49. Тароева Р. Ф. Материальная культура карел..., с. 64, 154.

Дата: 2025-05-21; Просмотры: 5

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

50. Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки.... с. 261.

51. Маляревский К. Ф. Отчет экспедиции по колонпзацпонным обследова­ниям Севера РСФСР, 1926—1927 гг. Т. 2. Район Верхней Печоры.— НАКФАН, ф. 1, оп. 7. д. 3, л. 238.

52. Кривошапкин М. Ф. Енисейский округ..., с. 27.

53. Прыткова И. Ф. Одежда народов самодийской группы.—В кн.: Одежда народов Сибири. Л., 1970, с. 27—28.

54. Шитова С. И. Сибирские таежные черты в материальной культуре и хо­зяйстве башкир.— В кн.: Этнография Башкирии. Уфа, 1976, с. 58—59.

55. Тароева Р. Ф. Материальная культура карел..., с. 154.

56. Василевич Г. М. Эвенки..., с. 121; Гурвич И. С. Культура северных яку­тов-оленеводов..., с. 90.

57. Мартынов С. В. Печорскнй край: Подворно экономическое исследование селений Печорского уезда. СПб., 1904, ч. 1, с. 161.

58. Белинский Ф. Д., Чубинский П. П., Васильев Д. В., Сонин А. П. Отчет

комиссии по обследованию Печорского края в 1867 г. Архангельск, 1867, с. 70.

59. Латкин В. Н. Дневник во время путешествий на Печору в 1840 и 1843 гг.— ЗРГО, 1853, кн. 7, с. 57.

60. Мезенская экспедиция.— ТЛЭ, 1929, вып. 1, с. 372.

61. Маляревский К. Ф. Отчет экспедиции по колонизационным обследова­ниям Севера РСФСР, 1926—1927 гг. Т. 1. Район Средней Печоры.— НАКФАН, ф. 1, оп. 7, д. 2, л. 20.

62. Мартынов С. В. Печорский край, ч. 1, с. 104

63. Мельников С. Зырянские бани.—ВГВ, 1853, № 28.

64. Полевые записки И. В. Ильиной.

65. Круглое А. В. В северных лесах. М., 1908, с. 4.

66. Сергель С. В зырянском крае, с. 51.

Глава третья СРЕДСТВА ПЕРЕДВИЖЕНИЯ

Зимние средства передвижения. Специфика охотничьего про­мысла, подразумевающая обследование возможно большей терри­тории, зачастую удаленной на сотни километров от жилья, в ус­ловиях зимнего бездорожья, предъявляла повышенные требования к средствам передвижения. Не случайно у коми фольклорных ге­роев-охотников Пери и Йиркапа на первом месте в промысловом снаряжении стояли необыкновенные лыжи [1]. Причем если у Пери это просто лыжи огромной длины, на которых богатырь обгоняет борзых коней, то Йиркап всеми своими охотничьими подвигами обязан обладанию волшебными лыжами из «живого» («ловъя пу») «своего» дерева («аслад пу»). «Волшебные лыжи мчали Йиркапа быстрее и легче ветра. Ни один зверь и ни одна птица не улетала от всесильного Йиркапа» [2]. Изобретение лыж относится к глубокой древности, на территории Коми края они появились, как свидетельствуют находки в 1 Висском тор­фянике, еще в мезолите. Эти лыжи имели заостренные, сильно приподнятые концы, снабженные для прочности невысокими бор­тиками. Остатки одной из найденных в торфянике лыж свидетель­ствуют, что существовала еще одна конструкция: без бортиков, с выступом на приподнятом конце, в выступе имелось отверстие для привязывания веревочки [3].

У коми изготавливались лыжи двух типов: обшитые камусом («лызь») и «голицы» («лямпа»). Как правило, у каждого охот­ника имелись лыжи обоих типов: камусные для постоянного пользования и «лямпы» для сырой погоды и ходьбы по насту. Конструктивно «голицы» и подшитые лыжи существенных отли­чий не имели. Изготавливались лыжи обычно из ели, реже — из березы. Вишерскне охотники в качестве материала для лыж ис­пользовали также осину. Такие лыжи высоко ценились за лег­кость, но были менее прочны. Длина лыж колебалась от 1,5 до 2 м, при ширине 14—17 см и толщине не более 2 см. Для ног имелась ступательпая площадка длиной 38—40 см, шириной 7— 8 см и высотой около 4 см. Иногда вместо ступательной площад­ки прибивали несколько слоев бересты. На ногах лыжи закреп­лялись с помощью шнурков («бадь»). Выгибались лыжи, пока дерево еще сырое. Концы лыж распаривали в горячей воде и вы­гибали на приспособлении в виде колоды с вырезом по нужной дуге изгиба. Распаренный конец заготовки закрепляли в вырезе с помощью деревянных клиньев. В изогнутом положении лыжа фиксировалась с помощью жерди с вырезами на концах, в кото­рые упирались носок и пятка лыжи. При изготовлении «голиц» концы лыж часто не загибали, а выстругивали загиб при изго­товлении. Иногда так же делали и «лызь».

Для обшивки лыж использовались оленьи пли лосиные каму­сы («кыс»). а при пх отсутствии употребляли камус с ног те­ленка. При подборе камусов для лыж обращали внимание не только на твердость волоса, но даже и па цвет его — чем он темнее, тем дороже [4]. После снятия с ноги животного камус расправляли на деревянных палочках с заостренными концами, которыми они упирались в края шкуры. С помощью палочек ка­мус растягивали как в длину, так и в ширину. Просохшие камусы сшивали сухожильными нитками. Края обшивки загиба­лись па внутреннюю сторону лыж и прибивалпсь вдоль ее края мелкпмп гвоздиками. При их отсутствии обшивку пришивали к деревянной основе лыжи с помощью сухожильных ниток и острой трехгранной иглы или узкого сыромятного ремешка, продетого в дырки по краю лыжи. На Печоре ее иногда прикрепляли с помощью рыбьего клея. На пару лыж расходовалось 16—18 каму­сов, т. е. требовалось не менее четырех животных, поэтому хоро­шие лыжи стоили в прошлом весьма дорого, пх цена доходила до четырех-пяти рублей серебром и выше [5].

Сверху лыжи иногда покрывали слоем краски, а в сырую погоду смазывали салом, чтобы не приставал снег. Если «лямпа» делали обычно сами промыслОВИКи, то камусные лЫЖИ чаще дгелали на заказ опытные мастера. Обращение с камусными лыжа­ми было по возможности бережное, ими не пользовались в сы­рую погоду, пока не просохнут, не вносили в помещение п т. д. Срок службы «лызь» определялся изношенностью обшивки и был обычно не менее пяти лет. Если во время охоты происходила случайная поломка, то сломанную лыжу связывали двумя дере­вянными дощечками, приколоченными небольшими гвоздиками и пришитыми тонкой льняной бечевкой. Если обшивка не была порвана, то на ремонт уходило примерно полчаса. На то, чтобы сделать в лесу новую лыжу, требовалось полтора-два часа работы на двоих [6].

