ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ У РЕБЕНКА. Генетическое исследование объектных отношений

Дата: 2025-05-21; Просмотры: 3

Оценка:

0.00 из 5.00 — оценок

Скачиваний: 0

Скачать

Эта глава будет посвящена, прежде всего, попытке реконструкции генетической эволюции. Здесь необходимо обратиться к работам, которые буквально наводнили психоаналитические круги. Тщательное рассмотрение этих работ соответство­вало бы попытке систематизации.

Исключительно из удобства мы решились выделить в эволюции ранних объектных отношений некоторое количество этапов, которые составят последующий предмет описания, обобщенный в таблице, которую мы предлагаем в качестве зак­лючения. Мы увидим наряду с генетическими стадиями, описанными в свете про­дольной эволюции, и стадии, предлагаемые психоаналитиками, работающими со взрослыми, и синхронные функции материнского объекта. Мы также попытаемся систематизировать гипотезы о коммуникации в объектных отношениях.

Нарциссическая стадия

Описание этой стадии обязывает обратиться к состоянию новорожденного. Не было бы оснований помещать это описание в начале исследования объектных отношений, если бы нам не надо было ссылаться на тексты Фройда, посвященные изучению нарциссизма, предшествующего эволюции объектных отношений.

В «Метапсихологии» он противопоставляет нарциссическую стадию объектной стадии:

Представим себя на месте живого существа, почти лишенного поддержки, еще не ориентирующегося в мире, чья нервная субстанция воспринимает некоторые возбуждения. Это существо вскоре будет в состоянии сделать первое различение, на­чать ориентироваться. Оно ощутит, с одной стороны, возбуждения, от которых оно сможет избавиться мускульным действием, и присвоит их внешнему миру. С другой стороны, оно будет воспринимать и другие возбуждения, по отношению к которым подобное действие будет оставаться безрезультатным, и которые будут сохранять, несмотря на это действие, свой постоянный властный характер; эти возбуждения свидетельствуют о существовании внутреннего мира и являются доказательством инстинктивных потребностей. Субстанция живого существа, воспринимающая факт своей мускульной активности, обретает, таким образом, точку опоры, которая позволяет ему отличать «внешнее» от «внутреннего» [19, р. 30-31]...

461

Я примитивным образом находится в самом начале психической жизни, инстинктивно инвестируемое и частично способное удовлетворять само свои инстинкты. Мы называем это состояние нарциссическим и квалифицируем как аутоэротическую возможность удовлетворения, которая и него включена. В этот период внешний мир, вообще говоря, не инвестирован интересом с точки зрения удовлетворения, он остается индифферентным. В это время Я-субъект смешивается с тем, кто поставляет удовольствие, а внешний мир — с тем, что индифферентно (или же, возможно, с тем, что является неудовольствием в качестве источника возбуждения). Определим сна­чала любовь, сказав, что она — отношение Я с источниками удовольствия; ситуация, и которой Я любит только себя самое и остается индифферентным к внешнему миру, будет тогда первым из контрастных отношений, где мы нашли «любовь». Я не нуж­дается во внешнем мире, когда оно аутоэротично, но вытаскивает из него свои объекты через опыт инстинкта самосохранения и не может, тем не менее, помешать себе в течение некоторого времени испытывать неприятные внутренние возбужде­ния влечения. Под влиянием принципа удовольствия дальнейшая эволюция с того момента осуществляется в нем самом. Оно инкорпорирует в себя предложенные объекты, и если только они конституируют источники удовольствия, то оно их интроецирует, по выражению Ференци, и, с другой стороны, отвергает то, что внутри него самого становится причиной неудовольствия [19, р. 43-44].

В том же тексте можно прочесть и другое важное замечание:

...Да, примитивное нарциссическое состояние никогда бы не смогло эволюционировать, если бы каждый индивид, не будучи в состоянии помочь себе сам, не проходил бы период, где заботы другого ему необходимы... [19, р. 43].

