Глава 13. Неистовство чувств
Феморо, квартал От-Террас, в тот же день, в тот же час
Прежде чем постучать в дверь Йоланты Маро, Жюстен Девер кивком поздоровался с Изорой и Жеромом. Колокол поселковой церкви как раз пробил одиннадцать, словно подчеркивая жест полицейского своим хрустальным звоном.
«Мадемуазель Мийе одарила меня убийственным взглядом», – отметил про себя полицейский, который и без того испытывал легкое волнение по поводу того, как примет его дочка Станисласа Амброжи.
Йоланта открыла дверь, и он вошел. Не говоря ни слова, молодая женщина кивнула в сторону кухни – возле печки, которая топилась углем, сидел Пьер.
– Здравствуйте, молодой человек, – сказал Девер. – Здравствуйте, мадам Маро. Я торопился как мог, но новость, которую я принес, плохая: ваш отец в тюрьме в Фонтенэ-ле-Конте. Хочу уточнить: пока речь идет о предварительном заключении. Я звонил прокурору. Он изучит материалы расследования и решит, освободить нашего главного подозреваемого или оставить под стражей.
– Нашего главного подозреваемого… – эхом отозвалась хозяйка дома. – Отец не сделал ничего плохого! У вас есть хоть какие-то улики, свидетельствующие против него?
– Из принадлежащего ему пистолета, который у него, предположительно, украли, вполне мог быть застрелен Альфред Букар. Люгер калибра девять на девятнадцать. Я говорю «мог быть застрелен», поскольку отдаю себе отчет, что модель ходовая и раздобыть такое оружие очень просто. Кто угодно в поселке мог купить подобный пистолет и воспользоваться им. Я отправил заместителя в Сент-Илер-де-Лож – к торговцу, у которого мсье Амброжи, по его собственным показаниям, приобрел оружие. Он держит в городе что-то вроде скобяной лавки.
– В таком случае нашего бригадира мог убить кто угодно. – Глаза Пьера налились слезами.
– Да, но инспектор хотел сделать приятное Изоре Мийе! Он у барышни в долгу, ведь это она донесла на нашего отца!
Жюстен снял шляпу, на которой поблескивали капли воды, – в теплой комнате снежинки быстро растаяли.
– Мадемуазель Мийе выдала вашего отца непреднамеренно, – пылко заявил полицейский. – Она брякнула о пистолете, будучи в состоянии алкогольного опьянения, не отдавая себе отчета в том, что делает. Я же поступил, как того требовал профессиональный долг. К тому же мсье Амброжи и раньше был у меня под подозрением, я за ним наблюдал.
Йоланта передернула плечами. Девер присмотрелся к ней повнимательнее и пришел к выводу, что она очень красива – белокурые волосы, каскадом струящиеся по плечам, розовые щечки, большие глаза оттенка ясного неба… «Должно быть, Тома Маро обожает жену», – подумал он и тут же упрекнул себя за неуместные в такой момент размышления.
– Ни вы, мадам, ни ты, Пьер, не упомянули о пистолете, когда я вас опрашивал, – продолжал Девер. – По показаниям вашего отца, Гюстав и Тома Маро также обладали информацией. Не следовало ее скрывать.
Пьер вдруг выпрямился и с удивлением посмотрел на полицейского. Жюстен невольно смягчился, глядя на его светлые вихры, голубые глаза и веснушки на щеках. Несмотря на состояние глубокой печали, в котором он находился, мальчишка излучал доброту.
– Вы не можете ставить это нам в вину, поскольку не спрашивали о подобных вещах. Когда началось расследование, я лежал в больнице. Вы допросили меня, когда я вернулся домой, но о пистолете отца речь не шла. Уверен, что и у других углекопов об этом не спрашивали!
Такая постановка вопроса застала Девера врасплох – на какую-то минуту он даже растерялся.
– Вы, безусловно, правы, молодой человек, – сказал он, едва заметно улыбаясь. – Но неужели вы думаете, что после убийства, переполошившего весь поселок, люди кинулись честно отвечать на мои вопросы? Нет, в основном врут – из страха попасть под подозрение или быть обвиненными в убийстве. Нужно было сперва обнаружить орудие преступления, на котором могли остаться отпечатки пальцев. Вот тогда-то я мог бы задавать прямые вопросы, но оружия пока не нашли.
Йоланта смотрела на полицейского с ледяной холодностью. Задыхаясь от гнева и ревности, она думала только об одном: Изора выдала ее отца полиции. Она уже запамятовала, что и сама в какой-то момент подозревала Станисласа в убийстве.
– Мадам Йоланта Маро, – неожиданно обратился к ней Девер, – будьте любезны сообщить, не пытался ли Альфред Букар соблазнить вас или принудить к отношениям особого рода, что могло вызвать гнев вашего отца?
– Ни он, ни какой-нибудь другой углекоп, – скороговоркой произнесла молодая женщина, краснея от стыда. – Мы с Тома последние два года серьезно встречались, но любовь наша началась намного раньше. Пока он был на фронте, я каждый день молилась, чтобы он вернулся. В поселке все меня уважали.
– И теперь вы, наконец, поженились. Ваш отец одобрил союз?
– Конечно, одобрил. Он уважает зятя, и Пьер его любит. У нас мирная семья.
– Ну хорошо, пора и мне оставить вас в покое. Но сегодня вечером хочу услышать показания вашего мужа, а также Гюстава Маро. Пожалуйста, передайте, что я жду обоих в Отель-де-Мин. Вот повестка.
Молодая полька кивнула.
– Не сердитесь на Изору Мийе, – добавил Жюстен, уже стоя на пороге. – На долю этой барышни тоже выпало немало страданий. Я попросту воспользовался ситуацией.
– Я сейчас заплáчу! – сквозь зубы пробормотала Йоланта. – Господи, где тот мужчина, который избавит меня от нее – увезет отсюда ко всем чертям? Я бы вздохнула свободно. Изора хотела мне нагадить, а вы, инспектор, ей помогли.