Специальных лыжных палок не существовало, при ходьбе^ на лыжах их заменяла «койбедь» — охотничий посох, имеющий с одной стороны лопаточку, а с другой — железный наконечник. Назначение «койбедь» было весьма разнообразным: при ходьбе на лыжах она заменяла лыжную палку, при стрельбе служила как сошка; лопаткой выкапывали из глубокого снега упавшую с дерева белку, раскапывали снег для ночлега в лесу; с по­мощью «койбедь» устанавливали капканы п маскировали их под снегом, а также вспугивали затаившуюся в ветвях белку; нако­нечником «койбедь» пробивали лед, для того чтобы достать воду и пр. При случае «койбедь» могла заменить и копье, об этом, кстати, свидетельствует существовавший на Верхпей Печоре на­ряду с общепринятым названием термин «кой-шы» («шы» — ко­пье) . Делали «койбедь» чаще всего из березы, иногда - из осины. Необходимым условием было налпчпе корневого изгиба, из кото­рого изготавливалась лопаточка. Длина «койбедь» колебалась в довольно широких пределах-от 1,6 до 2.2 м, диаметр рукояткибыл равен 35—50 мм. Длина лопаточки доходила до 25—30 см при ширине 8—10 см и толщине около 1 см. Наконечники были двух типов: копьеобразный (по сведениям информаторов, наибо­лее древний тип) и конусовидный. Изготавливали «койбедь» охот­ники каждый для себя из специально выдержанного дерева. Срок службы «койбедь» был обычно не менее пяти лет.

По данным Ф. А. Арсеньева, коми охотники пользовались так­же лыжным посохом, имеющим на нижнем конце обруч, прикреп­ленный ремешками, а на верхнем — железный крючок, чтобы цепляться им при подъеме за ветки деревьев [7]. Лыжные пал­ки такого типа существовали у енисейских кетов [8], якутов [9], эвенков [10] н других пародов Сибири. Под названием «кух-тарь» или «костырь» они были известны у русских охотников бас­сейна Енисея [11]. В то же время, как свидетельствуют лите­ратурные источники и опросные сведения, для большей части промыслового населения коми данный тип известен не был. Есть основания связать его появление с заимствованием во время ак­тивного участия коми промысловиков в освоении Сибири.

Коми названия лыж относятся лингвистами к заимствованиям из русского — «лызь» (ср. др. рус. «лыжь», болг. «лъзгам» — скользить, кататься по льду, польск. «лызе» — коньки) [12] и ненецкого языка— «лямпа» (иен. «ламба»). Относительно послед­него вывода можно высказать некоторые сомнения. Действитель­но, ненецкое название лыж «ламба», имеющее также значение «широкая доска» [13], созвучно коми термину «лямпа», но сам тип лыж — короткие и широкие — коренным образом отличается от общепринятого у коми; т. е. о заимствовании наименования вместе с ненецким типом лыж, как произошло у архангельского русского населения, у которого название «ламбы» или «ламды» носили широкие лыжи для промысла моржей и тюленей на льди­нах [14], речи идти не может. Напротив, появление у ненецких промышленников лыж другого, нетрадиционного типа уже, но длиннее, обклеенных оленьим камусом (хор1апа — 1атЪаи),— бы­ло связано с прямым заимствованием у коми [15]. Кроме того, такое же, как и у коми-зырян, наименование «голиц» («лямпа») существовало и у коми-пермяков, никогда не имевших прямого контакта с ненецким населением, а также у хантов восточной группы [16]. В составленном Г. С. Лыткиным кратком зырянско-русском словаре рядом с наименованием лыж-голиц (в транскрип­ции Г. С. Лыткина — «лампа») дается коми слово «лам», имею­щее значение «плоский, вогнутый» [17]. В современном коми языке термин «лам» отсутствует, тем не менее если он сущест­вовал, то. по нашему мнению, коми название лыж «лямпа» могло быть образовано от словосочетания «лам («лям»)-пу», т. е. «пло­ское дерево». Общепермское название лыж — «кнзз» [18] в коми языке сохранилось лишь в удорском диалекте — «кыбе» (лыжи-голицы), а также у удмуртов — «куас» (лыжи, не обитые шкурой).

Относительно этимологии слова «койбедь» единого мнения у исследователей нет. «Ведь» означает в коми языке палку, посох ни! трость вообще, а «кой», по мнению Ф. В. Плесовского, свя­зано с охотничьим промыслом, о чем свидетельствуют слова «койны» (токовать) и «койт» (токовище) [19]. Но в нижневыче­годском диалекте коми языка термин «кой» означает деревянную лопатку с длинной рукоятью и лопастью в виде совка для броса­ния в чан горячих камней при варке традиционного напитка «сур» (пиво). В. И. Лыткин приводит целый ряд сходных терми­нов в родственных коми языках (удм. «куй», мар. «кольмо», эрз. «кайме»), употреблявшихся в значении «лопата» [20]. У удорскнх коми «койбедь» обычно называют «панябедь» («пань» — лопата, лопаточка, а также ложка — в большинстве коми диалектов). Таким образом, наименование «койбедь», ско­рее всего, может быть расшифровано как «посох с лопаточкой». На Вычегде «койбедь» иногда называли «вбралан бедь» (охотни-

чий посох), а у русского населения Печоры существовало назва­ние «койёк». Так же «койёк» служило наименованием охотничье­го посоха у русского населения Пермской обл. и Сибири, что А. К. Матвеев считает прямым финно-угорекпм заимствованием [21]. Из родственных коми народов охотничьи лопатки' типа «койбедь» были зафиксированы у вепсов [22], карел [23]. марий­цев [24] и хантов [25]. С. П. Крашенинников, описывая собо­линый промысел у русского старожильческого населения Сибири, отмечал, что, «идучи, подпираются они лыпою, т. е. деревянным посохом, длиною в полсажени и больше, у которого на нижнем конце надет конец коровьего рогу, чтобы он не кололся ото льда, у конца деревянное кольцо («шонба») привязано и оплете­но ремнями, верхний конец широк, наподобие лопаты, и загнут кверху, чтобы можно было сгребать снег» [26]. По всей видимо­сти, этот элемент охотничьего снаряжения был принесен в Си­бирь выходцами с Европейского Севера России.

Лыжи скользящего типа со ступательной площадкой, анало­гичные лыжам коми, были распространены также у хантов. По данным В. В. Антроповой, они не имеют аналогии с лыжами дру­гих народов Сибири, по такая форма лыж встречалась у саами и найдена в археологических памятниках на территории Финлян­дии [27]. В коллекциях МАЭ хранятся мансийские лыжи со сту­пательной площадкой длиной 210 см, шириной 17 см и толщиной 1,5 см [28]. Сходные по конструкции с коми лыжи со ступательной площадкой были также у башкир [29].

По мнению О. В. Овсянникова, распространение беговых лыж с возвышенной ступательной площадкой, в которой расположены пазы для креплений, у пародов Западной Сибири было результа­том знакомства с русскими лыжами [30]. Находки в Старой Ла­доге (VIII—IX вв.) и Новгороде (XI—XIV вв.) свидетельству­ют, что средневековые русские лыжи были двух типов: голицы и обшитые, равновеликие, длиной около 180 см, шириной 11 — 13 см и толщиной 0,7 см с четко выраженной ступательной площадкой [31]. По данным С. П. Крашенинникова, русские промысловики в Спбпри XVIII в. пользовались камусными лыжами со ступа-тельными площадками, обклеепнымп берестой, длиною около 2 аршин (142 см) и шириною 5—6 вершков (22—26 см). Было ли связано появление подобных лыж у коми с простым заимст­вованием, пли же они, как и многие другие элементы культуры охотников и рыболовов таежной зоны Европейского Севера, бы­ли результатом коллективного творчества, сказать трудно.

