Экзаменационные требования

К концу третьего года обучения воспитан­ники театральной школы получают полный объем знании по основам актерского искусства. На экзаменационной сессии подводятся итоги всей работы над собой и над ролью. Результат этой работы оценивается прежде всего по исполнению ролей в учебных спектаклях. От учеников требуется умение действовать в образе на ос­нове органических законов творчества. Это означает не только быть органичным в обстоятельствах жизни роли, но и воплотить присущий данному персонажу образ дей­ствия, оставаясь в то же время живым человеком на сце­не, подлинно мыслящим, чувствующим и действующим. Для решения этой задачи необходимо, чтобы на про­тяжении третьего курса ученики прошли весь путь рабо­ты над пьесой. В конце учебного года пьеса должна быть показана полностью или частично в условиях репетици­онного помещения, в выгородках, с привлечением необ­ходимых для действия элементов костюма и реквизита. Форсировать перенос учебного спектакля на сцену неце­лесообразно, пока он не дозреет и не «обкатается» на публичных прогонах в репетиционном зале.

При оценке результатов работы по освоению програм­мы третьего курса необходимо учитывать не только сте­пень овладения профессиональной техникой и дарова­ние будущего актера.

Хорошо, если на экзамене ученик в полной мере выя­вит свои артистические данные, за которые он и был при­нят в школу. Но этим еще не может определяться оценка его работы на третьем курсе. Хорошо также, если уже в спектакле третьего курса ученик проявит настоящий про­фессионализм. Но такое требование мы вправе предъяв­лять ему только на четвертом курсе, в дипломном спек­такле. Экзамен же на третьем курсе — это прежде всего экзамен на овладение методом. На это в первую очередь и должно быть направлено внимание как экзаменаторов, так и экзаменующихся. По результатам работы важно оценить, какой складывается актер, в каком направлении развивается его дарование. Способен ли он подчинять свое творчество требованиям ансамбля или же заботится главным образом о самом себе, выдвигаясь, где только возможно, на первый план в ущерб идейной и художест­венной целостности спектакля. Умеет ли он ставить себя в зависимость от партнера или же находится в непосред­ственной зависимости от зрительного зала, озабочен ли он успехом всего спектакля или только своей роли в спек­такле? Здесь художественная сторона тесно переплетает­ся с идейным, морально-этическим критерием.

Нужно поощрять все, что идет по линии настоящего, высокого искусства, и вести борьбу с любым проявлени­ем представленчества и ремесленничества, пресекая их в самом зародыше, если даже они маскируются подлинным актерским обаянием и талантом. Иначе школа утратит свое творческое лицо и не выполнит главной своей за­дачи.

Поскольку на третьем курсе продолжается регуляр­ная тренировочная работа, то вынесение «туалета акте­ра» на экзаменационную сессию имеет принципиальное значение, если только театральная школа ставит задачей научить актера работать над собой. В соответствии с про­граммными требованиями третьего курса форма «туале­та» должна быть иной, чем на первых двух курсах: Целе­сообразно начинать экзамен с «туалета-настройки», из которого выяснится, какими способами ученики подго­тавливают к творчеству свой духовный и телесный аппа­рат. Иногда перед выходом на сцену актеры пытаются самовнушением вызвать в себе нужное творческое само­чувствие или механически возбудить себя. И то и другое плохо помогает. Актер школы Станиславского должен владеть более точными приемами настройки, мобилизуя к действию свою творческую природу. Эту подготовку к творчеству нужно показать на экзамене.

Нельзя требовать, чтобы работа над учебным спек­таклем была завершена уже в первом семестре третьего курса. Это значило бы толкать учеников и педагогов на ремесло, а не на глубокое изучение метода. Поэтому на экзамен первого полугодия выносится не результат еще не оконченной работы, а лишь процесс ее, то есть опреде­ленный этап овладения методом на материале пьесы.

Чтобы не принуждать актеров играть еще не созрев­шие роли, толкая их на опасное форсирование результа­та, надо всякий раз очень точно оговаривать, что именно выносится на зимнюю экзаменационную сессию. Это мо­гут быть заготовки для будущего спектакля, этюды на прошлое и будущее пьесы, анализ ее действием исполне­ние одного акта по логике физических действий без автор­ского текста или с авторским текстом и т. п. Иными сло­вами, может быть показана одна из репетиции, характе­ризующая тот или иной этап изучения метода сцениче­ской работы, но не готовый фрагмент еще не завершен­ной работы.

