А счастье было так возможно. . .
Когда одна дверь счастья закрывается, открывается другая, но мы часто не замечаем ее, уставившись взглядом в запертую дверь.
Хелен Келлер, глухонемая американская писательница
На этом мы исчерпали "музыкальные темы", которые связываются со счастьем традиционно или даже не совсем традиционно. Остальные совсем рядом, мы все их знаем, но почему‑то "женское счастье" в своем бытовом, разговорном значении их не включает. Возможно, неспроста.
На одной из женских групп молодая мама двоих симпатичных детей и жена весьма достойного мужа Ксения поставила вопрос так:
– Все, что принято считать женским счастьем, у меня есть. Только здесь могу признаться, что отчаянно не хватает другого. Какого‑то состояния души, которое мне знакомо по прошлой жизни, но уже много лет меня не посещало. Без него я превращаюсь в бытовую технику, и это пугает.
– Ксения, давай попробуем заглянуть в это состояние души. Где оно могло бы тебя посетить?
– У моего рабочего стола. Я раньше, до детей, занималась дизайном. Мой материал – кожа. Я прямо вижу эти разноцветные лоскутки, инструменты... Это было такое счастье!
– Давай посидим за твоим рабочим столом (тут мы быстренько его обозначаем) и послушаем, что происходит внутри: мысли, чувства...
– Первое, что приходит, – это физическое ощущение. Я на своем месте, мне легко дышится, мои глаза широко открыты, руки пока просто перебирают материал, но в любую секунду готовы заработать. Как будто сами, по наитию. Внутри все готово к движению, маленький импульс – и вперед. Я живая. Вся, целиком. Это место... Здесь не просто хорошо, это больше.
"Особое состояние души", которое прозвучало в монологе Ксении, показалось настолько важным, что мы задумались о том, где для разных участниц группы это место, где "не просто хорошо", где чувствуешь себя настолько живой и настоящей. Мы понимали, что речь может идти и не о конкретном месте – наша условная выгородка уже приобрела символический смысл особого, не бытового пространства. И разные женщины – молодые и не очень – садились на этот стул и вспоминали вслух те занятия, которые для них связаны с этим особым переживанием. Там было то, что посторонний назвал бы "увлечениями", – и то, что посторонний вообще бы не потрудился назвать, но мы‑то посторонними не были, мы были допущены к "особому состоянию души", и душа оказывала нам честь, облекая свои переживания в слова. И конечно, было понятно, что словами все не выразить. "Входов" в особое пространство оказалось множество, "партнерами" в этом состоянии были самые разные дела, предметы и существа.
Компьютер. Мольберт. Белый лист бумаги. Лошадь. Кухонный стол с набирающим силу тестом. Двое внуков, четырех и шести лет, ступающих по лыжне перед своей бабушкой. Горная тропа. Флейта. Охапка цветов, которые могут стать букетом, композицией. Письма, которые пишутся далекому другу. Черная влажная земля, ожидающая посева. Танец‑импровизация босиком в пустой квартире. Сказка для маленькой дочери, рождающаяся тут же, из головы.
Очень просто. Ничего выдающегося – среди них не было ни балерин, ни поэтесс, ни впадающих в транс духовидиц. Они говорили об этих простых делах, как будто выдавали секрет. Секрет известен, но секретом быть от того не перестает. Вход в иное царство, в Страну чудес, так уж повелось, лежит совсем близко: коровье ухо и кроличья нора. Вход в особое состояние души не охраняется, за него не конкурируют, его не пристало связывать со счастьем, – а между тем оно именно здесь ближе, чем где‑либо. "Двери" оказались совершенно разными, само же состояние – узнаваемо всеми и не нуждается в том, чтобы его "пробовали на зуб". Настоящее, настоящее – как удар сердца.
И без него в самом деле ни любовь, ни семья, ни работа не обладают тем смыслом, той радостью, которые делают их действительно важными частями нашей жизни. Некоторые называют его "творчеством", хотя слово это опасное – почти как "любовь" или "счастье". Импульс, огонек, движение, которое заставляет создавать – или не заставляет, потому что если эта пружинка есть, она найдет, к чему приложиться.
