. «Пожалуйста. Мы ещё не добрались до дома, а я уже отчаянно хочу сбежать».
— Я знаю, это было тяжело, Марни, но разве ты не предпочла бы, чтобы твоя мать была в твоей жизни хоть немного, чем совсем её не было? — я не совсем уверена, как на это реагировать, поэтому вообще ничего не говорю. Вместо этого я просто откидываюсь на спинку старого порванного сиденья и снова пишу Заку.
«Я тоже. Когда ты сможешь встретиться?»
Наступает короткая пауза, а затем я вижу, как он печатает.
«Сегодня вечером».
Я натянуто улыбаюсь, выключаю экран телефона и откидываюсь на спинку, прикрывая глаза на извилистой просёлочной дороге.
По крайней мере, теперь мне есть чего ждать с нетерпением… хотя я уже задаюсь вопросом, не было ли ошибкой снова доверять Заку.
Железнодорожный вагончик — это, в буквальном смысле, пара пассажирских вагонов от старого паровоза, которые были переделаны в нечто вроде прицепа. Каждый из них короче и уже, чем некоторые другие трейлеры в парке, но, по крайней мере, в них есть какой-то характер. Когда я была маленькой, мне нравилось здесь жить.
Стоя на покосившемся крыльце, я не совсем уверена в своих чувствах.
— Что? Несколько месяцев в этой академии, и у тебя уже появилась привычка к роскоши? — спрашивает папа, улыбаясь мне, отпирая дверь и впуская нас внутрь. Сначала я нервничаю, но, зайдя внутрь, вижу, что там чисто и нигде нет бутылок с алкоголем.
— Определённо нет. — Я несу свои сумки в комнату, бросая потрёпанную старую спортивную сумку на цветастое покрывало на кровати. Оно тоже было хорошим подарком от папы на мой выпускной в средней школе. Он подумал, что я могла бы взять его с собой в академию, но в упаковочном листе студентов прямо просили не приносить постельное белье из дома.
Моя комната находится во втором вагоне поезда, прямо рядом с папиной, и между ними нет ничего, кроме узкого коридора. Два вагона поезда соединены собственным импровизированным залом, сваренным из металла для защиты от непогоды, изолированным и покрытым сухой стеной. На самом деле, это довольно круто.
Когда я сижу там, у меня возникает это сюрреалистическое чувство принадлежности, но не причастности, как будто, возможно, папа немного прав. Возможно, время, проведённое в академии, немного изменило меня. Человек, который жил здесь прошлым летом, не совсем тот, кто сидит сейчас на этой кровати. Закрыв лицо обеими руками, я ложусь на спину и просто сижу минуту, впитывая всё это.
— Что ты хочешь сегодня на ужин? — спрашивает папа, когда я опускаю руки и приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть на него. В уголках его карих глаз появились добрые морщинки, а улыбка ясная и искренняя. — Мы могли бы приготовить барбекю? Или просто заказать пиццу или китайскую кухню?
— Простая, нормальная еда, это моя единственная просьба. — Я ухмыляюсь, пока сажусь. — В Бёрберри готовят вкусно — на самом деле потрясающе, — но иногда я даже не могу выговорить эти названия. — Папа смеётся и достаёт свой мобильный.
— Тогда пицца. — Он направляется в гостиную, чтобы позвонить, а я снова проверяю свой телефон.
У меня есть сообщения от Лиззи, Миранды, Зака… и Крида.
«Миранда так сильно скучает по тебе, что не перестаёт о тебе говорить. Это чертовски раздражает».
Я улыбаюсь и пытаюсь сообразить, как мне следует ответить в ответ. Часть меня хочет спросить про январь, действительно ли он собирается снова обращаться со мной как с мусором. То же самое с Тристаном и Зейдом. Они были вроде как… милыми? И эти поцелуи… Я просто предположила, что в соответствии со своей частью соглашения они просто оставят меня в покое. Но всё было не так. Во всяком случае, они трое стали уделять мне больше внимания.
«Скажи ей, что я ем пиццу с папой и думаю о ней», — вот мой ответ.
Мгновение спустя: «А обо мне ты тоже думаешь?»
Моё сердце бешено колотится в груди, но я не готова ответить на это сообщение, поэтому я снова выключаю экран, переодеваюсь и присоединяюсь к папе в гостиной за пиццей. Накануне он работал допоздна, а потом практически сразу после этого уехал, чтобы забрать меня, так что он заснул ещё до окончания нашего фильма. Я укрываю его одеялом, убавляю громкость телевизора до шёпота, а затем беру куртку.
Зак ждёт снаружи, когда я выхожу на крыльцо.
На нём чёрная куртка, тёмно-синие джинсы и шапочка. Здесь на удивление холодно даже для декабря, и когда мы выдыхаем, маленькие облачка уносятся в темноту.
Рядом с папиным грузовиком стоит его оранжевый «Макларен», который стоит столько же, сколько весь этот парк трейлеров. Это более красивая машина, чем, насколько я помню, была у семьи Зака раньше. Он оглядывается через плечо в направлении моего взгляда и пожимает плечами.
— Дедушка разблокировал трастовые фонды: мой и папин, — говорит он, а затем снова пожимает плечами. — Я думаю, он также вписал нас обратно в завещание, но там есть все эти грёбаные дурацкие условия. Я пытаюсь наслаждаться деньгами, пока они у меня есть.
— Твой дедушка отрекался от вас? — спрашиваю я. Я этого не знала. Вероятно, это объяснило бы, почему я раньше не понимала, что он так богат. Я имею в виду, что он член Клуба Бесконечности, так что он, должно быть, гораздо более обеспечен, чем я изначально думала. Внезапно я чувствую усталость.
— Ага. — Зак подходит к двери со стороны водителя и открывает её. Его тёмные глаза поднимаются на мои. — Залезай, — говорит он, и после секундного колебания я так и делаю.
Мы едем в какую-то странную маленькую круглосуточную закусочную на побережье. Там пахнет морепродуктами, и все столы покрыты липким пластиком, но, когда приносят наши заказы, клянусь, это лучшее, что я ела за последние годы.
— Этот суп из моллюсков… — здесь даже нет никаких слов. Зак просто смотрит на меня своими тёмными, непроницаемыми глазами, и я начинаю удивляться, как он вообще умудрился попасть в такое заведение. Представить себе кого-либо из сидящих здесь Идолов практически невозможно. Даже Миранда не решилась бы войти сюда.
— Моему отцу принадлежит половина рыболовецких судов в этом доке. — Он указывает на окно позади меня, и я оборачиваюсь. — Он владел бы ими всеми, если бы город не ненавидел его так сильно. — Зак откидывается на спинку стула и скрещивает руки на широкой груди. Он доел рыбу с жареной картошкой, а я едва съела половину своей тарелки супа.
Несмотря на то, что Трини-Бей находится недалеко от Круз-Бей, он всегда функционировал по своим собственным правилам, больше похожий на маленький городок, чем на псевдо-пригород. По всей закусочной развешаны вывески «Купи местное». Это объясняет, почему они не хотят иметь ничего общего с семьёй Брукс.
— Как жизнь в Ковентри? — спрашиваю я, когда не могу решить, как реагировать на его заявление. Он пожимает плечами, мышцы его рук напрягаются от этого движения. Мои глаза прикованы к нему и, кажется, не могут оторваться. В восьмом классе он ни в коем случае не был худым, но… за лето он определённо повзрослел.
— Всё в порядке. — Всего лишь. Его тёмные глаза впились в мои, и я чувствую, как пылают мои щёки. Мы с Заком живём в разных мирах, и у нас происходило столько всего в нашей с ним истории, но мне нравится проводить с ним время.
«Как только она узнает, что ты сделал, та девушка, которую ты убил…» Слова Тристана звучат у меня в голове, но я отталкиваю их. Я не знаю, о чё он говорит, и мне это неинтересно. Я уверена, что бы ни произошло на самом деле, всё не так ужасно, как он пытается это представить. Очевидно, что Зак никого не убивал, иначе он сидел бы в тюрьме.
Верно?
Мой телефон загорается, и я смотрю на него, видя ещё одно сообщение от Крида.
«Это значит нет?» — спрашивает он, и я бросаю взгляд на его предыдущее сообщение: «А обо мне ты тоже думаешь?»
Я прикусываю нижнюю губу и набираю сообщение.
«Может быть. А что?»
Моё сердце бешено колотится, и я засовываю телефон в карман пальто, слишком нервничая, чтобы прочитать, что он ответит. После каникул в школе всё снова может стать плохо. Он может снова начать издеваться надо мной. Ничего не изменилось, верно? Даже великолепный танец под сверкающими серебряными лентами и хрустальными люстрами не может исправить несправедливость в мире.
— Это один из парней-Идолов? — наконец спрашивает Зак, и я поднимаю взгляд от своей еды. Он просто смотрит на меня, и темнота делает его лицо непроницаемым.
— Да, а что? — уголки рта Зака едва заметно напрягаются.
— А то, что они куски дерьма, все трое. И это говорит тебе тот, кто знает, что он и сам мудак. — Мы смотрим друг на друга, и мои щёки пылают.
— Знаешь, они тоже предостерегали меня держаться от тебя подальше, — начинаю я, разрезая ложкой картофелину на кусочки. — По их словам, ты ещё хуже. — Зак ничего не говорит, и некоторое время мы сидим в тишине. — Если тебе от этого станет легче, то они были так жестоки ко мне, что я не думаю, что мы когда-нибудь смогли бы стать друзьями.
Не друзья, но… разве поцелуй Зейда не обжигал тебя на танцполе? А как насчёт рук Крида на твоей талии прошлой ночью? И Тристан… Я изо всех сил стараюсь не думать о Тристане.
Выдыхая, я прогоняю эти мысли и вместо этого пытаюсь спросить о футболе. Это делает своё дело. Зак рассказывает мне о своей команде, об их жестоких тренировках, о том, как сильно он любит своего тренера. Это самый долгий и непрерывный разговор, который у нас когда-либо был.
После того, как мы заканчиваем есть, он ведёт меня прогуляться по пирсу и по небольшому участку пляжа рядом с рестораном, останавливаясь, чтобы подобрать нетронутого плоского морского ежа. Он хватает мою руку одной из своих огромных ладоней, разжимает мои пальцы, а затем кладёт его мне на ладонь. Когда он снова накрывает мою руку своей, моё сердце учащённо бьётся, и я чувствую такое головокружение, что мне приходится на мгновение присесть на песок. Он садится рядом со мной, и мы смотрим, как лунный или солнечный свет отражается от нежных волн.
— За всё, что я сделал с тобой в средней школе, — говорит он, выдыхая, — прости меня.
Повисает долгое молчание, потому что я не знаю, что сказать. Даже после того, как мы начали встречаться, он так и не извинился, и мы никогда не говорили об этом.
Зак не двигается, просто сидит, уставившись на воду.
Я перевожу взгляд с него на океан и снова обратно.
И когда он наклоняется, обнимает меня за талию и притягивает ближе к себе, я не сопротивляюсь.
Остальная часть недели уходит на украшения и подготовку к Рождеству. Папа беспомощен без меня, поэтому у меня есть своя работа: вытаскивать картонные коробки, полные гирлянд и украшений, из багажного отделения в нижней части первого вагона поезда.
Мы вешаем белые гирлянды снаружи, красные и зелёные внутри и тащим рождественскую ёлку домой со стоянки выше по улице. Никто из нас не религиозен, но у нас есть керамический вертеп, который мама оставила, когда переезжала, и который стоит на своём обычном месте на полке в гостиной. По сравнению с фотографиями, которые Миранда продолжает присылать мне из Парижа, это немного, но я чувствую себя по-домашнему, знакомо и безопасно. Это всё, что мне действительно нужно прямо сейчас.
Поскольку папе приходится работать каждый день моих каникул, за исключением выходных и самого Рождества, у меня появляется много свободного времени, чтобы откинуться на спинку кровати и писать смс. У меня интересные переписки с Кридом, и, что удивительно, сообщения от Зейда и Тристана тоже.
Зейд отличный переписчик. Честно говоря, сейчас мы ведём беседы, которые заставляют меня чувствовать, что мы друзья. Почти. Но потом я закрываю глаза и вспоминаю, как он сказал мне, что заплатит мою цену, и мой желудок скручивается в узел. Тристан, с другой стороны, в текстах такой же мрачный и пугающий, как и лично. Наш разговор сосредоточен в основном на проекте, который мы делаем по химии, и ни на чём другом. По крайней мере, его рвение к учёбе совпадает с моим собственным, так что это хорошо.
Я совершенно забыла о приезде мамы, пока не открыла дверь на Рождество и не обнаружила её стоящей на крыльце в дорогой белой шубе, бриллиантовых серьгах и с натянутой улыбкой. Каждая клеточка во мне вибрирует от эмоций, и, кажется, я не могу перестать думать о нижнем белье, которое она подарила мне на день рождения. «Найди себе богатого, Марни, ты будешь счастлива, что послушалась меня. Посмотри, как для меня всё обернулось!» У меня пересыхает в горле, а желудок превращается в лёд.
— Мишка-Марни, — говорит она, протягивая руки для объятий. Она не называла меня Мишкой-Марни с того единственного раза, когда мне было пять, и она назвала меня так будучи пьяной и выплакавшей все глаза. Я не двигаюсь в её объятия, вместо этого отступаю назад, чтобы она могла войти внутрь. Она хмуро смотрит на меня, но всё равно заходит в гостиную, придавая разбросанным обрывкам обёрточной бумаги грязный вид. По тому, как она одевается сейчас, вы бы никогда не догадались, что когда-то давным-давно она жила здесь со своим мужем и дочерью.
— Чарли. — Мама — хотя я бы предпочла называть её просто Дженнифер — кивает подбородком в сторону моего отца. Больно видеть его взгляд на неё, словно он всё ещё отчаянно влюблён.
— Дженн, — тихо отвечает он, а затем отводит взгляд, как будто не может вынести её вида.
— Итак, как к тебе относятся в академии? — спрашивает она, её голубые глаза и светлые волосы совсем не похожи на мои карие глаза и тёмные волны. Что ж… Наверное, у меня больше нет тёмных волн, и я протягиваю руку, чтобы робким жестом коснуться коротких розово-золотистых локонов. Дженнифер замечает это и улыбается. — Кстати, мне нравятся твои волосы, очень шикарные. — Она подмигивает мне, как будто мы старые подружки или что-то в этом роде. На самом деле я едва знаю эту женщину.
— Я лучшая в своём классе, — отвечаю я, пожимая плечами. Мой живот и грудь так похолодели, что теперь я чувствую онемение. Глядя на Дженнифер, я на самом деле не уверена, что мне следует думать. Какая-то маленькая частичка меня, похороненная глубоко внутри и прикрытая, хочет упасть в её объятия и позволить ей обнимать меня, как она делала перед уходом. Остальная часть меня знает, что это было бы катастрофой, которая вот-вот произойдёт. — И я получила первое место за арфой в оркестре.
Дженнифер улыбается, и я думаю, что это действительно искреннее выражение. Только… она счастлива по совершенно неправильным причинам. Она не гордится мной; я просто продолжение её, мои достижения становятся её собственными.
— Вот видишь, я знала, что у меня хорошие гены, — говорит она, протягивая руку, чтобы коснуться моих волос. Я отступаю, и она хмурится, но этот лёд внутри меня тает, уступая место гневу.
— Гены? Это не имеет никакого отношения к ДНК. Это связано с тем, что папа подрабатывал на второй работе, с целью оплатить четыреста долларов в месяц за аренду арфы, чтобы я могла играть дома.
— Марни, — начинает папа, поднимаясь со своего места на диване. Я ещё не рассказала ему о пятидесяти пяти тысячах долларов на моём новом счёте, но я использовала часть из них, чтобы купить несколько рождественских подарков, когда гуляла с Кридом и Мирандой. У него на запястье новые часы, которые стоят больше, чем я когда-либо тратила на одну вещь за всю свою жизнь. Я не уверена, что он понимает, насколько они ценны. Почти уверена, что папа думает, что это подделка. — Твоя мама здесь, чтобы пригласить тебя с собой на рождественский ужин.
— Мы едем в Эйвондейл, — говорит она, сияя, так гордясь собой за то, что заказала столик в самом дорогом ресторане города. — Тебе там понравится.
— Моя сестра приедет? — спрашиваю я, и ещё немного этого льда тает, уступая место ярости. Я ещё даже не познакомилась со своей сестрой. Насколько я знаю, она даже не подозревает о моём существовании, а между нами едва ли три года разницы. Мама уже была беременна ею, когда бросила меня на той остановке.
Губы Дженнифер поджимаются, и она бросает взгляд на моего отца.
— Почему ты смотришь на него, когда ты единственная, кто может ответить на мой вопрос? — я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь к стойке, стараясь не думать о том, как скучала по маме, когда я… те два раза, когда я… У меня пересыхает в горле, и я чуть не давлюсь комом, когда пытаюсь сглотнуть.
— Иди, оденься во что-нибудь поприличнее, — вместо этого говорит Дженнифер, не потрудившись ответить ни на один из моих вопросов. — Если у тебя ничего нет, можешь надеть свою форму… — она не закончила говорить, но я уже отталкиваюсь и направляюсь по коридору в свою спальню. Оказавшись внутри, я хлопаю дверью, запираю её и достаю телефон из кармана пижамных штанов.
«Ты сегодня занят?» — я отправляю сообщение Заку и удивляюсь, когда он сразу же начинает печатать.
«Чёрт возьми, нет. Тут пиздец как скучно. Хочешь свалить оттуда?»
«Да, пожалуйста. Подберёшь меня на дороге?»
Я не дожидаюсь его ответа, надеваю джинсы, футболку, угги, которые папа подарил мне сегодня утром, и своё тёплое красное шерстяное пальто от академии. За моей кроватью есть дверь от первоначального вида вагона как поезда. Это соединило бы пассажирский вагон, в котором я нахожусь, с другим пассажирским вагоном или рестораном. Если я встану на свою кровать и отомкну верхний замок, я смогу открыть её и вылезти наружу.
Тихо закрыв её за собой, я спрыгиваю на грязную гравийную дорожку и выбегаю на дорогу.
Поскольку я не знаю, сколько времени понадобится Заку, чтобы добраться сюда, я прячусь за деревом, гадая, придут ли Дженн и Чарли искать меня. Через некоторое время я слышу, как они зовут меня, и мой телефон жужжит у меня в кармане. Я перевожу его на бесшумный режим, а затем пригибаюсь пониже, пока «Макларен» Зака не подъезжает к обочине.
— Куда мы направляемся? — спрашивает он, когда я забираюсь внутрь, вжимаясь в сиденье. Подогрев сидений так недооценивается. Я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с его тёмными глазами. Когда мы смотрим друг на друга, я вижу, что он знает, что сделал со мной. Он никогда не сможет забыть; я никогда не смогу забыть. Как мы можем по-настоящему быть друзьями? Посмотрим, как сложилась наша жизнь.
— Куда-угодно, лишь бы подальше отсюда, — отвечаю я, и это правда.
Остаток дня мы просто катаемся.
И это самый лучший день, который у меня был за долгое-долгое время.
Глава 17
Возвращаться в подготовительную академию Бёрберри после перерыва горько-сладко. Я рада снова увидеть Миранду, но я нервничаю, ожидая увидеть, что произойдёт после отмены запрета на издевательства. Первое, что я замечаю, зайдя внутрь, — это то, что в моём шкафчике полно презервативов с приклеенной к центру запиской.
«Это для тебя, Работяжка. ХОХО».
