Музыкальная стилистика хороводных песен

 

Русские хороводные песни предстают в огромном мно­гообразии форм, тесно связанных с особенностями локальных систем народно-песенной культуры и различным образом впи­санных в этнографический контекст жизни традиционного кре­стьянского сообщества. Тем не менее общие закономерности музыкальной стилистики позволяют говорить о них как о еди­ном жанре. Все хороводные песни связаны с движением, с пе­ремещением в пространстве большого количества участников хороводного действа. Хороводы водила преимущественно мо­лодежь, наиболее чутко воспринимавшая и впитывавшая все новое. Это отразилось и в поэтике, и в музыкальной стилистике хороводных песен, определило многие особенности ритмичес­кого и звуковысотного склада их напевов.

Исследователи, обращавшиеся к изучению русских хороводов, разделяют их на две группы в зависимости от форм движения исполнителей.

Первую группу образуют медленные круговые или фигурные хороводы, нередко сопровождающиеся разыгрыва­нием сюжета в кругу, а также хороводы-шествия. Их общая чер­та - несогласованность ритма напева с ритмом шага, отсутствие элементов танца как такового (Бачинская, с. 1).

Вторая группа включает скорые хороводы с пляской, в которой ритмические акценты мелодии усиливаются прито­пыванием, хлопками в ладоши, а иногда исполнительской ар­тикуляцией в игре на музыкальных инструментах.

Для ритмического строения напевов характерна времен­ная периодичность структурных единиц музыкальной формы - цезурированных построений или музыкально-ритмических сегментов. Главные компоненты хороводных песен - музыка, слово и танец — могут координироваться в них различно. По осо­бенностям их корреляции также можно выделить две груп­пы напевов, что не обязательно связано с формой движения

К первой группе относятся напевы, в которых опреде­ляющей является периодичность цезурированных построений равной - шести- или восьмивременной - протяженности. Цезуры словесного и музыкального рядов в них совпадают, а ритм движения может быть как синхронным, так и асинхрон­ным, но при этом не оказывает никакого воздействия на му­зыкально-ритмическую структуру. В этой группе преобладают цезурированные временники, главной отличительной особен­ностью которых является постоянство временных масштабов разделов формы при подвижности слогового объема коорди­нирующихся с ними слоговых групп стиха. В следующем при­мере с восьмивременной нормой музыкально-ритмических построений количество слогов в стихе колеблется от шести до восьми. Часть напевов этой группы соотносится со стихами ста­бильной структуры (5+5, 6+6, 7+7, 4+4+6), причем они могут реализовываться не только в двоичной, но и в троичной систе­ме ритмического счисления, когда образуются ямбические или хореические рисунки слогового ритма.

 

 

Из маркеров жанра в цезурированных хоровод­ных напевах является наличие рефренов: ай лёли, лёли; лёли, лёли, алилёй лёли и т. п., благодаря чему исполнители часто называют их лёлюшками или алилёшными песнями. Рефрены могут быть малыми, соответствующими слоговой группе стиха, или большими, равными целому стиху:

 

У ворот сосна раскачалася,

Ой люли, люли, раскачалася (малый рефрен).

Поиграйте, красны девки, поиграйте без меня.

Ой ля, ой ля, ой ляоли, ой лёли (большой рефрен).

 

В хороводных песнях встречаются и другие рефрены: «Ой, ладо-ладо»; «Ой калина, ой малина»; «Ой Дунай, мой Ду­най»; «Розан мой, розан, виноград зелёный» идр.

 


Хороводные песни данной группы могут быть и мед­ленными и быстрыми. Нередко в них сочетаются оба вида дви­жения: первый раздел музыкальной формы связан с нетороп­ливым хождением, а второй - с приплясыванием, причем смена шага, как правило, вызывает и смену единицы ритмической пульсации.

 

2.4

Обряды инициационного характера

Хороводные напевы со сменой моры часто соотносят­ся с определенной формой поэтической строфы: первый ее раз­дел образуется путем повтора первой слоговой группы стиха (как правило, четырехсложной), а второй строится на повторе всего стиха (аа/авав). Благодаря изменению единицы ритми­ческой пульсации второй период мелострофы по своим временным масштабам равен первому, несмотря на двойное увеличение слогового объема вербального ряда.