Воспитание детей для многих женщин становится настоящим приключением, воистину делом творческим, со всеми страстями, разочарованиями, догадками, озарениями, которые свойственны любому творчеству. И тогда происходит нечто важное: сама мама меняется, перерастает простую – и такую понятную – потребность "быть нужной"; в ней зреют зерна мудрости и интуиции, которые дадут ей силы и для следующего жизненного цикла. Работа может быть точно таким же полем для творчества: умение придумать, реализовать, вовремя увлечься и вовремя остыть, опыт завершения и "отпускания" готового результата остаются внутри, что бы ни стряслось с самой работой как "местом", организацией.
Даже простые – совсем простые – дела жизни приобретают совершенно другую окраску, другой смысл... Женщины, которые любят и умеют готовить и получают от этого настоящее удовольствие, радуются возможности испечь вот такой‑то невероятный пирог или засолить по редкому рецепту грибы, может, и не называют это "творчеством", но все симптомы‑то налицо! Блеск в глазах, несколько учащенное дыхание, полная сосредоточенность, почти транс; радостное возбуждение, выдох творца в конце. Предмет, возможно, не возвышенный; кроличья норка, коровье ухо... Все это будет съедено через два часа, о чем тут вообще говорить? О процессе. О состоянии, которое превращает тягомотину жизнеобеспечения в осмысленное дело, придает красоту и завершенность вот этому моменту ее единственной жизни: "Свет смысла нам разогревает щи и воду кипятит в тазу для стирки, иначе, словно камень из пращи, душа летит из огнестрельной дырки". Один мудрый человек – сам, к слову, прекрасный кулинар – говорил когда‑то: "Жизнь состоит из тысяч неинтересных дел. Просто их делать – тяжело, скучно. Значит, нужно добавить какого‑то интереса для себя, эксперимента, интриги. Сделать не сто процентов, а сто пять – чтобы пять были волшебными, неожиданными, цепляли за живое. И эти пять вывезут те сто". Украшая свой дом и придумывая новую игру с детьми, сочетая слова или цвета, находя остроумнейшее решение проблемы на работе или создавая что‑то в своем саду, мы прикасаемся к очень сильному источнику, который одновременно находится внутри и вне нас, – кто‑то же зажег этот огонечек?
Нашими руками, глазами, языком, танцующим или рожающим телом с миром говорит сила, которая и меньше, и больше нас самих. При всей разности предметов и языков ясно одно: это нежитейское, небытовое пространство (даже если речь идет о пироге); это место, где нас посещают подсказки и догадки, как лучше сделать, которые неизвестно откуда взялись. Это место и время полной сосредоточенности, когда можно забыть о том, сколько тебе лет, как ты выглядишь, хорошо ли ты сегодня с утра себя чувствуешь, место, где ярко и сильно циркулирует какая‑то особая энергия.
В такой момент нам, конечно, важно, чтобы получилось, чтобы был результат. Но важно не только это. И то, как естественно – словно сам собой – ложится по руке инструмент, будь то кисть или секатор; и то, как ничего вокруг не существует – не хочется в этот момент ни на свидание, ни в магазин, никуда, а хочется быть именно здесь, даже нужно быть именно здесь, естественно быть именно здесь, – дает удивительное переживание целостности. Это я – и это не только я. Может быть, что‑то большее, чем я. Может быть, даже испытываемые чувства – только камни в этой короне, только цветные нити в этом гобелене.
"Люди слова" подробно описали процесс своего творчества – им и карты в руки, им сам Бог велел словами это хорошо описывать. Многие говорили, что у них бывает ощущение, будто их рукой что‑то двигает, что они ощущают себя то ли музыкальным инструментом, то ли парусом. Некоторые из них были людьми достаточно скромными и не приписывали своей личности каких‑то уникальных свойств, не считали себя избранными, не говорили вслух о божественном начале, которое присутствует в этот момент. А тем не менее особое состояние предполагает, что присутствует кто‑то и кто‑то вдохнул – назовем ли мы это музами, Богом или как‑то иначе. Нам всем, и нас безусловное большинство, знаком этот момент Посещения, и мы знаем, что его тоже нельзя поймать за хвост, посадить в клетку, зафиксировать и присвоить. Можно только создать условия в своей жизни для того, чтобы это случалось чаще. Но и в таком случае нам никто ничего не обещал и не гарантировал. Важное отличие вот такого творческого женского начала от всех традиционных источников "простого женского счастья" в том, что это начало само находит себе приложение. Если это существует как способность, как возможность, то оно обретет форму, притянутся и обстоятельства, и люди, и материал – все будет.