Здорово.
Я со вздохом разрываю записку. Папа был недоволен моим отъездом, а мамы уже давно и след простыл, когда я вернулась домой. Я извинилась перед ним, позволила ему наказать меня до конца каникул и посвятила себя учёбе, пока он был на работе. Что бы ни происходило между мной и Заком, я не могу разобраться с этим прямо сейчас.
— С возвращением, — говорит Тристан, проходя мимо меня и направляясь по коридору со свитой на буксире. Он не смотрит на меня, но его пальцы едва касаются тыльной стороны моей ладони, оставляя ощущение покалывания, которое длится часами.
Как только Миранда перестаёт подпрыгивать от возбуждения из-за того, что снова видит меня, она начинает рассказывать мне всё о своём отпуске, о том, что Крид был гораздо менее воинственным, чем обычно, как её мама купила ей пару Лабутенов во флагманском парижском магазине и как из их квартиры открывался вид на Эйфелеву башню. Миранда Кэбот — замечательный человек, но её жизнь настолько отличается от моей, что я даже не знаю, с чего начать все перечисления.
Эндрю присоединяется к нам за ланчем, и, хотя ехидные комментарии и насмешки в коридорах вернулись, в них нет таких разрушающих жизнь моментов, как алкотестер или эссе. На самом деле, все трое парней-Идолов по-прежнему относительно нормально относятся ко мне.
Поскольку наш первый день возвращения тоже приходится на пятницу, третье января, мы возвращаем наши телефоны сразу после занятий, и я нахожу сообщение от Тристана, приглашающее меня поработать над нашим проектом по химии. В итоге мы проводим большую часть выходных, прогуливаясь по кампусу и беря пробы почвы для тестирования в лаборатории в поисках различных загрязняющих веществ. Мы также берём образцы краски, утеплителя, который виден на недостроенных стенах школьного подвала, и даже кусок черепицы с крыши.
Чуть больше недели спустя мы завершаем наши эксперименты и планируем встретиться в библиотеке, чтобы завершить последнее исследование, используя старые архивные файлы школы и газетные слайды, чтобы получить информацию о кампусе, которая, безусловно, недоступна онлайн.
Конечно, сначала я должна пережить физкультуру.
Теперь, когда запрет на издевательства снят, это, без сомнения, на сто процентов моё нелюбимое занятие.
Мы переодеваемся в наши школьные купальники, и начинается поддразнивание. Голубокровные — особенно Харпер и Бекки — неумолимы, делая всё возможное, чтобы компенсировать мне краткую передышку от их жестокости. Они приходят на занятия с красными линиями, нарисованными фломастером на запястьях, и шепчутся о том, какой толстой я выгляжу в своём купальнике. Когда меня это не смущает, одна из них толкает меня на глубину, тренер не смотрит, и в итоге у меня в носу и лёгких оказывается огромное количество воды, я задыхаюсь от ощущения жжения, когда выныриваю на поверхность и тащусь обратно на твёрдую почву под ногами.
Их мелкая чушь не задевает меня. Вместо этого я отмахиваюсь от них и сосредотачиваюсь на том факте, что мы с Тристаном получим самую высокую оценку по химии. У меня нет никаких сомнений на этот счёт. Я получаю немалое удовольствие, когда Харпер начинает жаловаться, что Тристан не хочет тусоваться с ней после школы, потому что он слишком занят, трахая Работяжку.
Приняв душ в — к счастью — отдельной кабинке, я оборачиваюсь полотенцем и открываю свой шкафчик, хватаю рубашку, юбку, галстук, носки, туфли… и где моё чёртово нижнее бельё? Я роюсь в своих вещах, но не вижу бледно-голубых хлопчатобумажных трусиков, которые были на мне раньше. Нахмурившись, я прокрадываюсь обратно в отдельную душевую кабинку, чтобы переодеться. Я ни за что на свете не разденусь перед этими девушками. Зная мою удачу, они, вероятно, пронесли бы сюда телефон и сфотографировали меня, чтобы распространить по всей школе.
Одевшись, я возвращаюсь в раздевалку и снова начинаю искать свои трусики.
После того, как я полностью обыскала свой шкафчик, меня осеняет.
— Чёрт возьми, — ворчу я, поднимаясь на ноги и захлопывая дверцу своего шкафчика. Я перекидываю сумку с книгами через плечо и направляюсь прямиком в своё общежитие, полностью осознавая, что это ещё одна шутка Идолов. Зная их, они, вероятно, ждут где-нибудь за углом, чтобы задрать мне юбку и сфотографировать. Соблюдая крайнюю осторожность, я иду запасным ходом — через дверь, где я впервые увидела «Феррари Спайдер» Тристана, а затем обхожу здание снаружи и вхожу в другую дверь, ближайшую к часовне, — прежде чем упираюсь в дверь своей квартиры.
Просто и понятно.
Проскользнув внутрь, я ставлю свою сумку на пол и начинаю искать пару чистых трусиков, чтобы успеть на встречу с Тристаном в библиотеке.
Ящик в нижней части моего гардероба пуст. Все мои лифчики на месте, но трусов больше нет.
С рычанием я вываливаю корзину для грязной одежды и роюсь там.
По-прежнему ничего.
Как эти девушки продолжают попадать в моё общежитие, выше моего понимания. Мне придётся попросить сменить замки, а это значит, что мне придётся составить жалобу. Я уверена, что из этого ничего не выйдет, поскольку нет никаких доказательств, указывающих на кого-то конкретного, но, по крайней мере, это будет в файле.
Отлично.
Я иду за парой пижамных шорт, чтобы надеть их под юбку, но их тоже нет. Как и моих джинс. Как и любого другого предмет одежды, который не является рубашкой, юбкой или платьем.
Грёбаные сучки.
Со вздохом присаживаясь на край кровати, я отправляю сообщение Миранде, спрашивая, не могу ли я одолжить какие-нибудь шорты или леггинсы, но она на тренировке по волейболу и какое-то время не сможет мне перезвонить. Пока я этим занимаюсь, я использую онлайн-форму, чтобы попросить пропуск за пределы кампуса на завтрашний вечер, а затем беру свою сумку и направляюсь в библиотеку.
В трусиках или без трусиков, мне всё равно нужно закончить этот проект.
Я просто буду очень, очень осторожна.
Как обычно, в библиотеке никого нет, большинство студентов предпочитают удалиться в свои общежития или направляются на улицу, в один из дворов, чтобы позаниматься. Это одна из причин, по которой мне здесь нравится; я могу побыть немного наедине с собой. Идолы и их Ближайшее окружение определённо не тусуются здесь, если только это не преследует определённой и необходимой цели.
Ещё одна причина, по которой мне здесь нравится… книги. Пять этажей бесценных знаний, ряды старинных фолиантов и комнаты, заполненные историческими архивами. Архитектура, за которую стоит умереть: готическое возрождение с высокими арками и колоннами с замысловатой резьбой. Всё помещение пахнет чернилами и бумагой, и я чувствую, как на меня накатывает чувство расслабления, когда я направляюсь в дальний угол, где ждёт Тристан.
Он стоит через две полки от входа в архивную комнату, стол рядом завален папками и коробками со слайдами. Студенческая газета академии Бёрберри выпускается с 1970 года, но пока клуб журналистики только занимается сканированием старых статей в цифровой архив, им ещё предстоит пройти долгий путь. Период времени, который больше всего интересует нас с Тристаном, ещё даже не близок к загрузке.
Его глаза останавливаются на мне, когда я иду по проходу, серебро его радужек мерцает от каких-то неизвестных мне эмоций. Кажется, я не могу понять этого парня, когда он не ведёт себя как придурок. Он держит своё лицо таким непроницаемым, с этим отработанным высокомерием, скрывающим любые настоящие эмоции, что я понятия не имею, как его прочесть. Я вполне ожидала, что он снова начнёт обращаться со мной как с дерьмом, но вместо этого он, похоже, делает прямо противоположное.
Тристан улыбается мне, и, хотя это такая же самоуверенная и высокомерная улыбка, как в тот день, когда я встретила его, в ней есть тлеющий оттенок, как будто бы ему снова понравилось обжечь мой рот своими полными губами.
— Извини, что опоздала, — говорю я, изо всех сил стараясь не думать о том факте, что у меня под юбкой нет трусиков. Тут мне приходит в голову, что мне следовало бы развязать пояс и опустить подол на несколько аккуратных дюймов. Мои щёки пылают, а Тристан вопросительно приподнимает тёмную бровь. — В спортзале произошло кое-какая… ерунда.
Его рот складывается в хмурую гримасу.
— Харпер? — спрашивает он, и я пожимаю плечами. — Если это произошло в женской раздевалке, значит, это была Харпер. Ни одна девушка и шагу не сделает в этом кампусе без её одобрения. — Он делает паузу и прищуривает глаза, но не из-за меня, а просто в целом. — Кроме Миранды, конечно… и тебя.
Я не совсем уверена, что на это ответить, поэтому ничего не говорю, поворачиваясь, чтобы осмотреть ряд книг перед нами. Всё это названия, написанные выпускниками, некоторые из которых относятся к строительству школы или её многочисленным пристройкам. Поскольку наш проект по химии связан с уровнями загрязнения почвы и строительных материалов, мы пытаемся сопоставить период времени, в течение которого могли появиться загрязняющие вещества.
Мы с Тристаном берём одну и ту же книгу, и наши руки соприкасаются, жар обжигает мои пальцы и переходит на всю руку. Мой пульс учащается, и мне приходится подавить тихий звук удивления. Все ли девушки чувствуют то же самое, когда прикасаются к нему? Так вот почему он всегда спит с новыми?
— У меня в телефоне есть список названий, которые я просмотрела и которые могут оказаться полезными, — говорю я, залезая в свою сумку с книгами и вытаскивая её. Тристан просто стоит там в своей идеально отутюженной униформе, ни одна пуговица не сбилась с места, ни единой складки или пятна. То, как он держит голову, говорит мне, что он знает, что он король, даже если другие парни не хотят в это верить. Мои глаза пробегают список, а затем я передаю его ему, и мы начинаем вытаскивать книги и раскладывать их на столе.
Когда ни одна из них не даёт нам той информации, которую мы ищем, мы возвращаемся к полкам, тесно прижимаясь друг к другу в тесном пространстве. Я также чувствую его запах, эту свежую, острую смесь мяты и корицы, от которой у меня покалывает в ноздрях. Он несколько раз обхватывает меня руками, эффективно прижимая к книжному шкафу своим тёплым, твёрдым телом, прижатым к моей спине.
Святое дерьмо.
Когда он отстраняется, я ощущаю прилив прохладного воздуха, как будто я в свободном падении, когда всё, чего я хочу — это чтобы меня прижали к себе.
Мои глаза закрываются, и я выдыхаю.
— Что-то случилось? — спрашивает Тристан, всё ещё стоя слишком близко ко мне. Его губы касаются моей макушки, пока он говорит, а его левая рука находит моё плечо, опытным прикосновением разминая мою напряжённую плоть. У меня вырывается стон, и я снова прижимаюсь к нему, даже не собираясь этого делать.
«Марни, что ты делаешь?! —огрызаюсь я на саму себя, открываю глаза и отстраняюсь. Есть книга, которую мы пропустили раньше, и я узнаю её по списку названий, который я составила, и протягиваю руку, чтобы взять её, когда Тристан отступает назад. Конечно… Я так старалась не волноваться из-за отсутствия трусиков, что совершенно забыла об осторожности и их отсутствии. Моя юбка задирается, и, клянусь, я чувствую прохладный ветерок на своей голой заднице.
Руки Тристана опускаются на мои бёдра, и я слышу, как он резко выдыхает.
— Могу я попросить о твоей услуге сейчас? — шепчет он, его голос — воплощение соблазнения, обвивается вокруг меня и прокладывает путь в мою грудь.
— В чём заключается услуга? — я задыхаюсь, чувствуя тепло его рук через свою юбку. Он наклоняется ближе и снова прижимается губами к моему уху.
— Позволь мне прикоснуться к тебе.
Моё сердце взрывается в груди, и я ловлю себя на том, что киваю, прежде чем даже осознаю, что делаю.
Тристан проводит руками по моим бёдрам и забирается под юбку, обхватывая ладонями мою голую задницу. Я буквально никогда раньше не делала ничего подобного, поэтому ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, пока у меня не закружится голова, прислоняясь к книжной полке, всё ещё закинув руки за голову и вцепившись пальцами в край полки.
Он крепко сжимает мою попку, его прерывистое и тёплое дыхание касается моего уха. Хотя я едва слышу его или что-либо ещё, если уж на то пошло, потому что моё сердце бьётся так быстро, что заглушает весь мир. Горячая пульсация возникает в моей сердцевине, и мне внезапно хочется, чтобы его руки опустились ниже, ища что-то ещё.
Кажется, что эта наша встреча в тёмных, тихих тенях библиотеки предопределена судьбой.
Если бы Харпер и Бекки не украли мои трусики, если бы я не встала на цыпочки, чтобы взять книгу, если бы Тристан не стоял так близко позади меня…
У меня перехватывает дыхание, когда его ладони путешествуют по изгибу моей задницы, скользят вверх и под складки юбки, прежде чем спуститься по внешней стороне бёдер. С внезапным проклятием Тристан отступает назад, и я поворачиваюсь к нему лицом, наши тела разделяют всего несколько дюймов. Его брюки не могут скрыть выпуклость под ними, а его глаза слишком тёмные и полны похоти, чтобы быть фальшивыми.
Это не было запланировано. Я чувствую это.
— Твой долг передо мной полностью оплачен, — говорит он, поворачиваясь и направляясь к столу. Он хватает коробку со слайдами и устремляется к устройству для чтения микрофильмов. Я не уверена, идти мне или остаться, но мне жарко, я чувствую боль и растерянность, поэтому я просто хватаю свою сумку с книгами и выхожу.
В следующий раз, когда я увижу Тристана, он закончит проект, и мы не будем говорить о том, что произошло в библиотеке.
Глава 18
В то время как парни-Идолы по большей части ведут себя приятно, девочки проявляют себя хуже некуда. И Внутренний круг ненамного лучше. В последнюю пятницу месяца, сразу после того, как были выставлены оценки, и я заняла второе место после Тристана (черт возьми!), мне позвонили и сказали, что меня хочет видеть заместитель директора Кастор.
Его офис расположен в административном здании сразу за часовней. Моё сердце бешено колотится, ладони вспотели, когда я выхожу за дверь и иду по продуваемой ветром гравийной дорожке. Сады по обе стороны красивы, тщательно ухожены и полны поздних зимних цветов, таких как нарциссы, калифорнийская золотистая смородина и ароматный розмарин. Светит солнце, и воздух напоен сладким ароматом. Я нервничаю, но не слишком.
Нет, пока я не стучу в его дверь и не слышу грубое приглашение с другой стороны.
Заместителю директора Полу Кастору под пятьдесят или чуть за пятьдесят, у него седеющие волосы, короткая борода и усы, а руки толстые от напряжённых тренировок. Иногда я вижу, как он бегает трусцой по кампусу после школы и по выходным. Он живёт в кампусе академии, в нескольких милях вниз по дороге, в общежитии для персонала.
— Проходите и присаживайтесь, мисс Рид, — говорит он твёрдым голосом. По тому, как его серо-голубые глаза следят за мной, я сразу понимаю, что у меня неприятности. Он смотрит на меня так, словно я уже сделала что-то не так, и он просто выбирает правильную форму наказания.
Я делаю, как он просит, складываю юбку под бёдрами и изо всех сил стараюсь не думать о руках Тристана, блуждающих там, внизу. Как только эта мысль приходит мне в голову, к моим щекам приливает румянец, и мне приходится проглотить комок в горле.
Прошлой ночью у меня был трёхчасовой разговор по смс с Лиззи о Тристане. Судя по тому, как она о нём говорит, можно подумать, что он святой и ходит по воде. Этот парень ей реально нравится. Когда я попытался спросить её, что она думает о разрыве с ним, она выждала почти полчаса, прежде чем ответить мне.
«Если бы у меня был другой выбор, я бы всё ещё была с ним».
И что же это за ответ?
— Мисс Рид, — повторяет мистер Кастор, складывая руки на крышке своего стола. Он смотрит на меня сверху вниз, как будто мы находимся в комнате для допросов. — Вы знаете, зачем я пригласил вас сюда? — я качаю головой, но у меня всё ещё путаются мысли о Тристане, так что мне трудно заставить свой рот произносить связные мысли. — Мы получили почти две дюжины жалоб от студентов всех курсов на то, что вы продавали свои услуги.
Мой рот приоткрывается, а щёки пылают румянцем.
Услуги… то есть… мистер Кастор тоже думает, что я Работяжка из Борделя?
— Домашние задания, эссе, ответы на тесты, — продолжает он, и я почти вздыхаю с облегчением. О, такого рода услуги. Но потом я понимаю, какие последствия это имеет. Более двух десятков жалоб?! — Обвинения исходят от студентов с очень надёжной репутацией, и мы должны отнестись к ним серьёзно.
— Так же серьёзно, как вы восприняли обвинения в моём неконтролируемом пьянстве? — рявкаю я с высокой ноткой паники в голосе. Мистер Кастор выглядит огорчённым и вздыхает.
— Послушайте, я понимаю, что у вас были проблемы с адаптацией, но две дюжины жалоб — это слишком много. Мисс Рид, вы талантливы и сообразительны, но если только против вас не совершён какой-то тайный заговор, тогда…
— Происходит тайный заговор! — кричу я. Я не хочу повышать голос, но я начинаю паниковать. Мои руки сжимаются в кулаки в красных складках юбки.
— У нас есть доказательства, копии идентичных домашних заданий, написанных вашим почерком.
Мои брови приподнимаются, но я не могу понять, как именно они это сделали.
— Могу я взглянуть на эти копии? — интересуюсь я, потому что знаю, что если я взгляну на них, то смогу определить, действительно ли это мой почерк. Мистер Кастор одаривает меня натянутой полуулыбкой и открывает папку на своём столе, протягивая мне лист бумаги, на котором определённо есть мой почерк. Единственная разница в том, что название было изменено. Две минуты работы с Фотошоп могли бы это исправить. Я ломаю голову, уставившись на лист бумаги, и тут всё встаёт на свои места.
Мой шкафчик, в тот день, когда у меня украли трусики. У меня там было именно это задание, и когда я не смогла его найти, я просто попросила нашу учительницу японского, миссис Сузуки — сэнсэй Сузуки — для другого.
— У нас четверо студентов, которые представили это в качестве доказательства, ещё дюжина с идентичным домашним заданием по математике и так далее. Мисс Рид, если вы признаетесь прямо сейчас и назовёте имена всех причастных к этому студентов, мы смягчим наказание. В конце концов, покупать эти услуги почти так же плохо, как и продавать их, и мы точно не можем отчислить более двух десятков студентов. — Он вздыхает и откидывается на спинку стула. — Мы начнём с двухнедельного отстранения, во время которого вы вернётесь домой, но возьмёте с собой свои школьные задания. Любое задание, которое было скопировано, будет иметь нулевую оценку, и вы потеряете своё место в рейтинге учащихся.
Моё сердце превращается в лёд и проваливается в желудок, разбиваясь вдребезги. Я зажимаю рот рукой, и меня так тошнит, что я не уверена, что у меня даже хватит сил встать и дойти до одного из горшков с растениями в углу. Я усердно работала, чертовски усердно.