Ручные охотничьи нарты так же. как и лыжи, были изобре­тены еще несколько тысячелетий пазад. В 1 Висском торфянике, датируемом Г. М. Буровым VI—VII тысячелетием до н. э. (ме­золит), были найдены два больших фрагмента санных полозьев, которые принадлежали, судя по конструкции, бескопыльным са­ням [33]. Речь идет, видимо, об охотничьих ручных нартах простейшего образца. О давнем существовании ручных нарт у финно-угорских народностей говорят и языковые данные (ср. коми «порт», удм. «нурт», морд, «нурдо»)

[34]. По принятой в этнографической литературе классификации [35] коми охотничьи нарты принадлежат к прямокопылыюму тину с одной горизон­тальной передней дугой. Полозья загнуты только спереди, креп­ление полозьев с

копыльями и вязок с копыльями полужесткое (пазовое, с помощью ремешков), а остальных деталей — мягкое. На изготовление полозьев («порт сюв») шла береза; так как это была основная деталь нарт, изготовлялись они особенно тщатель­но. Обычная ширина полоза была 7—8 см, но иногда доходила до 10 см; толщина полоза по краям — около 1 см, а в средней ча­сти, и которой были долбленые (круглые или четырехугольные) пазы для соединения с копыльями,— около 2 см. Передние "концы полозьев, к которым с помощью сыромятных ремешков крепился «баран» нарт, имели загиб около 10 см. Копылья («под») изго­тавливали обычно из ели, иногда из березы. Высота копыльев была 30—40 см, примерно посередине высоты противостоящие копылья соединялись поперечинами — вязами («пнсь»). Как с полозьями, так и с вязами копылья крепились с помощью па­зов и шипов, а дополнительно — сыромятными ремешками. Верх­ние концы копыльев соединял нащеп — продольная жердь («се-лоб»). Крепление нащепа с копыльями, а его переднего кон­ца—с загибом полозьев нарт было мягкое. Вязы, соединяющие копылья, делали иногда также из ивовых или черемуховых виц. На вязы клался пастил из еловых досок и скреплялся с ними ремешками. Для предохранения багажа от выпадения простран­ство между настилом и нащепами оплеталось веревкой или, реже, сыромятным ремешком в виде сетки [вотод]. К головкам полозьев также с помощью мягкого крепления присоединялись концы горизонтальной дуги — «барана» («обруч»; «норт-меж», печ., «меж» — «баран»; «алачуг», иж.). Обычная форма «барана» полукруглая, но иногда он изготавливался в виде прямоугольни­ка, материалом служила черемуха. К первому копылу с левой стороны прикреплялась ременная петля для привязывания жер­ди—оглобли («норт-вож»). которая служила для управления партами. Длина «норт-вож» была около 3,5 м, на более толстом конце вырезался круговой желоб, за который с помощью петли он крепился к нартам. Длина парт варьировала в довольно ши­роких пределах. Для ближней охоты применялись двухкопыльные нарты, длиной от 2 до 2,5 м и трехкопыльные («куйим подъя норт»), длиной 3,5—4 м. Расстояние между копыльями у нарт не зависело от их количества и было в среднем равно 105— 110 см. Для дальней охоты изготавливали четырехкопыльные, а иногда даже пятикопыльпые («вит подъя норт») парты. Длина их достигала пяти с липшим метров. Ширина установки полозь­ев нарт соответствовала ширине лыжного следа (35—40 см), что позволяло везти их по накатанной лыжне, поэтому грузоподъем­ность нарт увеличивалась исключительно за счет их длины. Максимальная масса клади на трехкопыльных нартах составляла 8 пуд., на четырехкопыльных — 10 пуд., а на пятикопыльпых доходила до 12 пуд. Передвигали ручные нарты с помощью ре­менной упряжи («морт-волыс»), которая состояла из сыромятного ремня-потяга шириной около 3,5 см и длиной 2,3—2,5 м н петель для рук по обе стороны от ремня. Конец потяга, к которому пришивали петли для рук, был шире остальной его части (7 — 8 см). Ремни для петель были также с одного конца шире (7 — 8 см) и сужались к другому — до 3,5—4 см. Широкие копцы для

петель сшивались дратвой между собой, а потом к месту их сое­динения пришивался широкий конец потяга. Более узкие концы петель были .пришиты к потягу на расстоянии 115—120 см от конца. Свободный конец потяга привязывался к «барану» нарт.

Труд по перетаскиванию ручных охотничьих нарт был далеко не легок. Недаром в пароде говорили о простой, необременитель­ной работе: «Тайб од абу нарт, кыскавны» («Эта работа не нарты таскать») [36]. Основная нагрузка при передвижении нарт ложилась на плечи охотника, руки были заняты «койбедь» и оглоблей для управления нартами. На крутых спусках, для того чтобы затормозить ход тяжелонагруженных нарт, в «баран» втыкали срубленные молодые елочки.

У коми-ижемцев наряду с описанным выше типом существо­вали еще косо-копыльные ручные нарты без «барана». Веревка для их передвижения закреплялась в отверстиях, сделанных в загнутых концах полозьев. По конструкции они представляли со­бой уменьшенный вариант ненецких оленьих парт, которые, по всей видимости, и послужили образцом для их изготовления.

На Верхней Вычегде, Печоре и их притоках издавна практи­ковалось припряжение собак в помощь охотнику для перетаски­вания ручных нарт. Л. П. Лашук в своей работе, посвященной упряжному собаководству у коми, пришел к выводу, что «сколь­ко-нибудь устойчивого и единообразного типа собачьей упряжи выработано не было, поскольку применение собачьей тяги носило раньше более или менее эпизодический характер» [37]. На наш взгляд, данный вывод не вполне правомерен, так как во всех указанных районах наибольшее распространение имел достаточно совершенный тип собачьей упряжи, отнесенный Л. П. Лашуком лишь к району рек Подчерема и Илыча (притоки Печоры) [38]. Указанный тип упряжи («пои волыс») состоял из ошейника, сде­ланного из шерстяной ткани («пои сийбе»), к которому при­креплялись две идущие вдоль туловища постромки. Под репицей хвоста постромки соединялись с потягом; за лопатками к постром­кам был прикреплен поясной ремень, затягивающийся на брюхе собаки, а посередине или ближе к задним ногам постромки со­единял еще один поперечный ремень. Иногда задний поперечный ремень был соединен продольным ремнем, идущим вдоль спины собаки, с поясным ремнем н ошейником. При передвижении со­бака в зависимости от длины потяга шла позади, рядом или впе­реди охотника. Обычно длина потяга была около 2,5 м. Практи­ковавшийся на Нижней Печоре и Ижме способ запряжки собак с помощью «пон сийбе», сделанного из черемуховых прутьев, обмотанных толстой тряпкой, и привязанного к ошейнику ремня-потяга («сюмыс» или «нуйня») с поддерживающим его поясным ремнем, по словам охотников, применялся лишь для передвиже­ния легконагруженных нарт и большого распространения не имел. То же самое относится к встречающемуся на Верхней Вычегде способу запряжки с помощью лямки-петли и потяга, идущего вдоль спины. Как правило, в помощь охотнику к нартам припрягали одну-две собаки; приведенные Л. П. Лашуком данные, что на р. Плыч при походах за Урал в нарты впрягали до пяти со­бак [ЗУ], илычскне старожилы не подтверждают, указывая на то, что при дальней охоте НИ один охотник такого количества собак с собой не брал. Необходимо иметь в виду, что речь идет именно о припряженнн собак к ручным охотничьим нартам, а не об упряжном собаководстве в чистом виде. Последнее эпизодиче­ски практиковалось лишь в притундровой зоне, в частности по р. Усе и ее притокам. Уснпские охотники использовали собачьи упряжки для перевозки промыслового снаряжения и для достав­ки добытых в силках куропаток. Упряжка обычно состояла из четырех собак, слева, немного впереди других, впрягался «вожа­тый». Управлялась упряжка по-оленьему — одной вожжой и хо-реем. Ездовые собаки прекрасно знали свои обязанности: они шли следом за хозяином, дойдя до силков, укладывались и жда­ли, пока он вернется с обхода. Как охотничьи ездовые собаки не использовались и были специально обучены не обращать вни­мание на зверя и дичь [40]. Собак к упряжи охотники приучали еще щенками: делали на шею хомутик, привязывали к нему ве­ревку с небольшим грузом и заставляли тащить. Когда собака подрастала, ее припрягали к нартам, первоначально — с другой, уже обученной собакой, а потом и в одиночку.