 

 

Вторжение ритма пляски, связанное со сменой хроно- са протоса, иногда может приводить к перекрытию цезур меж­ду ритмическими периодами мелострофы.

 

     
То. но.к(ы), до . логи вы - сок, по.д(ы) са _ мый по . то . лок. Про.ка.
 
.за . ли про мой лён; весь при . то . птан, при . ва . лён...

 

 

 

Последний пример показывает, как стихия плясовой ритмики «перекраивает» архитектонику напева, что приводит к возникновению равномерной периодичности более мелких его единиц - ритмических сегментов. Этот принцип домини­рует в скорых хороводных напевах второй группы, относящихся к классу равномерно сегментированных форм. Их ритмичес­кое строение подчинено плясовой моторике; музыкальные ак­центы подчеркиваются притопыванием, хлопками, свистом. С такими напевами может координироваться стих любого стро­ения: силлабический, тонический, силлабо-тонический. Он сег­ментируется музыкальными акцентами независимо от системы своих ударений (Ефименкова 2001, с. 144). Музыкальные пери­оды, отвечающие стиху, состоят из трех или четырех ритмичес­ких сегментов, каждый содержит четыре музыкальных времени.

     
 


В равномерно сегментированных хороводных напевах цезуры между стихами сметает вихрь плясовой моторики, стре­мящийся приблизить слоговой ритм к равномерной пульсации счетного времени. Несинхронное соединение словесного и му­зыкального рядов особенно характерно для хороводов Русского Севера и Северо-Запада. В них трехсегментные музыкальные периоды чаще всего базируются на стихе типа «Камаринской». Равномерная сегментация возникает благодаря появлению дополнительного акцента на последнем долгом слоговом вре­мени клаузулы:

Хороводно-плясовые равномерно сегментированные напевы, в которых границы музыкального и вербального периодов совпадают, встречаются реже. Большая их часть с музыкально-ритмическими периодами, состоящими из трех четырехвременных сегментов, распространена на юге России, что, видимо, связано с преобладанием на этих территориях цезурированных музыкально-ритмических форм. Такова ритмическая основа знаменитого курского «Тимони». Напевы сходного ритмического строения встречаются и в других регионах, где живут переселенцы из южнорусских областей.

Хороводные песни в русской народной культуре пред­стают как один из самых «открытых» жанров, легко восприни­мающих различные музыкально-стилевые влияния. Благодаря этому в местных традициях они часто образуют жанрово-сти­левые блоки с протяжными и календарными песнями. Функ­ция обслуживания предбрачного общения молодежи нередко сближает их и со свадебными песнями. Это особенно характер­но для южнорусских областей, где хороводные и свадебные величальные песни составляют ядро традиции, определяющее ее музыкально-стилевой облик.

 

Свадебный обряд

 

Вступление в брак всегда считалось главным событи­ем в жизни человека. Переход к новому социальному статусу мужа/жены в крестьянском сообществе осуществлялся путем совершения свадебного ритуала - одного из самых длитель­ных и многосоставных в русской культурной традиции.

Центральное место свадебного ритуала в обрядах жиз­ненного цикла определяет некоторые его символические соот­ветствия в суточном (полдень) и годовом (летнее солнцестоя­ние) циклах. Важнейшая роль свадьбы в традиционной культуре подтверждается тем, что связанные с ней мифологические пред­ставления и основные обрядовые смыслы многократно кодиру­ются на всех «языках», задействованных в ритуале.

Посредством свадебного обряда оформляется прежде всего переход девушки и юноши в следующую социовозраст - ную группу, завершающий линию инициационной обрядно­сти. В научной литературе такой переход получил название инициационного или вертикального (так как он связан с пере­мещением на следующую ступень социальной лестницы). Перемена статуса находит свое отражение в облике молодо­женов, в частности в смене прически, одежды и головного убо­ра; в изменении имени, к которому с этого момента добавляет­ся отчество; в новых обязанностях в хозяйственно-трудовой и ритуальной жизни сельского сообщества. Инициационный переход воплощает оппозицию смерть/возрождение, так как в традиционной культуре для обретения нового социовозраст- ного статуса человеку необходимо пройти через символичес­кую смерть в ритуале (Геннеп).