Где‑то рядом всегда есть великие и неподвластные никаким житейским передрягам источники счастья: природа и искусство. Само по себе созерцание прекрасной картины или слушание замечательной музыки не заменяет ни человеческих отношений, ни житейского успеха. И тем не менее, если порыться в памяти, вспомнить по‑настоящему счастливые моменты своей жизни – те, в которые можно было сказать себе "да, сейчас я счастлива", то рядом со взглядом в глаза возлюбленного, рядом с улыбкой ребенка, рядом с высшим баллом за сложнейший экзамен обязательно вспомнится переживание музыки, поэзии, живописи и уж точно – переживание природы.
Этой "природой" может быть что‑нибудь совсем дикое, когда рано утром входишь в озеро, над которым тянется утренний туман, и плывешь медленно, чувствуя, как туман оседает на волосах, и вот на берег выходит из леса косуля... И ты видишь одновременно воду и небо, ощущаешь тело и струение воды, видишь, как блестит карий глаз, как бьется жилка на стройной шее и как качается задетая зверем ветка за секунду до шумного прыжка обратно в чащу. В этот момент мир един, точно так же, как в момент творчества, и неважно, сколько тебе лет, замужем ты или нет, какие у тебя есть или будут болезни, удачи, потери. Это момент внутреннего единства, цельности – его, как и любое другое счастье, нельзя сохранить, но вопроса о том, счастье ли это, не возникает.
А может быть, это какая‑то совершенно другая природа? Искусственная, парковая: пенятся какие‑нибудь вьющиеся розы совсем в другой стране с более мягким климатом и более мирными нравами, отбрасывают кружевную тень вековые деревья, играют на стриженом бархатном газоне безмятежные собаки... И все это почему‑то ощущается как укол в сердце – почти как тот укол, который мы испытываем, когда в сердце попадает стрела амура. И ощущение любви, и того, что мир прекрасен, раз могут быть такие розы, бывает настолько пронзительным, что опять‑таки вопроса, счастье ли это, не возникает – полное переживание вопросов не задает. Вот оно, сейчас, с этим ударом сердца.
И очень близко, рядом с радостью и полным переживанием прекрасного, рукотворного и нерукотворного, существует общение. Когда обо всем этом – полный восторг! – еще можно и поговорить. Одно из отличий вот такого общения от бытового – к сожалению, чаще всего от семейного – состоит в том, что оно не имеет практической цели. Дома и на работе мы чаще всего обсуждаем что‑то, решаем проблемы, а не общаемся. В широком смысле наше общение деловое, когда озабоченно – хорошо если еще и с удовольствием, с юмором – мы говорим вечером о том, что нужно сделать завтра, или о том, как мы будем проводить отпуск. Это общение для какой‑то цели, для принятия решений. У него есть результат, есть и критерии эффективности: за минимальное время – максимум информации и решений. Все по делу. "Делом" может быть хоть простуда ребенка, хоть сегодняшний ужин, хоть прием на работу нового пресс‑секретаря.
Общение дружеское этой цели лишено. Мы разговариваем, говорим и слушаем, пытаясь выразить себя и услышать, как другой человек, например старинная подруга или приятель, тоже выражает себя. Мы ценим то, как этот человек это делает, а наш собеседник ценит то, как это делаем мы. Нам интересно. Могут присутствовать вторые и третьи "планы", подтексты. Могут существовать и общие дела: где‑то там, вне рамок конкретного разговора. Нас может связывать сердечная привязанность, то ли прошлая, то ли будущая, то ли настоящая, но при этом нам еще и просто интересно. Нам нравится следить за ходом ассоциаций, за тем, как мысль делает свои повороты. Мы верим и не сомневаемся, что и то, как мы думаем и чувствуем, тоже интересно.
В дружеских отношениях важно бывает и другое: речь может идти о помощи, о поддержке, о том, чтобы выслушать в горе или посоветовать. Тогда эти отношения проверяются на истинность, прочность. Возможность же "просто поговорить" не связана с такими – почти кровными – узами дружбы. Она воздушней, в ней больше необязательного. Даже с человеком достаточно случайным находится общая нота, общий тон, и надолго сохраняется ощущение настоящего разговора, интереса. В тот момент, когда мы подхватываем мелодию и мысль или нашу мелодию и мысль подхватывает другой голос, мы вместе творим этот разговор. Результат этого творчества не предназначен для показа или тем более продажи, но процесс – прекрасен.