Ближайшую аналогию коми «норт» представляют собой нарты восточносибирского типа. По данным Иохельсона, нарта восточ­носибирского типа была распространена русскими, которые в свою очередь заимствовали ее у одного из сибирских племен в XVII в. [41]. Такого же типа нарта была распространена у манси, хан-тов, селькупов, кетов, эвенков Северного Прибайкалья [42]. )

М. Г. Левин, обратив внимание на сходство восточносибирской нарты с собачьей нартой старожилого русского населения Запад­ной Сибири и достаточно широкое распространение нарт, сход­ных по конструкции, у различных групп Западной Сибири, вы­сказал предположение, «что русские, познакомившись с упряж­ным собаководством в Западной Сибири, видоизменили и усовершенствовали конструкцию нарты, устройство сбруи и спо­соб запряжки, явившись таким образом не только распространи­телями восточносибирского типа упряжного собаководства, но н его изобретателями» [43]. В пользу данного утверждения говорит и присущая восточносибирскому типу упряжного собаководства конструкция собачьей сбруи (но Г. М. Левину, дорзальный тин), которая была распространена и у коми, весьма сходная с конской сбруей и запряжкой.

Подробное описание парты витпмскнх русских охотников в первой половине XVIII в. составлено С. П. Крашенинниковым: длина около 2 сажен (426 см), ширина 0—7 вершков (20—31см): полоз шириной 2 вершка (9 см); 4 копыла высотой 7 вершков (31 см), привязанных к полозу ремешками; в 3 вершка (13 см) выше полоза вязки; на вязках — доска-настил; к верхним концам копыльев прикреплены шестики-нащепы; с боков — веревочная •

РИС. 21. Охотничьи нарты:

1 — трехкоиыльные нарты; 2 — четырехкопыльные нарты; з — оглобелька для управ­ления; 4 — крепление копыльев; 5 — ременная упряжь для человека; в (а, б, в, г) — варианты собачьей упряжки

сетка; спереди — горизонтальный баран; с левой стороны к перед­ним копыльям ц «барану» привязана оглобля для управления партой [44]. Бросается в глаза полное совпадение, вплоть до мельчайших деталей, указанной конструкции с коми ручной охот­ничьей нартой. Так же как и у коми, витимскне промышленники пользовались ручной тягой, «иной один, а иной с собакою» [45]. Таким образом, речь идет о припряжном собаководстве, от кото­рого, впрочем, один шаг до собаководства упряжного. Собачьи упряжки у русского старожильческого населения низовьев Ени­сея состояли из точно такой же нарты и отличались лишь наличпем специально обученных упряжных собак и их количеством в упряжке. Упряжь полностью соответствовала коми упряжи для припряжеиия собак к ручной нарте [46].

Как справедливо замечает Г. М. Василевич, прнпряжепие со­баки к охотничьей нарте было характерно для всех пеших и мало-олепных охотников [47]. В то же время видеть в припряжном собаководстве качественно низшую ступень, еще не поднявшуюся до уровня упряжного, нет основании. Прежде всего отметим тот факт, что упряжное собаководство в чистом виде подразумевает наличие регулярных значительных запасов собачьего корма. Не случайно упряжное собаководство было характерно в преоб­ладающей массе лишь для оседлых рыболовов и арктических охотников, которые во время сезонного лова проходной рыбы могли создавать годовые запасы корма для собачьей упряжки. У пеших охотников таежной зоны такие возможности были огра­ничены. Кроме того, упряжное собаководство подразумевает на­личие значительного по площади открытого пространства и по­тому мало эффективно I! зоне тайги. Вопрос о соотношении раз­личных ХКТ н видов транспорта убедительно рассмотрен М. Г. Левиным [48]. Вывод указанного автора о том, что «за­фиксированные этнографическими наблюдениями формы являют­ся в значительной мере результатом длительного процесса разви­тия и специализации» [49], не вызывает сомнений. Применитель­но к вопросу возникновения упряжного собаководства у русского старожильческого населения Сибири необходимо учитывать сле­дующие факторы: начальное освоение Сибири было связано в первую очередь с пушной охотой, переход к оседлости и развитие комплексного северного хозяйства были отдалены от данного эта­па по крайней мере на несколько десятилетий. По всей видимости, русские охотнпкн-промысловпкп имели в своем снаряжении имен­но ручную нарту и обладали уже опытом припряжеиия охот­ничьих собак себе в помощь. Переход к оседлости и смена хозяйственной деятельности и послужили стимулом, а одновре­менно и дали возможность к переходу от припряжного собаковод­ства к упряжному. Д. К. Зеленин считал, что русское население Северного Поморья в своем движении на северо-восток Европы, а затем и в Сибирь еще в XV—XVI вв. использовало собачьи упряжки и что освоение русскими упряжного собаководства было связано именно с северо-востоком Европы [50]. Р. В. Камепецкая, поддерживая данную точку зрения, уже очерчивает район фор­мирования собачьего транспорта: на стыке границ Архангельской, Вологодской областей и Коми АССР — от Сысолы до Выми [51].

Действительно, на территории Европейского Севера ручные охотничьи нарты существовали с незапамятных времен. Об этом свидетельствуют н енпдорские мезолитические находки на терри­тории Коми края и найденные в Финляпдии неолитические остат­ки трех различных видов саней: лодкообразиые (типа саамской кережи), одно- н двухполозные. По мнению У. Т. Сирелиуса, не­которые из них принадлежали собачьей упряжке [52]. Еще в прошлом столетии ручные охотничьи нарты применялись на Се­верном Урале [53], а сравнительно недавно (в 20-х годах XX в.) — в Архангельской губ. У архангельских охотников это были длинные легкие сани (типа «норт») под названием «чуна»; при спусках к ним приделывали оглобельку [54]. Таким образом, ручные охотничьи нарты наряду с лыжами можно отнести к тра­диционным транспортным средствам, характеризующим охот­ничью культуру Европейского Северо-Востока.

Ранние средневековые источники арабских авторов указывают на применение собачьей тяги па этой территории по крайней мере уже в первой половине X в. Так, в сообщении Ахмеда Ибн-Фадлана о путешествии на Волгу в 921—922 гг. говорится о торговле Волжской Булгарии с народами северо-востока Евро­пы следующее: «Для доставки этих товаров они изготавливают повозки, похожие на маленькие тележки, в которые запрягают собак, ибо там много снега и никакое другое жпвотпое не может передвигаться по этой стране. Люди привязывают к подошвам кости скота; каждый берет в руки две заостреппые палки, вты­кает их позади себя в снег и скользит по поверхности, отталки­ваясь этими палками, словно веслами, и так достигает цели сво­его путешествия» [55]. Нетрудно заметить сходство с припряж­ным собаководством у коми охотников: люди идут на лыжах, а за ними по следу собаки тянут нарты. Хотя в данном случае, исходя из поставленных задач, количество припряжных собак, по всей видимости, превышало практиковавшееся у коми охотни­ков. В рассказе арабского писателя X в. Ауфи о путешествии булгарекпх купцов к северным народам ису и юра указывается, что «в качестве переносчиков тех товаров существуют приборы, представляющие род небольших телег (саней), которые тянут собаки» [56]. По сообщению С. Герберштейна, в Пермнп сере­дины XVI в. «употребляют вместо вьючного скота больших собак, па которых перевозят тяжесть в повозках, вроде того, как ниже будет говориться об оленях» (т. е. на нартах.— //. К.) [57]. Ис­пользование собачьего транспорта на территории Европейского Северо-Востока подтверждают и русские источники. Имеются письменные сведения, что в конце XVI — начале XVIII в. «тор­говые всякие люди со всякими товары зимним путем ходили на Березов с Выми через Камень на собаках» [58]. В то же время у нас нет основания говорить о существовании на данной тер­ритории развитого упряжного собаководства. Речь идет о спора­дическом применении собачьих упряжек с торговыми и военными целями, предпосылками к которому послужили выработанные в охотничьей среде ручные нарты и опыт использования для тяги охотничьих собак.