На ум приходят парни-Идолы, в частности Тристан. Он легко превзошёл меня по рангу, но я бы не удивился, если бы…
Раздаётся резкий стук в двойные двери, но кто бы ни был по ту сторону, он не ждёт разрешения. Двери распахиваются внутрь, и входит Тристан Вандербильт в сопровождении Зейда Кайзера с одной стороны и Крида Кэбота с другой.
— Парни, — начинает мистер Кастор, когда они подходят, Зейд слева от меня, Крид справа. Тристан встаёт позади меня и кладёт обе руки мне на плечи. Когда он сжимает их, в моём животе порхает рой бабочек.
— Заместитель директора Кастор, — начинает Тристан, его голос холодный, высокомерный и полный презрения. По тому, как он разговаривает с этим человеком, совершенно ясно, что он его не уважает. — Мне только что сообщили об обвинениях, выдвинутых против мисс Рид.
— Мистер Вандербильт, вы знаете, что я не могу обсуждать дела других студентов…
Тристан останавливает слова мужчины взмахом руки. Другой рукой он начинает массировать моё плечо, и я почти таю в своём кресле. Зейд ухмыляется слева от меня, подмигивая мне, когда я смотрю в его сторону. Крид просто выглядит скучающим и совершенно выбитым из колеи. Если бы он был котом, его хвост бы раздражённо подёргивался.
— Я могу назвать каждого студента, который пришёл к вам с жалобой, — продолжает Тристан, его голос подобен чернильному ночному небу, бесконечному и тёмному, но с несколькими звёздами тут и там, которые всё освещают. — И я могу точно рассказать вам, как они получали задания, о которых идёт речь. — Он лезет в карман своей академической куртки и достаёт связку ключей. — Я нашёл это на полу в часовне. — Он бросает их мистеру Кастору.
— И вы ожидаете, что я в это поверю? — спрашивает мистер Кастор, и когда я снова смотрю на него, Тристан приподнимает бровь над своими серо-стальными глазами.
— Поверьте в это, — протягивает Крид, зевая и поводя плечами. — Мы пользуемся большим влиянием в этой школе, или вы не заметили? — его голубые глаза становятся проницательными, и я вспоминаю его стычку с Дерриком. Только на этот раз он защищает не Миранду, а меня.
В моей груди разливается тепло, которому я не могу дать названия. Но это приятное ощущение. Действительно, очень приятное.
— Многие студенты завидуют Марни, — говорит Зейд, засовывая руки в карманы брюк. — Итак, они ополчились на неё. Мы уже позаботились об этом. — Он наклоняет голову набок и проводит пальцами по своим мятно-зелёным волосам, превращая их в море острых шипов. — Этого больше не повторится.
Крид лукаво улыбается, и на мгновение я почти забываю, что он был первым, кто попытался обратиться к персоналу, чтобы доставить мне неприятности. Неужели всё это игра? Они донесли на меня, чтобы спасти? Но нет, какой в этом был бы смысл?
— Сейчас мы заберём Марни. Накажите обвинителей, как хотите. — Крид поворачивается, чтобы уйти, и Тристан убирает руки с моих плеч, предлагая мне одну, чтобы помочь встать со стула. Я осторожно беру его, оглядываясь на мистера Кастора, но его рот сжат в тонкую линию, и не похоже, что он собирается протестовать.
— Давай убираться отсюда, пока он не нашёл, из-за чего ещё придраться, — шепчет Зейд, и мы вчетвером выходим за двери на солнечный свет.
— Что всё это значит? — спрашиваю я, когда Тристан тянет меня вниз по тропинке, а затем заталкивает в маленькую нишу. Его руки по обе стороны от арки, а лицо так близко, что мы могли бы поцеловаться.
— Харпер и Бекки тобой недовольны, — говорит он, протягивая руку, чтобы провести большим пальцем по моей нижней губе. Зейд издаёт рычащий звук у него за спиной, и Крид сужает свои голубые глаза до щёлочек, но они не пытаются вмешаться. — Половина Внутреннего круга, которая нам не лояльна, донесла на тебя вместе с горсткой плебеев. — Тристан улыбается мне, обхватывая мой подбородок рукой. — Но, как сказал Зейд, мы позаботились об этом.
Он внезапно отпускает меня и отступает назад, отчего у меня кружится голова.
— Почему вы, ребята, помогаете мне? — спрашиваю я, моргая от внезапного прилива эмоций. — Я думала…
— Просто продолжай в том же духе, — говорит Тристан, останавливаясь на пути вниз по тропинке, чтобы повернуться и посмотреть на меня. — Мне нравится побеждать только достойных противников. Когда я сокрушу тебя в успеваемости, это будет моей собственной заслугой. — Он отворачивается и оставляет меня с Зейдом и Кридом.
— Поужинаем в столовой? — спрашивает Зейд, наклоняя голову набок и одаривая меня улыбкой, от которой тают трусики. — Я угощаю. — Мои собственные губы растягиваются в улыбке; я ничего не могу с собой поделать. Прямо сейчас я чувствую головокружение от смеси разных эмоций. — Крид?
Он наблюдает за мной, и я не могу избавиться от воспоминаний о танце с ним на зимнем балу. Я чувствовала себя принцессой, попавшей в сказку.
— Я пас, — отвечает он, прислоняясь к краю ниши и упираясь в неё одной ногой. Его глаза встречаются с моими, и между нами проскакивает искра. — Тем не менее, я провожу тебя завтра на репетицию оркестра. Это всё, на что я способен, прежде чем мне захочется вздремнуть. — Он подмигивает мне, сползает по стене и вытягивает одну ногу, держа другую согнутой в колене. Я никогда не видела, чтобы кто-то так нежился, как он, сидя на солнце со сверкающими бело-золотыми волосами и телефоном в руке.
— Я соглашусь с тобой в этом, — говорю я, позволяя Зейду обнять меня за талию. Он ведёт меня по тропинке, и я чувствую странный прилив эмоций в своей груди, как цветок, распускающийся под весенним солнцем.
Я бы хотела, чтобы это чувство длилось вечно.
Глава 19
Вся светская жизнь в подготовительной академии Бёрберри вращается вокруг одного-единственного февральского дня: Дня Святого Валентина.
— Если ты не получишь розу, ты хуже Плебея, — объясняет Миранда, а затем краснеет, зажимая рот рукой. Я улыбаюсь ей, но она уже спешит объясниться. — Это не то, ну… Я обязательно пришлю тебе розу. Тебе не о чем беспокоиться.
— Тогда я тебе тоже пришлю, — говорю я, когда мы идём по коридору к нашим шкафчикам. Я не так часто пользуюсь своим, так как моё общежитие на самом деле находится прямо в здании часовни, но все остальные живут в Третьей башне, так что они набивают их всякой всячиной. Честно говоря, поскольку мы используем планшеты и ноутбуки практически в каждом классе, а учебники по физике уже прошли путь динозавров, шкафчики больше служат социальным центром и местом для хранения личных вещей, которые нужны людям в течение дня. Когда мы останавливаемся у шкафчика Миранды, она достаёт содовую и пакетик кешью.
Однажды я заглянула в шкафчик Тристана и заметила коробку презервативов. Зейд держит там гитару. Я никогда не видела шкафчик Крида.
— Может быть, мой брат пришлёт тебе цветочек? — дразнит Миранда, толкая меня бедром, когда набирает в ладонь горсть орешков. — Он провожал тебя на все практики и репетиции оркестра, да ведь? — я пожимаю плечами, но не могу отрицать, что это правда. Крид водил меня по кампусу, Зейд обедал со мной в столовой, а Тристан просто врывался и заставлял моё сердце биться чаще в случайные моменты.
Может быть… Я получу больше чем просто один цветок от Миранды?
И если так и будет, то, что это значит? Неужели Идолы так издеваются надо мной?
Мне неприятно признаваться, как сильно я хочу этой новой дружбы с ними. Или даже больше. Могло бы получится большее, чем просто дружба…
Розы можно приобрести в течение всей недели в студенческой гостиной, а доставка осуществляется во время третьего урока в День святого Валентина. Сегодня пятница, так что все уже нервничают и готовы к выходным. Люди ёрзают на своих местах и перешёптываются, прикрыв рот ладонями.
Мисс Фелтон оставляет попытки научить нас чему-либо, и мы все в нервном ожидании ждём, когда прибудут букеты. Тристан — единственный член Голубокровных, за исключением Миранды, который учится в этом классе, и мои ладони начинают потеть, когда я вижу, как он хватает свои вещи и подходит, чтобы встать рядом с нами.
На этой неделе я сделала кое-что… рискованное.
Я заказала пять цветов: один для Миранды, один для Эндрю… и три для парней-Идолов.
Я понятия не имею, как они отреагируют на это.
— Ожидаешь каких-нибудь роз? — спрашивает Тристан, и я пожимаю плечами, потому что не хочу говорить ему правду: так оно и есть. Я действительно, по-настоящему жду. Он ничего не говорит, просто ждёт, когда распахнётся дверь и войдёт персонал с огромными букетами роз в руках. Здесь есть бутоны всех цветов, и все они смешаны вместе в радугу цветов разных оттенков.
Правило таково: студент может заказать только одну розу для каждого получателя.
Тристан наблюдает, как сотрудница расхаживает по залу, раздавая букеты роз на длинных стеблях и маленькие стопки открыток. Когда она заканчивает раздавать цветы, которые держала в руках, она возвращается к тележке в холле и хватает букет размером как объём моих бёдер. Его она дарит Тристану.
— Срань господня, — выдыхает Миранда, наблюдая, как он откладывает цветы в сторону и подходит к мусорному ведру рядом со столом мисс Фелтон. Весь класс затаивает дыхание, когда Тристан начинает просматривать карточки, которые пришли вместе с ними. Он выбрасывает верхнюю карточку в мусорное ведро, и несколько девушек ахают. Вторая карточка… тоже в мусорном ведре. Серые глаза Тристана изучают имена и отбрасывают их одно за другим. Я понятия не имею, сколько у него карточек, но предполагаю, что около сотни. — Я... никогда даже не слышала, чтобы кто-то получал так много роз.
— Мусор, мусор, мусор…, — говорит Тристан, выбрасывая одну за другой. На самом деле то, что он делает, чертовски жестоко. Для этого нет никаких причин. Мои щёки горят, и я не могу не задаться вопросом, какая из этих карточек моя. — Йоун. Нет, спасибо. Тупая сучка.
— Тристан, — шиплю я, но он игнорирует меня. Служащий возвращается и вручает Миранде дюжину красных и белых роз и небольшую стопку открыток. Что касается меня, то я получаю ровно пять. Удивлённо моргая, я просматриваю заметки и нахожу одну от Эндрю, одну от Миранды и три от парней. Точно те же люди, кому я посылала розы.
Я резко поднимаю голову и обнаруживаю, что Тристан пристально смотрит на меня. Он хлопает оставшимися карточками по ладони, улыбается мне, а затем выбрасывает все, кроме одной, в мусорное ведро.
— Тристану Вандербильту, — читает он таким повелительным голосом, что почти все в классе замирают, чтобы послушать. — Спасибо тебе за то, что ты хороший друг. Я рада, что мы смогли преодолеть наши разногласия. С любовью, Марни Рид. — Он срывает моё имя с языка, как проклятие… или обещание. Моё сердце бешено колотится, когда я смотрю на него и гадаю, собирается ли он выбросить и мою записку в мусорное ведро. — Спасибо, Марни. Мне понравилось.
Тристан выхватывает из букета одну единственную красную розу, заправляет её за ухо, а затем вручает остальные какой-то случайной первокурснице.
Он подходит, встаёт передо мной и достаёт из кармана золотую коробочку.
— Наслаждайся. — Он бросает её на мой стол, засовывает руки в карманы пиджака и неторопливо выходит.
Мой рот практически на грёбаном полу.
— О боже мой, о боже мой, о боже мой, открой же её, — выдыхает Миранда, хватая коробку и практически запихивая её мне в руки. Сейчас все в классе определённо пялятся на меня, даже мисс Фелтон. — Просто, я в значительной степени ненавижу этого парня, но… Тристан Вандербильт не влюбляется в девушек. Никогда. Ты как второе пришествие Лиззи. — Я бросаю на неё пожалуйста-заткнись взгляд и открываю коробку.
Внутри бриллиантовое ожерелье из белого золота с парой роз на нём.
— Что… — я вздрагиваю, когда Миранда давится рядом со мной, размахивая руками в моём направлении.
— Я знаю это ожерелье. Я видела его у Неймана Маркуса. Я почти купила его в тот раз. — Когда я просто сижу и пялюсь на него, она забирает его у меня и надевает мне на шею.
— Сколько оно стоит? — спрашиваю я, чувствуя, что вот-вот задохнусь.
Миранда застёгивает ожерелье и откидывается на спинку стула, глядя на меня с застенчивым выражением на лице.
— Эм, около восьмидесяти тысяч? — спрашивает она вопросительно, и я задыхаюсь, протягивая руку, чтобы коснуться пары роз. Я не могу оставить его себе. Я ни за что не смогу, чёрт возьми, оставить его. Почему… что происходит?!
Прежде чем я успеваю высказать Миранде какие-либо свои опасения, Харпер Дюпон врывается в класс, вырывая букет Тристана у испуганно выглядящей девочки-плебея. Подобно урагану, она врывается в комнату и выхватывает одну из карточек из корзины, прежде чем повернуться ко мне лицом. Когда она видит ожерелье у меня на шее, она издаёт один из своих птеродактильных визгов.
— Ты, чёрт возьми, покойница, Рид! — огрызается она, направляясь к двери, прежде чем мисс Фелтон успевает её остановить.
Я не уверена, бояться мне… или радоваться.
Может быть, здоровую дозу того и другого?
Когда я выхожу из класса, один из курьеров академии, который раздаёт почту и посылки из дома, останавливает меня и передаёт маленькую коробку. Когда он продолжает свою доставку, я вытаскиваю маленький розовый конверт сверху, а Миранда тихонько насвистывает.
— Ты стала… популярной, — говорит она, но не так, как будто ревнует или что-то в этом роде, просто с благоговением.
«Я знаю, что шоколад тебе не по вкусу», — говорится в записке. «Наслаждаться. Зак».
Улыбка озаряет моё лицо, когда я открываю коробку с разнообразной коллекцией карамелек ручной работы.
Вау.
— Это мои любимые, — шепчу я, чувствуя, как румянец заливает мои щёки. Я... этот день просто не может быть настоящим. Таких дней, как этот, со мной не бывает.
— Девочка, — начинает Миранда, приподнимая брови и закусывая губу, чтобы сдержать смех. — Крид сойдёт с ума. Я думаю, теперь ты ему действительно нравишься.
— Это не так, — возражаю я, но потом вспоминаю, как он поцеловал меня на палубе парохода, и у меня в животе всё трепещет. Я прикасаюсь рукой к ожерелью и чувствую, как под ним бьётся моё сердце. — Я имею в виду, как такое может быть? Я думала, они все меня ненавидят? — Миранда просто смотрит на меня, как будто она так же сбита с толку, как и я.
Мы направляемся по коридору в мою комнату и обнаруживаем, что Зейд ждёт нас. Он постукивает букетом роз по стене в такт, которого мы не слышим. Один наушник у него вставлен в ухо, другой свисает на грудь.
— Билли Айлиш, — говорит он, указывая на своё ухо, а затем ставит музыку на паузу и засовывает телефон в карман. — Похоже, он добрался до тебя раньше меня. — Глаза Зейда сужаются, когда он протягивает руку и приподнимает ожерелье с моей груди, его пальцы касаются моей кожи, и по мне пробегает дрожь.
— Раньше тебя? — спрашиваю я, и он ухмыляется, отступая в сторону, чтобы я могла воспользоваться ключами и попасть в свою общежитиекомнату. Я кладу цветы и карамельки на прилавок и, обернувшись, вижу, что Зейд протягивает мне ещё одну коробку. Святое дерьмо. Думаю, сегодня мой самый счастливый день?
— Любой идиот может купить ожерелье, — гордо говорит он, кивая подбородком в сторону коробки. — Но зацени-ка это дерьмо. — Я бросаю на него скептический взгляд и снимаю тонкую крышку с коробки, обнаруживая под ней море разноцветных трюфелей. – Самодельные конфеты, так тебе, ублюдок. — Зейд плюхается на мою кровать и откидывается на спинку, опираясь на ладони.
— Ты сам их сделал? — спрашиваю я, и он пожимает плечами.
— В этом семестре я изучаю практические навыки, — говорит он, и Миранда прерывает его.
— Перевод: домоводство для богатых детей, которые никогда в жизни не стирали кучу белья. — Зейд отстраняет её, а затем наклоняется вперёд, упираясь локтями в колени.
— Да, неважно. Но на прошлой неделе был урок по изготовлению шоколадных конфет ручной работы. Как вы можете видеть, грёбаный шоколад ручной работы. — Он замолкает, когда я лезу в коробку, чтобы вытащить одну. — Просто к сведению: в каждой из них около десяти миллиграммов травки. — Усмехнувшись, я бросаю шоколад обратно в коробку, а он смеётся. — Сатива (прим. — вид конопли), она поддержит тебя на всю ночь. — Зейд приподнимает бёдра и совершает непристойные волнообразные движения, которые, как я нахожу, мне слишком нравятся.
— Ты ведь идёшь на вечеринку в саду, верно? — спрашивает он, и я пожимаю плечами. Здесь слишком много вечеринок, чтобы за ними уследить.
— Ты должна пойти, серьёзно. — Он встаёт, подходит, чтобы встать рядом со мной, вырывает розу из моего букета, обрывает большую часть стебля и заправляет её мне за ухо. — Давай, Работяжка.
Я вздыхаю, но знаю, что меня уже втянули.
В половине пятого на улице начинается банкет с едой, напитками и играми.
— Я приду, — молвлю я со вздохом, и они оба, Миранда и Зейд, слишком возбуждаются. Миранда обнимает меня и целует в щеку.
— Пойдём ко мне, и вместе соберёмся? — я киваю, когда Зейд снова открывает мой шкаф и начинает копаться в нём. Он появляется с платьем с лимонным принтом, в котором я была на церемонии вручения стипендии Кэбота, и вручает его мне.
— Почему ты всегда пытаешься одеть меня? — стону я, забирая у него платье. Проходя мимо вешалки, Зейд обхватывает моё запястье своими накрашенными пальцами и притягивает меня к себе.
— Потому что половину времени ты выглядишь как грёбаная бродяжка, — рычит он, а затем кусает меня за ухо, хватает шоколадку и отправляет её в рот. — Позже, дамы. Увидимся во дворе.
Зейд захлопывает за собой дверь, и Миранда поворачивается ко мне так, словно у меня выросли щупальца.
— Как ты собираешься выбирать? — шепчет она, широко раскрыв глаза, и я изумлённо смотрю на неё.
— Здесь нечего выбирать. — Я хватаю белые балетки, которые Миранда одолжила мне, когда мы ходили в город за покупками, и встаю, встречая её недоверчивый взгляд. — Всё не так. Я никогда не забуду, как дерьмово эти парни обращались со мной.
— Да, но… — она протягивает руку и постукивает по ожерелью с каким-то несчастным выражением лица, которое я не могу истолковать. В очередной раз я задаю себе вопрос и пытаюсь решить, неравнодушна ли она к Тристану. Но нет, нет, это должно быть что-то другое, что-то, чего я не понимаю. — Приятно быть желанной, правда?
— В жизни есть нечто большее, чем мальчики, — говорю я, и она поднимает на меня глаза, голубые радужки сверкают.
— Более правдивых слов никогда не было произнесено.
А теперь… что, чёрт возьми, это значит?