Такое общение совершенно не обязательно – и важно. Женской душе оно очень нужно, без него она чахнет. Жанр "разговора обо всем на свете" уходит корнями в юность, когда так сильна потребность в слушателе. Кому можно "сказать все" в пятнадцать? Лучшей подруге, и только ей. Разговоры – часами. То хихикают, то обе мрачнеют, то умолкают, уходят в себя – и понемногу учатся выражать и описывать словами чувства и отношения. Задают вечные вопросы: что есть судьба? Трусость ли самоубийство? Лучше любить или быть любимой? И тут же – о том, что носят, кого с кем вместе "видели", как правильно накрасить ресницы, с кем из мальчиков что было и чего не было. Вот когда возникают знаменитые женские разговоры обо всем на свете, которые раздражают мужчин и в пятнадцать, и в пятьдесят и названы ими "разговорами ни о чем". У такого общения свой синтаксис, свои подтексты. Это – не обмен информацией, скорее уж мелодия. Контакт важнее содержания, процесс важнее выводов. В разговоре с хорошей подругой или приятелем нет "неважного" и "неинтересного", и никто не назовет ваше вчерашнее плохое настроение "ерундой". Это очень счастливые моменты, и они вполне определенно отливают синим блеском – как то перышко...
Однажды мне довелось просматривать материалы исследований, главной задачей которых было выделение ведущих факторов в представлении о счастье мужчин и женщин. Все это было изложено вполне академическим языком, основано на многочисленных и достаточно корректно проведенных опросах, когда люди разного возраста и пола описывали переживания счастья в своей жизни. Таблицы, статистика, ожидаемые результаты... Ну‑с, что там с "простым мужским счастьем"? Как и положено – социальный успех, признание. А что же сказали женщины?
Когда конкретные ответы были обобщены и проанализированы, самыми "весомыми" оказались два источника. Первый – это возможность ощутить себя частью чего‑то большего, чем ты сама. Когда я прочитала эти строчки отчета, у меня в голове что‑то "щелкнуло" и картинки разных историй совместились. И молодая мать троих малышей, полностью растворяющаяся в игре с ними, во времени "сейчас"... и женщина, садящаяся за инструмент, чтобы сыграть ноктюрн... и прикусившая губу в поисках нужного слова, выражения или мысли... и выходящая на рассвете в свой сад – небо, яблони, трава под ногами – как бы вдыхающая этот миг, растворяющаяся в нем... и та, которая третий час кряду расписывает пасхальные яйца вечером Чистого четверга, – они все счастливы. Они все находятся в центральной точке переживания своего единства с чем‑то, что больше. Забывают себя. Принадлежат. Поглощены – но, что важно, не навсегда.
Дети в любую минуту потребуют иного внимания – острого и без всяких признаков "благорастворения". Ноктюрну предшествовали нудные репетиции. Рукопись придется редактировать и править, сад – полоть, а до и после любого праздника бывают будни. И это тоже хорошо.
Да, а в качестве второго "фактора женского счастья" была упомянута возможность "выражать свой опыт словами". Беседовать, разговаривать. Не обсуждать вопрос, не проводить совещание со своим семейством, а именно выражать себя словами. Вот так все оказалось просто и неожиданно. И вполне независимо от того – тех, – кого традиционно считают "держателями акций" этого самого счастья.
Люди из мира устойчивых мифов – те же ребята с телевидения – воспринимали эти сведения как нечто не то чтобы сенсационное, но безусловно эпатирующее: не может быть. Женщины должны быть счастливы не так! История про Люсю К., которая назло "любимому" переспала с пятью его друзьями – кажется, даже в один день – давно никого шокировать не может. История про тещу, отбившую зятя у дочери, тоже. Девушкой, оскальпировавшей подружку из зависти к кудрям последней, тоже никого не удивишь. А эти сугубо академические байки почему‑то людей современных и "без комплексов" сильно смутили: как будто не Люся К., а они сами, что называется, не тем давали. Думаю, а не поговорить ли об этом на ближайшей женской группе? (О счастье, разумеется, а не о смущении нынешних "властителей дум".)