Таким образом, место возникновения восточносибирского типа собаководства со всем основанием можно локализовать на терри­тории Европейского Северо-Востока, в его таежной зоне ( в том числе территории Коми края), и отнести к достижению культуры промыслового населения. Окончательное же формирование этого

75типа было связано с приспособлением традиционной культуры переселенцев в Сибирь к новым условиям обитания. Учитывая, что первоначальный путь в Сибирь проходил по территории .Коми края, а коми промысловики сыграли важную роль в открытии и первоначальном освоении Сибири [59], можно предположить, что распространение восточносибирского типа упряжного собаковод­ства было связано непосредственно и с коми охотничьей средой.

У илычских охотников во время ближнего промысла в охот­ничьем угодье вплоть до недавнего времени наряду с нартами использовался «кыс ноп» (камусный мешок), представляющий собой мешок-волокушу. «Кыс ноп» изготовлялся из лосиной шку­ры, ворсом по ходу движения. Мешок из шкуры был сшит в виде усеченного конуса, имеющего в широкой части диаметр 35—40 см и длину около 1,2 м. С одного конца «кыс ноп» снабжался завязками, а к другому, зашитому наглухо, привязы­вался конец потяга от собачьей упряжи. При отлучках из из­бушки на срок около недели — для проверки капканов, ловушек и т. д.— в мешок-волокушу складывался запас продовольствия на это время. Для передвижения «кыс ноп» использовалась собака, что давало полную свободу действий охотпику.

Водные средства передвижения. Наличие лодки в хозяйстве было обязательно для населения Коми края. Водные артерии были основным средством связи между населенными пунктами, расположенными, как правило, по берегам рек. Без водных средств передвижения не мог осуществляться рыболовный про­мысел. С помощью лодочного транспорта доставлялись продукты питания и снаряжение в охотпичьи угодья.

В оригинальном жанре коми фольклора — «колдовском эпо­се» — тема власти над водными путями была одной из централь-пых. «Колдуны могли проходить под водой большие расстояния и выходить из нее лишь в некоторых местах» [60]. Так, колдун Тунныр Як проплывал от Богородска (село на р. Вишере) до города Усть-Сысольска и обратно [61], а Паляйка плавал под водой от Тыдора до Шежама (населенный пункт в современном Усть-Вымском р-не Коми АССР) [62]. Колдуны умели останав­ливать заговором лодки своих противников, а колдуны-разбойни­ки с целью грабежа перегораживали реку железными цепями [63]. В этих легендах находила свое отражение важная роль вод­ных средств передвижения в жизни коми.

Как свидетельствуют языковые данные (ср. коми «пыж», удм. «пыж», мар. «пуш» — лодка [64]; фин. «те1а», эст. «тб1а», мокш. «миля», коми диал. «та!»—весло [65]), изобретение лод­ки в качестве средства передвижения связано с допермскон язы­ковой общностью (конец III —середина II тысячелетия до и. э.). О внешнем виде, конструктивных особенностях и способах изго­товления лодок предками коми достоверных сведений не имеется, но можно предположить, что это были долбленые или выжженные лодки-однодревки. Косвенным подтверждением данного пред­положения служат этимологические соответствия фин. «кшги»(длинная узкая лодка) с удм. н коми «гыр» — ступа, хапт. «кип» и манс. «хига» — корыто, т. е. с названиями ряда предме­тов, выдолбленных из дерева [66].

Долбленки из соснового бревна длиною 3—4 м в виде колоды со слегка заостренными концами и без развода употреблялись марийцами [67]. У коми-пермяков для ловли рыбы на озерах использовались парные лодки-корыта «оррез», изготавливаемые из двух-трехметровых осиновых бревен с выдолбленной середи­ной и заостренными концами. Два таких корыта, шириной до 35 см каждое, скрепляли двумя поперечинами. При передвиже­нии на парных лодках-корытах рыбак стоял ногами в обоих ко­рытах и греб одним веслом. Аналогичные лодки встречались еще в 20—30-х годах XX в. на р. Чепце, в Удмуртии, Новгородской, Калининской и Ярославской областях. В последней они бытовали под названием «комяги» или «колоды» [68]. Долбленые колодо-образные лодки (кэмэ) были распространены у юго-восточных и отчасти — северных башкир. Они представляли собой плоскую долбленую колоду с заостренным носом и резко обрубленной кор­мой и иногда имели с внешней стороны боков деревянные брусья-балансиры [69].

У коми еще на памяти старшего поколения по р. Визинге (приток Сысолы) под названием «колода» бытовала архаическая лодочная конструкция, изготовляемая из обрубка сосны возможно большего диаметра и длиною до 4 м. У соснового бревна слегка заостряли концы и, стесывая топором, уплощали верхнюю по­верхность. Затем на ней разводили, подсыпая угли, маленькие костерки, которые постепенно выжигали середину дерева. Выго­ревшую древесину дерева стесывали топором. К получившейся «колоде» с боков привязывали с помощью березовых прутьев два бревнышка-балансира. «Колода» применялась для лова рыбы в озерах, находившихся на большом расстоянии от дома. После окончания добычи рыбы они оставлялись на месте до следующе­го раза.

В прошлом коми изготовляли, видимо, и лодки, шитые из бересты. В таможенных книгах г. Устюга Великого и Устюжско­го у. и г. Соль-Вычегодска и Сольвычегодского у. XVII в. наряду с наименованиями дощатых лодок различных видов («дощаник», «павоск», «оОлас», «карбас», «каюк дощатый», «летка крытая», «лодейка») часто упоминаются «берестяные каючки» на одного человека, приплывающие с Вычегды и Печоры [70]. Но уже ко второй половине XVIII —началу XIX в. берестяные лодки, дол­жно быть, вышли из употребления, поскольку сведений о них в литературных источниках обнаружить не удалось. За косвенное подтверждение существования в прошлом у коми лодок из бере­сты можно признать упоминаемый в предании о чуди, записан­ном нами в с. Керчемья па Вычегде, факт, что чудь приплывала в «сюмбд пыж» (берестяной лодке). У южнососвинских мансп берестянки были во времена Палласа, изготовляли их «из бере­зовой коры, которую они лосиными жилами сшивают н смолою пахтают» [71].

В основном у промыслового населения коми имели примене­ние лодки двух типов: осиновые долбленки с разведенными бор­тами и дощаники каркасной конструкции. Долбленые лод-ки ИЗ осины (реже из пихты) вплоть до недавнего времени были ши­роко распространены по всей территории Коми края. Благодаря малой осадке и небольшому весу они были незаменимы при пла­вании по малым рекам, их легко было перетащить через волоки или доставить в непроточные озера и старицы. У промыслового населения крупных рек (Средняя Печора, Нижняя Вычегда), как правило, осиновые долбленки имелись в хозяйстве и при на­личии лодок, сшитых из досок, как транспортное средство для мелких притоков и внутренних водоемов. Сравнительно небольшое распространение долбленых лодок у населения верховьев Выми местные старожилы объясняют тем, что в окружающих лесах оси­на встречается достаточно редко и уже в начале этого века найти подходящее для изготовления лодки дерево было крайне трудно.