 

ЧЕТВЕРТЫЙ КУРС

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Четвертый год обучения посвящается подготовке и выпуску дипломных спек­таклей. Происходит закрепление на прак­тике всего, что было пройдено на преды­дущих трех курсах. Продолжается осво­ение метода сценической работы на разнохарактерном драматургическом ма­териале, а также тренировка элементов артистической техники, которая все боль­ше переходит в плоскость самостоятель­ной работы.

Но в отличие от третьего года обуче­ния четвертый курс имеет и свои особен­ности. Они связаны с переносом учебных спектаклей на сцену и показом их широ­кому зрителю. Выступление на сцене и соприкосновение актера с публикой ста­вит его в новые условия творчества. Од­но дело — действовать в привычной об­становке школьной аудитории и совсем иное — действовать в образе на сцене в присутствии зрителе и, когда надо сохранить всю тонкость органических процессов на глазах у тысячной толпы, заражать ее своим искусством и сделать соучастницей творчества. Во время публичных выступлении надо за­крепить навыки, приобретенные в школе. Иначе предо­ставленный сам себе молодой актер начнет усваивать ремесленные навыки, продиктованные необычными усло­виями театрального представления. Ведь зрительный зал может не только вдохновить, но и парализовать творчество начинающего актера, вызвать в нем излишнее напряжение нарушить то нормальное самочувствие, которое укрепилось по ходу репетиционной работы. Возни­кает соблазн угодить зрительному залу. Опасаясь, что его плохо будет слышно в задних рядах, актер начинает форсировать голос, упрощать логику поведения; из боязни быть непонятым - комкать и торопить действия, чтобы не дать заскучать зрителю «подавать» наиболее выигрышные места роли на публику. Зритель становит­ся основным объектом его внимания, а желание ему по­нравиться — главной задачей.

При переносе спектакля на сцену педагог должен уберечь молодого актера от вывиха, помочь ему преодо­леть сложные условия театрального творчества и доне­сти до зрителя без потерь все то, что удалось добиться на репетициях. Надо научить актера владеть вниманием зрительного зала, не допуская, чтобы публика подчини­ла его своему влиянию.

Помимо работы, связанной с решением новых твор­ческих задач, на четвертом курсе нужно обратить особое внимание на воспитательную работу среди студенческо­го коллектива. Часто приходится наблюдать разитель­ную перемену во внешнем облике и поведении старше­курсников. Они уже чувствуют себя одной ногой в театре, их вызывают на пробы в киностудии, некоторые уже вкусили артистический успех и обзавелись поклон­никами и поклонницами. Вчерашние мальчики и девоч­ки почувствовали себя взрослыми, и школьный режим становится им в тягость. Опыт показывает, что именно на последнем курсе легко упустить то, что было завоева­но воспитателями на предыдущих курсах.

Между тем с переходом из школьного помещения на сцену и началом открытых публичных представлении неизмеримо возрастают требования к дисциплине и эти­ке Ответственность за проведение спектакля и его успех падает с этого момента на весь студенческий коллектив. Не только из практических, но и из воспитательных соображений целесообразно, чтобы в спектакле участвовал весь курс. Лица, не получившие основных ролей должны быть заняты в массовых сценах или участвовать в качестве рабочих сцены, шумовиков, помощника ре­жиссера и т. п., помогая нормальному течению спек­такля.

«Какая организация, какой образцовый порядок должны быть установлены в нашем коллективном твор­честве только для того,— пишет Станиславский,— чтобы внешняя, организационная часть спектакля протекала правильно, без перебоев.

Еще большего порядка, организации и дисциплины требует внутренняя, творческая сторона. В этой тонкой, сложной, щепетильной области работа должна проте­кать по всем строгим законам нашей душевной и органи­ческой природы.

Если принять во внимание, что эта работа проходит в очень тяжелых условиях публичного творчества, в об­становке сложной, громоздкой закулисной работы, то станет ясно, что требования к общей, внешней и духов­ной дисциплине намного повышаются. Без этого не удастся провести на сцене всех требований «системы». Они будут разбиваться о непобедимые внешние условия, уничтожающие правильное сценическое самочувствие творящих на сцене»

Собранности и порядка за кулисами, трепетного, бла­гоговейного отношения к сцене, взаимного внимания и уважения друг к другу всех участников коллективного творчества, их общей заинтересованности в успехе спек­такля— всего этого необходимо добиваться при прове­дении ученических спектаклей. Это необходимо как для создания благоприятной для творчества атмосферы, так и для воспитания подлинных артистов, умеющих творить в ансамбле и рассматривать свой успех как часть успеха всего исполнительского коллектива.