И одна темпераментная врач‑нарколог сказала: "Вы знаете, не удивляет: ну, конечно, это так, а как же иначе?" И десять других очень разных женщин, находящихся в совершенно разных профессиональных, семейных и личных ситуациях, пожали плечами, покачали головами и сказали: "Ну да, конечно. Мы‑то это знаем. Не вопрос".
А говорили мы потом совсем не о том, "так" это или "не так", а об очень важной для всех присутствовавших проблеме: до какой степени, на какое время становиться "частью чего‑то большего", растворяться в этом "большем" для нас хорошо, а когда это становится рискованным и может повести к утрате границ собственной личности. А поскольку та группа была длительной, а занятие – последним, заодно подводили итоги и своей почти годичной работы. Одно высказывание кажется мне прямо связанным с темой: "Для меня этот год был, возможно, первым в моей жизни опытом таких отношений, когда можно сопереживать, симпатизировать, даже любить – но не вторгаться, не претендовать. Не жрать другого человека и не питать своей кровью. Я впервые за свои почти сорок лет поняла разницу между "быть рядом" и "слипнуться в ком". И, кстати о птичках, я счастлива вот от этого ощущения разницы: я теперь знаю, что можно быть вместе, и это не грозит потерей себя; и можно быть отдельно, и это не означает, что тебя никто не любит. А вообще – хорошо быть женщиной. Столько возможностей быть счастливой... "
Ну да, конечно: возможностей время от времени испытывать совершенно разное, но тем не менее явное счастье гораздо больше, чем принято считать. Эти возможности вокруг все время, их очень много, они одновременно внутри нас и в мире. Конечно, они будут разными в зависимости от того, двадцать тебе лет, сорок или шестьдесят, но это возможности. И в какой‑то период, на каком‑то цикле жизни для нас самым главным будет любить мужчину или рожать ребенка. Но – в том же возрасте! – для другой женщины это может быть авторский проект или то, что она чувствует как свою миссию, "дело жизни". И тоже не навсегда. Статистика не помогает решить проблемы нашей единственной жизни – "как у других" счастье не бывает, оно бывает "как у себя". Завершается какой‑то цикл, решаются его задачи – то, что вчера было важно и составляло смысл жизни, почему‑то перестает быть таким важным: душа ищет других целей. Обычно в этот период мы переживаем кризис, и если находим другие цели, то новое, во что стоит вкладывать себя, то входим в новый цикл – и он тоже, к счастью, не последний.
Мне хочется поделиться воспоминанием об одном разговоре с очень‑очень пожилой женщиной. Ей, наверное, было лет восемьдесят. Ее счастье, конечно, очень отличалось от моего, поэтому у нас вышел философский спор. Я помню его со всей отчетливостью, так, как будто это было вчера, хотя прошло уже довольно много лет. Мы разговаривали о растениях, и та старушка с ясными‑ясными голубыми глазами и обветренной кожей – такая бывает у людей, которые много возятся в саду, – говорила очень высокие слова о радостях этой работы, о счастье видеть ранней весной, как сад просыпается, и укладывать его спать поздней осенью. Я слушала ее с удовольствием и интересом, хотя в тот момент меня гораздо больше занимало здоровье моего трехлетнего ребенка, обстоятельства карьеры и прочие трудные вопросы другого возраста. Она почувствовала, что мое внимание не полностью с ней, улыбнулась и сказала:
– Вот доживете до моих лет и поймете, что ничего лучше этого нет на свете, совсем ничего.
– Но позвольте, – сказала я, – а как же дети?
– Дети, – сказала она, – но ведь мы их называем "цветами" жизни именно тогда, когда они хорошие, любящие, нежные, а ведь они такими бывают не всегда...
– Хорошо, – сказала я, несколько опешив, – а любовь, творчество, работа?
– А вам в саду мало любви, работы и творчества? Где же больше?
– Постойте, постойте, ну а Бог?
– Так ведь люди рай садом себе и представляют, – ответила она.
