Умение слушать и слышать

Основная форма сценической речи — диа­лог. Диалог не есть говорение слов по очереди, а словес­ная борьба, требующая прежде всего острого восприятия партнера. Поэтому умение говорить на сцене неотделимо от умения слушать, а слушать — это не только воспри­нимать звуки, но и проникать в смысл произносимых партнером слов.

Не все актеры обладают таким умением. Многие слу­шают, но не слышат, то есть не воспринимают того, что и как им говорят. В этот момент они заняты собой и го­товятся к ответной реплике, для которой у них уже зара­нее припасены соответствующие краски и голосовые ин­тонации. Такие актеры ожидают конца слов партнера, чтобы переключить все внимание зрителя на себя. Но это уже не словесное действие, а ремесленное обыгрыва­ние текста вне ощущения партнера и сценических обстоя­тельств. При таком подходе к слову ни о каком органи­ческом процессе не может быть и речи.

Чтобы научиться слушать и слышать на сцене, нужно опереться на такие упражнения, которые заставляли бы актера внимательно следить за действиями, мыслями и интонациями партнера, учитывая малейшие их измене­ния. Отталкиваясь от какой-нибудь реальной жизненной ситуации, педагог может незаметно втянуть учеников в словесную борьбу. Уловив, например, какое-либо нару­шение дисциплины на уроке, он делает выговор студен­ту, вынуждая его извиняться или оправдываться. Если же не найдется реального повода, чтобы завязать такой диалог, его можно придумать. Предположим, на уроке между преподавателем и учеником произошел такой диа­лог:

- Иванов, что вы вчера натворили?

— Натворил... Вчера?

-Да, вчера, после занятий.

-Ничего... А что вы имеете в виду?

-Говорят, что вы затеяли скандал около театра и ввязались в драку.

-В драку?! Да кто вам это сказал?

— Не важно... Но имейте в виду — для вас это плохо кончится.

— Позвольте, это же недоразумение! Я вчера не был около театра.

— А где же вы были?

— Мы гуляли в парке, катались на лодке...

— Катались на лодке?.. Так ли это?

— У меня есть свидетели... (Некоторые из присутст­вующих встают на его защиту, говорят, перебивая друг друга.)

— Ну хорошо, садитесь. Мы в этом разберемся... (Возбужденные и неудовлетворенные ученики садятся.)

Тогда педагог объявляет, что это всего лишь розы­грыш, который понадобился ему для упражнения. Затем он предлагает вспомнить произнесенные слова и точно их повторить. (Свою роль в этом диалоге педагог может передать любому из учеников.)

Чем точнее будут стараться ученики воспроизвести по памяти испытанные ими ощущения, прозвучавшие инто­нации, паузы, жесты, которые непроизвольно возникли по ходу импровизированного диалога, тем дальше они будут уходить от живого, органического действия.

Пусть ученики на собственном опыте убедятся, что произвольно воспроизвести чувства недоумения, обиды, протеста, возмущения, которые родились у них сами со­бой,— практически невозможно. Нельзя также произ­вольно воспроизвести охватившее их тогда нервное воз­буждение, учащенное биение сердца, быть может, блед­ность, покрывшую лицо, и т. п. Точно так же невозмож­но восстановить на основании мышечной и слуховой па­мяти внешнюю форму действия (жесты, мимику, инто­нации) без ущерба для его внутренней сути, ибо, по существу, однажды возникшая форма действия неповто­рима и попытка точного ее воспроизведения убивает са­мо действие.

Чувства неподвластны нашей воле, их нельзя вызвать по заказу. Поэтому нужно стремиться не к повторению однажды испытанных чувств, а к тому, чтобы зажить вновь зародившимися чувствами. Именно этой задаче и отвечает техника физического и словесного взаимодейст­вия. Она предлагает нам ряд приемов, смысл которых заключается в том, что восстанавливать надо не конеч­ный результат действия, а причины, его породившие.

Прежде всего необходимо проследить ход развития события и логику поведения каждого из его участников. Следует детально проанализировать эту логику, выяс­нить, как было воспринято неожиданное и незаслужен­ное обвинение, какие при этом возникли видения (про­гулка в парке, катание на лодке), как после более или менее длительного недоумения и непонимания обвиняе­мый сориентировался и подготовился к самозащите или контрнападению и как, не получив от педагога удовлет­ворительного ответа, нехотя выполнил его приказание — «садитесь».