Нарциссическая стадия, таким образом, соответствует первому периоду жизни, где новорожденный живет в состоянии относительного безразличия к внеш­нему миру, от которого он в некотором роде защищен высоким порогом возбуж­дения. Именно от внутреннего возбуждения зависят его потребности, которые выражаются во время его дискомфорта через пробуждение и крики, принимаю­щие ритмичный характер, связанный с первыми набросками развития условных рефлексов. Нет объекта, который мог бы быть дифференцирован. Внешний мир и, в частности, мать не есть объект, хотя она себя чувствует объектом зова перед субъектом, реакции которого начинают индивидуализироваться на ее собствен­ных глазах, поскольку она слышит и понимает его крики. Во всяком случае, в ок­ружающей среде бесформенный объект удовлетворяет ритмические потребности новорожденного.

Нарциссическая инвестиция имеет свою судьбу, которую Фройд впоследствии уточнил. Мы к этому вернемся и увидим, какую роль она играет в выборе объекта у ребенка и взрослого.

В несколько схематичном виде мы допускаем, что Нарциссическая стадия соответствует первым неделям жизни: она продолжается до 8-12 недель.

Для ее определения можно принять термин «недифференцированности» Р. Шпица. Грудной ребенок не отделяет себя от своего окружения и может ощущать ма­теринскую грудь только как часть самого себя. Я не отделяется от не-Я.

В это время, когда всякое восприятие связано с интероцептивными потребностями, реакции ребенка зависят от восприятия потребностей, выражающихся через эту систему, и внешние стимулы воспринимаются настолько, насколько они взламывают барьер спокойствия: они провоцируют

реакции, которые мы едва осмеливаемся квалифицировать как «неудовольствие».

Известно, что Шпиц не признает в качестве прототипа этих реакций неудовольствия знаменитую родовую травму, разработанную и широко применявшую­ся Ранком [38]. Тем не менее, Маргарет Риббл показала, что потребности ново­рожденного в кислороде влекли за собой реакции, которые можно рассматривать как прототипы тревоги [39].

Во всяком случае, если можно говорить о неудовольствии в первые дни жизни, то противоположностью этого аффекта можно было бы назвать спокойствие, Ни этих бинарных физиологических основах может строиться фундамент психологической жизни — сначала на протяжении развития преобъектных отношений, а затем — объектных, как мы это увидим далее.

Реакции новорожденного соответствуют, уже по законам развития условных рефлексов, реакциям окружающей среды. С этой точки зрения, было бы уместным говорить о первых сигналах, происходящих от объекта не как от либидного объекта, а как от объекта, воздействующего на глубинную чувствительность: речь идет о модификациях равновесия, которые исследовал Шпиц [41] вслед эй Хетцером, работу которого он цитирует [26]:

Например, когда после первой недели ребенка берут из кроватки и помещают его в позицию, в которой он получает материнское молоко, то есть в горизонтальную, ребенок поворачивает голову к груди человека, держащего его в этом положении, будь то жен­щина или мужчина. Наоборот, если поднимают того же ребенка из кроватки в верти­ кальную позицию, он не повернет головы в сторону данного человека [26, р. 14-15].

Сигналы становятся все более специфическими, но до начала 2-го месяца грудной ребенок узнает пищу, только когда голоден.

К концу 2-го месяца в окружении ребенка начинает занимать свое место человеческое существо: оно воспринимается, начиная с этого момента, визуально, а нарциссическая стадия уступает место следующей фазе: если взрослый подходит к кричащему и стонущему младенцу, когда пришло время кормления, то младенец успокаивается и тянет ротик. Но такая реакция возникает, только если он хочет есть. Исключительно в этом смысле и должно интерпретироваться, как это показали Ажюриагерра¹ и его со­трудники [3], исчезновение основного орально-языкового рефлекса Андре Тома в случае переполнения желудка. Главное обстоятельство состоит в том, что «он (младенец) в этот период реагирует на внешний стимул в соответствии с иите роцептивным восприятием, в соответствии с восприятием ненасытного влечения» [41, р. 16].