Мне было нечего добавить, нечего возразить, все мои аргументы были полностью исчерпаны. Рассказываю эту историю не для того, чтобы согласиться с чудесной бабушкой‑философом, и не для того, чтобы ей возразить. Мы не знаем, что для каждой нас будет счастьем через десять, двадцать, тридцать лет, но оно возможно и тогда. Другое – такое, до какого дорастем и какое сможем принять и узнать в лицо. Для того чтобы напомнить и вам и себе эту очевидную истину, я позволила себе потревожить память той чудесной старой женщины. И поэтому должность "специалиста по женскому счастью" останется вакантной, кому она нужна?
Пусть уж каждая в меру своего разумения разбирается с этим... ну, которого, говорят, на свете нет, но есть покой и воля...
ПОСТСКРИПТУМ: ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ СТРАШИЛКА
И что, в самом деле все так серьезно? Сплошные кризисы, переживания и работа над собой? Черепа со светящимися глазницами, лягушачьи шкурки, постоянные испытания? И даже "простое женское счастье", оказывается, не за поворотом – "я могла бы побежать за поворот", – а тоже требует своевременного похода в темный лес, да еще не один раз за жизнь? Фу, как скучно! У них там, наверное, в этих женских группах, собрались сплошные закомплексованные зануды – им и идти за огнем к Бабе‑яге, а нормальным женщинам должно быть и от булавок светло! Так или примерно так. Слышала, и не раз. Позвольте, дамы и господа, категорически не согласиться – и не советую без нужды поминать жительницу темного леса. Все‑таки богиня, хотя и "из бывших"...
Я‑то, конечно, пристрастна. Да и сказала уже почти все: меньше, чем задумывалось, и явно больше, чем принято. Заглянем‑ка мы напоследок не на женскую группу и не в окно избушки на курьих ножках – заглянем в очень серьезный и объективный аналитический доклад:
"Надо сказать, что с точки зрения психологического состояния российских женщин около трети из них находятся, что называется, "на пределе" и только у четверти из них психологическое состояние достаточно комфортное. И хотя женщины, понимая свою ответственность перед семьей и детьми, стараются "держаться" и сохранять оптимизм, многие из них делают это буквально из последних сил (см. рис. 8)" [56] .
На "рис. 8" смотреть не будем, ничего хорошего там не показывают. В поясняющий его текст, однако, заглянем:
"Почти половина российских женщин испытывает практически постоянное ощущение несправедливости происходящего вокруг, около трети считают, что, хотя так дальше жить нельзя, но сами они не в состоянии повлиять на происходящее вокруг и при этом никого не волнует, что с ними происходит"[57].
А по большому счету, что случится в мире Настоящего Дела от того, что время от времени одна‑другая – ну хорошо, и третья тоже – женщина будет находиться "на пределе"? Не сменится же от этого владелец телеканала, не уйдут в буддийские монахи депутаты, не проиграет наша сборная по футболу – то есть проиграет, но не поэтому. Даже водка не подорожает. И уж совсем никак это не отразится на новой коллекции галстуков от Армани. Понимаете, девочки, свою ответственность перед семьей и детьми? Вот и ладненько. И чтоб тихо. Перед очередными выборами о вас вспомнят и чего‑нибудь наобещают, использовав тот же аналитический доклад.
И не думайте, что данные получены в каком‑нибудь жутком месте с видом на кладбище, – это обобщенные результаты по всем возрастным и социальным слоям. Для безработных и пожилых цифры еще хуже, для молодых и успешных – получше, а в целом вот так. "Цифирь" нехороша, что и говорить. Но может быть, именно мрачный характер этих данных позволяет – да нет, заставляет! – задуматься о собственных решениях. Потому что, похоже, их больше ждать неоткуда. Придется самим...
P.P.S.
Жизнь, между тем, продолжается. Если это твоя единственная жизнь, то она продолжается "здесь и теперь". И все же есть кто‑то, кого "это волнует": ты сама. И такие же, как ты, – все, кто готов думать, решать и поступать по‑своему.
Не ждать справедливости, а просто делать для себя все, что можно. Дружить, любить, интересоваться многим и разным. Менять окружение, если оно мешает развитию, искать и находить поддержку и понимание. Подвергать сомнению стандартные сценарии женской жизни. Сохранять в себе способность удивляться, начинать все сначала и благодарить. Время от времени что‑то делать исключительно для души и искать тех – мужчин и женщин, – с кем можно этот опыт разделить. Найти возможность говорить "своим голосом и о том, что важно для тебя". В группе или где‑то еще – это уже детали.