Крид ждёт во дворе, когда мы спускаемся, я одета в весеннее платье с оборками, моё ожерелье сверкает в лучах послеполуденного солнца. Он прислонился к садовой ограде, голова запрокинута, глаза закрыты. Его руки засунуты в карманы, две верхние пуговицы на униформе расстёгнуты, одна нога прижата к стене.
Он открывает глаза и медленно поворачивается к нам, зевая, а затем вытягивает руки над головой, совершенно неторопливо.
— Сколько роз ты получил? — немедленно требует ответа Миранда, упирая руки в бёдра своего ярко-оранжевого платья. Оно тоже в цитрусовом стиле, как и моё, но на добрых три дюйма короче и на два размера меньше. — Потому что я почти уверена, что у Тристана была сотня.
Лицо Крида напрягается, и он щёлкает сестру по лбу, засовывая руки обратно в карманы и наклоняясь к ней поближе.
— У меня их предостаточно. Я и не подумал считать. — Он снова встаёт, и его взгляд скользит по мне. Он не говорит «спасибо», но его глаза сверкают в знак признания, и я краснею.
— Ага. Потому что ты знаешь, что получил меньше, чем он, — насмехается она, но Крид игнорирует её, оглядывая меня с ног до головы.
— Я слышал, ты получила сегодня кучу подарков, — протягивает он, и я прикусываю нижнюю губу.
— Достаточно. — Я слышу, как люди слоняются по саду, до нас доносятся мягкие звуки классической музыки вместе с нежной сладостью аромата роз.
— Мм-м. — Крид кружит вокруг меня, а затем кладёт руку на стену рядом с моей головой. — Грёбаные стервятники, — произносит он, протягивая руку, чтобы поиграть с выбившейся прядью моих волос. — Будет ли уместно, если я преподнесу тебе ещё один подарок?
— Тебе лучше так и сделать, — бормочет Миранда, её глаза сканируют толпу, пока она не замечает Эндрю. Она слегка машет ему рукой, а затем оглядывается на нас. — Я оставлю вас двоих наедине. — Она уходит, засунув руки в карманы платья, а я краснею и смотрю, как Крид тянется к верхушке садовой ограды, хватая что-то своими длинными пальцами.
Когда он протягивает это мне, я вижу, что это экземпляр Сказок барда Бидла.
— Это, конечно, не рукописная версия, — говорит он с лёгкой гримасой, отводя взгляд, как будто ему стыдно за себя. — Но она подписана.
Я беру книгу дрожащими руками, но не могу сдержать слёз, которые пытаются пролиться. Они щиплют мне глаза, когда я отворачиваюсь и пытаюсь сморгнуть их. Крид замечает это и слегка улыбается, замирая, когда Бекки Платтер подходит к нам. Она как маленький клон Харпер. Что бы ни говорила или ни делала её хозяйка, она просто подражает.
— Ты думаешь, что ты выиграла из-за того, что Зейд приготовил для тебя какие-то дурацкие конфеты? — огрызается она, и я поднимаю брови. Я даже не думала о том, чтобы что-то «выиграть», и меньше всего о нём. Весь этот день был просто… странным. — Ему насрать на тебя. Он просто хочет трахнуть тебя, чтобы сказать, что трахнул девственницу.
Я хмурюсь. Честно говоря, это звучит как полная противоположность Зейду. Он очень громко высказывает своё мнение о девственницах. Но также… теперь я знаю, что вся школа осведомлена о моём сексуальном статусе. Здорово.
— Бекки, — говорит Крид, мило, медленно и тихо, но с такой угрозой, что меня бросает в дрожь. — Иди к чёрту. — Она бросает на него пристальный взгляд, но всё ещё злится.
— На этой неделе Зейд проводил каждый день после школы на кухне, совершенствуя эти шоколадные конфеты. Он испортил больше двадцати коробок. Это больше, чем просто конфетки, милая. А теперь убирайся.
— Ты не контролируешь меня, Крид Кэбот, — огрызается Бекки, встряхивая своими светлыми волосами. — Ты не выше меня на тотемном столбе.
— Продолжай говорить себе это, — мурлычет он, отталкиваясь от стены и поворачиваясь к ней лицом.
— А ты продолжай говорить себе, что Тристан Вандербильт не в сто раз лучше тебя, и, возможно, однажды мир поверит в это так же сильно, как и ты. — Бекки разворачивается на каблуках и стремительно уходит, каблуки стучат по булыжникам.
Когда я снова смотрю на Крида, его лицо напряжено, и я вижу, что она действительно задела его за живое.
— Сука, — рычит он, а затем снова поворачивается ко мне, на долю секунды выглядя так, будто его действительно смущает моё присутствие здесь. Я моргаю один раз, и выражение лица исчезает. Крид протягивает руку, и я просовываю свою под неё. — Не беспокойся о ней, — говорит он мне с едким смехом. — Она не протянет ещё год в качестве Идола. Она слишком слаба.
— Я не беспокоюсь о ней, — шепчу я, прижимая книгу к груди. Бекки — просто ещё одна хулиганка, и на данный момент я не привыкла иметь дело с такими людьми, как она. Я просто рада, что мне больше не приходится иметь дело с Зейдом, Тристаном и Кридом. Или Заком. Поговорим о сложных задачах… Бекки — ничто по сравнению с ними.
Крид подводит нас к столику, за которым сидят Зейд и Тристан. Ни один из них не выглядит особенно счастливым оттого, что они вместе. Зелёные глаза Зейда встречаются с моими, и я улыбаюсь. Двадцать коробок, да? От того факта, что у него хватило дисциплины так усердно работать над этими шоколадками, мне хочется плакать. Но в хорошем смысле этого слова. В очень, очень хорошем смысле.
— Никто из нас не смог договориться о том, кто должен сопровождать тебя сюда сегодня вечером, так что… мы, по сути, застряли друг с другом. — Зейд бросает взгляд на Тристана и хмурится. Другой парень игнорирует его, сосредоточившись на моём ожерелье, прежде чем поднять свои бурные серые глаза на моё лицо.
— Садись, — говорит он, и я сажусь. Крид прислоняется к колонне позади меня, пока я беру маленький разноцветный бутерброд с чаем и откусываю кусочек. Сливочный сыр и огурец. Интересно.
— Тебе нравится твоё ожерелье? — спрашивает Тристан через минуту, задвигая ноги под стол так, что наши конечности переплетаются. Я смотрю на него снизу-вверх, и моё сердце бешено колотится в груди.
— Мне нравится, — отвечаю я, а затем смотрю на Зейда, на Крида. — Мне всё очень нравится. — Включая подарок Зака. Я напишу ему позже.
— Хорошо, — говорит Тристан, откидываясь назад и ухмыляясь мне своей самоуверенной улыбочкой. — Потому что я уже сказал тебе, что я заинтересован. И когда я отношусь к чему-то серьёзно, я получаю то, что хочу.
— Не рассчитывай на это, братан, — Зейд давится смехом.
Крид ничего не говорит, но по тому, как он улыбается и прищуривает глаза, я вижу в них вызов.
«Как ты собираешься выбирать?» — спросила меня Миранда.
Хороший, блядь, вопрос.
Глава 20
Занятия с Кридом проходят хорошо. На самом деле он до смешного умён, просто предпочитает не проявлять себя. Когда он концентрируется и сосредотачивается, ему всё даётся легко. Он тоже мог бы быть лучшим в классе, если бы захотел.
Поскольку мы оба заняты учёбой, оркестром и общественными мероприятиями, единственное время, о котором мы смогли договориться, — это ранняя половина дня по субботам и поздняя половина дня по воскресеньям. Сегодня я спешу после репетиции оркестра, поднимаюсь на лифте на верхний этаж и стучу, пока Миранда не впускает меня.
— Привет, — говорит она, отступая назад. — Крид в душе, но чувствуй себя как дома. — Я замечаю, что она одета в платье в бело-голубую полоску, туфли на каблуках с ремешками и с причудливой причёской. Мои брови взлетают вверх, и она краснеет. — Я просто… Мы с Эндрю собираемся сегодня в город, чтобы перекусить в том маленьком кафе, куда мы ходили. Ну знаешь, то… — она указывает на меня, и нервный смех срывается с её намазанных лаком губ.
— Знаешь, если ты встречаешься с Эндрю, мне всё равно. Я не думаю, что Крид стал бы…
— Я… это сложно, — говорит Миранда, краснея. Она поднимает голову и улыбается мне, но в её улыбке чувствуется натянутость. Сегодня она не собирается раскрывать мне никаких секретов. — Мне нужно идти, но мы можем потусоваться позже вечером, посмотреть фильм или ещё что-нибудь? — я киваю, и Миранда уходит, позволяя двери захлопнуться за ней.
В последнее время мы с Кридом смотрели здесь много фильмов, и он начал сидеть рядом со мной на диване или сажать меня к себе на колени. В итоге я не смотрю ни секунды из того фильма, который идёт, потому что я сосредотачиваю столько своей энергии на том, где находятся его руки, твёрдый ли он подо мной, на его запахе мыла и свежего хлопка.
Устраиваясь на диване, я откидываюсь на спинку и жду, пока не услышу, как выключается душ и где-то открывается дверь. Ванная комната здесь имеет три двери, как проходная комната, но с дополнительным входом из гостиной. Как только я убеждаюсь, что дала Криду достаточно времени, чтобы безопасно войти в ванную комнату, я встаю, быстро стучу, а затем пытаюсь открыть дверь. У меня не было возможности пописать с тех пор, как я ушла из общежития сегодня утром в оркестр, и мне действительно нужно туда зайти.
Однако, когда дверь открывается, я смотрю на Крида, мокрого, разгорячённого и исходящего паром, с белым полотенцем вокруг его стройных бёдер. Он расчёсывает волосы, и когда он оглядывается на меня, полотенце выскальзывает и падает на пол. Мой рот приоткрывается при виде его упругой задницы, и это до того, как он поворачивается и показывает мне, чем его одарила природа.
— Прости, — выпаливаю я, но не делаю ни малейшего движения, чтобы уйти, и губы Крида растягиваются в острой улыбке.
Он делает шаг ближе ко мне, наклоняясь и прижимаясь губами к моему лбу, прежде чем прикоснуться к нему лёгким поцелуем.
— Ты пыталась присоединиться ко мне, Черити? — спрашивает он, его голос похож на шёпот у моей кожи. Я чувствую, как шевелятся его губы, и меня охватывает жар. Крид поднимает руки и кладёт свои тёплые ладони на мои предплечья. Я изо всех сил стараюсь не смотреть вниз, но… он выглядит прекрасно обнажённым, о, этот парень. — Потому что я бы с радостью вернулся в душ, если бы ты присоединилась ко мне.
Он проводит пальцами по моим рукам, и я закрываю глаза. Я должна сказать ему нет, отвернуться, убежать так быстро, как только смогу. Вместо этого я стою там, пока он не обнимает меня за талию и не притягивает к своему обнажённому телу. Одна рука скользит вверх по моему боку и находит мою грудь, крепко обхватывая весь холмик и сжимая его, когда он приникает своим ртом к моему. Мои соски напрягаются, и даже через ткань это почти невыносимо, когда Крид проводит по ним большим пальцем.
Его язык проникает в мой рот, и я наклоняюсь к нему, кладя ладони ему на грудь. Жар охватывает моё тело, превращая мои запреты в пепел. У меня и в мыслях нет останавливаться, и я задаюсь вопросом, как далеко бы я позволила этому зайти, если бы Миранда не вернулась в квартиру и в шоке не уронила свою сумочку.
— О… чёрт.
Я отталкиваю Крида, поворачиваюсь и протискиваюсь мимо Миранды в коридор.
Я не перестаю тяжело дышать, пока не оказываюсь в безопасности в своей комнате с запертой дверью.
Позже я отправляю сообщение Криду и сообщаю ему, что хотела бы проводить наши занятия в библиотеке.
В ответ он присылает мне фотографию, которую я очень быстро удаляю.
А потом часами ищу, как отменить удаление.
Блин.
Остаток марта проходит как в тумане, моё время разделено между ребятами, Мирандой и Эндрю, классной работой и оркестром. Теперь мы с Заком переписываемся почти каждый день, в то время как мы с Лиззи отправляем сообщения почти каждый час. На самом деле она собирается на весенние каникулы в то же место, что и я, на музыкальный интенсив, спонсируемый академией. Он открыт для всех школ, но конкуренция здесь жестокая. Когда я училась в восьмом классе, я мечтала о том, чтобы меня приняли. Теперь это происходит автоматически. Если вы записались в оркестр, вы записались и на ретрит, если хотите получить это место.
Зейд тоже собирается туда.
— В моей старой школе, — начинаю я, понимая, что произношу это в точности как Фиби Терез из Волшебного школьного автобуса. — Раньше мы ездили на автобусах на школьные мероприятия. Знаешь, такие большие жёлтые штуковины с сиденьями без ремней безопасности?
Он закатывает глаза, а затем подхватывает меня на руки и несёт к белому «Кадиллаку Эскалейд», который ждёт с нашим багажом на заднем сиденье. Я не могу вспомнить, сколько ребят собирается от академии Бёрберри, но не так уж много. Большинство людей хотят провести свои весенние каникулы где-нибудь в тепле и тропиках.
Тристан сейчас на Фиджи со своим отцом, в то время как Миранда и Крид уехали домой во Флориду. Эндрю со своими двоюродными братьями в Техасе, а Зак вернулся в Круз-Бей. Он даже написал мне, что у моего отца были плохие дни и он не вышел на работу, а также что он потерял работу и что арендная плата и электричество не были оплачены. Я предложила перевести немного денег со счета, который мне открыл Тристан, но Зак сказал, что уже позаботился об этом.
Конечно, потом я почувствовала себя виноватой за то, что не поехала домой на весенние каникулы. Но эта музыкальная программа могла бы изменить мою жизнь.
— Я знаю, что такое автобус, глупая глупышка, — произносит Зейд, усаживая меня в центральный ряд, а затем забираясь рядом со мной. — Мы сняли моё последнее музыкальное видео в таком. — Я закатываю глаза, но не могу не задаться вопросом, как и почему Зейд вообще здесь.
— У тебя уже есть музыкальная карьера, — начинаю я, когда он смотрит на меня, — так в чём дело?
— Никогда неплохо поучиться у кого-то другого, — отвечает Зейд, пожимая плечами, а затем быстро набирает несколько текстовых сообщений на своём телефоне. Он делает паузу, чтобы посмотреть на меня, его рот кривится в этой совершенно самоуверенной улыбке. — Кроме того, я знал, что ты собираешься, и подумал, что тебе понадобится компания.
— Учитывая, что Харпер и Бекки точно там будут. — Моя улыбка становится шире, и Зейд протягивает руку, чтобы ущипнуть меня за щеку своими разукрашенными пальцами. Я отвешиваю ему лёгкую пощёчину, но он только смеётся, а затем обхватывает моё лицо ладонями и чмокает меня в губы.
Мои щёки пылают, но я откидываюсь на спинку сиденья, поджимаю под себя ноги и просто наблюдаю за ним большую часть поездки. На заднем сиденье другие студенты, а мистер Картер впереди, но никто ко мне не пристаёт и не придирается, особенно когда рядом сидит Зейд. У меня полно свободного времени, чтобы написать Заку и Лиззи, посмотреть на фотографию, которую только что прислала мне Миранда, где они с Кридом сидят на пляже. Он без рубашки, его бледная кожа безупречна и сияет под жарким солнцем. Держу пари, он вернётся с загаром… или ожогом.
Мы направляемся на юго-восток, к лагерю на краю огромного озера. Он, наверное, в три или четыре раза больше того, что был в академии. Когда мы поднимаемся на холм, и я вижу это, у меня перехватывает дыхание.
В лагере принимают участие более ста студентов, у каждого из которых своя страсть или специальность. Поскольку я играю на арфе, меня поставили в пару с Бекки (бе) и ещё одной девочкой из школы Ковентри, которая говорит, что знает Зака, и выделили хижину на противоположной стороне озера от Лиззи и Зейда, которые оба здесь, чтобы сосредоточиться на фортепиано.
Зейд целует меня на прощание в щеку и шлёпает по заднице, прежде чем удалиться по траве, и я отхожу от него. Лиззи ждёт на другом берегу озера, и я едва могу разглядеть её, когда она машет мне рукой. Я машу в ответ, но по-настоящему пообщаться мы сможем только позже этим вечером, за ужином.
Но это нормально, потому что, несмотря на то, что я застряла с Бекки, я знаю, что здесь у меня есть союзники. Кроме того, это лучше, чем сидеть дома с Дженнифер, вертящейся вокруг, и папой, который смотрит на неё так, словно она любовь всей его жизни. Как бы то ни было, арфа — одна из моих страстей, и я не прочь провести весенние каникулы, совершенствуясь в ней.
Занимаясь любимым делом, день пролетает незаметно, и прежде чем я осознаю это, солнце уже скрывается за поверхностью озера, и я направляюсь по траве к столовой.
Входя в гигантскую бревенчатую хижину со столами для пикника, красными пластиковыми подносами и едой из кафетерия, я начинаю смеяться. Студенты академии Бёрберри могли бы назвать наш ресторан «столовой», но это заведение гораздо больше заслуживает этого названия.
— Эй, Работяжка, — окликает Зейд, жестом приглашая меня сесть рядом с ним и Лиззи. Она встаёт из-за стола и крепко обнимает меня, прежде чем поставить передо мной поднос и ухмыльнуться.
— Мы пришли сюда раньше всех, так что я захватила для тебя всё самое вкусное. — Она указывает на пиццу на моей тарелке, а затем жестом указывает в сторону очереди, где люди жалуются, потому что единственное, что осталось, — это мясной рулет. Мерзость. Судя по запаху, я почти уверена, что в нём есть лук. Двойная мерзость.
— Спасибо, — смеюсь я, беру ломтик и подношу его к губам. — Как у вас прошёл день?
— Было бы лучше, если бы ты была с нами, — отвечает Зейд, одаривая меня острой ухмылкой. То, как он смотрит на меня, вызывает дрожь во всём моём теле. Если бы он действительно был рядом со мной весь день, я бы ничего не успела сделать, потому что была бы слишком занята, разглядывая его, запоминая полный изгиб его нижней губы или длинные тёмные ресницы. — Впрочем, это не важно, — продолжает он, кладя свои татуированные предплечья на стол и устраивая на них подбородок. Он смотрит на меня из-под полуприкрытых век, напоминая мне о Криде и той странной ситуации в ванной.
— Что не важно? — спрашивает Лиззи, переводя взгляд с меня на него. Она поднимает брови, но она знает, что я чувствую к Зейду. То есть она знает, что я понятия не имею, что делать с его вниманием. Или Крида. На самом деле мы не говорим о Тристане. Как я могу, когда знаю, что она всё ещё любит его?
— Мы наверстаем всё то время, что сегодня провели порознь, — говорит Зейд, ухмыляясь. Он кивает подбородком на мою пиццу, а затем протягивает руку и берёт кусочек. Я притворяюсь, что шлёпаю его по руке, но на самом деле ухмыляюсь.
— И как мы это сделаем? — спрашиваю я, обмениваясь взглядом с Лиззи. Она пожимает своими худыми плечами, а затем берёт второй кусок пиццы с моей тарелки.
— Мы, — начинает Зейд, запихивая в рот остатки пиццы и проглатывая их, — искупаемся нагишом.
Зейд стучит в мою дверь после окончания комендантского часа, и я выхожу. К счастью, Бекки крепко спит и похрапывает, её лицо закрыто цветочной маской для глаз. Одетая только в шорты и майку, я следую за ним вниз к озеру и направляюсь к тенистому участку, защищённому рощицей деревьев.