– Йоланта, не говори так, это несправедливо! – запротестовал Пьер, чье честное личико стало пунцовым от смущения.
– Считайте, что я ничего не слышал, – сказал Девер, надевая шляпу.
Сомнений не оставалось: красивую белокурую женщину с мелодичным голосом жестоко терзает ревность. Неотвратимая очевидность внушала беспокойство. «Страсть – это ад!» – сказал он себе, выходя на улицу.
И почти сразу увидел вдалеке – там, где заканчивался квартал От-Террас, и дорога начинала пологий спуск к Отель-де-Мин, – тонкий девичий силуэт. Подгоняемый северным ветром, на поселок все еще сыпался снег, белый и невесомый. «Это наверняка Изора! Несложно догадаться, чего она хочет. Поджидает меня, чтобы осыпать упреками!»
Девушка наблюдала, как он идет ей навстречу мимо домов, похожих друг на друга как близнецы, – их фасады казались блеклыми в сравнении со сверкающей белизной тротуаров. Скоро Девер поравнялся с ней, остановился и молча устремил на нее взгляд.
– Я вас ждала, инспектор Девер.
– Весьма польщен, мадемуазель Мийе.
– Оставьте дешевую иронию, я не нахожу ее забавной, – холодно произнесла девушка. – Как будто мало мне своих бед… Так нет же, из-за вас мне пришлось выслушивать упреки Йоланты Маро! Я думала, еще немного – и она набросится на меня с кулаками. Почему вы арестовали ее отца? Он ни в чем не виноват.
– Предоставьте мне доказательства, подтверждающие ваши слова, и его отпустят! Изора, в расследовании нет никаких подвижек, а благодаря вам, я получил важную информацию – первую улику, заслуживающую внимания. Спорить не буду, история у Амброжи более-менее правдоподобная, и я считаю, что он не лжет. Но нельзя сбрасывать со счетов пистолет, который, по его же словам, украли, – Люгер того же калибра, что и орудие убийства. Улик против него недостаточно, и прокурору будет сложно принять решение. Тем не менее поляк остается единственным подозреваемым.
– Этого недостаточно, чтобы бежать к человеку домой и увозить его в тюрьму! Я чувствую себя виноватой, и все в поселке меня осудят!
– Особенно Тома?
– Да! Он рассердится, что я причинила неприятности его жене.
– Изора, я думал, это Тома рассказал вам о пистолете – разумеется, с оговоркой, что информацию надо держать в секрете.
– Ну конечно, в вашем сценарии четко прописано, как поскорее обвинить его в попытке помешать следствию! Но вы ошибаетесь. Я узнала о пистолете от Жерома, брата Тома. Он рассказал мне историю у моря, в Сен-Жиль-сюр-Ви. У себя дома Жером подслушал разговор, в который его не хотели посвящать. Наверное, потому что он слепой… Хотя, сказать по правде, мне наплевать! Я хочу иметь крышу над головой, достаточное количество еды, которую я люблю, и чтобы больше никто не поднимал на меня руку. Остальное мне безразлично – и вы, и ваши интриги!
Последние слова Изора произнесла запинаясь, едва слышно – ее душили слезы. Хаос, в который превратилась ее такая недолгая жизнь, пугал девушку в той же мере, что и расстраивал.
– Я пойду, – прошептала она. – Не хочу больше вас видеть! Никогда!
Жюстен удержал девушку за руку, борясь с желанием обнять ее, утешить, осушить слезы поцелуями.
– Куда вы пойдете?
– Женевьева Мишо предложила пожить у нее до пятницы. Завра, в четверг, она представит меня хозяйке, и та возьмет меня к себе экономкой. Так что в вашей жалости я не нуждаюсь!
– Вы – несовершеннолетняя, Изора. Родители потребуют, чтобы вы вернулись домой.
– Для начала перестаньте называть меня по имени. Мы – не давние знакомые, соблюдайте правила приличия, – пробормотала она. – Отец приказал, чтобы ноги моей на ферме больше не было. Я повинуюсь. Я всегда подчинялась этому людоеду!
Полицейский отпустил ее руку. Ему вдруг стало интересно, как так вышло, что Изора вот-вот окажется на службе у Обиньяков, – очень хотелось узнать детали. К тому же пример и матери, и последней любовницы – элегантной парижанки – показывал, что Изора, надо полагать, очень переживает оттого, что вся одежда и личные вещи остались в доме родителей.
– Если я отвезу вас на ферму на автомобиле – сможете забрать свои пожитки и хотя бы поговорить с матерью! В моем присутствии Бастьен Мийе не посмеет к вам приблизиться. А по дороге расскажете, как получили предложение поступить на службу к Обиньякам.
– Очень просто! Пока я была в санатории с мадам Маро, Женевьева пришла повидаться с моим братом и убедила его уехать в Люсон, насовсем. Таким образом, место экономки освободилось, и Женевьева подумала, что Вивиан Обиньяк может взять на ее место меня.
– Это решит многие ваши проблемы, – заметил инспектор.
– Более того: я буду на седьмом небе от счастья! – вздохнула Изора.
Феморо, через несколько часов
Йоланта мерила шагами площадку перед сооружением из стекла и металла, указывающим на местоположение шахты Пюи-дю-Сантр. Смена вот-вот должна закончиться, и молодая женщина места себе не находила от нетерпения. Ноги замерзли, ее начало трясти – не спасали ни теплое пальто, ни шерстяная шаль, которая защищала ее голову и плечи от снега. Было уже полпятого, и надвигающиеся сумерки омрачили небо, и без того затянутое тучами. Близился вечер.
– Здравствуй, Йоланта! – прозвучал голос у нее за спиной. – Даже в такую противную погоду не лень поджидать своего муженька?