Аналитическая стадия

Это стадия преобъектных отношений, когда объект еще не узнается как таковой. По выражению Шпица, он является предвестником и выстраивается вокруг первых организаторов. Мы взяли термин аналитических отношений из Фройдовской терминологии, чтобы показать, что отношения грудного ребенка — это пока еще отношения нужды [33].

¹ Этот автор был транслитерирован во многих русских текстах как Аджурагерра. Но мы считаем верным перевод Ажюриагерра. — Примеч. Е. Е. Щавлеевой.

463

По Шпицу, эта стадия характеризуется специфической реакцией грудного ребенка на человеческое лицо — улыбкой. Напомним эксперименты этого автора, оказавшего, что реакция-улыбка возникает при условии, что взрослый смотрит на него в упор, так, чтобы были видны его глаза и чтобы он не был неподвижным. Речь пока идет о сигнале, связанным с «гештальтом», который играет привилегированную роль в формировании объекта.

Так, первое восприятие ребенка не связано с грудью матери или с бутылочкой молока. Чаще всего оно имеет место во время кормления, но возникает через «пре-восприятие» человеческого лица¹.

Итак, в первой воспринятой реальности связь устанавливается между грудью и человеческим лицом.

Первое восприятие возникает только в момент этой активности, запущенной интероцептивным путем, когда грудной ребенок голоден и особенно когда хочет пить. Сосание молока, устраняющее дискомфорт, и человеческое лицо определяют направленную орально-языковую активность, сопровождающуюся, как правило, ладонно-пальцевой активностью. Здесь можно вспомнить о совпадении двух архаических рефлексах хватания — орально-языковом и ладонном. Первое восприя­тие является одновременно визуальным (человеческое лицо) и оральным (пре­обладание движений сосания и глотания). Первый нечеткий гештальт соединяет лицо матери и оральный контакт с ней.

Первое восприятие от контакта с орально-визуальным «гештальтом» пре-объекта связано с потребностью, то есть с аффектом, в связи с которым можно было бы говорить об отсутствии спокойствия и даже о неудовольствии. С уменьшением напряжения возможности восприятия затушевываются.

Мы увидим, почему грудь является первым объектом в реальном смысле слова. Он воссоздается в первых фантазмах ребенка как опора удовлетворения или неудовлетворения. Но он не является первым воспринятым объектом. Первое кон­тактное восприятие дается посредством трех органов:

1) рука, являющаяся активной во время кормления грудью и координирующаяся по мере инвестиции этой части тела;

2) внутренняя часть уха, если вспомнить основные рефлексы предыдущей фазы,
на нарциссической стадии. В момент изменения положения можно предположить, что ребенок испытывает связанные между собой вестибулярное и слуховое возбуждения интероцептивного, смутного, шумного и тревожащего ха­рактера;

3) внешний кожный покров, если принять, что грудной ребенок обретает в своей кроватке кожную защиту, которая во время беременности поддерживалась за счет амниотической жидкости; контакт с воздухом должен создавать состояние возбуждения, также нагруженное для него аффектом.

¹ Эти взгляды изложены в работе Рене Шпица «Примитивная полость» [42]. Он исхо­дит из исследования генетического значения феномена Левина (белое сновидение) и фе­номена Исаковера (мучительные и неприятные модификации телесного образа в момент засыпания или болезни).

Итак, возможно, что эти три органа соединены неразрывным образом в момент потребности, чтобы представить собой момент удовлетворения, в частности через пищу.

Опыт кормления задействует различные активности, которые будут координироваться друг с другом и обретать смысл:

1) физиологические факторы в большей степени, чем психологические, связаны с неприятным напряжением и с его уменьшением во время кормления;

2) моторные факторы, которые будут организовываться направленно и психологически, начиная с нескоординированной и диффузной активности, характеризующей этот период;

3) перцептивные факторы опыта кормления (сосание молока и глотание), которые определяют запуск проприоцептивных органов оральной полости;

4) сенсорный опыт руки и комплекса кожного покрова, развивающихся синхронно;

5) синхронный опыт интероцептивного характера, который должен быть запущен через возбуждение внутренней части уха.