Но как бы тщательно ни была воспроизведена и за­фиксирована логика словесного взаимодействия, она не приведет к абсолютно точному повторению формы, то есть интонаций, ритма, динамических оттенков речи, соп­ровождающей ее мимики и движения. К этому и не следует стремиться. В искусстве органического творчест­ва слова рождает «не память рабская, но сердце». А ес­ли следовать велению сердца, то одна и та же сцена, как бы точно она ни была срепетирована, не может быть по­вторена дважды без всяких изменений, точно так же как в исполнении хорошего пианиста одни и те же ноты будут всякий раз звучать несколько по-новому. Всякое упраж­нение надо строить так, чтобы при повторении учиться исполнять его заново, как бы впервые. Так, например, не меняя текста диалога, сложившегося импровизационным путем, можно всякий раз менять свое отношение к вооб­ражаемому событию и делать выговор то в форме резкого осуждения, то мягкого упрека, иронического наставления, холодной отчужденности, сожаления, строгости, сочув­ствия и т. п. Каждое такое изменение в характере дей­ствия должно повлечь за собой соответствующее измене­ние и в логике поведения партнера, придать новую окраску действиям. Эти изменения отразятся и в инто­нациях ответов, которые могут прозвучать как протест против несправедливого замечания педагога или как попытка оправдаться, переубедить его и т. п. При этом изменится и длительность восприятия, и оценка чужих слов, характер ориентировки в новых обстоятельствах, изменится и тональность и ритм исполнения всей сцены.

Ученикам необходимо ощутить во всей конкретности, что активность нападения определяет и активность обо­роны или контрнападения, а это, в свою очередь, меняет и тактику нападающего. Как говорил еще Гоголь,— «тон вопроса дает тон ответу».

Речь актера на сцене зависит не только от партнеров, с которыми он вступает в словесную борьбу, но и от ок­ружающей его сценической обстановки, от вымышленных и реальных обстоятельств, которые предшествуют диало­гу или сопровождают его. Попробуем вернуться к тому же диалогу преподавателя с учеником, но представим себе, что он происходит с глазу на глаз, без посторонних свидетелей. Что от этого изменится? Несомненно, что выговор в присутствии товарищей чувствительнее. С дру­гой стороны, их моральная поддержка и заступничество может изменить характер диалога. Тот же диалог приоб­ретет большую остроту, если предположить, что ученик, к которому относится замечание педагога, не раз уже нарушал дисциплину и предупрежден, что будет отчис­лен при первой же провинности.

Актер, подобно светочувствительной пластинке, дол­жен отражать в своем поведении малейшее изменение в сценических обстоятельствах. Нельзя создать образ жи­вого человека, сохранить живые интонации, если раз и навсегда законсервировать свое поведение, не видеть, не слышать и не воспринимать того, что происходит на сце­не, не пользоваться новыми раздражителями для осве­жения роли.

Такой тонкой техникой органического взаимодействия ученик не может овладеть сразу. На первых порах до­статочно и того, что он научится вести простейший диа­лог, выхваченный из самой жизни, ставя себя в зависи­мость от партнера.

Приведем пример другого типа упражнения, в кото­ром от изменения обстоятельств меняется характер со­бытия, причем текст диалога остается прежним. Тут же в классе коллективно завязывается самый нейтраль­ный разговор, например о погоде:

— Отличный денек сегодня.

— Да, давно уже не было такого солнечного дня.

— Август был отвратительный, но вот сентябрь...

Сентябрь всегда солнечный и теплый в нашей по­лосе.

— Настоящее бабье лето.

— Да что вы, бабье лето давно уже прошло.

— Разве? Ну тогда золотая осень.

— Это другое дело.

После коллективного сочинения подобного диалога определяются и записываются на билетах различные об­стоятельства, в которых он мог бы быть произнесен. На­пример: в обстоятельствах первого знакомства, любов­ного объяснения, расставания перед долгой разлукой, примирения после ссоры, первого выхода на улицу после болезни, неожиданной встречи на дороге и т. п.

Учениками были созданы и другие обстоятельства, такие, как встреча конспираторов, для которых слова «бабье лето» и «золотая осень» не более как пароль; раз­говор девушки, задержанной за нарушение правил улич­ного движения, с сопровождающим ее дружинником; встреча двух пенсионеров на прогулке и т. п.

Ученики разбиваются на пары, и каждая пара вытя­гивает билет. После исполнения упражнения пары ме­няются билетами, и произнесенный ими диалог приобре­тает при повторении новый смысл. Ведь каждый из этих вариантов может быть исполнен на тысячу ладов. Если происходит первое знакомство, инициатором которого является он, то она может стремиться к этому знаком­ству или постараться отвязаться от назойливого собесед­ника. А от этого будет зависеть и логика поведения партнера. Такой импровизированный диалог может при­вести к самым различным результатам.

Актер легко становится на проторенный путь повто­рения некогда удавшихся ему речевых интонаций и при­учается слушать самого себя. Система упражнений по словесному взаимодействию должна быть направлена на развитие противоположных навыков, то есть на умение слушать партнера, создавать нормальные условия для зарождения той единственной и неповторимой речевой интонации, которая возникает от правильного взаимо­действия с ним и учета сценических обстоятельств. В уп­ражнениях следует особенно дорожить моментом импро­визационности и неожиданности, укрепляющими нужные навыки.