Оглянувшись, молодая женщина узнала Северину Мартино, жену нового бригадира по прозвищу Тап-Дюр. Внушительных размеров сорокалетняя женщина, мать трех мальчишек, она работала на стекольном заводе.
– Тома приятно, что я прихожу его встречать, да и мне захотелось размять ноги, – ответила Йоланта.
– Тем более есть что рассказать, правда? Ваш сосед Хенрик еще утром принес новость, что полицейские увезли вашего отца. Выходит, это он стрелял в Букара! Бедная моя девочка, сочувствую! Кто бы мог ожидать от Станисласа!
– Отец ни в чем не виноват, мадам Мартино! Инспектор задержал его, наслушавшись пьяной болтовни одной девчонки!
– Да неужто? Как мало надо полицейским, чтобы арестовать человека!
– Вот увидите, отец вернется сегодня вечером или завтра. У них нет против него никаких доказательств.
– Ну-ну. Ради вас с братом надеюсь, что так оно и будет! Хотя, как говорится, кому горе, кому радость… В воскресенье мы переехали в квартал Ба-де-Суа. Семье Букара жаловаться не приходилось… Видела бы ты этот дом! Все новое или почти новое, комнаты побольше наших, да и кухня тоже. Только вдова никак не желала съезжать. Нарочно заставила меня ждать, представляешь!
Пустой разговор действовал Йоланте на нервы. Она попыталась отойти, но Северина Мартино не отставала ни на шаг.
– А тут и снег пошел! – продолжала жена бригадира. – Хорошо еще, что нам есть чем топить… О чем бишь я говорила? О Даниэль Букар! Представь, она хотела остаться в Ба-де-Суа под предлогом, что ее муж был бригадиром, а значит, никто не заставит ее съехать. К счастью, мсье Обиньяк уладил этот вопрос.
– И что теперь станет с мадам Букар?
– Будет получать пенсию от горнорудной компании. А как иначе? Две ее дочки еще маленькие, работать им рано. Мсье Обиньяк выделил ей домишко в заброшенном квартале, где жил старик Шов-Сури. Уж на что Даниэль была гордячка! Зато теперь не посмеет задаваться.…
– Вам не следует так говорить о ней. Мадам Букар недавно потеряла мужа.
– Оно-то так, но сколько убийц бродит по земле! – Яд буквально сочился из уст Северины.
Йоланта стиснула зубы. Слух стремительно разнесется по поселку, и уже завтра все в Феморо будут думать, что Станислас Амброжи – преступник. Она чуть не заплакала от стыда, вспомнив, что и сама, пусть на мгновение, но поверила в его причастность к убийству.
От горестных размышлений ее отвлек знакомый гомон: углекопы выходили на свежий воздух, приминая свежевыпавший снег тяжелыми башмаками и пряча носы в шарфы. Почти все были в шапках или каскетах. Молодая женщина подалась вперед, стремясь поскорее отыскать в людском море фигуру Тома. Он заметил ее первым и поспешил навстречу. Его лицо выражало крайнюю озабоченность.
– Так и думал, что ты придешь, – сказал молодой углекоп, обнимая жену. – Хенрик еще утром принес нам плохие новости. Поверь, я дождаться не мог конца смены. Все думал о тебе, моя хорошая. Если бы я мог прийти сразу, так бы и сделал.
Крепкой рукой прижав жену, Тома отвел ее подальше от толпы. Его поддержка успокоила Йоланту; она почувствовала, что больше не одинока.
– Пйотр все утро провел со мной, – начала она. – Но потом ушел. Вернулся к нам домой… вернее, в дом отца.
– Неделю назад это был и твой дом! Не тревожься, я заберу Пьера к нам, если твой отец не вернется сегодня вечером. Ускорим шаг, Йоланта! Фор-ан-Гель с нас глаз не сводит, и Тап-Дюр с женой… Не хочу, чтобы на нас глазели с любопытством, и жалости мне тоже не надо. Расскажи, что произошло. Хенрик не смог ничего толком объяснить.
Молодые супруги быстро шли по дороге, ведущей к площади и к Отель-де-Мин.
– Инспектор узнал о пистолете, – тихо сказала Йоланта. – И знаешь, кто донес на моего отца?
В это мгновение их догнал запыхавшийся Гюстав Маро. В глубине его карих глаз читалась неподдельная тревога.
– Папа, ты не мог так поступить! Ты не имел права выдавать Станисласа! – выкрикнул Тома. – Хорошую же комедию ты разыграл сегодня утром! Как будто знать ни о чем не знаешь…
– Ты в своем уме, Тома? – непонимающе уставился на него Гюстав. – По-твоему, я мог донести на товарища, зная, что он ни в чем не виноват?
Йоланта была не рада, что в разговор вмешался свекор. Но и молчать не нашла в себе сил:
– Я как раз собиралась поведать мужу, кто желает нам зла – мне, Пйотру и нашему отцу! Изора Мийе! Да-да, она сообщила инспектору о пистолете в ту самую ночь, когда все вы так волновались о ее судьбе. Она была пьяна – полицейский сегодня утром так и сказал. Он зашел уведомить нас, что отца посадили в тюрьму.
– Боже мой! – пробормотал Гюстав.
– Изора? Этот полицейский, Девер, врет! Изора ничего не знала об оружии. А инспектор – еще тот хитрец. Он ввел Станисласа в заблуждение, заставил поверить, что на него донесли, и с его стороны большая наглость впутывать в гнусную историю Изору! Сегодня же схожу к нему – похоже, нам есть о чем поговорить!
– Тебе в любом случае придется идти, он оставил повестку, – скорбно сообщила Йоланта. – Вам тоже, мсье Маро. Тома, Господь – свидетель, ты снова защищаешь несносную девчонку! Так знай, она попросила прощения у меня и у Пьера в присутствии твоей матери! Сказала, что ей очень жаль, и даже не пыталась ничего отрицать. Теперь ты понимаешь?