Этот комплекс факторов, организующихся начиная с аффекта, запущенного потребностью, определяет непосредственное восприятие в момент опыта кормления, На этой базе закладывается дистанцированное восприятие, лежащее в основе ког­нитивных процессов. Первые рецептивные элементы, как мы видим, — диффузные и базируются на проприоцептивных элементах: поэтому пальцево-ладонные реф­лексы не соответствуют скоординированным движениям, а реализуют настоящий разгул рук во время сосания молока. Оральная полость и руки составляют единое целое — «примитивную полость», которая способна создавать перцептивный эле­мент во время сосания, то есть в момент, когда устанавливается круговорот потреб­ностей и их удовлетворения. Визуальный опыт в это время слит полностью с опы­том кормления, и ребенок, конечно, не способен различить, что для него является внутренним, а что — внешним. В процессе созревания он начинает понимать, что означает для него ожидание пищи. Лицо матери, которое он теперь узнает, означает (и он это знает) подачу-пищи-в-рот. Дистанцированно воспринятой реальностью становятся, и лицо матери, и пища, которую она приносит. В то же время ребенок обретает, может быть, смутное осознание своей оральной и ручной активности.

В развитие этого перцептивного модуса вмешиваются:

а) восприятие того, что является внешним и что опосредовано нашей сенсорной системой;

6) интеро- и проприоцептивное восприятие.

Существенным является то, что инстинктивное удовлетворение связано с этими типами восприятий: именно наличие аффекта придает им ценность опыта.

Попытаемся уточнить различные уровни перцептивной и когнитивной интеграции, которых может достичь трехмесячный грудной ребенок: уже можно говорить об образном мышлении. В основе лежит кинестетическая организация, характери­зующаяся восприятием в целом, опосредованная кинестетической системой и интеро- и проприоцептивными рецепторами. В три месяца грудной ребенок дей­ствительно способен на диакритическое дистанцированное восприятие на основе визуальных

465

образов, в то время как последние, на наш взгляд, оставляют мнезические недолговечные следы.

Определившееся таким образом рудиментарное 51 названо Шпицем коренной центральной организацией, позволяющей ребенку координировать свои первые преднамеренные действия в целях защиты и обретения мастерства. Барьер защиты от внешних стимулов становится для ребенка бесполезным: действительно, он выходит из состояния интероцептивной рецептивности и начинает воспринимать. Аффекты определяют следы памяти и разрядку активности. Само действие спо­собствует развитию Я.

Как реальность, воспринимаемая в вербальном и экстравербальном модусе, объект должен рассматриваться в контексте Фройдовской теории: он является опорой влечений; не будучи осознаваем как объект, он, скорее, заслуживает названия пре-объекта, к которому направляются либидные и агрессивные вле­чения; пре-объект, который удовлетворяет потребности или отказывает в их удовлетворении, не заслуживает названия либидного объекта. Он обретает свою ценность только в связи с инвестицией, привязанной к аффекту влечения, то есть является только функциональным. Но это разъятие влечений, связанное с развитием условных рефлексов, ритмически организованных во времени посред­ством внутренней потребности, объясняет образование фантазмов парциального объекта, обнаруженных в психоаналитических наблюдениях, проводимых на ма­леньких детях Мелани Кляйн [28], и в генезис которых мы вместе с Рене Дяткиным попытались проникнуть.

Объект в своем постоянстве будет выделен из окружающей среды, только когда:

1) поступательное созревание ребенка позволит ему его осознать;

2) влечения смогут направиться на него.

Понятно, что часть аффектов будет десексуализирована. Хартманн, Крис и Левенштайн [25] предпочитают говорить о нейтрализации — процессе, очень важном для развития Я, когнитивные, то есть автономные, функции которого дезинвестируются от конфликта, который привносят с собой влечения, определяющие состо­яние потребности. Этот процесс, как мы увидим, нельзя путать с более поздним — сублимацией.