 

ПЕРЕХОД НА СЦЕНУ

Условия сценического творчества опреде­ляются не только присутствием публики в зале, но и те­ми новыми обстоятельствами, с которыми встречается актер на самой сцене. Из привычной репетиционной об­становки он попадает на большую площадку, заполнен­ную станками, декорациями, бутафорией и т. п. Он видит висящие над собой софиты, задники, кулисы, а внизу — оркестровую яму, люки и провалы. На него направляется слепящий свет прожекторов и подсветок. Произносимый им текст сопровождается нередко звуками и шумами. На лицо накладывается жирный грим, голову стягивает парик, делаются наклейки, стесняющие мимику. Надева­ются предметы реквизита, с которыми не знаешь пона­чалу, как обращаться. Со всем этим надо освоиться, сжиться, в совершенстве овладеть, чтобы элементы сце­нического оформления стали помощниками, а не помехой в творчестве.

Иногда элементы оформления привносятся в учени­ческие показы с первых же курсов. Делается это для того, чтобы укрепить еще неустойчивое сценическое са­мочувствие учеников при их первых выступлениях. Но такая торопливость не всегда оправдывает себя. На­скоро подобранные парики, неискусные гримы и наклей­ки на молодых лицах, находящихся в непосредственной близости от экзаменаторов, кажутся грубыми и фальши­выми, а случайные костюмы, взятые напрокат из теат­рального гардероба, создают впечатление любительщи­ны, которая проистекает от преждевременного желания превратить первые ученические пробы в подобие теат­рального зрелища.

Под гримом и костюмом можно до известной степени скрыть недостатки ученика, заслонить его неопытность режиссерскими приемами, постановочными эффектами, но разве в этом задача театральной школы? Правда, из­вестны случаи, когда удачно найденный грим, костюм, постановочный трюк помогают ускорить рождение образа, подсказывают актеру новое неожиданное решение. Но чаще всего преждевременная фиксация формы приостанавливает естественный творческий рост актера в роли, искусственно форсирует созревание еще неспелого плода. Кроме того, всякая приблизительность и спешка в гримировке и костюмировке, свойственная первым показам, не воспитывает в учениках чувства ответственности к этому важному этапу работы над об­разом, до которого, по существу, они еще не дошли.

«Только тот, кто проделал тяжелый путь искания не только души, но и телесной формы изображаемого чело­века-роли...— пишет Станиславский,— поймет значение каждой черточки, детали, вещи, относящихся к ожив­шему на сцене существу... Костюм или вещь, найденные для образа, перестают быть просто вещью и превраща­ются для артиста в реликвию... Знаменитый артист Мартынов говорил, что когда ему приходилось играть роль в том самом своем сюртуке, в котором он прихо­дил в театр, то, войдя в уборную, он снимал его и вешал на вешалку. А когда после гримировки наступало время идти на сцену, он надевал свой сюртук, который переста­вал для него быть просто сюртуком и превращался в костюм, то есть в одеяние того лица, которое он изоб­ражал.

Этот момент нельзя назвать просто одеванием арти­ста. Это момент его облачения. Момент чрезвычайно важный, психологический. Вот почему истинного артиста легко узнать по тому, как он обращается, как он отно­сится к костюму и вещам роли, как он их любит и бе­режет...

С таким же и еще большим почтением, любовью и вниманием должен относиться артист к своему гриму. Его надо накладывать на лицо не механически, а, так сказать, психологически, думая о душе и жизни роли. Тогда ничтожная морщина получает свое внутреннее обоснование от самой жизни, которая наложила на лицо этот след человеческого страдания» Чтобы воспитать в актерах творческое отношение к гриму, костюму, реквизиту, необходимо уделить созда­нию внешнего облика роли самое пристальное внимание, добиваясь не приблизительного, а точного художествен­ного результата. Потребность в гримировке и костюмировании на младших курсах может возникнуть лишь в том случае, когда учеников школы занимают в спектак­лях театра. В обычных же условиях грим и костюм осваиваются на последнем курсе, при переносе учебного спектакля на сцену, когда заканчивается изучение процесса создания сценического образа. Необходимый минимум знаний и навыков по гриму и костюму, приоб­ретенный учениками на сцециальных занятиях с худож­ником-гримером, а также на лекциях по истории культу­ры, позволит им принять непосредственное участие в создании грима и костюма для исполняемой роли и тем самым завершить процесс перевоплощения в образ.