Свадебный обряд имеет большое значение не только для вступающих в брак, но и для всего традиционного социу­ма, поскольку породнение двух семей ведет к его переструкту-

рированию. Этим объясняется активное участие в свадьбе всех жителей села. Особенно значима свадьба для невесты, которая кроме инициационного совершаетеще и территориальный (го­ризонтальный) переход в дом мужа. Те случаи, когда этот пе­реход совершает жених (становится примаком), считаются от­клонением от нормы, поэтому примаки нередко становятся объектом насмешек со стороны своих односельчан. Свадебный ритуал в этом случае как бы выворачивается наизнанку: о жени­хе говорят, что его «берут замуж», по отношению к нему произ­водят некоторые действия, обычно адресованные невесте.

Поскольку невеста в ходе свадьбы совершает оба пе­рехода, то весь ритуал организован от ее лица, и оппозиция свой/чужой предстает в нем как противопоставление ее рода роду жениха, которого в поэтических текстах свадебных песен нередко именуют «чужим чуженином». Этим же объясняется обращенность именно к невесте всей обрядовой символики, которая в линии жениха предстает в стертых, редуцированных формах. В ходе обряда невеста обретает признаки лиминаль- ного существа. С каждым этапом свадебного действа ее жиз­ненное пространство сужается, все более заметными становятся ограничения на ее самостоятельные передвижения (ср. выра­жение «сидеть в невестах»). Просватанная девушка отстраня­ется от домашних дел, в ее одежде появляются черты прини­женности, характерной для человека, проходящего инициацию: она носит старую одежду, не расчесывает волос, низко повязы­вает платок. Одним из главных свойств невесты является ее бес­словесность, ритуальное молчание: от ее лица говорят другие участники обряда. Единственно возможным для невесты оста­ется язык причитаний - жанра, оформляющего переходные ситуации жизненного цикла.

Свадьба насыщена обрядовыми практиками. Их рас­пределение во времени и пространстве определяет индивиду­альный облик свадебного «сценария» в каждой локальной тра­диции. Тем не менее в любой свадьбе обязательно присутствуют следующие этапы:

 

сватовство, обычно состоящее из двух частей: предва­рительного прихода сватов и окончательного договора сторон, который в различных традициях может называться рукобить­ем, пропоем (запоем), сговорами, заручинами и т. д.;

 

период подготовки двух родов (в первую очередь - рода невесты) к основной части ритуала: шитье приданого, за­готовка продуктов, приглашение гостей. Этот этап во многих традициях совпадает с первой стадией инициационного пере­хода невесты, началом ее отчуждения от своего рода и социо- возрастной группы незамужних девушек;

 

прощальный вечер, проводимый в доме невесты: ве­чер, девишник, большие смотры. Этот этап, представляющий собой кульминацию инициационной линии обряда, может распространяться и на утро свадебного дня (утреннее сиде­ние невесты с подругами иногда называется посадом). Обыч­но на девишнике присутствуют только подруги невесты и представители ее рода. Однако нередко девишник совме­щается с вечеринкой (веселым вечером) - последним пред­свадебным собранием холостой молодежи, которое прохо­дит по обычному сценарию зимних вечёрок. В этом случае в нем принимает участие жених со своими друзьями;

 

приезд свадебного поезда и выкуп невесты (ее косы, места за столом). Обычно после выкупа устраивается неболь­шое застолье для поезжан',

благословение молодых родителями невесты и увоз ее из родного дома;

венчание в церкви;

встреча молодых в доме жениха его родителями, также благословляющими молодых хлебом, солью и иконами;

перемена прически и головного убора (повивание, за­кручивание) молодой, служащая знаком обретения ею нового статуса замужней женщины;

одаривание невестой родственников жениха (дары);

привоз приданого (сундука, постели);

 

Носители традиционной культуры собственно свадь­бой считают только ее центральную часть, которая обычно занимает три дня: канун сдевишником, венчальный день и сле­дующий за ним.

В локальных версиях свадебного обряда указанные этапы могут следовать в различном порядке и насыщаться раз­личными действиями и символическими предметами.

Общей чертой всех местных разновидностей русской свадьбы является чрезвычайная разработанность ее акусти­ческого кода, в том числе и музыкального. В этом отношении со свадьбой не может сравниться ни один обряд семейного или календарного циклов.

Все многообразие локальных форм русской свадьбы сводится к двум основным типам обряда, различие между которыми состоит в доминировании одного из ритуальных пе­реходов - территориального или инициационного. В научной литературе они получили названия свадьба-веселье и свадьба-похороны.