Несмотря на сложность действующих процессов (хотя грудной ребенок более не является тотально пассивным и вопреки исчезновению архаичных рефлексов и протопатических реакций), поле восприятия грудного ребенка остается достаточно ограниченным, поскольку оно не выражается, разумеется, в чисто вербаль­ной форме — единственной эффективно действующей у взрослого. Между либидным пре-объектом и ребенком устанавливается обмен — вербальный и экстравербальный со стороны матери и инфравербальный со стороны ребенка. Мы плохо знаем реальность этих процессов, но этологические наблюдения за­ставляют нас догадываться об их богатстве.

И все-таки в своем исследовании «Психоанализ и нейробиология» Ажюриагорра, Дяткин и Бадаракко [3] достаточно основательно изучили этапы созрева­ния и развитие первых зачатков Я. Эти авторы указывают на то, что возможности восприятия и выражения у грудного ребенка в данный период имеют свои огра­ничения: визуальное перцептивное поле ребенка сведено, по крайней мере в на­шей культуре, к редуцированной порции пространства, поскольку он постоянно лежит в своей кроватке.

С другой стороны, он еще опит большую часть дня и не способен на хватание. Однако вполне возможно, что некоторые шумы, образующиеся от глотания или отрыгивания, предоставляют ему возможность инфравербального выражения.

Беспомощность грудного ребенка — это центральный факт пре-объектной фазы, Воздействие на окружение, несмотря на возможности, которые можно будет на­звать пре-коммуникацией, характеризуется, по существу, простой диффузной «разрядкой»: крики, плач, беспокойство. Тем не менее, грудной ребенок организу­ ет объект через улыбку специфического значения.

Шпиц описывает этот период как период переходных отношений между ребенком и его матерью [41], желая сказать, что эти переходы — непрерывные и зача­стую очень бурные. Мы добавим, что они являются транзитивными, потому что не опосредованы. Только с развитием речи и сигналов они становятся интранзитивными, непереходными. При этих переходных отношениях невозможно об­ратиться к опыту взрослого, чтобы понять, в каком мире живет грудной ребенок: если он сопротивляется некоторым возбуждениям лишения, которые были бы не­выносимы для взрослого, то не менее верно, что он сильно зависит от среды — он совсем готов вступить в период, где отсутствие и лишение вкладов будут пережи­ваться как потеря объекта, который отныне является чем-то другим, нежели опо­рой влечений. Но перед лицом объекта Я стремится выйти из Самости: оно будет структурироваться как раз по причине снижения порога восприятия, которое де­лает необходимым контроль стимулов.

Объектная стадия

Ажюриагерра, Дяткин и Бадаракко описывают в своей работе [3] поступательное созревание грудного ребенка: теперь он может садиться, и его перцептивное поле значительно расширяется, в то время как возможности его воздействия на мир будут увеличиваться благодаря развитию функций моторики и хватания.

Понятно, что материнский объект теперь осуществляет свое воздействие не только во время кормления и ухода. Он (материнский объект) входит в перцептивный мир ребенка, и ребенок может воздействовать на него посредством пре-речи: криками, лепетом, отрыгивающими звуками и т. д.

Именно в этом периоде, который длится все второе полугодие первого года жизни, Шпиц располагает «второй организатор», устанавливающийся вокруг аффекта неудовольствия, провоцирующегося отсутствием матери. Это тревога 8-го месяца.

Вот краткое изложение взглядов этого автора: аффекты удовольствия провоцируют специфическую реакцию социальной улыбки к трехмесячному возрасту. Аффекты неудовольствия начинают играть все более отчетливую роль после шести месяцев и так же необходимы, как и первые, для формирования Я. В этот период ребенок реагирует на дружеское присутствие матери и по-другому чувствует незнакомца, поскольку прячется, плачет или остается заторможенным. Именно на этом различении и его следствиях Шпиц базирует описание тревоги 8-го месяца. В генезисе этой реакции он рассматривает три последовательные стадии, которые ведут от неудовольствия к тревоге, проходя через страх. Состояния напряжения — прототипы неудовольствия — организуются на нарциссической стадии вне зависимости от того, принимаем мы или пет существование родовой травмы.

467

Состояние неудовольствия определяется постепенно, но отношению к некоторым возбуждени­ям и провоцирует все более и более экспрессивные проявления, все тоньше и тоньше воспринимаемые матерью.