За годы работы я не раз убеждалась в том, что наши "последние силы" не такие уж и последние – если ты "у себя одна", они находятся. Прабабушки могли бы гордиться нашей энергией, юмором, способностью радоваться и меняться. Что мы оставим дочерям и внучкам, зависит не только от обстоятельств. От кого же еще они узнают, что быть женщиной – хорошо?
[1] Elizabeth Wertzel. The bitch rules.
[2] См., например, классическую философскую работу этого направления "Второй пол" Симоны де Бовуар или, для контраста, популярный обзор научных исследований Деборы Таннен "Ты меня не понимаешь".
[3] Сьюзен Конант. Пес, который говорил правду. (Это "собачий" детектив, действие которого происходит в Гарварде).
[4] Книга называется "Women and Group Psychotherapy" (1996, Ed. B. De Chant). Она не только объемистая, но и крайне интересная во многих отношениях – например, великолепной библиографией. Подарена автору психодраматисткой Иви Летце: обучение наше заканчивалось, разговоры велись обо всем на свете. Надписан подарок так: "Пусть работа множества женщин этой книги вдохновляет и поддерживает твою работу". Чем не благословение от "профессиональной крестной"?
[5] Те, кому интересно почитать о теории и практике психодрамы, могут обратиться к нескольким замечательным книгам: Грета Лейтц "Психодрама: теория и практика. Классическая психодрама"; "Психодрама: Вдохновение и техника" (Под ред. П. Холмса и М. Карп); Пол Холмс "Внутренний мир снаружи. Теория объектных отношений и психодрама", Рене Марино "История Доктора: Дж.Л. Морено – создатель психодрамы".
[6] Психодрама в женских группах: "дочки‑матери" // Кроль Л.М., Михайлова Е.Л. О том, что в зеркалах: Очерки групповой психотерапии и тренинга. М.: НФ "Класс", 1999. С. 217 – 223
[7] В психодраматической литературе главный герой называется протагонистом, выбранные им на разные роли члены группы – вспомогательными лицами, а ведущий – директором, и это моя "родная" терминология, но на страницах этой книги я ее придерживаться не буду.
[8] Боли после ампутации конечности: ее нет, но она как бы еще есть и болит.
[9] Кстати, о Медее. Совершенно вне темы мести и агрессии рекомендую роман Кристы Вольф, интерпретирующий известный миф совсем, совсем иначе: очень печальная история и очень приличная проза.
[10] "Внутренний голос" всегда говорит от первого лица – он по своему разумению озвучивает мысль или чувство героини, которая может повторить эти слова, если согласна с ними, – и изменить любым образом, если чувствует и думает по‑другому.
[11] Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Ижевск: Удмуртия, 1987. С. 349.
[12] Вторая часть заголовка – палиндром, то есть "перевертыш", фраза, которая одинаково читается и слева направо, и справа налево.
[13] Янссон Т. Дочь скульптора. – СПб: Амфора, 2001.
[14] De Beavoir, Simone. The Prime of Life. New York, Harper and Row, 1976.
[15] Maccoby E., Jacklin C. The Psychology of Sex Differences.
[16] The Cinderella Complex. Women's Hidden Fear of Independence. Summit Books, 1981.
[17] Анна Наталия Малаховская. Апология Бабы‑Яги. Преображение // Русский феминистский журнал. 1994. № 2.
[18] Янссон Т. Дочь скульптора. – СПб: Амфора, 2001.
[19] Там же.
[20] Colette Dowling. The Cinderella Complex. Women's Hidden Fear of Independence. Fontana Paperbacks, 1987.
[21] Judith Viorst. Necessary Losses. The Loves, Illusions, Dependencies and Impossible Expectations That All of Us Have to Give Up in Order to Grow. Fawcett Gold Medal, New York, 1990. Pp. 12 – 172.
[22] Нечаева М. Записки дрянной жены. М.: Голден Би, 2000.
[23] Если объяснять, кто и что, то, по‑честному, надо объяснять и многое другое. Не буду.
[24] Исключительно для психоаналитически ориентированных коллег, случайно заглянувших в книжку: М. Laxenaire. Group Analytic Psychotherapy According to Foulkes and Psychoanalysis According to Lacan, in M. Pines (ed.) The Evolution of Group Analysis. London, Routledge and Kegan Paul, 1983.