 

Свадьба-веселье

 

В этом типе ритуала, территория распространения которого совпадает с зоной южнорусского диалектного мас­сива, доминирует горизонтальный переход невесты в другую семью и актуализируются в первую очередь мотивы обмена, купли/продажи, находящие свое выражение в многочисленных контактах двух родов. Они и составляют основную драматурги­ческую линию свадьбы-веселья. Инициационная линия обря­да представлена дискретно, выступая на первый план лишь в отдельных эпизодах ритуала: посаде (девишнике), увозе не­весты из родного дома, повивании, а иногда и при изготовле­нии обрядового хлеба-каравая (Ефименкова 1987, с. 8~9).

Характерной чертой свадьбы-веселья является равно­значность участия в ней двух сторон - невесты и жениха. Это выражается в параллельности этапов ритуала, происходя­щих в их домах: посада, выпекания каравая, застолий и других; во всевозможных переходах и переездах из дома невесты в дом жениха и обратно; в равном объеме музыкального наполне­ния эпизодов обряда, происходящих в обоих локусах. Драматургической основой свадьбы-веселья служит диалог родов жениха и невесты, вызывающий ассоциации с хороводными играми «стенка на стенку», которые многими исследователями считаются прообразом данного типа свадебного ритуала.

Бытование свадьбы-веселья на территориях раннего славянского заселения с развитым земледелием вызвало насы­щение ее символикой календарных обрядов, маркированность всех действий, связанных с хлебом. Одна из важнейших дета­лей свадьбы этого типа — изготовление обрядовой выпечки: каравая, шишек, рук, калачей, а также действия, совершаемые с этими обрядовыми символами в ходе ритуала. Параллели с календарной обрядностью возникают и благодаря ряженью на заключительных этапах свадебного действа. Наконец, связь с аграрным циклом проявляется в типологической близости южнорусских свадебных и календарных напевов.

О достаточно раннем происхождении южнорусского типа свадебного ритуала свидетельствует незафиксированность в нем церковного оформления брака. В некоторых локальных традициях венчание сдвинуто к началу обрядового действа, как, например, в западных районах Курской области, где неве­ста и жених ездили к венцу до выкупа косы, накануне основно­го свадебного дня.

Музыкальный код свадьбы-веселья представлен дву­мя жанрами: доминирующими в нем свадебными песнями и причитаниями, которые не имеют специфических свадебных форм и интонируются на напевы похоронных плачей. В некото­рых версиях ритуала причитания вообще отсутствуют. Большая часть напевов южной свадьбы относится к классу цезурированных форм. Сегментированные напевы распространены в неболь­шом количестве в северо-западной части ареала свадьбы-ве­селья, а также в некоторых южнорусских традициях позднего формирования.

Песни звучат на всех этапах свадьбы, начиная с про­поя и вплоть до завершающих обрядов второго дня, и выпол­няют различные функции, связанные с двумя главными линия­ми ритуала: инициационной и территориально-контактной. В зависимости от особенностей функционирования в обряде, среди южнорусских свадебных песен можно выделить три груп­пы. Это прощальные, оформляющие переход молодых, и в пер­вую очередь невесты, в иную социальную группу; величальные, исполняемые во время ритуальных застолий и служащие для общинного закрепления новой структуры социума; а также пес­ни, комментирующие ход ритуала. Эти функции реализуются прежде всего в поэтических текстах песен, в то время какнапевы свадьбы-веселья в большинстве своем полифункци- ональны, поскольку координируются с большой группой текстов различного содержания. Исключение составляют лишь немногочисленные прощальные напевы, которые в части тра­диций запада и юга России выделяются особенностями своей ритмической, а иногда и звуковысотной организации и коррес­пондируют только с текстами прощальной тематики.

На русской этнической территории свадьба-веселье существует во множестве местных разновидностей. Различия между ними могут быть обозначены на уровне драматургии обряда в целом - выдвижением на первый план одного из его этапов; на уровне предметного кода - включением в него спе­цифических обрядовых символов; на музыкальном уровне - наличием или отсутствием причитаний, образованием обслу­живающих определенную обрядовую ситуацию песенных циклов со строго закрепленной последовательностью текстов. Набор музыкально-поэтических форм, их иерархия и функци­ональная соотнесенность с эпизодами свадебного действа в каждой локальной традиции различны, что образует инди­видуальный и неповторимый облик местной свадьбы.