Особого термина для наименования осиновых долбленых лодок в коми языке не зафиксировано, их называли «пипу пыж» (оси­новая лодка) или заимствованными из русского языка словами «струг», «стружок» (нв., вым.), «ветки» (иж., печ.). Длина долб­ленки была 2,5—3 м, грузоподъемность — около 200 кг, что по­зволяло плавать на ней вдвоем, либо одному человеку с грузом. Гребли на «пипу пыж» двухлопастным веслом («кыклоптыб це­лые»). Осиновые долбленые лодки чаще изготавливали сами про­мысловики, каждый для себя. Изготовление на продажу неболь­ших, с разведенным из цельной осины днищем лодок в незначи­тельном количестве (около 100—120 в год) было характерно в начале XX в. для Часовской и некоторых деревень Палевицкой волостей [72], а также для Прилузья. Цена осиновых долбленок в то время равнялась трем — пяти рублям [73].

Выбрав подходящее осиновое дерево возможно большего диа­метра, его срубали и прямо на месте приступали к черновой об­работке заготовки для лодки. Отрезок ствола длиной 3 м обте­сывали с обоих концов, намечая контуры будущих носа и кормы лодки. Потом топором и теслом на рукояти с прямым («кокасян») или закругленным («керан», «кузьныр») лезвием грубо выдалбли­вали бревно, облегчая его, чтобы проще было вывезти заготовку из леса. В основном эта работа делалась зимой. При первой воз­можности по насту заготовку для лодки доставляли к охотничьей избушке либо к реке, чтобы весной с помощью лодки привезти в село, к дому. Нередко долбленки делали прямо в лесу: в охот­ничьем угодье или вблизи богатого рыбой старичпого озера, не соединяющегося с рекой протокой, чтобы потом не тратить сил на доставку лодки к месту лова.

Изготовление долбленки начинали с придания окончательной формы носу и корме. С помощью рубанка («струж») поверхность гладко выстругивалась. Затем из ольхи или сосны делали «оржи тув» — круглые деревянные клинышки длиной около 3 см. Бура­вом («напарья») во внешней поверхности заготовки на расстоянии около 30 см друг от друга в продольном направлении и 5 см — в поперечном просверливали отверстия («оржи рузь») глубиной до 3 см и диаметром около 5 мм. В просверленпьде от­верстия забивали «оржи тув», которые предварительно хорошо высушивали, чтобы они, намокнув в воде, разбухали и не про­пускали в отверстия влагу. Древесину изнутри осторожно выскаб­ливали с помощью долота (бжын) до появления колышков, ко­торые можно было легко заметить, так как они отличались по цвету. Для крепления шпангоутов («упруг», «мегыр») на дне и по бокам с внутренней стороны оставляли выступы длиной 20—25 см, толщиной 1,5—2 см и высотой 5—8 см с просверлен­ными в них отверстиями. «Открывали» («восьтл1Сны») лодку в теплую, безветренную погоду. Предварительно лодку прогревали у костра. Чтобы она не высыхала и не загорелась, ее обмахива­ли снаружи мокрым веником. Костер находился сбоку от лодки, поставленной на бок внешней стороной к огню. Иногда лодку под­вешивали на веревках или ставили на козлы, а костер разводи­ли под ней. Внутрь лодки наливали 8—10 л горячей воды (но не кипяток); если она остывала, для подогрева бросали не­сколько раскаленных на костре камней. Чтобы вода смачивала всю внутреннюю поверхность лодки, ее постоянно покачивали. Когда хорошо прогревшаяся долбленка начинала раскрываться, в нее вставляли упругие распорки, сделанные из еловых ветвей. В течение дня лодка раскрывалась полностью. Чтобы удержать форму, приданную оболочке, на оставленных внутри выступах устанавливали шпангоуты н с помощью берестяных полос, про­детых в отверстия выступов, закрепляли их. К уже готовой долбленке прибивали с каждой стороны по одной узкой набое из еловых досок. Иногда набон заменяли тонкими гибкими шестами, но тогда «пипу пыж» получались со слишком низкими бортами и плавать на них можно было лишь по спокойной воде. Ширину набон определяла высота приподнятых после разводки носа и кормы осинового днища. Какое-либо дополнительное их укрепле­ние не практиковалось.

Традиция изготовления осиновых долбленок вплоть до настоя­щего времени сохраняется на Локчнме (приток Вычегды), Лымве (приток Нившеры), в отдельных селениях на Верхней Вычегде, Верхней Сысоле, Летке и Лузе. Тем не менее в целом по краю данный тип лодок стал уже редким явлением. Основными причи­нами исчезновения долбленок послужили следующие факторы: трудоемкость процесса их изготовления, общий упадок добываю­щих промыслов, т. е. главной сферы их применения, и широкое распространение водно-моторного транспорта.

Лодки, сшитые из досок («набоя пыж», «козь пыж», «пу пыж», «пов пыж», «тес пыж»), обладают большей вместитель­ностью, чем осиновые долбленки, они более устойчивы, что нема­ловажно при ловле рыбы сетями. Высокие борта дают возмож­ность плавать по большой воде и в ветреную погоду. Дощатые лодки изготовлялись различной величины. Размер зависел от

РИС. 24. Инструменты для изготовления и оборудования лодок: 1— шпангоут нз копаного корня; 2 — шпангоут из дерева; 3—«поручень»; 4 — покрытие лодок нз досок; 5 — «жимок»; 6 — тесло для изготовления долбленых лодок; 7 — «клещи» ; 8 — шест; 9 — однолопастное весло; 10 — уключинное весло;

11 — двухлопастное весло

назначения лодки: для подъема вверх по рекам и для озер или стариц делали лодки длиною до 5 м и шириной 75—80 см, для лова рыбы неводом на крупных реках — «неводники» длиной в 10—12 м и т. д. Уключинные весла применялись в основном лишь на крупных по размеру лодках. Чаще гребли стоя, одно-лопастным веслом («пелыс») длиной около 2,5 м, сделанным из ели. Такое весло снабжено на конце лопасти железным вилко­образным наконечником, чтобы оно не скользило по дну, так как им пользовались и в качестве шеста. Конец рукоятки весла имел круглую черемуховую поперечину длиной 10-15 см, чтобы при случае веслом можно было освободить зацепившуюся сеть. На малснькпх лодках обычно гребли двухлопастным веслом. Для подъема вверх по течению применялись тесты («316») длиной около 3,5 м с я^елезиым конусовидным наконечником или с обож­женным концом. Делали их из ели, обожженный конец у {песта нередко предпочитали железному наконечнику, так как такой шест создавал меньше шума, что было немаловажно при рыбной ловле. При подъеме лодки обычно использовалось два шеста: с одним стояли на корме, с другим — на носу. На больших лод­ках ставились иногда разборные крыши, состоящие из широких тесаных досок длиной около 3 м и шириной 00—80 см, укреплен­ных на обручах из черемухи пли березы (две доски по бокам и одна сверху). Вверх по течению крупные лодки часто передви­гали с помощью бечевы. В специальное гнездо в днище встав­ляли шест длиной 4—5 м с продетой в отверстие на его верхнем конце бечевой. Один человек оставался в лодке и рулил, а двое или трое тянули бечеву. Для перетаскивания лодок через волоки иногда применяли специальное приспособление в виде двух де­ревянных колес, выпиленных из толстого кряжа и надетых на грубую деревянную ось, к которой были привязаны две веревки для тяги [74]. Цены на лодки зависели от их размеров и грузо­подъемности. Лодка среднего размера, длиной 10—12 аршип (7—8,5 м), без снастей стоила па Печоре в начале этого века 15—20 р., а на Вычегде —6—10 р. [75]. <

Распространение лодок, сшитых из досок, у коми населения, по всей видимости, было связано с русским влиянием. Об этом свидетельствуют русские термины, служащие для обозначения от­дельных деталей дощатых лодок: «кокора» (носовой или кормо­вой брус, выделанный из дерева, выкопанного с толстым корнем), «упруг» или «копань» (шпангоут), «поддон» (основание лодки), «набой» (набоя), «опаснича» (уключинное, гребное весло), «бключина» (уключина), а такнле применяемых при их изготов­лении приспособлений: «клещи» (обжимы для бортов), «жимок» (приспособление для укрепления первых досок днища с поддо­ном) и т. д.