[25] Арбатова М. Аборт от нелюбимого // Меня зовут женщина. М.: Альма‑Матер, 1997.
[26] Мария Арбатова "Меня зовут женщина". На мой взгляд, эту книгу, как и "Аборт от нелюбимого", прочитать обязательно надо, и не для литературных наслаждений. А для того, чтобы яснее видеть, четче понимать и успеть поступить со своей и чужой жизнями не по живодерской традиции, которую мы все унаследовали, а как‑то по‑другому.
[27] Там же.
[28] Петкевич И. Плач по красной суке. СПб: Амфора, 2000. С. 22–23.
[29] Евгения Двоскина. Мелкие пуговицы. Заметки, записки, рисунки – очерки нравов московских улиц, уходящей моды, проходящих мимо людей. М.: Время, 2002. (Книжка небольшая, наблюдательность – выше всяческих похвал, главное отличие от литературы "на темы моды" – в авторской позиции: пустяки неспроста, внимание к ним помогает понять, принять и справиться. С чем, сами знаете.)
[30] Балабанова И., Гурикова А., Леонтьева Н. Девичий Декамерон. М.: ОГИ, 2002.
[31] Улицкая Л. Ветряная оспа // Бедные родственники: Повести и рассказы. М. Вагриус, 2001.
[32] Палей М. Евгеша и Аннушка // Месторождение ветра: Повести и рассказы. СПб.: Лимбус Пресс, 1998. С. 122–124.
[33] Толстая Т. Лилит // Толстая Т., Толстая Н. Сестры. М.: Подкова, 1998. С. 214–215.
[34] Петрушевская Л. Бедное сердце Пани // Тайна дома. Повести и рассказы. М.: СП "Квадрат", 1995.
[35] Петрушевская Л. Выбор Зины // Реквиемы. М.: Вагриус, 2001.
[36] Славникова О. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки. М.: Вагриус, 2000.
[37] Judith Viorst. Necessary Losses. The Loves, Illusions, Dependencies and Impossible Expectations That All of Us Have to Give Up in Order to Grow. Fawcett Gold Medal, New York, 1990.
[38] Judith Viorst. Necessary Losses. The Loves, Illusions, Dependencies and Impossible Expectations That All of Us Have to Give Up in Order to Grow. Fawcett Gold Medal, New York, 1990.
[39] Палей М. Евгеша и Аннушка // Месторождение ветра: Повести и рассказы. СПб.: Лимбус Пресс, 1998. С. 112.
[40] Панколь К. Я была первой. М.: Монпресс, 2001.
[41] Горланова Н. Дом со всеми неудобствами. М.: Вагриус, 2000.
[42] Тэффи Н.А.. Избранные произведения. М.: Лаком, 1998.
[43] Alice Miller. The Drama of Being a Child. Routledge, 1968.
[44] Alice Miller. The Drama of Being a Child. Routledge, 1968.
[45] Cynthia Macdonald, "Accomplishments", цит. по "Необходимым утратам" Д. Виорст.
[46] Sontag, Susan. "The Double Standard of Aging". Saturday Review, October, 1972, pp. 29–38.
[47] Judith Viorst. Necessary Losses. The Loves, Illusions, Dependencies and Impossible Expectations That All of Us Have to Give Up in Order to Grow. Fawcett Gold Medal, New York, 1990. Pp. 12 – 172.
[48] СпаркМ.Избранное. –М.:Радуга, 1984.
[49] Дом, милый дом (англ.).
[50] Ткаченко К. Ремонт человеков. – М.: ОЛМА‑ПРЕСС, 2002.
[51] DailyExpress.August22, 2002.P.48.
[52] Честертон Г.К. В защиту скелетов. Эссе, статьи и "Чарльз Диккенс". Собр. соч. в 5 томах. Т. 5. – М.:B.C.I.,1995.
[53] Спарк М. Избранное. – М.: Радуга, 1984.
[54] Лоранс К. В этих руках. – М.: Монпресс, 2002.
[55] Там же.
[56] Женщина новой России: какая она? Как живет? К чему стремится? Аналитический доклад. Институт комплексных социальных исследований РАН. Российский независимый институт социальных и национальных проблем. М., 2002. С. 27. Курсив не мой – аналитиков.
[57] Там же.