На аналитической стадии можно было бы говорить о страхе перед некоторым неприятным опытом: напряжение и неудовольствие соответствовали сначала внут­реннему неравновесию; страх возникает по случаю изменения окружения, оду­шевленного или неодушевленного. Новое восприятие провоцирует бегство перед опасностью, то есть страх в том смысле, в котором Фройд его противопоставлял тре­вожности [20].

Теперь ребенок реагирует больше не на объект, который происходит из неприятного опыта; он осознает постороннего, незнакомца, вызывающего боязнь, особенно в отсутствие матери. По Шпицу, ребенок разочарован незнакомцем, потому что спосо­бен осознавать материнский объект, но он его не обнаруживает: тревожность связа­на, по-видимому, с внутренним напряжением, вызванным желанием. Эта реакция, которая обретает, вероятно, полную отчетливость к 8-му месяцу и которая является архаичным прототипом тревоги, свидетельствует о том, что грудной ребенок отли­чает свою мать от других, так как он осознает себя, потому что знает ее: объект суще­ствует в перцептивной области; но он является либидным объектом. И теперь можно говорить о собственно объектных отношениях.

Следует, конечно, более детально остановиться на основных аспектах созревания, которые позволяют осознание объекта, и на следствиях, которые эта ситуа­ция имеет для формирования Я. Перцептивное поле, как мы об этом уже сказали, значительно возросло, в то время как моторные и выразительные возможности находятся в состоянии развития в соответствии с интеграцией нервных функций.

Можно предположить, что накапливающиеся мнезические следы позволяют различным системам разрядки координироваться в русле направленного действия. Именно сейчас уже можно говорить о некотором Я, понимаемом в качестве приходящего в равновесие аппарата, который позволяет не только удовлетворе­ние потребностей, но и образование системы вторичных процессов посредством ряда обменов акциями между Я и объектом. До сих пор были только Самость (801) и мир, объятый слиянием или расколом. Теперь Я (Moi) приходит в рав­новесие как с окружающим миром через индивидов и вещи, с одной стороны, так и с возбуждениями внутреннего происхождения — с другой. Именно здесь кроется происхождение защитных механизмов, описанных систематизированным образом Анной Фройд [15]. Образование вторичных систем разрядки позволяет дезинвестицию энергии влечений, которая частично нейтрализуется после рас­смотренного нами ранее периода объектного слияния либидо и агрессивности, от­куда и возникает эффективность секторов Я, называемых автономными [25].

Вместе с Дяткиным мы попытались показать формирующую роль этих так называемых тревожных проявлений [32]. Они позволяют ребенку приобрести настоящее управление объектом, которое выражается в некоторых игровых мани­пуляциях ритуализированного порядка. Классический пример, приведенный Фройдом, — игра, где ребенок роняет предмет из своей кроватки, чтобы заставить взрослого поднять его, и таким образом он манипулирует взрослым: то, что исчезает, может возвратиться.

Также можно отнести к атому периоду зачатки фантазматической жизни. Когда объект отсутствует, ребенок может его «галлюцинировать», Это галлюцинаторное удовлетворение свидетельствует о том, что ребенок знает о постоянстве объекта. Так он закладывает фундамент его телесного образа. Можно также пред­ставить, что постоянно переживаемый опыт «отсутствия или присутствия целост­ного объекта» пробуждает следы травмы от расчлененного объекта, дающего удовлетворение и отказывающего в нем, и объясняет генезис фантазмов отноше­ний с парциальным объектом.

Таким образом, ребенок, осознавая, что объект существует не только в моменты нужды в нем, осознает себя существующим в мире. Через осознание другого он осознает, что сам имеет собственное существование и непрерывность.

В своей монографии [41] Шпиц детально останавливается на этапах развития, связанных с этой второй организационной фазой: понимание приказов и запретов, участие в первых социальных играх, постижение инструментария, свой­ственного только человеку, закладка защитных механизмов, в частности таких, как идентификация с агрессором или, скорее, с фрустратором, зачатки подража­ния взрослому (идентификация через жест).