— Где Лиззи? — шепчу я, потому что, честно говоря, она казалась очень взволнованной возможностью искупаться обнажённой в озере. Это единственная причина, по которой я здесь. Не потому, что я обязательно хотела, чтобы она увидела меня обнажённой, но потому, что я ни за что не разденусь, когда будем только я и Зейд.
— Сбежала, — отвечает он, пожимая плечами, уже снимая рубашку через голову. — Она захотела оставить нас наедине. — Он поворачивается и одаривает меня самоуверенной ухмылкой, которую я едва могу разглядеть в лунном свете.
А потом он спускает свои штаны, и я вижу, что у него даже на ногах есть несколько татуировок. Зейд подмигивает мне, а затем поворачивается и ныряет в озеро. Он почти не создаёт брызг, рассекая воду своими татуированными руками, а затем снова выныривает на несколько футов. Лунный свет отражается от его белозубой улыбки, пока я обхватываю себя руками и размышляю, хорошая это идея или нет.
Прежняя я определённо не сделала бы ничего подобного. Всегда есть шанс, что кто-то вроде Бекки только и ждёт, чтобы подкрасться и сфотографировать меня, чтобы поделиться этим со всей академией. Но… это новая я. Я рискую, начинаю всё сначала. И если бы Зейд собирался унизить меня, я думаю, он мог бы придумать более творческий способ сделать это. Это просто не в его стиле.
Моё сердце бешено колотится, а на лбу выступают капельки пота. На улице может быть холодно, но, когда я окунаю палец ноги в озеро, оно всё ещё относительно тёплое.
«Не могу поверить, что я это делаю» — думаю я, ожидая, когда Зейд отвернётся. А потом я срываю через голову футболку. Мои шорты падают на землю, и я вхожу в воду, скрестив руки на груди.
Зейд оборачивается и наблюдает за мной, его глаза жадно отслеживают мои движения. Когда он подплывает и встаёт рядом со мной, вода стекает по его лицу, я не упускаю из виду подтекст. Темно, мы одни, и мы оба голые. Кроме того, между нами существует ощутимое напряжение, которое я почувствовала с первого дня. Даже когда он вёл себя как непримиримый придурок, я чувствовала это.
— Ну, привет, Работяжка, — мурлычет он, плавая вокруг меня. Когда он замолкает, то становится ещё ближе, наши тела разделяют всего несколько дюймов. Я протягиваю руку и кладу её ему на грудь, намереваясь оттолкнуть его. Вместо этого, как только моя рука соприкасается с его плотью, мы оба вздыхаем.
— Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, — говорю я, твёрдо поджимая губы. И я говорю это серьёзно. Я не позволю себе увлечься Идолами и их харизмой. Этого просто не произойдёт. Если я решу заняться сексом, это будет на моих условиях и в моё время. Сегодня не то время.
Зейд посмеивается надо мной, но умудряется свести свой воющий смех к минимуму. Последнее, чего бы я хотела, — это чтобы вожатые лагеря наткнулись на нас здесь. Какой это был бы скандал! Папа наверняка убил бы меня.
— Хей, — говорит Зейд, одаривая меня ещё одной ухмылкой. — Не спеши с принятием такого решения. У нас здесь целых две недели. За две недели многое может случиться. — Он начинает плыть к центру озера, жестом приглашая меня следовать за ним.
Когда я только начинала учиться в академии Бёрберри, я бы ни за что не присоединилась к нему. Я чувствовала себя слишком неуверенно в воде и едва могла плыть по-собачьи. Но даже несмотря на то, что Харпер и Бекки сделали всё возможное, чтобы физкультура превратилась для меня в кошмар, я действительно научилась некоторым ценным навыкам.
Я плыву за задницей Зейда, пока мы оба не оказываемся в центре озера, описывая медленные круги и любуясь величием лагеря и деревьев вокруг нас. Лунный свет подсвечивает воду, отбрасывая серебристый отблеск и превращая вечер из обыденного в захватывающий.
В следующий раз, когда Зейд подплывает очень близко ко мне, его взгляд становится мягким, но напряжение между нами по-прежнему раскалено добела.
— Если я пообещаю не заходить слишком далеко… — начинает он, протягивая руку и притягивая меня к себе. Я кладу ладони ему на грудь и сохраняю безопасное расстояние между нашими телами. Но когда Зейд наклоняет свою голову к моей, наши губы соприкасаются, и я открываю рот, чтобы впустить его.
Его руки скользят вниз по моей спине и обхватывают мою задницу, притягивая меня ближе. Сама того не желая, я обхватываю его ногами. Наши тела прижаты друг к другу, и между нами ничего нет, никакой преграды. Его рот прижимается к моему, его язык горячий и требовательный. С моих губ срывается стон; это тихий звук, но он эхом разносится по поверхности озера, и я чувствую, как мои щёки заливает румянец. Я отталкиваюсь от Зейда, и он отпускает меня, отставая, пока я плыву обратно к берегу и выбираюсь наружу.
Моя задница уже в поле его зрения, прежде чем я понимаю, что должна была сказать ему отвернуться. Однако сейчас уже немного поздно, поэтому я прогуливаюсь по пляжу, как будто намеревалась позволить ему посмотреть, хватаю свою одежду и одеваюсь.
— Спасибо за вид, — говорит он, ухмыляясь, когда тоже вылезает из воды и подмигивает мне. Как только моя футболка натягивается через голову, я прокрадываюсь обратно в свою комнату, забираюсь в постель и вижу сны о парнях-рокерах с невероятными поцелуями.
Глава 21
Несколько недель спустя в домике проходит ещё одна вечеринка Клуба Бесконечности. На этот раз не так холодно, так что вечеринка переместилась с холма в воду. Девушки одеты в разномастные топы и трусики, в то время как парни надевают разноцветные плавательные шорты, создавая яркий всплеск на фоне бесконечной синевы озера.
Когда парни Идолы предлагают сыграть со мной в покер, я отказываюсь. В прошлый раз я усвоила свой урок и не собираюсь повторять эту ошибку. Сейчас у меня всё идёт хорошо, и я не собираюсь всё портить, влезая в долги. Мне ещё предстоит выполнить свою часть сделки с Кридом, но я всё ещё ничего не знаю о Миранде и её отношениях.
Часть меня надеется, что я никогда этого не узнаю, потому что тогда, мне не придётся рассказывать её брату. Может быть, однажды он просто сам наткнётся на эту информацию, и тогда мой долг будет аннулирован, и мне не придётся делиться секретами.
Об этом стоит подумать.
— Я по-прежнему не совсем понимаю, что такое Клуб Бесконечности, — признаюсь я Лиззи, когда мы сидим в креслах на краю берега, наблюдая, как люди плещутся в воде. Её жених где-то там, выставляет себя полным идиотом, и она хмурится. Я замечаю, что её взгляд устремляется на Тристана всякий раз, когда он входит в комнату, и мне приходится бороться со странной смесью ревности и жалости. Лиззи должна иметь возможность встречаться с кем захочет, независимо от желания её родителей. Но… помимо этого, я думаю, что теперь мне вроде как нравится Тристан?
Лиззи переводит на меня свои янтарные глаза и улыбается.
— Мне не разрешено рассказывать тебе многого, но… раньше это был мужской клуб. — Она вздыхает и садится, откидывая с лица тёмные кудри. — Только лет десять назад они начали впускать женщин.
— А азартные игры… необходимы для…? — спрашиваю я, и Лиззи пожимает плечами.
— Клуб Бесконечности — это о… рисках... деньгах, связях… секретах. — Она резко выдыхает и откидывается назад. Я вижу её татуировку бесконечность чуть выше правого бедра. — Нации процветают и увядают в зависимости от желаний клуба. Мы все просто, типа, младшая версия. — Она тихо смеётся, сосредоточив внимание на своих накрашенных в синий цвет ногтях на ногах. — Из нас делают будущих правителей мира.
У меня мурашки пробегают по спине от меланхоличных ноток в её голосе, и я решаю, что, возможно, я слишком глубоко копаю в том, о чём не хочу знать. Я просто хочу жить нормальной жизнью. Я всё равно никогда не буду в их клубе, так какой в этом смысл?
Чем меньше я буду знать…, тем лучше.
На меня падает тень, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть Зака, стоящего рядом с моим стулом. Моё сердце подпрыгивает от волнения, и я поднимаюсь на ноги, чтобы обнять его. Он обнимает меня так крепко и так близко прижимает к себе, что я слышу, как бьётся его сердце. Его мускулистые руки сжимают меня как раз в нужной мере, прежде чем он отпускает меня.
— Давненько не виделись, — говорит он, и я улыбаюсь, когда он пододвигает стул, чтобы сесть рядом со мной и Лиззи.
Идолы где-то заняты своими делами, но я уже видела сегодня гонку вокруг озера, от которой у меня чуть не случился сердечный приступ. Я была уверен, что одна из этих модных спортивных машин упадёт в воду, и кто-то умрёт. Они переключились на другие дурацкие игры, проигрывая состояния, о которых мой отец даже не мечтал, но пока они не начали играть в русскую рулетку, я решаю просто оставить всё как есть.
Когда ты так богат, как они, жизнь вокруг тебя начинает казаться скучной. Они больше не ценят мелочи, поэтому пытаются создать что-то большее, чтобы развлечь себя. На самом деле это немного грустно. Мне почти жаль их.
— Давненько не виделись, — повторяю я, прикусывая нижнюю губу и глядя на него. Наверное, я и не осознавала, как сильно скучала по нему. Или что я вообще по нему скучала, на самом деле. Зак смотрит на меня, его карие глаза темнеют, лицо непроницаемо. Он для меня загадка, но в нём нет той жестокости, которая присуща другим. Моё сердце бешено колотится в груди, и я отвожу взгляд, ловя взгляд янтарных глаз Лиззи. Она понимающе улыбается, и я краснею.
Я немного завидую, что они посещают в одну академию. Или, скорее, я разочарована тем, что Зак не поступил в Бёрберри. Мне бы очень хотелось, чтобы он был здесь, со мной.
— Твой папа скучает по тебе, — говорит он, взглянув на меня. — Я езжу домой каждые выходные и обычно заезжаю к нему домой. Ты — единственное, о чём он говорит. — Зак смотрит на озеро, где все ученики плещутся, смеются и кричат. — Знаешь, он действительно гордится тобой.
Я киваю, но в моём горле слишком много эмоций; я чувствую, что они душат меня. С моим отцом и Дженнифер что-то происходит, это я знаю точно. Это беспокоит меня с зимних каникул, но я просто не могу в этом разобраться.
— Часто ли туда приходила женщина? — спрашиваю я, выуживая информацию. — Та, что водит новый белый «Кадиллак»?
Зак качает головой, и я вздыхаю с облегчением. Я начала беспокоиться, что мои родители, возможно, снова увидятся. Что за странная вещь для детей разведённых — беспокоиться о том, что их родители снова сойдутся…
— Ничего подобного, — говорит Зак, снова глядя на меня. То, как его глаза впиваются в меня, он будто впитывает меня, как будто он хочет пить и не может утолить жажду. Через мгновение он проводит языком по нижней губе, как будто о чём-то напряжённо думает. — Ты не возражаешь, если я переоденусь? Мы можем пойти поплавать или ещё куда-нибудь. — Я киваю, и Зак встаёт, чтобы направиться в сторожку.
Когда он возвращается, на нём чёрные плавательные шорты и больше ничего. Я вижу татуировку бесконечность над его правым бедром, и поскольку мои глаза уже там… Вау. У него не только идеальная упаковка из шести кубиков пресса, но и восхитительные V-образные линии. Они притягивают мой взгляд к поясу его шорт, на мгновение задумываясь о том, что может быть под ними.
Чёрт.
Всё это время, проведённое с Кридом, Зейдом и Тристаном, действительно развращает меня. Я притворяюсь, что не разглядывала Зака, и беру его за руку, когда он предлагает её мне, позволяя ему поднять меня на ноги. Как будто я ничего не вешу, и через долю секунды я оказываюсь в его мускулистых руках, и он несёт меня к воде.
Лиззи смеётся, когда Зак сажает меня на оранжевый плавучий плот и катает по озеру. Сегодняшний день — полная противоположность моему опыту с Зейдом, мы болтаемся под ярким солнцем в тёплой-тёплой воде с морем людей вокруг нас, а не на той одинокой прогулке при лунном свете. …
Я ухмыляюсь.
— Тебе здесь нравится? — спрашивает меня Зак через некоторое время. — Я имею в виду не только в домике у озера, а в академии в целом? — он вопросительно смотрит на меня, и я пожимаю плечами.
— Если бы ты задал мне этот вопрос несколько месяцев назад, — начинаю я, протягивая руку, чтобы надвинуть тёмные очки на глаза. Солнце сегодня действительно яркое. Можно сказать, что зима давно прошла, и весна разгулялась в полную силу. — Я бы дала тебе другой ответ. Но на данный момент — это да.
Зак кивает, но не улыбается. Он смотрит вдаль, погруженный в свои мысли.
— Они тебя не беспокоят? — спрашивает он, устанавливая зрительный контакт со мной.
— Больше нет, — признаюсь я, наблюдая, как он катает меня вокруг озера, плавая одной рукой и подтягивая меня другой. Когда мы добираемся до противоположного берега, Зак сидит на песчаном пляже, наполовину в воде, и мы держимся за руки, чтобы я не уплыла.
— Мне даже не очень нравятся эти вечеринки, — говорит он, глядя на меня из-под копны тёмных волос. — Я пришёл сегодня только из-за тебя.
Мой рот открывается от удивления, и я чувствую, как лёгкий румянец заливает мои щёки. Не думаю, что я должным образом поблагодарила его за карамельки, но тот факт, что он вообще вспомнил о них, много значил для меня. Возможно, у нас всё складывалось не лучшим образом, когда мы встречались, но сейчас он, похоже, пытается наверстать упущенное.
«Он никогда не сможет загладить то, что сделал с тобой», — шепчет мой разум, но я игнорирую его. Я бы предпочла просто забыть обо всём этом на данный момент. — Ты пришёл из-за меня? — повторяю я, и Зак кивает, глядя куда-то вдаль. Он не очень разговорчив, но, когда он что-то говорит, он правда так думает. Он чуть не уничтожил меня этими своими словами. Я полагаю, что если бы он лучше использовал свою силу, то мог бы свернуть горы.
— Ага.
На некоторое время между нами воцаряется тишина, единственный звук — плеск воды о берег и пение птиц на деревьях. Когда солнце становится слишком жарким, Зак переправляет меня обратно на другой берег, и мы вылезаем, заворачиваемся в полотенца и устраиваемся есть фрукты за одним из столиков внутри домика.
Мы сидим так близко, что наши обнажённые бедра соприкасаются. И тогда я решаю, что, если он снова попросит меня остаться на ночь, я так и сделаю. Не для секса или чего-то в этом роде, а просто поговорить, потусоваться. Я скучаю по общению с Заком.
Через некоторое время Идолы появляются снова. Крид хмурится, как только видит, что мы с Заком сидим вместе, но Зейд полностью игнорирует его. Он плюхается с другой стороны от меня и притягивает меня прямо к себе на колени.
Зак замечает это, и его глаза сужаются до щёлочек.
— Снова здесь? — спрашивает Тристан, задерживаясь на кухне, чтобы приготовить себе напиток. Я протягиваю руку и прикасаюсь к ожерелью. Я не надевала его для купания, но как только вышла, снова надела. Мне нравится, как оно ощущается на моей коже.
— Я могу приходить на любую чёртову вечеринку Бесконечности, какую захочу, — рычит Зак низким и мрачным голосом. Ему очень, очень не нравится Тристан Вандербильт.
— Верно, — произносит Крид, садясь на противоположную сторону стола. — Но не тогда, когда всё, что ты собираешься делать, это сидеть там и тяжело вздыхать, глядя на Марни. — Голубые глаза Крида скользят по моим. Когда наши взгляды встречаются, по телу пробегает дрожь. Честно говоря, я не возражаю, чтобы Зак пыхтел надо мной, но я предполагаю, что никому из парней Идолов это не нравится.
— Почему бы тебе не волноваться о себе, а я буду волноваться о себе и Марни? — говорит Зак, скрещивая свои мускулистые руки на груди.
— Несколько лет назад тебе, казалось, было наплевать на Марни, — рассеянно произносит Зейд, и Зак напрягается, как будто его ударили.
— Не смей. — Зак кладёт ладони на стол, и его глаза встречаются с глазами Тристана. Он переводит взгляд с него на Крида, на Зейда и обратно, но я понятия не имею, что происходит, поэтому не вмешиваюсь.
— Ты уже рассказал Марни о той девушке, которую убил? — небрежно спрашивает Тристан, подходя и становясь рядом с нами с бокалом в руке. То, как он смотрит на Зака сверху вниз, не сулит ничего хорошего. Он хочет уничтожить его. Я вижу, что это написано в каждой чёрточке его лица, в том, как он держит плечи, и в том, как он постукивает пальцем по краю своего бокала. — Или, прости, о той девушке, которую ты чуть не убил? Что с ней тогда случилось? Она запихнула себе в горло какие-то таблетки в школьном туалете? — взгляд Тристана перемещается на меня, и я чувствую, как меня охватывает холод. Выражение его лица слегка смягчается, почти извиняющееся, как будто он не хочет говорить эти вещи, но у него нет выбора.
— О чём ты говоришь? — спрашиваю я, мой голос настолько тих, что практически переходит в шёпот. Зак встречается со мной взглядом, и боль и сожаление пронзают его. Он выглядит так, словно его вот-вот вырвет. — Зак?
Зак стискивает зубы и выдыхает, закрывая глаза от нахлынувших эмоций.
— Давай, скажи ей, — говорит Крид, лениво опершись локтем на стол и подперев подбородок ладонью. — Расскажи ей, что ты сделал. По крайней мере, дай ей шанс узнать тебя настоящего. — Он пожимает плечами, как будто ему в любом случае всё равно. — Если она всё ещё захочет тусоваться с тобой, то молодец. Она более снисходительный человек, чем я.
— Марни, — произносит Зак, протягивая руку, чтобы взять меня за руку. Я позволяю ему держать её, позволяю ему переплести свои пальцы с моими и восхищаюсь тем, как это приятно на ощупь. Мне нравится Зак. Это действительно так, несмотря на всё то, через что он заставил меня пройти. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Когда эта фраза когда-либо приводила к чему-то хорошему? Без сомнения, я знаю, что бы Зак ни собирался мне сказать, мне это не понравится.
Мой взгляд перебегает с него на Тристана, а затем на Крида, когда руки Зейда сжимаются вокруг моей талии, и он притягивает меня ближе. Мне приятно, когда он вот так прикасается ко мне. Я использую это как якорь против беспокойства, бурлящего у меня в животе.
— Марни, — снова начинает Зак, закрывая глаза. — Я просто признаюсь и расскажу это. Будет лучше, если я скажу тебе, чем они. — Он снова поднимает глаза и смотрит прямо на меня. — Ты знаешь, как я обращался с тобой в средней школе, нам не обязательно переживать это заново; мы оба знаем, как это было ужасно. — Он отводит взгляд, а затем снова поворачивается ко мне, но, похоже, ему требуется сосредоточенное усилие, чтобы удержать мой взгляд. — Ты когда-нибудь задумывалась, почему я это делал?
Я ничего не могу ответить. Моё горло слишком сжато, пульс бьётся слишком быстро, и я чувствую, что меня сейчас стошнит.