Они дошли до квартала От-Террас. В свете уличных фонарей снег переливался миллионами искр. Молодая полька открыла дверь и вошла в дом. Отец с сыном последовали за ней.
– Откуда Изора могла узнать о пистолете? – спросил Гюстав, едва переступив порог. – Тома признался мне всего два дня назад.
– Что тоже очень дурно с его стороны, – процедила Йоланта, не глядя на мужа. – Ты не должен был никому рассказывать, Тома!
– Ничего такого я тебе не обещал, и сейчас речь не об этом. Кто мог проболтаться Изоре, и как она осмелилась заявить в полицию?
В душе Тома клокотал бессильный гнев. Ему хотелось оказаться одновременно в двух местах – в кабинете Жюстена Девера и на ферме Бастьена Мийе.
– Йоланта, клянусь, никогда не прощу Изоре того зла, которое она тебе причинила. Ее поступок я считаю ужасным. Папа, ты свидетель! Скажи, тебе известно, где она сейчас? У родителей?
– Вероятно, до сих пор у твоей матери. Мадам Маро… точнее, мама Онорина защищала и ее, и Жерома.
– Невестка, что ты такое говоришь? – нахмурился Гюстав. – И причем тут Жером?
Йоланте пришлось чуть подкорректировать свою версию событий, произошедших в доме Маро сегодняшним утром. Преодолевая неловкость, она рассказала, какую роль сыграл слепой юноша, и несколько раз подчеркнула, что он взял с Изоры слово молчать как рыба.
– Только слово она, конечно, не сдержала, – подвела итог Йоланта, заливаясь горючими слезами.
Расстроенный Тома гладил ее волосы, нисколько не стесняясь отца. Гюстав какое-то время немигающим взглядом смотрел на молодых и вдруг вспылил:
– Жером виноват больше всех! Подслушал разговор, который его не касался, – и давай трепаться направо-налево! Если Изора и вправду напилась, неудивительно, что у нее развязался язык. Девер достаточно хитер, чтобы заставить человека рассказать даже то, чего он и не собирался!
– Вот и вы, мсье Маро, защищаете ее, несмотря ни на что! – всхлипнула Йоланта.
– Вовсе нет. Мое мнение – виноват Жером. Он должен был понимать, какие последствия может иметь его неосмотрительность.
– Тома, я предупреждала, что Изора меня пугает, и вот – оказалась права! – добавила молодая женщина.
Она показала дрожащей рукой на повестку, лежащую на столе.
– Будет лучше, если вы поторопитесь. Вероятно, и об отце что-то узнаете.
Расстроенный Тома взглянул на жену. В блеклом свете электрической лампы на ее красивом лице без труда читались горечь и возмущение. А когда она нервно схватилась за живот, он и вовсе всполошился:
– Болит? Дорогая, ничего от меня не скрывай!
– После такого дня я едва держусь на ногах, и живот побаливает, – призналась Йоланта.
– Пожалуйста, милая, иди приляг! Ты и наш малыш – самое дорогое, что у меня есть. И не спорь! Если, вернувшись, застану тебя на кухне, задушу поцелуями!
Слабым голосом Йоланта вымолвила покорное «Хорошо!», и Тома расцеловал ее в обе щеки и в лоб. Гюстав, которому стало неловко наблюдать откровенные нежности молодых, поспешил выйти из жарко натопленного помещения. Он так и не снял куртку и шапку, и на холоде ему сразу стало легче.
«Одни неприятности в последнее время, – нервничал он. – Уверен, что Амброжи не виноват, и в аресте нет никакого смысла. Хотя, если разобраться, что я знаю об этом деле?»
На ферме во владениях графа де Ренье, через пару часов
Инспектор Девер высадил Женевьеву возле ворот. Оставшись с ним в машине наедине, молодая женщина смутилась и всю дорогу молчала. Выйдя из авто, она едва заметно кивнула ему и вошла во двор фермы.
– Я подойду минут через десять, – крикнул Девер через приспущенное стекло. – Так хозяину и скажите. Это его успокоит, если он вздумает создавать вам проблемы.
Женевьева знаком дала понять, что услышала, и направилась к дому. Свет горел только в двух окнах.
«Жюстен, старик, плохи твои дела… Еще немного, и будешь прыгать перед Изорой на задних лапках!» – подумал он. Дело в том, что девушка наотрез отказалась ехать на ферму, с которой отец с позором выгнал ее. Понятно, что это была всего лишь отговорка: в присутствии полицейского ей ничего не угрожало, однако Изора осталась непреклонна.
«Я предложил проводить ее к дому Обиньяков, и по дороге мы встретили Женевьеву Мишо. Вот уж у кого железная выдержка! Она сама вызвалась съездить в логово людоеда за вещами Изоры, хотя и осознавала, что фермер злится на нее, ведь она вот-вот отнимет у него единственного сына… Бастьен Мийе и правда похож на сказочного людоеда: жестокий, склонный к рукоприкладству садист… Отец и сын Маро – Гюстав и наш красавчик Тома – приходили давать новые показания. Оба крепкие орешки – лишнего слова не вытянешь…»
Пока инспектор приводил мысли в порядок, Женевьева стучалась в дверь будущих свекра и свекрови. Она называла их так про себя, словно это могло придать ей храбрости. «Ничего не поделаешь, я выхожу замуж за их сына! Мне придется с ними видеться и даже принимать у себя дома…»
Дверь открыла Люсьена. Узнав посетительницу, она тихонько охнула и посторонилась, пропуская Женевьеву в дом. Не обменявшись и словом, женщины вместе прошли в кухню. Хозяин сидел у очага и чистил ножом яблоко – лезвие зловеще поблескивало в отсветах пламени.
– У нас гостья, муженек, – объявила Люсьена. – Невеста Армана!