Заимствование русской лодкостроительной техники было, ско­рее всего, ранним явлением. Об этом свидетельствует тот факт, что, несмотря на сходство технических приемов при сооружении лодок, единого для всей территории Коми края типа не сущест­вовало. Объяснение наличия нескольких, зачастую узколокальных подтипов (вариантов) дощатых лодок следует искать в этнической истории народа коми. Имея единую историю, связанный общ­ностью происхождения и истоками народной культуры, народ коми тем не менее вплоть до начала XX в. не представлял собой монолитного целого. Расселившиеся по бассейнам рек на обшир­ной территории отдельные группы населения коми на протяжении нескольких столетий жили в относительной изоляции друг от друга. Территориальная разобщенность ввиду отсутствия удобных дорог привела к тому, что культура и быт Удоры, Печоры и Ижмы, Вычегды и Сысолы различались между собой [76].

РИС. 25. Строящаяся лодка

Изготовлением лодок из досок занимались обычно мастера-лодочники («пыж вэчысь»). Например, в д. Аранец на Печоре в начале XX в. были три мастера-лодочника (М. В. Пыстин Н. П. Тывболеев, П. В. Шахтаров), которые обслуживали близ­лежащие селения. Зачастую мастерство по изготовлению лодок передавалось по наследству от отца к сыну. В некоторых насе­ленных пунктах лодкостроительством занималась значительная часть мужского населения круглогодично. Такими центрами по изготовлению промысловых лодок грузоподъемностью до 25-30 пудов на Вычегде и Сысоле являлись деревни Парчегская, Кряжская, Белозерская, Граддорская и села Часово, Гам, Ероздино [77]. Основными инструментами для изготовления лодок были: топор («чер»), рубанок («струж»), бурав («напаръя») ¹¹ железная плашка с отверстиями для расклепывания шляпок у железных гвоздей.

Материал, предназначенный для лодки, вначале выдерживали: еловые доски для набоев сушили один-два года, кормовые (для ахтерштевня) и носовые (для форштевня) брусья из изогнутой комлевой части ели (кокоры) после зачистки сушили летом не менее трех недель. Если форштевень и днище представляли еди­ное целое (кокора с поддоном), то после черновой обработки их помещали на козлы и сушили более длительный срок. Шпангоу­ты («упруг», «мегыр») изготавливали также из хорошо просу­шенных еловых корней, крпвослойной ели или пихты (реже бе­резы). Гвозди раньше были деревянные: круглые клинышки — нагеля («пу тув»), которые забивали в просверленные буром отверстия. Но п с появлением железных гвоздей соединение «упруг» с днищем («пыдос») и досками, прилегающими к нему, на нагелях считалось предпочтительным. Опытные мастера-лодоч­ники объясняют это тем, что шляпки железных гвоздей от тре­ния днища о дно па перекатах постепенно стираются, и лодка дает течь, в то время как нагеля от нахождения в воде лишь разбухают.

При изготовлении дощаников применялась каркасная кон­струкция, т. е. шпангоуты вставлялись до того, как была за­вершена обшивка. Для того чтобы изгиб и размер шпангоутов соответствовали лодке данного размера, у опытных мастеров обыч­но имелись шаблоны, хотя иногда обходились и без них. В вер­ховьях Печоры ахтерштевень, форштевень и днище часто изго­тавливали из кедра, а шпангоуты-из смолистого корня ели. Такая конструкция каркаса служила много дольше обшивки из досок, которую меняли на новую по пришествии в негодность, оставив прежний остов лодки. Количество шпангоутов зависело от размеров лодки и колебалось от 3—4 до 12—14 и более, ставили их на расстоянии 50-60 см друг от друга.^ В зависи­мости от места нахождения шпангоуты имели свои обозначения: 1-й носовой—«ныр упруг», 1-й кормовой - «ббж упруг», вторые по счету с носа и кормы — «ворзян упругъяс», средние — «на-шетнбй упруг». Иногда между последним шпангоутом в корме и кормовой кокорой ставили добавочный, особенно круто изогнутый «упруг» - «банкок». В последнее время «банкок» становится обязательным элементом конструкции каркаса лодки в связи с тем. что на лодках, предназначенных под мотор, требуется допол­нительное усиление жесткости кормовой части.

Добавления к средним, самым крупным «упругам» назывались «лучок». В нижней части шпангоутов, прилегающей к днищу, прорезались отверстия для стока воды. Кормовая доска, уста­навливаемая перпендикулярно к набоям, носила название «тас

тэрмог». Количество набоев обычно не превышало 3—4, для лодок большего размера их просто делали шире. Доски, предназ­наченные для набоев, отбирались очень тщательно, выбраковы­вались имеющие следы от сучьев и косослойные. При прикреп­лении обшивки к каркасу использовались несложные приспособ­ления: «жим», пли «жимок», и «пу клещи». «Жим» представлял собой брусок из дерева с прямоугольными выступами на концах и служил для подгонки первых двух (по одцой с каждой стороны днища) досок донной части лодок. Для плотности между одним из выступов и краем набоя вбивался клин. «Пу клещи» пред­назначались для придания формы боковым набоям. Чтобы закрепить изгиб набой. их соединяли между собой приспосо­блениями из двух связанных в центре колышков, нижняя полови­на которых скрепляла набои. а в щель между колышками сверху забивался клин. Если боковые набои соединялись со шпангоу­тами и брусьями ахтерштевня и форштевня железными гвоздями, то у последних обязательно расклепывались шляпки. Для защиты от волн поверх бортов прибивался дополнительный набой («кос набой») с небольшим наклоном наружу. Обычно «кос набой» был короче остальных и его края не доходили до носовой и кор­мовой вертикальных стоек. На носу и на корме в отверстиях, просверленных в бортах, укрепляли «сормод» — поперечину для вытаскивания лодки из воды. На изготовление «гонпевой» (для лова сетями в тонях) лодки длиной около 7 м требовалось 125— 145 рабочих часов, или 8—9 дней работы с утра до вечера. Затем лодку конопатили просмоленной паклей и пропитывали внешнюю поверхность «варом», который готовили из смеси смол путем их длительного кипячения. На дно лодки стелили настил из досок, в более крупных по размеру лодках делали скамью для сидения («пуклос»).

Основные конструктивные особенности различных подтипов дощатых лодок заключались в устройстве остова. Если величина лодки, грузоподъемность, высота бортов и массивность килевого основания обусловливались, с одной стороны, назначением лодки, и, с другой — размерами и характером реки, то различия в кон­струкции остова большей частью объясняются местными тради­циями. Наиболее распространенным вариантом дощатых лодок в Коми крае вплоть до недавнего времени являлся подтип, имеющий «кокору с поддоном». У данного подтипа основу каркаса состав­ляют форштевень (носовая вертикальная стойка) и килевой брус, представляющие единое целое. «Кокора с поддоном» («пыж пу») вытесывалась из елового ствола, с естественным комлевым изги­бом у основания наиболее массивного корня в его наземной части. Киля в подлинном смысле не было, так как килевой брус обте­сывался с двух сторон и почти не выступал как с одной сторо­ны днища, так и с другой, хотя для придания устойчивости лод­ке на крупных реках он делался более массивным. Ахтерштевень (кормовая вертикальная стойка) в данном варианте представлял собой прямой четырехугольный брус, соединенный с килевым брусом с помощью шипа или «внакладку». Разновидность данного подтипа представлял собой вариант с кормовой вертикальной стойкой не из прямого тесаного бруса, а из комлевого' изгиба (кокоры). В этом случае ахтерштевень с килевым брусом соеди­нялись в нолушпунт, «по косому срезу» или «пазо-шпповым» способом.