— Я заключил пари. — Зак резко выдыхает, а затем стискивает зубы. То, как он смотрит на Крида, Зейда и Тристана, заставляет меня думать, что он убил бы их, если бы мог. Когда он снова смотрит на меня, выражение его лица становится намного мягче. — Чтобы попасть в Клуб Бесконечности, мне пришлось сделать ставку. Все хотели почувствовать вкус крови, и они…
— Девочки были настоящими вдохновителями этого проекта, — говорит Крид, но, похоже, он не рад этому. Он глубоко нахмурился, что, кажется, запечатлелось на его лице. Когда он поднимает на меня свои голубые глаза, вид у него извиняющийся. — Поскольку он был лишён своего трастового фонда, они хотели, чтобы он действительно проявил себя перед группой. Они поспорили с ним, что он не сможет заставить кого-нибудь покончить с собой.
Моё сердце буквально останавливается. Я не могу дышать. Кажется, что комната наклоняется и вращается вокруг оси.
Лиззи открывает раздвижную дверь и заходит внутрь, останавливаясь, когда замечает Тристана. Кажется, она чувствует напряжение в комнате, и её плечи напрягаются.
— Что здесь происходит? — спрашивает она, переводя взгляд с меня на Тристана, потом на Зака и обратно.
— О, — говорит Тристан, скрещивая руки на груди, всё ещё сжимая бокал в крепком кулаке. — Мы только что рассказывали Марни о том пари, которое ты заключила с Заком. — Лицо Тристана напрягается, когда он смотрит на Лиззи сверху вниз, и я задаюсь вопросом, делает ли он это из мести ей или же чтобы избавиться от Зака. Может быть, он делает это и для меня тоже, чтобы я, наконец, узнала правду, но трудно смотреть на это с такой точки зрения.
Янтарный взгляд Лиззи скользит по мне, и её рот открывается, но ничего не выходит.
— Тогда мы были намного моложе, — шепчет Зак, поднимаясь на ноги. Его голос умоляющий, умоляющий меня взглянуть на него. Я так и делаю, но, когда наши глаза встречаются, всё, что я чувствую — это тошноту. — Марни, то, что я сделал, было неправильно. Это было… это был пиздец. Это было дерьмо типа Повелителя мух. — Он стискивает зубы и резко отводит взгляд. — Околачиваться в этом клубе, с этими людьми… они все грёбаные змеи.
— О, пожалуйста, — рычит Зейд, прижимая меня ещё теснее. — Не веди себя так, будто мы имеем к этому какое-то отношение. Нас троих даже не было рядом, когда ты впервые заключил это пари.
— Нет, — рычит Зак, делая шаг вперёд. Тристан встаёт между нами, как будто думает, что, возможно, ему нужно защитить нас от него. — Может, тебя и не было здесь во время того пари, но ты участвовал и в спорах похуже. Не нужно притворяться, что это переходит твою черту.
— Просто скажи Марни, что ты использовал её, чтобы попасть в Клуб, и что ты спас её только потому, что Лиззи передумала и сказала, что этого достаточно. — Крид встаёт со своей стороны стола, его лицо светится той же решимостью, которую я видела, когда он напал на Деррика Барра из-за Миранды. Только на этот раз он сражается за меня. Я не уверена, радоваться ли этому… или нет… Мне слишком плохо, чтобы ощутить счастье.
— Марни, — начинает Лиззи, привлекая моё внимание к себе. Тогда мне приходит в голову, что она точно знала, кто я такая, когда пришла на вечеринку несколько месяцев назад. Она посмотрела в другой конец комнаты и точно поняла, что сделала со мной. Это была та связь, которую она почувствовала между нами. — Ты мне действительно нравишься, и я не шутила, когда сказал, что хочу быть подругами.
Я встаю, но мои колени почти подгибаются, и Тристан хватает меня за талию, чтобы я не упала.
— Пожалуйста, — начинает Зак, но я уже качаю головой.
— Я просто… — Тристан отпускает меня, и мне удаётся удержаться на ногах, но мой взгляд продолжает метаться между Заком и Лиззи. Я чувствую себя преданной с обеих сторон, со стороны моего прошлого и со стороны моего будущего. Теперь мне становится понятно, почему Зак начал придираться ко мне без всякой причины. И всё ради какого-то дурацкого клуба. Годы и годы боли…
Теперь мне понятно, почему он не хотел никому говорить о том, что мы тогда встречались. И Лиззи… Я чувствую, что вся моя дружба с ней — сплошное притворство.
— Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, — выпаливаю я, проталкиваясь мимо них всех и направляясь по коридору. В итоге я оказываюсь в ванной с закрытой дверью, включаю горячую воду в душе, забираюсь под неё и съёживаюсь, закрыв уши руками.
Когда кто-то стучит, я не отвечаю, я просто сижу там, пока горячая вода не остывает и у меня не начинают стучать зубы. Затем я вылезаю, беру полотенце и выхожу в коридор, где меня ждёт Зейд.
Он ничего не говорит, просто ведёт меня в одну из комнат для гостей и укладывает в постель. Он забирается поверх одеяла, обвивается вокруг меня и удерживает меня так до конца ночи.
Глава 22
Узнать, что я была всего лишь ставкой для Зака, это… ну, это разрушительно. Я неделями чувствую себя как зомби, совершаю какие-то действия, сосредоточившись на школьных занятиях и игре на арфе. Остальное неважно. Мне слишком больно думать о том, что он сделал со мной. Что Лиззи сделала со мной.
А Идолы… они всё ещё добры ко мне, всё ещё ведут себя так, будто хотят меня, но… они должны были знать, как сильно это откровение причинит мне боль, верно? Тем не менее, они всё равно это сделали.
И всё же трудно продолжать злиться на них. Зейд всегда очарователен, появляется в моей комнате в случайное время, плюхается на мою кровать и присоединяется ко мне за вечерним просмотром телевизора, даже не сказав ни слова.
Мои занятия с Кридом проходят напряжённо, но в хорошем смысле этого слова. Эта искра между нами горит ярко, независимо от того, занимаемся ли мы математикой или работаем над эссе бок о бок. Каждый раз, когда он прикасается ко мне, я чувствую это, прилив тепла, который наполняет каждую молекулу моего тела.
Тристан… его гораздо труднее понять. Но иногда он присутствует на моих репетициях с оркестром, наблюдая за тем, как я играю на арфе, своими пронзительными серыми глазами. Я всегда играю лучше, когда он в комнате, как будто просто знать, что он слушает, — это благо для моего творчества.
Миранда и Эндрю определённо замечают перемену в моем поведении и критикуют меня за это.
— Ты уверена, что знаешь, что делаешь? — спрашивает Миранда, когда мы втроём сидим в столовой и едим очередное блюдо, которое я не могу выговорить. Оно вкусное, просто… называется на языке, которым я определённо не владею. В меню этой недели представлены блюда со всего мира. Это, по крайней мере, познавательно.
— Я не понимаю, о чём вы говорите, — говорю я, ковыряя вилкой в еде, а затем поднимаю взгляд и вижу, что они оба скептически смотрят на меня. — Что? Я ничего не делаю, только тусуюсь с ними. — И ношу ожерелье за восемьдесят тысяч долларов, и купаюсь нагишом, и целуюсь, и…
— Идолы не тусуются просто так, — произносит Эндрю, вздыхая. — Они разделяют и властвуют. Тот факт, что все они положили на тебя глаз, беспокоит меня. По-моему, они не замышляют ничего хорошего. — Он обменивается с Мирандой взглядом, который я не могу прочесть, и тайна того, что они что-то задумали вместе, начинает захватывать меня. Настолько, что в следующий раз, когда они попытаются улизнуть вместе, я следую за ними.
Я не собираюсь заниматься настоящим сыском, в этом нет необходимости. Достаточно просто держаться на безопасном расстоянии позади них, когда они проходят через задний двор и встречаются с друзьями на деревьях.
Первое, что я замечаю, это то, что Миранда и её новая подружка уходят в одном направлении, в то время как Эндрю и его друг идут в другую сторону.
Я решаю проследить за Мирандой.
Чего я не ожидала увидеть, когда завернула за угол живой изгороди, так это их двоих, сомкнувших губы, обнимающих друг друга, сцепивших пальцы. Они обе тяжело дышат, целуются так, словно не могут насытиться друг другом, и всё встаёт на свои места.
Миранда не встречается с Тристаном, и она не встречается с Эндрю.
Миранда… лесбиянка.
Я отворачиваюсь и ухожу, прежде чем они заметят, что я за ними шпионю, но, честно говоря, я испытываю чувство облегчения. Я ожидала худшего, например, скрытой беременности или чего-то в этом роде, но это… это даже не заслуживает внимания. В хорошем смысле, я имею в виду. Как я уже сказал, я ярый сторонник ЛГБТ.
В течение следующих нескольких дней я сохраняю хладнокровие, нормальность. Но теперь, когда я знаю об этом, поведение Миранда, приобретает гораздо больше смысла.
Однако, прежде чем рассказать Криду, я решаю встретиться лицом к лицу с Тристаном.
— Ты знал, не так ли? — спрашиваю я его, уперев руки в бёдра и глядя на него сверху вниз, пока он сидит на одной из каменных скамеек во дворе и просматривает свой телефон. Тристан поднимает на меня свои серые глаза, и я ловлю себя на том, что облизываю нижнюю губу, даже не собираясь этого делать. Один его взгляд, и я таю.
— О? Значит, ты наконец-то поняла это? — спрашивает он меня, пододвигаясь и похлопывая по месту рядом с собой на скамейке. Если бы это был кто-то другой, это был бы безобидный жест, и я бы просто села. Но с Тристаном это гораздо большее. Я боюсь сидеть так близко к нему.
— Есть какая-то причина, по которой ты не хотел, чтобы Крид знал? — спрашиваю я, склонив голову набок. — Он думает, что вы с Мирандой спите вместе, ты же это знаешь? — Тристан пожимает плечами, но его взгляд останавливается на ожерелье, которое он мне подарил, и я, не раздумывая, протягиваю руку, чтобы дотронуться до него.
— Без причины. Просто это не моё дело. — Он встаёт и делает шаг вперёд, возвышаясь надо мной. Его пальцы тянутся вверх и касаются моей челюсти, ухмылка появляется на его губах, когда я вздрагиваю. — Но твоё. Вы с Кридом поспорили.
Тристан берет моё лицо в ладони и наклоняется. На секунду мне кажется, что он снова собирается поцеловать меня, но вместо этого он просто прижимается своими губами к моим, так что я могу чувствовать, когда он говорит.
— Та девушка, с которой она целовалась, это Джесси Мейкер. Её родители — евангельские христиане, они будут недовольны этой новостью. — Тристан проводит языком по моей нижней губе, а затем отступает назад. Отсутствие его тела заставляет меня чувствовать холод.
— То, что я расскажу Криду, причинит боль кому-нибудь из них? — я смотрю в глаза Тристану, но он просто пожимает плечами. Я вздыхаю, но, похоже, с этим делом мне придётся разбираться самой. В конце концов, именно моё высокомерие втянуло меня в эту передрягу. Мне следовало прекратить играть в покер после того, как я выиграла первый раунд. Урок усвоен.
Тристан проходит мимо меня, убедившись, что его пальцы задерживаются на тыльной стороне моей ладони, прежде чем он уходит. Я прислушиваюсь к его шагам по гравийной дорожке, прежде чем поворачиваюсь и направляюсь к квартире Крида и Миранды.
К счастью, Крид — единственный, кто сейчас дома. Он впускает меня, и искра между нами вспыхивает с новой силой.
— Ты выяснила, — догадывается он, его слова смутно повторяют слова Тристана. Крид скрещивает руки на груди и ждёт, когда я заговорю.
— Да, это так, — начинаю я, а потом не знаю, что сказать. Это кажется таким разочарованием. То, что Миранда лесбиянка, не проблема, и это ни для кого не должно иметь значения. С другой стороны, я знаю, что Крид просто беспокоится о том, что она скрывает. Может быть, он, как и я, ожидает худшего. Это должно было стать для него облегчением. — Миранда встречается с девушкой по имени Джесси Мейкер, — говорю я, ожидая его реакции. Кожа вокруг его глаз незаметно стягивается, но это всё.
— Ты уверена? — спрашивает он, и я киваю. Крид выдыхает и опускает руки, и я рада видеть, что он не расстроен. — И это всё?
— Ты же не собираешься беспокоить её по этому поводу, правда? — спрашиваю я, но он просто смотрит на меня и пожимает плечами. О, что ж, это обнадёживает. Меня уже тошнит от чувства вины, но когда я думаю о нарушении правил Клуба Бесконечности… Я знаю, что это невозможно.
— Я просто хочу убедиться, что она не пострадает, — произносит Крид, и это самая искренняя вещь, которую он когда-либо говорил мне. Наступает короткая пауза, прежде чем он заговаривает снова, с лёгкостью меняя тему. — Не хочешь поужинать со мной? — спрашивает он, и, хотя я знаю, что он просто отведёт меня в столовую, на сердце у меня теплеет, и я киваю.
Кажется, что всё в порядке… до следующей недели, когда это дерьмо попадёт в прессу.
Я слышу драку прежде, чем вижу её, звук хрипа, болезненный треск плоти о плоть. Мы с Мирандой обмениваемся взглядами, убегаем по коридору и, завернув за угол, обнаруживаем, что Джон Ганнибал выбивает всё дерьмо из Эндрю.
— Прекрати! — кричит Миранда, роняя свою сумку с книгами на пол и бросаясь в драку. Я иду за ней, но парни в таком бешенстве, что просто отбрасывают нас в сторону и продолжают драться. Крови довольно много, и когда появляются Тристан и Зейд, чтобы растащить их, я вижу, что большая её часть принадлежит Эндрю.
— Ну же, чувак, — говорит Грегори Ван Хорн, выходя из толпы, собравшейся посмотреть. — Теперь моя очередь. — Мне требуется секунда, чтобы понять, что он имеет в виду не Джона, а Эндрю.
— Что, чёрт возьми, здесь происходит? — спрашивает Миранда, поворачиваясь, чтобы посмотреть на своего брата, когда он выходит из-за угла. Она отчаянно вглядывается в его лицо, но он ничего не говорит. Первым заговаривает Джон.
— Мы слышали, как Крид ругался с Эндрю из-за того, что он педик, — усмехается он, протягивая руку, чтобы вытереть кровь с уголка рта. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Крида, мой желудок скручивается в узел, но он уже качает головой.
— Это совсем не то, что я делал. Я не вступал с ним в спор. Я просто хотел убедиться, что он не трахает мою сестру. — Крид проводит пальцами по волосам. — Я подумал, что он лжёт мне, поэтому последовал за ним после нашего разговора. Вот тогда-то я и застала его целующимся с Гэри Джейкобсом. — Крид пожимает плечами.
— Но кто дал тебе право избивать его? — голос Крида резок, как удар хлыста, и он может даже дать фору Тристану. По крайней мере, на этот раз он использует свои мудацкие способности во благо. — В моё дежурство не будет абсолютно никакой гомофобной хрени. — Его взгляд на мгновение скользит по сестре, прежде чем он снова отводит взгляд.
— Зачем тебе спорить с ним об этом? — рявкает Миранда, подходя к своему брату. Её глаза опасно сверкают, и, хотя я в ужасе, я знаю, что должна рассказать ей о своей роли во всём этом. Если я этого не сделаю, то чем я лучше Лиззи или Зака? От одной мысли о них меня снова тошнит, поэтому я отбрасываю эти мысли в сторону и тянусь к руке Миранды.
— Эй, — говорю я, глядя ей прямо в лицо. Я даже ничего не сказала, а она уже пятится от меня. Эндрю внимательно наблюдает за нами обоими.
— Ты что-то сказала ему, не так ли? — шепчет она, а затем поворачивается и бегом убегает по коридору. Я бегу за ней трусцой, но она ждёт меня, когда я сворачиваю за угол.
— Ты что-то сказала ему! — кричит она, и я съёживаюсь, цепляясь за ремень своей сумки с книгами. Моя вина написана у меня на лице, я это чувствую.
— Однажды я пошла за тобой, и… — Миранда протягивает руку и даёт мне пощёчину. Я даже не останавливаю её, потому что знаю, что заслуживаю этого. Тем не менее, объяснение срывается с моих губ, и я расстроена, услышав, что это звучит как глупая попытка оправдания. Нет никаких оправданий тому, что я сделала, втянув в это Крида, а впоследствии и всех Голубокровных. — Я заключила пари с Кридом во время игры в покер…
Она снова перебивает меня, и я позволяю ей это.
— Я предупреждала тебя об этом грёбаном клубе! — кричит она, расхаживая передо мной по коридору и проводя пальцами по волосам. — И я предупреждала тебя об Идолах. — Она останавливается и смотрит на меня так, словно понятия не имеет, кто я такая. — Я думала, ты другая, но, когда дело доходит до них, ты такая же, как все они.
— Не говори так, — выдыхаю я, уже чувствуя, как слёзы начинают течь по моим щекам. — Миранда, мне жаль.
— Ты шпионила за мной и выдала мои секреты, а теперь посмотри, что произошло. Не все такие прогрессивные, как ты, Марни, и это наши секреты — мои и Эндрю — ты не должна была их раскрывать. — Она шмыгает носом и закрывает лицо руками. Когда я протягиваю руку, чтобы коснуться её плеча, она отдёргивается и опускает руки по бокам, сжимая пальцы в кулаки. — Не прикасайся ко мне. И не разговаривай больше со мной.
— Как долго? — шепчу я, но знаю, что облажалась, и я не могу ожидать, что она даст мне график своего прощения… если она вообще простит.
— Я не знаю. Как насчёт, навсегда? — Миранда протискивается мимо меня, и моё плечо врезается в стену. Я поворачиваюсь и провожаю её взглядом, прежде чем Крид появляется из-за угла, его глаза темнеют от боли. Его сестра — единственный человек, о котором он, кажется, заботится, и он только что расстроил её до глубины души — с моей помощью.
— Прости, Марни, — произносит он, подходя ко мне и кладя руки мне на талию. Мир качается вокруг меня, но его прикосновение удерживает меня на ногах. — Я не хотел, чтобы это случилось. — Он наклоняется и касается губами моего лба, и, хотя я знаю, что не должна ему верить, я верю. Потому что я этого хочу. — Могу я войти?
Я киваю и открываю дверь квартиры своими ключами. Крид проскальзывает следом за мной, и я позволяю ему остаться на ночь на моём диване.
Глава 23
Когда Миранда, Эндрю, Лиззи и Зак ушли из моей жизни, я осталась с этим пустым, холодным чувством в груди. Проводить время с Тристаном, Зейдом и Кридом, конечно, помогает, но… они все соперничают за моё романтическое внимание, а я хочу друзей, которые рядом просто потому, что им ничего от меня не нужно.
Поскольку это не совсем вариант для меня, я с головой погружаюсь в учёбу, а остальное время провожу либо за игрой на арфе, либо за общением с парнями. Они позволили мне посидеть с ними в столовой, за высоким столом в передней части комнаты.
Харпер и Бекки убивает то, что они видят меня там, но, несмотря на то, что их взгляды полны ярости, я почти всегда нахожусь рядом по крайней мере с одним из парней. Их присутствие действует как щит и сводит издевательства к минимуму.
— Однажды она подкрадётся ко мне в тёмном переулке и перережет мне горло, — говорю я, когда Харпер смотрит мне в глаза с другого конца столовой. То, как она обращается со своим ножом для стейка, мягко говоря, настораживает.