– Я приехала не одна, – поспешно пояснила Женевьева. – Со мной инспектор полиции, он сейчас придет. Дорогу засыпало снегом, так просто не проехать…
Бастьен поднял голову и презрительно уставился на молодую женщину, которая решилась украсть у него сына.
– Где Изора? – равнодушно поинтересовался он. – Мы ждали домой дочку, а не какую-то там городскую вертихвостку!
– Не обращайте внимания, мадемуазель Мишо! – Люсьена старалась быть любезной. – Мой муж сердится. Изора должна была вернуться еще утром.
– Я приютила ее у себя, мадам. Думаю, сейчас она в моем флигеле. Поскольку я уж здесь, хочу сказать: мне очень жаль, что вы расстроились из-за меня. Но мы с Арманом крепко любили друг друга еще до войны, и теперь нечего не изменилось. Это чудо, что он остался жив. Я молилась, чтобы он ко мне вернулся, и Господь сжалился. Я позабочусь, чтобы ему было хорошо.
– Вы забираете его прямо сейчас? Арман говорил, что отъезд назначен на пятницу. Лишний день с сыном очень важен для матери!
– Нет, я приеду за ним в пятницу на такси. А сегодня меня делегировали забрать одежду Изоры и некоторые личные вещи. Не могли бы вы, мадам, мне помочь? Изора сказала, что все поместится в ее чемоданчике. Еще она попросила захватить сумочку.
– Конечно помогу! И у вас будет время поговорить с Арманом.
Бастьен за это время не проронил ни звука – молча жевал яблоко, злобно поглядывая на гостью. Предупреждение, что в дом с минуты на минуту явится полицейский, возымело действие: он не осмелился закатить скандал.
– Изора еще несовершеннолетняя, – вымолвил он наконец. – По мне, так лучше пусть поживет у вас, чем слоняться по дому жениха, этого слепого Жерома. Однако скажите ей, чтобы шла домой. И точка!
Женевьева с нетерпением прислушивалась к звукам в доме: Арман в своей комнате на втором этаже должен был услышать ее голос, да и Девер мог вот-вот войти с улицы.
– У меня для вас новости, – радостно объявила она. – Мадам Обиньяк, скорее всего, возьмет Изору на мое место. Я очень на это надеюсь. Если все получится, ваша дочка поселится во флигеле, где сейчас живу я, и будет получать хорошее жалованье. А в октябре, как и планировалось, получит пост учительницы и переедет в служебную квартиру в здании школы.
Люсьена сложила руки в молитвенном жесте. Вид у нее был довольный: даже Бастьен не найдет что возразить против столь выгодного поворота событий.
– Ну, муженек, что скажешь? – заискивающе спросила она.
– Скажу, что не стоило заводить детей, которые потом разбегутся кто куда. Одно хорошо – не придется больше тратиться на эту неблагодарную!
Как по мановению волшебной палочки, Арман Мийе и Жюстен Девер появились одновременно: юноша спустился по лестнице, а полицейский постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
– Fan de vesse! И дома нет покоя, – буркнул себе под нос фермер.
Женевьева не решалась посмотреть на любимого, но Арман ласково погладил ее по плечу. Она подняла глаза и увидела, что голова его обмотана черной тканью, меж складок которой поблескивает уцелевший золотисто-карий глаз. Девер снял шляпу и коротко поздоровался. Люсьена вдруг забеспокоилась.
– Господин инспектор, присаживайтесь! Мы как раз говорили об Изоре. Мадемуазель Мишо, хорошо бы нам вместе пойти и упаковать чемодан.
– Прошу, мадам, называйте меня Женевьевой.
– Хорошо!
– Какой еще чемодан? – удивился Арман. – Надеюсь, не мой? Я еще не начал собираться. Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит?
– Ваша невеста приютила у себя Изору, – сообщил Жюстен громким зычным голосом. – Многоуважаемый отец запретил дочери показываться на ферме, и я предложил свои услуги, чтобы она могла получить все необходимое, пока находится в Феморо.
Слова «многоуважаемый отец» он произнес холодно и презрительно. Обеспокоенный Бастьен втянул голову в плечи, а Люсьена с Женевьевой не смели двинуться с места.
– Рука у вас тяжелая, Мийе, – продолжал полицейский. – Я, кажется, уже предупреждал, чтобы не смели грубо обращаться с дочерью. Закон не запрещает родителям наказывать детей, но всему же есть предел! За убийство ребенка можно угодить на каторгу, а то и прямиком под гильотину. И еще: такие жестокие типы, как вы, будучи пьяными, представляют опасность для окружающих, и, если что-то случается, подозрение в первую очередь падает на них.
– Тем более что сейчас полиция разыскивает убийцу Альфреда Букара, – вставил Арман. Голос его прозвучал глухо из-за ткани, которой он прикрывал рот. – Отец, может, расскажете инспектору о шальной юности? О временах, когда бабник Букар соблазнил девушку, которую вы любили и на которой потом женились… Вы наверняка мечтали с ним поквитаться!
– Арман, замолчи! Бога ради, перестань нести чушь! – попыталась урезонить сына Люсьена.
– Я всего лишь хочу посодействовать полиции, – куражился сын.
Не ожидавший такого поворота, инспектор смерил инквизиторским взглядом и отца, и сына. К изуродованному молодому человеку, вынужденному скрывать лицо, он отнесся с искренним состраданием, однако невозможно было не почувствовать, насколько напряженной стала атмосфера в комнате.
– Увы, у мсье Мийе есть алиби, – сообщил Девер. – Хотя лжесвидетельства никто не отменял. Давние размолвки не всегда заканчиваются преступлением, но я благодарен за сведения, молодой человек. Обязательно нанесу повторный визит свидетелю, обеспечившему алиби вашему отцу.
Инспектор негодовал: торговка птицей мадам Виктор наверняка была в курсе давней амурной истории, да и жена Букара – тоже. Опросив жителей поселка, он пришел к выводу, что женщины знают друг друга. Опять-таки, от него утаили важные факты! Деверу не терпелось посетить обеих и уличить во лжи.