Территориально вариант «кокоры с поддоном» был распро­странен по всей Вычегде, Выми, Сысоле, Печоре, Илычу, Усе и Иж.не. На Илыче, помимо указанного подтипа, достаточно широко встречался вариант изготовлеппя лодочного остова из двух «кокор с полуподдонами». В этом случае изготавливались по единому образцу форштевень с передней половиной килевого бруса и ах­терштевень—со в горой половиной. Обе половины килевого бруса соединялись в полушпунт. При такой конструкции остова нос («пыж ныр») и корма («пыж ббж») у лодки были полностью симметричны. На Средней Печоре и Усе встречался вариант, в котором к форштевню с передней половиной килевого бруса (ко-корного тина) в полушпунт присоединялась вторая половина, вытесанная из плахи. Ахтерштевень изготавливался отдельно из тесаного бруса и присоединялся на шип или «внакладку», т. е. остов состоял из трех деталей.

Ближайшую аналогию вариантам лодочного каркаса «кокора с поддоном» и «кокора с полуподдоном» можно видеть в лодоч­ных конструкциях русского населения Вологодской и Архангель­ской областей, где они имели широкое распространение. На Ме­зени практиковалось изготовление лодок, каркас которых состоял из отдельно вытесанных кокорных форштевня и ахтерштевня и основания из плахи. Подобный вариант кокорной конструкции дощатых лодок встречался на Русском Европейском Севере, а также в Карелии [78].

Наряду с лодками, имеющими плоское днище из обтесанной еловой плахи, встречалась конструкция лодок из еловых досок с долбленым корытообразным днищем из осины, которое иногда имело гнездо для мачты с простым прямоугольным парусом [79]. По сведениям старожилов, в прошлом осиновые долбленки («пшту пыж») имели более широкое применение, чем дощаники («козпу пыж»). Возможно, что дощаники с долбленым днищем представляли собой переходный тип от долбленки к дощанику с плоским дном, ныработанпый в местных условиях. Хотя более вероятен русский аналог — шитики, имевшие основу из выдолблен­ного днища, к которому ивовыми прутьями нашивались бортные доски. Шитики зародились на беломорском побережье и просу­ществовали там до XVIII в. [80].

Лодки, сходные конструктивно с мезенскими, изготавливало также русское верхнепечорское население. Подтип, характерный для верховьсп Печоры, сближало с мезенским наличие сделанных из кокор носовой п кормовой вертикальных стоек и изготовленного отдельно днища из колотых еловых плах. Основные отличия за­ключались в том, что диище, вытесанное из плахи, было шире,

РИС. 27. Кокора, заготовленная для строительства лодки

чем на Мезени, а сама лодка — уже и несколько длиннее. Кроме того, лодочный каркас верхнепечорского подтипа имел допол­нительный конструктивный элемент — перекладину в середине лодки («перечень»). «Перечень» представлял собой слегка вы­гнутую, вырезанную из дерева перекладину, связывающую свои­ми концами концы среднего шпангоута, и служил, с одной сто­роны, для усиления жесткости каркаса в целом, с другой — как приспособление для облегчения выброса сети. При лове рыбы неводом сен, перекидывалась через «перечень» так, что по одну сторону лежала ее часть с грузилами, а по другую - с поплав­ками. Через перекладину также перекидывали веревку от невода после выброса его в воду. В целом мезенский и верхпепечорскнй подтипы^ можно рассматривать как один вариант лодочных кон­струкций, хотя генетически они, скорее всего, не связаны или эта взаимосвязь опосредована через вспомогательное звено, например, одинаковую конструкцию первоначально заимствованного типа ло­док. Все распространенные варианты конструкций лодочных кар­касов обладают общей характерной чертой — использование для изготовления форштевня, а в ряде случаев и ахтерштевня дре­весных стволов с естественным комлевым изгибом (кокоры). Бескокорная модификация была присуща вашкипскому подтипу. На Вашке и носовая и кормовая вертикальные стойки изготавли­вались из прямоугольных тесаных брусьев и соединялись посред­ством шипов с плоским днищем из колотых обтесаных плах. Такой же подтип - форштевень («ныр стойка») и ахтерштевень («бож стоика») в виде прямоугольного прямого бруса - был преобладающим на Вишере и Нившере. Но если у лодок на Вашке набои не выходили за стойки, то на Вишере и Нившере, как правило, нижние набои делались длиннее форштевня и, соеди­няясь концами, образовывали пазуху спереди носового бруса

Возможно, что бескокорный вариант лодочного остова связан с более поздним появлением дощатых лодок, пришедших на сме­ну долбленым лодкам-однодровкам. В пользу данного предполо­жения говорит и тот факт, что в настоящее время на Средней и Верхней Вычегде и в меньшей степени — на Печоре традиция из­готовления форштевня из кокоры уступает место «бескокорному» варианту. Мастера-лодочники объясняют это тем, что данный под­тип проще п быстрее в изготовлении, хотя менее долговечен.

Па основании вышеизложенного и составленной по материа­лам исследования таблицы можно сделать следующие выводы. Наиболее древним, традиционным типом конструкции водных транспортных средств у коми были долбленые осиновые лодки.

Дощатые каркасные лодки появились в результате этнокультур­ных контактов с Русским Севером. Наиболее распространенным вариантом изготовления лодочного каркаса был подтип «кокора с поддоном» («пыж пу»). Выработка узколокальных подтипов (ме­зенский, вашкинский, вишерский) была связана с культурно-хо­зяйственной разобщенностью территории Коми края. Различия в конструкциях лодок русского населения верховьев Печоры и верхнепечорских коми объясняются тем, что заселение Печоры происходило относительно поздно и как коми население, так и русское больше тяготело к своему этническому региону, сохраняя уже выработанные элементы культуры.

Широкое распространение подтипа «кокора с поддоном» и пре­обладание его в районах, связанных с ранними этапами истории народа коми (Вымь, Нижняя и Средняя Вычегда, Нижняя Сысо-ла), а также у населения Русского Севера позволяет отнести данный подтип к первоначальному варианту заимствования. На­личие его у населения Ижмы. Печоры связано с историей засе­ления этих районов Коми АССР, которое шло в осповпом через верховья Вычегды и Выми.

1. Микушев А. К. Эпические формы коми фольклора. Л.. 1973, е. 9.

2. Доронин П. Г. Материалы по истории коми, т. 4, тетр. 1,— НАКФАН_Г ф. 1, оп. 12, д. 25, л. 129.

Я. Буров Г. М. В гостях у далеких предков. Сыктывкар, 1968. с. 36. 4. Иваненко Н. Из дневника вологодского охотника.— ПИО, 1878, № 9, с. 563.

5. Иваненко Н. Из дневника..., с. 564.

6. Коми морт. Очерки зырянской охоты.— ЗОИКК, 1928, вып. 1, с. 93.

7. Арсснъев Ф. А. Зыряне и их охотничьи промыслы. М.. 1873, с. 34.

8. Боппег К. Е1по1о§1са1 1^о1ез АЪош. 1Ье Уешзеу-овЬунк (ш Ню ТигисЬапвк

Не^оп).- МЗРОи, 1933. Во. 66, Н§. 19. 9. Гурвич И. С. Культура северных якутов-оленеводов. М.. 1977. с. 35.

10. Василевич Г. М. Эвенки. Л., 1969, с. 67.

11. Кривошапкин М. Ф. Енисейский округ и его жизнь. СПб.. 1865. с. 29.

12. Шамахов С. А. О русской заимствованной лексике в коми языке, харак­теризующей охоту коми.— УЗКИЙ. 1953, вып. 4. с. 48.