— Она это переживёт, — произносит Тристан, откидываясь на спинку стула и наблюдая за ней. Он охотится за ней, как волк за лисой. Лиса может подумать, что она хищник, но только до тех пор, пока челюсти волка не сомкнутся на её горле. Если бы Тристан хотел уничтожить Харпер, я думаю, он смог бы.
— Есть какие-нибудь известия от Миранды? — спрашиваю я Крида, но то, как он напрягается в своём кресле, говорит мне всё, что мне нужно знать. Она тоже с ним не разговаривает. — Как ты думаешь, она перестанет злиться? — он вздыхает, закрывая глаза от того, что выглядит как сильная головная боль.
— Может быть да, а может и нет. С ней трудно сказать. Наши отношения и так были на острие бритвы. К сожалению, я думаю, что вы можете пойти ко дну вместе с кораблём. — Он постукивает пальцами по столу, его еда остаётся нетронутой перед ним. Я думаю, мы все устали, готовы отдохнуть от общественной жизни, от оценок, от… чего бы это ни было, что назревает между нами четырьмя.
— Итак, насчёт выпускного бала, — начинает Зейд, отодвигая тарелку и опершись локтями на стол. Он складывает руки домиком, его зелёные глаза сверкают, когда он смотрит на меня. — Ты не думала о том, с кем могла бы пойти?
— Меня никто не приглашал, — резко отвечаю я, но ни один из парней никак не реагирует. Крид снова закрывает глаза, как будто собирается вздремнуть, Тристан продолжает пристально смотреть на Харпер с другого конца комнаты, а Зейд с ухмылкой откидывается на спинку стула, прежде чем потянуться за булочкой и маслом.
Тем не менее, он бы не заговорил об этом, если бы у него не было чего-то на уме. Так что, может, я и заканчиваю первый год обучения в Бёрберри без друзей, но у меня будет пара на гала-концерте.
В этом есть доля утешения.
Когда я открываю свою дверь на следующий день, то нахожу три пакета, аккуратно сложенные и перевязанные шпагатом. Сверху лежит записка, которую я осторожно вытаскиваю из-под узла. Когда я открываю его, то узнаю почерк Тристана.
Три принца хотят пригласить тебя на бал, Золушка. Делай свой выбор.
Я хмурюсь, когда собираю и заношу их внутрь, открывая первый, в котором обнаруживаю красивое чёрное платье и маленький кусочек картона с именем Тристана на нём. Во второй коробке — голубое платье с именем Крида. И третье — красное с именем Зейда.
Мои щёки порозовели, и я внезапно почувствовала головокружение от выбора.
Слова Миранды эхом отдаются в моей голове: Как ты собираешься выбирать?
Вопрос в том, хочу ли я выбирать? Все трое парней-Идолов понравились мне больше, чем я когда-либо думала, что это возможно. Они — единственные друзья, которые у меня остались, и даже больше того… Я начинаю думать о них так, как раньше думала только об одном человеке. Это был Зак, и теперь его нет. Я никогда не смогу простить ему того, что он превратил меня в предмет спора. Я просто не могу.
Но это…
Как, чёрт возьми, мне выбирать? И что произойдёт, когда я это сделаю? Потеряю ли я двух других парней? Они перестанут со мной разговаривать?
Любовь — жестокая сучка.
Э-э-э... Любовь? Я не влюблена ни в одного из этих парней. Я быстро закрываю коробки крышками и ставлю их в угол, чтобы они помучили меня. Каждый инстинкт моего тела говорит, что я должна пойти найти Миранду или написать Лиззи, но мне уже столько раз причиняли боль, что я не знаю, как к ним подступиться; мне нужно больше времени. Может быть, летние каникулы станут тем целебным бальзамом, в котором мы все нуждаемся? Немного солнечного света, слишком поздний сон, вагон поезда и его успокаивающая знакомость.
Выключив свет, я забираюсь в постель и стараюсь не думать о выпускном вечере и обо всём, что с ним связано.
Ещё всего две недели, и у меня всё получится. Я переживу свой первый год в академии. И, может быть, только может быть, у меня появится парень, с которым я смогу наслаждаться летом.
«Наконец-то», — думаю я, присаживаясь на край кровати и откидывая с лица выбившиеся пряди волос. Я боролась изо всех сил, но этот год стоил той боли, так как я пробила себе дорогу в список лучших в классе первокурсников, завоевала своё место в оркестре. Мне даже удалось подружиться с хулиганами, которые превращали мою жизнь в сущий ад.
Конечно, я скучаю по своим друзьям. Я скучаю по Эндрю и Миранде, Заку и Лиззи.
— Привет, — говорит Зейд, куря сигарету при распахнутых окнах в ванной. — Не смотри такими грустными глазами. Нам осталось меньше недели в этой дыре, а потом лето, сучки. — Когда он заканчивает курить, он бросает сигарету в унитаз, спускает воду и подходит, чтобы сесть рядом со мной, притягивая меня ближе. Я кладу голову ему на плечо, но меня охватывает беспокойство по другой причине.
Сегодня последний танец в этом году. Он называется выпускной бал, и он проводится для всех студентов четырёх курсов Бёрберри. Для меня это почти как смертный приговор. Эти три платья… они все такие красивые. Я примеряла их по очереди перед зеркалом, отчаянно надеясь на какой-нибудь знак свыше, что я делаю правильный выбор.
Но ничего.
Вселенная полностью предоставила меня самой себе.
— Знаешь, — начинает Зейд, резко выдыхая. — Сегодня вечером тебе следует выбрать Крида или Тристана. — Мои глаза встречаются с его, и я вижу эту сломленную нерешительность в его зелёных глазах. Он выглядит обиженным, когда поворачивается ко мне. — Какого бы из этих придурков ты не выбрала, второй получит удар по своей эгоистичной-заднице и уберётся восвояси. Но, э-э, — Зейд выдыхает и проводит пальцами по волосам, — я останусь здесь. Мне всё равно, кого ты выберешь, Марни.
Лёгкая улыбка появляется на моих губах, когда я переплетаю свои пальцы с пальцами Зейда. Он, кажется, удивлён, что я прикасаюсь к нему таким образом.
— Лжец, — говорю я и кладу голову ему на плечо. Это первый раз, когда он назвал меня Марни. Серьёзно, в первый раз, чёрт возьми. И мне это нравится. — Я уже решила, Зейд. — И у меня есть ответ. Я приняла его прошлой ночью. Это было нелегко. На самом деле, меня всё ещё тошнит из-за этого, но всё сводится к началу года и тому, что они все со мной сделали.
Зейд был плохим. Крид и Тристан были ещё хуже. Я не уверена, что готова простить сожжение книги или чтение эссе. Кроме того, Зейд был первым, кто начал быть добрым ко мне. Это так просто. Я не могу заполучить всех троих парней, и я хочу начать что-то, что могло бы продлиться долго. Что касается Тристана, то его семья никогда бы не позволила ему встречаться со мной, я это знаю. Крид хочет, чтобы его приняли в ряды Старых Денег. Но Зейд… может, он и мудак и такой же элитарный, как и все остальные, но он ещё и рок-звезда. Он идёт своим собственным путём.
— Сводишь меня сегодня на танцы? — шепчу я, и всё тело Зейда напрягается, прежде чем он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, наклоняется и обхватывает моё лицо своими испачканными чернилами руками. Он улыбается, притягивая мои губы к своим, целуя меня со страстью, которую я хотела бы воссоздавать каждый день до конца своей жизни.
Я имею в виду, мы ещё далеки от этого, но… может быть, мы могли бы туда добраться?
— Это было бы для меня грёбаной честью, — мурлычет он, увлекая меня на кровать и целуя так, словно намеревается помочь мне сдержать это обещание. Я смеюсь и позволяю ему держать меня в своих объятиях, пока не приходит время одеваться.
А потом я пинком вышвыриваю его зад в коридор, чтобы он подождал.
Пришло время готовиться к балу.
Платье, которое выбрала для меня Зейд, ярко-красное, многослойное, с облегающим нижним платьем в сочетании со струящимися юбками и шнуровкой сзади. Надеть его одной почти невозможно, поэтому я делаю причёску и макияж, насколько это возможно, а затем отправляю ему смс с просьбой встретиться у моей двери, а не у часовни, как мы планировали.
Тристан и Крид пока не знают, что я выбрала Зейда. Ну, если только он сам им не сказал. Но как только они увидят, что я вхожу в этом платье, всё будет кончено. Внутри меня есть хрупкая нервозность, эта дрожь, которую я не совсем понимаю. Может быть, я понимаю, что, когда они увидят меня с ним, этим предварительным отношениям между нами четырьмя придёт конец.
Я выбрала Зейда.
Дело сделано.
Он стучит в мою дверь, и я открываю её, мои нервы на пределе, бабочки наполняют мой желудок. Зейд… срань господня, он прекрасен. На нём чёрно-белый костюм в тонкую полоску с красным галстуком, красные туфли и… он даже покрасил волосы в тон моему платью. Его фирменный запах шалфея и герани наполняет мои ноздри, мои губы растягиваются в улыбке, и я отступаю, чтобы впустить его.
— Ты покрасил волосы для меня, — шепчу я, и он пожимает плечами, как будто это ничего особенного. Но затем его ухмылка расползается с одной стороны лица на другую.
— Ага, ну… — он замечает свободные шнурки, свисающие с моего платья, и разворачивает меня за плечи, туго затягивая их и чувственно дыша мне в затылок. Когда он туго затягивает шнуровку, у меня в груди возникает дрожь. На самом деле мне приятно, когда он привязывает меня к этому наряду. — Зелёный и красный — это как-то, не знаю, по-рождественски. И как только я увидел это платье, я сразу понял, что оно твоё. Поэтому имело смысл сменить причёску.
— У тебя интересный взгляд на мир, ты знаешь это? — говорю я ему, когда он разворачивает меня обратно и притягивает в свои объятия. Я позволила ему притянуть себя ближе, наслаждаясь ощущением его татуированного тела, прижатого к моему. Если я собираюсь потерять Тристана и Крида, я должна наслаждаться Зейдом в полной мере.
— Нам пора идти?
Он кивает, убирая прядь волос с моего лба, а затем берёт меня за руку, чтобы вывести в холл. Мы проходим мимо часовни в бальный зал на втором этаже, тот, с балконом, с которого открывается вид на лес.
Он уже битком набит людьми, девушками в сверкающих платьях, парнями в смокингах, а также родителями и сопровождающими в изобилии.
В тот момент, когда я вхожу, в комнате становится тихо. Зейд делает вид, что ничего не замечает, берёт меня за руку и ведёт вниз по ступенькам, как будто я Золушка или что-то в этом роде. Спускаясь по ним в красном платье, я замечаю Крида и Тристана, стоящих в противоположных концах комнаты.
Их взгляды такие пристальные, что, клянусь, я их чувствую.
Голубые глаза Крида вспыхивают болью и разочарованием, прежде чем он отворачивается и исчезает в толпе, направляясь прямо к балкону. Он даже не ждёт, чтобы поговорить со мной или выслушать мои попытки объяснить всё. Он просто… ушёл. Тристан, с другой стороны, ждёт нас у подножия лестницы.
Когда мы подходим к нему вплотную, комната возвращается к жизни, и все снова начинают разговаривать.
— Так, так, — говорит он напряжённым и отрывистым голосом. — Похоже, ты завёл себе фанатку, Зейд. — Я поджимаю губы и наклоняюсь к своему спутнику. Он воет от смеха, но я не думаю, что заявление Тристана особенно забавно.
— Что, теперь я больше не Работяжка? На этот раз я фанатка? — глаза Тристана цвета бури, когда он смотрит на меня сверху вниз, губы поджаты, руки сжаты в кулаки с побелевшими костяшками. Он не любит проигрывать. Это меня немного пугает. Когда он не отвечает, я вздыхаю. — Мы всё ещё друзья, верно?
При этих словах он приподнимает бровь.
— Друзья? — наступает долгая пауза, когда Тристан поднимает взгляд на Зейда, и они обмениваются безмолвным взглядом, который я не совсем могу истолковать. — Конечно. — Он внезапно делает шаг назад, поворачивается и затем направляется в сторону Харпер. Мой желудок сжимается, когда я думаю, что он направляется к ней, и расслабляется только тогда, когда он проносится мимо и следует за Кридом на балкон.
— Эй, — шепчет Зейд, наклоняясь и покусывая меня за ухо, — не хочешь чего-нибудь перекусить?
Я киваю, и он ведёт нас сквозь толпу к столам с закусками. Неважно, есть ли один Идол или все трое вместе, толпа расходится так же легко. Он приносит каждому из нас выпивку и тарелку с едой, освобождает место за одним из высоких столов неподалёку и выдвигает для меня табурет.
Миранда танцует с Эндрю не слишком далеко от нас, но она не смотрит на меня, даже беглым взглядом. Мои руки сжимаются в складках юбки, но я даже не рассматриваю возможность подойти и поговорить с ней, не сегодня вечером. Я не хочу портить ей веселье или устраивать сцену. Вместо этого я сосредотачиваю своё внимание на Зейде. Как только я завожу с ним разговор о его летнем туре с «Afterglow», он не останавливается, даже намекает на то, что, возможно, пригласит и меня.
Я даже представить себе этого не могу — отправиться в турне с рок-группой.
После того, как мы заканчиваем есть, Зейд протягивает мне руку и приподнимает одну тёмную бровь. Его свежевыкрашенные волосы отдают рыжим в мерцающем свете. Все люстры здесь оригинальные для здания, переоборудованные для работы на газе, так что они отчасти сохраняют свой истинный характер.
— Потанцуй со мной, Работяжка, — мурлычет он, а затем увлекает меня на танцпол, используя свою магию, чтобы превратить мои неуклюжие танцевальные движения в нечто прекрасное. Пока мы раскачиваемся, Зейд протягивает руку и обхватывает моё лицо ладонью. В его глазах мелькает сожаление, которое я не могу понять, но после нескольких песен оно проходит само собой, и я забываю обо всём этом.
И в этом моя ошибка, моя огромная грёбаная ошибка.
Глава 24
На следующее утро я надеваю свою униформу, но надеваю под неё красный кружевной лифчик и трусики, которые так нравятся Зейду. После сегодняшней церемонии мы собираемся отпраздновать это событие на одной из вечеринок, и… Я не знаю, что может произойти между нами, но я, по крайней мере, хочу быть одетой для второй базы.
Мои сумки упакованы и оставлены у двери в мою комнату, готовые к тому, что папа заберёт их после моего соло на арфе. Он собирается взять их с собой, когда отправится домой, а я собираюсь уйти с Зейдом. Завтра он отвезёт меня домой. Как именно я собираюсь объяснить своему отцу, что хочу пойти и провести ночь с Зейдом и кучей других похотливых подростков, выше моего понимания, но я попробую. Я слишком усердно работала в этом году, чтобы пропустить вечеринку, которая является заключительной для всех вечеринок.
Кроме того, мне удалось стать лучшей в классе первого курса.
«Получай, Тристан!» — думаю я, но самодовольная улыбка на моём лице исчезает, когда я вспоминаю сердитое выражение его лица прошлой ночью. От того, как он посмотрел на меня, мне показалось, что я вырвала его сердце и раздавила его своей пяткой. Прижимая руку к животу, я закрываю глаза и стараюсь не думать ни о нём, ни о Криде. У меня не может быть трёх бойфрендов. Никто так не поступает. Кроме того, даже если бы я попробовала что-то вроде открытых отношений, я бы не смирилась с тем, что они встречаются с другими девушками, я бы не смогла. Меня это совсем не устраивает.
В глубине души я не знаю, правильный ли я сделала выбор. Я чувствую себя разорванной, раздвоенной, сбитой с толку.
Но я сделал свой выбор, и Зейд — это не утешительный приз. Я не буду относиться к нему как к таковому.
В последний раз проверив причёску и макияж, я выхожу на улицу, где меня ждёт Зейд. Он не улыбается, когда я впервые вижу его, но, когда я касаюсь пальцами его руки, он поворачивается ко мне и расплывается в улыбке.
— Мне было интересно, куда ты пропала, — говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб. Он переплетает свои татуированные пальцы с моими и ведёт меня по извилистым садовым дорожкам вниз, к крытому амфитеатру, где проходит церемония. Каждый год проводится церемония, просто серия наград и выступлений, демонстрирующих достижения студентов.
Мы заходим внутрь и идём по проходу мимо членов семьи, сидящих по другую сторону.
Я сразу же замечаю своего отца. Чего я не ожидала, так это увидеть Дженнифер, сидящую рядом с ним.
Мои ноги перестают двигаться сами по себе, и Зейд останавливается, оглядываясь на меня, вопросительно приподняв брови.
— Ты в порядке, Черити? — я качаю головой, но мне трудно подобрать слова, чтобы объяснить. За последний год я провела много времени с Зейдом, но мы никогда не углублялись в более насущные проблемы. Я почти не упоминал о своей матери.
— Просто… моя мать здесь, — шепчу я, и Зейд прослеживает за моим взглядом, отыскивая её в толпе. Она выглядит нелепо, одетая в белые меха и шляпу, как статистка из фильма, снятого для телевидения. Вздохнув, я хватаю Зейда за руку и тяну его по проходу, притворяясь, что не замечаю её. Она машет мне, но я просто надеюсь, что никто из моих знакомых этого не видит.
— Ты не в ладах со своей мамой? — спрашивает Зейд, но его тон отрешённый, отстранённый. Он в другом месте и в другом времени. Или, может быть, он просто устал? Прошлой ночью мы танцевали до двух часов ночи, а потом целовались ещё час после этого. Должна сказать, что последний час был моей любимой частью.
— Всё сложно, — объясняю я, когда мы занимаем свои места в первом ряду. Тристан стоит прямо рядом со мной, его рот сжат в тонкую линию, кожа бледная. Я знала, что вчера вечером он был расстроен, но выражение его лица сейчас совершенно другого уровня. Может быть, он расстроен, потому что занял второе место после моего первого? Я понятия не имею.
Начинается церемония, и учителя по очереди произносят речи, восхваляя наши достижения, мягко напоминая нам, где мы можем добиться большего. В первую очередь вручаются награды за спорт, клубы и общественную работу, а на сцену выстраиваются очереди студентов, чтобы получить свои бумажные сертификаты. На огромном экране позади них демонстрируются те же награды в цифровом формате.
Академики идут последними, и когда произносят имя Тристана, он так сильно скрипит зубами, что я боюсь, что один из них сейчас выскочит. Он практически врывается на сцену, отрывисто произносит спасибо, а затем возвращается на своё место. Сидя через проход, я чувствую, что Крид наблюдает за мной, поэтому я слежу за тем, чтобы, когда меня окликают, мой подбородок был высоко поднят, а плечи расправлены.
Моя речь короткая, но не слишком, и я повторяю её, даже не читая того, что написала. Я встречаюсь взглядом с папой, миссис Эмбертон, мисс Фелтон, с кем угодно, только не с моей матерью. В конце она встаёт, чтобы похлопать, но я отворачиваюсь и возвращаюсь на своё место, прежде чем мне придётся увидеть её ещё раз.
Она не может просто бросить меня, а потом вернуться в мою жизнь, когда ей это будет удобно. Ни за что, этого не произойдёт.
После первой церемонии хор и оркестр отводятся за кулисы, чтобы подготовиться к нашим выступлениям.
Зейд целует меня на прощание в щеку, а затем возвращается на своё место в зале.
Вот тогда-то я впервые и сталкиваюсь с неприятностями.