Художник не должен предписывать актеру грим и костюм по своему усмотрению, не считаясь с тем, что сложилось в его воображении в результате работы. Нель­зя допустить, чтобы актер получил бы однажды портрет «совершенно чуждого ему человека, внешний вид кото­рого ему приказывают принять.

...Бедному артисту ничего не остается делать, как соб­ственноручно снимать голову своему сложившемуся об­разу и на ее место прикреплять новую голову чужого, ненавистного незнакомца. Но сможет ли он через эту мертвую маску пропустить теплое чувство, зажившее в его душе?».

Грим никогда не должен превращаться в маску, мертвящую или скрывающую лицо актера. Ведь искус­ство грима не в том, чтобы стать неузнаваемым на сце­не, как полагают любители, а чтобы самыми скупыми и тонкими средствами подчеркнуть то, что сближает акте­ра с образом, и затушевать, смягчить все, что этому мешает.

Окончательное суждение о характере и качестве гри­ма, костюма и всего внешнего облика актера в роли может быть вынесено после проверки из зрительного зала, когда актер воспринимается на определенном рас­стоянии, на фоне специально созданных для него де­кораций, при освещении различной яркости и тональ­ности.

Станислвский резко разграничивал два этапа работы над спектаклем, в которых решаются различные твор­ческие задачи. Подготовительная работа актера с режис­сером завершается исполнением всего спектакля в репе­тиционном помещении. Такой показ не требует никакого внешнего оформления, кроме необходимых выгородок, предметов реквизита и деталей костюма, без которых нельзя обойтись. В этих условиях всякого рода постано­вочные эффекты, гримы, костюмы, специальный свет, му­зыкальное оформление и т. п. могут лишь отвлечь внимание от главного, помешать видеть актеров какие они есть, безо всяких «костылей» и если такой просмотр убеждает, что актеры утвердились в своих ролях и пьеса созрела для показа ее публике, спектакль бережно переносится на сцену где со всей ответственностью решаются все постановочные задачи. В отличие от привычного «комнатного сам чувствия» актеры утверждаются в самочувствии сценическом. Таким образом, освоение театральной площадки это не только техническая, но и большая твор­ческая задача.

Станиславский, как уже было сказано, привлекал актеров к поискам сценических планировок и мизансцен к созданию такой формы спектакля, которая в наиболь­шей степени отвечала бы требованиям сквозного дейст­вия и сверхзадачи. Для искусства органического творче­ства сценическая обстановка — это реальные предлагае­мые обстоятельства, призванные укрепить состояние «я есмь», усилить веру актера в правду сценического бы­тия. Трудно создать образ живого человека вне времени и пространства, абстрагируясь от типичной для него сре­ды. Она служит дополнительной характеристикой образа, оказывает большое влияние на его поведение. Если, на­пример, гоголевского Плюшкина переселить в уютное поместье домовитой Коробочки, а Коробочку — в запу­щенную и разоренную усадьбу Плюшкина, это значит исказить образы и Плюшкина и Коробочки. Поэтому, с точки зрения Станиславского, конкретизация сцениче­ской обстановки — это не только компетенция художника и работников постановочной части, а чрезвычайно важ­ное звено в творчестве актера. Настоящий артист дорожит всем, с чем непосредственно соприкасается на сцене, что помогает ему создавать нужное физическое самочув­ствие в образе. Сценическая обстановка создает допол­нительный комплекс рефлекторных раздражителей, воз­действующих на исполнителя.

А. Д. Попов приводит интересный ответ Станислав­ского на вопрос, почему в третьем акте «Вишневого са­да» О. Л. Книппер-Чехова всегда плачет настоящими слезами, когда ей сообщают о продаже имения. «Обра­тите внимание на то, что это переживание сопровождает­ся рядом одних и тех же фактов. Актриса всегда в одном и том же платье, всегда слышит слова партнера: «Виш­невый сад теперь мой...», и всегда в этом месте звучит вальс «Дунайские волны». И я вам по секрету скажу, Константин Сергеевич,— что она в «Вишневом саде» всегда душится одними духами, которые ей подарил сам Антон Павлович Чехов. И вот, когда она попадает в мир всех этих сценических условий,— она уже не может не плакать. Но был однажды случай на гастролях, когда оркестр заиграл другой вальс, потому что забыли опять ноты и вы знаете, Книппер на этом спектакле не заплакала. Вот какова сила окружающей сценической атмосферы и окружающих факторов». Попов замечает, что тогда в 1913 году, он не мог оценить всей гениаль­ности открытий Станиславского, которые сейчас, в свете учения И. П. Павлова, очевидны для всех.

