[43] Покаянная песнь, палинодия – ср. прим. 25.
[44] Полемарх, старший брат Лисия, и отец его Кефал – участники диалога Платона "Государство". См.: указ. диалог, преамбула.
[45] Государственный муж – возможно, Архин (см. Менексен, прим. 4), который был против предоставления сицилийцу Лисию афинского гражданства. Эта история рассказана Плутархом в "Жизни десяти ораторов", в главе "Лисий" (835с – 836b). Сочинитель речей – "логограф" (см., например, Евтидем, прим. 58).
[46] Излучина на Ниле, сокращавшая путь между Навкратисом и Мемфисом, но чрезвычайно опасная, именовалась древними евфемистически "сладкой" или "доброй". Ср. например, Мыс Доброй Надежды (вместо Мыса Бурь) или Понт Евксинский – "Гостеприимный" (вместо Понта Аксинос – "Негостеприимный"). Здесь выражение употреблено в переносном смысле: государственным людям приятно писать речи, но это трудно, и они отказываются от своей задачи, боясь прослыть софистами, которых всегда порицали афинские обыватели, те самые "многие", "толпа", с чьим мнением, по Платону, Сократ никогда не считался, хотя они и могли принести большой пред. См.: Критон, прим. 6, 11.
[47] Творец речи уходит из театра, радуясь – может быть, потому, что в афинском театре происходили часто заседания народного собрания. В греч. тексте ό ποιητής – слово, которое можно понимать узко – "поэт" и широко – "автор вообще". Это или прямое сравнение: он уходит "с веселием в сердце, как поэт из театра" (Карпов), или подразумеваемое: "Если предложение принято, то поэт (Dichter), полный радости, уходит со зрелища домой" (О. Апельт).
[48] Ликург (см.: Критон, прим. 15), по Фукидиду (I 18), жил в IX в., по Плутарху (Ликург VII, XXXIX // Сравнительные жизнеописания. Т. 1), – в X-IX вв. О Солоне см.: Менексен, прим. 50. Дарий I прославился укреплением и расширением своего государства. При нем началась греко-персидская война. См.: Менексен, прим. 21.
[49] Сирены привлекали путников сладостным пением и губили их. У Гомера (Од. XII 39-54, 166-200) мимо них проплыл Одиссей, привязав себя к мачте и заткнув воском уши своих товарищей. Гомер знает двух сирен; в более позднее время считали, что их три. Когда мимо них проплыли аргонавты, заглушая их пение музыкой Орфея (Аполлоний Родосский IV 893-921), сирены бросились в море и превратились в скалы (Orphei Argonautica 1284-1290 Abel).
[50] Музы – дочери Зевса и Мнемосины; по Гесиоду – пиэрийские, геликонские, олимпийские. Их девять сестер: Клио, Евтерпа, Талия, Мельпомена, Эрато, Терпсихора, Полигимния, Урания, Каллиопа. Они богини искусства и вдохновительницы поэтов: им также ведомы правда и ложь, "что было, что есть и что будет". Они не просто поют, но славят "священное племя бессмертных", "добрые нравы богов" и "законы", следуя за "царями, достойными чести", и облегчая жизнь тем, кто "сохнет, печалью терзаясь" (см.: Гесиод. Труды и дни 1 сл., а также Теогония – 1-104, подробная характеристика Муз).
Среди гомеровских гимнов есть один (XXV), обращенный к Музам и Аполлону. В орфической литературе тоже есть гимн "Музам" (LXXVI). Из поздних гимнов к Музам отметим гимн "Музе" Месомеда с о. Крит (I-II в. н.э.), к которому (наряду с гимнами Солнцу и Немесиде) сохранились древние нотные знаки, на основании которых существует ряд музыкальных реставраций (Musici scriptores graeci / Rec. С. Janus. Lipsiae, 1895. P. 454-473). Знаменитый неоплатоник Прокл (V в. н.э.) тоже оставил "Гимн к Музам".) (III). Музы у него – это "свет, возносящий ввысь человеческий род". Они через "вдохновенные книги" спасают "души людей, поглощенные бездною жизни", они "опьяняют" философа "умными мифами мудрых", увлекая "душу странника к чистому свету", душу, "насыщенную медом их собственных ульев". См.: Античные гимны. См. также прим. 18.