Харпер, Бекки, Валентина, Эбигейл и несколько других девушек ждут меня, когда я поднимаюсь по ступенькам, ведущим за кулисы. Я сразу же оглядываюсь в поисках поддержки, будь то один из парней или учитель, кто угодно. Но здесь только мы.
—Мы старались быть терпеливыми с тобой, — говорит Харпер, делая шаг вперёд. Её макияж и причёска безупречны, но насмешка на идеальных губах портит привычную привлекательность, к которой она так стремится. — Мы дали тебе целый год, чтобы ты всё поняла, но я думаю, ты просто чертовски глупа.
— Поняла что? — спрашиваю я, но они здесь не для того, чтобы разговаривать. На этот раз они не просто словесно нападают на меня. Две девушки подходят сзади и хватают меня за руки, в то время как Харпер делает шаг вперёд и наотмашь бьёт меня по лицу так сильно, как только может. У меня во рту вкус крови, и я вижу звёзды перед глазами, когда оглядываюсь на неё. Она ухмыляется и отходит в сторону, пропуская Бекки, которая так жаждет насилия, что у неё практически текут слюнки. Она бьёт меня сжатым кулаком в живот, и я сгибаюсь пополам, удерживаемая только девушками за обе руки. Я борюсь, брыкаюсь и размахиваю руками изо всех сил, но я никуда не могу деться. Когда я, наконец, высвобождаю одну руку, приходят ещё две девушки и помогают захватить её обратно.
Они по очереди бьют меня, пока у меня не начинает так кружиться голова и я не задыхаюсь, что, когда они отпускают меня, я падаю на колени. Избиение на этом не заканчивается. Они пинают меня, дёргают за волосы, разрывают швы на моей блузке. Девушки продолжают в том же духе до тех пор, пока со сцены не раздаются аплодисменты. Это их сигнал отступить и оставить меня там, задыхающуюся и истекающую кровью, на полу.
Несколько минут никто не приходит, поэтому я заставляю себя подняться и, спотыкаясь, бреду в ближайшую уборную, используя пачку бумажных полотенец из автомата, чтобы привести себя в порядок как можно лучше. Я задыхаюсь, вся в поту и готова заплакать, но боль… она, чёрт возьми, почти невыносима. Моя первая мысль заключается в том, что, возможно, мне следует пойти найти кого-нибудь и сообщить об этом, но потом я вспоминаю своего отца, и арфу, и моё первое соло…
Нет.
После.
После того, как я отыграю, я разберусь с этим.
Они не могут отнять это у меня.
Марни, ты в шоке.
Я понимаю это, но это не мешает мне делать то, что я делаю.
Поэтому я ополаскиваю лицо холодной водой, смываю столько крови, сколько могу, а затем застёгиваю пиджак поверх разорванной блузки. К тому времени, как я вхожу за кулисы, Харпер заканчивает фортепианное соло и грациозно кланяется, на её лице или руках нет никаких следов насилия, которое она только что нанесла. Её глаза расширяются, когда она проходит мимо меня, но к тому времени арфу уже выкатывают, и мисс Фелтон приглашает меня на сцену.
Когда я выхожу, в комнате воцаряется глубокая тишина, но я не думаю, что это из-за побоев, которые я только что получила. Я смыла большую часть крови, и большинство синяков проявятся позже. Может быть, в комнате просто тишина, потому что все знают, кто я такая, лауреат стипендии, Черити.
Я сажусь за арфу и закрываю глаза. Мои руки дрожат, а тело онемело от шока. Позже мне будет очень больно. На данный момент со мной всё в порядке. Моя любовь к музыке перекрывает любое волнение, которое у меня может возникнуть, и я с головой погружаюсь в своё выступление, играя лучше, что я когда-либо играла. Мои глаза на мгновение находят папины, затем мамины.
Самое главное, я ищу Миранду, но она на меня не смотрит.
Следующие ребята: Крид, затем Тристан, затем Зейд.
Они все наблюдают за мной.
Я только что закончила одну песню и приступила к следующей, когда начала слышать шёпот и смех, люди показывали на меня пальцами. Я ненадолго останавливаюсь и оглядываюсь назад, чтобы увидеть, что гигантский экран снова опустился, тот самый, на котором демонстрировались студенческие награды. Он мерцает, а затем по залу проходит смех, и у меня отвисает челюсть, когда я вижу себя, свою голую задницу в руках Тристана в библиотеке. Видео шаткое и явно снято с другой стороны книжного шкафа, но на нём отчётливо изображена я и он.
Я хочу сдохнуть, чёрт возьми.
«Этого не может быть», — думаю я, ненавидя то, что мой отец находится в этой аудитории. Хуже того, моя мама здесь.
Я встаю, но видео на этом не заканчивается. Всплывают картинки, где я прижимаюсь к Криду в ванной, там даже мои вчерашние поцелуи с Зейдом.
— Нет, — шепчу я, но едва успеваю пошевелиться, как чувствую первые капли жидкости на своей голове. Я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы красная краска попала мне на волосы и одежду, забрызгав арфу и экран. Из меня только что сотворили Кэрри.
В моём сознании в буквальном смысле становится пусто, и я падаю на колени, даже не осознавая этого.
Зейд встаёт из зала, но не двигается, чтобы помочь мне. Следующим следует Крид, затем Тристан. По кивку последнего Идолы и добрая дюжина других парней вытаскивают из карманов пары трусиков.
Мои трусики. Те, что были украдены из моей комнаты.
Все они летят в меня, усеивая сцену, в то время как аудитория погружается в ревущую тишину.
Папа встаёт, но мне невыносимо даже смотреть на него. Моё сердце бешено колотится, мысли путаются, а потом я просто вскакиваю на ноги и убегаю. Я не знаю, куда я иду, но стоит мне моргнуть, и я оказываюсь в своей комнате.
Один из сотрудников стоит там с моей сумкой в руках, когда они запирают дверь, а затем поворачиваются, готовясь отнести её в офис, чтобы я забрала её позже. Я даже не думаю, я просто пробегаю мимо и хватаю её, спотыкаясь, направляюсь во двор и к парадным ступенькам.
Я успеваю пройти только первые несколько шагов, прежде чем оказываюсь в окружении как Голубокровных, так и Плебеев.
Тристан Вандербильт находится немного впереди в центре, с Кридом по одну сторону и Зейдом по другую.
Моё сердце разбивается, режет меня на части, перестраивает.
Самые твёрдые сердца выковываются в огне; мне нужно быть сделанной из стали, чтобы пережить это.
— Привет, Черити, — говорит Тристан, делая несколько шагов вперёд. В руке у него трофей, золотой с подставкой из белого мрамора. — Ты знаешь, что это такое? — я ничего не говорю, ни слова. Он придвигается ещё ближе, его серые глаза сверкают охотничьим азартом. То, как он смотрел на Харпер в Столовой на днях, — это то, как он смотрит на меня сейчас, как на добычу. — Это трофей. — Тристан поворачивается и передаёт его Зейду.
Он берёт его своими татуированными пальцами, а затем встречается со мной взглядом. В его взгляде нет ничего, ни капли от того весёлого, игривого засранца, с которым я тусовалась на весенних каникулах или танцевала прошлой ночью. Он просто... пустой.
Примерно, как мои эмоции.
В моей голове сплошной белый шум. Марни Рид здесь больше нет; она полностью уничтожена.
— Ты хочешь знать, за что это? — Крид растягивает слова, засовывая пальцы в карманы. Его голубые глаза полуприкрыты и сосредоточены на мне, пока я стою там, мокрая и дрожащая.
Слова Зака эхом отдаются в моей голове:
«Может, тебя и не было здесь во время того пари, но ты участвовал и в спорах похуже. Не нужно притворяться, что это переходит твою черту».
Так вот, что они сделали.
Сделали ставку.
— Мы хотели посмотреть, кто сможет заставить тебя влюбиться первым, — говорит Зейд, взвешивая трофей в руке. Он смотрит на меня снизу-вверх, а затем кладёт его рядом с собой. — Тот, кто приведёт тебя на выпускной бал, будет победителем. Честно говоря, я думал, что это будет немного сложнее.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но не могу произнести ни слова. Тут нечего сказать, так ведь?
— И знаешь, что? — Тристан продолжает, склонив голову набок. — Единственным призом… был этот трофей. Мы сделали это ради забавы.
Моя униформа — и моё достоинство — разорваны в клочья.
Я всё ещё чувствую вкус крови во рту, этот горячий медный вкус от которого меня тошнит.
Серебристый взгляд Тристана прищурен на мне, и его рот только начинает изгибаться в ухмылке. Он думает, что победил, что обыграл меня. Каждый отдельный человек в этой толпе искренне верит в это; я могу прочитать это на каждом лице здесь. Они обманули меня, усыпили моё внимание, а затем вознамерились уничтожить меня.
Но они глубоко ошибаются. Чертовски ошибаются. Я уже не та девушка, которой была, когда только поступила в академию.
Поднимая руку, я смахиваю немного крови со рта, всё ещё чувствуя боль от побоев, которые мне устроили девушки-Идолы и их приспешники. Мой лифчик просвечивается сквозь разорванные остатки белой блузки, и это симпатичный красный лифчик, который я надела специально для Зейда. Он выиграл этот спор: честно и справедливо. Он заставил меня поверить, что я ему небезразлична. Он стал небезразличен мне. Сейчас выражение его лица почти чужое, инопланетное, как будто смотрю на незнакомца. На этот раз он не улыбается, но его ясно выражает: тебе здесь не место.
— Теперь тебе достаточно? — Харпер Дюпон мурлычет у меня за спиной. Её присутствие как тёмное облако клубится за мной. Я не утруждаю себя тем, чтобы повернуться и посмотреть на неё, она ничего не значит. Она ничто. Всё моё внимание сосредоточено на парнях, Идолах. Три человека в этой школе, которые заставили моё сердце болеть, пробудили дремлющие эмоции внутри меня к бурной, яркой жизни. Крид хмурится, но на его красивом лице очень прозаичное выражение, как будто всё это было предусмотрено с самого начала.
Поднимается ветер, рваные красные складки моей формы развеваются на солёном ветру. Вдалеке я слышу шум моря. Он разбивается о камни в такт бешеному биению моего сердца.
Я застываю как вкопанная, когда он поднимает пальцы и пропускает сквозь них пряди моих забрызганных краской волос, слегка подёргивая короткие розово-золотистые пряди. Красная краска размазывается по его идеальной коже, когда я встречаюсь с его серыми глазами с вызывающим блеском в своих.
Тристан приближается ко мне, медленно и хладнокровно, с намёком на насилие, витающим в воздухе вокруг него. Я стараюсь не думать о том первом дне, когда он бросил мне вызов: как долго, по-твоему, ты продержишься? А вот и шутка: Я продержалась целый чёртов год. Но, судя по выражению его лица, я вижу, что он не ожидает моего возвращения на второй раунд.
Моё сердце замирает, когда он протягивает руку и накручивает прядь моих забрызганных краской волос на свои длинные пальцы, взъерошивая короткие розово-золотистые пряди. Краска размазывается по его коже, как кровь, пока мы смотрим друг на друга сверху вниз.
— Я так понимаю, ты не вернёшься в следующем году, не так ли, Марни? — даже после всего, через что я только что прошла, я не могу унять дрожь, пробегающую по мне при звуке его голоса. Он думает, что он здесь король, другие парни тоже так о себе думают. В один день, они столкнутся с этой проблемой и это не будет мило. Они уничтожат друг друга.
Их деньги не купят им настоящей дружбы, и они не купят им любви. Они определённо не купят им меня.
Я перевожу взгляд мимо Тристана на Зейда и Крида, но Тристан стоит так близко, что я не могу не вернуть свой взгляд к нему. Получал ли он удовольствие всё это время, мучая меня? По его лицу ясно, что так оно и есть. Ему это нравится. Всем им.
— Просто возвращайся домой, Марни, и всё закончится, — говорит Тристан, и хоть его голос мягок — это обман. В его словах есть острие бритвы, которое обещает порезать, если я не прислушаюсь к его предупреждению. Внутри я разваливаюсь на части, но у меня есть какой-то упрямый кусочек стали, который не позволяет мне рассыпаться в прах. — Тебе здесь не место.
Зейд обнимает Бекки Платтер одной из своих покрытых татуировками рук, и мой желудок скручивается в узел. Меня так тошнит, что меня может стошнить прямо здесь, но я этого не сделаю, только не здесь, не перед ними. Может быть, когда я вернусь домой, я позволю себе плакать, позволю себе скорбеть, но не здесь. Никогда. Мои руки сжимаются в кулаки, и я стискиваю зубы.
Тристан встречается со мной взглядом в последний раз, а затем протягивает руку, чтобы смахнуть слезу с моей щеки, подносит её к губам и слизывает, наслаждаясь вкусом моей боли. Нож его предательства пронзил совсем близко к сердцу, но не попал в цель. Может, оно и кровоточит, но я не мертва, пока нет.
— Я уже записалась на занятия.
Двор молчит, наблюдая, как этот момент разворачивается во всей своей ужасной красе.
Там нет ни одного человека, который ожидал бы, что я смогу постоять за себя, вызывающе вскинуть подбородок. Нет, они думали, что я рассыплюсь. Может быть, они надеялись, что, подобно девушке из моего эссе, я убегу и смирюсь со своей болью.
Больше нет.
Вся эта боль изменила меня. Прямо сейчас мне кажется, что это изменило меня к худшему, раскололо пополам и выплюнуло осколки. Но на самом деле я изменилась к лучшему. Их жестокость превратила меня в непоколебимую гору, силу, способную противостоять воющим ветрам.
— Наступит сентябрь, и я буду первой в очереди на ознакомление.
— Ты не посмеешь, — произносит Тристан, всё ещё холодный как лёд, всё ещё полный злого торжества Он по-прежнему верит, что победил, его тёмные волосы развеваются на ветру. Он великолепен, но только снаружи. Внутри он монстр. Они все такие. — Я превращу твою жизнь в сущий ад.
— Ты можешь попробовать, — Моя дрожащая рука лезет в карман и достаёт регистрационный бланк. Я распечатала его в библиотеке на прошлой неделе после того, как заполнила онлайн-форму для записи на занятия. Даже если это меня убьёт, я вернусь в академию Бёрберри в следующем году. Это моя жизнь, а не их. Я не позволю им всё испортить. — Потому что вот, чего ты не знаешь… — резко втягивая воздух, я наклоняюсь и хватаюсь за ручку своей потрёпанной, старой спортивной сумки. Тристан хмуро смотрит на меня, но он уже сделал всё самое худшее, пробрался в моё сердце и попытался сломать меня. Что ещё у него осталось? — Дело в том, что моя жизнь за пределами этих стен уже была сущим адом. Это просто ещё один уровень дантовского круга, и я не боюсь. Никого из вас.
Мои глаза встречаются с Кридом, а затем Зейдом, после мои ноги начинают двигаться, и я обхожу Тристана, намереваясь добраться до школьных ворот и трёх месяцев.
В последнюю минуту его рука обвивается вокруг моей и с силой дёргает меня назад. Я смотрю на неё сверху вниз, а потом поднимаю взгляд на него. Его улыбка… она до боли порочна.
— Вызов принят. — Тристан отталкивает меня, но я не спотыкаюсь и не падаю. Вместо этого я направляюсь по дорожке к ожидающей очереди машин академии, всё ещё одетая в свою порванную форму, но с гордо поднятым подбородком и отброшенными страхами.
Вызов принят — всё верно.
Я собираюсь вернуться и дать этим придуркам попробовать их собственное лекарство. Девушка, с которой эти парни познакомились в первый день, уже не та, что уходит сейчас.
Чего бы мне это ни стоило, я позабочусь о том, чтобы они это узнали.
Я буду на шаг впереди и покажу им, что происходит, когда кто-то играет с ними в их собственную игру.
Эпилог
Первые несколько недель лета выдаются жаркими и неуютными. В вагоне поезда нет кондиционера, и, хотя у меня есть деньги на счёте, который Тристан открыл для меня, меньше всего мне хочется им пользоваться.
Он предал меня. Крид предал меня. Зейд предал.
Они систематически отрезали меня от Лиззи, от Миранды и Эндрю, от Зака.
Они унизили меня перед моими родителями и уничтожили на глазах у всей школы.
Они заключили пари… и это сработало. Я влюблялась в них. А теперь я упала так сильно, что не уверена, что смогу встать. В течение нескольких дней всё, что я делаю, это лежу лицом вниз на своей кровати и плачу, громкими душераздирающими рыданиями, которые пробуждают старые воспоминания о чувстве потерянности и нежеланности. Но на этот раз темнота не зовёт меня. Я даже не рассматриваю этот вариант.
На этот раз, когда слёзы высыхают и мои эмоции иссякают, остаётся только одно.
Месть.
Она горит внутри меня, как далёкая звезда, раскалённая добела и далёкая, но когда я тянусь к ней, она светится ярче.
Схватив список Миранды с начала года и красный фломастер из тумбочки, я сажусь на край кровати и вношу в него кое-какие изменения.
Месть: Голубая кровь Подготовительной Академии Бёрберри
Список, составленный Мирандой Кэбот Марни Рид
Идолы (парни): Тристан Вандербильт (первый второй курс), Зейд Кайзер (первый второй курс) и Крид Кэбот (первый второй курс)
Идолы (девушки): Харпер Дюпон (первый второй курс), Бекки Платтер (первый второй курс) и Джина Уитли (четвертый год) (выпустилась)
Внутренний круг: Эндрю Пейсон, Анна Киркпатрик, Майрон Тэлбот, Эбони Питерсон, Грегори Ван Хорн, Эбигейл Фаннинг, Джон Ганнибал, Валентина Питт, Сай Патель, Мэйлин Чжан, Джален Доннер... и, думаю, я!
Плебеи: все остальные, извините. XOXO
Зак Брукс
Я надеваю колпачок на фломастер и откладываю его в сторону, выдыхая, когда смотрю на свой список. Я не собираюсь позволять кучке хулиганов отгонять меня от светлого будущего, даже хулиганам, в которых я начала влюбляться. Ни за что. Поэтому я вытираю слёзы, складываю список и кладу его в свою сумку для книг на следующий год.
Как только закончится лето, я собираюсь вернуться в Бёрберри, сильнее, чем когда-либо.
Самые твёрдые сердца выковываются в огне; самые слабые подчиняются их воле.
А месть… порочно сладка.
Об авторе
К.М. Станич — самопровозглашенный библиофил с любовью к экзотическим чаям и целым рядом персонажей, которые постоянно живут в странном, кружащемся вихре её мыслей. Кто-то может назвать это безумием, но Кейтлин Морган не возражает — особенно учитывая, что ей приходится писать биографии от третьего лица. О, и половина персонажей в её голове — обжигающе горячие плохие парни с порочными ртами и умелыми руками (помимо всего прочего). Если быть сумасшедшей — значит проводить с ними каждый день, К.М. решила посвятить себя этому делу.
Она ненавидит пудинг из тапиоки, обожает смотреть дрянные фильмы ужасов и является рабыней многих кошек. Когда она не пылесосит мех со своего дивана, К.М. можно застать уткнувшейся носом в книгу или прикованной взглядом к экрану компьютера. Она автор более восьмидесяти романов — включая романтические, для новых взрослых, фэнтези и для молодых людей. Пожалуйста, приходи и присоединяйся к ней внутри её безумия. Там чертовски много всего нужно сделать.
О, и Кейтлин любит поболтать (без умолку), так что не стесняйтесь писать ей по электронной почте, отправлять сообщения на Facebook или подавать дымовые сигналы. Она уже с нетерпением этого ждёт.