ГИГИЕНА РОЛИ

Из учения Павлова нам также известен закон постепенного угасания рефлексов. То же явление наблюдается и в сценическом искусстве. При многократ­ном повторении одних и тех же слов и действий органич­ность легко уступает место механической привычке, фор­мальному исполнению заученных движений и интонаций, внешнего рисунка роли.

Опасность эта возникает не сразу. Первые встречи со зрителем мобилизуют душевные силы актера. Мощ­ным раздражителем является реакция зрительного зала, часто неожиданная и непредусмотренная. Но со временем и она становится привычной и перестает воздействовать. Предотвратить опасность омертвления роли можно толь­ко заботой о постоянном освежении творчества; Стани­славский называет это гигиеной роли.

Гигиена роли связана прежде всего с тем, как актер готовится к выступлению, как он налаживает и настраи­вает себя перед выходом на сцену. Мы, актеры, «боимся опоздать к выходу, мы боимся выйти на сцену в беспо­рядке, с неоконченным туалетом и гримом,— говорит Ста­ниславский.— Но мы не боимся опоздать к началу про­цесса переживания роли и всегда выходим без всякой внутренней подготовки, с пустой душой,— и не стыдимся своей духовной наготы» (т. 1, стр. 303).

Большие актеры тратят на такую подготовку несколь­ко часов, подчиняют ей режим своего дня. Начинающий же актер часто обходится без всякого внутреннего «туа­лета», и не потому только, что не ощущает в нем потреб­ности, а потому, что не умеет этого делать. Станиславский рекомендовал в условиях школьной работы проводить под руководством педагога коллективный «туалет-на­стройку» перед открытием занавеса.

Настроить себя к творчеству это не значит копаться в своей душе, пытаясь воскресить в ней угасающие эмо­ции. Это прежде всего настройка органов чувств, которая поддерживает в актере способность улавливать мельчайшие изменения в окружающей обстановке поведении партнеров. Точный учет этих изменений и умелом их использовании вносит тот элемент новизны, который способен оживить исполняемую роль. Органический процесс может быть сохранен, если актер на­учится пользоваться теми новыми раздражителями, которые обязательно возникают при каждом повторении творчества. Относительная слабость этих раздражителей не умаляет их огромного значения для обновления само­чувствия актера.

Современная наука о человеке рассматривает это как интересный феномен, нарушающий «закон силовых отношений»: сравнительно слабые новые для живот­ного и человека раздражители дают больший эффект, чем сильные, но много раз применяющиеся. Новизна раздра­жителя есть исключительно мощный фактор высшей нервной деятельности. Он тесно связан с процессом тор­можения, с частичным угасанием условных и безусловных рефлексов по мере их повторения.

Трудно переоценить значение этой закономерности, обнаруженной физиологами, для актера и его художе­ственной техники. Пользуясь новыми, сегодняшними раздражителями, актер получает реальную возможность вносить всякий раз элемент новизны в исполнение роли и сохранять импровизационное самочувствие при много­кратном повторении одних и тех же слов, мизансцен и раз навсегда установленной логики действия.

В качестве новых, сегодняшних раздражителей актер пользуется не только теми случайностями, которые воз­никают по ходу спектакля, в процессе взаимодействий с партнерами и окружающей сценической средой, но и теми впечатлениями, которые дает нам сама жизнь. «Каждый день приносит с собой что-то новое,— говорил Станис­лавский актерам,— вчера шел дождь, а сегодня светит солнце, вчера вы ели кашу,— сегодня бифштекс... тысячи мелочей, множество внешних и внутренних обстоятельств постепенно меняют наше настроение и наше сознание. И этим нужно пользоваться для постоянного освежения своего творчества.

„Чтобы не забалтывать текста роли, необходимо вся­кий раз перед началом творчества обновлять и киноленту видений, постоянно обогащая ее «в разрезе сегодняшнего дня». «Сегодняшние, обновленные видения,— писал Ста­ниславский,— влияют на новые оттенки и интонации речи артиста на каждом сегодняшнем спектакле. Я особенно

усиленно подчеркиваю слово влияют, потому что внутренняя «кинолента» отнюдь не должна фиксировать самую интонацию речи, она должна только естественно вызывать и оправдывать ее»

Программа четвертого курса должна непременно включать тренировочные упражнения, помогающие выработать умение повторять готовую роль, не повторяясь, произносить заученный текст не по-вчерашнему, а по-сегодняшнему, обновлять логику действий и мыслей новизной сегодняшних впечатлений.