Что касается Армана, то он уже корил себя за отвратительную выходку, на которую его толкнуло желание отомстить отцу и припугнуть его.
– Простите, инспектор, это было низко с моей стороны, – повинился он. – Женевьева, поднимемся ко мне в комнату? Расскажешь, как дела у Изоры.
Люсьена последовала за молодыми людьми, едва живая от стыда и смущения. На мгновение ей даже померещилось (какой кошмар!), что она стоит перед полицейским совершенно голая.
– Вот и разговаривай после этого с сыном! – буркнул фермер, оставшись с Девером один на один. – Я покаялся перед ним, когда на сердце было тяжко и мучила совесть, а он сходу выложил все чужому человеку!
Тяжело дыша, Бастьен с трудом поднялся и кивнул на бутылку белого вина, стоявшую на столе.
– Выпьем по глотку, инспектор? Чокнемся?
– Никакой выпивки, Мийе! Почему при первой встрече вы умолчали, что в юности жена встречалась с Букаром? Помнится, вы заявили, что совсем его не знаете!
– А как я мог признаться? Букара убили, а я когда-то точил на него зуб. Если бы рассказал, меня бы заподозрили.
– Возможно, но был и другой вариант: выслушав показания, я мог сделать вывод, что старые обиды давно забыты. Не каждый подозреваемый в итоге оказывается убийцей. К тому же, если не ошибаюсь, вы получили то, что хотели.
– Ну да, Люсьена выбрала меня. Мне повезло. Если бы подонок ее обрюхатил, она бы вышла замуж за него. Инспектор, я и сам не рад, что побил Изору. Я действительно скор на расправу, но Армана не слушайте – Букара я не убивал.
– Уверенности, что вы говорите правду, мсье Мийе, у меня нет. Вполне могли замыслить убийство по каким-то своим причинам, хотя я с трудом представляю вас в шахте, это для вас – темный лес. В пользу невиновности говорит и то, что вы – трус и привыкли срывать злость лишь на слабых. Такие, как вы, предпочитают бить по лицу женщин – кулаком, палкой или хлыстом. Это второе предупреждение: не смейте прикасаться к дочери. И сейчас я говорю с вами не как флик.
– Неужели? А как кто? – осклабился фермер. – Или тоже неровно дышите к моей девчонке? Не повезло вам, у нее уже есть жених. В свою очередь, я также хочу предупредить, уважаемый господин полицейский: если вы или младший Маро опорочите мое имя, обесчестив Изору, за себя не ручаюсь!
Ненавидящие взгляды мужчин встретились, и Бастьен опустил глаза первым.
– Проклятая жизнь, – пробормотал он, наливая себе вина. – Останемся мы с Люлю совсем одни…
– И слава богу, – едва слышно отозвался полицейский.
Никому на свете он не пожелал бы оказаться в этом доме, тем более жить бок о бок с четой Мийе.
Феморо, усадьба Обиньяков, в тот же час
Изора сидела возле чугунной печки в скромном жилище Женевьевы. Невеста брата оставила ее рыдать, а сама отправилась на ферму на машине инспектора Девера. Пролив немало слез, девушка попыталась утешиться, представляя, как она обустроит флигель, если представится такая возможность. «Занавески-макраме я бы оставила, – прикидывала она. – Вполне симпатичные. Кровать лучше переставить – чтобы проснувшись утром, я могла в окно видеть сад. А на стену можно повесить картины, только они стоят дорого…»
Кто-то пару раз стукнул в дверь. Она вскочила на ноги и, не ожидая от жизни ничего хорошего, снова разволновалась.
– Кто там?
– Тома!
Изора не хотела с ним разговаривать, но куда деваться? Может, подняться на чердак и вылезти через слуховое окошко? Идея показалась нелепой. Побледнев как простыня, она пошла открывать.
В душе молодого углекопа бушевали обида и негодование, но, увидев красноречивые отметины на лице Изоры, он не мог не пожалеть подругу. Впрочем, вслух ничего не сказал.
– Зачем ты это сделала? – сухо спросил он.
– Входи скорее, ветер ледяной, – смиренным голоском пригласила девушка.
Тома не сопротивлялся. Нервным движением он снял шапку и шарф, и его русые волосы заблестели в свете лампы. Радуясь и волнуясь, Изора смотрела на него, как зачарованная. Она помнила каждую черточку любимого лица, малейшую деталь в очертаниях лба, щек и подбородка.
– Мне на самом деле очень-очень жаль, что так получилось! Я сказала это Йоланте и ее брату. Что еще добавить? Тома, я имела глупость напиться, потому что…
– Не стоит повторять свою историю, я в курсе. Старый изверг Бастьен Мийе избил тебя. Очевидно, что не врешь, – достаточно посмотреть на твое лицо. Жерому я тоже устроил нагоняй, когда мы шли домой из Отель-де-Мин. Спорить не стану, он виноват, но и тебе следовало бы подумать о Йоланте. Моя жена в отчаянии, она только и делает, что льет слезы.
– Я попросила у нее прощения, – жалобно твердила Изора. – Поверь, я совершенно не помню, что со мной происходило во вторник вечером.
– Могу освежить тебе память! Мы с отцом имели сегодня неприятный разговор с инспектором Девером. По его словам, Станислас попал под подозрение полиции, потому что вел себя враждебно и производил впечатление человека, которому есть что скрывать. И когда инспектор упомянул об этом, ты предположила, что, видимо, все дело в пистолете.
– Возможно, так и произошло. Тома, разве я могла в таком состоянии предвидеть последствия?
– А надо было, Изора, потому что я считал тебя другом, младшей сестренкой!
– Я не нарочно, слышишь? Ты тоже допускал ошибки, – впала в отчаяние девушка.