 

Поскольку невеста в ходе свадьбы совершает оба пе­рехода, то весь ритуал организован от ее лица, и оппозиция свой/чужой предстает в нем как противопоставление ее рода роду жениха, которого в поэтических текстах свадебных песен нередко именуют «чужим чуженином». Этим же объясняется обращенность именно к невесте всей обрядовой символики, которая в линии жениха предстает в стертых, редуцированных формах. В ходе обряда невеста обретает признаки лиминаль- ного существа. С каждым этапом свадебного действа ее жиз­ненное пространство сужается, все более заметными становятся ограничения на ее самостоятельные передвижения (ср. выра­жение «сидеть в невестах»). Просватанная девушка отстраня­ется от домашних дел, в ее одежде появляются черты прини­женности, характерной для человека, проходящего инициацию: она носит старую одежду, не расчесывает волос, низко повязы­вает платок. Одним из главных свойств невесты является ее бес­словесность, ритуальное молчание: от ее лица говорят другие участники обряда. Единственно возможным для невесты оста­ется язык причитаний - жанра, оформляющего переходные ситуации жизненного цикла (Байбурин 1993а, с. 67).

Хотя свадьба в русской народной культуре предстает з чрезвычайном многообразии форм, сложившихся в локаль­ных традициях, есть целый ряд черт, общих для всех ее мест­ных разновидностей. В первую очередь, это способы кодиро­вания обрядовых смыслов на различных «языках» культуры. Для всех версий свадьбы характерно наличие одного или несколь­ких предметных символов, воплощающих прежний, девичий, статус невесты. На определенном этапе ритуала эти предметы уничтожаются или передаются девушкам - представительни­цам той социовозрастной группы, с которой расстается невес­та. Главными из таких обрядовых символов являются ее коса, расплетаемая (одна из форм уничтожения) участницами риту­ала, а также какой-либо другой предмет, напрямую или сим­волически связанный с волосами. На Русском Севере он чаще всего имеет название красота (девья красота). Это может быть лента, вплетаемая в косу, головная повязка или венок, кудель.

Другой ряд предметов, воплощающих девичество, свя­зан с растительной (деревце, ветка, ягоды калины) или живот­ной (курица) символикой. Свадебное деревце и курица обыч­но украшаются разноцветными ленточками и лоскутками, куделью, косой, сплетенной из пряжи, что связывает их с пер­вой группой символических предметов.

Практически повсеместно в состав свадебного ритуа­ла входят действия с обрядовым хлебом - одним из универ­сальных знаков преобразования природного в культурное. Свадебный хлеб (каравай, калач, курник, шишки), выпекае­мый в доме невесты и/или жениха, служит и символом общинной доли, которую необходимо перераспределить в связи с изменением структуры социума. С этой же целью в свадебном ритуале неоднократно происходит обмен дара­ми между представителями двух родов и устраиваются засто­лья с обильным угощением.

С семантикой обмена, утраты/обретения связано ис­пользование в свадебном ритуале языка торговли, а также включение в поэтические тексты свадебных песен и пригово­ров образов охоты (ловли зверя).

В свадьбе принимает участие много людей, за каждым из которых строго закреплены определенные обязанности в ритуале. Хотя свадебные чины имеют различные номинации в локальных традициях, их функции являются общими для всех местных версий обряда. И невеста и жених окружены родствен­никами и представителями половозрастной группы, которую они покидают, вступая в брак. Подруги невесты именуются под- невестницами, дружками', друзья жениха - поджанишниками, дружками, а вся его «партия» — боярами или сваребьянами. В мужской и женской молодежных группах обычно выделяют­ся старшие, настоящая, или святная (потому что сидит вместе с невестой в святом углу), подружка, старший дружок. Отдель­ную группу образуют ритуальные специалисты, которые ведут обряд и отвечают за его правильный ход: свашки, дядя или тысяцкий (пожилой родственник жениха) и др. Все они долж­ны быть «парными», то есть состоять в браке. Большая роль в обряде отводится крестным родителям молодоженов, чье ме­сто в свадьбе нередко оказывается более значимым, нежели позиция «биологических» родителей, что может быть объясне­но идеей превосходства «культурного» над «природным».