[51] Миф о цикадах, созданный Платоном, – изящная метаморфоза, "превращение" с этиологической, как это постоянно бывает, основой. Интересно, что этиология здесь не ограничивается узкой задачей самой метаморфозы – показать, откуда взялись цикады. Мифологема органически связана с композицией диалога. Слова Сократа: "Значит, по многим причинам нам с тобой надо беседовать, а не спать в полдень" – раскрывают суть этого мифа, подчеркивая деятельное начало в человеке, лишенном рабской или животной лености ума, и наталкивают собеседников на дальнейшее развитие темы.
Превращение людей в иные существа – основная тема "Метаморфоз" Овидия. Однако для него превращение человека в животное, растение, камень или ручей – следствие наказания его богами или внутренняя моральная невозможность сохранить человеческий облик. Миф, где бы сила искусства заставила людей умирать в самозабвении и затем превращаться в цикаду, – плод неуемной фантазии Платона. Кузнечики всегда считались прекрасными певцами. Еще у Гесиода (Труды и дни 582-584):
...на дереве сидя,
Быстро, размеренно льет из-под крыльев трескучих цикада
Звонкую песнь свою средь томящего летнего зноя.
Пер. В.В.Вересаева.
Плутарх называл кузнечиков "священными и музыкальными" (Quaest. conv. VIII 7, 3). Феофилакт Схоластик в одном из своих писем (Ер. 1) именует кузнечика "музыкантом", "охотно распевающим песни и по своей природе очень болтливым", особенно в полуденный час, когда он "как бы опьяняется солнечными лучами", и "стрекочет певец, превратив дерево в жертвенник, поле – в театр и предлагая путникам свое музыкальное искусство" (Epistolographi graeci / Rec. R.Hercher. Paris, 1873). Рассказ этот следует платоновской традиции. Схолиаст к Аристофану (Облака 984) тоже говорит о "музыкальных кузнечиках", которые близки Аполлону. Так же как люди, которые ничего не ели, распевая, и кузнечики, облик которых эти люди приняли, по поверьям древних, ничего не едят. Артемидор в своем знаменитом "Соннике" (III 49) пишет, что "кузнечики обозначают музыкальных людей на основании рассказа о них; пищи никакой для них не надо" (Artemidori Daldiani Onirocriticon, Libri V / Ed. R.Pack. Lipsiae, 1963). Аристотель (История животных IV 7, 532b 14) тоже полагает, что кузнечики питаются только росой. В известном анакреонтическом стихотворении (fr. 32 Bergk) кузнечик "пьет немного росы" и поет "как царь", "сладостный пророк жары", которого "любят Музы". Кузнечик здесь "мудрый", "рожденный землей, любитель песен, не испытывающий страданий, бескровный, почти что подобный богам". В небольшом рассказе Элиана (De nat. an I 20 Hercher) "О цикадах" говорится о "болтливости" цикад, о том, что они "питаются росой" и распевают в самую жару, "как трудолюбивые хоревты". Страбон (VI 1 9) приводит историю о том, как однажды на состязаниях кифаредов на пифийских играх, когда у победителя "одна струна лопнула, цикада вскочила на кифару и восполнила недостающий звук струны". Победитель посвятил Аполлону в родном городе Локры свою статую с цикадой, сидящей на кифаре. Многие видели в кузнечиках нечто пророческое. Так, Теофраст считал, что "кузнечики, расплодившиеся в большом количестве, свидетельствуют о годе болезней" (Theophrasti opera / Ex rec. F.Wimmer, I.Lipsiae, 1862, fr. VI 4. P. 129).
[52] Ср. пер. В.В.Вересаева: "Слово, какое скажу я, не будет достойно презренья" – обращение Нестора к Агамемнону с советом испытать доблесть воинов, распределив их по племенам и фратриям (Ил. II 361-363).
[53] Т.е. пустяки.
[54] Плутарх (Apophtegmata laconica 233b // Moralia. Vol. II) в собрании различных остроумных ответов спартанцев (19) пишет: "Когда некий оратор похвалялся искусством красноречия, один лаконец сказал: "Клянусь богами, никогда нет и не будет искусства без истины"".