– Не спорю, только не такие серьезные. Даже если бы мой тесть был виновен – хотя я уверен, что нет, – нельзя доносить на человека, не имея доказательств, и, тем более, выдавать чужие секреты полиции! Ты все испортила. Я убеждал Станисласа пойти в полицию, и мой отец советовал.
Изоре, наконец, надоело оправдываться. Впервые Тома так безапелляционно осуждал ее и осыпал упреками – по ее мнению, чрезмерными.
– И что это меняет? Я вас не понимаю – ни тебя, ни мсье Маро, ни Йоланту! – возмутилась она. – Если верить Жерому, твоя жена сама подозревала отца. Предположим, что бригадира все-таки убил Станислас Амброжи, о чем я, допустим, узнала из надежного источника. И что, я должна покрывать его? Мне пришлось бы молчать? И это, Тома, по-твоему, было бы справедливо?
– Мне плевать! Не думаю, что когда-нибудь смогу простить – ты причинила Йоланте много горя. Ей нужно беречь себя, ведь она носит нашего малыша. Если по твоей вине мы потеряем ребенка, пощады не жди – вычеркну из своей жизни и вообще – не потерплю твоего присутствия в Феморо!
Изора впала в ступор. Тома был не похож сам на себя – никогда еще он не говорил с ней так холодно и презрительно. Со своей стороны, молодой человек, снедаемый тревогой, тоже смотрел на девушку и не узнавал ее. Интуиция подсказывала, что он зашел слишком далеко в своих упреках, однако он действительно считал поступок Изоры предательством. А ведь он всегда защищал и заботился о ней…
– Почему ты так говоришь, Тома?
– Йоланта жалуется на боли в животе, мама осталась с ней. Перед тем, как отправиться сюда, я позвал доктора Бутена, чтобы он ее осмотрел. Если ты не в курсе, из-за сильных волнений у женщины может случиться выкидыш.
– Мне очень жаль, – в который раз повторила Изора. Ее не покидало ощущение, что близится новая катастрофа. – Йоланте нужно отдохнуть, и пусть не теряет надежду. Мсье Амброжи скоро отпустят. Я знаю, что убийца не он.
Тома прислонился к ближайшей стенке и смежил веки. Тревога и раздражение душили его.
– В таком случае иди и укажи полиции на настоящего убийцу, – злобно зыркнул он. – Сделай так, чтобы Станисласа освободили, и мы с Йолантой будем счастливы. Чтобы выкрутиться из затруднительного положения, ты готова наплести что угодно, Изора.
Девушка молча наполнила водой два стакана, отпила половину из одного, а второй протянула Тома, и тот осушил его залпом.
– То есть ты бы не злился, если бы подозреваемым, то есть человеком, которому принадлежал пистолет, оказался не твой тесть, – уточнила она. – А на правду тебе плевать. Все, что не имеет отношения к Йоланте, тебя не интересует.
Тома кивнул. Она подошла и кончиками пальцев коснулась его руки.
– Раньше мы никогда не ссорились. Просто не было причин, ни единой. Тома, неужели я больше не твоя Изолина?
– Не притворяйся наивной, – отмахнулся он. – Я только сейчас понял, как много времени на тебя тратил и как ты была мне дорога, – потому и делал глупости. Из-за моей дурацкой выходки Йоланта расстроилась в день нашей свадьбы. Ревновала меня и плакала в брачную ночь – думала, что я женился только потому, что она беременна. Но теперь я не хочу доставлять ей ни малейшего беспокойства, и первое, что я сделаю, – перестану постоянно тебя защищать. Держись от нас подальше, Изора!
Девушка в ответ помотала головой. Она была не в состоянии принять ни поведение Тома, ни его слова.
– Что касается меня, у Йоланты нет повода для ревности, – сказала она. – Ты любишь ее много лет, теперь вы муж и жена, и скоро у вас будет ребенок. Чем я помешала? Можешь не бояться: отныне путь в квартал От-Террас мне заказан. Я могу даже отказаться от места школьной учительницы. Ведь единственное, чего добивается Йоланта, – чтобы меня не стало!
Отчаяние ее было столь велико, что последнюю фразу Изора буквально выкрикнула. В ее словах, однако, просматривалась своя логика, и это заставило Тома задуматься.
– Ревность не всегда рациональна, особенно когда сильно любишь, – философствовал он. – Когда-нибудь поймешь – когда сама полюбишь, и не как маленькая девочка, которой хочется поиграть в жениха и невесту, а как женщина.
Прозрачный намек был неприятен Изоре, но возразить она не решилась.
– Исправить то, что уже случилось, невозможно, – продолжал Тома. – Господи, ну зачем ты вообще пошла по темной улице в тот вечер, почему согласилась выпивать с чужими парнями? Отец побил, прогнал из дома – ну почему не прийти сразу к нам или к моим родителям? Мы бы приняли, утешили, успокоили.
– Я не осмелилась пойти к тебе, чтобы не беспокоить Йоланту, – только и смогла выдавить Изора.
– Лучше бы ты пришла.
Тома надел шарф и шапку, рассеянно обвел комнату взглядом.
– Где тебя разыскать, мне сказал полицейский. А папа объяснил, что Женевьева с твоим братом собираются пожениться.
– В прежние времена я рассказала бы сама или написала бы в письме. Но теперь тебя это не интересует. Что война сделала с Арманом, как Женевьева предложила мне занять ее место у Обиньяков – тебе наплевать. Это ведь никак не связано с Йолантой. Я больше ничего и не скажу. Ступай прочь, Тома! Уходи поскорее, пока я еще держусь на ногах.
Молодой человек отметил ее бледность, и на его лице мелькнуло выражение тревоги. Тем не менее он поспешил к выходу. За ним громко хлопнула дверь.
– Вот черт! – выругался Тома, не пройдя и десяти шагов.
Не соображая что делает, он быстро вернулся и без стука вошел в дом. Изора лежала на паркете лицом вниз, и ее тело сотрясалось от рыданий. Блестящие черные волосы скрывали лицо.
– Изора! – позвал молодой углекоп. – Изора, не надо! Вставай!
Он схватил девушку за талию и, подняв на ноги, усадил на бортик кровати.
– Почему ты еще тут? – сквозь слезы пролепетала она.
– Мама просила кое-что сказать, когда узнала, что иду к тебе: она поедет в Сен-Жиль-сюр-Ви только в пятницу. Жером составит ей компанию, так что тебе утруждаться не обязательно.
– Конечно, теперь я лишняя! Никому не нужна, – всхлипнула Изора. – А ведь я пообещала Анне, что обязательно приеду снова. Ладно, что-нибудь придумаю. Чтобы сесть на поезд, большого ума не надо.
Не замечая что делает, он убрал прилипшие к ее щекам волосы.
– Тебя есть за что пожалеть, – вздохнул он. – И не смешивай все в одну кучу. Мама очень хочет, чтобы ты поехала с ними в пятницу.
– Я буду на вокзале в назначенное время.
Изоре стало трудно дышать. Тома пришлось спасаться бегством. Он уже не был так уверен, что сердится на нее, и еще меньше – что никогда не простит.
На ферме во владениях графа де Ренье, в то же время
Арман увлек Женевьеву в спальню: мать пообещала, что сама соберет вещи Изоры. Комната, в которой заперлись любовники, встретила их интимным полумраком. Мгновение – и они уже сжимали друг друга в объятиях.
– Я скучаю по тебе, о боже, как я скучаю! – зашептала Женевьева. – Милый, скажи, ты ведь не передумал?
– Нет, конечно же, нет! Мне уже не терпится поскорее уехать и быть с тобой. И как только у тебя хватило смелости явиться? Ты, должно быть, знаешь от Изоры, что отец вернулся в тот день пьяный и закатил скандал. А когда выяснилось, что я уезжаю, выпил еще.
– И твоей бедной сестре пришлось за нас расплачиваться, – сокрушенно покачала головой молодая женщина.
– Как она?
– Нижняя губа разбита, на лице – синяки. Хорошо еще, что он не сломал ей нос!
Женевьева почувствовала, как Арман напрягся в ее объятиях.
– Попроси прощения от моего имени, скажи, что я очень ее люблю, – шепнул он ей на ухо. – Мы с отцом сильно поскандалили, но если бы я немного подождал, Изора вернулась бы домой целой и невредимой и рассказала бы, как провела день у моря.
– Ой, хорошо, что напомнил! Изора передала для тебя кое-что – ракушку. Она у меня в кармане пальто. Погоди-ка!
Молодая женщина отстранилась и положила ему на ладонь небольшую раковину мурекса[48]. Арман сжал пальцы.
– Я рассмотрю ее, когда включу свет. Знаешь, я успел полюбить темноту. – В его голосе звучала печальная ирония. – Но ты со мной, любимая, и я по-настоящему счастлив, несмотря на весь этот хаос.
– Тогда поцелуй меня, – прошептала она, хватая его свободную руку и прижимаясь к ней губами, лаская кончиком языка его пальцы.
– Перестань, ты сводишь меня с ума! Мама в соседней комнате. Женевьева, я люблю тебя. Ты просто чудо, единственная в целом свете!
Она тихонько засмеялась от удовольствия и, прерывисто дыша, прильнула к его груди.
– Я тоже тебя люблю.
Их тет-а-тет нарушил негромкий стук в дверь. Спустя мгновение в комнату вошла Люсьена.
– Почему сидите в темноте? – засуетилась она.
Арман уловил наигранную веселость в голосе матери – вероятно, Люсьена сочла этот тон наиболее приличествующим ситуации.
– Мадемуазель Мишо… простите, я хотела сказать Женевьева, мне все-таки нужна ваша помощь. Что именно Изора просила привезти? Я упаковала белье, но не решилась трогать ее костюмы – их два, и я боюсь, что они помнутся, если положу их с остальными вещами.
– Идемте, мадам.
У Женевьевы сжалось сердце, едва она переступила порог соседней комнаты. Здесь царил полярный холод, а на кровати было всего одно одеяло. На окне вместо занавесок – застиранные отрезы льняного полотна. Потолочный светильник с голой лампой посередине придавал спальне еще более убогий вид.
– Разрешите, я сама уложу! Я слежу за гардеробом хозяйки и умею упаковывать багаж для ее поездок в Париж, – объяснила она Люсьене, никак не проявив своих эмоций.
«Я обязана уговорить мадам Обиньяк нанять Изору! Надеюсь, бедняжке больше никогда не придется жить в этом доме!» – размышляла она.
Точными и умелыми движениями молодая женщина ловко расправила костюмы на плечиках и аккуратно сложила в чемодан. В комнате нашлась и подходящая коробка для обуви. Из ящика прикроватного столика Женевьева достала зеркальце, расческу и блокнот.
Стоя в дверном проеме, Арман с нежностью наблюдал за ней.
– Посмотри под кроватью, – подсказал он возлюбленной. – Там Изора прячет металлическую коробочку с безделушками. Она обрадуется, если ты захватишь ее.
– Надо же, ты знаешь о сестре больше, чем мы с отцом, – подала голос Люсьена.
– Бывало, мы с Эрнестом прятали драгоценную шкатулку, чтобы ее позлить. Изора, конечно, плакала, и через время мы возвращали ее добро. – От воспоминаний о довоенном времени Арман разволновался.
Теперь ему было стыдно и очень жаль сестру. При свете электрической лампы он успел рассмотреть раковину, привезенную Изорой. Ему захотелось ее поцеловать, но он ограничился тем, что просто поднес подарок к губам и спрятал в карман. «Это будет мой талисман, – подумал он. – Частичка сердца маленькой сестренки, которую в пятницу я увезу с собой».